Можно задаться вопросом, в чем смысл такого праздного расточительного существования. С другой стороны, Джабон был не женат, и ходили слухи – до которых Рейджу не было особого дела – что его родители были мертвы. В этой связи аристократ, казалось, покупал себе семью, его гостеприимство служило валютой, которой он платил за привязанности, постоянство, поддержку...
Стук был тихим и уважительным. И Рейдж стиснул зубы. Поначалу он подумал, что это персонал проверяет, дышит он или нет. Сейчас он был уверен, что они проявляют к нему повышенное сверх всякой меры внимание потому, что их проинструктировали о его роде деятельности. Члены Братства Черного Кинжала занимали положение более высокое, чем Семьи Основатели. Джабон, подкованный в сложностях проявления гостеприимства, очевидно увидел в расположении в его доме такого воина усиление своего социального положения, и тем самым считал себя обязанным вести себя крайне любезно.
И обеспечить его вниманием всех додженов на планете.
– Да, – резко ответил Рейдж. Потому что если не ответить, стук повторится, снова и снова.
Дверь приоткрылась. И в проеме появился весьма неожиданный гость.
– Дариус, какими судьбами? – спросил он.
Брат вошел в комнату и закрыл за собой дверь. Ох, как его больные глаза были рады видеть Дариуса. Знакомое лицо брата было подобно лунному свету среди обширного облачного полотна. Неудивительно, что он был одет не для сражений, а в свои гражданские одежды. Однако на нем точно было оружие, припрятанное под добротной синей шерстью его вечернего костюма идеального кроя.
Рейдж не мог дождаться возможности снова взять кинжал в руку.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дариус.
– Будь так добр, избавь меня от этих покоев?
– Тебе не по вкусу это помещение? – Дариус окинул взглядом роскошную комнату. – Я слышал, за тобой хорошо присматривают. Джабон каждую ночь посылает мне детальный отчет о твоем уходе. Он сообщает такие подробности, без которых я мог бы и обойтись.
– Я бы освободил это ложе, чтобы здесь мог устроиться кто-то еще. Другие тоже должны разделить местные щедроты.
– Как продуманно, – сказал Дариус, посмеиваясь. – Но я разговаривал с Хэйверсом.
– О. – Рейдж подтянул покрывала на своей груди выше. – И как он? В добром здравии, я надеюсь.
– Ты веришь, что я интересовался его благополучием? Действительно?
– Ну ладно. Что он говорит о моем состоянии.
– Ты еще недостаточно здоров, чтобы тебя освободили от тяжкой необходимости пребывать здесь. Боюсь, тебе придется остаться на ложе, и дальше получая всевозможные знаки внимания.
Рейдж с кряхтеньем и кое-как подтянулся выше на подушки.
– Хватит с меня этого, что бы ни говорил целитель...
– Знаешь, что больше все в тебе восхищает?
– Отсутствие меня там, где нужно?
Дариус нахмурился.
– Я не имею столь низкого мнения о твоей компании.
Когда боец казался искренне задетым, Рейдж смягчился.
– Брат мой, я шучу.
– Что ж, позволь отметить, что я больше прочего восхищаюсь твоей способностью следовать аргументированным, здравым советам. Это одна из твоих отличительных черт. Воистину, впечатляет.
– Я никогда не отличался подобной благодетелью, и тебе это известно.
– Правда? Потому как я считаю это одним из твоих главных похвальных качеств.
Когда Дариус выгнул бровь, уверенно и выжидающе посмотрев на голый и раненный кусок мяса перед собой, который даже сейчас чувствовал слабость от того, что голова оторвалась от подушек, сложно было привести контраргументы.
– Ты утомляешь меня своим анализом моего характера, – пробормотал Рейдж.
– Ты не можешь не согласиться, мой брат. – Дариус улыбнулся. – Видишь? Уважаю твое разумное поведение...
– Если начнешь аплодировать мне, я встану с этой койки, только чтобы дать тебе затрещину.
Дариус склонил голову.
– Приму к сведению.
Позволяя себе снова откинуться на подушки, Рейдж посмотрел на своего брата.
– Ты пришел только чтобы посмеяться над отсутствием у меня доброго духа и здравия?
– Я на такое не способен. Пребывание здесь так сильно изнуряет тебя?
– Постоянный надзор – да, – сухо ответил Рейдж. – Очевидно, подобные расшаркивания мне не по нраву.
– Значит, ты работаешь с кем надо в Братстве. – Дариус достал из жилета золотые карманные часы и проверил время. – Помимо желания справиться о твоем здравии, я назначил встречу умельцу, о котором тебе рассказывал.
– По твоему дому?
– Он также гостит в этом особняке, как выяснилось... стой, что ты делаешь?
– Думаю, это очевидно. – Рейдж оторвался от подушек и высвободил ноги из-под покрывал. – Принеси мне халат, будь добр.
Дариус посмотрел в противоположную сторону на каскад шелка, уложенный на кресло возле письменного стола. По его каменному лицу было ясно, что он был мало знаком с подобным предметом гардероба... и даже опасался, что он может быть отравлен каким-то образом.
– Брат мой, – ответил Рейдж. – Принеси уже, или хочешь, чтобы я присоединился к вам в чем мать родила?
– Ты недостаточно здоров, чтобы самостоятельно одеться, посему тебе не следует спускаться по лестнице.
– О, я в состоянии сам взять халат. Просто хочу тебя избавить от неизбежного сравнения наших мужских достоинств. Ты очень сильно огорчишься. Я весьма значителен в размерах.
– Ты городишь бред. – Но его брат улыбнулся и подошел к креслу. – Я удовлетворю твою просьбу только из опасений, что ты предпримешь попытку спуститься по лестнице обнаженным. Это никак не связано с длиной или обхватом достоинства.
– Убеждай себя в этом. – Рейдж проглотил стон, становясь на ноги. Чтобы не рухнуть, он уперся рукой в резную спинку кровати... пытаясь выглядеть так, словно он может стоять вертикально без чужой помощи. – Не стану развенчивать твои иллюзии. Порой заблуждения – это все, что нам остается...
– Брат мой, ты нездоров.
Рейдж открыл глаза, не осознавая, что закрывал их. Дариус стоял перед ним, и брат, казалось, замечал каждую проявленную Рейджем слабость.
– Осмелюсь не согласиться. – Рейдж серьёзно посмотрел на мужчину. – И я спущусь вниз, только чтобы, раскинувшись на диване, наблюдать за вашей беседой.
Дариус казался печальным.
– Должно быть, ты очень одинок.
– Нет, просто не хочу, чтобы кто-то каждую секунду спрашивал, не нуждаюсь ли я в чем-то.
На этом все. Дариусу пришлось помочь Рейджу замотаться в шелк, и хотя без чужой помощи он не мог стоять вертикально, даже когда дорога вниз по лестнице выдалась изнуряющей и долгой, больше никто не сказал и слова о здоровье и относительном благополучии.
Или их отсутствии.
Чтобы отвлечься от собственной слабости, Рейдж, спускаясь по лестнице, изучал дом Джабона. Он совсем не запомнил интерьер, когда его сюда доставили, и сейчас не удивился размаху, богатым гобеленам с сапфирами и изумрудами на стенах, масштабной картине на потолке над парадной лестницей, с изображением ангелов и богинь. Однако в очень впечатляющей зале для гостей, расположенной в передней части холла, было слишком много кристаллов на люстрах и бра, а картины в позолоченных рамах и скульптуры располагались слишком близко друг к другу.
В итоге, интерьер был под стать гостям – чрезмерный и безвкусный.
Когда Рейдж добрался до мраморного пола фойе, он решил, что желание Джабона самоутвердиться превратило особняк в выставку – и это касалось и людей, и предметов. И в каком-то смысле Рейджу стало легче воспринимать свою вынужденную реабилитацию при виде этой чрезмерности. По своей воле он бы никогда не пришел в дом Джабона, и, учитывая, что другие испытывали то же самое, происходящее обретало обезличенный характер.
– Как зовут этого мужчину? – спросил он, когда они вошли в гостиную. – Я запамятовал.
Прежде чем Дариус смог ответить, мужчина, сидевший в другом конце заставленного пространства, поднялся на ноги. Когда Рейдж посмотрел на мастера на все руки, в голове мелькнуло смутное узнавания. Но он не мог вспомнить, где он встречал этого вампира раньше.
Мужчина также дважды окинул его взглядом.
– Эм...
Но, очевидно, он смотрел по иной причине. Когда взгляд незнакомца прошелся по его телу, а потом ушел в сторону, Рейдж посмотрел на себя. Что ж, об этом он не подумал. Халат, очевидно, прятал его чресла, но был неспособен справиться с руками и ногами, и с трудом укрывал его торс, создавая V-образный вырез, настолько глубокий, чтобы почти вся его грудь была выставлена на обозрение. Включая шрам в форме звезды, указывающий на принадлежность Братству.
И что с того, – подумал Рейдж.
– Здесь жарко, – протянул он, чуть покрутившись. – А так – освежает.
Мужчина склонил голову, будто имел дело с кем-то, кто плохо осознавал реальность.
– Действительно. Выдался теплый вечер.
– Да. – Рейдж улыбнулся. – Ты меня понимаешь.
Дариус представил их, и Рейдж протянул руку Шакалу.
– Рад знакомству.
Когда их ладони встретились, мужчина прищурился.
– Прошу прощения, но вы выглядите неважно.
– Он еще восстанавливается после ранения, – пробормотал Дариус, подойдя к широкому столу – единственному не загромождённому месту в помещении. – Дражайшая Дева в Забвении...
Когда Брат не договорил, любопытство заставило Рейджа подойти ближе. Оказавшись в зоне видимости, Рейдж узнал то, в чем весьма скудно разбирался: архитектурные планы, огромные листы бумаги с чертежами комнат и крыши...
– Сколько предусматривается комнат? – спросил Рейдж, опираясь руками о края стола и с облегчением перенося вес тела с ног. – Сколько этажей?
Шакал поднял верхний лист.
– Три или более уровней над землей, в зависимости от того, какой способ подъема на этаж будет выбран.
Страницы поднимали одну за другой, а глаза Рейджа не могли охватить весь масштаб стройки.
Посмотрев на своего брата, он покачал головой.
– Как много людей ты планируешь разместить под этой крышей?
– Столько, сколько она вместит.
– Значит, собираешься поселить в своем особняке всю расу. Придется сдерживать Джабона и его тягу приглашать гостей.
– Вряд ли. – Протянув руку, Дариус прошелся пальцами по линиям помещений с пометкой «Восточное крыло». – Но, может, однажды там появятся и шеллан. Дети. Группа людей, ставшая семьей.
– Значит, это для Братства?
– Да.
Рейдж открыл рот, чтобы обесценить смелую фантазию Дариуса. Роф, предполагаемый Король расы, отказывался править столетиями, а братья были сольными артистами, которые крайне редко собирались вместе... в основном в тех случаях, когда пересекались пути двух отдельно преследуемых лессеров. Какая концепция в голове Дариуса могла свести в одном месте царящую обособленность?
Зэйдист, например. Еще и женатый?
С другой стороны, несчастный парень, вполне вероятно, не проживет и пары лет. Хотя... это о нем говорят уже давно, а он все здравствует.
– Мечтать – это хорошо, – отстранено пробормотал Рейдж.
– Возможно, вы примете эти чертежи с моими лучшими пожеланиями, – сказал Шакал Дариусу, опуская страницы на место. – После того, как изучите их, можете вернуться сюда, и мы обсудим ваше решение воспользоваться ими и возможные правки.
Взгляд Дариуса скользнул по самому верхнему листу, словно он в своей голове превращал двухмерное изображение комнат и коридоров в трехмерное.
– У тебя есть время обсудить все сейчас?
– Конечно, но нет нужды торопиться, если вы желаете изучить планы на досуге. Я остановился в этом доме на две недели.
– Значит, ты родственник Джабона?
– Мы не состоим в родстве. Но знакомы продолжительное время. Когда я осиротел, его отец помог мне встать на ноги.
– У тебя не осталось родственников?
– Мамэн умерла спустя два года после моего превращения.
– А твой отец?
Шакал похлопал по планам.
– Вы хотите начать сверху и продвигаться вниз? Или начнём с подвала?
Дариус склонил голову, признавая смену направления разговора.
– С подвала. Строим вверх.
Шакал аккуратно свернул бумаги, в итоге оставляя лист с меньшей плотностью чертежей.
– Во-первых, позвольте рассказать про систему водоснабжения и канализации, а также отопления. У меня есть несколько свежих идей... и я прошу вас рассмотреть возможность проведения электричества. Это стандарт для всех зданий будущего.
– Да, уже сейчас я вижу растущую популярность.
Когда их головы склонились над чертежами, и архитектор начал объяснять малоинтересные Рейджу детали, он подтащил кресло ближе и опустился на шелковую обивку. Его внутренняя часть говорила с ним – хотя будет уместней назвать это проклятьем – но он не хотел возвращаться в ту койку. По крайней мере, если он останется здесь, наблюдая за тем, как эти двое обсуждают возведение замка на горе, который всегда будет пустовать, Рейдж отвлечется от внутренней боли...
Снаружи гостиной открылась и закрылась парадная дверь особняка, порыв свежего воздуха проник внутрь подобно очередному полному энергии гостю. Но потом кое-что иное достигло его носа. Парфюм.
Рейдж оглянулся через плечо. И внезапно пожалел, что не остался лежать в своей комнате.
Благородный и навязчивый хозяин дома, заметив, кто обустроился в гостиной, устремился вперед, при виде широкой улыбки на лице Джабона Рейдж пальцем оценил состояние инфицированной раны на случай, если она успела самоисцелиться в последние десять минут. Он вздрогнул, предчувствуя, что, скорее всего, придется здесь задержаться.
Возможно, на целую вечность. По ощущениям, по крайней мере, будет так.
– Проходите, прошу, проходите, мои дорогие гости, – зазывал Джабон, приглашая их в гостиную. – Проходите!
Мужчина вошёл в гостиную, одетый так, будто в любой момент с него начнут рисовать фамильный портрет: в галстук из шелка, жилетку с узором павлиньих перьев, брюки идеального кроя. А за ним следовали две очевидно благородные женщины, мамэн и ее дочь были наряжены в цветастые платья и накидки, украшенные жемчугом декоративной вышивкой.
Словно вкус Джабона по части декора распространялся и на ткани.
Рейдж отвернулся от женщин, прекрасно осознавая, что когда его заметят, его обнаженные ноги примут за оскорбление.
И да, вскоре раздался парный вскрик и быстрый топот, когда женщины поспешно и с хихиканьем скрылись с глаз.
Качая головой, Рейдж ждал, что хозяин дома их осадит.
Джабон вместо этого рассмеялся.
– Милые дамы, поберегите себя. Опустите же взгляд!
Снаружи донесся жеманный смех.
– Наши глаза уже не смотрят, – ответила одна из женщин.
Глаза Джабона сияли от восторга.
– Брат Черного Кинжала Рейдж умеет произвести впечатление, не правда ли? Как и Брат Черного Кинжала Дариус.
Рейдж стиснул зубы, его брат также казался раздраженным. Тем временем от женщин последовал мгновенный ответ. Рейдж отметил, как эта пара высунулась из-за дверного косяка, с интересом разглядывая его и его напарника.
Пристойность, очевидно, понятие относительное. И зависит от социального статуса того, кому нанесли оскорбление.
Качая головой, Рейдж подумал: «Воистину, не стоило подниматься с постели».
Глава 16
К слову о сне с открытым глазом.
Никс сидела, прижавшись спиной к влажной стене пещеры и вытянув ноги по направлению к купели. Она уже оделась, заплетенные в косу волосы все еще хранили влагу, и она осознала, что никогда особо не думала об этом выражении про сон и глаз. Как и в случае с фразой «жизнь – это шоссе», ты время от времени слышишь от других эти слова. Встречаешь в журналах. В середине главы какой-нибудь книги... или даже в начале. Как и все устойчивые словосочетания, комбинация слов использовалась так часто, что в итоге утратила первоначальное значение. К тому же, если разобрать выражение на составные части, смысл в принципе теряется. Если только кто-то не приподнял твое веко зубочисткой, сложно уловить фактическое значение фразы. И если кто-то вытворит подобное, ты уже вряд ли заснешь. Ты достанешь зубочистку и поблагодаришь инициативного товарища зуботычиной.
Ладно, вот вам еще один бессмысленный набор букв: «зубо» – «тычина».
Неважно. Ее глаза – оба глаза – были закрыты, и Никс понимала, что давно потеряла счет времени, значит, наверняка уснула. К слову о помехах: ее сознание, чувства, паранойя, подпитываемая адреналином, покалывание в теле – все это было подобно неостанавливающемуся счётчику Гейгера.
И все триггеры срабатывали ложно.
Звуки – реальные или воображаемые. Запахи – реальные. Изменение температуры воздуха и сквозняки – реальные, но в действительности ни о чем не свидетельствующие.
Каждый раз, когда она просыпалась, то сразу смотрела одним глазом на Шака.
Он сидел в том же положении по другую сторону купели, тело под прямым углом, спиной прислонившись к стене, его мощные ноги были вытянуты, а широкие плечи занимали до хрена много места.
Когда она в сто семьдесят пятый раз открыла глаза, то не сразу поняла, что привлекло ее внимание, но равно как с разбором устойчивых выражений в своей голове, это «А? Что?» превратилось в подобие игры. Весело (нет).
Когда не последовало ничего тревожного – заключённых, стражи – и Шак не отреагировал, Никс снова смежила веки.
Но в этом раз не получилось заснуть с одним глазом.
Она выпрямила ноги, потом снова скрестила. Повторила с руками. Размяла шею.
Оглянувшись по сторонам, хотела выяснить, что именно ее потревожило, словно это знание могло ее успокоить. Или, по крайней мере, выдернуть адреналиновый шнур, присоединенный к ее сердцу, из розетки.
Единственное, что пришло ей на ум, то как он ответил на ее вопрос.
За что тебя посадили?
Мы не задаём здесь таких вопросов.
Сказав это, Шак прошел туда, где сидел сейчас. Какое-то время спустя он рассказал ей важные для нее вещи: расписание стражи, сколько им придется ждать, как ему придется сверяться через определённые интервалы с местоположением стражников.
Она почти не следила за его словами. И у нее возникло ощущение, что и он тоже был не здесь.
И вот они, притворяются что спят. Шак выглядел так, будто действительно задремал, хотя он, наверное, привык спать урывками.
Господи. Сто лет под землёй. Немыслимо.
Расстегнув карман ветровки, Никс достала телефон и включила его. Когда устройство загрузилось, она приготовилась обнаружить, что прошло всего десять минут. Или – все десять часов и им пора выдвигаться.
Часы показали, что с момента последней проверки прошло всего шесть часов, и она удивилась отсутствию реакции со своей стороны. Опять же, это ведь не призыв к действию. Еще рано подскакивать и бежать к тому месту с именами. К Стене.
Выключая телефон, Никс подумала, что ни разу за пятьдесят лет ей не пришло в голову, что Жанель могла умереть. Ни разу. Она по-прежнему отказывалась допускать такую вероятность. В своих мыслях она видела, как подходит к плоской стене с выгравированными именами, просматривает список и не находит ни одной Жанель. Она знала, что будет дальше.
Шак попытается заставить ее уйти. Она останется. И они опять разругаются в хлам.
А тем временем ей оставалось только ждать.
Когда она снова спрятала телефон под замок и устроилась сидя с выпрямления спиной – как столик для еды в самолёте – Никс была слишком взбудоражена, чтобы заснуть. И у нее онемела задница, такое ощущения, что филейная часть стала каменной.
Столкнувшись с отсутствием возможности куда-нибудь пойти и на что-нибудь отвлечься кроме мысленных упражнений, Никс вспомнила год, когда Жанель посадили в тюрьму. Бессонные дни, наполненные истощением и тревожностью, напоминали этот, мысли гудели в ее черепе, под кожей.
Те, кто отбывали наказание, испытывали то же самое? Невозможно представить через сколько страданий...
Резкий и внезапный шум привлек ее внимание, Никс попыталась понять, откуда он исходил, а мозг сказал, что она не впервые его слышит. Именно этот звук разбудил ее.
Никс опустила руку, хватаясь за пистолет, который лежал на камне возле ее бедра, и сняла его с предохранителя. Между делом подумала, что выйдет забавно, если она пристрелит очередного стражника из пистолета, который изъяла у первого убитого ею... а потом мозг перескочил к другому вопросу: распылило ли солнце труп мужчины, который она вытащила к могилам? Сейчас светило уже поднялось достаточно высоко, чтобы испарить...
Звук повторился в третий раз.
Нахмурившись, она посмотрела на купель. Лицо Шака было нахмуренным, брови низко опущены, верхняя губа приподнята в всплеске агрессии... или может от боли. Сложно сказать. И он издавал горловые звуки, которые, достигнув определённой громкости, донеслись до нее несмотря на шум воды.
Хрипы. Рычание. Адамово яблоко ходило туда-сюда вдоль шеи.
Руки, лежащие на его коленях, подрагивали. И он поднимал ступни так, словно куда-то бежал. К чему-то или отчего-то?
– Шак? – позвала она.
Голова резко повернулась, а потом вернулась в прежнее положение. После чего зашевелились его губы, словно он бормотал что-то. А потом он снова погрузился в бессознательное, в котором что-то видел.
– Шак.
Хотя она позвала его громким голосом, он все еще оставался во сне, и кошмар становился хуже. Сейчас он дергался, голова металась туда-сюда.
Одна слеза сорвалась с его ресниц и скатилась по щеке...
Никс подскочила и обошла купель.
– Шак! – крикнула она.
Казалось, ничто не могло достучаться до него. Словами, по крайней мере, точно невозможно.
Когда Никс наклонилась и потянулась к его руке, он резко открыл глаза и повернул голову в ее сторону.
– Что?!
– Тебе снился сон.
Он смотрел на нее так, будто не узнавал. Потом моргнул. Сказал хрипло:
– Это был не сон. А то, что сделали со мной.
– Что они сделали?
Он смотрел на нее, но все равно в его глазах Никс видела странную пустоту, словно он ее не видел.
– Все. Они сделали со мной все.
Прежде чем Никс успела спросить что-то, Шак притянул ее к себе, ее напряжённое тело лишилось равновесия, и она грудью рухнула на его торс.
– Это ты? – выдохнул он – Это действительно ты?
Его рука прошлась по ее волосам и легла на шею.
– Я должен убедиться, что это ты.
Он был возбужден, находясь под ней. Она чувствовала это в его запахе. Но в глазах мужчины плескалась мука, а в голосе слышалась мольба.
– Да, это я, – прошептала Никс.
– Можешь прогнать жар? – Она только собиралась спросить, о чем он говорил, как Шак провёл пальцем по ее нижней губе. – Я не хочу тобой пользоваться, но мне нужно... ты можешь прогнать это, пусть ненадолго?
Их лица находились так близко друг к другу, что она чувствовала, как купается в свете его сине-зелёных глаз... он пленил ее, но не потому, что крепко держал в руках. К ней взывала его внутренняя боль.
– Кто причинил тебе боль? – выдохнула Никс.
– Это не имеет значения. Ты поможешь мне? Мне большего от тебя не нужно. Ни вопросов, ни привязанности... только это.
Когда он склонил голову в бок, Никс закрыла глаза. Ощущение его губ на своих разрядом прошило все тело, и хотя она плохо понимала происходящее, значение сейчас имел только огонь, что полыхнул по венам, устремляясь к ее лону.
Когда Шак отстранился, словно давал ей время для ответа, Никс ответила ему, усевшись на его бедра, напряжённая эрекция вжалась в ее лоно. Уверенными движениями Никс скинула с себя ветровку, а потом стянула через голову кофту.
Урчание, вырвавшееся из его горла, наэлектризовало воздух между ними, а потом мужчина прикоснулся к ее рёбрам и прошелся ладонями верх до бюстгальтера.
– Ты красивая, – сказал он тихо. – В свете свечей. Когда я смотрю на тебя, то оказываюсь где-то далеко отсюда.
Он обхватил руками ее груди, и Никс запрокинула голову, покачиваясь на его бёдрах, потираясь о жёсткую длину члена.
– Я просто хочу касаться тебя. – Он провёл пальцами по соскам. – Вечно.
Наклонившись, Шак поцеловал ее шею, скользнув длинным клыком по яремной вене, и задрал бюстгальтер. Никс охнула, ощутив его ласки, он нежно дразнил соски, жаждущие оказаться в его рту.
– Вот так, объезжай меня. – Опять урчание. – Боги, ты прекрасна в моих руках.
В этот момент ее бюстгальтер исчез, Шак дернул застёжку, и обретенная свобода только подстегнула жажду Никс. Особенно когда его губы начали спускаться... ниже... еще....
Ей пришлось прогнуться назад, чтобы он смог сократить расстояние, и она переместила вес с колен прежде, чем они треснули от напряжения. Сейчас она лежала спиной на его бёдрах, наблюдая, как его тёмная голова склоняется к ее грудям. Его влажный и жаркий рот прошёлся по груди, а потом он чуть отодвинулся и обратил на нее сияющий взгляд.
– Это ты, – вздохнул Шак. – Это все ты.
Он снова склонил голову, ласкам ее языком. Посасывая. Потираясь.
Когда ее кости превратились в желе, а кровь закипела от желания, Никс снова принялась ерзать бёдрами по его паху, их одежда стесняла, раздражала. Она обхватила его бедра, желая прикоснуться к его коже, но Шак, казалось, совсем не торопился, и – вот неожиданность – ее все устраивало.
Когда он, наконец, поднял голову, Шак неотрывно смотрел на ее груди, на торчащие, напряжённые от его внимания соски. Скользнув ладонью по центру ее торса, он словно бы запоминал каждую ее деталь.
– Сними с меня штаны, – выдохнула Никс.
– Я думал, уже не попросишь.
Он судорожно помогал высвободить ее из нейлоновых спортивных брюк, но все вышло неловко и сумбурно, ничего не получалось.
Поэтому она приподнялась и сама спустила их по ногам.
Когда он утробно зарычал, Никс осознала, что сидит с голой задницей перед абсолютно незнакомым мужчиной. Вот только... Шак таким не казался. Она считала его своим любовником, хоть у них еще не было секса.
Все впереди.
Особенно когда он накрыл рукой пах и поправил бугор в штанах.
– Повернись, покажи мне себя, – выдохнул он. – Я должен это видеть.
Вскинув руки над головой, Никс встала на носочки и медленно повернулась для него. Она не знала, откуда в ней эта раскрепощенность, и не стала зацикливаться на этом.
– Иди ко мне, женщина. – Он протянул руки. – Позволь мне быть там, где нужно.
Никс закивала, возвращаясь на него. Расставив ноги, она потянулась выше, опускаясь на колени.
Шак снова поцеловал ее, проникая в нее языком, его руки были нежными, хотя она чувствовала по напряжению в его плечах и затрудненному дыханию, как сильно он ее хотел. А потом он опустил руки и развязал шнуровку на своих штанах. Никс краем глаза увидела что-то очень длинное и толстое, но потом он накрыл рукой ее лоно.
– Ты так готова для меня, – простонал Шак, лаская ее. – Дражайшая Дева в Забвении...
Никс терлась о его руку, ее груди покалывало от соприкосновения с грубой тканью его рубашки. Почему все ощущалось так естественно, она не знала, но, как и с новообретенной уверенностью в своём теле, она просто приняла это чувство. Приняла... нуждаясь... в большем.
Словно читая ее мысли, Шак убрал свои пальцы, покрытые ее влагой, и она ощутила горячую округлую головку, ласкающую сверхчувствительную кожу. Медленно опустилась на него, и они оба охнули, когда он наполнил ее, глубина проникновения и фрикции зажгли все рецепторы в ее теле.
Никс запрокинула голову и обязательно бы вскрикнула, будь она уверена в их безопасности. Но это было не так.
И оттого жажда становилась только сильнее.
Она начала двигаться, бедра активно поднимали ее вес, чтобы потом снова насадить на крепкий ствол. Вверх... и вниз... от каждого толчка она стискивала зубы. Обхватив руками его шею, Никс держалась за мужчину, его же руки сжимали ее задницу.
Никс вскрикнула, достигнув разрядки, и Шак продержался не дольше. Когда его бедра дернулись вверх, и он вжался в нее членом, Никс распахнула глаза и уставилась в каменный потолок, чувствуя, как он кончает, наполняет ее. Она ногтями сгребла ткань его рубашки, и закусила губу, чтобы сдержать все звуки, оставляя лишь отчаянное дыхание.
– Женщина, – выдохнул он ей в губы. – Ты сводишь меня с ума...
А потом они снова начали двигаться.
***
Она был всем, о чем он мог только мечтать.
Кончив так сильно, что пришлось зажмуриться, дабы глаза не вылетели из орбит, Шакал выдохнул сквозь сжатые зубы, наслаждаясь тем, что он находится глубоко в Никс, наполняет ее семенем.
Он оставил на ней свой запах, пометил собой, чтобы все знали, что она принадлежит ему....