Вокруг пахло сыростью. Неприятная мутная вода скатывалась со стен, и поэтому обрести хоть какую-либо опору за спиной Рижесса не имела возможности. Она стояла посередине комнаты и содрогалась то от холода, то от мерзости происходящего.
Эльфийке не получалось думать ни о чем хорошем.
Если бы здесь разносился запах ночной свежести, она могла бы вспомнить о первой встрече с Ильсикаром.
Пахни здесь розами, она подумала бы о том, как они прибыли в Таинственный замок.
Но вместо этого она вспоминала глаза отца и пыталась убедить себя в том, что тот до сих пор остается живым. Или его тоже поместили в похожую камеру, полностью залили тухлой водой, не дали даже надежды на спасение?
Рижесса слишком долго его спасала.
Вернее, слишком долго шла к тому, чтобы спасти его.
Она не может выбраться из этой камеры сама. Зато, надо же, с глупой самонадеянностью отправилась на спасение отца, веря, что у нее все получится. Не позволила Ильсикару последовать за ней. А теперь сидит тут, со спутанными рыжими волосами и резко выделившимися скулами, и плачет от безнадежности.
А ведь сначала Сверкающие воды обращались с ней хорошо. Удивляли ее диковинными яствами, поили вином, имеющим почему-то серебряный цвет, и говорили ласковые слова. Они надеялись с помощью нее добиться того, чего не смогли добиться с помощью Миридана. Но Рижесса оставалась верной отцу — она и так уже один раз предала его.
Ночами Рижесса пыталась отыскать отца, потому что точно знала, что он спрятан где-то здесь, в замке. Но у нее ничего не вышло, а потом эльфийку и вовсе заметила охрана Сверкающих вод.
Тогда они установили над ней контроль и предложили уехать. Мирно. Однако, наивно — говорить о мире, самим же его нарушая. Именно поэтому Рижесса не согласилась на подобное предложение. А ещё она должна была спасти отца.
За очередной попыткой ее и словили.
Капли стекали по стенам, падали на пол и заставляли морщиться.
Сколько здесь находилась Рижесса? Сутки, двое? Час? Она сбилась со счету: грань реальности стерлась, будто была нарисована мелом. Поэтому Рижесса не сразу поверила, что шаги, разносящиеся по коридору, ей не привиделись.
А потом она заметила тень.
Но в следующий миг та сменилась уже знакомым Рижессе эльфом.
***
Родословная, определенно, накладывает на эльфа некоторые обязательства. Та родословная, которой обладал Нильяс, сама накладывается на эльфа целиком и полностью. Она определяет поведение, манеру речи, направление мыслей и, определенно точно, цвет глаз. У Нильяса этот цвет являлся таким, каким и должен был быть — серебряно-серым. Но поведение, манеры, и, тем более, мысли эльф пытался определить сам.
В том то и проблема, что пытался. Хорошо ещё, что мысли ненаказуемы — за слова и поступки Нильяс получал знатно.
Но он все равно оставался достаточно упорным для того, чтобы отстаивать собственные принципы.
Принципы… Нильяс и сам не понимал, в чем именно эти принципы заключаются. Как будто в благородстве. Как будто в неподчинении окружающему миру, следованию за зовом сердца, пусть это сердце в большинстве случаев противоречит приказу. Как будто…
Сам Нильяс называл свои принципы слабоумием и отвагой.
В семье не без уродца — так говорят. И если старшие два сына выдались у предводителя Сверкающих вод донельзя умными, хитрыми, коварными, как и их батюшка, то Нильяс стал исключением.
Со стороны это, наверное, интересно — чувствовать себя исключительным.
Но не в таком же ключе!
Впрочем, Нильяс сам избрал свой путь. Он сделал это даже в данный момент, когда спустился в подземелье и направился по отдающему гулким эхом коридору. Этот коридор нельзя было назвать бесконечным: нет, камер здесь насчитывалось около десяти с каждой стороны… Да и к тому же почти все они пустовали. Именно поэтому Нильяс верил, что сможет отыскать нужную камеру довольно быстро.
Один… Камера слева пуста и справа — тоже.
Два… Вид почти не изменился.
Три. Вот она.
Эльфийка, скрытая за некогда железными, но сейчас уже поржавевшими прутьями, с опаской глядела на Нильяса, широко раскрыв насыщенные синие глаза. Нильяс несколько смутился от такого внимания: во-первых, эльфийки прежде даже не смотрели в его сторону, а, во-вторых, именно эта эльфийка совсем неправильно понимает его намерения.
Его слабоумие и его же отвагу.
Впрочем, разве она подчинялась не им же, когда отправилась к Сверкающим водам?
— Здравствуйте, Рижесса… — тихо произнес Нильяс, — представительница рода ле-Коэльсиких, дочь Бескрайних ночей. Дело в том, что…
Рижесса молчала, не сводя с него глаз.
Она, пожалуй, воспринимала его, по меньшей мере, злейшим врагом.
— Я пришел, чтобы помочь вам, — продолжил Нильяс.
— С чего бы? — все-таки спросила Рижесса. — По приказу отца?
— Я давно не выполняю его приказы… — протянул эльф.
С потолка на его черные волосы, отливающие синевой, шлепнулась капля воды, и Нильяс, поморщившись, принялся скидывать ее с головы. Выдумал же отец построить это подземелье! Выдумал же начать войну с Бескрайними ночами! Выдумал же засадить за решетку Рижессу…
— Тогда почему? — спросила она.
Удивительная эльфийка. Такая хрупкая на вид, но с такой внутренней силой, такой стойкостью, какой любезные братцы Нильяса могут только позавидовать.
— Ваш отец совсем рядом… — протянул он.
— Условие, при котором вы выпустите его на свободу.
Нильяс вздохнул. То ли у него действительно имелось слишком мало опыта в общении с эльфийками, то ли эльфийка ему попалась особенная, но разговор совершенно не шел.
Впрочем, тут, скорее, виноваты были обстоятельства.
Нильяс поправил прядь волос, едва достигающую ключицы, и ответил неожиданно для самого себя:
— При условии, что я отправлюсь с вами.
— Вы приведете меня к отцу, и мы вместе с вами покинем это место? — Рижесса хмыкнула: она совсем не верила, что подобное может произойти на самом деле.
Она вообще не доверяла этому почти незнакомому эльфу. Знала только, что он принадлежит к клану Сверкающих вод: его выдавали темно-синий костюм с серебряными аксельбантами, тянущимися от правого плеча к груди, серые глаза, странно поблескивающие в темноте, и присутствие на приемах. Он сидел рядом с предводителем, надменно улыбающимся эльфом, в черных волосах которого виднелись седые паутинки.
И предложение его выглядело нелепо. Рижесса ведь даже имени эльфа этого не знает! А он предлагает ей за просто так отдать отца, да ещё и составить компанию.
Ждет, пока эльфийка сдастся?
Что же, ждать ему придется очень долго.
От вопроса Рижессы он сжался в комок, будто пытался слиться с зеленовато-коричневой мокрой стеной, а потом ответил:
— Не совсем так. Я покажу тебе, где отец, и помогу выбраться. Вы вместе с Мириданом покинете подземелье, и тогда я присоединюсь к вам. Вас устраивает этот план, Рижесса?
— Я даже имени вашего не знаю, — призналась она. — И доверять вам не собираюсь.
— Я понимаю вас, — Нильяс кивнул. — И все же…
— И все же имя не скажете, — Рижесса невесело улыбнулась и качнула головой. — Ничего, я понимаю и это. Я бы тоже не сказала.
Нильяс вздохнул. Изначально имя говорить он, действительно, не собирался. Потому что так отец сможет все узнать. Вернее, он в любом случае все узнает. Но так Рижесса сможет проговориться…
Эти отношения, кажется, начали строиться на взаимном недоверии.
И Нильяс вдруг подумал, что просто обязан все исправить. Именно поэтому он произнес, с некоторой небрежностью провернув едва заметную связку серебряных ключей:
— Это действительно вам поможет. Я знаю, о чем я говорю.
— Зато я не знаю, о чем вы говорите, — отозвалась Рижесса.
— Пожалуйста, послушайте меня…
— Как вас зовут? — прервала его эльфийка.
Нильяс поднял на нее серые глаза, так похожие на драгоценный металл, но тут же опустил голову. Ещё не время. Или?
Или, напротив, сейчас как раз тот момент, когда он сможет все поменять.
Слишком дорого он смотрится в этом сыром, затхлом подземелье.
Но Рижесса выглядит здесь ещё дороже. Она не подходит на вылизанное, отполированное серебро. Она — дикий самородок, яркий, достойный. Она знает, чего хочет добиться, и уже слабо верит окружающим.
Такой просто необходимо занимать престол.
С таким предводителем клан будет жить.
И как же, интересно, ее отец точно такой же? Нильяс видел его лишь издалека: сосредоточенный, синеглазый, как и дочь. Может быть, точно такой же была мама Рижессы? Свою мать Нильяс помнил плохо. Да и негоже эльфам, тем более, таким родовитым эльфам, помнить о матерях.
Воинов воспитывают отцы.
И Рижесса, кажется, достойна знания воина.
Он, поколебавшись ещё одно мгновение, все-таки произнес:
— Нильяс.
В этот же момент в глазах эльфийки вспыхнуло узнавание. Да, есть такое… Он наверняка известен на весь континент, причем не самой доброй славой.
Чтобы немного отвлечь внимание от собственной персоны, Нильяс произнес:
— Пора. Не стоит медлить.
Один из ключей, плавно скользнув, оказался зажатым в ладони Нильяса; ржавая замочная скважина, так неподходящая к нему, недовольно закряхтела, но все же отомкнулась.
Сердце Нильяса стучало быстро-быстро, и даже неприятная окружающая обстановка вдруг перестала быть для него важной. Он внимательно смотрел на Рижессу, уже не скрытую зеленовато-рыжей решеткой, и это казалось сейчас ему очень важным.
На ее груди блеснул семейный медальон — кажется, сделанный из сапфира. Мимолетом отметив это, Нильяс принялся перебирать связку ключей, пытаясь найти нужный. Ключ от камеры Миридана. Взгляд все же наткнулся на необходимый ключ, и Нильяс, отсоединив его от остальных, протянул тот Рижессе.
Ох, что сделает отец, когда узнает об этом!
Рижесса хмурилась, не решаясь принять неожиданный дар.
Нильяс жутко нервничал; кажется, от волнения он даже начал едва заметно покачиваться из стороны в сторону. Это всегда ему помогало… И, он надеялся, поможет и сейчас.
Почему же Рижесса бездействует?
— Через две камеры — и направо, — произнес Нильяс. Глаза Рижессы вспыхнули, будто словили отблеск магических фонарей или летающих в саду светлячков. — Потом подниметесь по лестнице, окажетесь в небольшой комнатке. Дождетесь меня — я вас проведу. И мы уйдем…
— Как именно? — вдруг уточнила эльфийка.
Нильяс передернул плечами.
Честно говоря, с тех пор, как он решился на неожиданные действия — прямо тут, в этом подземелье, его тоже мучал этот вопрос. Дракона брать опасно — отец заметит. Лошадей… В принципе, можно попробовать с лошадьми. Но тогда придется брать повозку…
Безопасным и незаметным являлся вариант уйти пешком.
Уйдут они, правда, недалеко.
Рижесса все же приняла ключ, посмотрела на пол, обернулась на стену, по которой стекала капля воды. А потом вдруг улыбнулась и произнесла:
— Если ваши намерения честны, то я помогу уйти вам. Взамен. Предоставлю… Как это называют? Транспорт. Да, так. Ждите меня наверху. И ещё один вопрос…
— Задавайте, — Нильяс кивнул.
— Отец. Как он?
— Его кормили, — эльф потупил взгляд. — Сейчас он спит, насколько я понял. С ним все должно быть хорошо. На крайний случай, я возьму лекарство.
Рижесса кивнула, а потом поинтересовалась:
— Одна полулунка*?
— Или чуть больше. Я буду ждать…
Нильяс развернулся и быстро направился прочь. Шел он нервно, то и дело мечтал обернуться. А потом, уже около самой лестницы, кажется, услышал:
— И я…
Или эти слова прозвучали лишь в его голове.
Но, как только он ступил на последнюю ступеньку, то понял, что в подземелье началась возня.
***
— Ее никто не видел.
Будь стена белой, каковой она являлась ещё пару месяцев назад, лицо говорившего с легкостью сравнилось бы с ней в бледности. Но ее поменяли на синий — насыщенный, королевский цвет, а потому она давала удачный контраст.
— Ну конечно, — отозвался его собеседник. — В этом нет ничего удивительного. Мои поисковые заклинания никогда не давали сбоя.
Он сделал несколько шагов по комнате, привычно сложив руки за спиной, посмотрел на окно, не скрытое сейчас шторами, и слабо улыбнулся.
Непонятно, как он посмел допустить подобное.
Непонятно, как она все-таки умудрилась его обхитрить…
Непонятно, зачем.
Штора резко дернулась, закрыла вид на широкий просторный двор и выглядывающий клочок серого неба, и мужчина серьезно произнес:
— Значит, в замке ее нет. Выходит, она находится вне замка. К сожалению, моя магия не настолько всесильна, а перо, увы, не возымело волшебные свойства. Придется идти на крайние меры.
Во дворе гудел ветер, а здесь, в этой комнате, напротив, было донельзя тихо. Даже призраки — вечные гости Таинственного замка — не шелестели рядом.
Хозяин запретил.
Хоть где-то он являлся хозяином… Никому не нужный, униженный, выпертый за дверь. Там тебе и место… Ха. Место здесь как раз-таки не ему.
Но это Гело понимает уже сейчас.
Сколько он пережил раньше? Уже и не скажешь. Не вспомнишь. Оглянешься на свое прошлое — и не поверишь. Сам не поверишь тому, что все те ужасные события произошли с тобой и сейчас остаются позади.
Как и ее побег.
Показывая Анне драконов, Гело преследовал две определенные цели: он хотел запугать Анну и одновременно приманить ее, будто бабочку на сироп. Он и сам не заметил, когда она начала выходить из-под его влияния; кажется, чары простого мага не полностью действовали на создательницу этого несправедливого мирка.
А потом она исчезла.
Заставила Таинственный замок замереть, легким касанием крыльев мотылька погрузила его в сон. После этого действовали уже иные крылья. Тепло-зеленые, хризолитовые.
Вместе с Анной улетел Гридиар.
И, как бы Гело не хотелось этого, он не возвращался. Да и зачем? Девчонка подметила правильно: драконов невозможно подчинить полностью. Пусть магия Гело и удерживала их, не позволяла далеко улетать от Таинственного замка, эти существа все равно оставались свободными. Летели только с тем, кого выбирали сами.
Донельзя неблагородный мир.
И первоначальной целью Гело являлось его исправление.
Именно поэтому он потратил кучу энергии, пожертвовал десятком собственных лет и небольшой частицей души, чтобы доставить сюда создательницу. С самого рождения занимался исследованием этой темы. А потом узнал, кто же сочинил для него такую судьбу.
Дело оставалось за малым — перенести Анну сюда.
А потом — подчинить.
И девчонка оказалась податливой. До некоторого времени.
Он повернулся к стоящему возле стены Ривежу, смерил его задумчивым взглядом, а потом серьезно произнес:
— Переходим на крайние меры, да… Знаешь ли ты, дорогой Ривеж, что я доверяю тебе не хуже, чем себе самому? И верю, что ты не сможешь меня подвести.
Ривеж, до того смотрящий в пол, вдруг вздрогнул и поднял глаза.
Видела бы его сейчас Анна… Она ни за что не узнала бы его. Скулы резко выделялись на бледном лице, чуть волнистые волосы беспорядочно лежали на голове, воротник рубашки небрежно подымался вверх, а ботинки не блестели, как обычно.
После пропажи Анны обвинили во всем именно Ривежа.
Но потом Гело провел какие-то собственные исследования и выяснил, что тот к этому никоим образом не причастен. И — вдруг — решил сменить гнев на милость.
Вернее, поручить новое задание.
Как будто он не видел, что творилось с самим Ривежом.
Ривеж плавно кивнул.
— И это замечательно, — отозвался Гело. — Поэтому именно ты отправишься на ее поиски. Анна, я уверен, ничего не поняла: с таким восхищением смотрела на перо... Поэтому она не сможет ничего тебе сделать. К тому же, ты отлично втерся в ее доверие, и она побежит за тобой даже после пары слов. Конечно, я помогу тебе, как получится.
Ладони Ривежа непроизвольно сжались в кулаки с выступающими костяшками.
— Собирайся в путь. Отправишься сразу после этого.
Даже не присматриваясь, можно было определить, что внутри Ривежа разыгралась настоящая буря. Она находила ответ в его глазах: те выделялись на лице в этот момент особенно ярко.
— Что же ты стоишь? — прикрикнул Гело.
Ривеж механически подошел к двери, чуть толкнул ее и вышел в коридор. Ответом Гело послужило эхо все более отдаляющихся шагов.
Он вдруг улыбнулся. Так, как улыбался обычно, желая польстить.
Раньше он улыбался, унижаясь.
Скоро улыбка унижения будет посвящена ему.
И Гело уже предвкушает этот момент. Ведь тогда он сам сможет улыбаться хотя бы немного искренне. Добьется главной жизненной цели — и станет улыбаться.
Неважно, скольких придется поломать. Главное — не сломаться самому.
Впрочем, ломать в Гело было уже нечего.
*Полулунка - примерно десять минут