Сам он не торжествовал победы. Ибо удавшееся дело тотчас навлечет за собой следующее; кто не хитростью добивается успеха, а честно зарабатывает его, тот даже не чувствует победы, а еще меньше опьянения.
Генрих Манн. «Зрелые годы короля Генриха IV»
Эссиорх мало-помалу вновь привыкал к Москве. После прохлады райского сада пыльная июльская Москва казалась шумной и бестолковой. Он уже не верил, что мог сюда рваться, и усомнился в своем психическом здоровье.
Правда, здесь не летали катапультируемые гномы, а в кронах стриженых тополей не сидели снайперы-эльфы, однако и без них хватало назойливых звуков. Машины на забитых дорогах непрерывно гудели, точно за громадный руль засел единый коллективный психопат.
Ещё весной смутно ожидалось, что летом все разъедутся в отпуска и город хотя бы немного опустеет. Ничего подобного. Москва, казалось, наполнилась еще больше, и людские массы тугими волнами перекатывались по ее проспектам, улицам и площадям.
А тут еще к Эссиорху явилась сердитая муза и постучала его крылатым костылем по голове. Эссиорх вспомнил, что уже сто лет ничего не рисовал, и ему стало неловко. Он купил холст и только-только установил его, как вдруг раздался звонок в дверь.
Эссиорх сделал неосторожное движение и опрокинул на ногу мольберт. Отступил на шаг и свалил выхлопную трубу, которая до этого момента благополучно удерживалась от падения недели две. Хромая, он добрался до двери и открыл.
На пороге стоял Корнелий - покрытый веснушками очкарик-курьер из Эдема. В правой руке он держал клетчатый чемодан, окончательно исчезнувший из магазинов в середине семидесятых годов двадцатого века и сохранившийся исключительно в медленно обновляемых запасниках Эдема. Эссиорх мысленно позавидовал стражам, которые в отличие от хранителей могли являться на землю в собственном обличий.
- Э-э… - сказал Эссиорх.
Ничего другого он произнести не успел. Корнелий отшвырнул чемодан, благополучно повисший в воздухе, и потряс ему руку. Его юное лицо выражало такую безграничную радость, что Эссиорх устыдился, что не обрадовался ему в первую минуту.
- Я отпросился у Троила связным в Нижний Мир! - выпалил Корнелий и замолчал, ожидая, когда Эссиорх упадет в обморок от счастья.
К его огромному удивлению, хранитель устоял на ногах.
- Это было непросто, - буйно радовался Корнелий. - Пришлось три дня срывать всю почтовую переписку Эдема и потерять несколько абсолютно секретных писем. Троил был в бешенстве. Это была его переписка с Прозрачными Сферами.
Эссиорх насторожился.
- Могу себе представить, - сказал он.
Корнелий замотал головой так решительно, что едва не растерял все веснушки.
- Не можешь! Я и сам не мог, пока не увидел. Пару секунд мне казалось, что Троил меня прикончит. Натурально! Но он вовремя опомнился, и вот я здесь. Ты ведь счастлив, да? У такого старикана, как ты, наверняка иссякли идеи, как сражаться с мраком, а? Признайся!
Очки Корнелия блестели так маниакально, что Эссиорх воздержался от ответа.
- Сколько тебе земных лет? Лет тридцать? Какая жуть! Да ты развалина!.. - новый связной великодушно махнул рукой, прощая Эссиорху возраст его тела.
Хранителю захотелось поймать юнца за розовые ушки и раза четыре повернуть голову в одном направлении. Он едва убедил себя повременить и посмотреть, что будет дальше.
- Думаешь, я не понимаю тебя, старичок? Понимаю и сочувствую! Это в юности трясет от страстей. Проблема возраста - прежде всего проблема отсутствия сильных желаний. Рано или поздно всякий с этим сталкивается. Ровным счетом ничего не хочется - только сидеть, смотреть на собственный пупок и медитировать. Для всякого мало-мальски хлопотного усилия приходится долго раскачивать себя кофе, сигарами, алкоголем ну и так далее… - в этом месте Корнелий подмигнул Эссиорху, мол, «знаем мы вас!».
«Интересно, он хоть знает, что такое «сигары», или так по учебнику и шпарит?» - устало подумал хранитель.
Тем временем указующий перст Корнелия взмыл к потолку. Эссиорх на всякий случай посмотрел на потолок, но ничего не увидел, кроме сидящей на нем мухи.
- И что ты предлагаешь в моем запущенном случае? - спросил он.
- Крепись, старичок! Знаешь, как заводят старый мотоцикл? С пинка. Вот и ты себя заводи с пинка. И ничего - все прекрасно работает. Сила воли - единственный бензин для машинки по имени «человеческое тело». Нет ее - некому дать тебе по затылку.
- Слушаюсь и повинуюсь! - сказал Эссиорх, мысленно прицеливаясь для подзатыльника.
К счастью для себя, юнец сменил тему. Он поправил очки и озабоченно огляделся.
- Где у вас тут стражи мрака, чтобы можно было разобраться с ними прямо сейчас? В первую очередь я намерен заняться Ареем. Он убил много наших. Его пора «закрыть».
Эссиорх поперхнулся.
- Так решил Троил?
- Что он понимает, твой Троил? Такой же дремучий, как ты, даже хуже!.. Так решил я!
- А-а-а, - с облегчением протянул Эссиорх. Но вообще-то связной - это от слова «связь». Сражаться - дело златокрылых.
- Чушь! Никто быстрее меня в Эдеме не умеет выхватывать флейту. Златокрылым нужно шести шагов, чтобы опередить стража мрака, мне же достаточно двух. Демонстрирую!
- Может, не стоит? - осторожно спросил Эссиорх, однако Корнелия было не остановить.
- Еще как стоит! Представь, старик, ты темный страж. Подходишь ко мне весь такой вразвалочку… «Ну что, светлый, поговорим? Что ты мне сделаешь своей вонючей дудкой?» Ну повторяй, старик!
- Что ты мне сделаешь своей маленькой ничтожной дудочкой, мелкий приставала? - с удовольствием озвучил Эссиорх.
Круглые очки Корнелия полыхнули закатным солнцем. Он стремительно вскинул руку, в которой появилась флейта и… больше ничего не произошло. Эссиорх мрачно потер лоб.
- Небольшая неполадка! А… вот в чем дело! Кажется, я зацепился мундштуком за какую-то дрянь, и он погнулся… - признал Корнелий после пятой неуспешной попытки добиться от флейты звука.
- Не дрянь, а лоб, - вежливо пояснил хранитель.
- Чего?
- Я говорю: какая-то дрянь, за которую ты зацепился флейтой, мой лоб, - уточнил Эссиорх. Надо отдать юнцу должное, если он и смутился, то лишь на мгновение.
- Мне не стоило стоять ближе, чем в двух шагах! Но вообще-то я рад, что так получилось. Ты навел меня на мысль, старик!.. Тебе зачтется! -заявил Корнелий и похлопал Эссиорха по плечу.
Хранитель посмотрел на его руку, но Корнелий уже убрал ее сам.
- А мысль вот какая! Арея можно не убивать, а взять живым! Оценил, а? Будет совсем круто доставить его в Эдем на суд!.. Смотри: подходишь к Арею, ошеломляешь его ударом флейты (ты ведь был ошеломлен, почти раздавлен, не так ли?), резким ударом ноги выбиваешь меч и… ой!
Эссиорх согнулся.
- Еще раз попытаешься вскинуть свою тощую коленку, я оторву тебе ногу там, где она крепится к бедру, - прохрипел он.
Корнелий оскорбленно вспыхнул.
- Но-но, старик, не надо кипеть! Тебе не идет! Не хочешь - не буду делиться с тобой мыслями!
- Да уж пожалуйста. Или мне придется тебя связывать.
Корнелий небрежно кивнул, отодвинул Эссиорха и мимо него протиснулся в квартиру. Чемодан плыл за ним, цепляясь за углы.
- Ну и где моя комната? Надеюсь, там чисто. Ненавижу грязь, - заявил юнец.
- Твоя что? - не понял Эссиорх.
- Комната. Я остановлюсь у тебя, если ты не против.
- А если против? - спросил хранитель. Корнелий наморщил лоб. Было заметно, что о такой возможности он не задумывался.
- Ты что, шутишь, да? Ну тогда тоже поживу, только недолго. Не напрягайся, старичок! - сказал он.
Эссиорх вздохнул. У стражей света, привыкших к временным масштабам Эдема, свое представление о «недолго». С другой стороны, если не присмотреть за парнем, его прикончат еще до вечера.
- Тронешь мою зубную щетку или бритву - убью. В рисунках не рыться. Ничего не перекладывать. Запчасти для мотоцикла не цапать. Если где-то беспорядок - это у меня такой порядок. Усек? - сказал он сурово.
- Да, Эссиорх. Не волнуйся! - снисходительно заверил его Корнелий и тотчас чемоданом опрокинул стеллаж со всем содержимым.
- Прости, старичок! - сказал он.
- Слушай, ты!.. - заорал Эссиорх.
- Да, слушаю… - немедленно отозвался Корнелий и захлопал глазами.
Увеличенные стеклами очков, его глаза казались жалобными, как у раненой лани. Новому связному это было хорошо известно. Когда было нужно, он использовал свою беспомощность, как кастет в подворотне.
Вот и сейчас, стоило Эссиорху заглянуть ему в глаза, как он сдался. Злиться на Корнелия было бессмысленно. Все равно, что кричать на большую собаку, которая поставила ему на грудь грязные лапы.
- Ты ляжешь на кровати, - проворчал он.
- Но она же твоя! Нет-нет-нет, не уговаривай! Я лягу на полу! На голом холодном полу! - благородно отказался Корнелий, что не помешало ему немедленно плюхнуться на кровать и туда же забросить чемодан.
- У меня есть еще диван, - сказал Эссиорх и отправился поднимать стеллаж.
***
В ближайшие сутки ему предстояло узнать о Корнелии массу неожиданного. Например, что новый связной боится темноты. В Эдеме полного мрака нет никогда и нигде, даже ночью. Другое неприятное открытие было связано с тем, что Корнелий болтал не переставая. Не болтал он только, когда ржал, а ржал очень громко, топая ногами и стуча по стенам. Дважды к ним приходил сосед снизу, чтобы спросить, не нужна ли врачебная помощь. Причем второй раз он явился с топориком для разделки мяса.
- Знаешь кодировку т9 на телефоне? Которая сама угадывает слова? - лепетал Корнелий, ухитрившийся еще в Эдеме ознакомиться с земными реалиями.
- Ну.
- Первый вариант слова «воля» знаешь какой? «Боль». Наша жизнь - одна сплошная боль.
- Я почему-то так сразу и подумал, - говорил Эссиорх, созерцая розовощекого Корнелия, чья жизнь, вне всякого сомнения, была одной сплошной болью.
Еще одно открытие - перед сном Корнелий два часа играл на флейте, причем не маголодии, а нечто невообразимое собственного сочинения. При этом у всех присутствующих в лице одного несчастного Эссиорха вымогалось непрерывное восхищение.
И, наконец, самая потрясающая новость: у Корнелия оказалась пижама с розовыми слониками. Из коротких брючин и рукавов торчали его непропорционально длинные худые конечности. Где-то в вышине поблескивали очки. Корнелий не снимал их и ночью, чтобы смотреть цветные сны.
Эссиорх, когда увидел эту пижаму, едва не свалился со своего неудачливого дивана, пахнущего табаком и многократно пролитым на него супом из пакетиков. У дивана было только три ножки. Четвертой блудной ножкой служил русско-греческий словарь тысяча девятьсот дремучего года издания. По всем признакам, до Эссиорха диван долго был прописан в общежитии МГУ.
- Слушай, - сказал Эссиорх. - По земному счету тебе лет двадцать. В двадцать лет нельзя носить пижаму со слониками.
- А с кем можно? - немедленно осведомился Корнелий.
Эссиорх затруднился ответить. На другой же день он вообще перестал обращать на что-либо внимание.
- Я оторвал душ! Это ничего? - доносилось из ванной.
Еще вчера Эссиорх подскочил бы, а сегодня уже привык и только скорбно смотрел на потолок.
- Ничего. Это третий шланг за год. И второй смеситель. Уверен, что существует мировой заговор производителей быстроломающихся товаров.
- Заговор? - восторженно переспросил Корнелий.
- Да. Чем чаще шланги рвутся, тем чаще покупаешь новые. Заводы работают, помойки тоже трудятся. Мировая экономика развивается.
Вместе с Корнелием Эссиорх таскался по городу. Корнелий забредал в самые скучные музеи, например, в музей свиноводства или пожарного дела, осматривал их от первого зала до последнего и неуклонно заявлял, что ему не понравилось Эссиорх уже едва переставлял ноги.
Попутно Корнелий выискивал на улицах Москвы суккубов и комиссионеров и обстреливал их маголодиями с упорством охотника, который пытается восполнить отсутствие меткости пулеметной пальбой. Парочку суккубов ему случайно удалось подстрелить, однако комиссионеры явно глумились над ним, неожиданно выглядывая из канализационных решеток, водосточных труб и дамских сумочек.
- Ну и где этот жалкий Арей? Боится меня, прячется? - спрашивал Корнелий трижды в день.
Эссиорх отмалчивался.
«О небо! Зачем ты послало мне этого психа?» - думал он. Хранитель не мог найти даже пяти минут чтобы увидеть Улиту. Не тащить же с собой в резиденцию мрака этого восторженного воителя, которого там сразу прикончат?
Самое ужасное, что Корнелий и не думал отдыхать. Если он и ложился спать, то лишь затем, чтобы надеть свою кошмарную пижаму и вскочить уже через час в зашкаливающе бодром настроении.
- Не мешай мне отдыхать! - рычал Эссиорх.
- Конечно-конечно, старичок! У тебя уже не те годы! - соглашался Корнелий.
Хранитель яростно сопел.
На третий день с утра вконец измотанный Эссиорх все же попытался задремать на своем прокрустовом диванчике и тотчас понял, что его трясут.
- Чего тебе? - спросил он, не открывая глаз.
- Я забыл. У меня для тебя срочное послание от Троила! - сказал Корнелий.
Эссиорх рывком сел на диване, который воспользовался неосторожным движением, чтобы сложиться и катапультировать хранителя. Эссиорх схватил Корнелия за ногу и рывком сдернул его на пол.
- Какое послание? Давай его сюда! Корнелий замотал головой.
- Ты не понял! Троил опасался, что меня могут перехватить. Это секретное устное послание. Слушать будешь?
- Валяй!
Корнелий выпрямился, уставился в потолок и внезапно произнес глубоким голосом Троила:
«Эссиорх, я посылаю к тебе моего племянника. Присмотри за ним. Он неплохой парень, хот малость без… Ну, в общем, тра-ля-ля-ля-ля…
- Троил так и передавал: «тра-ля-ля-ля-ля»? - уточнил Эссиорх.
Корнелий немного смутился.
- Это так, семейные разборки. Тебе будет неинтересно, старичок!.. Слушай дальше: «Нам стало известно, что мрак готовит что-то против Дафны. Подробности пока неизвестны, но береги ее неусыпно. Не оставляй ни на минуту. Да пребудет с тобой свет».
- Все? - спросил Эссиорх подозрительно спокойным голосом.
- Слово в слово! Ну за исключением семейного! - заверил его Корнелий.
Он внимательно посмотрел на хранителя и, внезапно пискнув, попытался отодвинуться, но не успел. Эссиорх сгреб его за ворот, притянул к себе и щелчком сбил очки.
- И ты молчал два дня?
- Я забыл. Старичок, есть такое простое русское слово «забыл»!
- А еще есть простое русское выражение «дать в рыло»! Сейчас твоя жизнь станет сплошной кодировкой т9, особенно когда тебе захочется посмотреть на свой нос в зеркало!
Корнелий попытался воспользоваться ланьими глазами, однако без очков у него не получилось добиться нужного градуса жалостливости.
- Ты на меня злишься, старичок? Мне правда чесно жаль. Я такая шляпа, что самому противно! - покаянно сказал Корнелий.
Эссиорх уже не слушал. Оттолкнув Корнелия, он метнулся к дверям. Он несся и чувствовал, что опоздал.
…Где-то в закоулках бытия, в аппендиксе нереализованных его желаний, Тухломоша довольно улыбался проеденными зубками. В склизких теплых помоях, заменявших ему душу, шевелился червячок тщеславия.
Выскочив на улицу, Эссиорх попытался нашарить сознание Дафны, чтобы немедленно переместиться к ней, но увы. Присутствие Даф он улавливал, причем не очень отдаленное, в пределах города, но где - разобраться не мог.
«И надо же было ей лишиться дара! Теперь я слышу ее все хуже и хуже!» - подумал он беспомощно.
Эссиорх попытался нашарить Мефа, но тут результат был совсем нулевым. Если Дафну он ощущал хотя бы смутно, то Меф шухерился и был хорошо экранирован.
- Страж мрака! Нахватался у них привычек, - пробурчал Эссиорх.
- Где страж мрака? Какой? - нетерпеливо спросил кто-то рядом.
Эссиорх повернул голову. Опять Корнелий! О небо! Сумеет ли он когда-нибудь отвязаться от этого неудачника? Раньше Эссиорху казалось, что самый бестолковый и несерьезный хранитель он сам, однако теперь у него появился сильнейший конкурент.
- Исчезни! - сказал он. Корнелий понимающе кивнул.
- Когда человеку плохо, он кусает того, кто рядом. Даже если этот кто-то желает ему помочь. Выходит, долг настоящего друга - подойти и быть укушенным. Так и быть, грызи меня, и пусть тебе станет легче! Я иду на это! - жертвенно сказал он.
Эссиорх вздохнул.
- Хочешь, чтобы тебя не грызли - лечи склероз. Письма будешь терять на травке в Эдеме, где их не возьмет никто чужой, - посоветовал он и закрыл глаза, соображая, что ему делать.
Отправиться в резиденцию мрака? Но вместе с ним наверняка увяжется Корнелий и попытается продемонстрировать Арею свое знаменитое выхватывание флейты с двух шагов. Чем это закончится для Корнелия, лучше не думать.
Улита! Вот кто мне нужен! Надеюсь, она сейчас на Большой Дмитровке!» - решил Эссиорх.
Улита знает все и обо всех, не прилагая для этого никаких усилий. Если Улита не знает, где она, то это не известно никому.
***
Резиденция мрака в Москве работает по раз и навсегда утвержденному графику. Среда - день неприемный. Вздумай кто из суккубов или комиссионеров сунуть свое любопытное рыльце в среду, мигом загремит в Тартар. Они это знают и не лезут.
С людьми, желающими сдать в аренду эйдос, сложнее. Их мрак обязан принимать в любое время. Многие об этом знают и приходят поторговаться. Вот и сегодня с утра притащился всклокоченный гений с заклеенным бумажкой бритвенным порезом на щеке. Проект казался ему настолько гениальным, что он, не задерживаясь у Улиты, самонадеянно прорвался к Арею.
- Климат теплеет. Ледники тают. Так? - спросил он, не здороваясь.
- Ну, - кивнул Арей.
- Сушу затопит. Исчезнут пахотные земли. Голод будет. Так? - напирал гений.
- Примерно, - терпеливо согласился мечник.
- Начнутся войны, новое великое переселение народов. Сильные начнут давить слабых, непременно начнут. Человек, он по-другому не может, чтобы не давить. Самые шустрые кадры на горах усядутся и пулеметы выставят, чтобы к ним лишний не залез. Ведь выставят пулеметы?
- Куда ж денутся - выставят и пулеметы. Может, и посерьезнее что выставят, - снова согласился Арей.
Он склонил голову и, прищурившись, наблюдал за гением. Будь гений поумнее, он вспомнил бы крокодила, который, притворяясь бревном, высматривает добычу.
- Вот когда можно будет развернуться! Просто жизнь пообещать, хоть пять лишних минут жизни за эйдос. Когда вода к горлышку подойдет, как миленькие будут эйдосы отдавать. Так? - гений с бритвенным порезом на щеке был в полном восторге.
На этот раз Арей поддакивать не стал.
- И это все? - спросил он сухо.
- Все! - сообщил гений, крайне довольный. Он явно ожидал награды за усердие. И награда нашла героя.
- И с этим ты приперся в среду? Прямо ко мне? - мягко уточнил Арей.
- Ну как же! Такой проект! - заклеенный бумажкой гений пылал.
- И эйдос свой за него отдашь?
- Готов служить мраку! - браво отрапортовал гений.
С ним все было ясно.
- Умница, родной! Иди Лигула порадуй! - сказал Арей и щелкнул пальцами.
Гений исчез. Черная воронка на полу быстро затянулась. Мечник задумчиво посмотрел на ладонь, на которой лежал эйдос. Эйдос был гнилой. Арей без сожаления сдул его на пол.
- Дафна! - крикнул он. - Открой в приемной окно! Воняет.
Даф поспешила исполнить приказ. Испепеленный гений пах действительно скверно.
- Почему вы так с ним поступили? - удивилась Даф.
- Слишком наивен, - вздохнул Арей.
- А, по-моему, подлости выше крыши.
- Ты увлекаешься, светлая. Судишь по внешним проявлениям. Ты думаешь, человеческая подлость абсолютна?
- А разве нет?
- В том-то и дело. Подлость имеет форму, температуру, цвет, но главное в подлости все же градус. Его всегда нужно просчитывать. У одного подлости едва хватит, чтобы оболгать друга. У другого - вытрясти мелочь из карманов у приятеля или незаметно позвонить по межгороду с чужого телефона. У третьего подлость имеет кучу оговорок. Удовлетворяя потребность гадить, он уверяет себя, будто гадит только врагам, и потому внушает себе, что у него куча врагов. Абсолютных чистокровных подлецов не так уж и много.
- Но ледники правда могут растаять. И воины начнутся. И новый передел мира. И крови прольется куда больше, чем… - Даф осеклась, договорив уже про себя: «чем вы сами прольете своей сабелькой».
Арей разгадал окончание фразы и ухмыльнулся
- Мы ж не вампиры, чтобы кровь втупую проливать. В часы испытаний не только паникеров больше становится. Многие и к свету поворачивают ее. Это все равно что деревья в лесу раскачивать. Упадет-то оно упадет, да вот в какую сторону не всегда угадаешь.
День был такой душный, что часам к двенадцати все спеклись, и Арей в порыве великодушия прогнал всех сотрудников из офиса. Улита направилась к бульварам. Позволив себе временно забыть, что худеет, Улита взяла пять порций мороженого и жестом фокусницы достала крупную купюру.
- У меня нет сдачи! - резко сказала продавщица.
Из-под фирменного фартука у нее выглядывала рубашка, из-под рубашки синяя майка, из-под той майки еще одна майка - желтая. И не было гарантии, что та, последняя майка действительно последняя. Не исключено, что майки уходили в дурную бесконечность.
«Женщина-капуста», - определила Улита. Еще она определила, что сдача есть, но продавщице лень ее отсчитывать.
- Кто говорит о сдаче? Не помню, чтобы я когда-нибудь искала в словаре это пошлое слово. Оставьте себе все! - сказала ведьма, продолжая протягивать деньги.
Рука у женщины-капусты дрогнула. Дождавшись, когда она потянется за купюрой, Улита легко подула ей на лоб. Затем спокойно спрятала купюру в карман, повернулась и пошла. Продавщицу умиротворенно моргала, не делая попыток преследовать ведьму.
Размышляя, где ей сесть, Улита отыскала глазами пустую скамейку, вернее, относительно свободную, - пустых не было. На ней, закинув ногу на другую, сидел молодой байкер, рядом с которым обретался радостный шпендик в веснушках. Улита не удивилась. Ведьмы не удивляются.
- Привет, Эссиорх! Ну и куда ты запропал? - спросила она.
- Опять твои проделки с деньгами! - с укором произнес хранитель. - Ну скажи, тебе не стыдно?
Улита потупилась.
- Стыдно, но мы с этим чувством боремся… - призналась она.
- Я же просил тебя! И ты обещала! - строго напомнил Эссиорх.
- Ну в самый последний разик! Должна же твоя крошка кушать? А то похудею до невозможности и силой неукротимого духа уйду в вечность, - взмолилась ведьма.
Эссиорх сидел суровый, как статуя командора Улита почувствовала, что не удалось убедить своего щепетильного приятеля. «Будет теперь пилить до вечера!» - подумала она и жалобно сказала.
- Ты же знаешь - фокус сработал потому, что я сумела вызвать у нее жадность. Я подцепила ее за это чувство и вытянула, как рыбку из речки. Иначе дуй не дуй - ничего бы не вышло, кроме сквозняка.
- Ладно, проехали, - отмахнулся Эссиорх.
Улита посмотрела на пять порций мороженного, немного помучилась и разделила их. Четыре себе и одну Эссиорху. Для ведьмы это было ещё довольно честно.
- Смотри, у тебя на мороженом девочка нарисована с сачком для бабочек. Разрешаю тебе на нее глазеть. Ты рад? - сказала она.
Рядом кто-то хихикнул. Улита повернулась медленно, как танковая башня. Шпендик с веснушками с интересом прислушивался к разговору. Причем даже нагло этого не скрывал.
Улита многозначительно уставилась на шпендика, всем своим видом намекая, что тому пора по делам.
- Эй ты, недоразумение природы! Вот тебе палочка от мороженого, представь, что это лошадка, и скачи на ней отсюда! - сказала ведьма грозно.
Однако малый с веснушками никуда не ускакал.
- Это Корнелий! - представил Эссиорх. - Корнелий, это Улита. Она служит мраку, но, как представляется, по роковому стечению обстоятельств.
Улита фыркнула, впрочем, скорее польщенно.
- Работать-то надо! Что-то я не слышала, чтобы свет проводил набор секретарш.
Шпендик хихикнул. Ведьма посмотрела на него чуть внимательнее. Только теперь она кое-что разглядела и умилилась.
- О! - сказала она. - Какие черепашки в нашем зоомагазине! Здравствуйте, молодой человек! Вы мне сразу понравились. Что это, думаю, тут за чучело сидит? Чужую болтовню слушает, а глазки такие умные-умные, добрые-добрые!
- Мне тоже приятно! - сказал Корнелий, опуская длинные и пушистые, как у девушки, ресницы. - Мы едва знакомы, но я уже сейчас могу сказать, что вы яркая женщина! Улита расцвела, как кактус зимой. Она оценила слово «яркая». Если бы Корнелий сказал «красивая», она бы рассердилась, а вот «яркая»… Тут не поспоришь. Бедная ведьма не знала, что у света существуют комплименты для нейтрализации словесной агрессии, и это один из них. Зато Эссиорху это было известно, и он незаметно лягнул Корнелия.
- Ой!.. - пискнул Корнелий и тотчас поправился: - Это я от восхищения!
- Ого! Эссиорх, меня отбивают! Люди добрые, а-а! - радостно заорала Улита на весь бульвар. Она умела делать из своей любви массовые зрелища.
Эссиорх коснулся пальцами ушей. Он ненавидел громкие звуки, если их производил не его мотоцикл.
- Никто никого отбивать не будет. Ты можешь сосредоточиться? Нам нужно знать, где сейчас Даф! - сказал он.
- Что?
- Улита, мы пришли к тебе, потому что я не могу найти Даф! - пояснил Эссиорх.
Лучше бы хранитель прикусил себе язык. Это была самая неудачная фраза, которую он произнес за минувший год. Улита вскочила. С колен посыпалось мороженое.
- Так ты пришел не потому, что соскучился, рожа ты поганая, а потому, что тебе нужна твоя Дафочка, а сам ты ее найти не можешь? - спросила она громовым голосом.
Со стены ближайшего дома сорвался мойщик окон и повис на страховке.
- Улита, не надо сцен! Я тебя люблю, но только не сейчас. - («Что я несу?» - страдальчески подумал Эссиорх, заглядывая в глаза ведьмы.) - Ты знаешь, куда пошла Дафна?
- Я-то знаю! И еще я знаю кое-что про тебя! - ведьма покраснела, как раскаленная медная труба. - Ты жалкий, ничтожный, ничего не понимающий, ничего не стоящий лузер!
- Улита, сосредоточься!.. Я задал тебе вопрос!
- Чего ты орешь! На кого ты орешь, ты? Можешь успокоится, ты? Купи ты себе валерьянки, ты! - наорала Улита, хотя единственной, кого следовало успокаивать, была она сама.
Над Тверской с глухим звуком лопнул светофор. Сухой листвой, бумажками, сором на бульвар стали скатываться любопытные комиссионеры. Ситуацию разрулил все тот же Корнелий. Он встал и нежно, трепетно коснулся руки взбешенной медьмы. Похоже, Эссиорх ошибался, считая, что этот недотепа умеет только терять письма.
- Вы единственная женщина, которой идет быть разгневанной! - сказал Корнелий, подпуская в глаза ланьих слез.
Его очки блестели так честно, так восторженно, что Улита озадачилась.
- Врешь ты все, шпендик! - сказала она грубо, но уже заметно смягчаясь.
- Обычные женщины в гневе смешны. Они пищат, царапаются, толкаются слабыми ручками, производят всхлипывающие звуки. А тут такая стать, такое величие! Просто царица! Я впечатлен!
«Ах ты, манипулятор!» - подумал Эссиорх с восторгом.
- Я еще не так могу! - сказала Улита. - Если этот тип меня доведет, я так заору, что…
- Не сомневаюсь. Меня, кстати, всегда удивляло, почему некоторые люди, с другими вроде спокойные, тихие, совсем не психи, когда встречаются, начинают вдруг орать друг на друга? Сразу, с ходу, с пеной у рта, безо всякого повода. Зачем? Какой смысл? - спросил Корнелий.
- Чувствуют, что этим все закончится, и экономят время, - пояснила Улита.
Пока она говорила, Корнелий вгляделся но что-то за ее спиной и вновь пустил в ход свои убийственные ресницы.
- Ой, а кто это к нам идет? Это не Дафна? - охнул он.
Улита даже оборачиваться не стала.
- Не-а, откуда? - сказала она. - Дафна с Мефом обедают. На Рождественском бульваре подвальчик есть под синим козырьком. Там его дядя днем подрабатывает.
Если хочешь что-то узнать от женщины, спроси ее о чем-нибудь другом. Эссиорх исчез без вспышки, а следом за ним с секундным интервалом исчез и Корнелий. Улита некоторое время озабоченно разглядывала опустевшую скамейку. Затем наклонилась, чтобы поднять мороженое, и обнаружила, что вокруг собралась толпа.
- А вы чего уставились? - обратилась она к прохожим. - Театральное представление с исчезновением в финале закончено! А ну все быстро скинулись по пять рублей!
Подвальчик с синим козырьком Эссиорх и Корнелий отыскали почти сразу. Это оказался типичный молодежный клуб-бункер - прокуренный, со сводчатыми потолками бывшего бомбоубежища, толстенными стальными дверями, оставленными «как есть» и гудящими трубами внутренней вентиляции.
Одного только не было в клубе. Одного, но самого главного. Мефодий и Дафна там, увы, не появлялись. Эссиорх и Корнелий проторчали в подвальчике добрых полчаса. Корнелий успел познакомиться с официанткой и взять у нее телефончик, который самым тщательным образом занес в записную книжку. Книжку он купил в музее пожарного дела. На обложке был усатый прапорщик в каске, глядевший так сурово, что просто физически страшно было вызывать 01.
Глава 11
ЗВОНОК СРЕДИ НОЧИ
Каждый человек рано или поздно вынужден перешагнуть через разочарование, когда все кажется лишенным смысла.
Если не сможет или не захочет перешагнуть - человека не будет.
«Книга Света»
Ночью у Мефа зазвонил мобильник. Не открывая глаз, он нашарил его на стуле и потянул к себе, запутавшись в проводе зарядника. Мобильник он держал в основном для успокоения Зозо. Смешно, конечно, называть родную маму Зозо, но Меф относился к ней скорее как к старшей сестре. Воспринимать Зозо в банальном комплекте обыденной мамы («помой голову - я погладила тебе рубашку - обед остынет - приходи домой не поздно») было физически невозможно.
Со второй попытки Меф попал на правильную кнопку, и тотчас в трубку вклинился зашкаливающе бодрый голос.
- Добрый вечер, это Ромасюсик! Ах, узнали, что вы говорите, право, мне так неловко… Отнимаю ваше драгоценное… Нет-нет, не убеждайте меня, я знаю, что у вас каждая минута расписана… Я знаю, что вы от меня устали, но я так люблю вас!
Меф с трудом сфокусировал взгляд на часах и понял, что говорить «добрый вечер!» со стороны Ромасюсика было, прямо скажем, оптимистично.
- Ромасюсик, я тоже вас люблю! Но не в половине четвертого утра. В половине четвертого я вас ненавижу! - сказал Меф, с трудом подстраиваясь под манеру Ромасюсика говорить.
Ромасюсик даже не заметил, что его передразнивают. Он был выше мелочей.
- Мы сняли квартиру на «Речном вокзале». Двушку! Огромные окна, огромная кухня! Восхитительный вид на соседние дома! Фантастично! Я долго торговался. Если бы они не уступили, я вызвал бы мальчиков Лигула. В Канцелярии нам дали с собой всего сто тысяч. Мы должны экономить! «Ты еще и скряга!» - подумал Меф.
- Как же вы торговались, Ромасюсик? - спросил он, получая некоторое удовольствие от этого «вы».
- Праша натянула на меня морок! Абсолютно никто не подозревает, что я из шоколада. Только многие облизываются, знаете ли, как-то подозрительно! - с удивлением сообщил Ромасюсик. - Праша?
- Так я ее называю. Прасковья как-то тяжеловесно. Кстати, она уже устроила в квартире пожар и потоп, но так как они произошли одновременно, почти ничего не пострадало… - щебетал Ромасюсик.
- Как же вы ее до пожара довели, Ромасюсик? - спросил Меф, зевая.
- О, она ужасно вспыльчива! Крайне вспыльчива! Я понял, что с ней главное не спорить. И ничему не удивляться. Даже если происходит что-то из ряда вон выходящее.
- А что, происходит что-то из ряда вон выходящее?
Ромасюсик замялся. Видно, ощутил, что сболтнул лишнее. Да нет, ничего особенного не происходит. Прасковья часто куда-то пропадает, а он, Ромасюсик, остается один. Но это совсем неплохо. У него масса свободного времени.
- Нет, вы не подумайте, Мефодий, - поспешно заговорил он. - Когда ей говоришь «нет», она относится к этому нормально. Совершенно нормально. Но через некоторое время что-то обязательно взрывается, или загорается, или замерзает. Так что лучше, конечно, говорить «да».
- Она же не разговаривает. Как можно догадаться, чего она хочет? - не понял Меф.
- По глазам. Она смотрит на тебя, и сразу все становится ясно. Как по книге читаешь! Я буквально в шоке…
Меф улегся ухом на мобильник и закрыл глаза. Ромасюсик мог щебетать до бесконечности.
- Помните, ваша секретарша хотела отъесть у меня ухо? - спросил он.
Меф заверил, что это самое яркое воспоминание его жизни, не считая момента рождения, который он плохо запомнил. Ромасюсик опять оказался выше иронии.
- Оказалось, бояться нечего. Можно отъедать у меня уши, пальцы, даже голову - все прекрасно вырастает… Брутально, да?
- Невероятно брутально. Прямо-таки каннибально, - согласился Меф, размышляя, не является ли Ромасюсик экспериментальным образцом съедобного комиссионера. Разновидность для гурманов, почему бы и нет?
- Да, забыл спросить. Эта девушка, Дафна, действительно страж света? - спросил Ромасюсик.
- Действительно, - подтвердил Меф.
- Что, реальный страж? А крылья и флейта у нее есть?
- Есть.
- В прошлый раз я не видел у нее на шее крыльев.
- Возможно, они были в ее комнате, - сказал Меф, прикидывая, как можно вежливо заставить Ромасюсика заткнуться.
- Фантастично! - проблеял Ромасюсик и, потрепавшись еще минут пять, наконец попрощался.
Напоследок Мефодий еще раз услышал, как его любят и как он, Ромасюсик, недостоин счастья знакомства с самим Буслаевым.
Меф отключил мобильник, сожалея, что не сделал этого с вечера. Интересно, откуда Ромасюсик знает его номер? Хотя разве для мрака это может быть секретом, даже если это мрак невысокого полета?
Меф был уверен, что заснет, но ему не спалось. Он стал думать о Даф, о ее бронзовых крыльях, о флейте. Он вдруг понял, что не может забыть странное ощущение, которое испытал, когда коснулся флейт златокрылых.
«Чувствуешь такую безграничность, что жить хочется. И радость спокойная, ровная, без задвигав, без провалов в уныние», - думал он, озабоченно трогая языком скол зуба. Это стало почти привычкой. Особенно когда он о чем-то размышлял или писал. Языком он выучил малейшую шероховатость отколотой эмали.
- А если я восстановлю зуб? Есть же куча всякой магии. Почему бы мне этого не сделать? - поинтересовался он как-то у Арея. По той же причине, по которой Лигул до сих пор горбун, а Мамзелькина не модельная блондинка. Да и я, прямо скажем, не красавец, - ответил мечник, имевший привычку потешаться над шрамом, рассекавшим его лицо. - И что же это за причина?
- Истинное зрение. Представь: ты смотришь на красавицу и видишь, что на самом деле это столетняя ведьма, а то и суккуб. Жалкое зрелище!
- Что, лучше иметь горб?
- Горб иметь дальновиднее. Тогда хотя бы потешаются над горбом, а не над тобой, - резонно сказал Арей.
За окном занимался рассвет. Меф вспомнил, что сегодня они с Даф договорились встретиться с Эдей.
***
Утро выдалось спокойным. Даже дарх мучил Мефодия меньше, чем обычно. Казалось, он уже утолил голод и теперь сонно поблескивал у хозяина на шее.
Когда Арей отпустил их, Мефодий с Дафной честно отправились к Рождественскому бульвару. Некоторое время за ними тащился Мошкин. Как это обычно бывало, когда он оказывался с приятными ему людьми, Евгешу донимали неразрешимые вопросы.
- Знаете, что мне подумалось? А я ведь людоед, - рассуждал он.
- В каком смысле?
- В буквальном. Ну я ногти свои грызу и пальцы. Значит, я ем человеческое мясо.
- Тогда мы оба с тобой людоеды, - признался Меф, и они скрепили это открытие рукопожатием. Вскоре Евгеша попрощался и нырнул в метро.
- У него собака болеет. Резали ее уже два раза в ветеринарке, а теперь и резать нельзя. А Арея он просить не хочет. Мрак задаром не помогает. Ни Мошкину от такого исцеления лучше не будет, ни его собаке, - глядя ему вслед, сказала Дафна.
- Откуда ты знаешь про собаку? Мне он не говорил.
Меф ощутил легкую ревность. Он считал, что у Евгеши от него тайн нет.
- А мне сказал. Если бы у меня остался мой да<