А также упустит момент прощания со своей женщиной.
Обеспокоенный тем, что ждало его впереди, Шак сделал еще два поворота налево и, завернув за последний, подумал о Никс, которая проникла в тюрьму самостоятельно и проявила смекалку, запоминая свой путь внутри и двигаясь только в одном направлении.
Именно об этом он думал, когда подошел к арке с белыми метками.
Шагнув под изгиб в скале, он повернул еще раз налево и вошел в зону Надзирателя через стальную дверь. По другую сторону он небрежным жестом сунул руки в карманы тюремных штанов, но не с целью имитировать, что происходящее было для него обычным делом. Он хотел, чтобы его ладонь лежала на прикладе пистолета, который он взял у Кейна. Оружие принадлежало одному из охранников, аристократ подобрал его после того, как Шак связал их и обезоружил. Он радовался тому, что его друг был так чертовски обстоятелен.
Сделав еще один поворот, Шак замедлил ход, приближаясь к меблированной камере. Его сердце застучало, когда он остановился и посмотрел сквозь стальную сетку.
Пусто. Что имело смысл, учитывая изоляцию. Фактически, он был готов поспорить, что, когда он и Никс впервые пришли сюда, Надзиратель уже знал о проникновении, мертвом охраннике и проблеме, и предпринял меры для контроля риска… вот почему камера уже была пуста.
Некоторыми вещами Надзиратель не рисковал.
Он снова двинулся в путь, но не успел уйти далеко, как его инстинкты забили тревогу, и он уловил пару запахов, двигающихся в его направлении. Несколько мгновений спустя на его пути встали двое охранников. При их приближении он сделал вид, будто игнорирует их, и смотрел в сторону, полагаясь на свое периферийное зрение, чтобы отследить их силу, оружие и походку.
Они торопились, но оружие было в кобуре. И хотя их головы повернулись в его направлении, они тут же отвернулись обратно.
– Добрый вечер, господа, – протянул он, проходя мимо них.
Это было именно то, что он сделал бы и сказал, если бы не занимался сейчас контрабандой той самой женщины, которую искали эти двое и вся остальная охрана на смене.
То, что они не ответили, его обнадежило. Он хотел, чтобы все прошло без происшествий.
Подойдя к развилке в коридоре, той, где повернув направо, можно дойти до Стены, он вспомнил, как Никс прикоснулась кончиками пальцев к имени своей сестры… и подумал, что спас бы ее сестру, если бы мог. Отвернувшись от того места, куда они ушли, Шак направился в отремонтированную часть туннеля, с напольным покрытием, отделанными стенами и искусственно подогреваемым воздухом. Вход на пост охраны был закрыт, и отсутствие болтовни за двойными стальными дверями предполагало, что все или почти все парни были вызваны по тревоге.
Не сбавляя темп, он освежил в памяти план, прогоняя этапы, и к тому времени, когда подошел ко входу в рабочую зону, был готов…
– Меня ищешь?
При звуке низкого угрожающего голоса Шак остановился… и надеялся, что его разум сыграл с ним злую шутку. Однако запах сандалового дерева опроверг эту возможность.
– Ты пропустил поворот в мои покои. – Шаги приблизились, и, когда он не стал смотреть через плечо, тон стал резче. – Разве ты не собираешься обернуться?
Задняя часть его шеи напряглась, а верхняя губа дернулась, когда клыки выступили из десен. В кармане рука сжала рукоять пистолета, пока он вычислял расстояние, звук и реакцию. Если он застрелит Надзирателя здесь, в коридоре, если он убьет садиста-ублюдка прямо у пункта охраны? Шум привлечет слишком много внимания, и он лишь предполагал, что там никого не было...
Как по команде, из рабочей зоны вошли двое охранников. Как только они увидели его и Надзирателя, то сразу остановились.
Когда тот, что справа, кивнул и продолжил идти, стало ясно, что Надзиратель отпустил их обоих, и они прошли мимо, даже не взглянув на него.
Лишь когда их шаги стихли, Шак встретился лицом к лицу с фигурой, закутанной в черное… и, сделав это, он очистил свой разум от всех мыслей, оставляя лишь ненависть к тому, что стояло перед ним.
Смех, исходивший из-под капюшона, напоминал шипение змеи.
– Мне нравится, как ты меня ненавидишь. – Задрапированная рука поднялась и указала на запертую стальную дверь. – Мои покои там, тебе это прекрасно известно. Сейчас мы идем туда. Я хочу то, что можешь дать мне только ты.
Шак оглянулся через плечо в том направлении, куда его направили.
Минутой раньше он бы избежал этого перекрестка. Тридцать секунд тоже могли помочь.
– Позвать для тебя помощь? – послышалось низкое рычание.
Крепче сжимая пистолет, он молился, чтобы Никс сделала то, что обещала. Он молился, чтобы она спасла себя.
Потому что он, вполне возможно, достиг конца своего пути.
Глава 32
– Сюда, – тихо сказал Кейн.
Никс стиснула зубы и попыталась сориентироваться. Теперь они спешили, быстро двигались бок о бок, пока он вел ее глубже в ту часть тюрьмы, которую она не узнавала. Тот факт, что туннель становился все уже, а чужие запахи – заключенных или охранников – тусклее, заставил ее осознать, насколько они далеки от намеченного планом пути.
И как далека она была от Шака...
Кейн остановился без предупреждения. И обходя его, Никс нащупала под свободной туникой оружие.
Обернувшись, она наставила на него пистолет.
– Куда ты меня ведешь?
Одна из голых лампочек оказалась прямо над ним, поэтому по его лицу было трудно что-то прочитать. Под бровями залегли тени, так что его глаза были скрыты, и темные одежды заставляли его выглядеть еще более угрожающе.
– Сейчас, сейчас. В этом нет необходимости.
– Я выстрелю тебе в лицо. Мне плевать. И ты увел нас так далеко от Улья и всех остальных, что никто не услышит выстрела.
Кейн спокойно посмотрел на дуло девятимиллиметрового.
– Дорогая леди, я пытаюсь спасти тебя.
– Я хорошо знаю, как умеет лгать Глимера. И ты увел меня с намеченного пути, увел подальше от Шака. Такого в плане не было.
Пол под ней странно завибрировал, подошвы ботинок передавали вибрации к ступням и выше к голени. Но она не смотрела вниз. Она не сводила глаз с укрытых капюшоном глаз аристократа.
– Верни меня к Шаку, – потребовала она.
– Я не могу, – тихо сказал Кейн. – Слишком поздно.
Снова грохот, а затем с потолка туннеля посыпались мелкие камни и пыль.
– Верни меня к нему прямо сейчас, черт…
Без предупреждения ее отбросило к стене взрывной силой землетрясения. Пистолет, что подарил ей дед, чуть не выскользнул из рук, и в этот момент Кейн пригнулся и бросился вперед, обхватив ее за талию. Они боролись за оружие, в то время как земля продолжала двигаться под ногами, превосходящая мужская сила побеждала, а она никак не могла найти выигрышную позицию.
Как только камни начали падать, он схватил ее за руку, вывернул за голову и придавил.
Никс подняла голову как раз в неподходящий момент и поймала фрагмент каменной стены пещеры размером с футбольный шлем прямо своим затылком. Боль взорвалась в черепе, и дух борьбы покинул ее. Когда ее тело обмякло, Кейн выхватил пистолет и потащил ее куда-то. Зрение затуманилось, носки ее ботинок то появлялись, то исчезали перед ее глазами, и она велела себе взять себя в руки и освободиться…
Самый яркий свет, который она когда-либо видела, вдруг устремился ей на лицо.
Это было Забвение.
Это должно быть Забвение.
От грохота в голове ее мысли путались, но она знала довольно хорошо, что ослепительный свет означал, что она умирает, и к ней подступала мистическая вечность Девы Летописецы, чтобы забрать ее с собой.
Дальше будет дверь.
Будет туман и дверь. Ее дядя по отцовской линии испытал клиническую смерть буквально за сутки до реальной. И он был в сознании, чтобы описать увиденное.
Яркий свет. Туман. Дверь.
В тот первый раз ее дядя помедлил у двери… и стал прошедшим [9]. Но когда Забвение вернулось за ним, он решил открыть эту дверь. Если открываешь и переходишь? То навсегда остаешься на другой стороне... там обретаешь своих близких, тех, что ушли когда-то, и они ждут тебя. Там будет ее отец, ее мамэн и бабушка тоже. И Жанель.
Боже, было бы хорошо снова увидеть сестру и родителей, хоть ее и беспокоило то, что Пойзи останется с их лжецом-дедушкой... черт, и Шак. Хотя у них не было будущего, она не хотела умереть практически у него на руках. Словно это было дополнительным бременем к и так уже плотно набитому мешку их жизненного дерьма…
Послышался рокот, который все нарастал.
А потом… запах газа? Как будто землетрясение повредило бак с горючим, из которого заправляли грузовики, о которых они говорили?
Может, судьба обернулась против Кейна.
Может, они оба умрут сегодня вечером, даже если у него и был заряженный пистолет.
***
Когда Шак вошел в личные покои Надзирателя, его взгляд упал на огромную кровать. В четырех суровых стенах она возвышалась над аскетичным пространством.
Стальные цепи, свернутые в каждом из четырех углов, вызывали в нем ярость.
– Вытащи руки из карманов, – приказал Надзиратель.
Он приблизился к матрасу. Единственная простыня укрывала мягкую поверхность, и стоя перед местом, где его столько раз раскладывали, он думал о Никс… но ему пришлось быстро вычистить ее образ из своего сознания. Некоторые вампиры умеют читать мысли. Даже если Надзиратель не умел, то он определенно мог считать выражение его лица.
Раздался щелчок.
– Я хочу видеть твои руки прямо сейчас.
Шак оглянулся через плечо: рядом с Надзирателем стояли двое охранников.
– Не рано ли подкрепление? – Шак негромко рассмеялся. – Тебе не кажется, что они могут понадобиться в другом месте?
– Я тороплюсь. Они помогут тебе занять позицию – после того, как ты вытащишь руки из карманов.
Шак и раньше испытывал гнев. И ненависть. Он был в ситуациях с Надзирателем, когда он был унижен настолько, что казалось ниже падать уже некуда. Но никогда еще он не чувствовал такой всепоглощающей ярости…
Пистолет выплюнул транквилизатор с характерным звуком и, услышав его, он проклял то, что гасило сейчас его эмоции. Не было времени думать или чувствовать. Укол боли в грудной мышце служил визитной карточкой последующего транса, и почти сразу его тело обмякло, и он рухнул на пол.
Хуже всего было то, что, несмотря на потерю контроля над телом, разум оставался ясным. Поэтому он полностью осознавал, что Надзиратель приблизился к нему вплотную.
Капюшон повернулся к охранникам.
– Оставьте меня. Стойте у двери.
Раздался щелчок, когда его заперли наедине с Надзирателем, а затем его оседлали, черная драпировка качнулась, когда черный ботинок приземлился рядом с его телом. Капюшон двигался вперед и назад, пока он качал головой.
– Ты принес сюда пистолет. Ты разочаровал меня.
Надзиратель склонился над ним, и Шак почувствовал, как его руку подняли и отбросили в сторону, ладонь ударилась о пол, приземляясь мертвым грузом. А потом оружие оказалось перед его лицом, так близко, что если бы он сосредоточился на нем должным образом, его глаза бы окосели.
– Это. Ты принес это мне. – Из другого рукава появилась другая рука, и Надзиратель проверил оружие. – Он заряжен… и он местный. Ты принес в мой дом гребаный заряженный пистолет одного из моих охранников?!
Надзиратель занес девятимиллиметровый над плечом, и Шак приготовился к удару рукояткой…
До того как последовал удар, Надзиратель оторвался от него и зашагал вокруг, черная мантия развевалась из-за яростных метаний. В своем параличе Шак получал удовольствие от этого гнева…
Надзиратель резко остановился.
– Ты думал убить меня? Думал, придешь сюда и прикончишь меня? Ты, у блюдок.
Пистолет был направлен прямо на него, дуло чуть дрожало.
Шак уставился в черную дыру, откуда должна была вылететь пуля. В его жизни было несколько моментов – не много, но они случались – когда он на короткое время уверовал, что умрет: во время болезни, еще в молодости. Во время превращения. А потом еще дважды с тех пор, как попал в тюрьму.
Но ничего подобного с ним еще не случалось.
Из-под капюшона Надзирателя раздался гортанный рев, когда пистолет выстрелил, и не один раз, а много, и Шак был полностью парализован. Его могла спасти разве что каменная стена. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп …
Внезапно пистолет направили на дверь, и Надзиратель заорал:
– Убирайтесь! Прочь отсюда, пока я вас не призову!
Дверь захлопнулась, вероятно, потому, что охранники побоялись, что им подадут свинец в качестве Последней Трапезы.
Надзиратель подошел к Шаку, взял пистолет двумя ладонями и направил дуло ему в лицо. С такого расстояния его голова взорвется, как дыня, когда тот нажмет на курок.
И пока Шак размышлял о своей смерти, его самым большим сожалением было то, что он не узнает, благополучно ли выбралась Никс. Что он не мог спасти ее. Что…
– Открой свои глаза! – закричал Надзиратель. – Ты откроешь глаза и будешь смотреть на меня, пока я буду тебя убивать…
Он и не подозревал, что закрыл веки, но снова открыл их, потому что не хотел быть трусом. Он будет смотреть своей смерти в лицо. Все это время он знал, что этим все закончится, и столько всего было на его совести, на его сердце. Только было уже слишком поздно.
Надзиратель наклонился еще ближе.
– Ты сам сделал это с собой. Ты выбрал это…
Шак застонал, отрицая.
– Сволочь. Гребаный ублюдок! – залаял Надзиратель.
Раздалось еще несколько выстрелов, и Шак не дрогнул… и не только потому, что ему дали наркотик. Он смотрел прямо на капюшон, на сетку, закрывающую лицо. Ирония заключалась в том, что Надзиратель пострадает больше, чем он. Гнев и жажда возмездия – чувства преходящие, а вот его смерть уже не обратить. Последуют эпические сожаления, и что, если Забвение существует? За все свои деяния Надзиратель отправится в Дхунхд. Для него дверь Забвения будет закрыта. Тем временем Шак будет ждать Никс. Целую вечность он будет ждать свою женщину, своего боевого ангела, который показал ему, что в какой бы ловушке он не находился, его душа остается навсегда свободной.
Свободной любить ту, кого он хочет любить.
Никс.
– Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Пули прекратили рикошетить, резкий звон затих, гулкие взрывы смолкли.
Щелк, щелк, щелк…
Надзиратель снова и снова нажимал на курок, складки и рукава одеяния судорожно колыхались, а из-под капюшона выбивалось дыхание, ритмичное как барабанная дробь.
Шак просто смотрел вверх, не моргая, несломленный... непокоренный, хотя он и лежал на спине и не мог двигаться. Конечно, он истекал кровью, и это объясняло, почему его неподвижное тело не чувствовало всех ран, и он не ощущал удушья.
– Я ненавижу тебя, – рычал Надзиратель. – Я, мать твою, ненавижу тебя.
Надзиратель поднял руку и сорвал капюшон.
Рыжие волосы упали на лицо, накрывая глаза, расчетливые черты лица и сверкающий агрессивный взгляд женщины был источником его страданий на протяжении многих лет.
Он ненавидел, когда она снимала капюшон. Ему было легче думать о ней как о бесполом существе. Но сейчас, увидев эти волосы, увидев лицо, Шак вспомнил, что она принадлежала к слабому полу и требовала секса с ним всякий раз, когда желала.
Шак ненавидел мысль, что она будет последней, кого он увидит. Но радовался тому, что случится, как только она поймет, что сломала свою игрушку, и та уже никогда не будет работать.
– Я хочу убить тебя, – резко заявила Надзиратель, сверкнув длинными клыками.
И тогда Шак понял… несмотря на все выпущенные пули, она не попала в него. Она стреляла в пол вокруг него.
В воздухе не было запаха его крови.
Тем временем Надзиратель продолжала тяжело дышать… пока она, казалось, не успокоилась. Выпрямившись, женщина посмотрела на пистолет в своих руках, а затем ее прищуренный взгляд вернулся к его, и в глазах искрила подозрительность.
– Где ты его взял? – Надзиратель приставила оружие к его лицу так близко, что каждый его вдох был полон паров пороха. – Где ты, мать твою, его взял?
Шак не смог бы ответить, даже если бы захотел. А он не хотел. Он наслаждался тем, что она теряла контроль, и тем, что это с ней творило. Он хотел, чтобы она страдала. По прошествии всех этих лет он хотел, чтобы она испытала то, что пережил он.
Отсутствие контроля. Зависимость от чужой воли.
– Ты ответишь мне, – выплюнула женщина.
Потом Надзиратель вернула капюшон на место и присвистнула через сетку. Когда охранники открыли дверь, она указала на кровать.
– Заковать его в цепи.
Глава 33
Никс закрыла глаза, скрываясь от ослепляющего света Забвения, и приготовилась к какой-то физической реакции на пребывание на Другой стороне. Еще она приготовилась к появлению двери и к выбору открывать ее или нет…
Что, черт возьми, за грохот? И вибрация?
Раздался стон, и она почувствовала, как ее тело дернули в сторону… как раз в тот момент, когда резкий, почти причиняющий боль свет Забвенья вспыхнул и внезапно погас, порыв сильного ветра ударил в лицо, бередя свежую рану на голове. В замешательстве и от боли она заставила себя открыть глаза… и это странно, потому что она считала, что они уже открыты.
А потом все запуталось еще больше.
Потому что она поняла… что внезапно оказалась в туннеле. Похожем на автомобильный, по которому туда-сюда проезжали машины. Вот и сейчас мимо нее проехал грузовик. Полуприцеп цвета серо-черных стен пещеры.
Черт, она, должно быть, сходит с ума. Откуда взялась асфальтированная дорога? А что касается грузовиков, то один из них определенно сейчас проезжал мимо нее, как будто она находилась на обочине обычной городской улицы, и эта штука срочно доставляла кому-то какой-то продукт.
Затем вспыхнули красные стоп-сигналы, отражаясь от гладких стен пещеры, в ушах раздался визг шин, а в нос ударил резкий запах жженой резины. После чего грузовик притормозил, развернулся задней частью к туннелю и двинулся в ее сторону.
Адреналин прошил все ее тело. Если она не двинется с места, ее раздавят...
Сила откуда-то сверху толкнула ее вниз и вперед, когда загрузочная платформа приблизилась к ней вплотную, она упала на корточки, повернулась и поняла, что находится под грузовиком, между передними и задними колесами, прямо в центре. Произведя эти вычисления, Никс рухнула на асфальт и накрыла голову руками, катясь в том направлении, в котором транспортное средство везло свой груз, чтобы не попасть под задние колеса.
Остановка случилась в сотне тысяч ярдов и через двенадцать лет, и Никс изо всех сил старалась не отставать, чтобы не стать жертвой ДТП, ботинки цеплялись за асфальт, конечности тряслись, тело вертелось словно веретено под длинным, как туннель, кузовом грузовика, тормоза все еще визжали, запах резины становился сильнее, и она понимала, что если не отправилась в Забвенье до этого, то определенно сделает это сейчас…
И вот все прекратилось.
Больше никаких движений. Никакого грохота. Грузовик резко остановился, зашипели тормоза, запах резины жег ее носовые пазухи, а тело в последний раз перевернулось, так что она оказалось лицом к шасси грузовой платформы полуприцепа.
Повернув голову, она вытерла песок с глаз и уставилась на ось комплекта из четырех шин, что был сейчас в восемнадцати дюймах от ее туловища. Она была так близко к ним, что могла видеть узоры протектора и задыхалась от запаха горячего металла и моторного масла.
– Забери это обратно.
Она понятия не имела, кто обращается к ней под чертовым грузовиком смерти…
– Кейн? – выдохнула она, сосредоточившись на его грязном лице.
– Возьми оружие, – он пихнул ей пистолет. – Тебе это понадобится. Если только ты не сможешь дематериализоваться?
Он говорил тихо и настойчиво, но ее мозг просто не работал. Он же обращался к ней на английском, верно?
Путаница прояснилась очень быстро, когда раздался звук открывающихся дверей кабины в передней части грузовика. В свете фар, который освещал... подождите, так они действительно были на дороге? Настоящей дороге? И это была трехполоска.
– Где мы, черт возьми? – прошептала она, когда двое охранников обошли машину вокруг и встретились у решетки радиатора.
– Там никого не было, – произнес один из них, пока пыль кружилась вокруг их темных теней.
– Я видел кого-то в свете фар.
– Да ты долбанулся.
– А что, если я прав, ты возьмешь на себя все риски? После того, как мы взорвали заграждение прямо на проезжей части?
– Его должны были убрать заключенные. У нас не было выбора, кроме как использовать взрывчатку. Надзиратель хочет вывезти отсюда это дерьмо, и нам нужно два выхода, чтобы увести грузовики с участка… что мне оставалось делать?
Кейн уткнулся лицом в лицо Никс и прижал пистолет к ее ладони.
– Нам придется пробивать свой путь отсюда, а я ни разу в жизни не стрелял. Тебе придется сделать это.
Моргнув, она приказала своему зрению прийти в себя и взяла оружие. А потом с толкача завела мозги. Как видео на повторе, она прогнала в голове разговор с Кейном, и чтобы понять, что он предлагал, совсем не требовалась презентация «PowerPoint».
Никс посмотрела на охранников, которые спорили друг с другом. Она не нуждалась в личном знакомстве с ними, чтобы понять, что они вооружены и у них есть коммуникаторы.
– Держись позади меня, – приказала она.
– Да, миледи.
Никс легла на живот, но очень осторожно… а затем оперлась на локти и прицелилась. Между передними колесами кабины, лицом к лицу стояли охранники, перебрасываясь фразами, их колени и носки ботинок находились близко друг к другу.
Она выбрала того, что слева, и прицелилась. Прямо перед тем как нажать на курок, Никс представила, что она на ферме, у нижнего загона, расставляет жестяные банки и пустые пластиковые бутылки у линии забора на расстоянии пятидесяти ярдов.
Это была уже совсем другая игра.
Нажав на курок, Никс не стала проверять, попала она в цель или нет. Она немедленно разрядила оружие в голень другого охранника. Затем вернулась к первому, но она всегда отлично целилась… оказалось, что она достигла цели: первый охранник прыгал на одной ноге, и когда упал на капот грузовика, она снова прицелилась… и прострелила ему другое колено. Когда он взвыл и рухнул наземь, Никс выстрелила в того, кто все еще стоял, попав ему в бедро, и брызги крови красиво окрасили свет фар в красный цвет.
Пока они оба корчились и звали подмогу в коммуникаторы на плечах, Никс сглотнула ком в пересохшем горле. Закрыв глаза, она уже знала, что будет дальше.
Она... или они. Если она оставит их в живых, они будут ранены и вооружены. Плохая комбинация… и ей с Кейном придется выбираться из этой передряги в любом случае.
Сделай это, – сказала она себе под нос.
Пуля в мозг. Или в грудь.
Пуля в...
... мозг. Или в грудь…
– Черт, – прошипела она, руки повисли, плечи расслабились.
Никс просто не могла хладнокровно убить двух мужчин. Одно дело, если ей в лицо направлен пистолет – прямая угроза ее жизни. Но так? Она не была убийцей. Она не такая как Апекс.
Она повернулась.
– Куда мы отправимся отсюда?
Кейн посмотрел на охранников, которые корчились на спинах и хватались то за одну ногу, то за другую.
– Пошли, – сказал он.
Когда Кейн взял ее за руку, она выскочила с ним из-под кузова грузовика, а затем они сорвались с места так быстро как могли.
Прямо в сторону обвала.
Стена обрушилась примерно на двадцать футов, и у Никс не было времени задуматься, почему и зачем. Кейн первым поднялся на кучу обломков, а затем они оказались на другой стороне и стали спускаться по вымощенной дороге, освещаемой с потолка. Но далеко они не ушли.
В двух-трех сотнях ярдах от нее загорелся яркий свет, и она услышала, как что-то приближалось, как ревел мощный двигатель. Должно быть, еще один грузовик.
– Сюда, – сказал Кейн, потянув ее за руку.
Трещина в каменной стене появилась как раз вовремя. Когда следующий грузовик с полуприцепом свернул за угол, и его фары осветили дорогу прямо там, где они с Кейном стояли, они успели скрыться и втиснулись в горизонтальную трещину размером с неглубокий шкаф.
Поскольку Кейн вошел первым, у нее была хорошая возможность рассмотреть борт грузовика. Серо-черный, как и другой, с грузовым прицепом, достаточно большим, чтобы вместить два ряда по четыре машины. После того, как он пролетел мимо, она еще раз уловила слабый запах дизельного топлива.
Когда она собиралась выскочить на дорогу, Кейн дернул за рукав ее туники.
– Нет, подожди. Те двое охранников вызвали...
Там, откуда прибыл последний грузовик, теперь появились разноцветные мигающие огни, а затем мимо них пронесся фургон с надписью «Скорая помощь». Настоящий. Красный крест и логотип, который выглядел на его боках абсолютно законно, фургон мог запросто сойти за настоящий, человеческий… в этом, несомненно, и была задумка.
– Нужно подождать, – сказал Кейн. – Будет еще один грузовик. И это то, что тебе нужно. Прямо наверх трейлера. Не двигайся и не высовывайся.
Никс повернула голову и уставилась на него усталым взглядом. Освещения от дорожных осветительных приборов было достаточно, чтобы она могла разглядеть его лицо. У него текла кровь по линии волос, и он был бледным под слоем грязи и масла.
– Что... что случилось? – Она чихнула в сгиб локтя. – Прошу прощения. Что случилось в Улье? Почему план изменился?
Кейн крепко сжал руку, а затем протянул ей кусок ткани.
– У тебя течет кровь.
Она посмотрела на платок, и Кейн вздохнул.
– Жаль, что ничего лучше у меня нет. Раньше я бы предложил шелк ручной работы. С моими инициалами.
Когда он положил ткань ей на бровь, она вздрогнула.
– Что случилось?
– Блокада, – Он покачал головой, как будто раздражаясь. – Когда я попытался добраться до транспортной зоны, чтобы оценить риски, мне не удалось и близко подойти. Они перекрыли проход к месту парковки грузовиков, и тех, кого вызвали на смену, близко к ним не пускали. Погрузку производили сами охранники. Я понял, что должен пойти другим путем.
– А что насчет Шака?
– Он столкнется с той же проблемой, даже если пройдет через территорию Надзирателя. Не думаю, что даже его туда не пустят. Мне жаль.
Никс не думала об этом. Да, не могла об этом думать. Она старалась не думать о последствиях своего ухода прямо сейчас, без прощания с Шаком.
– Дерьмо, – выдохнула она. – Я чуть не выстрелила в тебя.
Кейн слегка улыбнулся.
– Я боролся с тобой только поэтому. Я бы никогда не поднял на тебя руку, если бы не был убежден, что бездействие будет стоить мне жизни.
– Прости.
– Я бы рассказал, если бы мог. Некогда было объяснять. Это ты меня прости.
Никс выдохнула. А потом быстро заговорила.
– Пожалуйста. Я должна увидеть Шака в последний раз…
– Мы не можем. – Лицо Кейна напряглось. – Я не могу доставить тебя туда в безопасности… и, более того, мы именно там, где должны быть. Я обещал Шакалу, поклялся честью, что вытащу тебя, чего бы это ни стоило. Даже если это значит, что вы не сможете попрощаться. Я никогда не отступлю от своего слова.
Когда она закрыла глаза, Кейн сказал:
– Прошу, знай: если бы я мог сделать это, не подвергая тебя опасности, я бы сделал. Но сейчас мы в лучшей позиции, чем я мог надеяться. Ты близка к спасению, и я дал мужчине слово. Я не нарушу его.
– Я просто хотела увидеть его еще раз, – прошептала она.
– Я знаю.
Когда Никс снова посмотрела на Кейна, печаль на его лице была настолько глубокой и искренней, он, должно быть, думал о любимой, которую так жестоко потерял. Любви, которую у него отняли.
– Если ты не можешь сделать это ради себя, – сказал Кейн, – сделай это ради мужчины, который тебя любит.
– Я так и не сказала ему, что люблю его. – Ее голос был таким хриплым, что его едва было слышно. – Я ни разу не сказала ему этих слов. Вот почему я хочу вернуться.
– Настоящая любовь не нуждается в словах. Она требует сердца. Шакал знает, что ты чувствуешь.
– Ты ему скажешь? Что я его люблю?
– Клянусь честью. – Несмотря на то, что места было очень мало, Кейн сумел склониться в неглубоком поклоне. – Я ему передам, клянусь. Я сам мечтал бы получить последнее послание от любимой женщины. Я тебя не подведу. И его тоже.
Никс мгновение изучала лицо Кейна и печаль, затуманившую его взгляд.
Затем обняла его. Это был импульсивный жест, который нелегко дался ей в ограниченном пространстве, но она не могла сдержаться. Они оба лишились любимых. Он в холодных объятиях смерти, она потеряла Шака в этой тюрьме.
– Я до сих пор не знаю почему, – сказала она, когда они расступились
– Не знаешь что?
Почему Шак отказался уйти, подумала она.
– Это не имеет значения, – сказала она.
– Следующий грузовик. Когда он подъедет, ты дематериализуешься наверх. Туника удобного цвета, поэтому, если где-то будет досмотр, есть шанс, что ты его удачно пройдешь. Не шевелись и пригни голову.
– И глаза в пол, – хрипло сказала она. – Это то же самое.
– Ты сможешь это сделать. Я верю в тебя.
– Следующий грузовик. – Когда Кейн кивнул, она взяла его за руку. – Ты достойный мужчина. Помогаешь мне. И Шаку.
Он сжал ее ладонь.
– Ничего не могу сказать о собственной достойности. Но я уверен, что ваша любовь друг к другу стоит всего.