Зина толкнула дверь.
В углу небольшой квадратной комнаты стоял однотумбовый письменный стол. Тётя Тонна монументом возвышалась над ним. Она сидела, упёршись руками в этот стол, чуть нагнувшись вперёд. Напротив стола, у стены, стояла кровать-раскладушка, на которой сидела Тихоня и смотрела на старшую вожатую преданно и покорно. Алла — тоненькая, напряжённая, как туго натянутая струна, пристроилась на другой кровати, стоявшей около двери. Арташес Геворкович стоял у окна, как всегда, чуточку насмешливый.
— А-а! Явились наконец! — очень грустно заговорила тётя Тонна. — Ну, мне интересно, что вы сами думаете о своём поступке?
Зина стояла молча, потупив голову и поглядывая исподлобья на тётю Тонну. Игорь, ссутулившись и густо покраснев, неловко топтался у самых дверей. Алёшка и Витька переглянулись. И когда Витька повернулся к столу, лицо его сразу приняло наивное, безмятежное выражение. Он шмыгнул носом и зачастил:
— Конечно, Антонина Михайловна! Мы понимаем, Антонина Михайловна! С одной стороны, конечно, так сказать, мы не должны были этого делать… Но, с другой стороны, я этого и не делал, я только стоял на берегу. А, с третьей стороны, что было делать Алёшке, если он видел, что гибнут люди?
Алёшка заметил, как чуть заметно усмехнулся Арташес Геворкович и даже, как будто, подмигнул ему. Тётя Тонна недоумевающе пожала плечами и удивлённо округлила свои бесцветные глаза.
— Ничего не понимаю! — проговорила она. — С одной стороны, с другой стороны, с третьей стороны! И потом, как это так — ты этого не делал?
— Честное пионерское, Антонина Михайловна, ни я, ни Игорь Валявский не плавали! — Витька даже приложил руку к тому месту, где полагается быть сердцу. — Это Алёшка и Альберт поплыли. Как только увидели, что девчонки тонут, так сразу, не раздумывая, прыгнули в воду и поплыли. А Игорь в лагерь побежал, к Арташесу Геворковичу…
— Погоди, погоди! — нахмурилась тётя Тонна. — С одной стороны, с другой стороны. Я не о том тебя спрашиваю…
— А о чём же?
Карие глаза Витьки с простодушным удивлением уставились на тётю Тонну. Арташес Геворкович уже откровенно посмеивался. Тихоня сжала губы в кружочек и укоризненно покачивала кудрявой головой.
— Ты расскажи нам, как ночью после отбоя вы втроём удрали из палаты и шатались, неизвестно где?
— А-а! — словно только что вспомнив об этом, закивал головой Витька. — Это было, Антонина Михайловна. Нам не спалось, и мы все трое смотрели в окно на сверкание молний. И вдруг услыхали тихий плач.
— Плач? — удивилась тётя Тонна. — Чей плач?
— Не знаем! — огорчённо вздохнул Витька. — Но мы ясно услыхали, что кто-то не то плачет, не то мяукает в кустах. Мы тогда подумали, что это кто-то из первого отряда заблудился в кустах и испугался грозы. И мы решили найти эту бедную заблудившуюся крошку… Мы выпрыгнули в окно и стали обыскивать кусты.
— Ну, и нашли вы эту самую крошку? — насмешливо спросила тётя Тонна.
— Конечно, нашли!
— Как? — страшно удивилась тётя Тонна. — И куда вы её отвели?
— Это была не крошка, а кошка… Серенькая такая, маленькая… Мы её взяли на руки и хотели вернуться в палату. Но наше окно кто-то запер изнутри. А кошка испугалась грома, чуть не выцарапала Игорю глаза… — Витька повернулся к удивлённо хлопавшему глазами Игорю. — Игорь! Покажи старшей вожатой, где тебя царапнула кошка.
— Так! Интересная сказка! — усмехнулась тётя Тонна. — А теперь скажи, кто вам отпёр окно?
— Не помню, — жалобно проговорил Витька.
— Как это не помнишь?
— Я очень испугался удара грома… И не помню.
— Ну, а, может, другие это помнят? — спросила старшая вожатая.
Игорь раскрыл рот, но Алёшка так взглянул на него, что тот закашлялся и снова потупил взгляд.
— Окно мальчикам открыла я, — глядя на тётю Тонну, сказала Зина.
— Так! — Тётя Тонна кивнула головой. — Похвально, Симакова, что ты не врёшь, как некоторые… — Она бросила строгий взгляд на Витьку. — Но объясни мне, Симакова, как и почему ты узнала, что мальчики на улице, а окно у них закрыто?
— Я выглянула в окно и увидела их.
Тётя Тонна наморщила лоб.
— Это верно только наполовину, Симакова. Ты открыла окно, когда кто-то из мальчиков постучал в него. А не считаешь ли ты, Симакова, что председателю совета отряда не подобает прикрывать нарушителей дисциплины!.. Если они действительно искали крошку, которая вдруг обернулась кошкой, то почему бы им не войти через дверь?
— Дверь была заперта, Антонина Михайловна, — сказал Алёшка.
— Как это — заперта? Кто её запер?
— Я, — проговорила Наташа-Тихоня. — Голос её звучал виновато и жалобно. — Я заперла дверь… и побежала за вами.
Тётя Тонна нахмурила лоб, изумлённо пожала плечами и сказала:
— Новое дело! Зачем же тебе потребовалось запирать дверь, Наташа?
— Ну, я хотела доказать… Поймать их, так сказать, с поличным.
— Это просто подлость! — высоким подрагивающим голосом выкрикнула Алла.
— Я бы попросила…
Наташа энергично затрясла кудряшками.
— Хватит! — резко, отрывисто сказала тётя Тонна. И, повернувшись к ребятам, закончила: — Делаю вам последнее предупреждение! Идите. А ты, Симакова, через час, перед ужином, собери отряд. Я считаю, что тебе нельзя быть председателем отряда. Ясно?
— Ясно, Антонина Михайловна.
Зина вскинула голову и вышла из комнаты. За ней шли мальчишки.
— А ты не психуй, Зина, — грубовато-сочувственно проговорил Алёшка, когда ребята спустились с крылечка.
— А я и не психую.
Не оборачиваясь, Зина прикрыла лицо ладонями и побежала к спальному корпусу.
— Что это с ней? — недоумевающе спросил Алёшка.
— Женские нервы, — с серьёзным видом пояснил Игорь. — У женщин это бывает.
— Смотрите! Алла! — подтолкнул Игорь друзей.
Из домика быстрой походкой, закусив нижнюю губу, вышла раскрасневшаяся, злая Алла.
— Алла! Мы всё понимаем, Алла! — заикаясь заговорил Игорь. — И мы все хотим сказать вам…
— Ах, ничего не надо говорить! — вдруг выкрикнула Алла. — И ничегошеньки вы не понимаете! Ничегошеньки!
И из её глаз брызнули слёзы. Она сердито отёрла глаза ладонью и быстрой походкой, чуть сутулясь, пошла по дорожке.
Игорь повернулся к товарищам и недоумевающе пожал плечами.
— Женские нервы! Ничего не поделаешь! — невесело пошутил Витька. — Попало ей, наверное, из-за нас.
И вздохнул.
— Знаете что, ребята, — Алёшка задумчиво почесал затылок. — По-моему, нам сейчас, как говорил Витька тёте Тонне, надо сделать, с одной стороны, с другой, с третьей и с четвёртой стороны. С одной стороны, поговорить со всеми ребятами из нашего шестого отряда, чтобы все голосовали за Зинку. А кто захочет голосовать против — тому пообещать полную порцию банок. — Алёшка загнул один палец на левой руке. — С другой стороны, надо сейчас же поговорить с Лидией Павловной — пусть она заступится за нашу Аллу! Лидия Павловна всё поймёт, она такая… — Алёшка загнул второй палец. — С третьей стороны, надо будет дать как следует Верке — это она наябедничала тёте Тонне, кроме неё, некому! — Ещё один палец присоединился к загнутым. — Ну, а в-четвёртых… С четвёртой стороны, нужно проучить эту тётю Тонну и её Тихоню. Чтобы не очень-то они… Ну, это дело сделаем потом! Прежде всего, пошли искать Лидию Павловну.
Горести и радости Аллы Зеленской
Закусив губы, чтобы не разреветься, отрядная вожатая Алла быстрым шагом прошла по коридору в свою крошечную комнатку. Но как только захлопнулась дверь, Алла плюхнулась на кровать и заревела, уткнувшись носом в подушку. Она прекрасно понимала и чувствовала, что проливать слёзы из-за стычки со старшей пионервожатой нелепо и глупо. Но сдержаться не могла.
«Идол деревянный, бесчувственный! — мысленно ругала она Антонину Михайловну. — Ничего, ничегошеньки не хочет она видеть и понимать, кроме своих планов. Ей бы только живой вес ребятам нагонять, деревяшка бессердечная».
Аллу особенно обидело, что Антонина Михайловна, со своей сладенькой покровительственной улыбочкой, сказала ей:
«Вы ещё совсем зелёная пионервожатая, Аллочка, и многого не понимаете. Вы ведёте дело к тому, что скоро ваши безобразники сядут вам на голову. Я этого не могу допустить. И я предупреждаю вас, что если вы не измените своего отношения к работе, я буду вынуждена ставить вопрос о вас перед начальником лагеря»…
И сказано это было при этой ехиде — Наташке, которая вроде как улыбается, а глаза светятся коварством, как у злой кошки.
«Ну и пусть! Ну и пусть эта самая Антонина Михайловна ставит свой вопрос перед начальником лагеря! — всхлипывая, шептала Алла. — Пусть! И пусть выгоняют как не справляющуюся со своими обязанностями!»
Она ничуточки не пожалеет. Она уедет к себе домой и скова будет вталкивать резиновые полотнища в резательную машину. Это проще и спокойнее. И ничуть об этом лагере она жалеть не будет!
И тут Алла почувствовала, что если это действительно случится, она будет очень, очень жалеть.
Алла сразу перестала плакать, села на кровати и удивлённо передёрнула плечами.
Как же это получается? Ещё недавно она была уверена, что жизнь её не удалась, что с тех пор, как стало ясно, что никогда ей, подобно легендарной «Чайке», не летать в космосе, в жизни не оставалось ничего интересного. Она всё делала как-то механически — ходила на работу, разговаривала, ела. Так же без особого желания она вместе с Лидией Павловной села в поезд, в вагон, переполненный крикливыми, непоседливыми мальчишками и девчонками. И свои обязанности она выполняла так же, как на заводе, — добросовестно, чтобы не подвести Лидию Павловну, но без особенной заинтересованности. Да что интересного могло быть в том, чтобы разнимать мальчишек, то и дело затевающих шутливые потасовки, петь с девчонками песни или играть в домино и шашки.
И вот сейчас Алла поняла, что та работа, которую она вначале делала неохотно, стала теперь для неё любимой.
Почему это случилось?
Алла задумалась. Может быть, всё дело в этом ярком, буйном летнем солнце и таком удивительном, переменчивом море? Пожалуй, нет. Если бы даже этот неприятный разговор с Антониной Михайловной состоялся бы не здесь, а где-нибудь в родном городе, то и тогда бы он причинил ей такую же боль.
Значит, дело здесь в самой работе, в удивительной профессии пионервожатой, которая каждый день, каждый час приносит сотни неожиданностей, десятки радостей и огорчении.
Алла рассмеялась, весело и добродушно рассмеялась над Антониной Михайловной, которая не понимает, что ребячьи желания, мысли, порывы, шалости не скуёшь никакими планами мероприятий. Попробуй узнать, что завтра учудит такой фантазёр, как Алёшка Комов? Или предусмотри, из-за чего поссорятся опять Вера Сидоренко и Венера Светловидова? Или отгадай, почему вчера мальчишки и девчонки чуть ли не дрались из-за места на одной из волейбольных площадок, а сегодня Арташес Геворкович никак не сколотит даже двух команд?
«Да, в этой работе неожиданностей, пожалуй, не меньше, чем в космосе! — решила Алла. — И стать хорошим педагогом, таким, как Лидия Павловна, которая к любому сердцу подберёт ключик, — это не легче, чем вести космический корабль!»
От этого вывода Алле стало совсем весело. И она решила, что никуда, ни за что не уйдёт из лагеря! И не станет уступать в том, что считает неправильным. Она будет бороться и доказывать свою правоту. Ведь ребята ей верят, уважают её. Не случайно Игорь Валявский недавно подошёл и с таким беспокойством сказал: «Алла, мы всё понимаем!»
Потом Алла подумала, что насчёт кошки-крошки мальчишки, конечно, врали. Ясно, что они не за кошкой бегали ночью по территории лагеря. А может быть, они ходили куда-нибудь подальше?
— Это надо выяснить! — решила Алла.
И хотела выйти в коридор, позвать Игоря, Алёшку и Витьку. Но вспомнила о своих заплаканных глазах и поспешно отодвинула занавеску и высунулась в окно, подставляя лицо морскому ветерку.
Она не слышала, как сзади неё открылась дверь, и обернулась только на звуки чьих-то медленных тяжёлых шагов.
На неё внимательно, испытующе смотрела Лидия Павловна. Круглые очки её холодно и строго поблёскивали, но глаза смотрели мягко.
— Можно, я присяду, девочка? — спросила Лидия Павловна. — Устала я сегодня.
— Конечно, садитесь! На кровать садитесь, Лидия Павловна, — засуетилась Алла.
Старая учительница присела на край кровати и опять внимательно посмотрела на Аллу.
— Ну, рассказывай, девочка, что у тебя произошло с Антониной Михайловной? — негромко спросила она.
— А вы, Лидия Павловна, откуда знаете? — удивилась Алла.
— О том, что у тебя неприятность, не трудно догадаться, взглянув на твои глаза. А о твоей стычке с Антониной Михайловной мне сообщили твои верные защитники.
— Какие защитники, Лидия Павловна?
Учительница улыбнулась мягкой, сдержанной улыбкой.
— Как — какие? Прибежали ко мне мальчишки из твоего отряда — Алексей, Игорь, Виктор… Принялись расхваливать свою отрядную вожатую и просили защитить её от злой Антонины Михайловны. Виктор Олейников принялся что-то молоть о каком-то «сабантуе», который они устроят этой тёте Тонне. — Лидия Павловна улыбнулась. — Какой это замечательный народ — мальчишки! Искренний, отзывчивый.
— Да. Они были там. Они присутствовали, когда я поругалась с Антониной Михайловной, — сбивчиво, взволнованно заговорила Алла. — И ещё… Ещё я, как дура, слезу при них пустила, когда выбежала от Антонины Михайловны… Не сдержалась.
— А надо ли было сдерживаться? — тихо спросила Лидия Павловна. — Ребята— самые чуткие, самые сердечные люди. Они всегда поймут искреннее человеческое чувство. И незачем перед ними строить из себя статую командора.
Лидия Павловна взяла руку Аллы, усадила девушку рядом с собой и обняла за плечи.
— Я рада, Алла, что ты опять нашла самое себя. Меня пугало твоё равнодушие к жизни. А сейчас я вижу, что работа тебе по душе, ты горишь ею.
— Почему вы так думаете, Лидия Павловна?
— Да потому, что равнодушного человека ребята никогда не поймут и не полюбят.
— Это верно! Очень верно! — воскликнула Алла. — Работа мне очень нравится, я это поняла. И ребята у меня очень хорошие.
— Ну, ты не впадай в неуёмный восторг, девочка, — предупредила Лидия Павловна. — Это прекрасно, что ты добилась любви ребят. Но этого мало, моя дорогая! Любовь сама по себе слепа. Ребятам нужна умная, требовательная любовь старшего друга-воспитателя. И ты должна стать для них таким другом — уважаемым, авторитетным, которому они верят и который верит им. Ты меня понимаешь?
— Ой, как понимаю, Лидия Павловна!
Алка по-девчоночьи ткнулась раскрасневшимся лицом в плечо учительницы.
— Ну и хорошо, если понимаешь. Строгость в нашем деле нужна так же, как любовь! Постарайся выяснить причину ночных прогулок твоих мальчишек. И, пожалуй, предупреди их, чтобы не было никаких «сабантуев».
Лидия Павловна поднялась, ласково провела ладонью по Алкиным волосам и вышла из комнаты.
Алла выглянула в коридор, увидела Веру Сидоренко и подозвала её.
— Вера, сбегай, позови ко мне Алёшку Комова и Витю Олейникова.
— Сейчас, Алла.
Вера помчалась к дверям. Алёшка и Витька о чём-то шептались, сидя на траве под деревом.
— Витька! Алёшка! — ещё издали закричала Вера. — Идите скорее! Вас Алла зовёт. Сейчас же велела прийти.
Мальчики переглянулись и поднялись с травы.
— Что там случилось? — небрежным тоном спросил Алёшка.
— Не знаю.
Витька оглянулся по сторонам и крепко сжал Верину шею.
— Слушай ты, коза! — угрожающим тоном заговорил он. — Сегодня тётя Тонна будет толкать одно мероприятие. Она хочет спихнуть Зинку с председателей совета отряда. Так вот, если ты бережёшь своё здоровье, то будешь голосовать за Зинку и больше ни за кого! Ясно?
— Ты что, психический? — пискнула Верка, ловко вывернувшись из Витькиной руки.
— Вот тогда увидишь, психический я или нет.
— Честное слово, ненормальный! — передёрнула плечиками Вера. — Разве ж я буду голосовать против самой лучшей подружки?
— Ну, то-то!
— У тебя явное отсутствие всякого присутствия, — фыркнула Вера и на всякий случай юркнула в кусты.
— Вот и говори с девчонками! — глубокомысленно заявил Витька, покачав головой.
— А чего? — спросил Алёшка. И сам ответил: — Она правильно сказала — разве ж я буду голосовать против самой лучшей подружки! А ты про здоровье начал ей болтать.
Когда они уже входили в корпус, Алёшка спросил:
— Зачем это мы Алле потребовались?
— Не знаю, — пожал плечами Витька. — Может быть, хочет тебя назначить начальником лагеря, а меня — вместо тёти Тонны.
Друзья вошли в комнатку и удивлённо переглянулись. Алла, их отрядная вожатая Алла, показалась им какой-то новой — она словно сразу стала старше, красивее, строже.
— Садитесь! — Алла указала мальчикам на кровать, застланную серым одеялом, потому что, кроме кровати, тумбочки и табуретки, в крошечной комнатке ничего бы не уместилось.
Мальчики уселись рядом на краешек кровати и выжидательно, удивлённо поглядывали на вожатую.
— Я хочу поговорить с вами, ребята, — звонким голосом заговорила Алла. — Только давайте сразу же договоримся — разговор у нас дружеский, говорить будем правду и никуда дальше этой комнаты разговор не идёт… Так?
Витька посмотрел на Алёшку. Тот сначала пожал плечами. Потом подумал и кивнул головой.
— Идёт! — сказал Витька.
— Так вот, ребята, я хочу знать правду — куда вы ходили ночью? — спросила Алла. — Той вашей болтовне о бедном сиротке-котёночке я не верю.
Алёшка незаметно подтолкнул локтём Витьку, плотно сжал губы и стал смотреть на пол. Можно было подумать, что он увидел на полу что-то необычное и интересное. Витькино лицо сразу приняло наивное выражение.
— Ну вот! — сказала Алла. — А договаривались говорить только правду.
Мальчишки молчали, уставившись глазами в пол.
— Вы должны понять, ребята, что я спрашиваю вас не из пустого любопытства, — опять заговорила Алла. — Я — ваша вожатая, я отвечаю за вас. И потом… Потом я думала, что мы — друзья. А значит, скрывать нам нечего.
Витька вдруг шумно вздохнул и проговорил:
— Ты не сердись, Алла, но пока мы ничего сказать тебе не можем.
— Но даём честное слово, что ничего плохого мы не делаем. Тебе за нас краснеть не придётся! — выкрикнул Алёшка, смело глядя в лицо вожатой.
Алла подумала и кивнула головой:
— Ладно, ребята! Я вам верю, — сказала она. — Верю!
Мальчишки уже выбежали из комнаты, когда Алла вспомнила о предупреждении Лидии Павловны насчёт какого-то «сабантуя».
«Да ничего они не сделают! — решила она. — Так просто погрозили для красного словца по мальчишеской привычке».
И Алла стала думать о том, как бы не допустить расправы над Зиной Симаковой, которую она считала самым серьёзным человеком в своём отряде.
Выборы
Шестой отряд собрался в беседке-павильоне, — голубом, нарядном, увитом диким виноградом. Места за круглым столом заняли натянуто улыбающаяся тётя Тонна, вертлявая Наташа-Тихоня, как всегда спокойная Лидия Павловна и мрачная, всё время покусывающая губы Алла. Пионеры тесно, как говорят, «впритирочку», уселись на узенькой скамье, тянущейся вдоль ажурных стен беседки. А те, кому не хватило места, расположились прямо на полу.
Тётя Тонна встала, сокрушённым взглядом окинула ребят и вздохнула.
— Мы собрали вас, ребята, чтобы поговорить о делах вашего отряда. — Старшая вожатая сделала многозначительную паузу и продолжала: — Неважные это дела, прямо нужно сказать — очень неважные! У вас то и дело наблюдаются нарушения дисциплины. Группа ваших товарищей-пионеров ночью, когда всем положено спать, удрала из своей комнаты и отправилась на какую-то прогулку. Сегодня две ваших пионерки, как вы знаете, самовольно пошли купаться и чуть не утонули. Да и вообще, нет в вашем шестом отряде должной сплочённости. Вот мы сегодня играли в очень интересную игру «Дорожный инспектор». Из вашего отряда никто не захотел играть в эту игру. Все предпочитали слоняться по лагерю и ничего не делать… — Тётя Тонна снова помолчала, недовольно поглядывая на слушающих её ребят. — Мне очень неприятно говорить об этом. Я бы хотела, чтобы ваш летний отдых был безоблачным и лучезарным. Но мы должны учиться развивать критику и самокритику, изживать недостатки. Я считаю, что неорганизованность и недисциплинированность вызваны тем, что ваш председатель отряда Зина Симакова не оправдала оказанное ей доверие. Она не только не предотвращала нарушения лагерной дисциплины, но и сама участвовала в них…
Ребята, как по команде, посмотрели на Зину. Симакова сидела, опустив голову, и лицо её — широкое, румяное, выражало полнейшее безразличие и лёгкую скуку. Только пальцы, быстрые маленькие пальцы, беспокойно перебирали и комкали кончики пионерского галстука.
— Как выяснилось, Симакова сама открывала окно нарушителям дисциплины, потворствовала им, — продолжала тётя Тонна. — Поэтому мы сейчас проведём перевыборы председателя совета отряда. Избрать нужно будет самого лучшего, самого надёжного вашего товарища… Какие будут предложения?
— Может быть, Зина Симакова объяснит нам своё поведение? — сказала Лидия Павловна. — Пусть скажет, почему она открыла окно мальчикам?
— Верно! Пусть скажет Симакова! Пусть объяснит! — подхватили ребята.
— Ну, встань, Зина Симакова! — Антонина Михайловна бросила на Зину приветливый взгляд. — Встань, расскажи своим товарищам, как ты расцениваешь свой поступок? Если человек признаёт свои ошибки, раскаивается в них, то, значит, он их больше не повторит.
Зина медленно поднялась с места. Несколько мгновений она по-прежнему не отрывала взгляда от пола. Затем, решительно вскинув голову, она окинула взглядом внимательные лица ребят и тихим, но твёрдым голосом проговорила:
— А я… не считаю свой поступок… ошибкой… и… не раскаиваюсь в нём…
Сдержанный гул прокатился по павильону. Так перед бурей насторожённо шумят молодые деревца.
— Не считаешь?! — удивилась Антонина Михайловна. — Как же это прикажешь понимать? Ну, объясни!
— Я объясню, — кивнула головой Зина. Теперь её широкое лицо выглядело совсем спокойным, даже гордым. — Я скажу! По-моему, мы, пионеры, все друзья, товарищи. Мы должны помогать друг другу.
— Это правильно, Симакова, — перебила тётя Тонна. — Но помогать и поддерживать друг друга мы должны в добрых, хороших делах, а не в безобразиях.
— Да, это так, Антонина Михайловна! — согласилась Зина. — Но, по-моему, совсем не по-товарищески и не по-пионерски запирать окна и двери, а затем любоваться, как твои друзья мокнут под грозовым дождём. Если бы я не помогла товарищам укрыться от дождя, я бы совершила подлость.
Вожатая Наташа вдруг заёрзала на скамейке и покраснела.
— Так, ты хочешь сказать, Симакова, что я совершила подлость? — визгливым голосом спросила она.
— Это ты сама решай, Наташа, — пожала плечами Зина.
— Безобразие! — взвизгнула Тихоня. — Ты забываешь, с кем говоришь! Ты…
Тётя Тонна строго посмотрела в её сторону, и Наташа сразу умолкла.
— Хорошо, твои доводы нам понятны, Зина Симакова, — сказала Антонина Михайловна. — Но почему потом, утром, ты никому не сообщила о нарушителях дисциплины? Почему ты не поставила о них вопрос на совете отряда?
Зина вскинула голову.
— А потому, что я сама…
— Довольно, Антонина Михайловна! — крикнул Алёшка.
— Хватит! Всё ясно! Давайте приступать к выборам! — подхватил Витька.
Тётя Тонна улыбнулась шумливым мальчишкам.
— Ну что ж, воля коллектива — закон! Садись, Симакова. Кого ты предлагаешь избрать председателем совета отряда, Виктор Олейников? Вноси предложение.
Виктор неторопливо поднялся с пола и спокойно проговорил:
— Я предлагаю избрать председателем совета нашего шестого отряда, как уже сказала Антонина Михайловна, самую лучшую, самую надёжную нашу пионерку — Зину Симакову.
— Кого?! — переспросила тётя Тонна, и её лицо на какое-то мгновение стало очень растерянным.
— Зину Симакову! — уже громче повторил Витька.
— Да ты что? Издеваешься над нами, Олейников? — сердито загудела тётя Тонна. — Мы переизбираем Зину Симакову, потому что она не справилась с делом. И опять избираем ту же Зину Симакову…
— Антонина Михайловна! — звонко выкрикнул Витька. Ведь вы сами сказали, что воля коллектива — закон.
— Нет! То есть — да! — смутилась тётя Тонна. — Конечно, вы вправе выбирать, кого захотите. Но я только хотела напомнить, что считаю Зину Симакову неудачной кандидатурой.
— А мы считаем её удачной кандидатурой, — с безмятежно-наивным выражением лица возразил Витька.
— Ну, хорошо! — Антонина Михайловна поморщилась. Значит, поступила кандидатура Зины Симаковой. Учтём. Ещё какие будут предложения?
Ребята молчали.
— Ну, смелее, смелее! — подбадривала тётя Тонна.
В беседке было так тихо, что отчётливо стали слышны крики ребят на волейбольной площадке и звонкие удары по мячу.
— Так кого ещё внесём в список для голосования? — Тётя Тонна минуту подождала, но никто не хотел брать слово. — Тогда и у меня будет предложение. Я предлагаю избрать председателем совета отряда пионерку Венеру Светловидову.
Шестой отряд недовольно зашумел. Потом Альберт Мяги решительно поднял руку.
— Та-ак! — Тётя Тонна улыбнулась ему. — Слово для предложения имеет наш герой, пионер Альберт Мяги. Кого ты предлагаешь избрать, Альберт Мяги?
Альберт неторопливо поднялся со скамейки.
— Я предлагаю не избирать Венеру Светловидову, — медленно проговорил он. — Она есть первый нарушитель дисциплины.
— Правильно! Верно! Долой Венеру! — заорали мальчишки.
— Ти-ше! — крикнула тётя Тонна и с размаху гулко шлёпнула ладонью по столу. — Тише! Ну, действительно, Венера Светловидова нарушила дисциплину. Но ведь и Зина Симакова тоже нарушила дисциплину. Так в чём же между ними разница?
— Я скажу, в чём разница, — поднял руку Игорь Валявский.
— Ну скажи, — ласково проговорила тётя Тонна.
— Разница между Зиной Симаковой и Венерой Светловидовой в том, что Зина — настоящий товарищ, и её все уважают. А Венера — наоборот. От неё одна вредность. Вот в чём разница.
Ребята снова одобрительно зашумели. Антонина Михайловна подняла руку.
— Тогда я предлагаю избрать председателем совета отряда нашего героя Альберта Мяги, — сказала она.
— Не-ет! Я не есть подходящий кандидатура, — возразил Альберт, энергично мотая головой. — Я думаю, Зина Симакова — очень подходящий кандидатура.
Антонина Михайловна хотела что-то возразить, но неподвижно сидевшая Лидия Павловна качнула головой, и её очки недобро блеснули на тётю Тонну.
— В общем, голосование покажет, — закашлявшись, проговорила старшая вожатая. — Значит, у нас две кандидатуры… Может быть, будут ещё?
— Та-ак! — Тётя Тонна посмотрела на Аллу. — А какое мнение у вожатой шестого отряда? Как она относится к моему предложению?
Алла поднялась с места, тоненькая, прямая, напряжённая. Чуть повернув голову к старшей вожатой, она проговорила:
— Я поддерживаю кандидатуру Зины Симаковой. Она — хороший, верный товарищ, её любят и уважают в отряде.
Алла села на своё место. А ребята вдруг захлопали в ладоши. Лидия Павловна, улыбаясь, смотрела на шестой отряд. Маленькая Тихоня, поджав губы, качала головой.
Когда аплодисменты смолкли, тётя Тонна пожала плечами.
— Антонина Михайловна, надо приступать к голосованию, — неожиданно резко сказала Лидия Павловна. — Иначе мы опоздаем на ужин. Итак, поступило два предложения…
— Да, поступило две кандидатуры, — безразличным голосом повторила тётя Тонна. — Голосуем! Кто за то, чтобы ваш шестой отряд возглавил Альберт Мяги?
Тётя Тонна высоко вздёрнула правую руку. И сейчас же подняла руку Тихоня. Больше никто не голосовал.
— Кто за Симакову Зину? — спросила старшая вожатая.
И, взглянув на лес поднятых ребячьих рук, кивнула головой:
— Большинство! — Она улыбнулась Зине. — Поздравляю тебя, Симакова! Ты пользуешься большим доверием и авторитетом у товарищей. Береги это доверие! Сбор считаю закрытым!
Ночные шорохи
Как обычно, после ужина тётя Тонна в сопровождении неизменной своей спутницы — отрядной вожатой Наташи обходила территорию лагеря. В этом, пожалуй, не было ни необходимости, ни смысла. Но ей нравилось чувствовать себя руководителем этого большого и сложного коллектива. Нравилось видеть, как расшалившиеся мальчишки и девчонки из младших отрядов замирали и становились серьёзными под её строгим взглядом. Нравилось заходить на кухню и беседовать с поваром о качестве обеда и ужина, о меню на следующий день. Нравилось останавливать ребят и делать им замечания насчёт сбившихся на сторону галстуков. Или вдруг покровительственно шутить с ними.
— Нет, Наташа, ты всё же что-то недорабатываешь, — строго поглядывая по сторонам, сказала Антонина Михайловна своей спутнице. — Ты посмотри на эту хитрюгу Аллу. Подумай, почему за ней ребята хвостиком бегают, а тебя недолюбливают? Ведь вы с нею работаете с одним контингентом, с шестиклассниками.
— Да, Тоня, вы отчасти правы! — скромно опуская синие глаза, согласилась Тихоня. — Но только отчасти! Алку любят за то, что она прощает все безобразия. А меня недолюбливают как раз за строгость.
— За строгость? — переспросила старшая вожатая и покосилась на семенящую рядом маленькую, кудрявую девушку.
— Да, за строгость! — уверенно подтвердила Наташа. — Ведь и вас, Тоня, тоже в лагере не любят. И тоже за то, что вы не прощаете нарушений дисциплины, за строгость. А эта самая Алка распустила свой отряд.