Эта история повторяется из раза в раз. Марии Кюри пришла в голову дикая идея: на Земле существует нераскрытый элемент, активный, непостоянный — живой. До сих пор все научные изыскания строились на предположении, что все элементы неактивны, инертны, стабильны. Осмеянная научными организациями, не пожелавшими даже выделить ей настоящую лабораторию для опытов, обречённая на жизнь в нищете и безвестности, Мария Кюри со своим мужем Пьером трудилась часы напролёт, пытаясь изолировать радий, который был поначалу лишь плодом её воображения. Открытие радия сломило на корню убеждение, на котором были построены и физика, и химия. Реальности, существовавшей до этого открытия, больше не было. Итак, проверенные опытом и практикой принципы реальности, держащиеся на истовой вере и верности людей по всей планете, — зачастую плод глубокого невежества. Мы не знаем, что и как много мы знаем о мире; и отбрасывая мысли о нашем незнании, пусть даже время доказывает его вновь и вновь, продолжаем верить, что наши знания — это и есть реальный мир.
Один из базовых принципов реальности, держащийся на истовой вере и верности людей по всей планете, — это то, что люди делятся на два пола, мужчин и женщин, и эти два пола не просто различны, но диаметрально противоположны друг другу. Природу двух полов часто описывают на примере двух полюсов магнита. Мужчина — это плюс, женщина — минус. В близости друг от друга противоположные полюса притягиваются, образуя единое целое. Само собой разумеется, что двум одинаковым полюсам положено отталкиваться.
Мужской пол, будучи «плюсом», обладает положительными качествами; женщина — «минус» — не обладает и малой толикой качеств мужчины. Например, согласно этой модели, мужчины активны, сильны и храбры; женщины — пассивны, слабы и пугливы. Другими словами, кем бы мужчина ни был, женщина им не станет; что бы мужчина ни делал, это будет не под силу женщине; какими бы талантами ни обладал мужчина, в женщине их не найти. Мужчина — это «плюс», а женщина — его отражение в негативе.
Сторонники этой модели утверждают, что она правильна, потому что в основе её лежит равноправие. У каждого полюса есть своё достоинство; без одного полюса не может быть гармоничного целого. Корни этого представления, конечно же, лежат в вере в то, что утверждения касательно каждого пола верны и точно описывают природу обоих. Иными словами, приравнивать мужчину и женщину к плюсу и минусу — всё равно что говорить, что песок сухой, а вода — мокрая: описание, наилучшим образом описывающее каждое из этих явлений, выбрано верно, и никто не в силах осудить качество этих описаний. Симона де Бовуар демонстрирует ошибочность доктрины о двух «разных, но равных» половинках целого во вступлении ко «Второму полу»:
«…Отношение двух полов не идентично отношению двух электрических зарядов или полюсов: мужчина представляет собой одновременно положительное и нейтральное начало вплоть до того, что французское слово les hommes означает одновременно «мужчины» и «люди»... Женщина подается как отрицательное начало — настолько, что любое ее качество рассматривается как ограниченное, неспособное перейти в положительное… «Самка является самкой в силу отсутствия определенных качеств, — говорил Аристотель. — Характер женщины мы должны рассматривать как страдающий от природного изъяна». А вслед за ним святой Фома Аквинский утверждает, что женщина — это «несостоявшийся мужчина», существо «побочное»… Человечество создано мужским полом, и это позволяет мужчине определять женщину не как таковую, а по отношению к самому себе; она не рассматривается как автономное существо». 1
Такой взгляд на женщину как на перевёрнутое отражение мужчины, «самку в силу отсутствия определённых качеств», отравляет всю нашу культуру. Это раковая опухоль на теле каждой политической и экономической системы, каждого социального института. Это гниль, что поражает все межличностные отношения, заражает психологию человека и на корню убивает саму нашу сущность как людей. За эту больную идею о женской ущербности тысячелетиями расплачивалась наша плоть. Во множестве цивилизаций существовали и существуют варварские ритуалы калечения женского тела, клеймящие нас как не-мужчин. Так, в Китае на протяжении тысячи лет женские ноги превращали в культи бинтованием. Когда девочке исполнялось семь или восемь лет, её ноги омывали в квасцах, вызывающих подсушивание. Затем пальцы ног, кроме большого, как можно крепче приматывали к подошвам ступней. Процедуру повторяли снова и снова три года подряд. Девочке приходилось ходить, превозмогая невыносимую боль. Её ноги превращались в сплошные мозоли, ногти на ногах врастали в кожу, ступни гноились и кровоточили, кровь в ногах практически переставала нормально циркулировать, зачастую большие пальцы просто-напросто отпадали. Таков был идеал женской ножки — три дюйма зловонной, гниющей заживо ступни. Мужчины были олицетворением добра, а женщины — зла, потому что мужчины могли ходить, а женщины — нет. Мужчины были сильны, а женщины — слабы, потому что мужчины могли ходить, а женщины — нет. Мужчины были независимы, а женщинам приходилось во всём полагаться на них, потому что мужчины могли ходить, а женщины — нет. Мужчины были величественны, потому что женщин превращали в калек.
Зверства, творимые с китайскими женщинами — лишь один пример систематического издевательства над нашими телами, призванного отметить нас как женщин — существ, противоположных мужчинам и оттого ущербных. Тысячелетиями нас пороли, избивали и убивали; нас прятали в корсеты, искажающие черты тела, каждое движение и вздох в которых отдавались болью; нас превращали в украшения, физически искалеченные настолько, что мы больше не могли бегать, прыгать, карабкаться через ограды и даже ходить по-человечески; нас прятали от чужих взглядов, наши лица скрывали непродуваемыми слоями ткани или слоями макияжа — и даже собственные лица больше нам не принадлежали; нас вынуждали сбривать волосы подмышками, на ногах, между бровями и даже на лобке, чтобы волосы стали достоинством, обладание которым доступно только мужчинам. Нас стерилизовали вопреки нашему желанию, наши матки вырезали безо всяких на то медицинских причин, наши клиторы отрезали, наши груди и все мускулы грудной клетки удаляли с радостным рвением.
Этой последней операции — радикальной мастэктомии — восемьдесят лет. Только подумайте о том, какое развитие получила оружейная промышленность за последние восемьдесят лет: ядерные бомбы, отравляющие газы, лазерные лучи, звуковые бомбы и так далее, — и задайтесь вопросом: «А чего достигли технологии в отношении женщин?» Почему женщин до сих пор без разбору калечат хирурги в операционной? С какой целью существует это дикое издевательство — радикальная мастэктомия — если не с целью обозначить убогость женщин по отношению к мужчинам? Эти формы физического обезображивания клеймят нас как женщин, отказывая нам в обладании нашими же телами, уничтожая их.
В этом странном мире, построенном мужчинами, важнейший символ женской ущербности — это беременность. Женщины могут вынашивать детей, мужчины — нет. Но поскольку мужчины олицетворяют собой добро, а женщины — зло, неспособность к зачатию и вынашиванию рассматривается как положительная характеристика, а способность рожать — как негативная. И поскольку именно эта особенность наиболее ярко отличает женщин от мужчин, и поскольку ущербность женщин всегда транслируется в противоположность мужской самодостаточности, женская способность рожать используется сначала с целью исправить, а затем закрепить её статус как ущербного или угнетенного существа. Беременность становится клеймом, знаком того, что беременная — действительно женщина. Вынашивание детей является одновременно формой и отличительным знаком женской ущербности.
Вернёмся к вопросу о достижениях технологий в отношении женщин. Пока мужчины делают свои первые шаги на Луне и сажают спутники на Марс, контрацепция остается преступно бездейственной. Два самых эффективных метода контрацепции — таблетки и спираль. Таблетки опасны, а спираль — форменный садизм. Пожелай женщина оградить себя от беременности, она рискует либо забеременеть из-за неэффективной контрацепции — и в этом случае ей также угрожает смерть в родах, — либо заиметь проблемы со здоровьем из-за таблеток, либо страдать от невыносимой боли из-за спирали — и, конечно же, все эти методы тоже могут привести к летальному исходу. Медики изобрели новые способы проведения абортов, простые и безопасные — и женщинам запрещают доступ к ним. Мужчины хотят, чтобы женщины продолжали беременеть, олицетворяя свою ущербность и подтверждая на её фоне мужское величие.
Хотя физическое насилие, с которым доводится сталкиваться женщинам, поражает воображение, преступления, совершенные против нашего интеллекта и воображения, не уступают в садизме. Женщин, коим уготована убогая интеллектуальная и творческая жизнь, считают бездумными; женственность — всё равно что синоним тупости. Мы женственны настолько, что наши умственные способности уничтожаются или отрицаются. В поддержание идеи о женской неполноценности нам систематично отказывают в доступе к образованию, и любое проявление наших природных задатков наказывается, пока наконец мы не осмеливаемся больше доверять собственным суждениям, уважать собственные творческие порывы, взращивать плоды своего воображения, с сочувствием относиться к своим психическим и моральным недостаткам. Любой творческий или интеллектуальный труд, на который мы отваживаемся, тут же обесценивается, игнорируется и высмеивается, так что даже те немногие, чей разум не смогло подчинить общество, кончают жизнь самоубийством или сойдя с ума — либо возвращаются обратно в брак и деторождение. Не так уж много исключений из этого безжалостного правила.
Ярчайшую манифестацию этой уродливой женской неполноценности можно обнаружить в порнографии. Если литература воспроизводит культурные ценности в красках и красивых словах, то порнография отражает эти ценности в их первозданном, чистом виде. В литературной порнографии, где женскую кровь можно проливать литрами без ограничений, которые накладывает физическое тело, мораль этой кровожадной мужецентричной культуры являет себя в полностью обнаженном виде: мужской садизм подпитывается женским мазохизмом, мужское доминирование цветёт благодаря женскому подчинению.
В порнографии садизм — это мужской способ установления власти. Садизм — вернейший способ злоупотребления властью, подтверждающий мужественность, и главная характеристика мужественности — это то, что она базируется на отрицании всего женского: свидетельством мужественности может служить лишь унижение женщины, и унижение это не будет достаточным до тех пор, пока и тело, и воля жертвы не будут полностью уничтожены.
Литературная порнография обнажает чёрное сердце мужецентричной системы во всей его пугающей наготе. Это чёрное сердце — сексуальный садизм, подпитывающий мужскую идентичность. Мужчины насилуют женщин, порют их розгами и заковывают в цепи, связывают, затыкают кляпами, клеймят калёным железом и сжигают заживо, режут ножами и проволокой, мужчины ссут и срут на женщин, вгоняют раскалённые докрасна иглы в их груди, ломают кости, рвут анусы и рты, загоняют в их вагины пенис за пенисом, дилдо за дилдо — и всё это лишь ради того, чтобы внушить мужчине стойкое чувство его достоинства.
В порнографии подобные зверские издевательства часто происходят на публике. Мужчина не считается полноправным хозяином женщины — и, как следствие, настоящим мужчиной — пока её унижение не становится достоянием и развлечением общественности. Другими словами, когда мужчина устанавливает доминирование, он также должен установить и право обладания — а право обладания подтверждается тогда, когда женщина, униженная мужчиной перед его товарищами и к их вящему удовольствию, остаётся ему верна. Ещё более твёрдым подтверждением права обладания является то, что мужчина может одолжить или подарить свою женщину другим мужчинам как собственную вещь. Подобные операции закрепляют его право на женщину в глазах общественности и вызывают уважение других мужчин. Подобные операции подтверждают, что он не только овладел её телом, но и полностью подчинил себе её волю. Женщина, отдающая себя одному конкретному мужчине из «любви» к нему — в полном соответствии с тем, что она полагает достойным для себя, — в конце концов обнаруживает, что всё, даже её жалкая вера в свою индивидуальность, было безвозвратно утрачено. Индивидуальное право владения — «я владею» — остаётся за мужчинами, но у женщины и в ней самой не остается ничего, что было бы неотъемлемо её, исчезает даже слабая надежда на то, что она — единственная и неповторимая для своего мучителя. Таким же образом и в силу тех же причин она вынуждена наблюдать, как её мучитель сексуально издевается над другими женщинами, тем самым отнимая у неё последние крохи достоинства, держащиеся на вере в свою индивидуальность — «я — единственная», или «он видит во мне живого человека, когда издевается надо мной», или «моё отличие от других женщин заключается в том, что этот мужчина выбрал меня».
Порнография, построенная на мужском садизме, также зачастую несет в себе идеализированное, нереальное изображение мужского товарищества. Предпосылку для появления порнографии как таковой создает утопический концепт мужских взаимоотношений — мужчинам, чья мужская идентичность была установлена и раз за разом доказана путем истязания женских тел, больше не нужно проявлять агрессию друг против друга; иными словами, женщины выполняют роль громоотвода для мужской агрессии, защищая от неё других мужчин. Каждый мужчина, в глубине своей души чувствуя первобытную жажду крови, ждёт той же агрессии со стороны своих собратьев и стремится защититься от неё. Ритуальное принесение женщин в жертву мужскому садизму — это способ укротить мужскую агрессию таким образом, чтобы мужчина мог сосуществовать с подобными себе, не боясь агрессии с их стороны. Универсальное сексуальное уничтожение женщин позволяет мужчинам объединяться под знамёнами братства; этот ритуал — единственный достаточно твёрдый и надежный фундамент, на котором происходит взаимодействие между мужчинами и на котором держится вся их общность.
Идеализированное изображение мужского товарищества обнажает изначально гомосексуальный характер мужского общества. Женские тела — лишь средство построения выгодных связей и близких уз мужчин с мужчинами. Женские тела — всего лишь средство получения власти, утверждающей мужскую идентичность индивида в глазах его собратьев. Женские тела — это громоотвод, позволяющий мужчинам цивилизованно и спокойно взаимодействовать в социальном контексте. Нам кажется, что нас окружает гетеросексуальное общество, потому что мужчины так повёрнуты на сексуальном использовании женщин; однако на самом деле мы живём в гомосексуальном обществе, поскольку вся динамика власти, престижа и аутентичности сосредоточена среди мужчин. Настоящие люди — это мужчины, и потому настоящие отношения складываются только между мужчинами; в настоящем взаимодействии участвуют только мужчины, настоящую взаимоподдержку оказывают друг другу только мужчины, и настоящее единство возможно только среди мужчин. Гетеросексуальность, которую можно рассматривать как сексуальное доминирование мужчин над женщинами, подобна жёлудю, из которого вырос огромный дуб общества мужской гомосексуальности, общества мужчин, построенного мужчинами для мужчин — общества, в котором полноценность мужского реализуется путем отвержения женского, путем уничтожения женской плоти и воли.
В литературной порнографии, что есть квинтэссенция известной нам жизни, женщины — это мясные дыры, мокрощёлки, чехлы для члена и так далее. Женское тело — суть три дырки, каждая из которых была создана исключительно с целью принимать в себя эрегированное мужское достоинство.
Сама женская жизненная сила описывается как ущербная; о нас пишут как о мазохистках по природе своей — то есть ищущих для себя боли и насилия, самоуничтожения и гибели, — и именно эта наша черта и определяет нас как женщин. Другими словами, мы рождаемся для того, чтобы гибнуть. Мазохизм служит доказательством женской ущербности, тогда как садизм подпитывает мужскую полноценность. Эротическая женственность измеряется потребностью женщины в боли, подчинении, насилии, послушании, побоях, унижении и издевательствах. Любая, посмевшая отринуть эту так называемую потребность, или любая, кто протестует против ценности этих потребностей, или любая, кто отказывается давать волю на собственное уничтожение, тут же провозглашается ненормальной, мужеподобной, мегерой, сукой и т.д. Таких ненормальных обычно возвращают в женское стадо через изнасилование — обычное или групповое — или насильное удержание. Существует поверье, что если такая женщина хоть разок испробует на себе этот сладкий яд подчинения, то она сама, подобно леммингу, с радостью кинется навстречу собственной погибели.
Романтическая любовь — как в порнографии, так и в жизни — служит дальнейшему утверждению мысли о женской неполноценности. Для женщины любовь — это готовность отдаться в подчинение другому, невзирая на угрозу собственной гибели. Как говорится, женщины рождены для любви — то есть для подчинения. Любовь — она же подчинение — есть одновременно и суть, и цель женского существования. Для женщины способность любить — то же самое, что и способность сносить насилие, да еще и требовать добавки. Для женщины доказательством любви служит её рвение погибнуть от рук возлюбленного и ради него. Для женщины любовь — это всегда жертва, жертва собственной идентичности, воли и физической целостности ради подпитки и искупления мужественности её любимого.
В порнографии женская любовь предстает перед нами в своём первозданном виде, в виде полностью обнажённого сексуального скелета — можно почти коснуться костей наших погибших. Любовь — это сексуальное мазохистское влечение; любовь — это безумная страсть, толкающая женщину в оковы безрадостного существования; любовь — это всепоглощающее сексуальное влечение к унижению и насилию. Женщина отдаётся мужчине — он берёт и подчиняет.
Женское подчинение и мужское доминирование — как в порнографии, так и в жизни — ярче всего представлены в половом акте. Секс по своей сути есть мужская полноценность и женская ущербность в своем наипримитивнейшем физическом отображении. Корень садомазохистских отношений не в сексе; в сексе они лишь находят своё отражение и выходят на новый уровень.
Для мужчины секс — как в порнографии, так и в жизни — это дело обязательное. Но в реальной жизни, в отличие от порнографии, этот акт преисполнен ужаса от заключённой в нем опасности. Священное сосредоточение мужского достоинства — фаллос — проникает в темноту женского лона. Во время пенетрации вся мужская сущность сосредоточена в пенисе — он сливается воедино с мужской волей к доминированию, вставший пенис — это его идентичность, его пенис — центр всех чувств, и всё остальное тело, как результат, — нечувствительно, мертво. Пенетрация несёт в себе одновременно опасность и подтверждение самой сущности мужчины. Не поглотит ли его женская пустота, не пожрёт ли, не засосет и сокрушит ли его пенис — всю суть его существования? Не отравит ли женская пустота его зрелое полноценное существо своей ущербностью? Не осквернит ли тонкий слой его мужского существа своей всепроникающей отравой женскости? И сможет ли он выбраться из этой пугающей тёмной дыры целым и невредимым — заново убедившись в своей полноценности, ведь даже в её глубинах он сумел сохранить природную полярность полов, сумел сохранить в целости свой нефритовый жезл, подтвердив в своих глазах собственную мужественность — ведь он не слился с ней воедино и не потерял сам себя, не погряз в глубинах её существа, не стал самкой и не уподобился ей — не опустился на её уровень.
Это полное опасностей путешествие в женскую пустоту должно быть предпринято снова и снова в обязательном порядке, потому что мужественность сама по себе — ничто, мужественность сама по себе не существует, она проявляется лишь в уничижении и на контрасте с женской ущербностью. Мужественность можно испытать, достигнуть, распознать лишь в противопоставлении её женственности. Когда мужчины позиционируют секс, насилие и смерть как базовые чувственные переживания, они имеют в виду то, что секс — это акт, позволяющий им в полной мере прочувствовать своё существование, свою идентичность, свою мужественность, и что смерть, отрицание, небытие и загрязнение женской скверной — это риск, на который они идут каждый раз, когда проникают своим пенисом в, как они себе воображают, лишённую жизни женскую дыру.
Почему же тогда мужчины утверждают, что секс — это истинное удовольствие? Как может акт, до такой степени пропитанный ужасом перед потерей самого себя и собственного пениса, быть приятен? Как может акт, полный одержимости, полный тревоги, приносить наслаждение?
Во-первых, необходимо понять, что именно здесь в игру вступает фантазийная составляющая порнографии. В приукрашенной картинке порнографии мужской ужас перед актом секса вырезается, цензурируется, отбрасывается. Сексуальный садизм мужчин, который в таких красках рисует порнография, реален — женщины испытывают его на себе ежедневно. Мужское доминирование над и против женской плоти реально — женщины испытывают его ежедневно. Нечеловеческие издевательства, которым подвергаются женские тела в порнографии, реальны — женщины страдают от них в общепланетарном масштабе, день за днём, год за годом, поколение за поколением. Плодом воображения, не имеющим отношения к реальной жизни, являются заверения мужчин о том, что секс для них — это экстаз, наслаждение, не знающее себе равных, истинное благословение, дело естественное и простое, не несущее в себе и капли ужаса и страха. Они не находят никакого подтверждения в реальности. Что бы мы ни рассматривали: убийство девяти миллионов ведьм в Европе, порождённое мужским ужасом перед женской похотью, или феномен изнасилования, обнажающий истинную природу секса — акта насилия против врага в лице женщины, или явление импотенции, что по сути своей есть неспособность мужчины войти в женскую пустоту, или миф о vaginadentata (вагине с зубами), корнями уходящий в безотчётный страх женских гениталий, или менструальные табу, являющие собой выражение мужского ужаса — мы понимаем, что в реальной жизни мужчины места себе не находят от страха перед всем женским и что полнее всего этот страх проявляется во время секса.
Во-вторых, необходимо понять, что порнография — это пропаганда, цель которой — убедить мужчину в том, что ему нечего бояться, укрепить его дух таким образом, чтобы он мог бесстрашно трахаться; убедить его, что секс — это неподдельное счастье; спрятать его врождённый ужас под приукрашенной фантазией об удовольствии, которую он возьмет на веру и с помощью которой он сможет доминировать над женщинами, как подобает настоящему мужчине. Можно сказать, что хлысты, цепи и прочие орудия в порнографии — это гаранты безопасности, на которых зиждется вера в то, что мужчина, не желающий секса — как солнце, не дающее света. Но в реальной жизни даже систематического насилия над женщинами и их глобального подчинения недостаточно, чтобы побороть врождённый мужской ужас перед актом секса.
В-третьих, необходимо понять, что истинное наслаждение мужчины лежит в осознании его мужской идентичности. Каждый раз, когда он, целый и невредимый, покидает кошмарную женскую пустоту, он демонстрирует собственную мужественность. Он вновь провёл черту между ней и собой и доказал свою принадлежность к классу собратьев. Никакое наслаждение не сравнится с наслаждением от осознания своей самости, своей полноценности, а не ущербности, своей принадлежности к группе мужчин — группе, подчиняющей своей воле всё живое на Земле.
В-четвёртых, необходимо понять, что в системе мужской полноценности и женской ущербности совершенно ничто в акте секса — кроме случайной стимуляции клитора — не служит удовлетворению женской сексуальности, даже изуродованной рабскими условиями жизни. В рамках мужецентричной системы этой сексуальности даже не существует. В конце концов, ущербность и есть ущербность. Секс — это от и до мужской акт, призванный укрепить реальность и всевластие фаллоса — или мужественности. Для женщин удовольствие от секса — это мазохистское удовольствие от собственного низвержения. В рамках мужецентричной системы это мазохистское наслаждение окутано тайнами и мифами, цель которых — взрастить в женщинах веру в то, что наше самовыражение лежит в самоотдаче, удовольствие — в боли, подтверждение нашей идентичности — в самопожертвовании, женственность — в подчинении мужественности. Взращенные с малолетства подчиняться требованиям этой дикой системы, подвергающиеся наказаниям за отказ учиться мазохистскому подчинению, загнанные в рамки мужецентричной системы, женщины — с редкими исключениями — не осознают себя сами по себе. Напротив, женщина осознаёт себя лишь в привязке к мужскому существу. Во время секса женщина уцепляется за того, кто существует сам по себе, и познаёт реальность через него; во время секса женщина испытывает мазохистское удовольствие от собственного низвержения, извращённо трактуемое как женственность.
А сейчас я хочу чётко развести понятия «истина» и «реальность». Для людей реальность по своей природе социальна: реальность — это тот порядок вещей, в который верят люди в данный промежуток времени. Я, тем не менее, не говорю, что реальность — это выдумка или что она не имеет под собой никаких оснований. В моём представлении реальность — это всегда функция политики в целом и сексуальной политики в частном, и роль её заключается в служении сильным мира сего и объяснении их права на доминирование над слабыми. Реальность — это убеждения, на которых выстроены социальные и культурные институты. В то же время реальность — это изнасилование, плетка, секс, гистэрэктомия, клитородэктемия, мастэктомия, бинтование ног, туфли на высоких каблуках, корсет, макияж, вуаль, убийство и побои, унижение и калечение, обретшие земную форму. Реальность навязывается нам теми, кому она служит, и кажется самоочевидной. Реальность самодостаточна, поскольку культурные и социальные институты, выстроенные на составляющих её убеждениях, сами служат укреплению и дальнейшему насаждению этих убеждений. Литература, религия, психология, образование, медицина, биология в нынешнем её положении, общественные науки, нуклеарная семья, государство, полиция, армия и гражданское право — все они воплощают в себе существующую реальность и насаждают её. А существующая реальность, конечно же, такова: есть два пола, мужской и женский, и эти два пола диаметрально противоположны друг другу, мужской пол по природе своей позитивен, а женский — негативен, и эти два противоположных полюса человеческого существа вместе дают гармоничное целое.
Истина, с другой стороны, вовсе не так доступна пониманию, как реальность. В моем представлении истина безусловна в том смысле, что она существует и может быть обнаружена. Радий, например, существовал всегда: его существование — истина, однако радий не был частью человеческой реальности до тех пор, пока его не открыли Мария и Пьер Кюри. После обнаружения радия человеческой реальности пришлось кардинально измениться, чтобы соответствовать истине его существования. Земля также всегда была круглой — это истина, но это не было реальностью, пока Колумб не пустился в плавание на запад в поисках востока. Можно сказать, что истина существует, и задача человека — найти её, чтобы строить реальность на её основе.
Таким образом, разграничив понятия истины и реальности, я наконец могу заявить одну простую вещь: хотя система гендерной полярности реальна, она не истинна. Нет истины в утверждении о том, что есть два пола, разобщённых и противоположных друг другу, полярных, и что вместе они самым естественным и самоочевидным образом образуют гармоничное целое. Нет истины в том, что мужчина олицетворяет собой и позитивные, и нейтральные человеческие характеристики и способности в противовес женщине, которая, согласно Аристотелю и всей мужской культуре — «самка в силу отсутствия определённых качеств». И если мы отказываемся верить, что мужчины по природе своей позитивны, а женщины — негативны, то мы, в конечном итоге, отвергаем идею о существовании мужчин и женщин. Другими словами, система, основанная на этой полярной модели двух противоположностей, абсолютно реальна; но эта модель не истинна. Мы живём в оковах губительного заблуждения — заблуждения, на котором зиждется вся известная нам реальность.
По моему мнению, нам, — женщинам — живущим в этой системе реальности, не стать свободными до тех пор, пока не будет уничтожено заблуждение о полярности двух полов, а основанная на нём система — стерта из человеческого общества и памяти. Эта идея культурного преобразования есть сердце феминизма. Это — революционная идея, без которой невозможно представить себе феминистскую борьбу.
Как я себе представляю, наша революционная задача заключается в том, чтобы уничтожить фаллическую идентичность в мужчинах и мазохистскую анти-идентичность в женщинах, тем самым низвергнув полярную систему полов и положив конец распределению людей по двум лагерям — военному и концентрационному. Фаллическая идентичность реальна и должна быть уничтожена. Женский мазохизм реален и должен быть уничтожен. Культурные институты, олицетворяющие и насаждающие эти взаимосвязанные заблуждения — например, право, искусство, религия, государство, семья, племя или коммуна, основанные на праве отцовства — эти институты реальны и должны быть уничтожены. Пока они живы, мы и дальше будем вынуждены влачить существование в качестве второсортных и подчиненных — женщин.