Россия и Европейский союз являются крупнейшими торговыми партнерами. Сегодня ЕС потребляет 13% российской нефти и 24% российского газа (замены этих энергоносителей у ЕС пока нет). В целом ЕС обеспечивает более 50% общего объема наших внешнеэкономических связей, из которых 75% приходится на нефть и газ. В структуре внешнеэкономических связей ЕС Россия занимает более скромное место — 4%, однако это больше, чем, например, объем таких связей с КНР (2%) и Индией (1%). ЕС является главным внешним инвестором в российскую экономику: на его долю приходится около 40% иностранных инвестиций.
20 лет назад президент СССР Михаил Горбачев, выступая в Страсбурге на парламентской ассамблее Совета Европы, призвал жителей Старого Света к строительству единого европейского дома, что произвело эффект политического землетрясения, тем более что говорил Горбачев о том, что волновало простых жителей континента - проблемах общеевропейской безопасности, готовности СССР к переменам. Приоритеты создания "общего дома": 1. Придать новый политический импульс отношениям России и НАТО на основе реального партнерства и учета интересов безопасности друг друга. 2. Разработать в рамках общего переговорного процесса новое соглашение между Евросоюзом и Россией с тем, чтобы стратегическое партнерство было и политическим. 3. Создание новой архитектуры европейской безопасности. Такая архитектура могла бы быть создана на основе сочетания и взаимосвязи компетенций различных институтов и организаций, уже существующих на общеевропейском пространстве, включая ОБСЕ, НАТО, ЕС, СНГ, ОДКБ, и при опоре на общность интересов и необходимость все более тесного сотрудничества между Россией, Евросоюзом и США. Иными словами, необходимо укрепление и претворение в жизнь тех принципов, которые содержатся в документах ОБСЕ, прежде всего в Хельсинкском Заключительном акте и в Римской декларации о создании Совета Россия-НАТО. Это позволило бы сформировать единое поле безопасности на всем евроатлантическом пространстве на основе общего понимания современных реалий, которого не было поначалу.
|
|
Отношение РФ к ЕС с самого начала определялось, прежде всего, тем, что Евросоюз объективно стал единственным центром гравитации, вокруг которого складывается Объединенная Европа. Не случайно внешнеполитическая концепция РФ 2000 года определяла взаимодействие с ЕС как имеющее ключевое значение для обеих сторон: “РФ видит в ЕС одного из своих важнейших политических и экономических партнеров и будет стремиться к развитию с ним интенсивного, устойчивого и долгосрочного сотрудничества, лишенного конъюнктурных колебаний”.
Повышенное внимание, проявляемое Москвой к Евросоюзу, определялось не только тем, что союз давно стал ведущим участником развития внешнеэкономических связей России. С 1 декабря 1997 года, когда вступило в силу подписанное 24 июня 1994 года “Соглашение о партнерстве и сотрудничестве между Российской Федерацией и Европейским союзом”, ЕС установил для России значительные торговые льготы: около 80% российского экспорта, главным образом энергоносители, ввозятся беспошлинно; еще 10% подпадают под общую систему преференций; Россия имела возможность защищать свой рынок от экспорта некоторых европейских товаров до момента вступления в ВТО. Как следствие, средневзвешенный тариф ЕС в отношении России не превышал 1%, тогда как в РФ этот показатель оставался на уровне 16-18%.
|
|
Этим соглашением был учрежден и механизм взаимного политического диалога. Два раза в год должны проходить встречи президента России с руководством ЕС – председателем Европейского совета, председателем Европейской комиссии и верховным представителем ЕС по СВПБ. Диалог на уровне министров осуществляется в рамках Совета сотрудничества, призванного наблюдать за осуществлением соглашения, обсуждать двусторонние и международные вопросы, разрабатывать соответствующие рекомендации. Он может опираться в своей деятельности на Комитет сотрудничества в составе старших должностных лиц. Комитет парламентского сотрудничества в составе депутатов Федерального собрания и Европарламента может давать Совету свои рекомендации.
На саммите ЕС в Кельне 3-4 июня 1999 г. была одобрена “Общая стратегия Европейского союза в отношении России”, где были изложены согласованные подходы западноевропейских стран к сотрудничеству с Россией. В самом начале документа провозглашалось, что “стабильная, демократическая и процветающая Россия, прочно утвердившаяся в единой Европе, свободной от новых разделительных линий, - важнейший фактор обеспечения прочного мира на континенте. Документ исходил из того, что ответы на вызовы, встающие перед Европейским континентом, могут быть найдены только через все более тесное сотрудничество между Россией и Европейским союзом”. ”Общая стратегия” рассматривала ЕС и РФ как стратегических партнеров в решении общеевропейских проблем.
|
|
В октябре 1999 г. правительство России принимает “Стратегию развития отношений Российской Федерации с Европейским союзом на среднесрочную перспективу (2001 – 2010 гг.)”, которая стала ответом на соответствующую инициативу ЕС. Российская стратегия нацеливалась на решение трех блоков взаимосвязанных проблем, которые относились: а) к статусу России как самостоятельного центра многополярного мира; б) к сотрудничеству и партнерству РФ – ЕС непосредственно в двустороннем режиме; в) к их совместному представительству, взаимодействию во внешнем мире в качестве партнерства именно РФ – ЕС. Главное заключалось в том, что российский кабинет министров объявлял о нежелании в означенный период вхождения РФ в состав ЕС, так как страна желает “сохранить за собой право на самостоятельное определение своей внутренней и внешней политики”. Москва высказалась в то же время в пользу выработки с ЕС “нового рамочного соглашения о стратегическом партнерстве и сотрудничестве в ХХI веке”. И все же, несмотря на наличие такой документальной базы, игра с нулевыми результатами или почти с таковыми в области политического взаимодействия велась сторонами вплоть до Парижского саммита в октябре 2000 года, когда удалось договориться “придать конкретные очертания стратегическому партнерству”.
Россия устами официальных лиц неоднократно объявляла о нежелании полностью вступать в Евросоюз, предлагая вместо этого реализовать концепцию «четырёх общих пространств», сопровождаемых «дорожными картами» и облегчающих трансграничное перемещение граждан, экономическую интеграцию и сотрудничество в ряде других областей. Единственным исключением стало сделанное в конце ноября 2005 Президентом России В. В. Путиным заявление о том, что он «был бы счастлив», если бы Россия получила приглашение вступить в ЕС. Однако это заявление было сопровождено оговоркой о том, что сам он не будет выступать с просьбой о принятии в ЕС.
Занятая Москвой позитивная позиция относительно расширения ЕС учитывала и некоторые негативные моменты, которые не могли не настораживать Россию. В частности, происходила радикальная внешнеторговая переориентация присоединявшихся к ЕС стран. Протекционистская политика ЕС закрывала их рынки от российского сельскохозяйственного экспорта. Это также вело к росту местных цен на сельхозпродукцию, что лишало Россию важного источника дешевого аграрного импорта. На присоединившиеся страны распространялась жесткая политика конкуренции ЕС, в том числе и антидемпинговые правила, которые являлись дискриминационными для России. Если расчетный ущерб России от сохранявших силу 14-ти антидемпинговых процедур в ЕС-15 составлял около 280 млн. долл. в год, то на пространстве ЕС-26 эта цифра грозила серьезно увеличиться.
В целом сигналы, согласно которым с расширением ЕС Россия могла лишиться “прописки” в изменившейся Европе, остаться вне или на маргиналиях континента, можно было объединить в 5 групп: - планы расширения ЕС составлялись без учета существования и интересов России, когда “Комиссия ЕС с гораздо большим вниманием анализировала последствия расширения на восток для своего растениеводства и животноводства, чем для такой страны, как Россия”;
- крен к “деевропеизации” России в связи с постулатом Ж. Сантера о расширении ЕС как “конце разделения Европы”, которая таким образом сужалась до политического понимания Европы без России и стран СНГ;
- ЕC расширялась на восток одновременно с НАТО. “Хотя это и автономные процессы, - подчеркивалось в документе Евросоюза “Повестка дня 2000”, - между расширением ЕС и НАТО существует важная взаимосвязь. Особенно после того, как Совет министров НАТО согласился в июне 1996 г. в Берлине с формированием в рамках Атлантического альянса европейской подсистемы безопасности и обороны”;
- границы Евросоюза намеренно не устанавливаются. Ж. Делор писал о 40-45 его членах, то есть о таком расширении союза, которое “накроет” территорию СНГ, что уже будет напоминать стратегию отрыва от России естественно тяготеющих к ней соседей-союзников и противопоставления РФ объединенной Европы; EC.
- в ЕС-26 может появиться блок государств, приверженных антироссийской риторике, которые способны инициировать эрозию в целом реалистических подходов ЕС в отношениях с Россией, нарушить принцип не нанесения экономического и политического ущерба России, единственно который позволяет считать расширение состава делом самого ЕС и присоединяющихся к нему стран.
Для ЕС, определившегося с основными направлениями интеграционного строительства, сотрудничество с Россией требовало обеспечения предсказуемости европейского содержания политики Москвы. Россия пошла навстречу этому желанию, и в Париже впервые ясно определила свое отношение к СВПБ, которое обрело форму конструктивной поддержки. Это относилось и к реализации европейской “оборонной идентичности”, предусматривавшей создание до 2003 года на базе ЗЕС европейских сил быстрого реагирования численностью порядка 50-60 тысяч человек, способных к развертыванию в двухмесячный срок и готовых к оперативной переброске в зоны локальных конфликтов с целью осуществления миротворческих миссий. Для управления этим зародышем европейских вооруженных сил начали формироваться связанные с НАТО, но автономные командные, штабные, управленческие органы – военный, политический комитеты и комитет по безопасности ЕС.
Россия была инициатором возведения диалога Россия – ЕС на уровень, аналогичный своим отношениям с НАТО, что должно было ускорить превращение ЕС в серьезную политическую силу. Москве также представлялось полезным, чтобы уже на этом этапе Евросоюз определился с географией проведения миротворческих операций, проводимых только в соответствии с мандатом ООН. Это привело к тому, что Россия и ЕС после саммита в Париже поменялись местами. Прежде нечеткость российской позиции, отсутствие активной политической линии во многом ограничивали потенциал сотрудничества в области политики и безопасности. Теперь, напротив, Россия стремилась максимально поднять планку сотрудничества, а ЕС не отвечал взаимностью.
На саммите в Москве, состоявшемся в мае 2001 г., европейцы хотели скорее зафиксировать результаты, уже достигнутые в Париже, дальше которых они идти не собирались. И все же и в Москве сторонам удалось, минуя фазу “общих слов”, сосредоточиться на обсуждении ряда конкретных проектов. В итоговом документе встречи были перечислены все главные вопросы, по которым велась работа: - энергетический диалог (ЕС готов инвестировать в энергетический сектор России 460 – 600 млрд. евро); - связи с Калининградской области РФ после вступления в ЕС Литвы и Польши. ЕС в этом случае взял на себя “обязательство способствовать развитию Калининградской области”, достигнув принципиальных договоренностей по вопросам перемещения людей и товаров; - создание комиссии “высокого уровня для выработки предложений по созданию единого экономического пространства”; - изучение вопроса по использованию евро в двусторонних торгово – экономических отношениях; - подтверждение позиции ЕС по ее поддержке вступления России в ВТО; - урегулирование текущих торговых споров и т.д.
Комментируя московский саммит Россия – ЕС, некоторые российские аналитики не преминули отметить “холодный ветер, подувший из Вашингтона”. Именно он не позволил достигнуть согласия относительно ряда “довольно смелых и конкретных предложений по организации военно–политического сотрудничества, представленных российскими дипломатами и военными”. Но здесь следует говорить, по всей видимости, не о смене погоды, а о перемене климата.
Во-первых, об этом свидетельствовала вся совокупность информации, становившаяся известной по мере прояснения внешнеполитического курса администрации вновь избранного американского президента Джорджа Буша-младшего не только в отношении России, но и Европы. Европейские аналитики считали, что США корректировали свою международную политику, снижая в ней уровень отношений и с ЕС, и с РФ. А. Клесс на конференции прогнозировал судьбу ЕС: “Мне представляется, что в ближайшие десятилетия Европа будет оставаться такой же слабой, если, конечно, ее развитие не пойдет по иному сценарию и если внутри ЕС не возникнет ядро стран, способных взять более независимый курс. Возможно, появится некая “мини-Европа”, центром которой станет амбициозная Германия. Возможен и третий вариант – объединение всех европейских сил воедино, если Россия к этому времени обретет должную форму. Четвертый – это будет тот случай, если произойдет ослабление Соединенных Штатов. Всего же вероятнее будет так: сокращение политического влияния Европы в мировом масштабе и повсеместное усиление присутствия и влияния Азии, которая сейчас на подъеме”.
Наметившееся желание США уменьшить роль Западной Европы и России в глобальных международных отношениях не могло не влиять на весь контекст, в котором развивалось их взаимодействие. В Москве считали в этой связи, что общеевропейская безопасность должна быть обеспечена “силами самих европейцев без изоляции от США и НАТО, но и без их монополизма на континенте”. Россия выступала за реализацию предложения Финляндии о проведении трехстороннего саммита РФ – ЕС – США. В таком случае европейская безопасность, гармонически сочетающая двусторонние межгосударственные отношения и взаимодействие различных международных организаций, могла обеспечивать стабильность на европейском континенте и служить образцом для других регионов многополярного мира ХХI века.
Во-вторых, Россия могла стать равноправным участником “треугольника” европейской безопасности лишь в том случае, если ЕС преодолеет унаследованный от “холодной войны” комплекс восприятия США в качестве “внутреннего фактора” для Европы, а России – как “фактора внешнего”. Необходимо было, чтобы “недостаточная самостоятельность” ЕС перестала носить антироссийский характер. “Расширение НАТО, события в Югославии, подрывная деятельность США на Кавказе и в Средней Азии, - писал директор Института Европы РАН Н.П. Шмелев, - все это свидетельства того, что вес и влияние Европейского союза могут быть использованы и используются против интересов России”. Он считал, что европейцы должны осознать: в отличие от США, которые могут приходить в Европу или уходить из нее в соответствии со своими интересами, у России иная судьба. “Как бы ни складывались обстоятельства, по какому сценарию они бы ни развивались, но Россия всегда была и будет Европой и в Европе”.
В свою очередь, было ясно, что и РФ должна была своей практической политикой демонстрировать, что ее “российская идентичность” не враждебна или опасна для ЕС, что она базируется на тех же принципах и ценностях, что и “европейская идентичность”, различаясь лишь в приоритетах и нюансах.