И набрала 911. Мне ответил женский голос:
– Девять‑один‑один, что у вас случилось?
– Анита Блейк, федеральный маршал. – Я сообщила номер удостоверения. – Женщина, пять футов три дюйма, длинные черные волосы, футболка, джинсы. Двое убитых. Перестрелка с преступниками. Мой напарник ранен.
Строго говоря, Джейсон не напарник, но он точно мой. А к раненому копу они приедут быстрее, чем к раненому штатскому. Уточнять будем потом, когда выживем.
– Адрес.
– Блин, не знаю. – Я встала, выглянула в окно. Одни только деревья. – Нас накачали каким‑то дурманом, и очнулись мы здесь. Я не знаю, где это. По телефону отследить можете?
– Стационарный телефон там есть?
Я огляделась:
– Здесь не вижу.
– Посмотрите в другой комнате.
– Не хочу его оставлять одного.
– Нам нужно знать, куда высылать бригаду, маршал.
Она была права, но очень мне не хотелось его бросать. Я погладила его по волосам, прикоснулась щекой к щеке.
– Смотри не вздумай помирать!
И я вышла в коридор, мимо трупов, открыла первую дверь – спальня. Телефона нет. Вторая дверь – кухня, и телефон на стене.
– Вижу телефон, сейчас проверю, работает ли. – Чтобы взять трубку, пришлось положить пистолет. – Есть гудок.
– Позвоните нам по этой линии, и мы узнаем, где вы.
– О'кей.
Я закрыла сотовый, набрала 911 на обычном. Ответила другая женщина, я изложила еще короче.
– Мы определили, где вы, маршал. Бригада выехала, ждите.
– Сколько ждать?
– Вы довольно далеко. Попытаемся поднять вертолет, но возле вас ему негде сесть.
– О'кей, будем ждать.
– Я могу не вешать трубку, если хотите.
– Нет, я должна остановить кровотечение у моего друга, а для этого мне руки нужны. Но спасибо.
Я повесила трубку, не дожидаясь ответа. Поставила пистолет на предохранитель и заткнула за пояс джинсов. Надо будет принести сюда Джейсона. Как остановить кровотечение из такого обилия ран, я не знала, но в тепле ему точно будет лучше.
Помощь едет. Надо только продержаться до этого момента.
Я присела возле Джейсона. Волосы у него были чисты, что странно смотрелось – только с одной стороны измазались, где лежали на ковре. Но он уже был похож на Джейсона, а не на груду мяса. В горле встал ком, я проглотила что‑то похожее на слезы. Плакать будем позже, когда его спасем. А сейчас нет времени.
Я обняла его руками – он был тяжел, как мертвец. Сердце билось, и пульс стучал, но в телах есть разница. Даже при потере сознания тяжесть тела не ощущается так мертво, и это меня испугало так, что пот прошиб. И на ощупь он был слишком холодный. Надо остановить кровь. Надо.
Не тяжесть, а неуклюжесть заставила меня забросить его себе на плечи – как переносят пострадавших пожарные. Его кровь потекла по мне струйками. Черт, черт. Я постаралась отвлечься на другие мысли. Как повезло, что из всех мужчин моей жизни это оказался тот, кто с меня ростом. Наверное, и двадцати фунтов разницы не будет между нами, я его смогу нести. Не вечно, но вдоль коридора.
Я пронесла его мимо того вампира, что его пытал. Об одном я только жалела: что не могу убить его снова.
Джейсона я положила на кровать – он был неподвижен. Страшно неподвижен.
Я накрыла его одеялом, стараясь сохранить тепло, и стала искать аптечку, лекарства – что‑нибудь вообще. Все свое искусство убивать я бы сейчас выменяла на умение оказывать первую помощь.
Что есть в ванной, я знала, и потому стала искать в первую очередь в кухне. Полотенца есть, но их никак не привязать к телу. Может, разодрать простыню и полосами?
Собрав в кухне все маленькие полотенца и губки, я вернулась в спальню. Единственное, что видно было над одеялом, были волосы Джейсона – такие желтые, такие ярко‑живые. А сам он не двигался. И мне очень, очень хотелось, чтобы он хоть шевельнулся.
Губки я положила с другой стороны кровати и пошла искать простыни – нашла в шкафу. Пришлось вернуться в кухню за чистым острым ножом, чтобы разрезать простыню. Хорошо, что вампиры не все ножи из кухни использовали, потому что очень мне не хотелось трогать те окровавленные, что лежали в гостиной. Как будто на них проклятие. Ну, не настоящее – но точно они грязные.
Простыню я разрезала на полоски, потом пришлось раскрыть Джейсона и начать осматривать раны. Они все протекли на одеяло, но среди них не было таких, что казались бы хуже других. Каждый порез в отдельности мелкий, на пару швов максимум. Но все вместе они чуть не обескровили Джейсона до смерти.
Выбрав у него на руке рану, которая вроде бы кровоточила сильнее прочих, я прижала к ней губку и стала ее привязывать. Рука была так инертна, что пришлось зажать локоть коленями, чтобы завязать узел достаточно плотно – но не слишком плотно. Вот не помню, может ли пострадать ликантроп от нарушенного кровообращения? В смысле, если организм может отрастить утраченную конечность, то может ли ему повредить слишком тугой жгут? Но я решила обращаться с ним как с человеком, поскольку не знала. Никогда раньше такой вопрос не возникал.
Завязывая рану на бедре, я заметила первые ожоги. Небольшие, круглые ожоги на ляжке, на бедре больше, и еще больше – в паху. Как же я их пропустила? Они были меньше и не так заметные, как кровавые раны – наверное, в этом дело. Я сама понимала, что это у меня шок. Он смягчает реальность, позволяет видеть ее по частям: тут кусочек ужаса, там кусочек ужаса, чуть больше, чуть больше – чтобы разум не подавился. Шок помогает справиться – если он не слишком сильный. Теперь я поняла, отчего так кричал Джейсон. Ожоги на ликантропах не заживают, как другие травмы. Они заживают медленно, как у человека.
И спереди на его теле я нашла еще много таких ожогов. Сзади их не было, потому что он был привязан спиной.
Чтобы перевязать раны на груди, мне пришлось приподнять его – и он был все так же тяжел мертвой тяжестью. Сейчас бы мне уже полагалось видеть, как начинают закрываться раны, но они выглядели точно так же. Разумом я знала, что у него идут процессы заживления. Знала, что превращение в волка помогло этому процессу, потому что он уже не так страшно кровоточил… но исцелялся он не так быстро, как я привыкла это видеть у ликантропов. То ли просто у Джейсона этот процесс медленнее, то ли слишком обширные повреждения, то ли вампиры что‑то сделали такое, что мешает ранам заживать.
Перевязав все раны, которые я сообразила, как перевязать, я легла рядом с Джейсоном, опираясь на подушки локтем, и прижала его к себе. И так держала, обнимая, и молилась, молилась с той силой, которую придает трагедия. Нет молитвы сильнее, чем когда молишься, обнимая любимого, и чувствуешь, как он холодеет.
Я знала, что для выздоровления ликантропа нужно тепло. Холод для них вреден, это я знала, но ничего не могла придумать, кроме тепла собственного тела. Пистолет я сняла с пояса и положила рядом на подушку. Все, что я могла придумать, я сделала – оставалось ждать прибытия помощи. Ждать и молиться.
Джейсон в моих руках не ощущался как Джейсон. Губки и полосы простыни, шероховатые на ощупь, сменили гладкость его тела. Моя одежда, заскорузлая от его засыхающей крови, липла к телу. Надо было ее снять перед тем, как я легла, чтобы он был ко мне ближе, но мне тогда уже едва хватало сил прижать его к себе. И сейчас не было сил пошевелиться, да и шок не прошел.
Почему? Почему они его пытали? Зачем они нас похитили? Один из них кричал: «Где Лорна?» Мы же не знаем никого по имени Лорна – во всяком случае, я не знаю. Кто она такая, черт побери? Я готова была ручаться, что это никакого отношения не имеет к Джейсону и самое прямое имеет к Саммерлендам. Джейсон опять получил трепку вместо Кейта Саммерленда? Все так просто, или еще что‑то происходит, о чем я понятия не имею?
Сейчас, обнимая Джейсона и ощущая, как прилипает одежда, пропитанная его засыхающей кровью, мне хотелось верить, что я просто много чего не знаю.
Открылась дверь – наружная, потому что я услышала, как стукнулась о стену сетчатая дверь. Вошедший задержался в коридоре. Увидел тело. Если это спасатели, они меня окликнут.
Я взяла пистолет. Предохранитель был снят, патрон дослан в зарядную камеру – это я успела сделать до того, как положила оружие рядом. Если кто‑то войдет в эту дверь прежде «скорой», это не будет друг.
Глядя на дверь, я медленно выдохнула. Дала телу расслабиться, чтобы рука с пистолетом была спокойна. Если бы Джейсон сейчас шевельнулся, я бы, наверное, вскрикнула.
Из коридора донесся мужской голос:
– Я слышу, как бьются ваши сердца. Слышу запах крови. Мои ребята убиты, следовательно, у вас хотя бы один из их двух пистолетов. Знаете, мистер Саммерленд, я недооценил вас.
Я ничего не сказала. Если вести себя достаточно тихо, он может подойти поближе и заглянуть. Если подойдет достаточно близко – я его застрелю.
– Мистер Саммерленд, отчего вы не отвечаете? Если бы вы просто нам сказали, где Лорна, мы бы вас так же просто отпустили. Совершенно не желая причинять вред сыну губернатора.
Он лгал.
– Мистер Саммерленд! – снова позвал он. – Отчего вы не отвечаете?
В воздухе пахло рассветом. Не прямо сейчас, но скоро. Мне было интересно, вампир это или нет, но если я попробую его прощупать некромантией, он поймет, кто я. Так, наверное, они решили, что я просто какая‑то девчонка Кейта Саммерленда. Вот почему они меня оставили в ванной без охраны. Вот почему этот думает, будто Кейт Саммерленд как‑то освободился и убил двух вампиров. Этот тип считает, что раз я женщина, то я не опасна. Не время ли дать понять последнему оставшемуся на ногах мужчине, что это ошибочная точка зрения?
– Мистер Саммерленд?
Голос прозвучал ближе. Ждать, пока он подойдет на выстрел, или попытаться вытащить из него какие‑то ответы?
Рассвет уже совсем близко. Если это вампир, то у него в буквальном смысле слова кончается личное время. Если человек – это не важно. Я решила попытаться получить информацию.
– С чего вы решили, что Лорна должна быть с ним?
– А, так вы та девушка!
В голосе прозвучало непритворное удивление.
– Ага, – подтвердила я. – Та девушка.
– А вы знаете, где Лорна? – спросил он, и в его голосе прозвучал намек на надежду.
– После того, что вы сделали с моим бойфрендом, я не уверена, что хочу отвечать на ваши вопросы.
– Мы действовали жестко, и я об этом сожалею. Сожалею искренне.
– Врете.
– Как ваше имя? – спросил он.
– Сперва вы.
– Меня зовут Джорджем.
– Я хочу знать имя, а не как вас кто зовет.
Тут он рассмеялся, и получилось у него это хорошо. Хороший был смех, будто и не стоит он в коридоре, глядя на трупы бандитов, которых он нанял нас пытать. Конечно, может, он очаровательный социопат, и тогда смех был вполне искренним. Если ни к кому у тебя никакого сопереживания, то чужие смерть и ранение для тебя ничего не значат.
– Эдмонд. Мое имя – Эдмонд. А ваше?
Я решила попробовать соврать.
– Кэтрин.
Это действительно мое среднее имя.
– А кто теперь врет? – спросил он с некоторой игривостью в голосе.
Ладно.
– Анита. Меня зовут Анита.
– Какое красивое имя – Анита, – заметил он.
– Что будет, если вы не найдете Лорну?
Он секунду‑другую помолчал, потом ответил:
– Ее муж не будет этому рад.
– Значит, вы ее найдете и заставите вернуться к нему?
– Он ее муж, он ее мастер.
Интересный выбор слов. Лорна – жена того мастера города, о котором говорил мне Питерсон?
– И ваш мастер тоже, Эдмонд?
– Он удостоил меня этого поручения.
– Значит, да.
– У вас манера речи не такая, как у телок Кейта Саммерленда.
– А Лорна тоже телка?
– Я никогда бы не посмел назвать таким словом жену моего мастера.
– Отчего же она тогда решила, что может бросить своего мастера и умотать с Кейтом Саммерлендом? Поступок, не свидетельствующий о большом уме.
– Он слишком похож на ее давнюю любовь. Она не видит его недостатков – видит только лицо. Как призрак ушедшего и забытого.
– У нее были чувства к Джедедии Саммерленду?
– Кто вы такая, девушка?
– Джедедию убили вампиры. Вы хотите сказать, что Лорна увидела Кейта и решила оживить старые времена?
– Вы это так походя говорите… Как, вы сказали, ваше имя? Анита?
– Да.
– От вас пахнет кровью и скорбью, но вы спокойны. Как ваша фамилия?
Рассвет уже давил своим весом в окно с тяжелыми шторами. Этот тип слишком был спокоен для не успевшего уйти под землю вампира. Значит, человек, но я готова была ручаться, что слуга‑человек. Не просто отирающийся около вампиров, а настоящий слуга, как я у Жан‑Клода. Он сказал, что чует кровь и скорбь. Чтобы приобрести такие способности, надо долго прослужить.
– Ответьте на мой вопрос, и я отвечу на ваш.
– Да, она пытается оживить старый роман с Джедедией. Его ослепила собственная власть, но человек он был волевой и сильный. Мальчишка – ноль по сравнению со своим предком, но сходство почти таково, что можно говорить о реинкарнации.
– Наследственность, Эдмонд. Всего лишь наследственность.
– Я ответил на ваш вопрос, ответьте на мой. Как ваша фамилия?
– Блейк.
Странно‑громкой показалась наступившая тишина – будто слышно было, как он лихорадочно думает.
– Анита Блейк, – сказал он наконец.
– Да.
– Анита Блейк, слуга‑человек Жан‑Клода, мастера города Сент‑Луиса?
– Среди прочего.
– Мы не знали. Клянусь вам, мы не знали. Нам сказали, что номер принадлежит Кейту и Лорна с ним. Мы никогда бы пальцем не тронули слугу другого мастера города.
– Да, закон вампиров на это смотрит косо.
– Клянусь вам, я никогда бы не послал их против вас. Когда я вас увидел, то понял, что вы не Лорна. Мне сказали, что эти двое – профессионалы. Меня дезинформировали. В смысле, какой вампир может принять человека за вампира?
– Очень неумелый.
– Почему вы оказались с Кейтом Саммерлендом?
– Он вам не говорил, что его имя – Джейсон Шуйлер?
– Да, но достаточно на него посмотреть – и ясно, что это один из Саммерлендовских близнецов.
– Их еще в школе всегда путали.
Я была спокойна, и голос прозвучал почти бесстрастно. Отчасти от шока, отчасти – от возникшей определенности. Я убью Эдмонда, поскольку это почти наверняка убьет его мастера – а смерть этого мастера будет мне приятна. Месть – само собой. Но главное – что Эдмонд не может позволить мне уйти. Я ведь скажу Жан‑Клоду, и он это знает. Если Эдмонду надо скрыть свою ошибку от своего мастера, то ему придется нас убить.
– Что вы сказали?
– Мастера‑вампиры не знают имен ротте de sang мастеров других городов?
– Не интересуются. Это же всего лишь пища.
– У нас, в линии Белль Морт, к пище относятся получше. Джейсон действительно не Кейт Саммерленд. Он действительно мой бойфренд. Ты знаешь, чего требует вампирский закон в возмещение ущерба чужому ротте de sang, Эдмонд?
– Пищу всегда можно найти другую.
– Ты – знаешь – чего – требует вампирский – закон – в возмещение – ущерба – чужому – ротте de sang?
И сейчас мой голос уже не был бесстрастен. Я снова открывала в себе гнев. Если бы Эдмонд собирался удрать и бросить нас живыми, он бы уже начал удирать. Но он оказался ближе к нам, когда произносил следующие слова:
– На выбор оскорбленного мастера: либо потребовать себе нового ротте de sang от оскорбителя, либо вызывать оскорбителя на дуэль.
– Я не думаю, что нам понравился бы ротте de sang, которого выберет твой мастер, Эдмонд.
– Жан‑Клод вызовет моего мастера на дуэль?
– Вроде того.
– Но ротте de sang не умер. Позволь мне вызвать «скорую помощь» и отвезти его в больницу?
– Я уже вызвала, – ответила я. – Они скоро здесь будут.
– Вы звонили 911?
– Да.
– Когда?
– Перед твоим приходом.
– Я ничего плохого не задумал, Анита Блейк.
– Почему тогда ты не бежишь, Эдмонд? Я тебе сказала, что сюда едет полиция, а ты торчишь на месте. Отчего?
– Что вы сделаете, если узнаете, каким городом правит мой мастер?
– Как ты думаешь?
– Вы не просто слуга Жан‑Клода, вы еще и истребитель вампиров. Вы попытаетесь получить ордер на моего мастера?
– Я не знаю, кто твой мастер, Эдмонд.
– Не надо обращаться со мной как с идиотом. Мастеров городов не так уж много.
– А женатых на женщине по имени Лорна еще меньше? А еще имеющих слуг по имени Эдмонд? Да, пожалуй, недлинный будет список.
Я услышала, как он досылает патрон в камеру. Забавно: раз в жизни услышишь звук возвращающегося затвора – и уже ни с чем его не спутаешь.
Я нацелилась в дверь, чуть приподняв колено, чтобы держать пистолет ровно – потому что другой рукой я продолжала касаться Джейсона.
Из‑за косяка двери высунулся пистолет. Наверное, Эдмонд думал, что я буду ждать, пока он сильнее высунется из‑за двери, но я уже стреляла из этого пистолета этими патронами, а дом тут старый. И я выстрелила прямо в стену, за его рукой. Услышала приятный звук – это он застонал от боли, а потом он выстрелил в комнату, не глядя. Я выпустила еще две пули, ушедшие мимо, и тут он появился в проеме, пошатнувшись. Мельком я заметила высокого бледного мужчину с короткими каштановыми волосами, в отличном коричневом костюме и в рубашке, на которой расплывалось красное, и выстрелила ему в голову. Он попытался поднять пистолет, падая, успел выстрелить, и пуля ушла в изножье кровати. Я выползла из‑под одеяла и еще два раза выстрелила в его тело. Подошла, не спуская с него прицела, держа пистолет двумя руками, выбила ногой оружие из обмякшей руки и всадила еще две пули в голову – осколки кости и брызги мозга заляпали ковер.
В ушах еще звенел грохот выстрелов, как послышались далекие гулкие голоса.
– Маршал Блейк! Маршал Блейк!
Я крикнула в ответ – наверное, громче, чем нужно было.
– Здесь! Мы здесь!
Прибыла, наконец, кавалерия.
Глава пятьдесят пятая
Через несколько часов я сидела в кресле в палате Эшвильской больницы. Джейсон лежал на койке, подключенный к аппаратам и капельницам, но живой. Тело его восстановится, это я знала. Но еще я кое‑что знала о том, что делает с душой насилие. Есть вещи, которые не видят доктора и от которых не помогают капельницы. Я сидела в кресле, пододвинув его так, чтобы держать Джейсона за руку. Врачи сказали, что все будет в порядке. Я им верила, но когда его рука сожмет мою, вот тогда я поверю окончательно. Это глупо? Может быть, но это меня не интересовало. Я сидела и держала его за руку и ждала, чтобы он сжал мою в ответ.
Одета я была в чужие хирургические штаны и халат, потому что мою одежду изъяли как вещественное доказательство. Наверное, я была залита кровью. Техники даже вычесали у меня из волос фрагменты кости и мозга – насколько я понимаю. Здорово разлетелась эта дрянь при выстреле в упор.
Изъяли все оружие, которое нашли на месте. Поскольку я, звоня в 911, назвалась федеральным маршалом, приехали настоящие федеральные маршалы меня выручать. Приехали, хотя я из подразделения, что занимается сверхъестественными штуками, и не все маршалы от нас без ума. Тех, кто нас недолюбливает, я могу понять: для некоторых из нас получить статус федерального маршала – это как если бы охотникам за головами выдали лицензию на убийство. И для маршалов мы просто лишняя головная боль, но когда я дала сигнал «sos», они приехали. Совершенно незнакомые мне люди, носящие такой же значок, как у меня. Может, я стала сентиментальной из‑за Джейсона, но для меня это что‑то значило – что они явились.
Но еще это значило, что за стрельбу мне придется отдуваться. У меня не было ордера на ликвидацию тех двух вампиров, тем более слуги‑человека. Да еще тут всего лишь мое слово, что он был именно слугой, а не просто человеком. Пришлось мне сослаться на недавний закон о сверхъестественной опасности. Этот закон разрешал истребителю вампиров применять смертельные средства для предотвращения непосредственной опасности для жизни гражданских лиц. Закон был принят после того, как погибло несколько штатских, пока мои коллеги должны были ждать ордера. Я думала, что этот закон просто провоцирует на нарушение гражданских прав, но теперь я сама им прикрылась. Лицемерие как оно есть. Но как бы там ни было, а по крайней мере пару недель я буду без значка и без пистолета. И ни одного ордера не буду иметь право исполнить, пока будет рассматриваться дело о моей стрельбе. То есть с меня сняты официальные обязанности. И это хорошо, потому что нельзя сказать, что других у меня нет. У меня даже есть разрешения на несколько моих пистолетов, потому что много лет подряд я считалась гражданской, а оружие носить мне было необходимо. Вот и пригодятся эти разрешения, пока будут рассматривать дело.
Похоже, конечно, что меня оправдают вчистую. У меня в организме нашли еще остатки наркотика и впечатлились, что я смогла действовать при такой концентрации препарата для усыпления животных. О том, что меня пробудила Марми Нуар, я промолчала. Меня спросили, откуда следы когтей на груди. Я ответила, что когда проснулась, они уже были. И это правда.
Я попросила «таблетку завтрашнего дня», и мне ее дали. Мне также предложили осмотр в ГОСН – группе ответа на сексуальное насилие, но я отказалась. Когда спросили, зачем мне таблетка, я объяснила, что у меня был секс до того, как нас захватили, но не было возможности принять таблетку этого дня. И это тоже правда.
У дверей дежурил полицейский в форме. Я бы хотела взять из сейфа отеля что‑нибудь из своего оружия, но непонятно было, как отнесутся маршалы к тому, что я хожу с оружием, пока мое дело рассматривается. Без оружия я чувствовала себя голой, но раз уж я размахиваю значком, то должна подчиняться правилам. Еще это значило, что другие телохранители, которых мог бы прислать Жан‑Клод, тоже сюда не войдут. Значка ни у кого из них нет, а полицейское досье есть – у некоторых.
Дверь открылась. Я напряглась, дернувшись рукой к оружию, которого не было – вот черт!
Но это не был враг. Это было кресло‑каталка, приводимое в движение сестрой. А в кресле сидел Фрэнк Шуйлер, отец Джейсона. У него из носа торчали трубки, за спиной имелся кислородный баллон и на обеих руках капельницы, но он приехал.
– Я же вам говорила, мистер Шуйлер, – сказала сестра. – Он до завтра в сознание не придет.
– Я должен был его видеть, – ответил старик таким мощным голосом, какого у Джейсона никогда не будет, и посмотрел на меня пещерами темных глаз. Не дружелюбным взглядом, скорее напряженным. Как многие, изможденные тяжелой болезнью, он высох до нервных окончаний, эмоций, требований. И это было в его глазах, сердитых глазах – нет, не сердитых: полных злости. Злость на немощь собственного тела? Может быть. Или на все вообще. Какова бы ни была причина, меня она не волновала. Если он сюда приехал орать на меня или Джейсона, то он ошибся. То есть орать он может, но я буду орать в ответ. С меня хватит этого дерьма, а уж с Джейсона – тем более. И я прослежу, чтобы никто больше на него не вываливал. Никто.
Очевидно, молчание и игра в гляделки длились так долго, что сестра занервничала.
– Может быть, я вас отвезу обратно в палату?
– Пододвиньте меня к кровати, черт побери. Я весь этот путь проделал не для того, чтобы глянуть и уехать.
Сестра посмотрела на меня – будто прося разрешения или извинения.
– Если будете держать себя в руках, можете придвинуться. Если собираетесь ругаться или орать, можете уходить, – ответила я.
Он посмотрел недобрым взглядом, потом перевел глаза на мою руку, которой я держала руку Джейсона.
– Вы и правда его девушка?
– Правда.
– И вы не хотите сделать скидку на то, что я его отец?
– Сегодня – нет.
– И вы в самом деле выгоните меня из палаты? Умирающего отца из палаты единственного сына?
– За хамство – в ноль минут.
– А кто будет решать, хамство или не хамство?
– Я.
– Вы?
– Да, я.
И я чуть сильнее сжала руку Джейсона.
Старик оглянулся на сестру:
– Подвезите меня ближе и уходите.
Она снова посмотрела на меня – я кивнула. Сестра придвинула его ближе, но с таким видом, будто всю эту затею не одобряет. Я тоже не была уверена, что это так уж удачно, но и что плохо – тоже не думала. Отодвигаться я не стала – осталась где сидела, чтобы держать Джейсона за руку. Кресло старика было так близко, что мы почти соприкасались коленями. Так близко, что это было почти неловко – так перекрылись наши личные пространства, – но я осталась на месте, а он не велел сестре себя куда‑нибудь передвинуть.
Положив руку на ногу Джейсона поверх одеяла, он сказал сестре:
– Уходите. Будет нужно – позвоню.
Сестра посмотрела с таким видом, будто не уверена, что поступает правильно, но все же вышла. Он подождал, пока дверь закроется. Дождавшись, сказал:
– Мне очень жаль, что я не поверил, будто вы его девушка.
– И мне жаль.
Мы сидели возле кровати. Я держала Джейсона за руку, он положил большую руку на ногу своего сына. В палате было очень тихо, только чуть жужжали мониторы Джейсона, чуть слышно капали капли в капельницах – у него и у Джейсона. Тишина, которая тянется, от которой начинают чесаться корни волос, когда знаешь, что надо что‑то сказать, а слова не приходят. Это не мой отец. И вся эта неразбериха тоже не моя, но почему‑то именно я сижу в дюймах от умирающего человека, пока он глядит на израненного сына.
– Вы не похожи на других женщин, – вдруг сказал он.
Я даже чуть не вздрогнула – так неожиданно он прервал молчание.
– Что вы имеете в виду? – спросила я.
Хороший вопрос – тем, что заставит его снова заговорить.
– Женщины любят разговаривать. И не выносят молчания.
– Бывает. Но меня оно никак не раздражает – особенно, когда я не знаю что сказать.
– Вы не знаете, что мне сказать? – спросил он, глядя на меня всей тяжестью этих глубоко посаженных глаз.
– Честно говоря, нет.
Он улыбнулся, чуть сжал Джейсонову ногу.
– Но вы в этом сознаетесь. Мало кто сознался бы.
Я пожала плечами:
– Значит, я и есть мало кто.
– Я слышал, вы убили троих, чтобы спасти Джейсона.
Он сказал это, глядя на сына, а не на меня.
– Да. Двух вампиров и одного человека.
Он посмотрел на меня и спросил:
– А это важно, что двое из них были вампирами?
– Вампиров убить труднее. Так история выглядит круче.
Он едва не улыбнулся:
– Вы странная женщина.
– А какая еще могла бы поладить с вашим сыном?
Он посмотрел на Джейсона – с куда большей нежностью, чем я ожидала увидеть на этом суровом лице.
– Мы всегда были с ним слишком разными, чтобы поладить. Я его винил в… ну, вы знаете, в чем я его винил.
Я об этом понятия не имела, но промолчала. Было у меня чувство, что я могу что‑то узнать, если буду молчать.
– Зачем они так с ним поступили? – спросил он.
– Он опять получил трепку вместо Кейта Саммерленда. Как в школе.
– Они его отделали, приняв за Кейта?
– Да.
– А что они имели против этого мальчишки Саммерленда?
– Очевидно, Кейт закрутил с чужой женой, и муж принял свои меры.
Что‑то мелькнуло на лице Фрэнка Шуйлера. Давнее страдание мелькнуло в глубоких темных глазах.
– Вы знаете, да?
– Я много чего знаю, – ответила я. – Поставьте вопрос конкретнее.
Он потянулся к руке Джейсона, которую я так и не выпустила. Поколебавшись, он накрыл обе наши руки своей большой ладонью. Это как‑то было неловко, и я убрала свою. Рука Джейсона осталась пустой, и Фрэнк Шуйлер взял ее в свою. И держал ее, как любой отец руку сына. Обидно, что Джейсон не очнулся, чтобы это увидеть.
– Мы с Айрис разошлись. По моей вине – я всегда был вспыльчив. И пока разошлись, мы встречались, как это бывает у многих пар. Когда она забеременела Джейсоном, мы сошлись снова. Он был наш примиряющий ребенок.
Он держал в своей большой ладони руку Джейсона и смотрел на сына.
– Многие так съезжаются снова, – сказала я. Непонятно было, к чему этот рассказ клонится, но услышать его мне хотелось.
– Я думал, что наконец‑то у меня появился свой сын. Я думал, что ребенок похож на Айрис, пока не увидел Саммерлендовских близнецов. Тут‑то я понял, понял точно, что она была с Саммерлендом.
– Вы же видали ребятишек в этом городе, мистер Шуйлер. Почти все друзья Джейсона выглядят как сколки с саммерлендовского кирпича.
Он посмотрел на меня сурово:
– Я спросил Айрис, и она не отрицала, что встречалась с ним. Саммерленды разошлись одновременно с нами. Суровый был год в нашем городе, а народ у нас вспыльчивый. Все потом обратно посходились, потому что детей ожидали.
Он пальцами потер руку Джейсона.
Тут я и поняла, какой оказалась тупой. Джейсон то и дело намекал, и другие еще были признаки, но уж очень много девиц на свадьбе были слишком похожи на Джейсона. Да господи, его мать сама очень похожа на Саммерленда.
– Джейсон говорил, что вы всегда на него злились, что бы он ни делал.
Он кивнул:
– И это правда. Не в том дело, что он так похож на близнецов. Он не занимался спортом, он танцевал. Он был ну такой…
– Совсем не такой сын, как вы хотели, – подсказала я.
Он снова посмотрел на меня неприятным взглядом, в котором на этот раз читалась настоящая злость:
– А вот у вас нет права так говорить.
Может, я просто устала. А может, я люблю Джейсона и не могу понять, отчего отец его не любит, но я сказала что думала:
– Есть или нет, но это правда.
Он уставился на меня злобно, а я ему сделала пустые коповские глаза – слишком устала, чтобы смотреть сердито. Наконец он отвернулся.
– Ну, может, и так. У всякого мужчины есть мечта, каким должен быть его сын. Наверное, мне хотелось иметь продолжателя, а у Джейсона оказались ценности Саммерлендов, а не мои.
Но при этих словах он продолжал держать руку Джейсона.
– Ценности у Джейсона вполне нормальные.
– Я его наполовину ненавидел всю его жизнь – за то, что он не такой, как я хочу. А когда я услышал, что он… Я тогда велел им спустить меня в приемное отделение, когда его привезли. Видел его раненого. – Он крепко держал Джейсона за руку. – И я не думал тогда: «Вот этот саммерлендовский ублюдок». Я думал: «Это мой мальчик умирает». Я вспомнил его первое Рождество, и как я был счастлив. Это еще до того, как я узнал. Но когда я увидел его вот сейчас, вспомнилось, каким он был маленьким. Я вспомнил, как он играл в школе в пьесах и мюзиклах. И понял, что вся жизнь моего сына прошла мимо меня. Мне так его не хватало, моего сына, а он все время был рядом.
Я смотрела на него, не отрывая взгляда. Это был драматический момент. Вообще я им не доверяю, этим моментам. Как правило, они фальшивые. Но я видела блеск слезы на щеке Фрэнка Шуйлера и не могла не верить, что он говорит искренне. Наверное, иногда чудеса все же происходят.
А тут произошло и второе чудо.
– Папа, – сказал Джейсон. Голосом очень слабым, совершенно не своим, но глаза у него были открыты. И он повторил еще раз: – Папа.
– Я здесь, Джейсон, – ответил мистер Шуйлер, не выпуская его руки.
Я встала, чтобы оставить их наедине. Мужчинам в такой критический момент лучше быть без лишних глаз. И тем же слабым голосом Джейсон сказал:
– Анита.
Я обернулась:
– Я приду.
Он сумел очень слабо улыбнуться и сказал:
– Люблю тебя.
Я улыбнулась в ответ:
– Я тебя тоже.
Непонятно, то ли про любовь было для отца, чтобы подтвердить свою гетеросексуальность, то ли потому, что это правда. Мы друг для друга никогда не будем «единственным и навсегда», но всегда будем «от случая к случаю». Меня это устраивает, и Джейсона тоже. Чего же еще надо?
Глава пятьдесят шестая
Джейсон поправился достаточно, чтобы можно было лететь домой. У его отца случилась одна из тех поразительных ремиссий, что бывают изредка у раковых больных. Врачи никак ее не объясняют, потому что не могут, но жизни ему сейчас дают больше. Нет, исцеления не произошло, но речь уже о месяцах, а не неделях. Уже легче. Джейсон примерно через неделю собирается снова их навестить – один. Мой предлог не ехать – работа. А вообще я думаю, что Джейсон и его родня уже как‑нибудь сами разберутся.
В Южной Каролине погиб загадочной смертью мастер города Чарльстона. Его слугу‑человека звали Эдмонд, а законную жену – Лорна. Она теперь свободна выйти за Кейта, и если то, что я видела в новостях, что‑то значит, то так она и поступит. Свадьба с Лайзой полетела к чертям, и Лайза счастливо отделалась, по‑моему. Туда же полетели планы губернатора выдвигаться в президенты с программой консервативных семейных ценностей. Как‑то они слабо сочетаются с тем, что твой сын крутит шашни с женой вампира и хуже того – собирается взять вампиршу в жены.
Питерсон мне сказал, что это Чак решил использовать наш номер как подставу для вампиров. Чак оправдывается: он считал, что мы отобьемся. Действительно, никто не ожидает, что вампиры будут бросать светошумовые гранаты и стрелять шприцами с транквилизатором. Но я все равно надеюсь как‑нибудь с Чаком расквитаться. Просто никак не придумаю способа, который не был бы или мелочным, или незаконным. Если Чак сейчас исчезнет, копы постучатся ко мне в дверь.
Джей‑Джей собирается посетить Сент‑Луис и провести несколько дней со старым другом Джейсоном. Он неизвлекаемой занозой застрял в ее памяти, а она как раз та, на которой он мог бы жениться, не люби она девушек так же, как и он. Оба они еще ищут свою суженую – ну, так какое‑то время могут поискать вместе. Страх Джейсона перед окончательными решениями спас меня от ardeur'a Ричарда. Но он с нетерпением ждет приезда Джей‑Джей. А она уже подает сигналы, что против вампиров ничего не имеет. Тоже приятно знать.
За стрельбу меня оправдали. На обоих вампиров было в полиции досье еще со времен, когда они людьми были. То есть были бандитами до самой смерти, и после смерти только хуже стали. Один был профессиональным палачом – тем, которого зовут, когда нужна информация. И работал он много лет на очень, очень плохих людей. Так что, между нами говоря, я оказала миру услугу. Обвинения с меня сняты, но особо радоваться по поводу моего поступка не полагается. То, что я их убила, мне спать не мешает. Несколько беспокоят сны о Джейсоне. Я снова вижу его на полу, а иногда вдруг понимаю, что это не он, а кто‑то другой из мужчин моей жизни.
Пару раз Джейсон у нас ночевал – он тоже стал плохо спать. Но спит лучше, если есть кому пробудить его от кошмара, укачать и убаюкать снова. Или – как было пару раз утром – встать вместе с ним и кофе попить на кухне. Мы сном по очереди встречали вместе с ним восход солнца над деревьями.
Джейсон – волк моего зова, что повышает для меня вероятность иметь реального зверя для каждого из моих метафизических зверей. Только Мастер Зверей – член совета вампиров – умеет вызвать зверей и кошачьей, и собачьей породы. Да, еще крыс тоже. Посмотрим, что будет у меня.
Жан‑Клод распустил по негласной вампирской сети слух, что мы с Джейсоном будем наказаны за неверность, как только он оправится от ран. Я и так чувствую себя наказанной, хотя ничего плохого не сделала. Но мы, как и предложил Джейсон, подтверждаем эти слухи. Начали с Ашера, потому что это самое легкое. Теперь дело только в том, чтобы спросить, кто из мужчин будет согласен подтвердить. Вы пытались спросить гетеросексуального мужчину, не будет ли он возражать, чтобы вы с ним публично признались: он – бисексуал и спит с мужчинами? Непросто будет его уговорить.
Ашеру было бы куда интереснее, если бы правда воистину была правдой. Пока что мы договорились о свидании втроем – Ашер, Жан‑Клод и я, – чтобы проверить, получится у нас или у меня крышу сорвет. Заодно и узнаем.
Я согласилась не быть такой заразой при внешних контактах и выглядеть как положено послушному хорошему слуге‑человеку Жан‑Клода. Ну, да, я сама знаю, что долго не выдержу. Но я пытаюсь. Жан‑Клод говорит, что очень ценит эти попытки, зная, насколько они противоречат моему характеру. Нельзя не любить мужчину, который любит тебя вопреки твоим маленьким фобиям, а то и благодаря им.
Роу обвинен в похищении и попытке убийства. Для тако