По пути к таверне Рижесса зачем-то остановилась — Нильяс не смог понять причину этой остановки. Они находились около двухэтажного скромного домика, по сути, ничем не отличающегося от остальных домов Ривентейна. Но причиной остановки, кажется, являлся не он.
Плечи эльфийки поникли. Она бесцельно смотрела вперед, и Нильяс не нашел ничего лучше, кроме как спросить:
— Что случилось?
— Устала, — отозвалась Рижесса.
— Скоро придем…
— Не слишком.
— Но тем не менее, — попытался сказать что-то Нильяс. Рижесса вдруг повернулась к нему, внимательно взглянула в глаза эльфа, и спросила неожиданно обреченным голосом:
— Что делать дальше?
— Думаю, вернуться к твоему отцу.
— А потом?
Нильяс сам хотел знать ответ на этот вопрос.
— Нашла, у кого спросить, — отозвался он. — Рижесса! Все обязательно будет хорошо. Мы вместе придумаем, что делать. Договорились?
Рижесса шумно выдохнула. Она вновь двинулась с места, по пути рассуждая:
— Взять даже тебя. Что ты имеешь? Всего лишь небольшой запас денег, — она кивнула на его сумку. — У меня когда-то была похожая ситуация. Но я сбегала из дома не одна — с Ильсикаром. Да… — чуть улыбнулась Рижесса, — я сбегала вместе с Ильсикаром из дома, надеясь на ту самую, великую. Понимаешь, почему я должна помочь ему?
Нильяс чуть качнул головой, и Рижесса заметила:
— Волосы у тебя красивые такие. В темноте синие, а на свету темные. Как будто нашего клана… Я отвлеклась. Потом я услышала, что отца взяли в плен, и сбежала его спасать. Ильсикар, как стало понятно, последовал за мной. Теперь мы поменялись ролями: я — вот, на свободе, благодаря тебе, а он — где-то там, в заточении…
— Думаешь? А если он договорится?
Нильяс сам не слишком верил в предложенный собой вариант.
— Отец договориться не смог, — Рижесса откинула от лица горящую огнем рыжую прядку. — Я, конечно, верю в Ильсикара — разве я могу в него не верить? — но зато совсем не верю в благоразумие предводителя Сверкающих вод. Прости, — произнесла она, — но, по-моему…
— Ты не должна извиняться, — мягко попросил Нильяс.
Рижесса вновь взглянула на него.
Почему-то очень захотелось вдруг почувствовать его тепло — такое, остужающее, как будто в разгар жаркого летнего дня окунаешься в быструю реку, чтобы остудиться. Но позволить себе ничего подобного она не могла, конечно. Должна была сохранять верность.
Верность Бескрайним водам она уже предала однажды.
А Ильсикар…
Впрочем, верность ему она тоже предала, решив посвятить свою жизнь клану.
— Рижесса, — вдруг произнес Нильяс. Интересно, а о чем думал он?
— Я тебя слушаю, — она кивнула.
— Прости, что полетел вместе с вами. Помощи никакой, только неприятности. Я немного о другом думал, если честно. Думал, вырвусь на свободу, а тут все по-другому. Может, времени недостаточно прошло, или цели не хватает. Не знаю.
— Почему же? — отозвалась Рижесса. — Ты нам помогаешь. Твоя поддержка… Я бы сама не справилась — видишь, как строго настроен отец? Да и, к тому же, нам пригодились твои деньги, что скрывать. Все, что не делается — к лучшему. К лучшему, — повторила она, больше для себя, нежели для Ильсикара.
— Ты правда так думаешь? — спросил Нильяс.
И Рижесса — всегда решительная Рижесса — не нашла ни одного ответа, который звучал бы лучше, чем «Наверное».
Солнце, кажется, уже начинало клониться к западу. Спадала дневная жара. До темноты ещё, конечно, очень далеко, но до полудня ещё дольше.
Люди вокруг копошились, занятые своими делами, а Рижесса с Нильясом снова замерли. Теперь одновременно и на гораздо более продолжительный срок.
Может, их головы занимали и вправду одинаковые мысли.
Может, абсолютно разные.
Или они осмеливались — на что-то такое, запретное или, по крайней мере, очень некрасивое. Некрасивое по отношению к тому, кому они клялись в верности.
А вдруг кто-то из них думал: «Когда Ильсикар будет спасен, я не смогу этого сделать»?
Хорошо, что все люди на улицах были незнакомыми. Ведь Нильяс все же осмелился наклониться к Рижессе и чуть коснуться ее губ.
А Рижесса все же смогла закрыть глаза, чтобы Нильяс не увидел, какая тоска в них скрыта.
Впрочем, это длилось не больше мгновения. Потом Нильяс все же отклонился назад, шепча смешанные извинения и благодарности — ведь, честно говоря, Рижесса поддерживала его гораздо больше, чем он ее. А поднятые руки Рижессы, готовые вот-вот обхватить шею Нильяса, бессильно вернулись обратно.
Как будто ничего не было.
Но что-то все-таки было.
Не любовь, конечно, о какой любви тут может идти речь? Стремительная вода и ночное небо в любом случае не могут соприкоснуться — только и остается, что глядеть друг на друга, окрашивать его собой, изредка посылая в подарок белые звезды. Только и остается, что нестись прочь, стремясь обрести покой — где-то там, неважно, где.
Но ведь небо бесконечно.
И о зеленых лугах оно может только плакать.
***
Миридан, конечно, относился к Ильсикару более чем безразлично. Эльф никогда ему не нравился — своей вольностью и легкомысленностью. Своей свободой — он ведь мог неделями пересекать свои имения на лошади с развивающейся гривой.
И, конечно, Миридан даже мысли не мог допустить о том, что Ильсикар когда-то станет мужем его дочери. Необходимо заметить, его единственной дочери.
Как получилось так, что они смогли полюбить друг друга, Миридан даже думать не хотел. Он был лучшего мнения о вкусах Рижессы.
А ещё он не собирался с этим мириться. Ведь Рижессе требовался другой суженый — расчетливый, ответственный. Чем-то похожий на самого Миридана — ведь Миридан по праву считался хорошим правителем. Подходящего жениха предводитель Бескрайних ночей не мог отыскать довольно долго. Но потом, когда нашелся жених, дворянин из этого же клана, потерялась Рижесса.
Сбежала.
Прямо после того как Миридан высказал отказ.
Вместе с ней исчезла и Чонка.
И после этого отец не видел ее — кажется, луны две или три. Встретились они только у Сверкающих вод — там, в той затхлой камере. Рижесса твердила, что они просто обязаны бежать. И они действительно выбрались наружу, чтобы потом встретиться с тем самым Нильясом.
И все-таки Рижесса слишком жалостлива — любит подбирать всяких…
Впрочем, этот на любовь Рижессы не претендовал. А на ее подвиги — вполне. Тоже сбежал из дома. И Миридан считал это неправильным: всегда нужно оставаться верным своему клану.
Именно поэтому он и не одобрял поступок Рижессы.
И совсем не собирался спасать Ильсикара, который угодил в ловушку к Сверкающим водам. То, что Ильсикар именно у Сверкающих вод, Миридан ничуть не сомневался. Ну а где ещё мог быть этот самонадеянный эльф?
Нет-нет, Мириданом двигало совсем другое.
Он должен был атаковать, пока вновь не атаковали его.
Именно поэтому сейчас он четкими буквами выводил послание Бескрайним ночам. Говорил, что смог выбраться на свободу, но только благодаря дочери — ее он тоже решил упомянуть. И приказывал немедленно отправлять вооруженных эльфов на драконах прямо к Сверкающим водам.
Миридан хотел атаковать их.
Сверкающие воды ведь атаковали его… Миридан просто обязан был отомстить — такой, холодной местью. Пока паника у Сверкающих вод ещё не прошла.
Интересно, Иодор удивиться неожиданному подарку?
Одна из серебряных монет ушла на то, чтобы отправить письмо магическим путем — так оно уже через несколько мгновений окажется у Бескрайних ночей. Несколько полулунок полета — и они долетят до Сверкающих вод; правда ведь, что они почти соседи. А уж потом…
Нильяс, тот эльф, откупившийся от Миридана этими двумя монетами, сильно расстроится, когда узнает, что стало с его домом?
Впрочем, Миридана это уже не касается.
А на снятие комнат хватило и одного серебряка.
***
Послание Миридана эльфов клана Бескрайних ночей, по меньшей мере, удивило. Вернее, если быть до конца честными, очень поразило.
Советники носились по замку, словно маленькие дети; вместо того чтобы собирать воинов, они сами собирались вместе, то и дело восклицая: «Предводитель жив!». И непонятно, что они вкладывали в это восклицание: то ли радость, то ли беспокойство: и за предводителя, и за самих себя, когда Миридан вернется и увидит, что они учинили тут без него.
Но, как говорится, в семье не без уродца, а в собрании паникующих советников не все слишком паникующие, поэтому через полторы полулунки начался срочный сбор воинов.
Дальше было ещё веселее.
Воины оказались совсем неподготовленными к войне — последние несколько десятилетий ни в каких войнах Бескрайние ночи не участвовали. Впрочем, сейчас была тоже не слишком и война: так, мелкое нападение. Настолько мелкое, что сразу после воинов по всей территории клана стали разыскивать драконов и их всадников.
Искали оперативно, надо отдать должное.
И все-таки нашли.
Миридан бы ими гордился… Наверное.
Ведь уже через четыре (и ещё чуть-чуть) полулнки после того, как его послание было доставлено, от Бескраних ночей начали вылетать первые драконы. Дорога предстояла не слишком далекая, поэтому некоторые из них вот-вот прибудут к Сверкающим водам.
И, конечно, даже советники не смогли ничего предугадать.
Да и для того они нужны, эти советники?
Глава 17. Предчувствие
Ривеж, нервно ходящий по залитой солнечным светом поляне, то и дело бросал тоскливые взгляды на массивные ворота. Прямо как Анна! Именно поэтому Яриска, вздохнув, поспешила его предупредить:
— Двух героев… Ах, нет, трех героев я не выдержу.
Ривеж кивнул и заметил:
— Неправильно все получилось.
— Это почему же?
Гридиар чуть шевельнул зеленым хвостом, и Яриска фыркнула. Удивительно — как она умудрялась всегда оставаться такой бодрой и сохраняющей спокойствие?
— Потому что в Таинственном замке сказать важную вещь Анне прямо я не смог. Хотя пытался, — он вздохнул. — Никогда не умел намекать. А сейчас уже поздно. И бороться действительно глупо — что мы можем им противопоставить?
— Верно-верно, — Яриска покивала. — А что за вещь такая?
— Ты ведь знаешь, кто она?
Их взгляды пересеклись, и янтарные глаза Яриски хитро сощурились.
— Это о том, что она — создатель? Знаем, проходили.
Зато в глазах Ривежа — гармонично-разных: сером и голубом — зажглось предвкушение.
— При тебе она когда-нибудь пользовалась своими способностями?
— Хм… — Яриска, продолжающая сидеть рядом с драконом, перекинула распущенные волосы на грудь — те уже совсем спутались за спиной — а потом ответила: — Что-то не припомню. Анна вообще не из хвастливых. Хотя с монетками, конечно, не очень получилось…
Предвкушение погасло. Воодушевление тоже. Зато с губ само собой слетело не слишком красивое выражение.
— Да ладно ты, не ругайся! — воскликнула Яриска. — Это только эльф у нас совсем недогадливый, а Анна — создатель, обо всем сама додумается! Мы до ее ухода как раз говорили об этом. Кстати, о чем догадается? Так и не сказал.
— Исполняется все, что она напишет. Вот о чем. Она когда-нибудь что-нибудь писала?
Правильно говорят: вера умирает последней.
— Я тебе ещё раз повторяю, Ривеж или как тебя там, — категорично заявила Яриска, — Анна — не тупица, она и сама все поймет, и эльфа спасет. Понятно?
Ривеж тоже уселся на траву рядом с Яриской и спросил:
— Почему они тогда ещё не вернулись?
— На все требуется время. И вообще! Ты мне, дорогой Ривеж, так и не рассказал, с какого перепугу тебя так Анна волнует. Расскажешь?
Было бы, что рассказывать.
Тут ведь и так все понятно.
Если Ривеж ради нее смог нарушить клятву верности, предать своего повелителя и покинуть дом — не значит ли это, что она ему дорога?
Это, конечно, может значить то, что он сможет предать вновь.
Но сейчас терять Ривежу совершенно нечего.
И тогда он произнес с возмущением, так хорошо скрывающем беспокойство:
— Почему-то сейчас говорю только я.
Где-то там, у горизонта, небо начинало постепенно, очень медленно, приобретать персиковые оттенки.
***
Кабинет у него действительно хороший: не слишком просторный для того, чтобы можно было по нему бегать, но достаточный, чтобы дышать свободно.
Стены у кабинета, конечно, тоже прекрасные. Синие, под определенным углом они обретают штрихи загадочного рисунка — причем всегда разного. Помнится, гости всегда удивлялись подобным рисункам, обнаруживая новый и новый. Стоили эти обои дорого, но хозяин кабинета мог себе их позволить.
Пол кабинета выстилает деревянный паркет; по нему можно ходить в туфлях с отточенными каблуками (а не в грубых ботинках, как сюда заявились однажды), и тогда они будут издавать приятный стук. Стены чуть отражаются на этом идеальном гладком полу, создавая ощущение бесконечности.
Окно этого кабинета завешивают тяжелые шторы, которых так приятно касаться рукой.
А ещё здесь умещаются два стула и стол — такие, с резными серебряными ручками и обитыми сапфировым бархатом спинками, на которые очень удобно облокачиваться. Столик, пусть и не выглядит столь роскошно, тоже очень удобен — его можно, например, свободно передвигать по кабинету.
И только одна деталь выбивается из этой гармонии. Картина: ярко-красная, изображающая закат.
Больше всего смотрят почему-то именно на нее. Но ведь исключения всегда привлекают. Гости этого кабинета даже не догадываются о том, что можно поглядеть глубже и обнаружить кое-что интересное.
Например, те же рисунки на стенах.
Или окно. Да, конечно же, окно. Оно стоило гораздо большего внимания, чем картина — если его, конечно, вообще видно в данный момент. Но сейчас увиденное за этим окном, всегда показывающим разные пейзажи и лица, грозилось вот-вот превратиться в подобную картину.
Гости, конечно, замечали красный закат, но они не приглядывались к его деталям. А следовало бы. Определенно следовало. Ведь изображенный на его фоне силуэт являлся подсказкой.
Проклятая создательница победила Гело уже тогда, когда повесила в его кабинет эту картину. Давным-давно, в самом начале его пути.
Ведь то, что было на ней изображено, разворачивалось сейчас за окном. И пусть небо пока было слабо-апельсиновым…
Вот-вот по нему потечет кровавыми звездными реками гранат, и свершится то, что должно было случиться. Небо заполонят летающие драконы, а уж потом…
Смотри, смотри, мальчик-предатель, на эту картину.
Ведь то, что станет потом, неизвестно самой создательнице.
Впрочем, мироздание действительно посмеялось, сделав создательницей какую-то девчонку. Этой роли — или чуть меньшей роли — был достоин Гело.
Ты тоже, гнусная девчонка, смотри; ведь пока что никаких драконов в небе нет, да и оно ещё едва оранжевое, и ты сейчас находишься в заточении. Смотри, девчонка…
Ведь теперь это и твоя сказка тоже.
Сказка о верности, которая легко меняется на одно лишь прикосновение.
Сказка о богатстве, которое щедро рассыпается по траве и блестит оттуда лживым золотом.
Сказка о власти, которая…
Впрочем, конец не известен ещё никому.
А Гело… Гело привык проигрывать.
***
Девчонка оказалась забавной.
С ней действительно было весело разговаривать. Она всегда опускала глаза в стеснении и умела извиниться. А ещё задавала вопросы — много-много вопросов, да таких, о которых девчонки ее возраста обычно не задумываются.
Девчонка была забавной и чем-то напоминала мистеру Струджу племянницу, только на несколько лет старше. Даже волосы у нее были точно такими, золотыми.
Жалко, что пропала. И та, и та. Племянница — совместно со всеми. А госпожа Анна…
А куда пропала госпожа Анна, никто не знал.
Даже хозяин Таинственного замка. А ведь мистер Струдж слышал его разговоры! Ведь, пусть Таинственный замок действительно не мог влезть ни на одну карту, добраться до хозяина было просто: его кабинет находился совсем неподалеку.
Мистер Струдж служил хозяину уже много-много лет — и все из-за договора — и действительно очень скучал. И забавная девчонка, которая в бесконечности пустоты стала звонкой золотой искрой, тоже вдруг пропала, превратив жизнь в уныние.
Пусть призрак и сейчас, и при жизни не обладал какими-то выдающимися способностями к предвидению будущего, он знал, что Анна сюда больше не вернется.
Да и, к тому же, Таинственный замок недавно опустел на ещё одного господина — того, который так не любил, когда Анна играла с яблоками вместо того, чтобы слушать его. И, мистер Струдж знал и это, скоро они все-таки соединятся.
Ах, как беспокоилась Анна, когда узнала, что у мистера Струджа нет дома! Но, честно говоря, сам призрак уже перестал об этом даже думать. Зачем тот дом, где никого нет? Дом — это то место, где нас ждут.
И Струджа, кажется, давным-давно ждал покой.
Пусть госпожа Анна и не обладала великой магией, мистер Струдж чувствовал, что после ее ухода связь его с Таинственным замком становится с каждой полулункой меньше и меньше. Может быть, когда-нибудь эти связи порвутся окончательно? И тогда Таинственный замок опустеет ещё на одного обитателя.
Впрочем, всегда найдутся желающие его заселить. Душа у таких темная, и они остаются здесь навсегда. Светлые не выдерживают: либо ломаются и тоже впускают тьму в душу, либо все-таки уходят.
Впрочем, Струдж ведь действительно долго жил здесь. Наверное, он был не таким хорошим, каким хотел казаться.
Отголосков прошлого в памяти находилось совсем чуть-чуть, на один вечер ностальгии. Но мистер Струдж — а когда-то просто Струдж — до сих пор отлично помнил, как в тот день, когда он захотел стать кем-то большим, погиб его народ.
Вернее, так: он сам погубил свой народ. По молодости и глупости — но это ведь уже не важно.
И все-таки, все заслуживают прощения.
Лучшим прощением для Струджа являлась полная тишина. Хоть когда-нибудь.
***
— Отец!
Миридан сидел на одной из кроватей в комнате, путь к которой показал хозяин таверны, и сохранял полное спокойствие. Дверь оказалась незапертой, но предводитель Бескрайних ночей не взглянул даже на вошедших.
Хозяин таверны удалился, решив не мешать общению, Нильяс опустился на свободную кровать, а Рижесса подошла к окну и вновь спросила:
— С тобой все в порядке, отец?
Первым Миридан посмотрел на Нильяса: внимательно и очень холодно, и только потом поднял взгляд на Рижессу и произнес:
— Думаю о том, дочь, что мы будем делать, когда победим.
— Я тебя не понимаю, — Рижесса покачала головой.
— По небу летят драконы, — серьезно добавил Миридан.
— Отец! — требовательно воскликнула Рижесса.
Зато Нильяс, кажется, понял все раньше нее.
— Вы отправили драконов, верно?
— Можешь мысленно попрощаться с отцом и братьями. К слову, уважаемый сын предводителя Сверкающих вод, которых скоро сотрет с лица земли, мы с тобой распрощались ещё до того, как ты пошел сопровождать мою дочь.
— Ты отправил драконов к Сверкающим водам? — ахнула Рижесса. Миридан кивнул, и она побледнела: — Ты… Зачем?
Ее глаза, полные ужаса, повернулись в сторону Нильяса, и в этот раз он не мог приободрить ее: даже улыбку не получилось из себя выдавить.
Скоро прекратит существование его род. Был — и нет. Все. Конец. Пусть Нильяс и не радовался тому, что обладал такой родословной, но это все же была его семья.
— Я обязан был отомстить, — легко отозвался Миридан.
— Я не понимаю, я не понимаю… — Рижесса покачала головой. — Зло не исправляют злом, отец. — Она повернулась к Нильясу и добавила:
— Идем.
— Я запрещаю тебе куда бы то ни было идти, — заметил Миридан.
— Зато я разрешаю себе это сделать. Нильяс, — она повернулась к эльфу, — пойдем за мной. Пожалуйста. Мы постараемся исправить это, пока не поздно.
Взгляд Нильяса был неверящим, зато взгляд Рижессы пылал энтузиазмом.
— Пока не поздно, — повторила она. — Я уже поняла, — Рижесса вздохнула. — Я уже все поняла.
— Я тоже, — тихо произнес Нильяс. — Идем.
— Сейчас здесь будет Чонка.
И они шустро выскользнули из-за двери и направились на улицу. Миридан, пару мгновений пробыв в пустоте, тоже вдруг встал и вышел из комнаты.
Он. он не понимал!
Впрочем, его дочь всегда отличалась особой тягой к справедливости.
***
Ильсикар все-таки появился. Он вышел из узкого серого коридорчика под внимательным взглядом двух эльфов с гладкими снежно-белыми волосами. Ильсикар оказался внутри торжественной залы, высокие арочные окна которых украшали витражи, полные сюжета: где-то эльф бежал от предателей, где-то пересекался взглядом со своей возлюбленной… Неизвестно, сколько веков назад сотворены эти витражи, но видно, что они не теряют значимости и сейчас.
Звук от шагов стелился по отполированному полу подобно туману, заглядывающему в каждый уголок; к сожалению или к счастью, выше колен этот туман не подлетал, а потому приближение Ильсикара совершенно не помешало разговору.
Как будто.
Анна, пытавшаяся собраться с силами, вновь поникла. Ильсикар, наверное, так плохо выглядел? Нет, вроде бы, тот же. Но почему она тогда так испугалась?
— А вот и наш пленный, — провозгласил предводитель Сверкающих вод, Иодор, восседающий на чем-то, похожем на трон — он располагался в самом центре. Волосы у Иодора напоминали пепел и едва достигали лопаток, а лицо, как и глаза, казались мертвенно-серыми. Такой же внешностью обладали три его сына, стоящие рядом. Поэтому Ильсикар очень выделялся среди них. — Теперь ты, уважаемая госпожа, можешь поделиться с нами теми своими соображениями, что, как ты утверждаешь, важны для нас.
— Они действительно важны, — Анна кивнула.
Мало сказать, что она боялась.
Она даже взгляд не могла с честью поднять. Все-таки не каждый день с предводителями эльфов беседы вела.
Но ее голос звучал на удивление ровно, и она готовилась сражаться до последнего.
Отдернув рукава блузки, что почти что сочеталась с окружающей обстановкой — была такой же холодной, она продолжила:
— Своими действиями вы… Скажем так, поставили клан под угрозу. Если вы выпустите Ильсикара, а также Рижессу и Миридана из Бескрайних ночей на свободу, я постараюсь сделать так, чтобы эта опасность обошла вас стороной.
— Надо же, — протянул Иодор. — О какой опасности ты говоришь, детка?
Глаза у него совершенно неживые, хотя на вид эльфу нельзя дать больше тридцати.
— Я не знаю, — честно ответила Анна. — Но я чувствую… Я чувствую ее.
Он чуть хмыкнул.
Уверенность Анны несколько убавилась.
Она вдруг бросила краткий взгляд на Ильсикара: он внимательно смотрел на нее, будто хотел что-то сказать, но не решался этого сделать.
И, конечно, глупо утверждать обратное: один раз такое молчание по отношению к Анне уже сыграло с ней злую шутку. Но повторенье, как говорится…
— Предчувствие против трех жизней родовитых эльфов — какой, однако, равноправный обмен.
— Вы мне не верите? — спросила Анна прямо.
— Ах, детка, если бы все было так просто.
Он замолчал, и никто не решался сказать слово: ни Анна, ни его сыновья, которые вообще предпочитали молчать, ни неожиданно крепкие для эльфов стражники, ни Ильсикар.
Ан-нет.
Ильсикар решил стать исключением. Впрочем, не только же эльфу с черными волосами, отливающими синевой, быть таким? Решивший выделиться Ильсикар громко произнес:
— Рижессы и Миридана в подземелье нет, Анна.
Следом за этими словами полетел удар — один из стражников пнул Ильсикара в живот, заставив эльфа согнуться.
Анне очень хотелось сорваться с места и сделать больно тем, кто посмел обидеть Ильсикара. Того, кого она создала сама.
Но ведь, получается, Анна создала и этих эльфов тоже.
— Где они? — уточнила она, бросая взгляд на Иодора.
— А это тебе знать необязательно, детка.
— Зачем тогда вы вообще согласились говорить со мной, — разозлилась Анна, — если отказываетесь высказывать что-либо дельное?
В запале разговора она даже не заметила, что через белые витражи начинают просачиваться красные закатные лучи, дарящие им жизнь.
Впрочем, пока что этих лучей было так мало…
— Время, — ответил Иодор. — Ты, как оказалось, любишь им разбрасываться, Анна. Так смешно: наблюдать за человечкой, что пробралась к Сверкающим водам и пытается что-то доказать.
— Смешно?
Один из красных лучей опустился на ее щеки и ослепил глаза, на миг вспыхнувшие ярким рубином. Он коснулся ее светлых волос — те отозвались кроваво-оранжевыми искрами, а после сбежал по темной одежде, остановившись у ног Анны.
— Так точно. Пока ты пытаешься что-то доказать мне, я действую. Ох, это время.
— А если я скажу, что создательница, вы тоже не поверите мне?
Иодор кивнул.
Почему-то его бледного лица не осмеливался коснуться ни один луч.
Анна сама не верила в свою какую-то там великую силу.
Но она, пожалуй, в отличие от, все же сохраняла верность — и самой себе, и тем, кого она наделила сознанием.
— Тогда знайте, — произнесла она серьезно, — знайте, что это действительно так. Вы же не хотите сделать хуже сами себе?
Вновь установиться тишине не удалось; по крайней мере, в следующий миг сознание Анны поглотили хлопочущие звуки. Как будто шелест крыльев — множества огромных, мощных крыльев…
Как будто они хлопали прямо над ее ушами.
Не выдержав, она схватилась за уши и упала на пол, тут же почувствовала его холод. Рубиновый луч стыдливо укрыл ей плечи; хотя, конечно, это ненадежное укрытие не смогло помочь ей.
И никто — Анна ясно видела это — никто не бросился ей на помощь.
Впрочем, разве можно было ожидать иное?
Пришлось находить силы для борьбы самостоятельно.