ЛЮБОВЬ ЧИРКОВА
ЛИТЕРАТУРНЫЕ
ПЕРЕКРЁСТКИ
Часть 1
Саратов
Информационно-издательский комплекс «Вестник»
УДК 882-1
ББК 84(Рос-Рус)6-5
Ч 65
ISBN 978-5-903484-85-5
Чиркова Л.Л.
Ч65 Литературные перекрёстки. Часть 1. Саратов: ООО «Информационно-издательский комплекс «Вестник», – 2016. – 110 с., с илл.
Эта книга, рождавшаяся в Год литературы, – о писателях и деятелях культуры, связанных с землёй Саратовской. Она состоит из газетных статей, опубликованных большей частью в саратовской прессе, но в более расширенном и дополненном варианте.
Книга будет интересна не только краеведам, но и всем, кто интересуется культурой родного края.
ISBN 978-5-903484-85-5
УДК 882-1
ББК 84(Рос-Рус)6-5
© Л.Л. Чиркова, автор, 2016
© ИИК «Вестник», 2016
ПОСЛЕДНИЙ АКМЕИСТ
Шестым акмеистом[1] называли при жизни известного литератора, Михаила Александровича Зенкевича, которого подарила миру саратовская земля. Последний поэт поколения акмеистов замыкает собой им же самим физически продлённый «серебряный век». После расстрела Николая Гумилева, основоположника течения акмеизма в литературе, Зенкевич перевёл десять стихотворений А. Шенье и посвятил их памяти своего погибшего друга. В собственном творчестве Зенкевича после этого произошёл определённый перелом: больше внимания он стал уделять литературному переводу, критике, и меньше своим собственным стихотворениям. Интенсивная творческая работа и публикация сразу многих книг во второй половине 1920 – начале 1930-х годов кажутся бурным монологом поэта перед долгим периодом молчания, длившимся более тридцати лет. Последний сборник его произведений – «Набор высоты» вышел в Москве в 1937 году.
|
|
Михаил Зенкевич прожил долгую жизнь, ему было суждено пережить всех своих друзей-акмеистов. Особенно тяжело пережил он арест и гибель своего творческого единомышленника Владимира Нарбута. За несколько лет до смерти Зенкевич написал о нём очерк «Владимир Нарбут».
Родился русский советский поэт, прозаик, переводчик. Михаил Александрович 9 (21) мая 1886 года в семье учителей в селе Николаевский (сегодня Октябрьский) городок Мариинской волости (ныне Татищевского района) Саратовской губернии. В Саратове прошли его детские и юношеские годы. В 1904 году он окончил 1-ю Саратовскую гимназию,
Литературный дебют состоялся весной 1906 года, когда в саратовском журнале «Жизнь и школа» были напечатаны его стихотворения, подписанные «Мих. З-ичъ».
В 1907 году он уехал в Петербург, поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, который окончил в 1915 году. Его стихи начали появляться в петербургских журналах «Весна», «Современный мир», «Образование», «Заветы» и других. В 1909 году произошло его знакомство с Н. Гумилевым, по рекомендации которого стихи Зенкевича были опубликованы в журнале «Аполлон» – иллюстрированном издании, посвящённом искусству, музыке, театру, литературе.
В 1911 году Зенкевич стал активным участником первого «Цеха поэтов», руководимого Гумилевым, в который входили Осип Мандельштам, Анна Ахматова и Владимир Нарбут. Течение «акмеизм» противопоставляли «символизму», как более «земную» поэзию, подчинённую «стихии естества».
Одной из первых изданных книг этого товарищества был сборник стихов Зенкевича «Дикая порфира», вышедший в 1912 году тиражом всего в 100 экземпляров. Вошедшие в эту книгу стихи отвечали творческим принципам акмеизма: поэт обращался к первоначальным стихиям, его взгляд был устремлён на землю, воду, огонь, камни, металлы.
|
|
К светилам в безрассудной вере
Всё мнишь ты богом возойти,
Забыв, что тёмным нюхом звери
Провидят светлые пути.
В ранних произведениях 3енкевича, относящихся к акмеистскому периоду его творчества, преобладают тяжеловесные стихи с темами и образами доисторического бытия. Сопоставление этих образов с ничтожностью человека навлекло на него после революции упрёки в пессимизме. 3енкевич сочинял стихи, в которых описывал ужасы войны и выражал надежду на приход новой жизни.
Затем Зенкевич на два года уехал в Германию, где изучал философию в университетах Берлина и Вены. Во время учебы в Вене близко сошелся с будущим историком и философом Г.П. Федотовым, оказавшим большое влияние на мировоззрение и творчество поэта. Не случайно стихи поэта «Казнь» и «Потёмкин» посвящены двум драматическим эпизодам первой русской революции, взволновавшим всю прогрессивную общественность России: казни лейтенанта П.П. Шмидта и восстанию на броненосце «Потёмкин». На Первую мировую войну поэт ответил циклом сильных антимилитаристских стихотворений. С воодушевлением он встретил Октябрьскую революцию. Его тётя по материнской линии была замужем за братом В.И. Лениным – Дмитрием Ульяновым. Михаил Александрович рано познакомился с политической литературой и пристрастился к марксизму ещё будучи гимназистом.
|
|
В годы революции Зенкевич пошёл добровольцем в Красную армию и до 1922 года служил в должности секретаря полкового суда, а затем секретаря ревтрибунала Кавказского фронта, был лектором пехотно-пулемётных курсов. При этом поэт занимается литературной деятельностью, включается в работу Саратовского отделения Пролеткульта и его печатного органа – журнала «Культура», стал членом «Всероссийского союза писателей» (1919), работал в отделе искусств газеты «Саратовские известия», редакция которой располагалась в здании гостиницы «Астория» (сегодня «Волга») на улице Немецкой (сегодня проспект им. С.М. Кирова).
В 1921 году в Саратовском издательстве «Сарабис» вышла третья книга поэта «Пашня танков», оформленная братом художником Борисом Зенкевичем. А ней отразились его военные впечатления. События первой мировой и гражданской войн косвенно способствовали появлению новой темы в творчестве Зенкевича. Были подготовлены к печати сборники «Лирика » и «Порфибагр », но не изданы. В 1918–1922 годах. популярность поэзии Зенкевича достигает своего апогея, у него появляется множество подражателей в разных городах России. Многие определяют его как своего рода предтечу имажинистов.
Живя в Саратове до 1923 года, Зенкевич являлся заведующим отделением РОСТА и Пролеткульта, активно участвовал в литературной жизни: выступал с докладами о творчестве Александра Блока, Велимира Хлебникова и других поэтов, преподавал в «Литературной мастерской». Великолепными лекциями оратора восторгалась саратовская молодёжь. В эти годы он написал множество стихов и драму «Альтиметр», которую называл «трагорельеф в прозостихе». Вместе с тем поэт воспевает родные волжские просторы, органично, с достоинством и непринуждённостью описывая реальные места и события – речной стрежень с рыбалкой, поля и луга, отчий дом.
В начале 1923 года Зенкевич переехал в Москву, где выходят в свет его сборники «Поздний полёт» и «Избранные стихи». 15 марта 1923 года в номере «Известий» было напечатано его стихотворение «Бюллетень молнии» о болезни Ленина со строчками:
Кто может быть ему преемник?
Атланту революции – никто!»
К счастью обошлось без последствий. Здесь он работает секретарём журнала «Работник просвещения». В 1925–1935 годах был редактором отдела иностранной литературы в издательстве «Земля и фабрика» и в Гослитиздате. А также редактором-составителем всевозможных антологий и альманахов, пишет радиокомпозиции, рецензии и многое другое. В 1934–1936 годах заведовал отделом поэзии в журнале «Новый мир». Занимался в основном переводческой деятельностью, переводил с французского, немецкого, английского языков и писал стихи. Участвовал в создании антологии «Молодая Германия», «Антологии новой английской поэзии», книг «Песни Первой французской революции», «Кабардинский фольклор». Среди его выдающихся работ – переводы из Виктора Гюго, Герберта Уэллса. Диапазон его переводов чрезвычайно широк: от баллад А. Мицкевича и «Острова сокровищ» Р. Стивенсона до новейших американских поэтов и поэм М. Бажана и Соломеи Нерис. В своих переводах автор передаёт не только языковый колорит первоисточника, но и атмосферу того времени, его интонации.
В 30-е годы вышли его сборники «Под пароходным носом», «Машинная страда», «Набор высоты», издана биографическая книга «Братья Райт» в серии «Жизнь замечательных людей». В конце 1930-х Зенкевич написал большую поэму «Торжество авиации», которая не была опубликована.
В годы Отечественной войны Зенкевич по состоянию здоровья не был призван в армию, но это были интенсивные и напряжённые годы: он часто выезжал на фронт в качестве военного корреспондента, выступал с чтением своих стихов по радио и перед бойцами на передовой, готовил сборники переводной антифашистской поэзии. В годы войны написал поэму «От Сталинграда до Танненберга» (1943, не опубл.).
Занимал должность в Союзе писателей председателя секции переводчиков иностранной литературы, участвовал в писательских конференциях в Венгрии, Югославии, Англии. США и других странах.
В соавторстве с И.А. Кашкиным перевёл антологию «Поэты Америки», определившую основное направление его переводческой деятельности: переводы современной и классической американской, английской и восточноевропейской поэзии. Результатом стали книги «Из американских поэтов», «Поэты ХХ века», «Стихи зарубежных поэтов в переводах М. Зенкевича», «Американские поэты в переводах М. Зенкевича», а также драмы Шекспира «Мера за меру» и «Юлий Цезарь», поэма П. Негоша «Горный венец». Изредка в периодике появляются собственные стихи, большой успех имело стихотворение «Найдёныш» (1955).
После войны Зенкевич продолжал заниматься переводами, писал стихи и руководил литобъединением при клубе МГУ. Ему был вручён орден Кирилла и Мефодия 1-й степени за просветительскую деятельность. Михаил Зенкевич думал о судьбе искусства в пору, когда свобода, в том числе свобода слова, трактовалась только как «осознанная необходимость»:
Искусства участь нелегка.
Была такой во все века.
Во времена средневековья
Служанкой быть у богословья,
Придворной дамой королей
Притворный расточать елей.
А в век аэроплана, танка
Оно – политики служанка.
Вот вам из древности пример:
Был волен, но и нищ Гомер.
И одой должен разгораться
Поэт придворный, как Гораций.
Ведь даже пролетариат,
Как Август, льстивым строфам рад.
Несмотря на то, что Зенкевич был признанным мастером художественного перевода, публикация его стихов была затруднена близостью к акмеистам, считавшимся у официальных властей «персонами нон-грата». Поэт Лев Озеров, написавший о нём книгу «Михаил Зенкевич: тайна молчания», считал, что вынужденное молчание Зенкевича вызвано страхом. Его друзей и соратников по акмеизму постигла трагическая участь: Николай Гумилев в 1921 году был расстрелян. Осип Мандельштам пропал в лагерях и даже могилы его не отыскать. Анна Ахматова, хотя и не была репрессирована, перенесла страдания и гонения. Владимира Нарбута, наиболее близкого друга, подвергли остракизму. Их последователи и ученики, оставшиеся на воле, каждый день ждали ареста. Долгое испытание страхом выпало на долю и Михаила Зенкевича.
О своём вынужденном молчании Зенкевич написал в стихотворении «Будь стоиком»:
Но если ты стремишься к высшей цели,
Чтоб в бренном теле дух твой не ослаб,
Будь стоиком, как цезарь Марк Аврелий,
Как Эпиктет, мудрец и римский раб.
Первая после долгого перерыва книга стихов Зенкевича «Сквозь грозы лет»вышла в 1962 году. Затем «Поэты XX века» (1965). Последнее прижизненное издание, вышедшее незадолго до смерти поэта, книга «Избранное» (1973). Умер Зенкевич 14 сентября 1973 году и похоронен на Хованском кладбище в Москве.
В конце 80-х годов саратовский краевед, бессменный руководитель литературно-краеведческого клуба «Парус» Сергей Клавдиевич Немец с активистами клуба разыскали сына и внука Михаила Александровича Зенкевича, которые передали им много материалов о своём отце и деде, в том числе и пролежавшую 60 лет в столе рукопись книги «Мужицкий сфинкс». Автор определил её как «беллетристические мемуары»: хроника российской жизни 10-20 годов, хроника революции с элементами приключенческой новеллы. В ней есть несколько глав, посвящённых Саратовской области. Главные герои книги – Ахматова, Гумилёв и сам автор, который верит в единую, великую, несокрушимую страну – мужицкую Россию, которая собиралась «веками в одно», в мощь и жизнестойкость русского крестьянина, что является залогом крепости государства. Эту рукопись при жизни читала Ахматова, и даже прослезилась. Немец показал эту рукопись бывшему в то время редактором журнала «Волга» Сергею Боровикову, и тот опубликовал эту работу. Впоследствии, возможно благодаря этой публикации, в Москве была издана книга – «Мужицкий сфинкс», один экземпляр которой сын и внук М. Зенкевича переслали С.К. Немецу с дарственной надписью. Позже он передал её в Саратовский музей им. К.А. Федина.
(«Саратовские вести» №59(5414) от 10 июня 2016 года)
ДОРОГИ НА БЕРЛИН
Рассказывая о саратовских писателях-фронтовиках, необходимо возвратить полузабытое имя ещё одного участника войны – поэта Вадима Павловича Земного. Судя по сохранившейся записи его товарища по перу Бориса Озёрного, мы узнаём, что из Саратова на фронт в первые дни войны ушли писателями в красноармейские газеты Озёрный, Гребенщиков и Земной.
Вадим Павлович не был новичком в деле защиты Родины. Как и Озёрный, прошедший финскую войну в разведроте, Земной тоже имел навыки бойца: за его плечами было участие в партизанском движении против колчаковщины в годы Гражданской войны, служба в погранвойсках на Дальнем Востоке, когда ему неоднократно приходилось обезвреживать нашу Родину от бандитов, белогвардейцев, шпионов.
В Саратов он приехал в начале 30-х годов прошлого столетия уже достаточно сложившимся литератором, и здесь продолжилось его становление как поэта. Его писательский билет был подписан М. Горьким. Вместе с прозаиком В.Ф. Бабушкиным и драматургом В.А. Смирновым-Ульяновским Вадим Земной стоял у истоков создания Саратовского отделения Союза советских писателей, входил в состав оргкомитета, созданного в 1933 году, был делегатом 1-го съезда писателей СССР (1934), членом редколлегии альманаха «Литературный Саратов».
У Земного имелся также большой опыт писательской работы: к тому времени были изданы его книги «Страна цветов», «Горячий дым», «Кумач и звёзды», «Дороги к солнцу». Он один из авторов в коллективных альманахах «Сталинград» (№2-3, 1933), «Товарищи» (1934), «Песни борьбы и побед» (1934), публиковался в журнале «Звезда». В его произведениях нашли отражение трудные будни того времени. Сохранился отрывок из книги «Поэма о браунинге», глава «Поезд шёл на восток», опубликованный в газете «Коммунист» (1937). Повести, рассказы и стихи широко печатались на страницах местной прессы: газеты «Коммунист», «Молодой сталинец», «Сталинские ребята», в альманахах «Литературный Саратов» и других. Он уделял много времени и внимания патриотической литературе, особенно для детей /повесть «Орден Ленина», книги «Весёлый цирк» (1940), «Знакомые насекомые» (1941)/, выступал с критическими статьями, будучи уполномоченным Союза писателей по Саратовской области, работал в Саратовском крайрадиоцентре.
Война застала его подкованным во всех отношениях: в военном и писательском аспектах. На фронтах Великой Отечественной войны он был сначала лектором политотдела кавалерийского корпуса, затем специальным корреспондентом, а потом писателем армейской газеты «Слово бойца» 48-й армии Северо-Западного фронта.
С первых дней начала войны из-под пера писателя выходят стихи, отражающие патриотизм и волю к Победе бойцов Красной армии с фашистской чумой. Его стихотворение «На марше», написанное в 1941 году, стало песней и вошло в антологию «Великая Отечественная» (1970), где поэт описывает увиденные сожжённые фашистами русские деревни:
Слепящий дым, и пыль густая,
И зной, нависший тяжело,
Над нами плыли, нарастая,
Бойцам измученным назло.
Горело всё – цветы и клёны,
Былинки не было живой.
Вокруг кустарник запылённый
Шуршал обугленной листвой…
Пламенные вдохновенные слова поднимали боевой дух наших бойцов, звали на новые невиданные подвиги, на полный разгром фашистов. Они занимали огромное место в политическом воспитании бойцов Красной армии, бесстрашных патриотов Родины. Выступали как коллективная пропаганда и агитация.
В 1943 году в газете «Слово бойца» (№156 от 6 июля 1943 года) было опубликовано стихотворение Вадима Земного под названием «Клятва». Оно было посвящено юной героине, павшей от рук озверевших фашистов, – Зое Космодемьянской.
Майор В. Земной прошагал по военным дорогам вместе с действующей армией всю Украину и Белоруссию, страны Западной Европы, дошёл до Берлина, что нашло отражение в его стихах. Стихотворение «Соловушка» по мнению критика Ю. Скоблина, написано от души и подкупает своей отделкой, мелодичностью, тёплым лиризмом.
Мéжду обугленных бóем ветвей,
Каждое утро поёт соловей.
Только затихнет налёт огневой –
Снова поёт соловей-часовой.
Снова доносится песенка та ж,
Снова затих на мгновенье блиндаж.
Сердце ликует. Смеётся душа,
Песня Соловушки так хороша.
Всё изливается в песенке той
Чудная пташка – певец золотой.
Слушает воин разливы рулад,
И потянулась рука на приклад.
– Будешь ты, милый Соловушка, цел –
Гадину-немца я взял на прицел.
Стихотворение «Букет», написанное в Восточной Пруссии, трогает читателя своей непосредственностью. Разведчик Петров ушёл за «языком» и его не было четыре дня. Друзья считали его погибшим, но он привёл «языка», проявив неслыханный героизм в тылу врага. А тут его ждало письмо от любимой девушки, а в нём, кроме текста, – засушенные полевые цветы – «букет»… Какая радость для бойца!
Исхоженные им «военные дороги» поэт отразил в многочисленных публикациях армейской газеты «Слово бойца».
1 июня 1944 года Вадим Земной был награждён орденом Красной Звезды.
Из приказа войскам 48 армии №355/ Н от 01.06.1944 о награждении орденом Красной Звезды:
«Майор Земной Вадим Павлович работает в должности писателя армейской газеты «Слово бойца» с 3 июня 1943 года, а в действующей Красной армии находится с начала Отечественной войны.
Работая в редакции армейской газеты и являясь поэтом, тов. Земной написал ряд стихов, посвящённых героизму советских воинов, боевой жизни Красной армии, а также Советской Родине. Кроме стихов, им писались статьи, очерки, велась литературная консультация произведений начинающих красноармейских поэтов и писателей. Тов. Земной выезжал в части, в район боевых действий и проводил большую работу на месте с авторами, лично делал и организовывал необходимый материал для армейской газеты.
Являясь членом Союза советских писателей, тов. Земной относится к тем писателям, которые, находясь на фронте с первых дней войны, провели большую литературную работу по воспитанию в бойцах чувства горячей любви к Родине и чувства жгучей ненависти к немецко-фашистским захватчикам.
Считаю, что тов. Земной, как верный сын Советской Родины, как писатель, с первых дней Отечественной войны находящийся на фронте, заслуживает быть награждённым орденом Красной Звезды.
Ответственный редактор полковник Пысин».
Ни один эпизод не ускользнул от цепкого глаза писателя. Восхищает своей жизненной правдой цикл его стихов, посвящённый фронтовой подруге, которая была медсестрой. Когда шли освободительные бои уже на чужой земле, девушка погибла. Её смерть поэт долго переживал.
Тесно вплетается во фронтовые будни поэта природа. Ведь на войне были не только кровь и пот, а как без «цветочков и листочков» можно выразить такие строки, сказать лучше и образнее, чем в стихотворении «У могилы неизвестного солдата»:
…Вокруг поля. Шоссе проходит рядом,
Морские волны плещутся вдали.
Пунцовый мак и синий колокольчик
В густой траве у плитки расцвели…
Поэтической образности досталось и каштану, изувеченному тяжёлой миной, который стоит, склонившись до земли. Он – свидетель войны, но, несмотря ни на что, расцвёл, выпустив жёлто-розовые свечи:
Живи, каштан, расти высокий,
Мужайся недругам назло!..
Внося свой вклад в Победу, Вадим Земной защищал Родину, рисковал жизнью, не раз видел смерть в глаза. В каждом стихотворении, написанном на фронте, ощутимо движение чувства и мысли автора; выразительные образы военного времени соотносимы здесь с образом Родины:
…Загрустишь – и явится мгновенно
Русский домик, русское крыльцо…
Будь же на века благословенно
Родины прекрасное лицо!
(1945 г.)
13 июля 1945 года Вадим Земной был награждён орденом Отечественной войны II степени.
Вот выписка из приказа от 13.07.1945 г. «…Вместе с нашей 48 армией прошёл весь её путь наступательных боёв. За это время, особенно с начала наступления в Восточной Пруссии, написал ряд стихов, рассказов в газету и очень много работал над творчеством начинающих красноармейских писателей. Все художественные материалы, помещённые в газете, правились тов. Земным. Кроме того, им написано много литературных консультаций авторам. Тов. Земной провёл несколько литературных вечеров в частях и учреждениях нашей армии, на которых делал доклады, читал свои стихи, а также производил разбор и обсуждение творчества других товарищей. Им подготовлены для издания Гослитиздатом два сборника стихов, написанных во время пребывания на фронте.
В выполнении даваемых ему заданий проявил дисциплинированность и исполнительность…»
С боями наступающей Красной армии Вадим Земной дошёл до Берлина. В книге «Дороги на Берлин» (Саратов, 1946) прослеживается весь трудный боевой путь солдата-освободителя: «Харьков», «Мы подходим к Днепру», «Минск», «Сон в госпитале», «Березень», «Родина», «День Победы». Под последним стихотворением сборника стоит пометка: Действующая армия 1941–1945 г. Ленинградский журнал «Звезда» №10-11 (1945 г.) опубликовал его фронтовые стихи «На марше», «Родина», «В Германии». Большая часть стихов Вадима Земного посвящена Советской армии, её доблестным воинам, со славой прошедшим по суровым дорогам войны.
В 1972 году вышла очередная книга – «Закаляющим сталь», которая дополнила и расширила книгу, под тем же названием, вышедшею в Саратове в 1942 году. А центральное одноимённое стихотворение Земного вошло в поэтическую антологию «Ради жизни на земле» (издательство «Современник», 1975 г.).
После Победы Вадим Павлович возвратился в Саратов, продолжив работу на писательском поприще. К сожалению, по совету врачей, для поправки здоровья он переезжает в тёплые края – в Крым, в Ялту, где влился в ряды членов литобъединения под руководством П.А. Павленко, удостоенного Сталинской премии. После смерти руководителя литературного объединения Вадим Павлович сменил его на посту. Вся Ялта была завешана афишами с портретом поэта, в которых сообщалось, что с лекциями, например, «Любовь и искусство», выступает В. Земной.
Местная газета время от времени в хронике извещала: «Поэт В.Земной выехал в Джанкой с лекциями к народу», или выехал в Севастополь на военные суда, или с циклом лекций к труженикам-виноградарям. По вечерам в его доме собирались известные прозаики и поэты: Лев Барышев, Светлана Либо, Дмитрий Холендро, Василий Богатырёв, Маргарита Алигер, Ольга Берггольц. Поэт дружил с Александром Фадеевым.
Выходят сборники его стихов «Самое заветное», «Стихи разных лет», «Свидетели живые», «Сердцем солдата», «Пою моё отечество», поэма «Гвардии кузнец» о демобилизованном солдате-фронтовике. В книгу «С песней по жизни» включены лучшие поэтические произведения (лирические стихи, песни, баллады, поэмы), созданные поэтом в течение трёх десятилетий и характеризующие весь его творческий путь.
«Всё творчество Вадима Земного, – писал известный украинский поэт Микола Нагнибеда, – проникнуто глубоким патриотизмом. В широкой и отзывчивой душе поэта созрело и зазвучало песней виденное, пережитое им. А отсюда искренность и простота его поэзии, посвящённой родному Отечеству, родным хорошим советским людям».
Как актуальны и созвучны сегодняшнему времени его стихи, особенно «Крымский цикл». В них перекликаются те страшные годы Великой Отечественной войны с сегодняшней войной, идущей в Украине, будто бы поэт пишет о нынешнем времени.
Последние публикации Вадима Земного, которые удалось проследить, пришлись на 1980 год.
(«Саратовские вести» №80(5291) от 30 июля 2015 года)
«О ВОЙНЕ НАДО ПИСАТЬ ПРАВДУ…»
Все знают мировой величины писателя-фронтовика Константина Симонова, но немногие, даже саратовцы, знают, что в юности будущий писатель жил в нашем городе. Но именно здесь он окончил семилетку, учился ФЗО на токаря, и начал работать на заводе «Универсаль». Четырёхлетнее пребывание в Саратове оставило след в творчестве писателя.
Именно Симонов одним из первых заговорил о фальсификации и искажениях событий Великой Отечественной войны, поскольку был её не только свидетелем, но и непосредственным участником.
Симонов знал войну не понаслышке. Он в качестве военного корреспондента 24 июня 1941 года получил назначение в газету 3-й армии «Боевое знамя», выехал на фронт. Последняя его военная командировка завершилась 19 мая 1945 года. За четыре года войны, он, один из самых отважных и лёгких на подъём фронтовых журналистов, повидал очень много. Едва ли кто-нибудь, кто больше его исколесил военных дорог. И за эти четыре года им было немало увидено и пережито. В одном из своих стихотворений он писал о войне:
Она такой вдавила след
И столько наземь положила,
Что 20 лет и 30 лет
Живым не верится, что живы.
Отвечая в 1972 году на письмо читательницы, которая пришла в уныние, столкнувшись в литературе с широко распространившимися искажениями того, что было в действительности, утратила надежду, что потомки наши не узнают правду, Константин Михайлович писал: «Я менее пессимистически настроен, чем Вы, в отношении будущего. Думаю, что правду не спрячешь, и история останется подлинной историей, несмотря на различные попытки фальсификации её – главным образом при помощи умолчаний».
Константин Симонов оставил после себя большое эпистолярное наследие, поскольку получал огромную почту и на все письма старался непременно отвечать. Эта почта складывалась из многочисленных откликов на его произведения, ему посылали рукописи и книги, рассчитывая на его поддержку и советы. Он не обманывал ожидания людей, писал обстоятельные разборы, рекомендовал заслуживающем внимания вещи издательствам и журналам, не щадил своего времени и сил. Он не терпел отписок, отвечал по существу, потому и поток адресованных ему писем никогда не мелел.
Незадолго до смерти в письме одному из читателей Симонов так определил цель своей жизни: «Я решил до конца своей жизни класть все оставшиеся у меня силы на то, чтобы, во-первых, в меру своих сил и понимания, писать и говорить правду о войне; во-вторых, на то, чтобы опять-таки в меру своих сил и понимания, мешать тому, чтобы о ней говорили и писали неправду; в-третьих, стремиться к тому, чтобы роль рядового участника войны, вынесшего на своем горбу её главную тяжесть, предстала перед последующими поколениями и во всём её подлинном трагизме, и во всем её подлинном героизме. И, наконец, в-четвёртых, я считаю своим личным долгом во всех тех случаях, когда я сталкиваюсь с несправедливостями, совершёнными сейчас или раньше по отношению к тем или иным участникам войны, сделать всё, что от меня зависит, чтобы, прибегая к помощи других людей, исправлять подобные несправедливости».
«О войне надо писать правду…», – говорил Константин Михайлович. Правда в жизненной программе, была поставлена на первое место ещё и потому, что очень нелегко в послевоенные годы она утверждалась в истории и литературе. И влиятельных противников у неё было так много, что у многих просто опускались руки. Чувствительные удары лжи пришлось испытать и Симонову, критические статьи, в которых «Записки Лопатина» и «Живые и мёртвые» обвинялись в «дегероизации», «очернительстве» и других тяжких идеологических грехах. Это ещё полбеды. Куда хуже, что такого рода нападки служили почвой для разного рода «оргвыводов», для расправы не только с опубликованными произведениями, но и рукописями, и авторами.
Из писем Симонова мы узнаём о тех тяжких для нашего искусства годах, когда из литературы и кино изгонялась правда, когда где-то в неведомых сферах, куда автору не было доступа, решалась судьба книг и фильмов; как через частокол требований «смягчающих» поправок пробивался на экран документальный фильм «Если дорог тебе твой дом», как была загублена экранизация романа «Солдатами не рождаются» – лента была так изрезана, что Симонов потребовал убрать из титров название романа и своё имя. И как была задержана в «Новом мире» публикация дневников Симонова… Дело заходило так далеко, что за 20 с лишним лет Воениздат не выпустил ни одной книги Симонова – в этом издательстве самый популярный и авторитетный военный писатель стал «персоной нон-грата».
В литературе того времени процветало конъюнктурное истолкование истории, события и факты перекраивались в угоду очередной установке или чтобы польстить тем или иным лицам, находившимся в данный момент у власти. О поражениях говорилось небрежной скороговоркой, как о чём-то несущественном. Во многих учёных трудах война напоминала хорошо отрепетированный спектакль, где роли заранее выучили назубок, всё идёт по выработанному режиссером плану, финал с самого начала известен. Не зря Г.К. Жуков со свойственной ему резкостью говорил через 25 лет после Победы: «У нас такое пишут о войне, что читать невозможно. Взять историю Отечественной войны. Её нельзя читать. Её наново писать надо».
Среди корреспондентов Симонова были не только известные деятели, как Конев, Василевский, Голиков, Москаленко, Батов, Родимцев, но и простые люди, родственники погибших на полях войны бойцов.
Какой бы ни была горькой правда о войне, он не скрывал её, не маскировал в угоду начальства, смело выражал свои позиции, даже зная, что для него это может закончиться плохо.
В своих письмах он уделял много внимания Сталину и его месту в истории России. Когда после ХХ съезда партии, на котором был развенчан культ личности Сталина, это имя другие писатели тут же выкинули из своих романов и повестей, Симонов в связи с этим в письме в редакцию современной советской литературы Гослитиздата (от 20.12.61) писал: «Невозможно писать роман о войне, не упоминая там, где исторически необходимо, имени Сталина». В письме к Каргину (от 25.12.61): «Достаточно прочесть два тома переписки Сталина с Рузвельтом и Черчиллем, чтобы понять, что у этого человека при всех горчайших связанных с ним бедах был кругозор отнюдь не ротного командира… Нельзя писать о том времени, не показывая тогдашнего отношения людей к Сталину и тогдашнего представления о нём… Одно дело моё, авторское отношение к Сталину, другое дело тогдашнее отношение к нему тех людей, которых я изображаю».
В письме к Делову (от 29.06.64) Симонов пишет: «Нужно всё трезво взвешивать и нужно видеть разные стороны деятельности Сталина и не надо изображать его как какого-то ничтожного, мелкого, мелкотравчатого человека. А попытка к этому иногда уже проскальзывает в некоторых литературных сочинениях. Сталин, конечно, был очень и очень крупным человеком, человеком очень большого масштаба. Это был политик, личность, которую не выбросишь из истории. И этот человек, в частности если говорить о войне, делал и много необходимого, много такого, что влияло в положительном смысле и на ход дел… Конечно, Сталин хотел победы. Конечно, когда началась война, он делал всё, что было в его силах, для победы. Он принимал решения и правильные и неправильные. Были у него и ошибки, были у него и удачи и в дипломатической борьбе и в военном руководстве войною…»
В письме, адресованном Донской (от 30.03.64), Симонов со свойственной ему откровенностью пишет: «И сегодня, через 11 лет после смерти Сталина, я могу написать вам и могу сказать, и не раз говорил на людской аудитории, что когда Сталин умер и я узнал об этом, я был потрясён и плакал от этого потрясения, и с трудом представлял себе в ту минуту, как мы будем жить дальше…».
В своём письме Левину (от 25.12.61) Симонов пишет: «Я вовсе не стыжусь того, что в 1941 году писал с фронта из Заполярья, в «Красную звезду» стихи, начинавшиеся словами: «Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?» Я писал их искренне и глубоко верил в этого человека. Я не стыжусь их, но думаю о них с горечью. Эта горечь, это ощущение трагедии, связанное в нашей истории с именем Сталина, человека очень большого, но в то же время очень страшного, заставляют меня сейчас писать так, как я пишу. Именно так я написал своего «Политрука», именно так написал свою последнюю книгу «Живые и мёртвые». Вычёркивать Сталина из нашей истории невозможно и неправильно…»
В письме к Шапашковой (от 18.05.64) Симонов пишет: «А теперь о стихотворении «Суровая годовщина». В душе у меня, как, наверное, у многих других людей были сложные чувства по отношению к Сталину. Много вызвало недоумение, над многими вещами думали, старались себе объяснить их в лучшую сторону. Ну, конечно, авторитет Сталина был для нас громадным авторитетом. А для меня он был особенно большим авторитетом во время войны. Стихотворение было написано в тяжёлое время – осенью 1941 года. Это были дни, когда шло немецкое наступление на Москву, когда для всех нас было очень важно, что Сталин не эвакуировался, остался в Москве, – это казалось залогом того, что Москва не будет сдана. Вот в это время я и написал стихотворение «Суровая годовщина», написал его от всей души, выразив своё тогдашнее отношение к Сталину».
В своей последней неоконченной книге «Глазами человека моего поколения (размышления о И.В. Сталине)», над которой Симонов работал незадолго до смерти, он писал: «Сколько бы я ни получал читательских писем за последние 29 лет со времени начала публикации трилогии «Живые и мёртвые» и по сей день от читателей моих книг о войне, если не каждое третье, то, по крайней мере, каждое четвёртое письмо так или иначе, в том или ином повороте касалось темы: Сталин и война. На многие я отвечал, с одними соглашался, с другими спорил, но так или иначе я 20 лет имел дело с непрекращающимся потоком информации о том, как самые разные люди – разных общественных положений, профессий – смотрят на эту тему: Сталин и война».
Поднимая в те далёкие времена вопрос о фальсификации военных событий 1941-1945 годов, Симонов даже не мог и предположить, что спустя время, эта фальсификация со знаком минус достигнет грандиозных масштабов. Сегодня даже в школьных учебниках пишут, будто войну выиграли американцы. А Россия? Да, так в сторонке где-то потусовалась горстка солдат.
Призывая писать правду о войне, какой бы горькой она ни была, Константин Симонов наживал себе врагов: не всем нравилась эта правда. Но он был последователен и непоколебим в своём решении и вопреки разным мнениям и запретам продолжал отстаивать своё право так думать и писать.
В переписке Симонова имеются письма, касающиеся так или иначе Саратова. Например, в письме Чуракову Симонов пишет: «Я тоже обрадовался, когда выяснилось, что Валентина Владимировна Тимофеева оказалась живой и здоровой. Я сейчас же написал ей и жду от неё ответа. Дело в том, что я считал пропавшими свои два блокнота, написанные в июле сорок первого года. Сами понимаете, что пропасть им было не мудрено… А теперь саратовские товарищи помогли, и всё вышло наилучшим образом».