Дж. Р. Уорд
Исправительная колония, книга 1
«Шакал»
Перевод: РыжаяАня, Naoma, Green Eyes
Редактура: Андрованда
Перевод осуществлен для группы vk.com/jrward
Книга посвящена всем работникам, кто спасает нас во время пандемии COVID-19, особенно тем, кто работает в сфере здравоохранения и подвергает свои жизни опасности ради спасения других.
Спасибо вам!
Глоссарий терминов и имен собственных
Мстить (в оригинале «ahvenge» – искаженное «avenge», англ. – мстить) – совершать акт морального воздаяния (как правило, действие выполняется любящим мужчиной). Слово Древнего Языка.
Братство Черного Кинжала – профессиональные войны-вампиры, защищающие свой вид от Общества Лессенинг. Рожденные путем тщательной селекции, братья обладают огромной физической и умственной силой, наравне со способностью к быстрому выздоровлению. Большинство членов братства не являются родственниками, попадая в него по рекомендации других членов. Агрессивные, самоуверенные и скрытные по натуре, они живут отдельно от гражданских вампиров, редко контактируя с представителями других классов, за исключением времени, когда вынуждены питаться. Они герои легенд, и пользуются большим уважением в своем мире. Братья могут погибнуть лишь от очень серьезных ран: например, от выстрела или удара ножом в сердце.
Раб крови – мужчина или женщина вампир, порабощенный для удовлетворения жажды другого вампира. Подобное рабство было практически повсеместно искоренено, хотя и не считалось противозаконным.
Избранные – женщины-вампиры, рожденные для услужения Деве-Летописеце. Они рассматриваются как часть аристократии, хотя сосредоточены в большей степени на духовной сфере, чем на светской жизни. Они практически не общаются с представителями противоположенного пола, и могут выходить замуж лишь за членов Братства, чтобы продлевать свой род. Обладают даром предвидения. В прошлом они использовались для удовлетворения нужды в крови неженатых братьев, но позже эта традиция была забыта.
Состязание (в оригинале «cohntehst» – искаженное «contest», англ. – соревнование, состязание, бой, соперничество) – конфликт между двумя мужчинами за право назвать определенную женщину своей парой. Слово Древнего Языка.
Дхунхд – ад.
Глава (Лидер) – человек, обладающий властью и влиянием.
Доджен – член класса слуг в мире вампиров. Поведение доджена основывается на старинной консервативной традиции, описывающей службу своему хозяину, формальную одежду и правила поведения. Они могут выходить на дневной свет, но подвержены «преждевременному» старению. Продолжительность их жизни составляет примерно пятьсот лет.
Забвение – мир вне времени, в котором умершие встречаются со своими любимыми в вечности.
Хранитель – (в оригинале «ghardian» – искаженное «guardian», англ. – страж, защитник, хранитель, опекун) личный хранитель. Хранители имеют разные статусы, самым влиятельным из которых, является хранитель отстраненной женщины. Слово Древнего Языка.
Глимера – (в оригинале «glymera») – ядро аристократии, примерно эквивалентное светскому обществу Англии эпохи Регентства.
Хеллрен – женатый мужчина-вампир (у мужчины в качестве пары может выступать не одна женщина).
Общество Лессенинг – орден убийц, собранных Омегой для уничтожения вампиров как вида.
Лессер – человек без души (мужчина), являющийся членом Общества Лессенинг, избравший своей целью уничтожение вампиров. Лессеры живут вечно, их можно уничтожить лишь ударом ножом в грудь. Они не испытывают жажды или голода и являются импотентами. Со временем их кожа, волосы и радужки глаз теряют пигментацию. Они пахнут детской присыпкой. Всыпая в Общество под бдительным оком Омеги, они получают керамические сосуды, в которых хранятся их сердца, вырезанные во время обряда инициации.
Мамэн – мать. Слово используется и в качестве идентификатора, и в качестве ласкового, уважительного обращения.
Мис – маскировка окружающей среды; иллюзорное явление.
Налла – ласковое обращение, означающие «возлюбленная».
Период жажды – репродуктивный отрезок жизни женщины-вампира, длящийся, как правило, два дня и сопровождающийся повышением сексуального желания. В первый раз наступает через пять лет после превращение, затем – каждое десятилетие. На «зов» реагируют все мужчины-вампиры, находящиеся рядом с женщиной. Это время может стать очень опасным из-за конфликтов соревнующихся мужчин, особенно в том случае, если женщина не замужем.
Омега – злорадная, мистическая личность, избравшая своей целью уничтожение вампиров из-за разногласий с Девой-Летописецей. Обитает в неком вневременном пространстве. Обладает огромной силой, не связанной, впрочем, с силой творения.
Принцепс – высшая ступень аристократии, в социальной иерархии располагающаяся за королевской семьей и Избранными. Этот титул передается лишь по наследству и не может быть дарован.
Рит – ритуал искупления вины, предлагаемый лицом, которое нанесло оскорбление. Если предложение принимается оскобленной стороной, оскорбивший подвергается наказанию оружием, выбранным оскорбленным, и не имеет права защищать себя.
Дева-Летописеца – мистическая сила, являющаяся советником короля вампиров, хранителем архивов и распределителем привилегий. Обитает в неком вневременном пространстве и обладает огромной силой. Способная на единственное творение, она создала расу вампиров.
Отстранение – (в оригинале – «sehclusion», искаженное «seclusion», англ. – отделение, изоляция, уединение) статус, налагаемый королем на женщину аристократического происхождения по просьбе ее семьи. Ставит ее в подчинение воле хранителя, которым, как правило, становится старший мужчина в роду. Хранитель имеет законное право контролировать все аспекты ее жизни, ограничивая по своей воле любые взаимодействия с внешним миром.
Шеллан – замужняя женщина-вампир (как правило, имеет лишь одного мужа из-за собственнической натуры мужчин-вампиров).
Симпат – (в оригинале «symphath») подвид вампиров, характеризующийся, помимо прочего, желанием и способностью к манипулированию эмоциями других людей (в целях энергетического обмена). Исторически выделялись из основной расы и на протяжении нескольких эпох были объектом охоты остальных вампиров. Подвид близок к вымиранию.
Талли – ласковое слово, в свободном переводе означающее «дорогая», «любимая».
Гробница – священное хранилище Братства. Используется в качестве места для проведения ритуалов (вступление в братство, похороны, дисциплинарные меры). Там же хранятся сосуды лессеров. Входить туда могут лишь братья, Дева-Летописеца и кандидаты на вступление.
Трэйнер – обращение, используемое среди мужчин для выражения взаимного уважения и привязанности. Примерно эквивалентно «дорожайшему другу».
Превращение – критический момент в жизни вампира, когда он или она превращается во взрослого. После этого они должны пить кровь от представителей противоположенного пола и не могут переносить дневной свет. Происходит примерно в двадцать пять лет. Некоторые не переживают превращение, в большинстве случаев, – мужчины. До перехода в зрелость, вампиры физически слабы, сексуально неактивны, невосприимчивы и неспособны дематериализоваться.
Вампир – член вида, отделившегося от Homo sapiens. Чтобы выжить, вампиры должны пить кровь от противоположного пола. Человеческая кровь поддерживает их, однако, сила, полученная из нее, не сохраняется надолго. После превращения, происходящего в возрасте двадцати пяти лет, они неспособны выйти на солнечный свет и должны регулярно питаться от вены. Человек не может превратиться в вампира посредством укуса или через переливание крови. В редких случаях, вампиры зачинают детей с представителями других видов. Вампиры могут дематериализоваться по своему желанию, хотя для этого требуется успокоиться и сконцентрироваться, а также не нести с собой ничего тяжелого. Они могут лишить людей воспоминаний, при условии, что данные воспоминания краткосрочны. Некоторые вампиры читают мысли. Продолжительность их жизни составляет более тысячи лет.
Прошедший – умерший, но вернувшийся из Забвения живым. Пользуется всеобщим уважением и почтением.
Уорд – (в оригинале «whard» – искаженное «ward», англ. – опека, охрана, защита) – статус, соотносимый с понятием «крестной матери» или «крестного отца».
Эрос – (в оригинале «ehros » – искаженное «eros») – Избранная, тренируемая в области сексуальных искусств.
Первая семья – Король и королева вампиров, их дети.
Лулен – дар.
Лидж – (в оригинале «lheage » – искаженное «liege », англ. – мастер, господин) – так уважительно называют доминанта подчиняющиеся.
Ньюлинг – девственница.
Пирокант – употребляется относительно чей-то слабости, которая может быть как внутренней (зависимость), так и внешней (любимый).
Аттендант – (в оригинале «attendhente » – искаженное «attendant», англ. – обслуживающее лицо, служитель) – наиболее приближенная к Деве-Летописеце Избранная.
Ральман – спаситель.
Эксайл дабл – (в оригинале «exhile dhoble» – искаженное «exile» - худой, тощий; скудный и «double» - близнец, двойник) – злобный или проклятый близнец, который был рожден вторым.
Аструкс Нотрам (в оригинале «ahstrux nohtrum») – личный охранник с разрешением на убийство, назначенный на эту позицию королем.
Крих – символ смерти на Древнем Языке.
Ленихан (в оригинале «Lhenihan») – мифическое животное, известное за сексуальные подвиги. В современном сленге слово применимо к мужчине нестандартных размеров, со значительной сексуальной выносливостью.
Тальмэн ( в оригинале «talhman » ) – злая сторона в вампире. Темное пятно на душе, которое – если его не уничтожить – требует самовыражения
Глава 1
Запад штата Нью-Йорк, наши дни
Метафора «жизнь – это шоссе» была настолько универсальной, попсовой и заюзанной, затертой до дыр, что сидя на пассажирском сидении десятилетнего универсала и упершись взглядом в асфальт, купавшийся в лунном свете, пробивающемся сквозь кусты на обочине западной части штата Нью-Йорк, Никс не думала о том, как до чёртиков похожи дорога под колёсами авто и тропа жизни: ты можешь гладко катиться с горочки, подпрыгивать на ухабах, боясь потерять челюсть, бесконечно плестись в гору. Дохнуть от скуки в пути между двумя отдаленными друг от друга транспортными развязками.
А ведь еще периодически возникали препятствия, уводящие тебя с намеченной дороги в такие дебри, что ты оказываешься вообще не там, где планировал.
Порой такое препятствие имеет четыре ноги и ребенка с именем Бэмби.
– Осторожно! – воскликнула Никс, хватаясь за руль и забирая управление на себя.
Но поздно. Под визг шин столкновение вышло ужасно тихим, так бывает, когда сталь сминает плоть. Сестра отреагировала инстинктивно, накрыв глаза руками и сгруппировавшись к коленям.
Малоэффективно, учитывая, что именно Пойзи находилась ближе всех к тормозам. Но так свойственно ее характеру.
Универсал – неодушевленный предмет, приведённый в движение чужой волей – своим разумом не обладал, но мог похвастаться тонной мотивации, черпаемой в скорости в шестьдесят две мили в час. Как результат – «Вольво» забился словно необъезженный жеребец, когда они слетели с проселочной дороги, громоздкий кузов пустился в пляс по холмам и кочкам, так, что Никс пару раз приложилась головой о потолок несмотря на ремень безопасности.
Свет фар мельтешил перед машиной, меняя угол наклона в зависимости от подскоков капота. По большей части они налетали на мягкие кусты, и Никс не ожидала, что их встретит зелень и ветки, это было наилучшим вариантом из возможных.
Но потом все изменилось.
Подобно чудищу, выныривающему из глубин озера, посреди лучей, мелькающих по кустам, что-то коричневое, толстое и вертикальное то появлялось, то исчезало в эпилептическом свете фар.
О, нет. Это было дерево. И древесина стала не просто их стопором, она словно была соединена с ходовой частью авто стальным кривошипом.
Если несешься в лобовую, то лучше не придумаешь.
Неминуемо – вот нужное слово.
Никс думала только о сестре. Пойзи распласталась на водительском сидении, вытянув руки, расставив пальцы так, словно собиралась оттолкнуть дерево в сторону...
Никс восприняла столкновение всем телом, наверняка, был скрежет металла по дереву, но от сработавших подушек безопасности в ушах Никс звенело, она почти ничего не слышала. Едва могла дышать.
И ничего не видела.
Шипение. Какая-то течь. Запах жженой резины и чего-то химического.
Кто-то кашляет. Она? Сложно сказать.
– Пойзи?
– Я в порядке, в порядке…
Никс потерла слезившиеся глаза и закашлялась. Судорожно нащупав ручку на двери, она потянула ее на себя и с усилием толкнула панель.
– Я выберусь и помогу тебе.
Если, конечно, получится выползти из тачки.
Надавив плечом, она растолкала дверью ветки, и в качестве мести кусты полезли в машину подобно вынюхивающей что-то собаке.
Никс свалилась с сидения и перекатилась на спину. Затем перебралась на четвереньки, умудрилась встать на ноги и, опираясь о крышу машины, подойти к водительской стороне. Открыв дверь Пойзи, она отстегнула ремень безопасности.
– Я держу тебя, – выдавила Никс, вытаскивая свою сестру.
Прижав Пойзи к кузову, Никс смахнула светлые волосы с ее лица. Крови не было.
Стекла не задели идеальную кожу. Нос все еще ровный как иголка.
– Ты цела, – заключила она.
– Что с оленем?
Никс проглотила проклятие. Они были в десяти милях от дома, и – что более важно – непонятно, на ходу ли машина. Она не хотела обижать Мать-Природу и всех зоозащитников, но четвероногий шашлык сейчас заботил ее меньше всего.
Прохромав к капоту, она оценила ущерб. Капот и, следовательно, двигатель на добрые два фута обнимали дерево, которое отличалось гибкостью двутавровой балки, и даже не будучи автомехаником, Никс понимала, что этот движок уже не заурчит.
– Черт, – выдохнула она.
– Что с оленем?
Закрыв глаза, Никс напомнила себе о том, кто родился первым. Она была старшей, самой ответственной и пошла в отца черными волосами и резким характером. Пойзи была младшенькой, добросердечной блондинкой с жизнерадостным характером – это она унаследовала от их мамэн.
А средняя сестра?
Никс не могла сейчас потеряться в мыслях о Жанель. Вернувшись к открытой двери, она убрала с дороги сдувшуюся подушку безопасности. Где ее телефон? Она положила его в подстаканник после того, как отправила сообщение дедушке – на выходе из «Ханнафорда». Чудно. Нигде не...
– Слава Богу.
Упершись рукой о сиденье, она залезла под руль. И нащупала рукой пренеприятную ситуацию.
Экран был разбит, и телефон вырубился. Она попыталась включить его, но это ни к чему не привело. Выпрямившись, Никс окинула взглядом расквашенный капот.
– Пойзи, где твой...
– Что? – Ее сестра была сосредоточена на дороге в добрых пятидесяти ярдах от них, прямые как палка волосы спутались на ее спине. – А?
– Твой телефон. Где он?
Пойзи оглянулась через плечо.
– Оставила дома. Ты же взяла свой, ну вот я и...
– Ты должна дематериализоваться на ферму. Попроси дедушку пригнать эвакуатор и...
– Я не уйду, пока мы не позаботимся об олене.
– Пойзи, здесь слишком много людей и...
– Ему же больно! – В ее глазах заблестели слезы. – Если это животное, это еще не значит, что его жизнь менее ценна.
– К черту оленя. – Никс окинула взглядом дымящуюся развалюху. – Нам сейчас же нужно решить проблему...
– Я не сдвинусь с места...
–...потому что в нашем багажнике тухнут продукты на двести долларов. Мы не можем позволить себе потерять недельный...
–...пока мы не позаботимся о бедном животном.
Никс отвела взгляд от своей сестры, разбитого автомобиля, безобразия, которое она должна устранить, чтобы дурная Пойзи могла и дальше источать любовь на весь мир, не заботясь о том, с чего платить за аренду, на что покупать продукты и как оплачивать роскошь и блага цивилизации вроде электричества и водоснабжения.
Когда она смогла оглянуться и при этом удержаться и на матах не объяснить сестре, как важно быть практичной, Никс увидела, что Пойзи так и не сдвинулась с места. И это – проблема. Нежная натура, да. С раздражающе сочувствующим всему сердцем. Железная воля? Когда надо – сверх меры.
Эта женщина не уступит ей в споре о судьбе оленя.
Никс вскинула руки и выругалась... громко. Вернулась в машину. Открыла бардачок. Достала девятимиллиметровый пистолет, который держала там на всякий случай. Обойдя машину со стороны багажника, окинула взглядом многоразовые продуктовые сумки.
Из-за аварии их придавило к спинке заднего сидения, и тут были и плохие, и хорошие новости. Все, что могло разбиться, разбилось, зато охлаждённые продукты сгруппировались вместе, объединяя усилия против жаркой восьмидесяти градусной[1] августовской ночи.
– О, слава Богу, Никс. – Пойзи сложила руки так, будто посылала молитвы. – Мы поможем... стоп, что ты собралась делать с пистолетом?
Проходя мимо, Никс не остановилась, поэтому Пойзи схватила ее за руку.
– Зачем тебе пистолет?
– И что, по-твоему, я должна сделать с бедной тварью, искусственное дыхание?
– Нет! Мы должны помочь...
Никс расположила лицо напротив лица Пойзи.
– Если животное страдает, я его усыплю. Так будет правильно. Вот как я помогу ему.
Пойзи приложила ладони к щекам, которые стали белее мела.
– Это я виновата. Я сбила оленя...
– Это был несчастный случай. – Никс повернула сестру лицом к грузовику. – Оставайся здесь и не смотри. Я разберусь со всем.
– Я не хотела ранить...
– На этой планете ты – последняя, кто намеренно причинил бы вред другому. А сейчас, прошу, держись в стороне.
Тихий плач Пойзи сопровождал Никс. Следуя по канавам от шин в земле и на смятой листве, она обнаружила оленя в пятнадцати футах от места, где они вылетели с дороги...
Никс застыла как вкопанная. Моргнула пара раз.
Ощутила тошноту.
Это был не олень.
Здесь были руки. И ноги. Тоненькие и укрытые весьма истрепанной одеждой цвета грязи. Но не было там ничего от животного. Что хуже? Судя по запаху пролитая кровь принадлежала не человеку.
Это был вампир.
Они сбили одного из своих.
Никс подбежала к телу, убирая пистолет, и опустилась на колени.
– Ты цел?
Гениально тупой вопрос. Но раненый отреагировал на звук ее голоса, страшное и охваченное ужасом лицо повернулось в ее сторону.
Мужчина.
Претранс.
О, Боже, белки его глаз налились кровью, но она не могла сказать, дело ли в крови, стекавшей по его лицу, или же внутренней травме мозга. Что она знала точно? Он умирал.
– Помоги... мне... – тонкий, слабый голос прервал кашель. – Сбежал... из тюрьмы... спрячь меня...
– Никс? – окликнула ее Пойзи. – Что происходит?
Какое-то мгновение Никс не могла даже думать. Хотя, это ложь. Она думала, просто не о машине, продуктах, умирающем мальчике или ее истеричной сестре.
– Где? – требовательно спросила Никс. – Где эта колония?
Может, спустя столько лет, ей удастся выяснить куда забрали Жанель.
Должно быть, это судьба.
***
Исходя из того, что рассказывали Шакалу, «Голодный как волк» – это музыкальный «сингл», выпущенный в 1982 году в Штатах британской модерновой группой «Дюран Дюран». Видео выехало на теме «Индианы Джонса» – кем бы тот ни был – его постоянно крутили на «МТВ», и эта «телевизионная трансляция» обеспечила «синглу» попадание в чарты «Билборд», в которых он задержался на многие месяцы.
Бесшумно двигаясь по одному из бесчисленных подземных туннелей колонии, Шакал слышал песню и перебирал в мыслях известные о ней факты так, словно перечитывал книгу. Но это происходило со всей информацией здесь, внизу. Мозг пережевывал и перемалывал крупицы новой информации, что попадала в него крайне редко. Поэтому приходилось раз за разом гонять в мыслях одно и то же, прямо как с «кассетой» в проигрывателе его сокамерника.
Шакал подобно тени шел на эхо, отражающееся от влажных каменных стен. Он вспоминал, что ему рассказывали про «видео». Саймон Ле Бон, очевидно, солист группы, был облачен в бледный льняной костюм и бродил среди множества людных улиц какой-то тропической местности. После чего он вошел в джунгли, в реку... и все это время его преследовала красивая женщина... или наоборот?
Чу, вот вам драма и интрига.
И, блин, как он скучал по внешнему миру. Сто лет с момента его заточения... мир над ними, свобода, свежий воздух... все напоминало эту бессвязную песню: приглушенные течением времени и отсутствием возможности освежить воспоминания.
Шакал завернул за угол и вошел в отведенный ему блок с камерами. Клетки для удержания узников были выдолблены в скале на расстоянии друг от друга... при этом оставались незапертыми. Повсюду сновали охранники, как чудища во тьме, поэтому в замках не было необходимости. Никто не посмеет сбежать.
Смерть покажется благословением по сравнению с тем, что Надзиратель сделает с тобой за попытку побега.
Песня, подходившая к концу, доносилась из третьей камеры по коридору, и он остановился в дверном проеме указанной камеры.
– Поймают на этом, и тогда они
– Сделают что? Засадят меня в тюрьму?
Говоривший парень откинулся на свою лежанку, огромное тело лениво вытянулось на койке, и только кусок тряпки прикрывал его пах. Немигающие желтые глаза упрямо смотрели вперед, а за хитроватой ухмылкой виднелись длинные острые клыки.
Лукан был немногословным ублюдком, озлобленным чуток и, может, недоверчивым. Но по сравнению с остальными просто образцовым малым.
– Просто присматриваю за тобой. – Шакал кивнул на черно-серебристый кассетный плеер, прижатый к боку парня. – И твоим аппаратом.
– Как и все в Улье, включая стражу.
– Друг, ты слишком часто рискуешь.
– А ты, Шакал, чересчур свято чтишь порядки. – Когда песня закончилась, Лукан нажал на кнопку перемотки, и раздалось жужжание. Потом снова зазвучала тихая мелодия.
– Что будешь делать, когда пленка издохнет?
Мужчина с альтэр эго пожал плечами.
– Сейчас она со мной. Вот что важно.
Оборотни – коварный, опасный подвид, и это справедливо как для тех, кто свободно перемещается под луной, так и для запертых здесь, в тюрьме. Но Надзиратель нашел способ, как держать их сущность под контролем... такой же, как и всех остальных узников. Тяжелый стальной ошейник, застегнутый на массивной мужской шее, мешал дематериализации и превращению.
– Шакал, лучше беги. – Желтый глаз подмигнул ему. – Не хочу тебе проблем.
– Просто выключи его. И мне не придется тебя спасать.
– А кто тебя просит.
– Совесть.
– Не знаю такую.
– Счастливчик. Без нее жить намного легче.
Оставляя приятеля в одиночестве, Шакал продолжил путь, минуя свою камеру и выходя в главный коридор. По мере приближения к Улью, плотность воздуха возрастала, его синусовые пазухи были заполнены запахами заключенных, уши – тихим шепотом, сквозь который прорывались первые крики, от которых волосы вставали дыбом на затылке и напрягались мускулы плеч.
Когда он вышел в огромное открытое пространство, его взгляд устремился поверх тысяч нечёсаных голов к трем окровавленным бревнам, цементом припаянным к каменному выступу. Узник, прикованный к центральному столбу, бился в цепях, налитые кровью глаза были распахнуты в ужасе и устремлены на плетеную корзину у его ног.
Что-то шевелилось в этой корзине.
Два стражника в чистой униформе черного цвета стояли по обе стороны от подсудимого, на их лицах застыла маска ледяного спокойствия, вселяющего истинный страх: оно сообщало, что жизнь для них не значила ровным счетом ничего; им было плевать, выживет узник или умрет; они просто выполняли свою работу и в конце смены возвращались в свои комнаты, и их совесть нисколько ни трогало понимание того, какую боль и вред они причиняли, выполняя свои обязанности, сколь извращенными они бы ни были.
Тупому волку стоило принять это во внимание, когда он так откровенно нарушал гребаные правила.
Толпа отщепенцев гудела под действием всплеска адреналина, тела бились друг о друга, они крутили головами, переговаривались, жаждали зрелища. Надзиратель периодически устраивал показательную порку, отчасти – ради кровавого представления, отчасти – в воспитательных целях. Если спросить любого заключенного – мужского или женского пола – они ответят, что ненавидят регулярные публичные пытки, но это будет ложь, по крайней мере, отчасти. В унынии и безнадеге, убивающей душу, подобные зрелища давали передышку, это театральное шоу было любимой программой многих… с другой стороны, на местном Бродвее другого не показывали.
В отличие от остальных заключенных, Шакал перевел взгляд в сторону каменного выступа. Он ощутил, что этой ночью Надзиратель присутствовал лично… или, сейчас был день? Он не знал, светило ли солнце или же луна.
Присутствие главного было в новинку, и Шакал гадал, кто еще заметил Надзирателя. Наверное, никто. Надзиратели всегда оставались в тени, но любили подобные проявления власти.
Когда один из стражников поднял крышку корзины, Шакал закрыл глаза. Ужас пронзил его до глубины души, когда он услышал пронзительный крик, пронёсшийся по Улью, и почуял последовавший за ним запах свежей крови.
К черту, он должен выбраться отсюда.
Он внутренне умирал. У него совсем не осталось веры, любви, надежды на то, что что-то измениться.
Но потребуется чудо, чтобы сбежать отсюда. И жизнь научила его, что на Земле чудес не бывает. Да и в Забвении крайне редко.
Когда толпа зашлась в речитативе, а нос забился от запаха крови, Шакал развернулся и, пошатываясь, ступил в основной туннель. Даже в своем отчаянии и несмотря на тысячи мужчин и женщин на арене, он чувствовал взгляд, следивший за его отступлением.
Надзиратель смотрел на него не сводя глаз.
Всегда смотрел.
Глава 2
Колдвелл Нью-Йорк
Принимая самое важное решение этой ночи, Рейдж считал свою жизнь удавшейся во всех смыслах:
– «Роки-Роуд»! – объявил он. – Однозначно – «Роки-Роуд»!
Когда он достал две чашки и две ложки, предназначенные для особых целей, его дочка Битти заглянула в старомодный чемодан-морозильник и достала выбранное им ведерко в полгаллона. Потом, прищурившись, посмотрела на примерно тридцать других вкусов в ассортименте.
– А что ты хочешь сегодня? – спросил Рейдж, прислонившись бедром к столешнице, выжидая.
Запрещено вмешиваться в процесс выбора мороженого. Сколько бы ни ушло времени, каким бы ни был результат, это – сакральный момент, слияние настроения, желания и капризов, нельзя подгонять или влиять на другого, даже если вас связывали родственные узы.
– Что будем смотреть сегодня? – спросила его дочь.
На мгновение он отвлёкся, уставившись на ее волнистые каштановые волосы и хрупкие плечи. На Битти была одна из его черных рубашек, которая выглядела на ней как полноценное платье, края достигали лодыжек, и складки драпировались подобно церемониальной мантии. Битти закатала рукава, и на тонких предплечьях собралось столько ткани, словно на ней был детский комбинезончик, но ей нравились его рубашки, а Рейджу нравилось, когда она их носила.
Ему все нравилось в его дочери, особенно то, как она благоговейно смотрела на него. И не потому, что он был на три фута выше в своих огромных военных ботинках. В ее глазах он был супергероем, защитником расы, воином, защищающим слабых и невинных.
Все это – правда. Учитывая его роль в Братстве Черного Кинжала, он стоял на передовой между представителями расы и любой угрозой их жизням. Но благодаря Битти он чувствовал себя сильнее, мощнее, опытнее.
Однако, чувства неуязвимости не было. Хрен ему, а не неуязвимость. Как и со всем, важен баланс, и когда дело касалось Битти, несмотря на то, что она придавала ему сил, Рейдж также болезненно осознавал свою смертность.
Никогда еще он так не боялся смерти, как сейчас.
– Пап?
Рейдж встряхнулся.
– А? А-а, фильм. Я подумывал о втором «Зомбилэнде».
– Тогда мятное с шоколадной крошкой.
Ее решимость заставила Рейджа улыбнуться.
– И «Мятное королевство» от «Бен и Джерри», а не «Брайерс».
Схватив свой выбор, Битти выпрямилась и стеклянная крышка с глухим стуком вернулась на место, запирая холод внутри.
– Вряд ли мне нужна чашка. Здесь всего одна пинта.
Рейдж опустил взгляд на посуду в своих руках и на удивление расстроился. Они всегда использовали эти чашки и ложки, которые дворецкий Фритц хранил обособленно, в дальнем шкафу кухни. Это было частью ритуала.
– Тогда и мне не нужно. – Он отложил чашки в сторону, открыл ящик и достал два кухонных полотенца. – Завернем мороженое.