– И в чем именно? – протянул Рейдж.
– Что имеет аристократическое происхождение, здесь, в Колдвэлле, по всем правилами и со всеми привилегиями. Но он всегда отказывался разглашать цвета своего рода. Он – всего лишь бродяга и аферист, добившийся обманом покровительства моего отца…
– Тогда, что он делает под крышей твоего дома?
– Я только что выгнал его, – решительно парировал Джабон.
– Потому что обвинил в немыслимом – в том, что он обесчестил девушку, – ответил Рейдж. – Сдается мне, что если бы не этот скандал, я бы сейчас сидел напротив него во время Первой Трапезы, ведя беседы.
– Он виновен! Должен ли я терпеть такое попрание социальных устоев и причиненный мне вред?
– Не в этом дело, – Рейдж покачнулся взад-вперед. – И я не беспокоюсь о приличиях. Я беспокоюсь за эту бедную девушку. К черту социальные правила, неужели это действительно все, что тебя сейчас беспокоит?
– Конечно, нет. – Джабон замахал руками. – А что касается безосновательного обвинения этого мужчины в адрес меня, то на мне нет ее запаха. Вдохни хорошо и узнай мою правду.
Рейдж покачал головой. Джабон вышел из столовой сразу же, когда женщины спустились вниз, поэтому невозможно сказать, был ли его запах в воздухе из-за его присутствия в фойе или из-за того, что он оставил его на халате и на теле молодой девушки.
Хозяин застегнул пуговицы своего шелкового вечернего пиджака.
– Мне изначально не следовало приглашать Шакала под крышу своего дома, и, более того, когда его история начала вызывать у меня сомнения, я должен был немедленно избавиться от его сомнительного присутствия в моем особняке. Я сожалею о том, что не действовал таким образом, и более того, я сожалею, что тот, кто никогда не должен страдать, пострадал из-за моей неспособности судить. Я исправлю это. Клянусь душой моего покойного отца.
По ту сторону закрытых панелей уши Рейджа уловили приглушенный шум шагов на лестнице. А потом входная дверь с шумом открылась и закрылась.
Сквозь стеклянные окна, выходившие на фасад особняка, он увидел темную фигуру с чемоданом в руке, шагнувшую по дорожке и свернувшую направо, чтобы выйти из дома.
Шакал ушел со своими вещами.
Внезапно Рейдж взглянул на приготовленный для него пиджак. Брюки. Кожаную обувь.
Сняв строгий пиджак, он бросил его на спинку шелкового стула. Затем сорвал галстук, ослабил пояс брюк и сбросил туфли.
Пока он раздевался, Джабон в замешательстве моргал, как будто никогда раньше не выполнял и не видел подобных действий. Дариус же закатил глаза.
Пока Рейдж не остался совершенно обнажен.
Рейдж снял все, а затем почесал спину и поиграл плечами.
– Спасибо за гостеприимство. Вы можете оставить себе эту одежду. Я ухожу, как пришел.
Джабон начал заикаться.
– Вы… вы… вы не можете уйти так! Что будет…
– Никогда не проси меня ни о чем, и не вздумай приглашать в этот дом, – объявил Рейдж. – Если увидишь меня в городе, отвернись и уходи. Я не хочу, чтобы мое имя связывали с этой крышей, и я не верю твоей истории о мужчине, который только что попрощался с нами. Однако у меня нет доказательств. Так что делай, что хочешь, но не ищи моей компании… иначе я могу внезапно захотеть поделиться своим мнением о тебе, этой семье и этой ситуации с другими, кому это будет интересно.
– Вы ошибаетесь во мне и ошибаетесь насчет него! – Джабон, качая головой, начал умолять. – И вы увидите. Я позабочусь о том, чтобы все было исправлено должным образом. За его деяние последует наказание. Пожалуйста, не избегайте гостеприимства, которое всегда будет доступно здесь для любого члена Братства Черного Кинжала!
– Я не верю тебе, – Рейдж пожал плечами. – Ни единому слову.
Сказав это, он кивнул брату и ушел, дематериализовавшись через стеклянные окна, через которые наблюдал за уходом Шакала. Уходя в ночь, он, наконец, направился к изолированному дому, который построил для себя вдали от центра города, чтобы по возможности максимально избегать чужой компании.
Из взаимоотношений никогда не получалось ничего хорошего. И это без учета Зверя, периодически вырывающегося на волю.
Добавить сюда полнейшую ненадежность окружающих.
Будет лучше, если он продолжит жить так, как жил.
В одиночестве.
Глава 25
– Я такой же заключенный, как и все остальные.
Шакал снова произнес эти слова и запахнул ворот своей накидки, удерживая обе половины сведенными.
– Моя история ничем не отличается, как и мой приговор.
– Это не так, – Никс покачала головой. – Ты можешь уйти отсюда. Если охранники не могут прикоснуться к тебе, и у тебя нет ошейника, ты можешь просто дематериализоваться. Ты выбрал остаться...
– Нет, – резко сказал он. – Я не хочу оставаться. Я бы ушел отсюда, если бы мог, как и все остальные.
Когда Никс снова покачала головой, он поднялся на ноги и подошел к стопке аккуратно сложенных кофт и штанов. Сдернув с себя запачканный верх, он скомкал вещь и бросил в тень. Одевая чистую одежду, Шакал мечтал о ванной. Вместо этого он просто подошел к купели и встал на колени у бурлящей лужи. Его руки дрожали, когда он сложил ладони чашей и брызнул воды себе в лицо. Еще и еще. Вода была теплой. Он хотел, чтобы все здесь покрыл лед.
Боги, он все еще чувствовал вкус крови этого стражника, но находил странным, что не мог вспомнить ни единой его черты. Цвет глаз или цвет волос. Был ли он красив или уродлив.
Сев на пятки, Шакал вытер лицо краем туники.
Между тем, Никс просто смотрела на него, и он знал, не спрашивая, что означает эта тишина. Она никуда не пойдет с ним, ничего не сделает для обеспечения своей безопасности, пока он не объяснится.
Шакал откашлялся.
– Меня обвинили в том, что я обесчестил невинную. Взял ее без серьезных намерений и, что еще хуже, без ее согласия. Про правде, я не познал ее в плотском плане. Я не подходил к ней ближе чем за три места за обеденным столом. Честное слово, я даже никогда не оставался наедине с этой женщиной. Я был принесен в жертву, чтобы спасти ее и репутацию ее мамэн, когда их брачная охота провалилась.
Никс прищурилась.
– Ты не занимался с ней сексом, но все же оказался здесь. На столетие. По ложному обвинению.
– Надо мной не было ни объективного суда, ни беспристрастного органа, взвешивающего правду и ложь. Меня вызвали на Совет, против меня свидетельствовал мужчина, и он лгал, чтобы защитить себя; мамэн, которой нужно было выставить свою дочь жертвой, а не распутницей, не состоящей в браке; а также молодая женщина, более не обладавшая добродетелью, которую она могла быть вручить своему будущему хеллрену. У меня не было шанса.
– Но это несправедливо, – Никс села, опершись на локоть. – Ведь правда и есть лучшая защита.
– Не будь так наивна. Как ты думаешь, почему здесь так много заключенных? – Он закатил глаза. – Эта тюрьма была создана и управляется Советом для нужд Глимеры. Я был легкой жертвой, учитывая вес других участников. И, конечно, я пошел на Совет, намереваясь доказать свою невиновность, но мне не дали возможность выступить. Я был осужден на месте и взять под стражу, мою гражданскую свободу ограничили, моя жизнь, мои увлечения, мое будущее… все исчезло. В ту ночь я умер во всех отношениях. – Резко рассмеявшись, Шакал поднялся на ноги. – Я и не подозревал, что впереди меня ждут события намного хуже, кошмары, о которых в то время я даже не мог помыслить, как бы ни был напуган и шокирован.
Никс на мгновение замолчала.
– Но ты мог уйти.
– Нет.
– Я не понимаю... – Никс замолчала. Потом выругалась себе под нос. – Конечно. Твоя хорошо обставленная камера. Там, где сидит твоя женщина. Она причина, по которой ты не уходишь. Она то, что держит тебя здесь.
Шакал скрестил руки на груди.
– Это непростая ситуация.
– Просвети меня.
– Я не могу. Но клянусь, это не влияет... – Он показал на них обоих. – Это не имеет к нам никакого отношения.
– Нам? – Никс села, как следует села, убрав руки с колен. – Как будто мы встречаемся? Как будто это –разговор двух людей о моногамии/полигамии, которые собираются решить, быть им в официальных отношениях или нет? Не будь смешным.
– Но на нас это не влияет. – Он понятия не имел, что еще сказать. – Это не о... нас с тобой.
– Не существует «нас с тобой». – Никс пригладила растрепанные волосы. – Я выберусь отсюда, как только смогу, и больше не вернусь. Ты больше никогда меня не увидишь. Вместо этого ты будешь сидеть здесь, под землей, и будешь гнить, пока не умрешь, и твое имя не напишут на Стене. Но знаешь, в чем разница между тобой и остальными, что числятся в списках, как, например, моя сестра? Ты выбираешь такую смерть… точно так же, как выбираешь такую жизнь.
– Ты не понимаешь.
– Ты прав. Не понимаю. Хорошая новость заключается в том, что мне и не нужно. Ты либо чертов трус и избегаешь реального мира, либо ты впариваешь мне чушь и настолько глуп, что думаешь, что я поверю тебе, потому что у нас был секс. В любом случае, это не мое дело… и, что более важно, твои игры мне надоели.
Шакал окинул взглядом проход, который мог использовать, чтобы скрыться от нее. И попытался заставить себя шагнуть в том направлении. Однако ноги отказывались повиноваться.
Вместо этого он снова посмотрел на женщину.
– Ты сделала свои выводы по поводу меня, – сказал он хрипло. – И, я должен признаться, меня смущает, что они настолько нелицеприятные. С другой стороны, пора бы привыкнуть, учитывая действия других, что привели меня сюда…
– Привели сюда? Что за хрень! Ты можешь уйти! И избавь меня от оправданий...
– Я буду защищать себя от твоих обвинений, – отрезал Шакал. – Мне однажды отказали в этом праве, и поверь мне, тогда я решил, что подобное больше никогда не повторится. Ты обвиняешь, а теперь выслушай и мою сторону.
Брови Никс взметнулись вверх. И когда она замолчала, он продолжил.
– Я не обязан оправдываться перед тобой… поскольку ясно, что ты не позволишь проявишь ко мне беспристрастность. И это несмотря на то, что я только что обеспечил твою безопасность и успех твоей миссии по выяснению судьбы твоей сестры. И это несмотря на то, что ты ничего обо мне не знаешь, кроме того, что я тебе предоставил… что, как я думаю, мы оба можем назвать благосклонностью и покровительством.
На выдохе Никс тихо спросила:
– Когда следующая смена охраны? Это все, что меня волнует.
Шакал открыл рот. Потом закрыл.
Через мгновение он тихо ответил.
– Ты беспокоишься о себе. Конечно.
– Я просто хочу отсюда выбраться.
– И, как ни странно, а может быть и нет, я полностью согласен с твоей целью. – Он протер глаза. – Мы больше не можем рассчитывать на смены. В данный момент мертвая охрана находится в месте, доступ к которому имеет ограниченный круг лиц. В тюрьме будет введен режим строгой изоляции, как мы это называем, и в этом случае мне придется вернуться в камеру на обязательный пересчет голов. Если я его еще не пропустил.
– Как ты узнал? – спросила Никс. – Что тюрьма на изоляции.
– Я пойду…
– Нет, – она поднялась на ноги.– Мы пойдем вместе.
Шакал уставился на женщину, с которой он, казалось, был в таком согласии, когда они бежали от охраны. Но это партнерство куда-то исчезло. Он имел дело сейчас с кем-то совершенно чужим, с кем не было никакой совместимости.
– Как хочешь, – тихо сказал он. – Я не буду мешать тебе.
***
Все кончено, – думала Никс, надевая ветровку, закинув на плечи рюкзак и обходя купель. Вся эта странная, слишком опасная, душераздирающая интерлюдия закончилась. Она вернется обратно тем же путем, которым пришла, а потом и на ферму к своей семье…
Подумав о доме и оставшейся там сестре, она выругалась, вспомнила, как сфотографировала имя Жанель, выгравированное на Древнем Языке.
С тех пор, как она стояла перед Стеной, произошло столько событий, но сейчас горе нахлынуло с новой силой.
Жанель умерла.
И она, вероятно, умерла в одиночестве. Ее тело вообще похоронили? Или выбросили как мусор?
И во всем виноват их дедушка.
– Надень новую тунику.
– Не хочу.
Он подошел к стопке, взял из нее одну и швырнул в нее.
– Надень это сейчас же.
Натянув одежду на голову, она пообещала себе, что сожжет чертову тряпку, как только найдет камин.
Когда Шак двинулся по коридору, и свечи гасли вслед за ним, Никс зашагала за ним в ногу и сосредоточилась на единственном, что имело значение. Он мог решить остаться здесь, но она вольна уйти… и она не станет оглядываться. В прямом или переносном смысле. Она не собиралась разрушать свое будущее из-за мужчины, которого она не знала, застрявшего в непонятной ей ситуации… и в которую даже не верила.
Эта решимость заставила двигаться вперед, пока Шакал выводил ее в одну из главных артерий тюрьмы.
Вокруг никого не было. Не прозвучало ни звука. Все заключенные попрятались, как крысы в подземке.
Тюрьму определенно изолировали. Ну и пусть. Шакал ей не нужен. Пусть проведет ее по тому пути, по которому она пришла, она справится с остальной частью… а он сможет вернуться в свою камеру и зря потратить остаток своей жизни.
Отличный выбор. Ну, реально.
– Стоп, – сказала она.
Он даже не притормозил.
– Что?
– Я знаю дорогу отсюда.
Теперь он обернулся. Глядя на нее сверху вниз, он приподнял бровь.
– Правда?
– Здесь налево. А затем четыре раза направо, раз за разом. – Она пожала плечами. – Это не сложно.
– Конечно, не сложно. Не для такой как ты.
– Я все время поворачивала налево, когда шла.
– Что?
Никс поправила рюкзак под накидкой, которую он заставил ее надеть.
– Когда я вошла сюда, чтобы не заблудиться, я держалась все время левой стороны. Этот туннель, – она указала на тот, перед которым они стояли, – приведет меня к первому из углов, за который я завернула. Еще три, и я на месте. Итак, мы закончили. Ты можешь вернуться в свою камеру, чего ты так хотел.
Его яркие аквамариновые глаза прищурились.
– У тебя есть ответы на все вопросы, не так ли.
– Я знаю, как спастись. И я знаю выход отсюда. Это единственные два ответа, которые мне нужны.
– Тогда ладно, – с галантным поклоном Шакал отступил в сторону и махнул рукой вперед. – Не буду тебе мешать.
– Спасибо.
У Никс возникло желание пожать ему руку, но не было причин для такой мелочности, а жест смотрелся бы как насмешка. Поэтому она прошла мимо…
И продолжила свой путь.
Первые пятьдесят ярдов Никс прислушивалась к тому, что происходит позади нее. Она ожидала, что Шак последует за ней или позовет обратно. И не услышав шаги или своего имени, ей стало легче. Ей не нравилось смятение, которое он будил в ней, и она, черт возьми, могла о себе позаботиться...
– Хватит, – пробормотала Никс. – Прекрати думать о нем.
Правые повороты, которые были ей нужны, находились через определенные промежутки времени, расстояния между точками были такими же. Каким она их запомнила. Когда она дошла до последнего угла, не ощущая подозрительных запахов и не слыша подозрительных звуков, она ощутила торжество. Повернув направо, она…
Встала как вкопанная у массивной стальной стены.
Развернувшись, она мысленно вспоминала повороты. Повернулась обратно.
Нет, неправильно. Было еще пятьдесят ярдов, а затем запертые стальные панели напротив входа, который она использовала, чтобы попасть сюда. Тот, для которого у нее был пропуск.
Упираясь ладонями в холодный металл, она толкнула барьер, хотя знала, что это ни к чему не приведет. Проклятые панели спускались прямо с потолка и были скреплены болтами. Неужели она думала, что сможет пробить их насквозь?
– Черт.
Когда у нее вспотели ладони и на груди выступила испарина, она почувствовала, что начинает паниковать. Но потом Никс повернула голову и увидела мигающую лампочку в стене.
– Пропуск... пропуск...
Трясущимися руками Никс залезла под тунику и похлопала по всем карманам. Когда она окончательно решила, что потеряла его по пути, то вдруг нащупала жесткую карту. Достав, она ткнула ей в считывающее устройство, что было прикручено к каменной стене.
Ничего.
Она провела картой сверху. Снизу. Поперек. Она попробовала обе стороны карты. Дважды.
– Черт.
Пока Никс обдумывала все варианты, время работало против нее, и если она правильно рассчитала расстояния, то барьер блокировал ей доступ к первому скрытому проходу, в который ее вел Шак – потому что тот находился ближе к тому месту, где она проникла в тюрьму через склеп. Ее единственный шанс спрятаться и полностью изменить свои планы – вернуться к купели.
Если у нее получится это сделать…
Голоса.
И шаги. Топот множества ботинок.
Никс задрожала. Прислонившись спиной к стальной панели, она ненадолго закрыла глаза. Приоткрыв веки, она быстро запустила руки в рюкзак и достала не один, а два пистолета.
Если предположить, что к ней движется охрана, ее единственным шансом было пробить себе выход отсюда пулями.
Не то, чтобы это сработает. Она оказалась в ловушке, стала пленницей, как и все остальные.
Глава 26
Шакал вовремя вернулся в камеру. Когда он ворвался в свое личное пространство, он услышал, как первые стражники появились с другого конца коридора. Подразделение Надзирателя шло по туннелю, одновременно выкрикивая имена заключенных, те отвечали им, и по мере того как они приближались к его камере, звук шагов становился все громче.
Черт, запах крови был повсюду. Несмотря на то, что он сменил кофты и ополоснул лицо, этого было недостаточно.
В задней части его камеры, в самом углу, билась струя воды, она текла по складке, где встречались скала и стена камеры, и он сорвал свою тунику, бросился вперед и сунул голову под воду. На выступе он хранил кусок самодельного тюремного мыла, смесь щелока и трав, напоминающая наждачную бумагу, и Шакал с силой массировал этот кусок пемзы, пока не появилась анемичная пена.
Лицо. Шея. Грудная клетка.
Подмышки.
Он ничего не мог поделать со своей косой, но вряд ли в волосах было много крови…
– Лукан, – послышались голоса охраны.
Три камеры от него.
– Дааааа, – протянул волк. – Ох, простите, это вас раздражает?
Схватив свежую тунику, Шакал вытерся и уже собирался вскочить на койку, когда посмотрел на свои штаны.
– Черт.
На них оказалось больше крови, чем он думал.
Пока болтливый волк заговаривал зубы охране Бог знает сколько времени, Шакал сбросил свои штаны, вымыл как мог нижнюю часть своего тела, вытер забрызганный пол и спрятал запачканную ткань под койкой.
Хотя лежать ему хотелось меньше всего на свете, он растянулся на своей кушетке, прислонился головой к каменной стене и натянул грубое одеяло на голое тело. Протянув руку к стопке старых книг, он схватил первую попавшую под его ладонь, прижал ее к груди и устроил открытой напротив лица.
Вверх ногами. Слова были вверх ногами.
Выругавшись, Шакал развернул книгу и сосредоточился на диалоге, когда перед его камерой появились двое охранников.
Глядя поверх «Макбета», он небрежно приподнял бровь.
– Меня вызвали?
Охранники были похожи друг на друга, с одинаковыми темными глазами, одного роста и у обоих были странные волнистые хохолки в передней части шевелюры. Но они не были близнецами, и он не помнил, чтобы видел их раньше. С другой стороны, судя по неуверенным жестам, они были новенькими.
– Я здесь. Вы можете успокоить Надзирателя. – Когда они не пошли дальше, он спросил: – Не хотите зайти и посмотреть, как я читаю?
Их глаза прищурились одновременно и одинаково. Как и с другими заключенными, они не стали вступать с ним в беседу, но и наказывать его не стали. Они просто повернулись и продолжили путь.
Шакал ждал, сохраняя свое положение, хотя босые ноги стучали друг о друга, кинетическая энергия текла через все его мускулы, энергия, которую невозможно было долго сдерживать.
Вскоре после этого они снова вернулись. Он не знал, была ли это проверка того, сменил ли он положение, или же простое выполнение своих обязанностей. Это не имело значения. И на этот раз они продолжили путь вдоль ряда камер, их шаги звучали все тише, а потом и вовсе исчезли.
Шакал сбросил книгу с кровати и сел. Из своего тайника с одеждой он достал новые штаны и натянул на бедра. Когда он завязал пояс, в дверном проеме появился волк.
На этот раз Лукан не улыбался.
– Все перекрыли. Все периферийные туннели. И отменили рабочие смены.
Шакал резко поднял глаза.
– Они никогда не делали этого раньше.
– Сколько охранников ты убил в частном секторе?
– Это риторический вопрос? – Когда волк просто уставился на него, Шакал пожал плечами. – Четверых точно. Затем еще четверых мы сковали наручниками на полу. Aпекс был на зачистке.
– Квартет был еще жив, когда он пришел к ним?
– Возможно, это не он их нашел.
– Если он, то они тоже мертвы…
Шакал застыл. Глубоко вздохнул. Понизив голос, он прошептал:
– Возвращайся в свою камеру. Сейчас же.
– Послушай, если твоя маленькая подружка, владеющая навыками обращения с ножом, потеряется в этом месте, ее ждут большие проблемы…
Шакал хлопнул своего товарища по плечу.
– Иди! Тебя здесь быть не должно.
Волк открыл рот, как будто собирался возразить, но затем наклонил голову набок, словно он тоже явно уловил запах.
– Черт. Будь осторожен.
Лукан исчез, когда Шакал бросился к своей кровати. Он снова натянул на себя одеяло, когда высокая фигура, с головы до ног закутанная в черное, вошла в его камеру.
Но это был не Кейн.
Запахло сандаловым маслом.
Желудок Шакала сжался, и ему пришлось проглотить поднявшуюся к горлу желчь. В частности, не из-за запаха. Из-за того, что представлял этот аромат.
Он посмотрел на фигуру, пристально рассматривая плотную сетку, закрывавшую лицо.
– Да?
Голос Надзирателя был глубоким и низким.
– Насколько я понимаю, ты был в запретной зоне и тебе приставили пистолет к голове. Заключенный угрожал тебе. Это правда?
Тюремная туника. Он заставил Никс надеть тунику.
Охрана не знала, что она пришла извне. Но зачем блокировать тюрьму, если они думали, что она одна из них?
– Так и было, – ответил он. – Но все закончилось.
– Кто это был? Где я могу найти ее и пистолет?
– Я не знаю.
Последовала пауза, и он чертовски хорошо знал, что Надзиратель проверяет воздух на запахи, все, что могут отличаться от его собственного.
– Ты насладился купанием?
– Не завидуй. Тебе не идет.
– Следи за словами, Шакал. Сегодня у меня нервы ни к черту.
– Тебе не по нраву происходящее? Очень жаль…
К Надзирателю подбежал охранник.
– Женщина в тюремном снаряжении загнана в угол у западного блокпоста. Она вооружена, но ее почти обезоружили.
Надзиратель повернул голову к Шакалу.
– Хорошо. Похоже, наша маленькая проблема решилась сама собой. Какие объяснения ты хочешь предложить, прежде чем я с наслаждением ее допрошу?
Шакал прислонился спиной к стене, снова положив руку на стопку книг. Когда «Макбет» вернулся на свое место по центру его груди, он пожал плечами.
– Я не знаю ее и откуда она родом. – Это правда. – У нее был пистолет. Я сделал то, что она мне сказала. Затем она заставила меня повернуться лицом к стене и сосчитать до десяти, прежде чем я смогу повернуться. На всякий случай я считал до пятнадцати, а потом обнаружил, что она скрылась. Она – твоя проблема, не моя. В конце концов, ты управляешь этим местом.
– Что она просила тебя сделать?
– Отвести ее к Стене.
Последовала пауза, и он представил хмурое выражение на лице Надзирателя.
– Зачем?
– Искала какого-то умершего. Я не знаю.
– Так она не заключенная?
– Как я уже сказал, у нее был пистолет, поэтому я не был склонен вдаваться в подробности. Я сделал то, что она требовала. Она не тронула меня. Это все, что я знаю.
Черный рукавов поднялся по направлению к нему, как будто Мрачный Жнец указывал на Шакала.
– Я узнаю, если ты лжешь. Боль развязывает языки, особенно у женщин.
– Делай с ней, что хочешь. Мне все равно.
– Ожидай, тебя призовут позднее.
– Не торопись за мной.
Надзиратель пошатнулся под мантией, его тело сменяло положение.
– Не играй со мной. Тебе не идет.
Шакал мрачно покачал головой.
– Напротив, это единственная причина, по которой я тебе нужен.
– О нет. – Смех под капотом был низким и сексуальным. – Ты сильно ошибаешься на этот счет.
Когда Надзиратель отвернулся, Шакал не сводил глаз с книги и своего тела так долго, как только мог.
Дражайшая Дева, Никс впору завидовать мертвым.
Глава 27
Никс смотрела на строй вооруженных охранников перед ней и чувствовала, как отдаляется от реальности. Учитывая их количество, ментальный ступор казался вполне разумной реакцией, хотя и был совершенно бесполезной. С другой стороны, у нее не было никаких мыслей о том, как справиться с ситуацией. Договариваться о выходе тоже не приходилось. Проложить дорогу стрельбой не получилось.
– Брось оружие, – приказал один из мужчин в форме. – Или мы пристрелим тебя на месте.
Никс очень хотелось сказать им, что она принимает эту опцию номер два, даже если это и означало ее безоговорочный конец. Она не хотела умирать, но знала, что лучше сделать последний вздох здесь, в этом туннеле, чем попасть живой в их руки.
– Брось оружие, – повторил мужчина.
Слишком много охранников. Слишком много оружия у них, которым они так хорошо умели пользоваться…
Побеждает тот, кто знает, когда вступать в бой, а когда – нет.
Из ниоткуда в голове возник голос ее учителя по самообороне, вариации этой фразы снова и снова всплывали в голове: Если не можешь победить, не сражайся. Уклоняйся.
Сунь-цзы. Искусство войны.
Глубоко вздохнув, Никс медленно опустила оба пистолета. Затем закрыла глаза и представила купель с водопадом, свежим ароматом и свечами на полу. Она представила себя сидящей рядом, на каменном диване, в тепле и безопасности.
Недостаточно. Она была недостаточно спокойной…
– Брось оружие на счет три! Один, два…
Из ниоткуда в ее воображении появился Шак, такой же, как накануне вечером, наблюдал за ней своими удивительными голубыми глазами…
Никс дематериализовалась прямо на глазах охраны.
В одну секунду она стояла перед ними, их пистолеты были направлены ей прямо в лицо. А в следующую она стала скоплением молекул, летящих мимо них по воздуху, невидимая.
Неприкасаемая.
В самом начале, когда все только началось, когда она пришла в ту старую, ветхую церковь, она не могла дематериализоваться внутри нее с того места, где находилась, потому что не знала планировки. Теперь, по крайней мере, она хоть в какой-то степени понимала систему туннелей, хотя и молилась, чтобы с потолка на нее не свалилось еще больше стальных преград. Ведь в ином случае она просто врежется во всю эту сталь и умрет, расплющенная до состояния тонкого блина.
Приказав своим частицам вернуться назад, Никс приняла форму примерно в двадцати ярдах от того места, где, как ей казалось, находился вход в коридор потайной купели. Ее сердце колотилось, а мозг рассыпался, и ей пришла в голову мысль, что ее способность дематериализоваться была последней соломинкой. Она не могла сделать это снова. Теперь все, что касалось спокойствия и сосредоточенности, шло мимо кассы.
Левая сторона. Разве выход на свободу был не с левой стороны?
Она отложила один из пистолетов и похлопала ладонью по резному камню. Она не знала, что ищет, и пожалела, что не уделила больше внимания тому, как эта чертова штука выглядела…
Никс застыла и оглянулась через плечо. Крики.
Заключенные? Или стража? Наверное, ее ищет охрана. Сердце в груди заколотилось, и она отчаянно похлопала по камню…
Без предупреждения раздался щелчок, и часть стены беззвучно отодвинулась.
– Слава Богу, – выдохнула Никс, прыгая в темноту.
Но потом началось паническое ожидание. Три секунды, да? Шак сказал, что для автоматического закрытия панели требовалось три секунды.
Снова крики. Стремительно приближались тяжелые шаги.
– Закрывайся... закрывайся! – Она протянула руку, пытаясь поставить барьер на место. – Проклятье!
Она чувствовала себя словно в фильме ужасов, будто стояла в лифте и молилась, чтобы двери быстрее закрылись, прежде чем из-за угла выскочит на своих когтистых лапах зубастый страшный монстр. Но срочность была связана не только с ее собственным выживанием. Как бы она ни злилась на Шака, она не хотела так бездарно раскрыть его секретное место…
Панель, наконец, начала закрываться. И по мере приближения шагов, чертовой штуке понадобилось двадцать пять миллионов лет, чтобы закрепиться на месте. Как только это произошло, и потайной проход погрузился во тьму, суматоха стала намного громче.
Теперь она была прямо у самой панели.