– Он не любит меня, – сказала она.
– Конечно, любит. Он связан с тобой.
– Он пошел бы сейчас со мной, если бы это было правдой. Или, по крайней мере, объяснил, почему не может этого сделать. Так что нет, он меня не любит.
Свет вспыхнул в дальнем конце, грузовик зашел в поворот, двигатель взревел, когда охранник выжал педаль газа.
– Вот он, – прошептала она. – Мне пора.
Все, что ей нужно было сделать, это представить себе ту купель в свете свечей, мирное место, в котором она нашла благодать посреди суровой и безнадежной тюрьмы. Только вот Шак не мог быть частью видения. Ей нужно было отказаться от подобного прямо сейчас. Легче уже никогда не будет.
Кейн протянул руку и сжал ее плечо.
– Ты можешь это сделать. Если ты смогла сразиться с отрядом охранников, ты сможешь и дематериализоваться отсюда...
– Если двинешься с места, я убью его.
Никс обернулась. В тусклом свете позади Кейна стоял охранник, который проник через расщелину с другой стороны. Лицо и тело мужчины было трудно различить. Пистолет, который он нацелил в голову аристократа, не был…
– Я поймал ее.
Никс резко повернула голову к дороге. Прямо перед ней стоял охранник, и прежде чем она смогла ответить, тот надел стальной наручник на ее запястье и выхватил пистолет из рук.
Дематериализация больше не вариант. Как и стрельба.
В туннеле мимо них промчался грузовик, которого она ждала, его дизельное дыхание вздымалось вслед. Возможность упущена.
Наверное, она все-таки увидит Шака.
Жаль, что это была далеко не хорошая новость.
Глава 34
Стражники приковали Шака к кровати, в тишине покоев Надзирателя громко звенели цепи и стальные оковы, застегнутые на его лодыжках и запястьях. Благодаря дротику с наркотиками его несопротивляющаяся плоть все ощущала, но не могла реагировать… и все же он пытался бороться, хотя ничего не получалось. Он не мог даже пошевелить головой. Когда его перенесли и уложили на матрас, он так и застыл неподвижно, с повернутой на бок головой и уставившись через комнату на дверь.
Охранники обращались с ним, как с хрустальной вазой, без спешки или рывков.
Надзиратель оставила себе подобную привилегию.
Когда двое мужчин ушли, взгляд Шака опустился к полу. На плитке, вокруг того места, где рухнуло его тело, виднелась очередь следов от пуль.
Когда Надзиратель появилась в поле его зрения, капюшон был снова опущен, и это лицо, которое он презирал, лицо, которое приходило к нему в кошмарах… которое столько раз нависало над ним, и ему приходилось терпеть... было спокойным. Ей удалось усмирить свой гнев.
Бледные руки все еще сжимали пистолет, но он был направлен в противоположную от него сторону.
– Так, где ты его взял? – требовательно спросила она.
С одной стороны, допрос был пустой тратой времени: он не мог говорить. С другой, Надзиратель, на самом деле, и не ждала ответа. Никогда не ждала.
– Он принадлежит охраннику, – ее карий взгляд впился в его. – Которого убили в моих покоях вместе с тремя другими.
Шак моргнул. Он знал, что будет дальше.
– Ты сказал, что тебя держала на мушке женщина в тюремной одежде. И что она не из местных, так? – Надзиратель отошла от него и принялась вышагивать по комнате, притормаживая у ряда пулевых отверстий в напольной плитке. – Ты заявил, что не знаешь ее. Интересно, сколько в твоих словах правды.
Надзиратель подошла к столу. На нем лежал шприц и две маленькие бутылочки с резиновыми пробками на горлышках: возбуждающие препараты и противоядие от транквилизатора. Также там лежал пистолет-транквилизатор и множество краснохвостых дротиков. Она опустила девятимиллиметровый и взяла одну из этих штук.
Повернувшись, женщина подняла вещицу вверх.
– Если я всажу тебе еще один дротик, ты умрешь. Перестанешь дышать. Посинеешь, потом станешь серым. А после твое тело на некоторое время окоченеет, прежде чем конечности снова обмякнут. Кровь будет стекать по внутренней стороне рук и ног, спине и заднице, окрашивая все в пурпурный цвет. После этого ты завоняешь, если только я не сниму мясо с твоих костей, чтобы скормить его другим заключенными.
Женщина подошла к кровати и опустилась на колени. Приставив дротик прямо к его лицу, Надзиратель сказала:
– Я контролирую тебя. Ты мой, и я сделаю с тобой все, что захочу.
Шак снова посмотрел в эти глаза.
– Ты принадлежишь мне, – Надзиратель протянула руку и провела ладонью по его лицу. – Только мой. А если я узнаю, что ты был с другой женщиной, я заставлю тебя умолять о смерти. Ты понял? Я тебя, мать твою, уничтожу.
Ему хотелось плюнуть ей в лицо. Вместо этого он закрыл глаза, отгораживаясь от нее…
Пощечина была хлесткой, ладонь коснулась щеки.
– Смотри на меня.
Она снова ударила его.
– Смотри на меня!
Надзиратель с мерзким возгласом оседлала его. Она сжала его лицо, и Шак почувствовал боль и запах крови, когда ее ногти вспороли его кожу.
– Ты будешь смотреть на меня, черт тебя побери, – выплюнула она.
Он просто дышал через нос и смотрел на изнанку своих век, но затем распахнул глаза. Надзиратель была вне себя, ее лицо раскраснелось, рыжие волосы спутались.
А потом она замерла.
Выпучила карие глаза. Трясущейся рукой повернула его голову в сторону.
Дрожащие пальцы спустили высокий воротник его туники. Затем Надзиратель быстро и тяжело вдохнула воздух между стиснутыми зубами.
– Кого... – этот ненавистный голос дрогнул. – Кого ты кормил?
Надзиратель села на его бедра и прижала трясущиеся руки ко рту.
– Кого ты кормил?
Она повторяла вопрос снова и снова, задыхаясь… и Шак подумал, что так собираются грозовые тучи на горизонте.
Он не переживет того, что она сделает с ним. Как только Надзиратель выйдет из шокового транса, она обрушит на него всю ярость своей черной души. Она его убьет.
Но это не пугало. Кейн поклялся своей честью, что поможет Никс выбраться, и у достойного джентльмена было трое друзей в помощь. А по поводу другого вопроса, который удерживал Шака здесь, в тюрьме?
Это единственное, о чем они с Надзирателем договорились заранее.
Карий взгляд впился в его, и Шаку пришла в голову странная мысль: что Надзиратель, должно быть, выронила дротик где-то на кровати. Может, она найдет его и применит по назначению. Может, перезарядит пистолет охранника и на этот раз не промахнется. Или...
Слезы, что навернулись на ее глаза, потрясли его.
Но это длилось недолго. Характерная жесткая агрессия Надзирателя стерла влагу с ее лица, словно сила ее воли обрела физический облик, стала тыльной стороны ладони.
– Ты, гребаный ублюдок, ты ее кормил. Ты мне обо всем врешь, и ты кормил ее.
Дверь в комнату широко распахнулась, и Надзиратель натянула капюшон на место.
– Я сказал тебе не...
– Женщина у нас, – объявил охранник. – И заключенный, с которым она была.
Надзиратель напряглась, а затем слезла с него. Когда она посмотрела на Шака через сетку, он понял, что след укуса на его горле стал объявлением войны, и Никс оказалась под угрозой, которая не имела к ней никакого отношения. В отчаянии он попытался пошевелить ртом, пошевелить телом… хоть чем-то.
Черт, подумал он. Ему нужно было это остановить.
Капюшон Надзирателя наклонился в сторону.
– Идеально. И почему бы мне не позаботиться о ней. Как насчет этого? Знаешь, кусаться может не одна она.
Черная мантия поплыла к двери, и Надзиратель бросила через плечо:
– Я верну тебе то, что от нее останется. А потом мы с тобой обсудим будущее. И разговор будет неприятным.
Оказавшись запертым в одиночестве, Шак начал кричать. Но не смог издать ни звука. Единственное, что изменилось – это частота его дыхания. Он задышал тяжелее.
Ему нужно заставить свое тело двигаться. Он должен бороться, чтобы освободиться. Он должен…
Паралич не уступил даже адреналину, бегущему по венам. Замороженный и прикованный цепью к кровати, Шак кричал внутри себя.
Его женщина нуждалась в нем, и он не мог добраться до нее.
Это был худший из всех адов, в которых он когда-либо побывал.
Глава 35
Никс затолкали в камеру площадью десять квадратных футов. Потеряв равновесие, она полетела вперед и, выставив скованные наручниками руки, упала на ладони на каменный пол. Перевернувшись, она вскочила на ноги и вскинула кулаки.
Но охранник лишь запер ее внутри. И ушел.
Никс оставалась в боевой стойке, хотя вокруг никого не было. В голове пульсировала боль, и она посмотрела сквозь стальную сетку, проходящую между железными прутьями. Она понятия не имела, где Кейн… и где находится сама. Благодаря свету от лампочек на потолке, она поняла, что находится в какой-то зоне ожидания, но это место выглядело заброшенным. Все было покрыто черной пылью, и две другие камеры не просто пустовали, части стальной сетки свисали оторванными слоями.
Не то чтобы заключенные с этими ошейниками, начиненными взрывчаткой, вообще могли дематериализоваться.
Со стоном, она обуздала собственную агрессию и решила попробовать открыть камеру. Заперта плотно. На медный замок.
Она застряла здесь, пока кто-нибудь не выпустит ее отсюда.
– Черт.
Прежде чем охранники разделили ее и Кейна, с нее сняли рюкзак, а это означало, что у нее не было ни оружия, ни боеприпасов, ни ветровки с телефоном. В любом случае, связь в тюрьме не работала.
Боже, они и Шака нашли? Собирались ли они пытать Кейна, пока мужчина им все не расскажет?
Неизвестность сводила с ума. А потом…
Никс нахмурилась. Зона ожидания находилась в конце темного туннеля, и она слышала шум, доносившийся издалека. Люди говорили быстро, и до нее доходили звуки нескольких голосов. А потом внезапно все стихло.
Шаги. И они становятся все громче. И прежде, чем она смогла разобрать, сколько людей пришло за ней, другой запах, резкий и отчетливый, проник в камеру и пропитал воздух.
Что, черт побери, это было?
Только вот времени определить природу запаха у Никс не было. Подошла колонна охранников, их черная униформа, блестящее оружие и скоординированные движения напоминали мерцание стробоскопа, когда они заходили и выходили из очагов света. Когда они приблизились, Никс прижалась спиной к дальней стене камеры.
Будто это могло ее спасти…
– Вот... дерьмо, – прошептала она.
Позади охранников стояла фигура. В черной мантии, с поднятым капюшоном, скрывающим лицо. Должно быть, это и был Надзиратель.
Хорошо. По крайней мере, ей не придется ждать, гадая, что с ней будет. Смерть пришла за ней.
Войдя в зону ожидания, охранники рассредоточились вдоль стены, их AR-15[10] прижаты к груди, головы подняты, глаза опущены в каменный пол. Надзиратель вошел последним, фигура в черном была внушительной и властной.
Никс подняла подбородок. Она не станет ни перед кем преклоняться по пути на тот свет. Она сражалась слишком долго и не жалея себя, чтобы сейчас так легко прогнуться. Хоть она и была напугана, Никс решила этого не показывать…
Надзиратель резко остановился. Затем капюшон, закрывавший лицо, наклонился в сторону. Спустя мгновение фигура, казалось, качнулась, словно ее ноги ослабели, что, казалось, не соответствовало его силе и мощи.
– Оставьте нас, – приказал низкий голос.
И в ответ на сомнения, что возникли у Никс относительно силы мужчины, команда отреагировала так, словно здесь уронили атомную бомбу: охранников как ветром сдуло.
А затем Надзиратель...
Ни черта не сделал.
Мантия не шелохнулась. Не прозвучало ни слова. Оружие он доставать не стал.
Казалось, прошла вечность, прежде чем фигура сделала два шага к двери камеры. Длинный рукав поднялся, и рука потянулась к замку. Послышался металлический скрип, затем кусок стальной сетки и железных прутьев распахнулся, скрипнули петли.
Никс приготовилась к физическому противостоянию, переместившись в середину камеры, приняв боевую стоку и сцепив скованные руки вместе, чтобы использовать их как тупое оружие.
– Значит, ты и есть Надзиратель, – грубо сказала она.
Фигура снова замерла, и Никс глубоко вдохнула, вдыхая тот густой запах, который, казалось, окутывал мужчину как еще одно осязаемое одеяние. Сандаловое дерево. Это был сандал...
Никс.
Из ниоткуда, она услышала собственное имя в своей голове. Учитывая то, о чем ей полагалось думать в этот момент, вряд ли это можно назвать эффективным использованием умственных способностей…
– Никс..?
Отшатнувшись, Никс попыталась понять, что не так с ее слухом. Хотя, возможно, дело было не в ее ушах. Может, это из-за травмы головы, когда камень попал ей в висок. Потому что, черт возьми, Надзиратель не мог просто взять и позвать ее по имени.
Фигура подняла руку к верхней части своего капюшона, и, когда он снял...
Никс невольно сделала шаг назад. И еще один. Последний прижал ее спиной прямо к задней стене камеры, холодная сетка и прутья впились в ее лопатки сквозь тонкую тюремную тунику.
Она не могла понять, на что смотрит.
Как оказалось, это была... женщина с длинными рыжими волосами. Это сбивало с толку, она думала, что Надзиратель был мужчиной… явное подсознательное предубеждение, за которое ей придется извиниться перед собой же позже. Но пол фигуры не имел большого значения.
Главная проблема заключалась в том, что ее мозг по причинам, которые она не могла понять, казалось, перенес на стоящую перед ней женщину не просто сходство с ее мертвой сестрой Жанель... он просто сделал женщину точной ее копией. Вплоть до линии волос у вдовьего пика. И эта нежная ямочка на подбородке. И изгиб бровей, и темно-коричневые крапинки на ореховых радужках, и то, как губы слегка приподняты с одной стороны.
– Ты мертва, – хрипло сказала Никс. – Почему я вижу...
– Никс?
Ее имя, сорвавшееся с этих губ, словно перенесло ее в прошлое. Она мгновенно вернулась в то время, когда Жанель еще не оклеветали и не отправили в тюрьму, когда они жили вместе на ферме с Пойзи и их дедушкой. А потом она вернулась в памяти еще дальше, еще до того, как умерли их родители. И еще, в то время, когда Никс только пережила свое превращение.
И последнее воспоминание ее добило: она увидела Жанель, держащую Пойзи, сразу после того, как родилась их младшая сестра.
– Ты должна быть мертва, – прошептала Никс. – Я видел твое имя на Стене.
– Ты... та, кто проникла сюда. – Жанель – или видение, похожее на нее – покачала головой. – Это была ты. Кто проникла к нам.
Жанель закрыла лицо руками, но не касалась кожи. Ее ладони парили в воздухе, пальцы были растопырены. Точно так же, как она всегда поступала, когда испытывала стресс.
– Значит, это была ты, – повторила она. Она покачала головой, и ее рыжие волосы мерцали на свету. – Я не понимаю. Зачем ты пришла сюда?
– Я искала тебя. Я искала тебя пятьдесят лет.
– Зачем?
– Что значит зачем? – Никс нахмурилась. – Ты провела в тюрьме пятьдесят лет за то, чего не совершала. Почему я не должна была искать тебя? Я твоя сестра.
– Я не просила тебя идти за мной. – Голос Жанель стал резче. – Не перекладывай это на меня...
Никс повысила голос.
– Не перекладывать на тебя что? То, что я волновалась за тебя? Что потеряла тебя и пыталась найти? Какого черта ты несешь?
– Я не просила тебя о спасении.
– Тебе и не нужно было! Я твоя сестра...
– Уже нет.
От этих слов, произнесенных безжизненным тоном, у Никс пропал дар речи. Но ненадолго.
– Я – не твоя сестра?
– Жанель мертва.
– Тогда с кем, черт возьми, я сейчас разговариваю? – Никс потерла пальцами свой ноющий висок и вздрогнула, когда коснулась места ранения. – Господи Иисусе, Жанель, ты ведь здесь главная? Ты – Надзиратель, так почему бы тебе просто не уйти? Если ты здесь гребанный авторитет, значит, ты можешь вернуться домой, вернуться к нам. Почему ты не вернешься…
– Я не хочу. Вот почему.
Никс попыталась дышать сквозь боль в груди.
– Почему? – сказала она тихим голосом. – Почему ты не хочешь вернуться к нам?
Жанель отступила, но оставила дверь настежь открытой. Она расхаживала по открытому пространству перед камерами, черная мантия плыла вслед за ней, струясь, как дым.
Словно она – само зло.
Вот только это было неправдой.
– Жанель, вернись со мной...
– С какой стати? – последовал резкий ответ. – Я не хочу безвылазно застрять в фермерском доме, работая за гроши до конца своей долбанной жизни. – Она остановилась и взглянула на Никс. – Я тебя умоляю. На хрена мне это все? Я достойна лучшего.
– Мы – твоя семья.
– Я оставила вас в прошлом.
Никс покачала головой.
– Ты же не имеешь в виду…
– Ты меня не знаешь. – Жанель, казалось, стала выше, хотя не изменилась в росте. – Я там, где хочу быть, делаю то, что хочу. Пока ты меня не искала, я не вспоминала ни о ком из вас.
– Я тебе не верю.
– Повторюсь, ты меня не знаешь…
– Я была там, когда ты спасала лошадь от наводнения. Я вместе с тобой латала крышу нашего дома в метель. Ты держала Пойзи на руках сразу после рождения и укачивала ее, чтобы она заснула, потому что она успокаивалась только в твоих руках. Мамэн всегда говорила: «Отдай ее Жанель...».
– Прекрати.
– «Она заснет только в руках Жанель». А после того, как мамэн и папа умерли, ты не спала весь день, разговаривая со мной. Только благодаря тебе я пережила…
– Прекрати! – Жанель зажала уши руками. – Это не я!
– Это ты! – Никс бросилась вперед и почти вышла из камеры. – Пошли. Уйдем отсюда вместе. Тебе здесь не место. Ты здесь по ложному обвинению. Тебя подставили.
– Как ты нас нашла? – Жанель опустила руки. – Как, черт возьми, ты нас нашла?
Никс замолчала.
– Это имеет значение?
– Как?
– Я пошла в ту старую церковь, рядом с кладбищем. Ту, что к западу от нашей фермы. Я нашла склеп и спустилась.
– Ты убила моего охранника? Того, обгорелого?
– Он не твой охранник.
Лицо Жанель слегка изменилось, румянец покинул щеки, рот превратился в узкую полоску.
– Он определенно был моим. Ты его убила?
– Он приставил пистолет к моей голове! Он собирался убить меня…
– И ты забрала его пистолет после того, как застрелила его.
– Пистолет выстрелил, когда мы с ним боролись, и я не собиралась оставлять ему эту штуку. – Никс взмахнула рукой. – Какого черта это имеет значение…
– Это ты украла пистолет и заставила заключенного отвести тебя к Стене.
– Потому что я хотела знать, жива ли ты и могу ли я тебе помочь…
– И ты приставила пистолет к виску заключенного, не так ли?
– Что, прости?
– Ты угрожала жизни одного из моих заключенных, не так ли? Ты приставила пистолет к его виску и заставила отвести тебя...
– Жанель, почему мы говорим об этом...
– Потому что я здесь главная! Это моя тюрьма! – Жанель наклонилась вперед. – Ты хоть представляешь, как упорно я работала, чтобы зайти так далеко? Чтобы получить такое влияние? Десятилетия, ты, тупая идиотка! Мне пришлось исподтишка пользоваться ситуацией, завоевывать преданность, учиться подкупать охранников. И когда Глимера потеряла к этому месту интерес, я зацепилась за возможность и захватила контроль. Я здесь авторитет, черт возьми. Я…
– Ты важна для нас! Меня заживо ела мысль о том, что тебя ложно…
– Ты, мать твою, издеваешься надо мной? Я убила того старого ублюдка. О чем ты говоришь?
Никс сжала челюсти и почувствовала, как мир завращался.
– Что? – прошептала она.
– Я убила того старика. Я свернула ему шею, потому что устала от того, что он помыкал мной.
Никс заморгала, никак не понимая, о чем речь.
– Но... почему ты просто не уволилась, если была так недовольна работой?
Жанель опустила голову и посмотрела на сестру из-под бровей.
– Потому что я хотела узнать, каково это – убивать.
– Ты не можешь говорить это серьезно.
– О, так и есть. И я узнала гораздо больше о смерти с тех пор, как попала сюда. И мне это нравится. Я хороша в этом. – Когда Жанель покачала головой, последний свет, что на мгновенье вспыхнул в ее глазах, исчез. – Я принадлежу этому месту. Это мой мир. Твоя сестра умерла, и я докажу это.
Она захлопнула дверь камеры, а затем подошла к решетке.
– Ты приставила мой пистолет к виску этого заключенного. Что еще ты с ним делала?
– Что?
Жанель ударила кулаком по панели между ними, сетка задребезжала, ударившись о железные прутья.
– Что еще ты с ним делала, шлюха!
В ноющей голове Никс мелькнуло болезненное осознание, и она сделала глубокий вдох. И тогда установила связь. Запах Жанель, сандаловое дерево, которого она не встречала больше нигде в этой тюрьме...
...он был в волосах Шака.
Глава 36
Когда дверь в покои Надзирателя распахнулась, Шак посмотрел в том направлении, хотя его голова оставалась на прежнем месте. Он был готов к визиту охраны. Толпы. Или, может быть, Надзирателя с телом Никс…
Апекс?
Мужчина с мертвым взглядом и плохим прошлым вошел со скучающим выражением на лице… и... держа отрубленную руку?
Вампир поднял вверх чужую конечность.
– Я одолжил это у одного из охранников. Когда мы, наконец, вытащим тебя, я собираюсь нахлестать ею ему по лицу. Если он еще не истек кровью.
Когда Апекс выбросил эту часть тела за спину и подошел к кровати, Шак быстро моргнул. Это был единственный способ общаться.
– Что такое? – спросил мужчина. – Зачем я ее отрезал? Мне нужен был отпечаток большого пальца, чтобы попасть сюда, и это отлично сработало. Итак, что нам здесь нужно сделать, чтобы вытащить тебя?
Шак перевел взгляд на стол, а потом снова посмотрел на Апекса. А потом снова на стол.
– Понял. – Апекс подошел и взял один из пузырьков с прозрачной жидкостью. – Этот или другой?
Когда Шак дважды моргнул, Апекс спросил:
– Это означает «да» насчет этой склянки? – Шак снова дважды моргнул. – Хорошо. Сколько?
Апекс вернулся со шприцем, вставил иглу через красную резиновую пробку и начал втягивать противоядие в пистолет-транквилизатор.
– Моргни дважды, когда станет достаточно.
Шак понятия не имел о правильной дозировке, поэтому просто несколько раз моргнул, когда шприц заполнился весь.
– Куда вводить? Вена или мышца? – Апекс закатил глаза. – Моргни дважды, если в вену. – Когда Шак этого не сделал, мужчина сказал: – Моргни дважды, если внутримышечно. – Шак дважды моргнул. – В ногу?
Шак снова заморгал, и Апекс двигался так быстро, что Шак не успел прекратить моргать, когда почувствовал укол в бедро. Хорошо зная, что будет дальше, он приготовился к…
Прилив жизненных сил напоминал удар электрическим током, его тело дергалось и подпрыгивало в оковах, цепи звенели и извивались подобно змеям. Вместо того чтобы быстро утихнуть, жжение продолжало нарастать, пока его не затрясло, огромные приливы энергии вибрировали по венам, мышцам, конечностям.
– Черт, я думаю, ты взрываешься изнутри, – спокойно сказала Апекс. – Хочешь, я выстрелю в тебя дротиком…
Внезапно в комнату вбежали охранники с пистолетами наготове, и прежде чем Апекс успел что-то сделать, один из них оттолкнул его и ударил дубинкой по голове, сбивая с ног. Когда тот мертвым грузом рухнул на пол, последовал какой-то разговор, но Шак не мог уловить его содержание. Его зубы стучали, как кастаньеты, а потом раздался громкий звук грохочущих цепей. Хорошие новости? Он мог двигать головой. Плохие? Он не мог угомонить голову.
Его взгляд метался по всей комнате, а череп болтался из стороны в сторону от тряски, что охватила все тело. Он словно попал в центр торнадо, но все равно смог уловить, когда к нему подошли охранники. Сначала они освободили его лодыжки, и ноги выскочили из оков, дергаясь и подпрыгивая…
Когда ему освободили руки, он плюхнулся на кровать, как рыба на дно лодки, инерция перенесла его тело к краю матраса. Охранники, всегда заботившиеся о его благополучии, поймали его до того, как он оказался на полу рядом с Апексом. Подняв его на руки, они потащили его дрожащее тело к двери, ноги проскочили над пулевыми отверстиями, которые Надзиратель проделала в плитке.
Он хотел сопротивляться, но чувствовал себя ничуть не лучше. Под действием транквилизатора он не мог себя контролировать, он был парализован. Сейчас он не мог контролировать свое тело, потому что оно превратилось в шаровую молнию.
В хаосе своего зрения он был почти уверен, что стражники вместе с ним забрали и Апекса. Затем они вышли в коридор, и его повели в противоположном от рабочей зоны направлении, откуда выезжали грузовики и откуда, он молился, смогла выбраться Никс. Когда они приблизились к главному туннелю, у него мелькнула мысль, что здесь слишком пусто, и это чувство усилилось, когда его привели в Улей.
Они вышли из трещины, через которую он проходил вместе с Никс, но сейчас в Улье никого не было. Ни одного заключенного. И единственной охраной были те, кто его вел.
Они подвели его к помосту через груды мусора и грязи, что оставили здесь заключенные. На платформу вели шесть каменных ступенек, и он ударялся о них ногами на подъеме, который закончился там, где возвышались по центру три столба. Обернувшись, он услышал металлический перезвон звеньев цепи и увидел, как Апекс рухнул наземь, словно груда мусора.
Руки Шака выгнули назад, плечевые суставы напряглись, запястья горели, когда их снова заковали. От приступов, что все еще терзали его тело, ноги бились о жирный, покрытый пятнами деревянный пол, и он знал, что скоро его будут бить.
И он вряд ли это переживет.
Дражайшая Дева-Летописеца, он надеялся, что Никс каким-то образом смогла освободиться.
Шак осмотрел обширное пространство Улья, и вдалеке послышался грохот, громкость которого то увеличивалась, то постепенно затихала, словно где-то поблизости проезжал мощный автомобиль. Когда это случилось снова, его мозг осознал происходящее.
Двойные смены. Отсутствие заключенных в главном туннеле. Здесь тоже никого не было.
Стань Господня. Надзиратель опустошала тюрьму.
Она убирала отсюда все... и всех.
***
– Что ты с ним делала? – спросила Жанель сквозь сетку и железные прутья. – С узником, заключенным. Чем ты с ним занималась?
Та обставленная камера, – подумала Никс. Та, перед которой застыл Шак.
Может, он остановился перед ней не потому, что скучал по женщине, которая жила внутри, или тосковал по ней... а потому что Жанель держала его там против воли, и он не знал, что с этим делать?
Не знал, как получить свободу, несмотря на его относительную независимость в тюрьме?
– Какой пленник? – подстраховалась она, чтобы выиграть немного времени.
– Тот, с которым тебя видели мои охранники. Тот, кого ты угрожала убить на их глазах, если они тебя не пропустят.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
– Ты лжешь мне.
Никс пожала плечами.
– Я думаю, что более серьезный вопрос заключается в том, что ты собираешься делать со мной. Все остальное – просто треп.
Жанель замолчала. Затем она медленно вернула капюшон на место, снова прикрыв лицо.
– Я отвечу на твой вопрос прямо сейчас, – сказала она низким угрожающим голосом. – Охрана!
Никс ощутила прилив паники, Жанель отвернулась и ушла не оглядываясь. Фигура в черном, когда-то являвшаяся ее сестрой, просто удалилась, как будто и не беседовала с близкой родственницей. Той, с кем она выросла. Той, с кем у нее были общие родители, сестра и дедушка.
После ее ухода Никс вспомнила, как стояла перед Стеной и смотрела на доказательство гибели своей сестры, вырезанное на гладком камне.
Одно было абсолютно ясно.
Женщина, которую когда-то звали Жанель, действительно была мертва.
Я хотела узнать, каково это – убивать. Я хороша в этом.
Может, ее никогда и не существовало.
Время для размышлений закончилось, когда охранники вернулись в зону ожидания и открыли камеру. Они молча вывели ее наружу, взяв под руки по обе стороны, и они втроем вышли через дверной проем. Не теряя времени, они прошли к туннелю и, войдя в боковую дверь, оказались прямиком в Улье…
Никс взглянула на помост и чуть не рухнула наземь. Шака приковали цепью к центральной стойке, и с ним явно что-то было не так. Его тело сильно дрожало, голова дергалась на плечах, цепи, удерживающие его на месте, гремели из-за этих движений… которые определенно казались непроизвольными.
Но ему все равно удалось сосредоточиться на ней. Даже несмотря на частичный паралич, его глаза, эти голубые глаза смотрели на нее… и когда она подошла ближе, его дрожь немного ослабла. Однако он не мог говорить, его губы шевелились, но изо рта не выходило ни звука. Он был болен?
Нет, он был под действием наркотиков, решила она.
Охрана затащила ее на помост и поставила прямо перед ним. Поодаль на земле неподвижно лежал Апекс. В тени за стеной помоста послышался шорох, Никс ожидала, что выйдет ее сестра… нет, не сестра.
Надзиратель.
Вместо этого появилась еще одна группа охранников, они тащили за руки мужчину, заключенного, волоча его тело по земле. Затем бросили как мусор рядом с Апексом, и Кейн медленно перевернулся на спину.