И блондин с глазами Шака, тот, который не отставал от нее.
Она как раз дошла до обставленной камеры.
Дверь широко распахнута, железные решетки со стальной сеткой не были скованы замком. Внутри располагался уютный комплект мебели, как в гостинице, и повсюду виднелась кровь...
Никс сделала глубокий вдох, пытаясь выяснить, не принадлежала ли она Шаку. Надзиратель умудрилась пережить катастрофу? Найти дорогу сюда?
Они дрались?
Сердце Никс бросилось вскачь, и она вышла из камеры. Слепо отворачиваясь, она зашагала вперед, не понимая, куда идет...
Тело остановилось прежде, чем разум успел что-то осознать.
А потом она увидела это. На полу.
Копну длинных рыжих волос.
Покрытых кровью и чем-то... еще. Чем-то ужасным.
Внезапный всплеск паранойи заставил Никс оглянуться по сторонам в поисках других тел. Но все они были в униформе. Значит, Шака среди них нет.
– Что такое? – спросил Брат.
Она посмотрела через плечо и тихо прошептала:
– Уведи моего дедушку в рабочую зону. Придумай что-нибудь.
– Мы не станем разделяться...
– Прошу. – Она указала на пол. – Это – моя сестра, и я не хочу, чтобы он увидел ее. Просто уведи его. Я спрячу тело.
Брат покачал головой.
– Я не оставлю тебя. Я помогу.
Несмотря на его габариты, он быстро вернулся к остальным, сказал что-то бородатому Брату и – воттакпросто – ее дедушку направили прочь от личных покоев Надзирателя вместе с двумя другими Братьями.
Сделав глубокий вдох, Никс оглянулась по сторонам. В меблированной камере было покрывало, хорошего размера, накинутое поверх мягкого кресла. Убрав пистолет, Никс взяла его, а потом с дрожью в руках нежно завернула тело Жанель в мягкие багрово-черные складки.
Она не стала рассматривать ранения. Но периферийное зрение сказало ей достаточно.
Сев на пятки, Никс протерла лоб рукавом. Потом сгребла сестру на руки и вышла в коридор, обходя тела на полу. И на своем пути она чувствовала, что бородатый Брат и блондин с голубыми глазами следовали за ней.
Никс направилась к Стене.
Она подошла к длинному перечню имен, усилием мысли зажгла свечи и посмотрела на ряды символов на Древнем Языке.
Она положила Жанель у подножия мемориала и отступила назад.
Скрестив руки на груди, Никс уставилась на завернутое тело... а потом навела взгляд на имя сестры в списке.
Спустя мгновение она кивнула и отвернулась. Она ничего не сказала Братьям, проходя мимо них, и эти мощные конвоиры снова последовали за ней без каких-либо комментариев.
Она понимала, что за свою длинную жизнь они часто имели дело со смертью.
Поэтому знали, как реагировать.
Уходя, Никс одна за другой тушила свечи. Пока покров тьмы не накрыл место, где ее сестра наконец обрела покой.
Глава 44
В итоге Никс не знала, в поисках чего пришла.
С этой тюрьмой так всегда, разве нет? В первый раз она спустилась сюда, разыскивая Жанель... и потерпела крах. Во второй раз? Шака нигде не было.
Когда она снова выбралась на поверхность по его самодельному туннелю, она шла без цели... в итоге принялась нарезать круги вокруг одного конкретного куста, отличавшегося красотой и изяществом дикобраза. С иголками и листвой цвета пыли, куст стал определенного рода солнцем для ее орбиты.
Учитывая то, как она себя чувствовала.
Братья и дедушка тоже поднялись наверх, и сейчас мужчины стояли, переговариваясь, уперев руки в бедра, головы с массивными подбородками кивали так, как кивают порой мужчины, обсуждая что-то серьезное.
Она оставила их.
Ее волновали другие вопросы.
Пока они обсуждали проблемы вывоза тел, а также набрасывали план по розыску новой локации тюрьмы, внутри нее бурлил гнев.
Ярость – это же слово созвучно с именем одного из Братьев, Рейджа? – которую она испытывала, была неуместна, но ее невозможно было отрицать. И потребовалось, по меньшей мере, три круга относительно куста, чтобы понять ее истоки.
Отсутствие тела.
Внизу не было тела Шака. Ни в покоях Надзирателя, ни в практически обрушенном Улье, на спуске в который она настояла.
Значит, он ушел с другими заключенными. Или остался где-то в системе туннелей... либо скрывался от нее, либо умирал.
Или был где-то во внешнем мире. Без нее.
Как бы то ни было, она не смогла найти Шака... и жутко злилась. Черт возьми, если бы он только пошел с ней. Если бы прошел тем же тайным туннелем, то нашел бы именно то, что искал...
– Никсанлис?
Услышав свое полное имя, она встряхнулась. К ней подошел дедушка, и он смотрел на нее так, словно сомневался в ее ментальном здравии.
– Я в порядке? – с вопросительной интонацией, потому что не была уверена, что он вообще ее спрашивал о чем-то. Словно сомневалась, что она действительно «в порядке».
– Мы направляемся на ферму. Все мы.
– Хорошо. – Когда ее взгляд скользнул к лазейке, то она обнаружила, что один из Братьев накидывал землю поверх люка, маскируя проход. – Я с вами.
Словно у нее были другие варианты?
Братья дематериализовались один за другим, и Никс задумалась, как отреагирует Пойзи, когда эти воины с черными кинжалами на огромных торсах появятся во дворе их дома.
Она должна отправиться следом, чтобы проконтролировать радушный прием, который неизбежно последует. С этой мыслью Никс дематериализовалась…
...но она отправилась потоком молекул не домой.
Она изменила маршрут.
Никс приняла форму перед заброшенной церковью, перед местом, где она появилась в начале своего путешествия, сюда она отправилась по наводке претранса... Питера, как узнала она впоследствии.
Лунный свет падал на сколотые доски обшивки, проникал внутрь сквозь изогнутые окна с проплешинами в витражных полотнах.
Достав свой дешевый телефон, Никс отправила сообщение сестре – чтобы избежать ненужных тревог из-за ее отсутствия. Но она не сказала, куда направилась.
Ей нужна передышка.
Наверное, ей стоило быть рядом, когда тот Брат с голубыми глазами впервые встретиться со своим племянником. Но Пойзи позаботилась о парнишке, и было очевидно, что между ними сформировалась крепкая привязанность. Она разберется со всем.
Никс поставила телефон на беззвучный режим и зашагала вперед. Она остановилась на полпути вдоль боковой стены церкви и вспомнила, как заскочила на подоконник, чтобы посмотреть вниз на полуобрушенную крышу.
Двигаясь дальше, она дошла до кладбища и толкнула калитку.
Среди надгробных камней, на земле виднелось выжженное пятно добрых семь футов в длину и четыре фута в ширину, цвета чернее ночи, и могилы вокруг этого места также обуглилась по краям. В одном она не прогадала. Тот охранник испарился с восходом солнца.
Дверь в склеп была плотно закрыта, и Никс смутно отметила, что каменная панель претерпела больше действий в последние пару дней, чем за предыдущие десятилетия. Питер, она сама, охранник. И наверняка другие стражники из тюрьмы, когда они осматривали территорию. Ведь это привело к изоляции.
Она не знала, почему должна была зайти внутрь. В склепе ведь не было ничего кроме саркофага. Она где-то в сознании… если оно у нее вообще осталось... чувствовала необходимость пройти по своим следам.
Только так она сможет пережить этот день, запертая в четырех стенах с неверными мыслями, с гнетущей печалью, с иррациональным гневом на...
Никс не сразу поняла, на что смотрит.
Она потянула массивную дверь, петли скрипнули, открывая взгляду внутреннее убранство... в дальнем углу, на пыльном мрамором полу виднелась груда вещей.
Одежды цвета теней.
И тогда Никс уловила запах.
– Шак! – воскликнула она, бросившись вперед.
Глава 45
Находясь в бреду, Шак услышал свое имя.
Мозг сообщил ему, что это существенно. Что это важно. Что это... что-то значит.
Но у него не был сил, чтобы поднять голову. Привести в движение свое обмякшее тело. Даже пошевелить рукой или ногой. Он давно истекал кровью, с момента...
– Шак, о, Боже, Шак...
Нежные руки перевернули его на бок, и тогда его глаза подтвердили то, о чем он отчаянно молился. Над ним застыл ангел, ангел божественной красоты. Его женщина. Его любимая.
Никс говорила с ним, ее губы шевелились, напуганные глаза широко распахнуты. И хотя он хотел успокоить ее, не мог сказать ни слова.
Все нормально, подумал он. Даже если это последние мгновения его жизни?
Его молитвы были услышаны. Лежа в ожидании смерти, он хотел хоть раз увидеть свою женщину. И она пришла к нему...
Никс приставила что-то к своему уху. Какое-то устройство, тонкое, светившееся. И она быстро говорила в него что-то.
Потом она убрала непонятную вещь в карман, засучила рукав и обнажила клыки. Мгновение он ничего не понимал, а потом... осознал...
Нет, подумал Шак. Это ни к чему. Достаточно того, что она здесь, но он не хотел, чтобы она видела его последние минуты...
Внезапно его носа достиг запах крови, и он что-то пробудил внутри него, жар, жажду... что-то жизненно необходимое.
Никс приставила свою плоть с двумя колотыми ранками к его губам, и Шак хотел сказать «нет». Собирался отвергнуть столь щедрый дар... он не хотел, чтобы ее попытка спасти его потерпела крах, ведь тогда Нпкс придется жить с чувством вины.
Но когда кровь коснулась его губ, инстинкт выживания взял верх.
Шак вцепился в ее запястье и сделал большой глоток, вбирая в себя источник силы. И когда он глотнул божественное вино ее крови, по телу забурлила энергия, за секунды оживляя его. И ее вкус был таким изумительным, покоряющим, что Шак закрыл глаза, сосредотачиваясь на ощущениях. Смакуя. Наслаждаясь.
Когда чуть позже он поднял веки... могло пройти как две минуты, так и двадцать... в склепе собрались люди, огромные мужчины с черными кинжалами на...
Шак сосредоточился взгляд на том, которого он знал.
Рейдж. Брат Черного Кинжала, которого он не видел около... века? С тех пор, как его посадили по ложному обвинению.
У него возникнут проблемы? – подумал Шак. С ним будут обращаться как с беглым преступником?
Одной мысли, что его снова закроют внизу, было достаточно, чтобы он отпустил спасительную вену.
– Шак, – прошептала Никс. – Ты не закончил.
Он посмотрел на нее. Хотел сказать, что нет, все нормально. Что ему достаточно.
Вместо этого Рейдж подошел к ним и опустился на колени. Голубой взгляд Брата был настолько напряженным, казалось, его глаза испускали свечение.
После долгого зрительного контакта воин потер лицо.
– С возвращением, брат мой, – сказал он хрипло.
***
Никс хотела дать мужчинам время, чтобы они установили контакт. Или восстановили? Казалось, они недостаточно хорошо друг друга знали... наверное, вообще не знали.
И учитывая, как они смотрели друг на друга, они оба были потрясены до глубины души.
Но ситуация все еще была на грани жизни и смерти.
– Шак, ты должен утолить жажду, прежде чем мы перенесем тебя к медикам.
Он перевел взгляд на нее. А потом на его губах расцвела легкая улыбка.
– Я люблю тебя, – прохрипел Шак.
Никс забыла обо всем на свете: об окружающих ее мужчинах в склепе... включая ее дедушку... рваной ране на внутренней стороне ноги Шака, которая так тревожно сочилась кровью. О том, что они находились на входе в тюрьму, и если там кто-то остался, то все находящиеся в склепе являлись легкой мишенью.
Никс посмотрела на Братьев. Все держали оружие в руках и были готовы к бою.
Ну хорошо. Наверное, не стоит беспокоиться о нападении в окружении таких парней. И все же.
Сосредотачиваясь на Шаке, она огладила его волосы, выбившиеся из косы.
– Я люблю тебя, – повторил Шак. Его голос был таким слабым, едва слышным. Но учитывая, что все стояли не шелохнувшись, они, очевидно, слышали его.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала Никс, сморгнув слезы. – Прошу, возьми вену...
– Ты имела храбрость войти в тюрьму, – перебил он ее. – Ты была... смелой. Я должен был найти смелость выбраться отсюда. Ради тебя я хотел выбраться.
– Ты справился. – Она погладила его волосы, лицо, плечо. И хотя она жаждала услышать все, что Шак хотел сказать, было важнее вернуть его к кормлению. – Поговорим позже. Просто возьми...
– Нет. – Он отвел от себя ее руку, когда Никс попыталась приставить запястье к его губам. – Я достаточно восстановил силы.
Чтобы подтвердить свои слова, Шак попытался сесть... и к его чести смог привести торс в вертикальное положение. Но потом он посмотрел на раненую ногу, и его зашатало.
– Нужно замотать рану, – сказал бородатый Брат. – Прежде чем ты подскочишь.
Раздался треск, а потом кто-то передал им футболку.
– Я вернусь за универсалом, – сказал ее дедушка, разворачиваясь на выход. – Управлюсь минут за десять.
Черт, Шак больше не возьмет ни капли ее крови.
Зализав ранки на своем запястье, Никс взяла его за руку, когда он зашипел от боли – когда обмотали его бедро.
А потом она стала его опорой, когда его подняли на ноги, проверяя, сможет ли он стоять.
И тогда она заметила, что он что-то сжимал в руке.
Ее ветровку. Он где-то достал ее ветровку.
– Пропуск, – сказал Шак.
Никс опустила взгляд на его изнуренное лицо.
– Что?
Задрав ветровку, Шак отцепил одну свою руку от нее и расстегнул карман. Достал карточку, покрытую кровью. Его кровью.
– Она была в кармане. – Его голос становился тверже с каждым словом. – Когда поднялись баррикады, я вернулся туда, где мы впервые встретились, откуда ты пришла. Прежде чем я убил ту тварь из корзины, она хорошо меня потрепала, я думал, что истеку кровью... но когда я прислонился к стене, панель открылась. На моей шее была твоя ветровка и... она спасла меня. Дважды.
– Обопрись на свою женщину – приказал бородатый Брат. – Ты совсем бледный, сейчас свалишься...
Шак обмяк прежде, чем Брат успел закончить, и Никс поймала своего мужчину, стиснув зубы, придержала его вес.
Но она отказалась от чужой помощи.
Он был ее.
Она сама дотащит его до машины.
Глава 46
Следующее, что почувствовал Шак... это мягкость. Мягкость под его телом. Под его головой. Мягкость по сторонам.
Он открыл глаза, и сознание вернулось со скоростью и ясностью, которые точно показали ему, насколько его оживила кровь Никс. И его первая мысль было о…
– Я здесь.
Никс наклонилась вперед и заглянула ему в лицо. Она была сейчас невероятно красива: темные волосы зачесаны назад, щеки пылали от эмоций, а глаза светились непролитыми слезами.
– Здравствуй.
– Привет, – она неуверенно улыбнулась. – Сейчас придет доктор.
– Я в порядке.
– Эта рана от укуса действительно опасна, есть риск заражения.
Последовала пауза, и они оба посмотрели друг на друга, вспоминая, заново подтверждая, восстанавливая связь, которая, как он был уверен, была разорвана навсегда.
Он протянул руку и погладил ее по щеке. По шее.
– Ты жива.
– И ты тоже.
Шак оглядел домашнюю обстановку.
– Это твой дом?
– Да. Мы в моей спальне.
Откуда-то поблизости доносились голоса, тихие и спокойные. Он узнал те, что слышал в склепе.
– Я правда сумел выбраться?
– Да, у тебя получилось. Ты свободен.
Шак глубоко вздохнул. Он бы хотел праздновать… действительно хотел.
– Я рад, – сказал он, желая, чтобы Никс испытывала только радость.
Однако о кое-чем он умолчал. Что не нашел того, кого искал, ни живого, ни мертвого.
Внезапно Никс поднялась на ноги. И когда начала что-то показывать рукой, он лишь покачал головой.
– Нет, – сказал Шак. – Мне не нужен врач…
В поле зрения появилась маленькая фигура, и Шак подумал…
Нет, нет. Это так несправедливо.
Это был кошмар, облаченный в символы сна, такие вещи жалят сердце, когда просыпаешься и понимаешь, что твоей женщины с тобой нет, а твой сын мертв…
– Отец?
Шака затрясло, и он медленно сел, как будто боялся проснуться, если начнет двигаться слишком быстро. По очереди поставив ноги на ковер, он остановился.
Когда ничего не изменилось – Никс все еще была рядом с ним, а его сын по-прежнему стоял в дверном проеме – он поднялся с кровати. Если его рана и болела, когда вес тела пришелся на ногу, Шак этого не почувствовал.
Он сделал шаг вперед. А потом еще один.
– Сын? – хрипло произнес он.
Чувствуя себя так, словно он испытывал удачу в лотерее, Шак раскрыл объятья.
– Отец!
Его сын бросился вперед и обхватил его руками. И в момент, когда он почувствовал тепло этого хрупкого тела, и знакомый запах заполнил его нос, Шак сжал того, кого искал, в объятиях, от которых перехватывало дыхание и горело сердце.
Закрыв глаза, Шак посмотрел поверх головы сына, которого он думал, что потерял навсегда... на любовь всей своей жизни.
Которую и не ожидал обрести.
***
Никс прикрыла рот ладонью, когда смотрела, как Шак прижимает Питера к своей большой груди. Ребенок казался невероятно маленьким по сравнению с мощью своего отца, и казалось правильным, что эти двое, наконец, воссоединились.
В этом мире ребенок нуждался в защите отца.
Тем более теперь, когда им обоим предстоит привыкать к жизни наверху.
Посмотрев в сторону двери, она кивнула Пойзи и дедушке, которые держались за руки. Когда они ушли на кухню, она услышала, как открылась и закрылась задняя дверь, и поняла, что Братья сейчас уходят. Они вернутся. По дороге домой Рейдж, блондин, сказал, что им нужно как можно больше подробностей о тюрьме, о том, как она функционирует, и какое оборудование в ней имеется.
Впрочем, для этого будет время позже.
И врач должен прибыть с минуты на минуту.
Никс снова вернулась к Шаку и претрансу. Эти двое немного отстранились и осматривали друг друга, явно выискивая повреждения.
– Ты в порядке, отец? Твоя нога…
– Я буду в полном порядке. – Шак похлопал паренька по плечу. – Но как ты здесь оказался? Откуда ты знаешь мою Никс?
– Это был несчастный случай, отец.
– Какой?
Заговорила Никс.
– Мы с Пойзи ехали домой…
– И я выбежал на дорогу, – вмешался Питер.
– Мы нечаянно сбили его. Это была чистая случайность.
– Но они меня спасли. Пойзи вылечила меня.
И на этой ноте? Никс была убеждена, что ее сестра буквально силком заставила претранса выжить и пойти на поправку: Пойзи была абсолютно уверена, что он не умрет, пока она присматривает за ним, и что вы думаете? Даже Мрачный Жнец испугался жизнеутверждающего настроя этой женщины.
– Пойзи – моя сестра, – объяснила Никс. – Вторая моя сестра. В общем, с этого все и началось. В бреду твой сын говорил о том, откуда он появился, откуда он сбежал.
Питер взглянул на отца.
– Я хотел, чтобы они спасли тебя. Я хотел, чтобы она вернулась и вытащила тебя, потому что у меня на это не хватало сил.
Шак обхватил лицо сына широкой ладонью.
– Правда?
Когда претранс кивнул, Никс могла только покачать головой.
– Что я могу сказать. Этому суждено было случиться.
Когда Шак протянул руку, она не знала, как поступить. Но потом она поняла...
Никс поднялась и неуверенно подошла к ним. Затем остановилась, не желая теснить их, не желая вторгаться, если вдруг она каким-то образом неправильно истолковала этот жест…
Питер притянул ее к себе, а затем Шак обхватил их своими большими сильными руками... он обнял их обоих.
На этот раз, когда пролились слезы, это были слезы радости. Не печали.
И дай Бог, чтобы теперь так было всегда…
Шак немного расслабился. Затем нахмурившись, взглянул на Питера.
– Но я не понимаю одного, – сказал он. – Как ты выбрался? Ты не знал о моем секретном проходе. Я никогда не рассказывал тебе о нем, не хотел подвергать тебя опасности. Я сделал его для тебя, чтобы, когда настанет время, я мог тайно вывести тебя на свободу.
Питер тяжело сглотнул, и, когда наклонил голову, свет лампы на тумбочке мелькнул в его волосах. Никс впервые заметила... отблески красного цвета в темных прядях.
– Она меня отпустила.
– Что, прости? – переспросил Шак. – Что?
– Надзиратель. Она забрала меня из камеры в нерабочее время. Даже не во время приема пищи. Я не знал, что она собиралась делать. Я думал, что у меня проблемы. – Питер выглядел встревоженным, как будто заново переживал то, что его тогда напугало. – Она провела меня через тюрьму и открыла стальную дверь карточкой. Она ничего не сказала. Мы просто продолжали идти, пока... Не знаю, пока не добрались до выхода, которого я раньше не видел. Она помогла мне перелезть через ту решетку.
– Она сама тебя освободила?
– Да. Я был настолько сбит с толку. Единственное, что она сказала, это то, что я должен идти на север. Она сказала мне идти дальше и идти на север, к горе. Посоветовала мне найти белый фермерский дом с большим деревом и красным сараем. Она сказала мне... – Питер посмотрел на Никс. – Что там живут добрые люди нашего вида, что они возьмут меня к себе и позаботятся обо мне. Потом она сказала мне закрыть решетку и... исчезла.
Никс на мгновенье закрыла глаза. Эту часть истории она еще не слышала. А Пойзи? А дедушка?
– И она была права, – сказал Питер, сжимая руку Никс.
– Да, под этой крышей живут очень хорошие люди, – тихо сказал Шак. – Самые лучшие.
– Отец, мы можем остаться здесь?
Никс пришлось вытереть оба глаза.
– Да, вы оба можете остаться. Навсегда.
Она улыбнулась, хотя в груди расцвела боль. Почему Жанель напоследок сделала хорошее дело? Никто не знает. Может, в этом единственном решении, любовь мамэн к своему ребенку смогла перебороть темную часть ее натуры. Всего лишь раз.
Никс никогда не узнает всей правды, и это уже не имело значения. У нее были эти двое мужчин, и она собиралась заботиться о них обоих: о своей единственной настоящей любви и о своем племяннике. Все ночи и дни, которые она проведет на этой земле, и вечность наверху в Забвении, она будет присматривать за ними.
Воистину, Судьба изначально все это предопределила.
Другого объяснения происходящему не было.
Глава 47
Следующим вечером Никс проснулась в своей маленькой кровати, а рядом с ней спал Шак. Перевернувшись в темноте, она обнаружила, что он тоже проснулся, его глаза были открыты и взгляд обжигал.
– Ты что-то задумал, мой мужчина? – прошептала она.
– Да.
Когда он наклонился для поцелуя, она встретила его меньше чем на полпути. Они разделись быстро и бесшумно. Все в доме спали внизу, в своих уютных комнатах, которые Пойзи обустроила под землей для защиты Питера, но их относительное уединение на первом этаже долго не продлится.
Так что да, они торопливыми движениями покончили с одеждой, а потом Шак накрыл ее тело своим, и она приняла его в себя. Он закусил губу острыми клыками в момент слияния, и Никс вцепилась ногтями его спину, когда они начали двигаться вместе, его длинные красивые волосы окутали ее шелковистой и пышной волной. Затем они снова сошлись в поцелуе, и дела пошли быстрее… и, Боже, она надеялась, что пружины кровати не скрипят.
Им обоим не потребовалось много времени, чтобы кончить.
И они продолжили. И еще раз. Еще раз быстро и напряженно.
Затем им пришлось остановиться.
Шак посмотрел ей в глаза, смахивая ее волосы назад.
– Я хочу когда-нибудь сделать это как положено.
– Да, пожалуйста, – пробормотала она. – Хотелось бы повторить как можно скорее.
Они со смехом откатились в разные стороны, Никс юркнула в ванную и приняла душ. Ей хотелось, чтобы Шак составил ей компанию. Но на это еще будет время.
И она была готова проявить терпение. До определенного момента.
Когда она вышла в свежей одежде и с чистыми волосами, он сидел за кухонным столом и смотрел на приборы. Столешницу. Телевизор, который был установлен на стене.
– Кое-что из этого я знаю, – сказал он.
– Это реально кажется странным?
– Да, кажется... действительно странным.
Никс подошла и села напротив него. Когда его взгляд, в конце концов, остановился на ней, она поняла, что ему не себе.
– Поговори со мной, – предложила она.
Прошло некоторое время, прежде чем Шак заговорил, и она молилась… молилась… чтобы он успел высказать наболевшее прежде, чем кто-нибудь выйдет из подвала.
– Речь пойдет о Надзирателе, – сказал он. – Твоей сестре.
Никс опустила голову. Покачала головой из стороны в сторону.
– Мне так жаль. Я чувствую, что должна извиниться за все, что она сделала. Она была чудовищем.
– Я хочу, чтобы ты поняла... – Он откашлялся. – Как это началось между нами. Когда она, эм, попала в тюрьму, она искала наставника. Она умела манипулировать, и я признаю, что какое-то время она меня привлекала. Но все прошло очень быстро, когда я осознал, какая она на самом деле. Когда я дистанцировался, она привязалась ко мне еще сильнее, в итоге я стал для нее навязчивой идеей. Питер – кстати, мне нравится это имя – появился, когда мне пришлось обслужить ее во время жажды. Это случилось сразу после того, как она захватила власть в тюрьме. Я часто задавался вопросом... ну, я не знаю, что, черт возьми, происходило у нее в голове большую часть времени, но как будто она сделала это для его безопасности. Конечно, в основном она взяла на себя управление ради собственной выгоды, но дети в подобной среде почти никогда не выживали. С другой стороны, приписывать ей альтруистические мотивы вполне может быть ошибкой.
Никс кивнула. Затем потянулась через стол и взяла Шака за руку.
– Каждый раз, когда ты захочешь о чем-то поговорить, я всегда рядом.
– Спасибо. – Он потер лицо ладонями. – Мне также нужно, чтобы ты знала, как она умерла.
– Я нашла ее тело.
– Правда?
– Я распорядилась им правильно и с уважением. Несмотря на... Не знаю, это сложно.
– Ты сделала все правильно. Для мамэн Питера, – Шак снова замолчал. Затем прокашлялся. – Она сказала мне, что убила его. Питера. Не знаю почему. Наверное, чтобы заставить меня страдать.
Когда он, казалось, не мог продолжать, Никс почувствовала, что произошло.
– Нет ничего страшного в том, что ты ее убил, – мягко сказала она.
– Как ты можешь говорить такое? – Шак выругался. – Ты должна ненавидеть меня за убийство родной сестры. И Питер... Питер никогда не узнает.
– Она причиняла тебе боль. Намеренно. Она причиняла боль множеству людей… убивала, мучила. Я должна быть честна в этом. Я ничего не чувствую по поводу ее смерти, только облегчение. Ну и смятение. Но, как ты сказал, неизвестно, что творилось у нее в голове.
Шак уставился в пустоту.
– Она была вся покрыта кровью. В руке держала сердце, которое вырвала из чьей-то груди. Она кричала мне о его убийстве. Я просто... не выдержал. Я схватил ее за горло и вбивал ее в стену снова и снова. А потом это животное – то, что меня укусило – напало на нее. Я сбежал, потому что она...
– Все нормально. Клянусь, все в порядке. Ты не сделал ничего плохого.
Шак смотрел ей в глаза.
– Я люблю тебя.
Никс снова сжала его руку.
– Взаимно, любовь моя.
Когда он собрался поцеловать ее, Никс наклонилась ему навстречу. И как только их губы встретились, из подвала послышались шаги.
Никс погладила его по щеке и заставила себя сесть обратно на свое место. Когда Пойзи, Питер и ее дедушка поднялись наверх, она подумала, что среди всех фраз на всех языках мира есть такая, которая никогда не потеряет своей прелести, сколько бы раз ее не повторяли.
«Я люблю тебя» никогда не износится.
Будь то родители и дети, сестры и братья, или пары в романтических отношениях, эти три слова оставались такими же сильными, жизненно важными, твердыми и стойкими... как и сильнейшее чувство, которое они описывали.
Фраза «Я люблю тебя» бессмертна.
Даже смерть не могла обесценить эти слова. А для вампиров, которые существовали во тьме, они являлись золотым светом солнца, согревающим, поддерживающим в них жизнь.
Глава 48
Ровно через час после того, как Шак вместе со своей семьей отведал вкусную Первую Трапезу, состоящую из яиц, бекона и тостов, прибыл большой многоместный автобус, специально отправленный за ними. В машине Братства Черного Кинжала были тонированные окна, удобные кожаные сиденья, а за рулем сидел дворецкий в традиционной форме.
Поездка к месту назначения заняла какое-то время. В просторной задней части автобуса, за поднятой перегородкой, они провели вместе четыре часа, разговаривая обо всем и ни о чем. Пойзи, сестра Никс, обладала легким нравом, и между ней и Питером образовалась настоящая нежность, связь брата и сестры, что зародилась во время исцеления, которое она помогла ему пережить. Дед был тот еще персонаж. Сухой, как пустыня, немногословный, как библиотекарь, умный, словно ходячая энциклопедия. Он не мог не нравиться.
И его Никс. Которая, по мнению Шака, была идеальна во всех отношениях.
Время летело, и вскоре они оказались на каком-то подъеме. Шак сжал руку Никс и перетянул ее к себе на сидение.