Разрывая в клочья тонкий пеньюар и кокетливые нейлоновые чулки с кружевами, туловище и ноги не просто вытянулись – они обрели атлетическую мускулатуру и драконью бронированную чешую. Лишь высокая, идеальной формы грудь, подтянутый живот с маленьким пупком и аккуратное лоно остались женскими, белокожими, нежно-уязвимыми. Вместо рук в воздухе хлопали огромные полотна черных крыльев – пальцы кистей выросли, сделавшись суставами меж перепонок. Каждый из пяти пальцев оканчивался загнутым орлиным когтем. Всё это в мельчайших подробностях Северус уже наблюдал в трансляции первого тура состязания Трех Волшебников, когда шармбатонка Делакур показала свою вторую, истинную, ипостась. Но в прошлый раз это было где-то там, в записи, извлеченное из потайных уголков разума студентки. И безопасное. А здесь… Здесь он даже чувствовал запах птичьих перьев, которые покрывали бедра, плечи, шею и длинный жесткий хвост гарпии. Слышал, как шумит воздух и разлетаются какие-то бумажки с дальнего секретера при взмахе кожистых полотнищ. Видел в трех шагах от себя когти на ее ногах-лапах, стальными крючьями сверкавшие на фоне паскудно-розовых обойчиков.
Снейп не попытался сбежать или хотя бы укрыться от нее за креслом. Хуже того, он даже не шевельнулся, только адреналиновое буханье сердца в висках, ушах, горле и, Мерлин покарай, в пятках возвестили ему о том, куда ушла душа. А острая боль в позвоночнике и татуированной руке – где сейчас будет Грег, если эта десятифутовая скотинка не приземлится и не сядет на место хотя бы в облике мерзкой чиновницы. После обратившегося Люпина, которому испортили антиликантропное зелье, зельевар уже ни секунды не колебался бы и применил Сектумсемпру с отсеканием вейлиных голов при первой же попытке нападения.
|
|
Однако вернулась она опять в облик Петуньи Дурсль – как-то сразу, одной волной трансформации. Видимо, по-прежнему рассчитывая морочить его. Теперь тварь была еще и полностью обнажена – обрывки розовых тряпок валялись на пушистом розовом ковре у нее под ногами.
– И давно это с тобой? – поинтересовался зельевар надтреснутым голосом, и пересохшие от страха связки отреагировали резкой болью в горле.
– Что ты имеешь в виду? – вейла провела рукой по лицу и ниже – по шее и небольшим грудям, уже не таким упругим, как это бывает в юности, но аккуратным. – Эту твою подружку или мой настоящий облик?
– Я имею в виду всё.
– Всё – от мамы-вейлы, – Амбридж звонко хихикнула: – Классической вейлы, а не того убожества, которым вас потчуют магические справочники.
– Мне до Мерлиновой лампады твои генетические предпочтения. Я хочу знать, что надоумило тебя принять конкретно этот облик?
Очаровательно-стервозное лицо миссис Дурсль отобразило лукавейшую из своих улыбок, а прыткий язычок зазывно скользнул по верхней губе:
– Кажется, я поняла. Это не работает только в одном случае: в случае взаимной любви к кому-то другому. Уже интересно! Кто же та бедняжка, которую угораздило ответить искренней взаимностью такому, как ты, Эс-Ти? Она слепоглухонемая коматозница, которую ты держишь под Империо?
– Что ты несешь? Какая еще взаимность? – брезгливо поморщился Северус.
Он, конечно, читал об этой особенности вейл – их чары не действуют на тех, кто по-настоящему любит (и, соответственно, для кого это чувство взаимно – потому что не бывает настоящей невзаимной любви, в противном случае это тяжелая патология). Но для этого любить должны двое, а чтобы любили двое, должен быть жив и второй человек… Кажется, он перестает понимать происходящее – вообще, а не только в этой комнате.
|
|
– Взаимность «той», которую вы любите, а не которую хотите. Или «того», но это уже не наш случай: вейлы с геями друг друга не поймут никогда, – она снова села, потрясающе раскованная в голом виде, как может быть раскован только зверь, сознание которого неспособны испортить человеческие костыли морали и нравственности; прилегла набок, опираясь локтем на диван и по-кошачьи подобрав стройные ноги. Длинная, алебастрово-белая шея изогнулась, гордо поддерживая венчавшую ее светловолосую голову. Только теперь для Северуса стало очевидно: в ней есть что-то общее и с Нарциссой, и с Пандорой.
Внутри что-то дрогнуло. Вернон Дурсль может видеть такое каждый день в собственной спальне? Повезло же этой затекшей жиром туше… Будто услышав его мысли, блондинка улыбнулась с явным превосходством и легким движением головы отбросила прядь белокурых волос за плечо. Северус заставил себя опомниться:
– Как ты это сделала? Это какие-то видовые чары?
Вейла полюбовалась своими ногтями и длинными пальцами. Она играла и не слишком торопилась отвечать.
– Почти, Эс-Ти, почти. Во всех энциклопедиях нас причисляют к подвиду оборотней, но в каком-то смысле вейла родственна боггарту.
|
|
Амбридж была права: он о таком никогда не слышал. Простота ее признания сейчас, здесь, пугала. То, что она так легко выдает свои тайны, наводило его на очень дурные подозрения.
– Значит ли это, что собственной формы и самосознания у тебя тоже нет?
– Собственная моя форма только что едва не вызвала у тебя сердечный приступ, – Долорес-Петунья жестом изобразила клюв. – Я говорю про форму, перед которой не способен устоять ни один нормальный мужчина, – она с издевкой подчеркнула это свое «нормальный». – И ты ведь уже догадался, почему, Северус? Да, да, вейла принимает облик женщины, которую он мечтает заполучить в свою постель. Может быть, даже сам еще не зная об этом. Речь идет не о любви: вейл это дерьмо не интересует. Только ради той, которую хотите здесь и сейчас, вы способны на любой идиотский поступок.
Снейп не подал и виду, насколько ошеломлен. Не тем, что она умеет это делать, а внезапным для себя открытием новой собственной слабости. Усилив щиты, он выдавил:
– Откуда ты знаешь ее?
Вейла ответила смехом и привстала со своего места:
– Я не знаю ее. Моя природа настроена добывать нужный облик из тайников ваших помыслов. Это происходит само собой, как у боггартов.
После этих слов она сползла на пол и стала красться в его сторону на четвереньках, глядя исподлобья и откровенно рисуясь. Это было как в какой-то бездарной ролевой игре из порнофильма и совершенно не вязалось с Петуньей – при всей своей стервозности она никогда не опустилась бы до подобной пошлятины. Даже, он уверен, в постельных развлечениях. Северус скроил самую отталкивающую из арсенала своих гримас, лишь бы эта дрянь не вздумала лезть на рожон:
– И что, всё кончается тем, что вы до смерти запиликиваете своих избранников, когда они клюнут?
– Ну зачем же так печально? – она медленно и неотвратимо приближалась к нему, как змеелов к кобре, а тон сделался обычным – приторным, как патока. – Мы, в общем-то, безобидные девочки, а не коварные суккубы. К чему переводить добро впустую? Вам хорошо – и нам хорошо.
Достигнув его кресла, Долорес распрямилась во весь рост. В смысле – во весь рост Петуньи, а не свой. Он старался не смотреть ниже ее подбородка. Всё-таки рассудок рассудком, а физиология физиологией, иногда они друг с другом не общаются. Особенно когда теплый свет люстры обволакивает бархатные выпуклости и мягкие впадинки обнаженного женского тела. Не просто какого-то там тела, а… Стоп! Немедленно стоп!
– А зачем устраивать весь этот спектакль передо мной? Лучше меня вариантов не нашла и совсем отчаялась?
Долорес попыталась притронуться пальцем к его скуле. Снейп отстранился, перехватил и резко отшвырнул ее руку от своего лица.
– Считай, что этот шантаж был шуткой, Эс-Ти. Всё-таки я трезво оцениваю возможности своего, так сказать, официального облика, и вряд ли ты согласился бы просто по-соседски заглянуть на чашечку кофе к старой Жабе-Амбридж.
– К чему тогда тебе именно такой «официальный облик»?
– Потому что я не дура. Вейлы, у которых мало мозгов, выбирают внешность красоток, привлекают к себе внимание, а потом жалуются, что никто не воспринимает их всерьез. Но, сказать по правде, я знавала одну порнозвезду, которая по окончании карьеры всё-таки пробилась сначала в магловскую, а позже, при демократичном Фадже, и в нашу политику.
– Иными словами, ей даже не пришлось менять сферу деятельности и принципы работы?
– Ну, не скажи. Делая реальный минет, работать языком ей приходилось на порядок меньше. А нравилось ей это во сто крат больше. Да и пользы…
Снейп не удержался и фыркнул. А она и вовсе расхохоталась.
– Мы остановились на том, на кой черт тебе понадобился именно я. Тем более, если твой намек на компромат был только блефом, в чем я сомневаюсь.
Она развернулась, пружинистой походкой перешла от него к торчавшей из стены мраморной консоли – разумеется, мрамор, как и всё в этой бордельной комнате, был розовым – и налила из стоявшей там бутылки вина в два высоких бокала.
– Как насчет того, чтобы промочить горло?
– Устрицы есть? – не удержался он.
Устрицами в их время называли в Хогвартсе девчонок, которые давали всем подряд – все, даже те, кто с ними не спал, знали, как выглядят их половые органы. Долорес училась на несколько курсов старше него, но не могла об этом не слышать. Однако она и ухом не повела.
– Я небольшая поклонница морепродуктов. Даже, как это ни странно, кальмаров, – вейла сделала характерный жест, обрисовывая воображаемую тушку упомянутого животного, и движением, не терпящим отказа, подала ему вино. – Как ты можешь догадаться по моей легальной внешности, мой отец тоже далек от канонов красоты. Но он очень сильный колдун, за что на него в свое время пал выбор моей матери-вейлы. Алчный до знаний, богатства, признания, как ты… и ничего не реализовавший в итоге, на склоне лет впавший в скорбь – как и ты. Ты понимаешь, к чему я веду?
Снейп взболтнул жидкость в своем бокале. Интересно, она просто не успела придумать убедительную причину, поскольку не сомневалась в обворожительности своего метода, или ей настолько плевать, что не хотелось утруждать себя такой чепухой? В любом случае, это какая-то дичь. Он поднес вино к губам. Амортенцией не пахнет, да и вообще пахнет только обычным для таких напитков букетом, но кто в здравом уме станет подмешивать в питье алхимику примитивный яд? И он здесь был – Северусу хватило мгновенной вспышки в серо-голубых зрачках Петуньи. Амбридж неспешно, глоток за глотком, осушала свой бокал и пристально наблюдала за ним.
Сыграем в слизеринские игры, Долорес? Так тому и быть. Снейп впустил в рот немного вина, а дальше воспользовался своим излюбленным и пока еще никем не рассекреченным приемом уничтожения жидкости до того, как ее проглотить. Это прекрасно срабатывало даже у Дамблдора с его несносным чаевничанием. Из того, как от соприкосновения вина со слизистой взбесился Грег и как задергало проклятую Лестрейнджем руку, Северус сделал вывод, что это была убойная отрава. Но вряд ли быстродействующая, судя по невозмутимости Амбридж, которая не ждала, что он сейчас же рухнет на ее чудовищный ковер и изойдет пеной в мучительных конвульсиях.
– Я согласен, но только если что-то получу взамен, – ставя пустой бокал на подлокотник кресла, в которое так и не присел, зельевар пристально посмотрел ей в глаза. – Что-то весомое. Что ты можешь мне предложить?
– Клятву о молчании. Подойдет?
Он театрально вскинул бровь:
– Пожизненный обет молчания? Как сурово для чиновника: ты же разоришься…
– Ты знаешь, о чем я. Мы оформим сделку: я получу от тебя то, что нужно мне, а ты не будешь разоблачен перед нашими соратниками как двойной шпион. И Повелитель не узнает – по крайней мере, от меня – что ты лгал ему насчет бездарности мальчишки Поттера.
Последняя фраза чуть не ослепила его. Он не пошатнулся лишь чудом.
– Поттер? При чем тут наша дутая знаменитость?
– Позволь я оставлю подробности при себе. Если мы договоримся, то завтра утром, уходя отсюда, ты получишь мои воспоминания, а я полностью забуду о том, что узнала о тебе. Как я понимаю, ты согласен. Кхем-кхем?
– Согласен. Но коль уж я немного знаком с медициной, должен предупредить, что для таких вещей нужен определенный день, и то не факт, что всё произойдет по твоему хотенью.
– Сегодня определенный день, – с нажимом и уже без привычной слащавости заявила Долорес, а затем призвала к себе свою палочку с рубиновым навершием. – Об остальном позаботится, – она слегка повращала ею в воздухе, – магия. Мы заключаем сделку, или у тебя еще есть какие-то вопросы?
– Вопросов нет.
Так и не поняв, был этот план отговоркой, или Амбридж действовала всерьез, Северус механически протараторил вместе с нею слова древней клятвы волшебников, призвав в свидетели саму магию. Договор вступил в силу сразу. Снейп бросил взгляд в зеркало и снова подивился нелепости ситуации: он, закутанный с головы до пят в черную мантию – и с торжественным видом клянущаяся рядом с ним полностью обнаженная дама. Когда с формальностями было покончено, она поманила его в спальню. Северус подумал, что если и там всё будет таким же розовым, он испустит дух уже безо всякого яда.
К счастью, там была полутьма, и вейла не стала церемониться, а сразу затащила его в постель. Открепив языком от верхнего зуба мудрости крошечную магловскую капсулу из аптеки, дополнительно запечатанную парой фиксирующих и влагоотталкивающих чар, зельевар незаметно раскусил корпус и позволил абсолютно безвкусному сухому экстракту смешаться со слюной. Снейп ни на секунду не поверил ее клятве, к тому же ему не давала покоя оговорка Амбридж о Гэбриеле. Выяснить всё до конца можно было только одним способом. К тому же, «милочка» уж слишком загостилась в Хогвартсе. Да и на своем посту в Министерстве – тоже…
Целовать ее смахивало на акт скотоложства. Мнительного, брезгливого в определенных вопросах Снейпа не смог обмануть даже приятный глазу облик и благовония, которыми пропах ее будуар. Стараясь изобразить хоть какое-то подобие желания и страсти, чтобы Амбридж поверила в действие своих чар, он загнал ей язык чуть ли не по самые гланды, позволяя дурманящему порошку обильно перекочевать в пасть вейлы, и даже прикусил ее нижнюю губу.
Система«Лазарус» снова включилась, ведь часть яда проникла и в его организм. Что ж, хоть будущая расплата за «покровительство» Грега и неминуема, но это того стоило.
Вейла застонала, не понимая, что перед глазами у нее плывет не только от сладострастного предвкушения. Которое даже тенью и на краткий миг не посетило его за всё время общения с нею. Надо успеть прошерстить память Амбридж, пока она еще в сознании. Северус подмял ее под себя и придавил к кровати. Это следовало сделать, чтобы, несмотря на серьезный риск, обездвижить тварь. Но Долорес не сопротивлялась – ни физически, ни ментально – и он врезался в ее мозг с той же неотвратимостью, с какой нож способен войти в пудинг.
Ее мышление настораживало. Пограничное состояние между человеком и зверем диктовало свои условия: на инстинктах она делала так много, что это почти не оставалось в памяти человеческой ипостаси. Люпин говорил что-то о мышечных рефлексах… ну да и черт с ними. Снейпу еще никогда до этого не приходилось иметь дела с прочтением мыслей животных. Наибольшую часть ее существа занимала безбрежная похоть. Тварь не гнушалась ничем – ни возрастом, ни душевным состоянием своих жертв. Вот что значила подавленность многих парней-студентов – того же Лонгботтома, Коронадо, двоих семикурсников из Гриффиндора…
Какие-то эпизоды в «человеческой» зоне разума Амбридж были вымараны или подменены, какие-то она пыталась восстановить и ей это частично удалось. Один обрывок задел внимание Северуса узнаваемостью. Физиономия еще довольно молодого Родерикуса Лестрейнджа – тот что-то сует ему в руки (то бишь в руки Долорес, которая стоит перед ним и видит его своими глазами) и неразборчиво объясняет, что с этим делать. После некоторого пробела – кусок пергамента на столе, на котором она выводит чернилами фразу «У тебя четверть часа, придурок. Пока танцуешь – живешь », а затем подливает отраву в тыквенный сок малолетки-слизеринца. Следующий фрагмент – снова Родерикус. Он что-то подписывает и добавляет:
«Пока только так, мисс – младший стажер в Секторе борьбы с неправомерным использованием магии».
«Благодарю, сэр. Без вашей протекции у меня не было бы и этого».
«Да, вейла в Министерстве – это в некотором роде нонсенс. И постарайтесь, чтобы мои хлопоты не канули всуе и чтобы ваше происхождение никогда не всплыло на поверхность. Я думаю, не мне вас учить, как этого избегнуть».
«Премного вам благодарна, мистер Лестрейндж!»
«Давайте обойдемся без имен», – морщится Веселый Роджер, и картинка тонет в густом тумане забвения.
Вейла стремительно погружалась в предтерминальные видения. Надо очень торопиться и вытряхнуть из Жабы всё возможное. Чтобы облегчить работу своему хранителю, Снейп осушил запасенный пузырек с противоядием. Лишь после этого он влепил пощечину Амбридж, заставляя ее очнуться, и заглянул в мутные от дурноты, но по-прежнему знакомые с самого детства голубые глаза Петуньи. Когда ее взор сконцентрировался на его лице, Северус спросил:
– Ты говорила о Поттере. Что тебе о нем известно?
Амбридж промямлила какой-то бред, но не это главное. А главное в том, что она после этого невольно вспомнила. События произошли совсем недавно, пару часов назад, в комнате неподалеку отсюда. Снейп едва не закричал, увидев, что творится с сыном. Она взламывала разум мальчишки с той же лихой яростью, с какой полудикий суеверный вандал громит античные шедевры. А парень сопротивлялся. Изо всех сил. Выжигая остатки своей магии на пределе возможностей и за их пределами – ему еще нет и шестнадцати. Чаще всего это были стихийные вспышки самозащиты. Мерлин, да что же ты творишь, Гэбриел?!
– Где эта комната? – прошипел Северус, впиваясь костлявыми пальцами, словно клыками, в болевые точки у нее под челюстью. – Быстро, сука! Где комната?
Амбридж вытаращилась на него бессмысленными прозрачно-желтыми глазами с вертикальным зрачком и попыталась оскалить острые пираньи зубы, но Снейп лишь глубже всадил пальцы ей в глотку. Судорога прокатилась по ее телу. В последней попытке спасти жизнь вейла начала трансформироваться в свой реальный облик, и зельевар не имел понятия, как это остановить. Она должна выдать, где прячет Гэбриела. Когти преображающихся рук Амбридж беспорядочно полосовали воздух, и несколько ударов досталось его спине и бокам, но Северус этого почти не заметил, потому что был очень занят ее головами, спасаясь от громадных загнутых клювов, которые норовили вырвать ему глаза. Они боролись молча, свившись в единое существо – человеко-птице-рептилию. И, даже у отравленной, у громадной сильной гарпии было намного больше шансов уничтожить своего противника. Она ползла на спине, пытаясь выкарабкаться из-под него, он же опутывал ее собой, не позволяя выскользнуть, а когда твари, мечущей крыльями и щелкающей клювами, всё же удавалось раз-другой-третий опрокинуть его, увлекал ее следом, делал кувырок и опять оказывался наверху. Магия плохо действовала на оборотня – поэтому и Гэбриел никак не мог отбиться от нее даже стихийной самозащитой, хотя иные неконтролируемые выплески его магии в раннем детстве бывали разрушительней взрыва бомбы.
Наконец Амбридж ослабла, яд делал свое дело. Вяло подергиваясь, крылья раскинулись в разные стороны, шеи обмякли, уронили головы на кровавое месиво постели. Истерзанный, Снейп снова принялся за легилименцию:
– Где эта сраная комната и Поттер?
Северус не знал, как получилось пробиться в человеческую часть мозга полностью перекинувшейся вейлы. Или везение, или что-то иное. Он не силен в дамблдоровских сантиментах…
Комната была в двух шагах – всё это время бесчувственный Гэбриел находился там и даже мог бы их слышать. Зельевар спеленал Амбридж обездвиживающими чарами и скатился с постели. Тошнота сгибала пополам, жить не хотелось, изувеченное тело болело каждой клеткой. Но глаза он сберег, идти еще мог, а это главное.
Дверь распахнулась наотмашь, но примотанный к огромному пню мальчишка даже не вздрогнул: он висел без сознания. Северус подбежал к нему. В эту секунду все чучела, которые были в комнате, словно взбесились и накинулись на них стаей фрактальных гарпий-Амбридж. Снейп упокоил их обычным некромантским заклинанием и стал распутывать Гэбриела. В какой-то момент сын пришел в себя, увидел его, потянулся и, обняв, вымолвил бескровными губами, что она ничего не смогла с ним сделать – не пробилась.
– Тише, тише, – прошептал Северус, снимая его с пыточного кресла и оттягивая на себя – откуда только взялись силы, сам едва держался в вертикальном положении.
Ноги мальчишки подогнулись, и он просто повис на шее у отца. Снейп остановился, собираясь с силами. Применять к сыну какие-то заклинания до диагностики он боялся – просто крепче перехватил его за талию и вскинул повыше. Так голова Гэбриела удачно обосновалась у него на плече, а волочащиеся конечности уже не мешали идти им обоим. «Тише, тише», – зачем-то повторял и повторял Северус, перетаскивая парня в соседнюю комнату. Как только они вышли за дверь, проход исчез – затянулся в стене, словно никогда его там и не было.
Оставлять сына в одной комнате с этой тварью, пусть даже на время, зельевар не посмел. Несколько лишних шагов были для него сопоставимы с несколькими лишними милями босиком по раскаленным угольям, но он всё равно дотащил свою ношу до того кресла в розовой гостиной, куда его самого безуспешно хотела усадить хозяйка апартаментов. Перед этим осмотрительно проверил: кресло оказалось без подвоха. И только когда Гэбриел был размещен на мягком сидении, Северус бросился к умывальнику, где его едва не вывернуло наизнанку. <i> Грег</i> терзал нутро, мстительно проверяя каждую жилку на отравление и явно вознамерившись заставить хозяина выблевать в раковину вместе с кровавой желчью и жизненно важные органы. Но, наверное, впервые за много лет симбиоза Снейп был благодарен ему за вынужденную жестокость. Сделать нужно еще многое. Нужно <i> успеть</i> сделать еще многое.
Когда рвотные спазмы стихли, он, качаясь от слабости, вернулся к Гэбриелу и, дрожащей рукой наведя на него палочку, наконец-то провел диагностику. Физически юноша был почти невредим, если не считать нарушенного кровообращения в конечностях, которые долго находились в тисках веток ясеневого пня. Еще был нервный шок от пережитого напряжения – это тоже поправимо. Но... То, что Снейп заподозрил сразу, еще при просмотре мыслей старой гадины, однако не хотел верить – это было оно. Похоже, Гэбриел, защищаясь от Амбридж, истребил в себе магию – пережженные нервные окончания почти полностью утратили необходимую для колдовства чувствительность. У магов это в девяноста девяти процентах случаев необратимо и приводит к инвалидности. Калек такого сорта называют сквибами и, как водится, стыдливо прячут от волшебного сообщества. Но он жив! А на волшебное сообщество… Да плевать с высокой башни на всё это долбанное сообщество. В какой-то миг Северус даже испытал облегчение – теперь Гэбриел сможет просто уехать отсюда, Магбритания, оставшись ни с чем, выпустит избранную жертву из стальных когтей. Вслед за этим он устыдился своего эгоизма: каково будет парню – после всего, чему он научился, что испытал на себе за эти годы… Да произойди это с ним самим, со Снейпом – он спрыгнул бы с той же высокой башни вниз головой. Испробовав чудес магии, безболезненно расстаться с нею невозможно.
Гэбриел снова открыл глаза, даже попытался улыбнуться, повторил дважды, что «она» ничего из него не выжала, и на ресницах его блестели слезы радости. Что же ты наделал… Да пусть бы эта сука узнала всё – чем теперь ты узнаешь о том, что искалечен на всю жизнь. Что было бы с Лили, узнай она, что я допустил такое…
– Руки… не чувствую их, – шепнул Гэбриел, виновато кривя губы в подобии улыбки. – Она психопатка, пап. Я даже не думал, что такое возможно… Она конченная… А… где мы?
Нужно срочно восстановить кровообращение, ему нужна теплая ванна, зелья… и, по идее, целители из Мунго. Правда, хоть в Мунго, хоть где-либо мальчишке вряд ли теперь помогут. А здесь еще надо куда-то девать вейлу, которая могла и не сдохнуть – может быть, этот яд для них даже не смертелен. Мерлин, как достал весь этот зоопарк Хогвартса: не срачка, так болячка!
– Ты весь в крови! Пап!..
– Сейчас тебя переместят ко мне в комнату, – шепнул Северус, поднимаясь с колен, но продолжая держать Гэбриела за вспухшие, лиловые от сплошного кровоподтека руки. – Жди меня там, – он выпрямился и громко произнес, представив себе ушастую мордочку Малфоевского домовика. – Добби!
Эльф возник перед ними и поклонился обоим японским болванчиком:
– Хозяин Северус! Хозяин Гарри! Я готов служить, – он вертел головой, внимательно глядя на того и на другого.
В глазах Гэбриела на миг мелькнуло недоумение, почему чужой домовый эльф называет их хозяевами, сменившееся, впрочем, почти сразу догадкой. Даже в таком состоянии его когтевранская сущность продолжала функционировать независимо от затравленного разума. Да, еще после их посещения дедовского дома парень абсолютно точно предположил, что Добби мог иметь отношение к семейству Принц и именно поэтому проявлял такое участие в том, что касалось самого младшего из его представителей. Так и было: несколько поколений предков Добби в самом деле верой и правдой служили нескольким поколениям Принцев. После изгнания Эйлин в мир маглов унаследованное ею имущество было отчуждено в пользу государства, а родителям Добби – предложены места в Хогвартсе. Однако те отказались и предпочли Блэков, Сигнуса III и Друэллу, которые не так давно сочетались узами брака. По древнему закону, эльфы имели право выбора господ. Когда Нарцисса, за которой был закреплен в качестве слуги совсем еще юный Добби, вышла замуж за Малфоя, эльф последовал за нею вместе с остальным полагающимся приданым и с тех пор жил в доме Люциуса. Но волшебные связи не пропадают в никуда, особенно те, что крепли веками. И стоило Нарциссе обратиться к Добби с приказом разобраться в том, с чем или с кем связан ее Непреложный обет, в эльфе пробудилась память, которую у маглов назвали бы генетической. Он и сам не осознавал, что делает – но интуитивно знал, что нужно делать. Это как идти по бревну с завязанными глазами: если веришь в свое чутье и не задумываешься над риском свалиться в пропасть – дойдешь до другого берега. Так он и кинулся очертя голову сначала отговаривать Гэбриела от поездки в школу на втором курсе, а потом – спасать того в Тайной комнате. Да, Непреложный обет, который когда-то давала Нарцисса, был связан с сыном Северуса и Лили – и такой же встречный обет дал в то время Северус и в отношении Драко, и в отношении Луны Лавгуд. Это была идея Пандоры. Они все цеплялись тогда за соломинки, дарующие хоть какую-то возможность выжить в беспросветном хаосе Магбритании начала восьмидесятых. Уцелеть – если не самим, то хотя бы младшему поколению, о котором позаботится более удачливый из старших.
Снейп дал Добби необходимые распоряжения, что нужно будет сделать с Гэбриелом после перемещения в крыло Слизерина – какие зелья дать выпить, какие залить в ванну и как потом следить за состоянием парня. Эльф раскланялся, но по выражению мордочки было видно рвение, которое он едва скрывал: не каждый день и не каждому домовику на голову сваливается такая (!) миссия. Добби был невероятно рад и теперь считал, что не зря проживает свою жизнь. Северус даже испытал что-то вроде зависти.
Когда Добби с мальчишкой трансгрессировали из комнаты Амбридж, зельевар наконец-то получил возможность заняться своими увечьями. Он не стал раздеваться – всё равно там сплошное месиво, ужас для любого колдохирурга, любящего штопать ровненько и «козликом». Поэтому проще прочесть мантру пепельника (Лили вбивала ее ему в голову большой колотушкой, шантажом и добрым словом: «Если ты не зазубришь это, Сев, как праведник молитву, я буду говорить о тебе в прошедшем времени! ») и залатать Консуо разодранную одежду. Стало чуть полегче, только волосы совсем слиплись от подсохшей крови. Очень хотелось лечь. До трясучки.
Северус вошел в будуар Жабы и, усилив освещение, посмотрел на вейлу. Она всё еще была жива, хоть и обездвижена заклинанием. Вероятно, яд на время вывел ее из строя, но убить не смог. Спеленав ее простыней и покрывалом, он поднял бесчувственную тварь Левикорпусом и снял с кровати на пол. Нужно было уничтожить все следы своего пребывания в ее апартаментах, чем он и занимался еще минут десять, перепроверяя самого себя, потому что дурнота сильно мешала сосредоточиться.