Он бросил одно полотенце своей дочери, передал ей ложку, и они вместе пересекли кухню ресторанных размеров и прошли дальше, через кладовую. Когда они вышли к основанию парадной лестницы, Рейдж положил руку на плечо Битти.
– Как я рад, что сегодня у меня выходной.
– Пап, я тоже. Как твоя нога, идет на поправку?
– Да, не стоит беспокоиться. – Он умолчал про боль в конечности. – Кости хорошо срастутся. Мэнни об этом позаботился.
– Хороший он человек.
– Это да.
Они вместе поднялись по красной ковровой дорожке. Несмотря на величественность декора, золотую лепнину и хрусталь, мраморные колонны и фреску на высоком потолке, это был дом, здесь жило Братство Черного Кинжала со своими семьями, оберегая Рофа, Бэт и Рофа-Младшего. Здесь они жили в гармонии и счастье. Здесь, под этой массивной крышей, в прочных каменных стенах, под защитной пеленой мис, наброшенной Вишесом.
Замок.
Гребаный банковский сейф, в котором хранилось самое ценное, сейф, оберегающий от кражи и разрушения.
Кинотеатр располагался в самом конце второго этажа, за коридором со статуями, в крыле для персонала. Учитывая, что сейчас было за полночь, время рабочей смены, вокруг стояла тишина. Бойцы вышли на дежурство в городе; раненные, нуждавшиеся в лечении и реабилитации, остались в учебном центре; а персонал ушел на обеденный перерыв после того, как они приготовили, накрыли и убрали Первую трапезу. Тем временем, Мэри проводила в подвале сеанс терапии с Зэйдистом; Роф и Бэт играли с Рофом-младшем на третьем этаже; а остальные шеллан и дети были у батута возле бассейна, поэтому вокруг стояла тишина и благодать.
Сам кинотеатр был оборудован весьма профессионально, с сидячими местами как на стадионе и мягкой обивкой, стойкой со сладостями и автоматом для поп-корна – за которыми, как и за всем остальным, тщательно следил Фритц. Огромный экран, обрамленный красными бархатными портьерами, обновили совсем недавно. Благодаря объемному звуку «Долби» шаги Ти-Рекса в «Парке юрского периода» пробивали дробью до самого нутра.
Рейдж с Битти заняли два места прямо по центру. Прошлой ночью они сидели здесь же, поэтому пульты к компьютеру лежали в подстаканнике между сиденьями.
За секунду он оплатил фильм на «Амазон» и вывел на экран.
Когда они с Битти открыли мороженое и устроились на местах, Рейдж расслабленно выдохнул.
Идеально. Просто...
– Приятного, пап!
Битти протягивала ложку, и Рейдж стукнул по ней своей.
– Приятного, доча.
Сидя в темноте перед экраном, Рейдж улыбался так широко, что забыл про мороженое. Все было правильно в этом мире. Все проблемы закрыты. В его жизни не осталось серых пятен.
У него была дочка.
Любимая шеллан.
Его братья и друзья.
Да, был определённый стресс, и угроза расе никуда не делась, а еще и гребаные людишки вечно путались под ногами. Но он чувствовал себя как эта крепость.
Несокрушимый перед лицом бурь и нападок судьбы.
Способный выдержать любой удар.
Впервые в жизни он чувствовал нечто подобное, и в глубине души расцвела вера, что ничего не изменится. Его Мэри была его душой и сердцем. Битти – его надежда и будущее. Его братья и друзья – его руки и ноги.
И это все – невероятно круто.
Запустив ложку в «Роки-роуд»[2]... он даже не представлял, что ждет его впереди. Иначе выбрал бы другое мороженое.
Например, гребанное ванильное.
***
Колдвелл, Нью-Йорк
1913 год
– О, ну разве она не красавица. И ее сестра. Скажи?
Когда Джабон-младший продолжил трещать о вечеринке, о которой Рейдж уже забыл, его накрыла ужасная скука, так, словно нечистоты просачивались наверх сквозь напольные доски. Он должен был избавиться не просто от этой навязчивой компании, а в принципе покинуть это место. Воздух здесь пропитан запахом горького пота и приторной медовухи в кружках в каждой мясистой руке без исключения.
Джабон подался вперед.
– Расскажи, что ты сделал с ними.
Рейдж сосредоточился на двух алкашах, сидевших на стульях среди местной достопочтенной публики. У них были густые бороды, напоминающие собачью шерсть, и одежды цвета навоза. Пошатывающиеся из-за своих возлияний, они периодически словно в такт метронома сталкивались плечами, что вело к неизбежной драке.
– Не расскажешь. – Джабон придвинул стул ближе и положил свою изнеженную руку на предплечье Рейджа... но тут же убрал, когда Рейдж выразительно посмотрел на него. – Но ты соблазнил их обеих. Одновременно. Ты обязан рассказать, каково это.
Рейдж повернулся к двум работягам, сидевшим на стульях. У них назревала ссора, и он чувствовал, что один или даже оба были вооружены.
– Ты хотя бы придешь завтра вечером? В мой дом? Тебя ждут новые любовные завоевания.
Работяга слева, тот, что с тёмными волосами, повернул голову к своему земляку. Кустистые брови, вытянутый подбородок, лицо красное, как амбарная дверь, он выплюнул, без сомнений, несколько проклятий. А потом вскочил на ноги, отличаясь равновесием стола на двух ножках. Его напарник также подскочил на зов драки.
Толчок. Рывок. А потом рука того, кто начал драку, нырнула в полы небрежно пошитой куртки.
–... ты должен прийти завтра. Я многим сказал, что ты будешь присутствовать. И обещаю, там будут доступные женщины...
Рейдж схватил Джабона за дорогое пальто. Запихнув мужчину под стол, он сам скрылся с глаз, когда раздался первый выстрел. С ним у пьяной публики пропал всякий весёлый настрой. Но криков не было. Подобное происходило не впервые, и люди словно хорошо выучили нужный порядок действий.
А под столом Джабон выпучил бледные глаза и так крепко вцепился в свое добротное пальто, прижимая пальцы к горлу, словно это было тонкая кольчуга из шерсти, шелка и хлопка.
Затем послышался шорох и топот, толпа пряталась под дубовыми столами, за камином, барной стойкой... хотя туда никого не пустил бармен, державший собственный пистолет, защищающий свою территорию с большим интересом, чем всю остальную часть паба. Хороший делец, этот парень.
– Что же делать? – Джабон уткнулся лицом в грязную древесину пола. – Что же делать, что же делать…
Рейдж закатил глаза. Опасность быстро сошла на «нет». Три выстрела, и делов-то.
Смотря мимо множества крепких ножек столов и опрокинутых стульев, Рейдж без особого интереса оценил угрозу. Оба противника лежали на полу и не шевелились, поэтому он сел и размял больное плечо. Джабон остался на полу, словно подумывал о том, чтобы попробовать себя в профессии полового коврика. Как и все остальные посетители.
Дверь в паб открылась и закрылась, когда кто-то вошёл. Рейдж не обратил на это внимание. Люди сами несли себе проблемы. Враг редко заходил в этот театр человеческой деградации, лессеры по возможности обходили людей стороной. Тоже было справедливо и для вампиров, хотя члены расы легче могли затеряться среди бесхвостых крыс. И порой тебе так нужно приключение.
На самом деле, кроме приключений тебе ничего и не остаётся.
Человеческая толпа из тех, кто стремился избежать пуль, разорвала стройный ряд, люди начали поднимать головы и торсы.
Нетерпение, являющееся такой же определяющей чертой Рейджа, как светлые волосы и небесно-голубые глаза, взяло верх и прорвалось на свободу. Он повернулся, чтобы покинуть не только глупых людишек, но и навязчивую болтовню Джабона...
Удар пришёлся слева и на все тело, что-то огромное и тяжёлое сбило Рейджа на пол. И за пару секунд в полёте он обратил внимание на две вещи. Первое: он увидел пулю, пролетевшую с том месте, где ранее находился он сам и откуда его вынужденно погнали, свинец вонзился в дубовую стену гостеприимного паба, создавшую округлый гроб для металлического куска.
Потом Рейдж осознал, что знает своего спасителя.
Тот также не был удивлён.
Приземление вышло жёстким, учитывая, что он принял собственный вес и тушу аналогичную по тяжести, но ушибы и синяки его не волновали. Посмотрев через лес столов и ножек, он окинул взглядом вновь вспыхнувшую потасовку, инициировавший ее задира, очухавшийся, снова поднимал пистолет, чтобы на этот раз точно прикончить своего собутыльника.
Угроза с его стороны была устранена другими посетителями. Несколько человек накинулись на него и обезоружили.
Рейдж смог сделать глубокий вдох, когда с него убрали булыжник. А потом ему протянули руку, помогая встать
Он рассмеялся, принимая помощь.
– А вышло весело!
Дариус, сын Марклона, очевидно не разделял его чувства. Синие глаза брата от разочарования приобрели синевато-стальной цвет.
– Наши понимания веселья несколько отличаются...
– Вы тоже должны прийти!
Рейдж с братом опустили взгляд на Джабона, который выглядывал из-под стола как суслик из норы.
Надоедливый аристократ хлопнул в ладоши.
– Да, да, и вы. Завтра вечером, у меня дома. Вы же знаете, где я живу?
– Боюсь, мы будем работать, – ответил Дариус.
– Да, – сказал Рейдж, хотя не имел конкретных намерений.
– Там будут женщины благородных кровей.
– С благородными заскоками и запросами, ты хотел сказать. – Рейдж покачал головой. – С ними скучно во всех отношениях, чтобы рассматривать этот вариант.
Дариус просунул руку подмышку Рейджа и повел его к выходу. Когда Джабон поплелся за ними, было достаточно одного жёсткого взгляда через плечо, чтобы избавить мужчину от жажды их компании.
Луна снаружи освещала мерцающим светом деревенский ландшафт, контуры кирпичных и деревянных заведений словно излучали божественное сияние, будто решили отказаться от неблагочестивой торговой деятельности. Стояло начало лета, цветущий июнь, листва на деревьях на площади уже раскрылась, но еще отличалась бледностью своей зелени. В противовес, в августе она обретала насыщенный изумрудный оттенок.
– Что ты делаешь в подобном месте? – требовательно спросил Дариус, когда они вышли на брусчатку.
– Тот же вопрос можно задать и тебе.
Рейджа цензура не беспокоила. Его не только не волновало чужое мнение, он также знал о репутации Дариуса, его благородстве по части слов и дел. Образец добродетели скорее отрубит себе боевую руку, чем станет участвовать в пьяном дебоше.
– Я ищу рабочие руки, – сказал его брат.
– Для чего?
– Я задумал построить дом, отличающийся крепостью и безопасностью.
Рейдж нахмурился.
– В нынешнем жилье тебе тесно?
– Я строю для других целей.
– И ты используешь людей для возведения такого места? Тебе придется избавиться от рабочей силы по окончании строительства, уложив всех в одну могилу.
– Я искал работников из нашей расы.
– В этом пабе с такими туго.
– Я не знал, куда еще пойти. Наша раса слишком разобщенно живёт. Не найдёшь своего в толпе людей.
– Порой это благо – оставаться невидимым.
Когда в пахнущей цветами ночи раздался звон, Рейдж посмотрел на башню с часами на колдвелловской площади. Остановившись, он вспомнил о весьма гостеприимной даме лёгкого поведения, что жила в трех кварталах отсюда.
– Брат, прошу простить, но я должен быть в другом месте.
Дариус тоже остановился.
– Полагаю, речь не об охоте.
– Подождёт до завтра. – Рейдж пожал плечами. – Эта война никогда не закончится.
– Да, учитывая твое отношение.
Когда Дариус отвернулся, Рейдж схватил мужчину за локоть.
– Хочу отметить, что этой ночью я сразил двух лессеров. Или ты думаешь это пятна от чернил?
Рейдж предоставил рукав пальто из кожи на оценку. Но Дариус даже не посмотрел на него.
– Ты постарался, брат мой, – сказал мужчина ровным тоном. – Я так горжусь тобой.
На этом Дариус высвободил руку и направился в сторону берега реки. Рейдж посмотрел в его сторону. И пошел в противоположную.
Только спустя какое-то расстояние он смог успокоиться и дематериализоваться к женщине, которая никогда не отвергала его развратные приставания. Он убеждал себя, что именно гнев на излишнюю уверенность в своей правоте, присущую Дариусу, мешал ему сосредоточиться.
В эту ложь он почти поверил.
Глава 3
Следующим вечером, после захода солнца и в безопасной тьме, Никс открыла парадную дверь фермерского домика их семьи. Толкнув москитную сетку, она вышла на крыльцо, и дверца с треском вернулась на место.
Никс всю жизнь слышала этот звук, каждый ее этап был связан с ним. Детство. Юность до превращения. Взросление. Сейчас... как бы ни называлось это время.
Жанель ушла больше пятидесяти лет назад...
Москитная сетка снова открылась и закрылась, и Никс знала, кто вышел из дома. Она надеялась провести какое-то время в одиночестве, потому что дневные часы тянулись бесконечно долго. Но молчаливое присутствие дедушки тоже ее устраивало. К тому же, он здесь не задержится.
– Ты в амбар? – Не оглядываясь, спросила она. – Рановато сегодня.
Вместо ответа он с кряхтеньем сел в один из плетеных стульев, сделанных собственными руками.
Она нахмурилась и посмотрела через плечо.
– Ты не собираешься работать?
Дедушка достал трубку из кармана рабочей рубашки. Мешочек с табаком уже был в его руке. Заполнение трубки – слишком интимный ритуал, чтобы пялиться во все глаза, поэтому Никс опустилась на верхнюю ступеньку крыльца и посмотрела поверх лужайки на амбар. За шипением старомодной зажигалки последовал знакомый запах табака.
– Когда ты уходишь? – спросил он.
Никс развернулась. В отличие от хлопка москитной сетки или запаха табака из трубки, голос ее дедушки был едва уловим. И не удивительно, что она не сразу смогла сложить тихие звуки в слова и предложение.
Но потом она покачала головой.
Но не в качестве ответа.
Дедушка поднялся и подошел к ней, выпуская на ходу дым, который поднимался над его головой и растворялся в воздухе. Она подумала, что он хотел обратиться к ней, но он прошёл мимо, спускаясь по лестнице и ступая на молодую зелёную траву.
– Прогуляйся со мной, – сказал он.
Никс вскочила и встала рядом с ним. Она не помнила, когда в последний раз он просил ее о чем-то, тем более – составить ему компанию.
Они молчали по пути к амбару, и дедушка открыл боковую дверь, оставляя главные входные ворота нетронутыми. Никс вошла в холодное тёмное пространство, заполненное запахом дерева, и ощутила, как гулко забилось ее сердце. Это была святая святых их дедушки. Никто не входил сюда.
Вспыхнули лампы на потолке и стенах, и Никс попыталась сдержать изумленный вздох. Небольшие лампочки были подвешены к стропилам, сияя как далёкие звезды галактики, другие старомодные светильники испускали жёлтый свет. Сделав глубокий вдох, она не смогла устоять на месте и подошла к двум строительным козлам в центре помещения.
На них располагалось произведение искусства.
Гребные лодки Адирондака являлись наследием великого прошлого, первая была создана в середине 1800-х для спортивных интересов богачей, что приезжали к озёрам и горам севера штата Нью-Йорк. Спроектированные под двух пассажиров и их багаж, с низкими бортами и шире чем каноэ, а весла расходились накрест от центрального сидения, предназначенного для проводника.
Хотя за последние сто семьдесят лет многое изменилось, оставались те, кто ценил старинные ручные работы, и ее дедушка служил небольшому списку постоянных клиентов.
Никс пробежала пальцами по длинным кедровым планкам вдоль борта.
– Ты почти закончил ее. – Она прикоснулась к рядам крошечных медных гвоздей. – Она очень красивая.
На козлах для пилки дров стояли еще четыре лодки: две из них получили первые слои ласкового покрытия, через которое проступали медовый цвет дерева и его текстура. Еще одна представляла собой только каркас. А последнюю он чинил.
Никс развернулась. Дедушка стоял перед разложенными инструментами, мерцающая выставка зубил, молотков, шлифовальных станков и хомутов расположилась у стены амбара, возле длинной рабочей поверхности. Все лежало на своём месте, и там не было ничего электрического. Дедушка делал лодки по старинке... с викторианской эры, когда он начал, и по сей день. Та же техника. Неизменная дисциплина.
– Когда ты уходишь? – спросил он.
Сосредоточившись на нем, Никс осознала, что часто опускала глаза, когда он находился рядом. Отчасти виновата была его невероятная сдержанность и, как ей казалось, что он не любит внимание. Но по большей части – ей казалось, что он мог читать ее мысли, а она предпочитала держать их при себе.
Мог он читать ее мысли или же нет – неважно.
Она бы не хотела знать об этом.
Боже, он постарел. Сейчас его волосы были белее снега, лицо осунулось, но плечи были расставлены, как и спина. У них было еще время. Вампиры должны начинать беспокоиться с первыми признаками физического старения. После этого, как правило, увядание происходило на глазах.
– Дедушка, – сказала она.
– Не ври мне, внучка. И здесь есть другие, о ком нужно думать.
Разумеется, он говорил не о себе. Проблема была в Пойзи, она ее тормозила. Как обычно.
– В полночь, – ответила Никс. – Я хочу уйти в полночь.
– Я слышал, как ты говорила с тем претрансом. Он рассказал, где находится колония?
– Его было сложно понять, но кажется, я знаю, куда идти.
– Он уже ничего не говорит.
– Он умрёт к рассвету. – Никс потерла глаза. – Пойзи сойдёт с ума. Ей нужно перестать спасать всех и вся. Это же не щенок, которого можно оставить.
– Твоя сестра свободно открывает сердце миру. Таков ее путь.
– Ей нужно завязывать с этим. – Чтобы сдержать проклятье, Никс обошла гребную лодку, ботинки с громким стуком опускались на голые половицы. – Или хотя бы попытаться.
– Жанель тоже остается собой. И обвиняя Пойзи в попытках спасти всех, может тебе последовать собственному совету и отказаться от ночного путешествия.
– Как ты можешь так говорить? – Никс посмотрела на своего дедушку. – Жанель застряла в той тюрьме...
– Она заслуженно попала туда.
– Нет, это не так... – Никс заставила себя успокоиться. – Она не убивала того мужчину.
Дедушка припал к трубке, выпуская дым, который поднялся в воздух и затем растворился. Его лицо было спокойным и собранным, и Никс, чувствуя контрастный гнев, была вынуждена отвести взгляд.
– Я быстро вернусь, – сказала она.
– Более вероятно, что ты вообще не вернёшься, – ответил он. – Никсанлис, ты должна держаться в стороне от этого. Это слишком опасно.
***
В одиннадцать пятьдесят три Никс устроила последнюю вещь в своем рюкзаке. Она сложила две бутылки воды, шесть протеиновых батончиков, фонарик, флисовую кофту, чистые носки и зубную щётку. Причем щётку – по глупости и в последний момент. Разве ее должно волновать здоровье зубов и свежее дыхание?
Оценив вес рюкзака, она взяла бейсбольную кепку с кровати. Потом посмотрела на тонкую подушку. Ну конечно она сюда еще вернётся...
– Ему уже лучше.
Никс закрыла глаза, прежде чем повернуться к сестре. И убедилась, чтобы ее лицо не выдало мысль «черта с два ему лучше».
Пойзи заглядывала в спальню, ее глаза сияли, волосы были влажными и прямыми как палка, благоухали свежестью после душа. Платье – лютикового жёлтого цвета с россыпью голубых и розовых цветов, и кружево на подоле касалось ее голых ступней.
– Пошли, посмотришь... – Пойзи нахмурилась, заметив ботинки, рюкзак и кепку. – Куда ты собралась?
– Никуда, просто прогуляюсь.
– А, ну ладно. – Она отчаянно замахала рукой. – Пошли, убедишься, что он хорошо себя чувствует!
Никс последовала за сестрой в гостевую. В другом конце тускло освещённой комнаты под тяжёлыми одеялами неподвижно лежала фигура.
Пойзи задрала длинную юбку и на носочках пересекла ковровую дорожку.
– Питер, я здесь. Я рядом.
Ее сестра опустилась на колени и взяла его руку в свои ладони. Когда она потерла большими пальцами серую кожу, и эти пальцы не шевельнулись в ответ, Пойзи наклонилась к подушке. Было слишком много покрывал, чтобы рассмотреть что-то, но Никс знала, что на отчаянный шёпот Пойзи никто не ответит.
– Пойзи...
Сестра выжидающе посмотрела на нее.
– Видишь? Ему уже лучше.
Никс сделала глубокий вдох.
– Когда ты в последний раз говорила с ним?
Пойзи посмотрела на покрывала.
– Он спит. Ему нужен отдых, чтобы восстановиться.
Прежде чем сказать что-то, о чем она впоследствии пожалеет, Никс кивнула, забросила рюкзак на спину и направилась в кухню, чтобы выйти через заднюю дверь. Она посмотрела на тарелки, расставленные на сушилке. Окна, на которых сейчас были раздвинуты тяжёлые шторы, защищающие от дневного света. Неопрятный букет из полевых цветов, который Пойзи собрала перед их судьбоносной поездкой за продуктами.
– Никс? – Пойзи подошла к ней, ее брови были обеспокоенно приподняты. – Ты не считаешь, что ему становится лучше?
Никс представила лопату в хрупкой руке своей сестры. Землю из свежевыкопанной могилы на ее голых ступнях. Слезы на нежном лице.
– Нет, Пойзи, я так не считаю.
– Но он съел что-то прошлой ночью. – Сестра шагнула вперед, стиснув юбку напряжёнными руками. – И сегодня днем он пил.
Никс посмотрела в окно над раковиной. Амбар, казалось, был от них на расстоянии нескольких миль. Дедушка проведёт там всю ночь.
– Он же поправится? – голос Пойзи стал тоньше. – Я же не убила его?
Выругавшись, Никс сняла с плеч рюкзак и повесила на руке.
– Ты отправляешься в поход? – спросила Пойзи.
Никс позволила рюкзаку упасть на пол, потом наклонилась и расстегнула его. Достав одну из бутылок, сделала большой глоток.
– Пойзи, послушай меня. Аварии случаются. Ты не специально...
Дедушка вошёл в кухню через заднюю дверь, появившись тихо и внезапно, как призрак. Он не посмотрел на них, только с кивком прошел мимо, направляясь к двери в подвал. Он оставил входную дверь открытой, и это странно, и по мере спуска по лестнице, которую он сделал своими руками, его шаги становились все тише. Может, ему понадобилось что-то из подвала? Все его инструменты и дерево для строительства лодок хранились в амбаре, но внизу оставались чертежи для каноэ и скифов. И другие схемы.
Он мог сделать из дерева что угодно.
Когда не послышалось никаких других звуков, и он не вернулся, Никс посмотрела на Пойзи. Снова сосредоточилась на открытой двери.
– Что он там делает? – пробормотала она, поставив бутылку с водой на стол.
Она подошла к лестнице, ведущей в подвал, и прислушалась. Потом шагнула на верхнюю ступеньку.
Снизу донесся тихий голос дедушки.
– Попроси сестру подождать наверху.
Никс сжала дверную ручку.
– Пойзи, посиди с Питером. Мы сейчас вернёмся.
– Хорошо. Зайдёшь попрощаться перед уходом?
– Да.
Никс дождалась, когда жёлтое платье скроется из виду. Потом шагнула вниз и закрыла дверь за собой. Внизу лестницы она, нахмурившись, окинула взглядом мойку с сушилкой. Закрытую дверь в подземные комнаты и спасательный туннель. Порядок на полках с краской, материалами и инструментами.
– Где ты...
– Я здесь.
Никс пошла на голос, завернув за лестницу и обнаружив дедушку перед узким проходом в бетонной стене, о котором она не знала. Когда она подошла, он нагнулся и скрылся из виду. Наклонившись, она последовала за ним по узкому тёмному туннелю без света. Спустя какое-то расстояние послышался звук открываемого массивного замка, а потом вспыхнул одинокий источник света.
– Что это...
Никс лишилась дара речи, когда вошла в помещение площадью в десять квадратных футов и восьми футовым потолком, обшитое металлическими листами. На кронштейнах от пола до потолка располагалось разнообразное оружие, боеприпасы и амуниция.
Она шокировано оперлась на руку, а ее дедушка зашел вглубь и взял пустую вещевую сумку. Положив ее на низкий столик, он начал выбирать со стенда пистолеты и обоймы с патронами. Цепь. Нож. Кол – словно из фильма про Дракулу.
– Что ты делаешь?
– Я также не смогу изменить и тебя, – сказал он с тихим смирением. – Поэтому я отпущу тебя подготовленной. Я знаю, ты училась стрелять. Я знаю, ты училась драться. Возьми это и ступай. Я посмотрю за Пойзи.
С этими словами он застегнул сумку, повернулся к ней и протянул коллекцию оружия.
– Как я прожила всю жизнь здесь и не знала об этом? – Когда дедушка не ответил, Никс покачала головой. – Я совсем тебя не знаю.
– Ты знаешь достаточно, учитывая, что все эти годы я обеспечивал безопасность твою и твоей сестры.
– От каких угроз?
– Ни в этом... ни в каком другом... мире небезопасно. Мы с тобой это знаем. В этом плане мы похожи, хотя я долгие годы пытался игнорировать этот факт. Я бы хотел, чтобы ты наслаждалась жизнью, как это делает Пойзи.
– Тогда это буду не я.
– И ты отравляешься за Жанель, потому что твое сердце не хочет никак успокоиться. – Дедушка подтолкнул сумку. – Тебе понадобится это, если ты надеешься вернуться домой. Я присмотрю за Пойзи.
Внезапно Никс шагнула к кинжалу с острым... черным лезвием. – Это то, о чем я думаю? – Она оглянулась через плечо. – Где ты его взял?
Дедушка посмотрел на нее, сумка с оружием зависла в воздухе между ними.
После длинной паузы Никс сделала шаг вперед и взяла арсенал.
– У тебя сорок восемь часов, – сказал он.
– И что потом? Ты придешь за мной? – Не получив ответа, ей захотелось выругаться. – Подожди. Тебе известно, где расположен вход в тюрьму, не так ли? – Она повысила голос. – Ты знаешь, где Жанель. Так?
– У тебя сорок восемь часов.
– Как ты позволил страдать ей? Пятьдесят лет. – Она посмотрела на оружие. – Черт возьми, ты знаешь, где Жанель, и ничего не сделал, чтобы помочь ей выбраться, хотя в курсе, что она невиновна...
– Верь во что должна.
– Во что должна? Она не убивала того мужчину!
– Нет, убила. И это я сдал ее.
Никс перестала дышать. Подалась вперед. Склонила голову вбок, словно возникли проблемы со слухом.
– Что ты сказал?
– Я сдал твою сестру за убийство.
Никс закачала головой, отчего она закружилась.
– Зачем тебе это? Как ты мог так поступить? Как мог отправить ее в это ужасное место? До меня дошли слухи... я знаю, ты тоже в курсе. Она же женщина!
Дедушка продолжал спокойно смотреть на нее, и от этого в венах Никс забурлила невиданная ранее ярость.
Ткнув указательным пальцем в старика, она заговорила низким мрачным голосом:
– Когда я вернусь с ней, я заберу Пойзи, и вместе мы покинем этот дом. Кровь не делает нас семьёй, и я отрекаюсь от тебя, здесь и сейчас.
Никс повернулась к туннелю.
Прежде чем она нырнула под низкий выступ, ее дедушка повторил:
– У тебя сорок восемь часов.
Оглянувшись через плечо, Никс пожалела, что не может оставить оружие, но сейчас она только сильнее хотела вернуться назад целой и невредимой.
– Или что? – горько спросила она. – Сдашь и меня тоже?
Глава 4
Никс обрела форму в пяти милях от фермерского дома и в пятидесяти ярдах от шоссе. Мгновение она просто стояла в лощине, заросшей низким кустарником. В голове царил бардак, и она потерялась в мысленном споре с дедушкой, проговаривая его фразы и шевеля губами, повторяя свои ответы. Никс жалела, что не бросила ему на прощание, что она не будет такой как он.
Как он мог предать собственную внучку?
Как он мог ложиться спать со знанием, что Жанель находится в этой ужасной тюрьме? И пониманием, что он собственными руками отправил ее туда за преступление, которого она не совершала? В голове не укладывается. Жанель нет с ними пятьдесят лет. Пятьдесят лет она в том ужасном, опасном месте, где ей некому помочь, где никто о ней не позаботится, если она голодна, больна или ранена... и сама Никс узнала о том, где искать свою сестру, лишь по воле случая, удачному стечению обстоятельств и аварии на шоссе.
Сейчас она понимала, почему дедушка пытался отговорить ее.
И слава Богу, что она забыла в продуктовом те бублики. Если бы ей не пришлось возвращаться в отдел с выпечкой, когда они с Пойзи расплачивались на кассе, они бы разминулись с претрансом, выбежавшим на дорогу.
– Соберись, – сказала она вслух. – Ты должна сосредоточиться.
Правда о том, что сотворил ее дедушка, была уродливой, и разбор на детали и мотивы не изменит неприглядной истины. К тому же, уже пошел обратный отчет до прихода солнца.
Закинув рюкзак на спину, Никс отметила, насколько тяжелее он стал, когда она добавила туда пару пистолетов, патроны и кинжал, который ей дал дедушка. Она оставила цепь и кол. И его вещевой мешок.
Она с нетерпением ждала момента, когда сможет вернуть ему его оружие. И покинуть тот дом, прихватив с собой обеих сестер.
Господи, они все время жили с предателем.
Кто-то вдалеке завыл на луну, и Никс убедила себя, что это была дворовая собака. Ее надпочечники, с другой стороны, приписали этот звук кому-то более смертоносному. Хорошая новость в том, что с ее точки между двумя высокими холмами у нее был обзор на триста шестьдесят градусов.