Его взгляд задержался на нежных цветах, контрастирующих с угольно-черным трауром, но Рейвен убрал слова соболезнования или поддержки куда подальше: их сирота и так наверняка слышала предостаточно. Аура горя вокруг хрупкой фигуры была так явственна, что казалось - за ее спиной стоит незримая тень.
- Прекрасные цветы, миледи. Хорошего вам дня, - слегка поклонившись девушке, Рейвен шагнул прочь, но почти тут же откуда ни возьмись, чуть ли не ему под ноги выскочила нищенка, одетая в страшное рванье, и закрутившись вокруг своей оси, визгливо заголосила: - Время воронов считать голубке! Время воронов считать! Одна - к дурным вестям! Две веселье! Три венчанье!
Рефлекторно заслонив собой девушку, Рейвен в молчаливом изумлении взирал на то, как синхронно шагнувшие к оборванке телохранители, отгоняют ее подальше от господ, и вмешался только когда его охранник замахнулся: - Полегче, Джон, это все таки женщина. Дай ей пару монет и пусть идёт своей дорогой.
-Четыре – рожденье! Пять – богатство! Шесть – потеря! - продолжала голосить сумасшедшая, не обращая внимания на охрану, - Семь – прогулка, восемь – к горю, девять – к тайне, десять – к скорби, одиннадцать – к любви, двенадцать – завтра будет радость!
И вспугнутые то ли ее криком, то ли ветром, стащившим капюшон с головы Элессара, словно из ниоткуда в воздух над площадью поднялась стая воронов. Сначала одиннадцать, потом три, а потом ещё шесть.
Ниева Вальмон:
"Я засмотрелся на солнце"-именно так сказал незнакомец, когда девушка смиренно попросила простить ее неловкость. Это мгновенно выдало в высоком мужчине ортонца, лишь их племя было готово созерцать непостижимое и открыто признаваться в этом.
Ниева промедлила с ответом всего секунду, которую обратила к яркому диску над головой, чтобы понять о чем ей только что попытались сказать. Яркие лучи ослепили всего на секунду, но их теплый поцелуй был нежным и ласковым - будто строгий родитель вдруг вспомнил о своих чувствах и прижал дитя к сердцу. На глазах Евы выступили росинки слез, которые, к счастью, скрывала ажурная вуаль.
-Понимаю,- губы тронула легкая улыбка, когда девушка перевела взгляд на своего собеседника и изящно подняла указатальный палец, молчаливо сообщая своей охране, что все хорошо и им не стоит переживать.
Наверняка мужчина узнал девушку, учитывая, что Ортон недавно оправился от неожиданной смерти ее отца, а в трауре может ходить лишь семья убитого, поэтому Ниева ожидала услышать любой вздор, вроде соболезнований, но только не комплимент. Удивленно приоткрыв лепестки губ, дочь наместника инстинктивно прижала орхидеи к груди, но тут же с благодарностью улыбнулась.
-Благодарю Вас, милорд. Хранят Вас Боги,- легко склонив голову перед мужчиной, Ниева уже собиралась продолжить путь, как вдруг, будто из-под земли, появилась старуха, одетая в лохмотья, и заговорила скороговоркой.
Незнакомец инстинктивно закрыл собой Вальмон, что, впрочем, не помешало ей выглянуть из-за его плеча, озадачено рассматривая женщину. На словах "время считать воронов голубке" Ниева сжалась за спиной защитника и покрепче прижала к сердцу цветы. Странное чувство охватило девушку, которая была уверена, что речь идет о ней, да и старуха смотрела только в их сторону.
Шесть - потеря, семь-прогулка, восемь-к горю-Вальмон замерла подобно изваянию, не в силах сделать и шага, хотя все ее нутро кричало, чтобы она заткнула уши и поспешила обратно в отчий дом к мачехе. Зря она затеяла молебен в храме, зря она вышла за ворота, зря пошла по главной площади - все звучало издевкой. Будто нищенка хотела причинить боль большую, чем Ниева ранее перенесла. Девочка родилась в богатой семье, но в родах скончалась мать, отец вышел на прогулку и она обернулась горем для всех. Все, о чем говорила женщина сбылось и никогда не исчезнет из памяти Евы, как не сотрутся капли крови ее отца, впитанные в серые безмолвные камни на площади.
-Девять – к тайне, десять – к скорби, одиннадцать – к любви, двенадцать – завтра будет радость!
-Да ты уймешься, старая ворона?-рыкнул один из стражников Вальмон, который пытался оттащить бродяжку подальше от госпожи, второй стоял позади девушки, приготовившись закрывать ее собой. Стражник мастера над монетой тоже не отходил далеко от Эллесара, зная, что Ортон может быть еще небезопасным. Тем более для королевского окружения.
Громко каркая, как черное облако, вороны закружили над площадью и дети, перепуганные словами женщины вдруг хором стали их считать:
-Одиннадцать. Три. Шесть.
-Любовь, венчание, потеря,-собственный голос Ниевы вдруг показался ей мистическим и жутким, точно пророчащим. Кожу точно окатили ледяной водой и теплый солнечный день вдруг показался зловещим.
Площадь на секунду замолчала и тут же заголосила, перекрикивая своих же соседей и создава эффект волн, когда шум одной тонет в шуме другой, превращая речь в мерный гул и рокот.
-Миледи, Вам стоит вернуться,- строго предложил один из стражников.
-Лорд Рейвен, Вам тоже, на площади может быть небезопасно. Это может быть провокация повстанцев.
Девушка растеряно стояла посреди хаоса, будто тонкая ольха во время бури на высоком утесе. Мало того, что глупая считалка ворон шаг за шагом рассказала историю ее семьи, что вороны напророчили будущее, так еще она и не подозревала о том, кем был ее недавний собеседник. Столько всего, что разумно было бы упасть без чувств, но девушка посчитала такое поведение слабостью.
-Нет, Павр,- даже сквозь вуаль был виден ее твердый взгляд, - Я не буду бежать.
|
|
|
|
|
|
Ниева обогнула мастера над монетой, на секунду задержав на нем свой взгляд и легко дотронулась до руки второго стражника.
-Уильям, отпустите, пожалуйста,- нищенка уже не голосила, а слепо озиралась по сторонам. Она действительно не видела ничего. Голубая муть на зрачках плавно перетекая в снежные белки глаз говорила о врожденной слепоте женщины. Рейвен дал ей монету, но Ниева протянула орхидею, почтенно склоняясь перед нищенкой, как перед матерью,- Я была бы счастлива обладать малой долей той мудрости, что живет в Вас. Если в Вас найдется хоть капля жалости, прошу нас простить.
Морщинистая грязная рука с обломанными ногтями вдруг покровительственно легла на волосы Ниевы. От сухой ладони пошел такой жар, что Вальмон на секунду стало дурно и она закрыла глаза. Голова закружилась и перед глазами замелькали тени: фигура Рейвена в ее памяти вдруг отдалилось и обернулось черным враном.
Когда же видение исчезло, Ниева стояла на коленях, а нищенка испарилась, будто ее и не было.
-Миледи. Миледи, я настоятельно рекомендую вернуться,- оба стражника казались напуганными, подобное могло сбить с толку любого, даже шанийское племя.
Элессар Рейвен:
Одиннадцать, три и еще шесть – угольно-черные птицы взмыли высоко в небо, кружась над площадью и оглушительно каркая, теряя на фоне ослепительного солнечного диска свой цвет, словно сама тьма вдруг засияла ярче светила, и хотя Элессар был чужд всем суевериям, где-то глубоко в груди вдруг появилось странное чувство – будто сзади открылась незримая дверь, из которой тянет холодом и доносятся неясные звуки: ты чувствуешь ее всей своей сутью, но стоит обернуться – и все исчезнет, лишь мелькнут тени на самой границе бокового зрения.
-Любовь, венчание, потеря, - раздалось рядом с ним, и Элис даже не сразу понял, что произнесла это дочь Наместника – так потусторонне-монотонно прозвучал ее голос. Нищенка смотрела на них абсолютно слепыми, словно у мертвой птицы, глазами, но смотрела так, будто действительно видела, однако мгновение мистического холодка прошло, и Рейвен только отмахнулся от опасений своего телохранителя: для мятежников такая комедия была слишком заумной.
За свою довольно долгую жизнь Элессар видел великое множество всякого рода «предсказательниц», гадалок и прочего люда, пользующегося человеческой доверчивостью и неизбывным желанием заглянуть в будущее, но такого впечатления, как эта слепая нищенка, на него еще никому не удавалось произвести, и не было ничего удивительного в том, как бурно отреагировали на происходящее окружающие их горожане. Элис не удивился бы, если бы девушка за его спиной, совсем недавно пережившая горе, способное подкосить кого угодно, впала от такого представления, да еще направленного явно на нее лично, в истерику или грохнулась бы в обморок – да добрая половина дамочек императорского двора грохнулась бы в обморок от одного только взгляда на слепую старуху, но юная Вальмон его удивила: вместо того, чтобы поспешить подальше от жутковатой старухи, Ниева, явно испытывая трепет, тем не менее с достоинством приблизилась к оборванке, без тени отвращения к ее внешнему виду склоняясь перед ней и протягивая цветок, и обращаясь.. ну собственно, как и полагается юной впечатлительной девушке. А когда оборванка коснулась темных, скрытых вуалью волос, юная Вальмон, как и следовало ожидать, вдруг осела на серые камни едва не без чувств.
-Миледи.. - Элессар едва успел подхватить ее, но девушка не потеряла сознание полностью, и помогая ей подняться на ноги, Рейвен уловил в ее взгляде не то растерянность, не то испуг.
-Миледи, я настоятельно рекомендую вернуться, - оба стражника дочери Наместника выглядели донельзя озадаченными, почти испуганными, и трудно было их винить: их стихией была драка, а не старухи, считающие ворон, и юные красавицы, падающие на мостовую, но у мастера над монетой было свое мнение насчет того, что лучше: до дома Наместника было гораздо дальше, чем до храма.
-Миледи, вы сможете идти? – оценивающе глядя на дочь Наместника, Рейвен не спешил выпускать ее руку, судорожно сжавшую стебли цветов, и тонкий стан, закованный в жесткий корсет, но убедившись, что больше она падать не собирается, отпустил, предложив вместо этого согнутую в локте руку в качестве опоры: - Не сочтите за фамильярность, миледи. Вы ведь шли в храм? Позвольте, я провожу вас.
Один из телохранителей – тот, который явно привык выражать мысли и за себя, и за напарника, тоскливо прогундосил: - Миледи, может все-таки домой? – но Элессар уже вел девушку в сторону храма: - Никогда не следует отказываться от своих планов в угоду обстоятельствам. Уступая им в малом, мы можем не заметить, как уступим в главном.
Ниева Вальмон:
Кем была та нищенка? Ниева была уверена, что увидела посланницу Богов или саму Богиню, в обличии старухи. Как иначе она могла объяснить видение и пророчества? Ортонцы свято верили и в науку и в магию, кроме шаннийцев, они последние отказались от ведьмачества, но продолжали верить в нее и надеяться на мудрость и силу Великих.
Вальмон шла за ответами в Храм, но судьба распорядилась иначе, ниспослав провидца ее ближайшего будущего. Кажется, теперь Ниева будет чаще обращать внимание на черных птиц.
Рейвен скорее охраны оказался подле девушке, подавая руку и помогая подняться на ноги. Ниева была больше озадачена, чем испуганна. Внимательно посмотрев на мастера, девушка решила побольше разузнать о нем, тем более, что старцы в Ортоне явно помнили его совсем юнцом. Почему сегодня над площадью кружили вороны и был ли их образ как-нибудь связан с мужчиной в ее видении-эти загадки следовало отгадать, чем она вскоре непременно займется.
-Да, смогу. Благодарю Вас, милорд,- все еще бледная от пережившего, Ниева мужественно улыбнулась Эллесару, хоть и чувствовала легкий стыд за свою слабость перед членом совета пяти. Сочтет ли он ее равной себе или покровительно поможет, будто девчонке, которая едва оторвалась от материнской юбки и ничего не знает о мире?
Теплая сильная рука поддерживала тонкий локоть, облаченный в черный бархат траурного платья, и не соьиралась отпцскать его. Что-то неуверенное судорогой мазануло Ниеву по груди и упало вниз живота, заставив почувствовать трепет и неловкость. Покрепче прижав цветы к груди, дочь наместника поспешила вернуть себе самообладание, чтобы окончательно не похоронить свою репутацию.
Принимая помощь и руку, Вальмон гордо подняла голову и ответила на предложение сопровождения:
-Для меня это честь, господин Рейвен. Позвольте однажды отплатить Вас тем же добром, что и Вы. Если однажды Вам потребуется помощь или поддержка, моя семья и жители Ортона обязательно ее окажут.
Пртзнаться, Ниеве даже понравилось, что мастер над монетой осадил ее стражника, за которого ей стало немного стыдно. Стражнику было около сорока, он имел семью, трех очаровательных малышей и все же страшился любого проявления магии и мистики. Его родители были нандорианцами, поэтому колдовство было чуждым, опасным и непонятным, он видел в магии проявление лжи и болезней, но никак не науки.
-Путь к Богам извилист и соткан из препятствий. Хотя, признаться, мне кажется, что часть ответов мы получили на пороге Храма. Могу я спросить Вас напрямую, милорд, не сочтете ли Вы мой вопрос дерзостью?
Ей бы хотелось задать вопрос о политике или о роли Ортона в государстве, но ей будто кто-то откусил язык. Что-то внутри нее не давало задать вопрос, согласно собственным интересам, наверно это был трепет уважения перед императорским приближенным. Как иначе можно было объяснить то странное чувство, возникшее против воли?
- Вам, наверное, не занимать храбрости? Лишь так я могу объяснить визит на площадь, где недавно произошла традегия.
Меньшее о чем она хотела говорить-о трагедии, но только этот вопрос чудовище, терзавшее ее изнутри, позволило задать Эллесару. Ниева думала, что его будет задать тяжело, почти невозможно, но почему-то он казался простым и органичным, почтительным и даже с ноткой неподдельного восхищения.
Они вновь миновали участок, где упало тело отца, но сейчас она не видела его мертвого лица, окрапленного кровью, вместо этого, Ниева вспомнила его улыбку и теплый взгляд. Сочтя это добрым знаком, девушка уверенно шла в Храм, сопровождаемая мастером над монетой.
Элессар Рейвен:
В храм Рейвен заходил нечасто – ровно настолько, чтобы не прослыть еретиком и безбожником, но не чаще, не имея к этому никакого стремления души и полагая, что Боги молитвы слышат из любого места.
Какие вопросы и просьбы к Богам могли быть у юной Вальмон, догадаться было несложно: куда еще, как не к высшим силам обратить свой взор, если потерял на земле самую главную опору? Элессар искренне сочувствовал девушке, но открыто проявить свое сочувствие считал дурным тоном и неуважением к ней - такой юной, но держащейся с таким достоинством. Примеряясь к ее шагам, Рейвен двигался вместе с леди Вальмон к крипте, и ее простодушный вопрос с головой выдавал ее мысли: действительно, о чем еще можно думать, идя мимо того места, где убили твоего близкого?
-Для того, чтобы прийти сюда, не обязательно быть храбрецом, миледи, достаточно не быть трусом, - отозвался Мастер над монетой, - Страх побеждает только того, кто сам ему покоряется, а я бояться кого бы то ни было в своем родном городе не намерен. К тому же, я достаточно уверен в своей охране.. и в себе самом.
Под темной вуалью, да еще с высоты роста Рейвена невозможно было разглядеть выражение лица дочери наместника, но от него не укрылся ни легкий поворот ее головы, ни секундная заминка в ее движениях, когда они проходили мимо рокового места. Чудился ли бедняжке силуэт ее отца, как чудился много лет назад Элессару умерший брат, или ей чудился тот, кто оборвал жизнь Наместника, - этого Рейвен не знал, зато знал кое-что другое.
-Гораздо больше мужества должно быть у той, что заглянула на этой площади в глаза смерти, и тем не менее, снова здесь, - произнес он, внимательно глядя на гордо расправленные тоненькие плечи, напряжение в которых мог заметить лишь тот, кто знал, на что смотреть. Элессар не собирался говорить ортонке, что ее отец мог бы ею гордиться – мог бы, если бы не был мертв, а если бы не был мертв, и ей бы не пришлось сейчас преодолевать свою боль и страх. Все в этом мире было закономерно – в этом Рейвен убеждался за свою жизнь, полную потерь, множество раз. Девушке же, плавно шагавшей рядом, все это еще лишь предстояло узнать на собственном опыте. С момента их нечаянного столкновения солнце едва ли сдвинуло только родившиеся тени на шаг в сторону, а Мастер над монетой успел ощутить, сколь сильно походит она на своего отца тем внутренним стержнем и благородством, что ощущались даже при столь мимолетном общении – как сразу виден блеск истинно драгоценного камня, сколь темно бы не было вокруг.
Весенний ветер, свежий и дерзкий, трепал волосы мужчины, стаскивал капюшон, заигрывал с его плащом и траурными одеждами девушки, и в какой-то момент вновь приподнял ее вуаль, открывая взгляду Элессара мраморно-белоснежную кожу, нежные губы и глубокий взгляд темных глаз – дочь Наместника была не просто хороша собой, она была настоящей красавицей в самом полном смысле этого слова. От ее лица трудно было оторвать взгляд, и глядя на нее, Элессар невольно подумал о том, что такое сочетание красоты внешней и красоты нравственной могло вырасти только здесь, в его родном Ортоне.
-Когда-то, когда я был немного старше вас, миледи, я попал в жуткий шторм, почти погубивший наш корабль. Мне было очень страшно, но еще страшнее оказалось выйти в море в следующий раз, хотя воды его были безмятежны, а на небе сияло солнце. Страх бури под ясным небом – самый коварный страх, и чтобы преодолеть его, порой требуется гораздо больше мужества, нежели в сам шторм. Вы прошли свое море после бури, и теперь власть страха потеряна.
Охранник Мастера над монетой, на мгновение встретившись со своим господином взглядом, зашел внутрь храма первым, а охрана дочери Наместника замерла с двух сторон, придерживая для господ двери. Внутри было почти пусто – несколько нищенок у порога, которым Элессар подал по паре монет, женщина с ребенком, молящаяся у алтаря, и высокий седой мужчина, со спины столь сильно похожий на покойного лорда Рейвена, что Элис, наткнувшись на него взглядом, невольно ощутил, как екнуло в груди. Однако, мгновение прошло, старик обернулся, и наваждение рассеялось – в лице никакого сходства не было. Зато в руках, старчески узловатых и тощих, было то, что заставило вспыхнуть в глазах Элессара неприкрытое изумление – черный ворон, мертвый, с бессильно поникшей головой и переломанными крыльями.
Ниева Вальмон:
Девушка шла степенно, гордо вздернув подбородок, смотрела на ступени, ведущие к храму и думала о том, что ее вопросы уже не прозвучат у алтаря, на них ответила исчезнувшая нищенка. Была ли она посланницей или самой богиней, Ниева не знала, но знала, что эта встреча вскоре изменит все в ее жизни. Появились новые вопросы, новые загадки обняли ее за плечи, будто теплая шаль, и давили тяжестью поиска новых ответов.
Храм был величественно холоден и молчалив, он был древним и знал много человеческих молитв, старых и новых, его каменные своды смыкались над головами прихожан, напоминая о том, что судить по поступкам их начнут уже сейчас.
Ева возложила цветы, опустилась на колени, моля Всевышних быть к ее покойным родителям милостивыми, а ей помочь стать сильной. И зачем-то, по одной лишь прихоти, она вдруг принялась молиться за мастера над монетой. Она просила дать ему крылья и ветер удач, чтобы тот помог ему взлететь выше звезд.
Только храме она позволила себе обнажить лицо, не тая лицо под маской темной вуалью. В ее живых глазах горели уверенность, страсть, вера и спокойствие. Будто горе заставило девушку обратиться к себе и найти в своей душе нечто, что помогает дальше жить, строить планы, быть той, кем она должна быть-Ниевой Вальмон. Как калеки опираются на костыль, так и девушка разглядела опору, которая заставила ее дышать, есть, видеть жизнь вокруг себя-заставила продолжить жить.
-И шанс поговорить с ним,- прошептала в конце девушка, желая поговорить с новым наместником. Она действительно хотела стать его доверенным лицом, но придется найти тысячи аргументов и причин для встречи, а затем день за днем убеждать его в своей верности и необходимости. Ортон не примет чужака, не примет давления, а она могла бы стать парламентером между жителями и Империей.
Девушка даже не поняла, что сказала это желание вслух, когда Элессар оказался неподалеку. Любопытно, что он подумал о подобной просьбе? Подумал ли он о себе или об отце Ниевы? Думал ли он о девушке, как о глупышке, которая может быть чересчур слабой, чтобы выдержать его величие? Мастер над монетой. Любой другой человек поскорее сбежит куда подальше, лишь бы не попасть под пристальный взгляд одного из Пяти, но не Ниева. Она вела себя робко, сдержанно, но хранила достоинство и не излучала страха перед одним из самых могущественных политиков.
Окончив молитвы, Вальмон легким прикосновением пальцев к вуали, опустила ее на лицо, а затем обернулась к Рейвену:
-Не знала, что Вы родом из Ортона... Мне лестно, что Вы, милорд, так считаете, но вряд ли это мужество. Отец бы назвал такой поступок слабоумием и отвагой,- даже под вуалью было заметно, какой нерешительной была улыбка. Чуть болезненной, но легкой, ведь это были светлые воспоминания о покойнике,-
Когда они вышли из Храма, мастер над монетой вдруг вспомнил свое давнее путешествие и свои ощущения во время бури. Ниева слушала молча, не перебивая. До тех пор она молчала, пока они не дошли до места, откуда видно далекий краешек залива.
-Хотелось бы верить... Боюсь сторонние люди не могут увидеть, что над моей головой все еще разламывается небо и я еще вздрагиваю при вспышках молний. В моем положении нужно что-то иное, недели смелость. Она присуща мужскому роду, Вам, милорд, Ваш брат должен быть сильным, мужественным и стойким. О Ваших деяниях ходят легенды, о них слагают песни, возвеличивают в поэмах и вышивают на семейных гобеленах. Потомки хранят мечи и щиты, рассказывая внуках о доблестях их пращуров. Нет, милорд... Ни мужества, ни смелости во мне нет нисколько. Хотела бы верить, что мне присуща мудрость, но и это было бы слишком дерзко. Может быть.. Терпение? Терпение ведь это тоже благодать. Благодаря ему садовник из одного цветка покрывает пестным ковром всю поляну.
Ниева обернулась в сторону Элессара, ветер легко играл с вуалью, смешливо приподнимая и опуская ее на лицо Вальмон.
Она старалась не смотреть прямо, хотя ей был весьма интересен член совета пяти. Он был умен, честен и от него исходила сама сила Ортона, тот специфический вкус, который был в крови каждого коренного жителя. Он был своим. Но, не менее важным была его служба. В девушке боролись две мысли: высокая-дружба и низменная-выгодное знакомство. Одно другому не мешало, но, справедливости ради, Еве было немного совестно за вторую. Стараясь погасить внутри себя моралиста, она решила первой "протянуть" ему свою руку.
-Мне кажется, человек, шагнувший навстречу своему страху, сумел увидеть больше прекрасного, чем те, кто никогда не боялся или сбежал от него подальше. Вы скучаете по морским приключениям?
Рейвен многое сказал до Храма, но ответить на его слова Ниева могла лишь после службы, многое из сказанного она хотела обдумать. От нее не укрылся взгляд мужчины, когда он увидел ворона. Птиц в этот день действительно было слишком много.
-Каррррр!
Слегка вздрогнув, девушка слегка отпрянула от Элиса, осознав, что они стояли чересчур близко друг к другу, многие могли бы заметить, что неприлично близко. Хотя она этого раньше не заметила бы...
-Ну вот, а Вы меня назвали мужественной,- слабо улыбнулась Вальмон,- какая мне буря, на ровном месте бы не упасть!
Элессар Рейвен:
В то время, как леди Вальмон возносила молитвы Богам, Элессар мыслями был достаточно далеко от стен храма: скользя взглядом по знакомым с детства величественным статуям, он думал о том, что для Ортона с новым Наместником настают совершенно иные времена. Вращаясь в политике достаточно долго, Мастер над Монетой не мог не понимать, что убийство отца леди Ниевы – лишь первый шаг в чьей-то алчной игре, а во всех играх вокруг престола цель была только одна – власть. Власть была ядом, она отравляла собой умы и сердца, одним своим предвкушением порой толкая на воистину ужасные поступки. Лишь единицы способны были распоряжаться ею с умом и старый Наместник был одним из немногих, что же ждало Ортон с его преемником – им лишь предстояло узнать это, и для начала было бы неплохо встретиться и поговорить с ним.
-..Поговорить с ним, - мелодичный, как перелив родника, девичий голос вдруг озвучил его мысли, и Элис удивленно посмотрел на Ниеву, гадая, как так могло получиться, что им на ум пришли одни и те же слова, и про кого она думала.
На улице поднимался северный ветер, кажущийся под ярким солнцем обманчиво безобидным и игривым, но Рейвен чутьем моряка, которое никогда его не подводило, ощущал: будет буря, и на лазури залива, на который они взирали, уже пробегали первые барашки. Облокотившись об парапет набережной, побитый временем и ветрами, но такой же несокрушимый, как и десять, двадцать или, может быть, сто двадцать лет назад, Элис слушал слова леди Вальмон, не по годам по-женски мудрые и в то же время еще по-девичьи бесхитростно-искренние, и смотрел вовсе не на столь горячо любимое им море, а на живое юное лицо под траурной вуалью.
-Гобелены увековечивают подвиги мужчин, но сами собой являют подвиг женских рук, что сотворили их, - мягко улыбнулся он и задумчиво добавил: - Порой терпением и мудростью можно добиться куда большего, нежели мечом, миледи..
Первая волна, еще не слишком грозная, но уже предвещающая ненастье, с глухим рокотом накатила на берег, а вдалеке в пронзительной тоске закричали чайке, и Элис ответил девушке более, чем правдиво: - Очень скучаю.. И хочу верить, что однажды вновь променяю императорские кабинеты на танец палубы под ногами, - последнее слово почти заглушило резкое карканье очередного ворона, и, пожалуй, если бы не юная леди рядом, Рейвен позволил бы себе сказать о птицах что-нибудь по-морскому крепкое: в самом деле, сегодняшний день был решительно слишком полон пернатыми.
От него не укрылось то, как Вальмон отпрянула, и запоздало Элис и сам сообразил: они стояли слишком близко – так близко, что это можно было счесть почти неприличным, и хорошо, что рядом не наблюдалось никого, кроме их телохранителей.
- Упасть – не беда, главное – найти силы подняться, - он отмахнулся от ворона, подлетевшего к нему и усевшемуся на парапет прямо рядом с его локтем: - Кыш! Да что в самом деле, за день такой сегодня..- однако, птица улетать и не думала, только поворачивала голову то одним боком, то другим, рассматривая Мастера над Монетой и его спутницу.
- Будет шторм, миледи. Вам лучше вернуться домой до дождя, - уже не нарушая дистанцию, они двинулись обратно к площади, и обратную дорогу разговаривали уже об обычных светских бытовых пустяках, однако, прощаясь с дочерью убитого Наместника, Элис ощущал, будто они знакомы не какой-то час, а как минимум несколько лет, или как будто они уже были знакомы когда-то давно, во сне и вот теперь встретились наяву – странное, иррациональное чувство, которое, однако, вызывало не беспокойство, а совершенно противоположные чувства.
- Я рад нашей встрече, миледи, - искренне произнес он, прощаясь, - и надеюсь, Боги позволят нам встретиться вновь.
Ниева Вальмон – ее печаль в темных глазах, легкая улыбка на нежных губах, грусть и вместе с тем удивительная внутренняя сила и чистота в ее словах не шли у Элессара из головы весь день: ни дела империи, ни его личные дела не могли до конца стереть мысли о мертвом Наместнике и его дочери. Дождь, действительно разразившийся над Бриффином и растянувшийся до вечера, превратил этот день в не самое приятное испытание, но к ночи стихия разгулялась еще более круто, вместе с дождем обрушив на город и Мастера над Монетой, не успевшего вовремя попасть домой, еще и град размером с голубиное яйцо. Шквалистый ветер, гонявший на море штормовые валы, в городе завывал раненым чудовищем, гнул деревья, срывал крыши и Элессару, возвращавшемуся домой верхом, не повезло попасть прямо под рухнувшую кровлю, унесенную с какой-то пристройки: только чудом его вместе со скакуном не задавило насмерть, но подняться на ноги конь уже не смог, да и сам ортонец выбрался с трудом. Ледяная вода лилась с грохочущего неба таким потоком, словно оттуда пролилось само море, в кромешной тьме не было видно ровным счетом ничего, и Элессару не оставалось ничего другого, как постучать в первые попавшиеся ворота, надеясь, что его зов о помощи в этом аду будет услышан.
Ниева Вальмон:
Погода в это время года была весьма коварной. Как и всякая молодая девушка, Весна капризно требовала любви и ласки, а не дополучая ее становилась холодной и суровой. Прибрежные районы все еще где-то были покрыты таросами, но рыбаки все равно уже начали активно выходить в море и привозить сети жирной рыбы.
Ниева излагала мысли осторожно, учтиво, поражаясь своей смелости. Она никогда так не разговаривала с незнакомцами, тем более с приближенными короля. Откуда взялась эта уверенность в себе, откуда ей кажется, что Элессар воспринимает ее всерьез, а не как дочку погибшего наместника, до которой теперь никому нет дела, кроме жалостливых старух?
-Политика изменила направление. Еще вчера рыцари искали святыни и драконов, а сегодня в чести дипломатия,- даже под вуалью было заметно, что леди Вальмон ответила на улыбку Мастера над Монетой.
Ей было приятно, что мужчина разговаривает с ней, будто они равны, хотя Ева сейчас в крайне шатком положении, учитывая, то мачеха в трауре и никого не желает видеть, даже своих родных братьев и сестер. Принцесса всегда была чужаком в их землях и с ней всегда будут вести себя насторожено, но она все же осталась принцесса, для нее могут быть приоткрыты двери. Для Ниевы же будущее представлялось весьма туманно. Не понимая, что ей даст знакомство с Рейвеном, она просто наслаждалась прохладным утром и беседе.
Элессар был не молод, но в нем все еще жила мальчишеская живость и азарт, а говоря о море, его глаза загорались от возбуждения и лицо светилось. Невольно, Ниева залюбовалась этим зрелищем и вздрогнула заслышав рокот волн: ей почудилось, что их корабль вот-вот покачнется.
Мысленно рассмеявшись своему живому воображению, она на всякий случай мельком глянула под ноги, убеждаясь, что порт и палубы деревянных гигантов находятся далеко от них.
Крик ворона едва не стал причиной сердечного приступа всех вокруг. Даже их стража на секунду показала меч в ножнах, видимо первой реакцией рыцарей было убить всех каркающих птиц города.
-Старый ворон, мудрый ворон,
Расскажи свою судьбу,
Триста лет ты видишь город
И людскую суету,- заученные сроки буквально вырвались из ее уст против воли хозяйки,- простите... Действительно, слишком многое они сегодня хотят сказать...
Птица из черного бархата, угольно-антрацитовая, сидела спокойно, внимательно рассматривая людей, не страшась ни рук, ни мечей.
-Шторм?-Ниева растерянно посмотрела на безоблачное небо, но сочла благоразумным не быть навязчивой и послушать доброго совета бывалого моряка,- Полагаю, Вы правы, милорд. Благодарю за предостережение.
Их дороги вскоре разошлись, но прощаясь, девушка чувствовала легкую грусть и скорбь от их разлуки. Ей был близок высокопоставленный незнакомец и ей был приятен его вид и голос. В нем она увидела друга, доброго собеседника и мечтателя. Странный, но мужественный, он был одним из немногих, к кому потянулась девичья душа Ниевы.
-Я благордарю Вас, милорд, за добрые слова и прогулку. Возможно, это будет дерзко, но знайте, что двери дома Вальмон отныне для Вас открыты. Радость или печаль, знайте, что в Ортоне у Вас есть друзья.
Учтиво поклонившись, как и подобает в обществе, Ниева продолжила путь снова позволив страже охранять ее. Но от мастера над монетой не скрылось робкая ребячливая проделка-Ниева позволила себе обернуться.