Добившись нужного эффекта, Тристана отпила ещё немного чая:
— Ах, да, можете попросить вашего музыканта сыграть мне, пока вы отойдете.
Джонатан Райт:
Райт удалился из комнаты, оставляя гостью одну, но совсем не на долго, ведь скоро комнату посетил преклонного возраста мужчина, одетый скромно, но со вкусом. Он был худощав, светлые седые волосы были собраны в небольшой хвостик, а аккуратной формы усы ничуть не прикрывали растянутых в скромной улыбке губ. Склонив голову перед правительницей в знак приветствия, музыкант направился к стоящему в конце комнаты инструменту, быстро размещаясь за ним и приступая к игре.
Кутюрье, что так стремительно вошел в свою комнату, сейчас спешно копался на своем столе, перебирая один альбом за другим. Все они были напрочь изрисованы карандашными набросками и прорисованными рисунками. Львиная доля изображенного на бумаге — одежда или ее отдельные детали, которые пока существовали лишь в воображении Джонатана, однако помимо прочего, в альбомах скопилось множество зарисовок оголенных частично или же полностью мужских фигур и силуэтов, что были срисованы с бывших любовников мужчины.
Эскизы платьев, о которых упоминал Джонатан, были до конца не доработаны: некоторые детали платьев были не продуманы, не учтены особенности используемых материалов, тканей, но отступать было поздно. Выбрав 3 самых довершенных, кутюрье поспешил с ними к гостье, которая должна была успеть прослушать уже не одну мелодию. За долгое ожидание нандорианец, разумеется, извинился и, отпустив музыканта, выложил перед леди Клосс свои наработки.
Платье, что представлялось на первом эскизе, отличалось от остальных невообразимой длинной подола, но лишь со спины. Исходя из рисунка, материал не отличался легкостью и воздушностью, а платье имело большое количество оборок и складок. Длина рукавов была обозначена чуть ниже локтя, а по всей их длине, лифу а так же талии было обшито цветочными узорами. Ниже, в месте, где платье начинает набирать пышность, в хаотичном порядке распускаются объемные, нашитые сверху бутоны небольших тканевых цветов, края которых обшиты поблескивающими на свету нитками. К самому низу количество цветов уменьшается, оставляя подолу лишь блеск ниток. "Плавные линии, вертикальные швы и длина платья помогут подчеркнуть Ваши достоинства и внешне дадут ощущение, что вы немного выше, как раз подстать Императору" — заверял Райт клиентку, плавно переходя ко второму платью, имевшему завышенную талию, от которой вниз платье расходилось двумя юками — верхней и нижней. Верхняя юбка была свободной, пошитая из легких тканей, мягко драпирующейся. На рисунке она была изображена с разрезом от талии, расходившемся к подолу в ширь, струясь волнами. Платье явно выглядело не закончено, так как украшения почти отсутствовали, но Джонатан заверял Тристану, что оперативно решит эту проблему, если девушка согласиться на данный вариант. Нижняя юбка была довольно узкой, что наверняка стесняло бы движения невесты, однако подчеркивало бы при этом ее фигуру. В качестве украшений мужчина обозначил нашитый сверху узорами бисер, вырисовывающий вертикальные линии по всей его длине. Рукава у платья были совсем длинные, доходившие почти до середины ладони, при этом плотно облегающие их. На талии завязывался тонкий поясок из ленты. Третий эскиз не отличался оригинальностью фигуры — пышное платье с глубоким вырезом, сочетающее в себе разные драпировки, которые можно изменить на выбор клиента, кружева, рюши и прочее. Платье имеет утягивающий верх, то есть корсет, а так же отличается открытыми руками и не полностью прикрытыми плечами. Во все свои работы мужчина был готов внести изменения хоть сейчас, но лишь те, которые действительно будут необходимы и которым вполне реально будет воплотить.
|
|
Определившись со вкусами леди Клосс и поняв, чего девушка хочет, кутюрье сделал все необходимые пометки и исправления в выбранное девушкой платье, решив про себя, что учтет не все ее пожелания. После ушла еще где-то четверть часа, что бы снять с клиентки мерки и договориться о сроках и следующей их встрече. Джонатан заверял, что за такой срок они точно успеют создать для невесты императора настоящий шедевр, в котором она почувствует себя комфортно и будет...
... выглядеть неотразимо. После очередной порции подхалимства, Райт распорядился подать для гостьи экипаж и доставить ее туда, куда она пожелает. Естественно, после возвращения, Джонатан, на всякий случай, уточнит, куда же все таки доставили Ее Высочество, но он не ожидал ничего большего, чем ответ "во дворец".
Локация:[Ортон] сельская местность. Действующие лица: Маркус Айхенвальд (Marcus Eichenwald); Атенаис (Юлия Герман); Лисиа Олкион (Каллиста Де-Нагваль). Временной промежуток:18.01.19–27.01.19 |
Маркус Айхенвальд:
Едва только Маркус с пленницей выехал за городские ворота, кучер Эванс стеганул лошадей, и карета помчалась пуще прежнего. Ортон утопал в снегах. Но зима была мягкой, поэтому белизна лишь украшала стройные поля и ортонские немногочисленные леса. Зима приносит ленивые ветры, которым невдомек, зачем огибать человеческие тела, когда можно пройти прямо сквозь них. Вот почему представление о зиме как о красивейшем времени года было в высшей степени чуждо сознанию раздольцев, которым приходилось чуть ли не выживать во время суровых метелей и снежных буранов. Маркус зиму любил. По крайней мере, ортонскую. Нандорианская же иногда была насколько теплой, что улицы превращались в смесь из луж и грязного, тающего снега. Четверка черных жеребцов резво гнала кабину к границам бывшего Нандорского королевства, ныне ставшего центров большой Империи, преодолев уже больше половины пути.
|
Время от времени Айхенвальд поглядывал на Атенаис каким-то задумчиво-ленивым взглядом. Прозрачные серые глаза судьи скользили от ног мятежницы, одна из которых была замотана в бинты, до талии, груди, шеи и, наконец, глаз девушки. Но думал Маркус, очевидно, не о прелестях Атенаис, а о чем-то совершенно ином. Как и обычно, понять это было попросту невозможно.
— Я могу Вас сейчас убить, — просто, без разбега, заявил Маркус. — И мне за это ничего не будет. Взять Ваш же клинок и воткнуть Вам в горло. Вы, хрипя, зальете кровью антураж моей кареты, и умрете. А моя прислуга потом неделю будет это все оттирать. Но... это... так скучно, так банально, так неинтересно.
Молодой человек скривился, словно мысли о банальности бытия доставляли ему нестерпимые муки. Что, что, а скуку Маркус совершенно не выносил. Как в жизни, так и на службе. По тому представлению, что он устроил в резиденции почившего наместника, это можно было понять. Ортонец подал знак Сэту и стражник снова вылез в окошко и окрикнул извозчика. После этого карета сбавила ход, а потом и вовсе остановилась. Вокруг была лишь заснеженная степь с видневшимся вдалеке кромками пихт. Где-то совсем далеко виднелись бойницы нандорских крепостных сооружений. Несколько минут Маркус молчал, смотря куда-то себе под ноги, но затем вновь поднял свой взор на Атенаис и чуть улыбнулся.
— Все же вы знаете, кто убил наместника Рейеса? — весьма неожиданно спросил судья. — Нет, давайте не так... Сопротивление причастно к смерти наместника Рейеса? И если да, то Вы лично знаете имя убийцы? Хотел бы заметить, что от вашего ответа зависит... многое. Например, Ваша жизнь. Поэтому, хотел бы получить исчерпывающий ответ. Да, и вопрос вдогонку, так сказать. Вы знакомы с Симо Джином?
Атенаис:
Морозный ночной воздух, обжигающий её сухие покусанные губы и напоминающий тем, что она жива, приятной колючей волной захлестнул лицо, когда раздольская мятежница переступила за порог поместья Вальмонов. Темнота на эти земли в зимнее время года опускалась быстро и стремительно, и только редкие желтые фонари да костлявый месяц, криво повешенный на звездном небе, освещали путь гремящей по мощеным дорогам карете, принадлежавшей императорской судебной коллегии. Лошади мчали во всю прыть, видимо, знатно напоенные и накормленные перед отправлением обратно в Рейнхолл, где спустя тридцать лет было суждено впервые оказаться неизвестной принцессе империи, которую она ненавидела.
Почти всю дорогу Атенаис молчала, думая о том, как ей предстоит выбираться из столичных казематов по прибытии в их недружелюбные объятия. Едва ли план побега, который она продумала для того, чтобы покинуть ортонскую крепость, сработает в условиях тюрьмы под императорским дворцом. Невольно, прогоняя в голове очередную последовательность возможных действий и исходов, раздолка вспоминает мать, рассказывающую, как однажды тоже оказалась в плену у нандорианских собак, подобравшихся в одночасье слишком близко. Образ родительницы тусклым огоньком все еще блестел в памяти: эти черные сальные волосы, сильные руки, широкая спина и грубое, но по-особенному красивое лицо с большими янтарными глазами. Прошло больше пятнадцати лет с того теплого летнего дня, как Гамора, кашляя черной кровью, отошла в мир иной с пришествием заката, и если ее внешность уже почти полностью была размыта движением времени, то голос сознание Нордрейны лелеял и помнил, словно он звучал еще вчера:
— Никогда не ищи правды о себе, Ниса, — сказала мать в свои последние часы, зная, что еще совсем полная юношеского максимализма девочка стремится найти родного отца, ибо тайны и интриги долго не живут в маленьких северных деревнях, а искренняя вера в умершего родителя разлетелась в пух и прах с приходом того самого лета, — Он никогда не любил меня, не полюбит и тебя, сколько не пытайся. Он из другого мира, моя девочка. У него другая семья, другая женщина и дети, а ты нужна здесь, нужна своему народу. Поклянись мне перед смертью не искать его. Ну же...
— Но мама, я... — глупость и чувство высшей несправедливости бурлили в ее крови, но, скрепив сердце, она все же произнесла заветное "клянусь" и клятву свою выполнила. Более ни дня не прошло в мыслях о возможном отце, о возможном воссоединении с ним и его семьей.
Голос лже-Айхенвальда вывел её из обрушившейся на голову от усталости полудрёмы, в которую женщина погрузилась, все же оставляя полуоткрытыми глаза. Зрачки кристально-синих глаз, до того бывшие предельно широкими, сузились в тончайшие щелки, а рот скривился в ядовитой ухмылке, когда беловолосый щенок, наконец-то, сказал все, что хотел:
— Пугаешь меня смертью? — в сравнении с тембром ортонца, голос Атенаис казался каменным и глухим, даже каким-то излишне "мужицким" для женщины. Когда карета остановилась (вероятно, это тоже должно было запугать), раздолка только лишь повела бровями, чуть ближе подаваясь корпусом вперед. Насмешливый бас опустился до грубого шепота — Ты чувствуешь мой запах, Маркус? Кровь, грязь и еще кровь и грязь. Такие, как я, знают, что смерть лучше жизни в рабстве у узурпаторов, которым ты целуешь ноги. Что бы сказал твой отец, до конца боровшийся за землю Норт-Уотерфула? Впрочем, ты не его сын и даже не Верена.
О том, откуда она знает имя сестры этого сладкоголосого мерзавца с жемчужными волосами, северянка многозначительно умолчала, скалясь и ликуя от мимолетно проступившего удивления на лице Айхенвальда. С улицы слышалось ржание лошадей и завывание метели. На некоторое время беловолосый затих, но, к сожалению, ненадолго. Минута от минуты он становился ей все противнее и противнее, хотя никто не говорил, что какой-нибудь имперский выродок (так, в случае исключения) может оказаться приятным человеком. Вопрос, поставленный судьей, без сомнений, крайне удивил Атенаис, от чего широкие брови резко поднялись вверх. Не зная, кто причастен к убийству Рейеса, она все же несколько задумалась о том, кто бы это в самом деле мог быть. И даже если это кто-то, поддерживающий восстание, действовал он едва ли от лица предводителей стормвудского ополчения:
— И снова пытаешься убедить меня, что моя жизнь хоть что-то да значит. Ты вырос среди актеров и лжецов, научился их ремеслу и ничего не знаешь о смерти. А я росла среди солдат и я обучена умирать давным давно. И ни ты, ни кто-либо еще не дождется от меня ни слова правды. Я сочту свою смерть славной, если умру, не поддавшись твоим смешным запугиваниям, Маркус Айхенвальд. Ибо даже самый доблестный доносчик хуже трусливого воина.
Маркус Айхенвальд:
Айхенвальд сохранил самообладание, когда Атенаис, упомянула его почившую семью. Иронично-саркастичное выражение не сходило с лица Маркуса, пока мятежница не замолкла. Но внутри все забушевало. Как она посмела? Как посмела своим грязным ртом упомянуть род Айхенвальдов? Впрочем... белоснежные волосы молодого человека всегда вызывали вопросы сначала у Маркуса, а потом уже у всех остальных. Вопросы, которые, по разным соображением, никогда не задавались вслух. Те, кто мог, в силу положения, покопаться в архивах, узнавал, что Гарольд Айхенвальд был убит более чем за десять лет до рождения мальчика и никак не мог быть его отцом. Дальнейшее же рассуждение было лишь делом логики. Слишком белая кожа, слишком белесые волосы для ортонца. И нация его неназванного отца не оставляла вариантов. Сам это Маркус понял еще в отрочестве и не понимал, откуда это известно преступнице, но знал, что она не ответит на его вопросы.
— Я, в отличие от подавляющего числа нандорцев, не испытываю отвращения, гнева или... не знаю, каких либо еще сугубо негативных чувств к повстанческому движению. Более того, я считаю вас всех, тех, кто одержим праведной идеей восстановления независимости Раздола, а не тех, кто присоединился к мятежникам наживы ради, очень храбрыми людьми, — Маркус легко повел плечами, как бы не одобряя сие, но понимая суть. — С точки зрения истории, ваша скоропостижная смерть, Атенаис, как я уже выразился, неинтересна. И с точки зрения логики, еще и опасна. Сомневаюсь, что повстанцы спустят Вашу смерть Императору. Нет... за Вас будут мстить. Но, в конечном счете, это все равно решать не мне, а Коллегии судей, а точнее, Верховному судье Нагвалю.
Маркус слегка разочарованно покачал головой, казалось бы, изрядно расстроенный сим фактом. Нет, мсье Айхенвальд хорошо относился к Адольфусу де-Нагвалю и даже очень. Именно благодаря его покровительству Маркус всего за три года превратился из простого, но подающего надежды легиста, в одного из самых влиятельных и известных государственных деятелей Империи, при этом, на удивление, не наживших себе существенных врагов. Уже сейчас многие, конечно, весьма осторожно, пророчат ему должность Верховного судьи после того, как Нагваль отойдет от дел в следствие любой из причин. Все-таки, старику уже было под семьдесят. Конечно, если бы не одно обстоятельство в прошлом молодого судьи, Айхенвальд вряд ли бы даже попал в поле зрения самого Ориона, что и дало толчок всему последующему в его карьере. Сам же Маркус предпочитал не заглядывать настолько в будущее. Тем не менее, иногда ортонец думал, что чрезмерная близость Нагваля к Императору мешала ему трезво и адекватно оценивать окружающую действительность.
— Впрочем, я не хотел бы, чтобы у Вас сложилось неверное впечатление о моих мотивах. Я никогда, ни единой секунды в своей жизни, не сопереживал Вашему движению. И не помогал ему, по крайне мере, целенаправленно. Ваш бунт совершенно напрасный и он никогда не приведет вас всех туда, куда вы хотите. Повстанческое движение даже движением то не назвать. По большей части, вы всего лишь разрозненные шайки варваров, возомнивших себя освободителями. Таких как Вы, Атенаис, или таких, как Симо - единицы. Ваш мятеж обречен на поражение хотя бы из-за того, что у вас нет цели. Сбросить гнет Нандора и вновь обрести независимость - это не цель. Это месть за умерших братьев и сестер и утраченный суверенитет, — серые глаза судьи не отрывались от глаз Атенаис. — Захват Стормвуда - это большая победа. Но, увы, в основном она обеспечена бездействием Императора, хотя вы тоже изрядно постарались. Орион не хочет развязывать полномасштабную войну, так как это повлечет всплеск антиимперских настроений в Ортоне и Шане, а в следствие их еще и волнения, ежели он объявит мобилизацию. А это все только сильнее усугубит положение. Хотя, думаю, Вы и так догадываетесь об этом. Хотите, я Вам расскажу, что будет, если вы каким-то чудесным образом одержите вверх?
Маркус отвел глаза в сторону, глядя в окошко, на белоснежные поля Ортона. Долго любить войну могут только спекулянты, генералы и проститутки. Им в военное время жилось как никогда, и нажиться они тоже сумели как никогда. Все знают, как начинают войну, но никто не знает, как она заканчивается.
— Нандорианская Империя распадется на прежде независимые королевства. Но Ваши проблемы не закончатся, а только лишь начнутся. Так как почти везде бывшие королевские династии пресеклись, а Императора Нандора вы, скорее всего, убьете, то начнется элементарная борьба за власть в каждом из королевств. Каждом! А это снова война, кровь, жертвы... Потом, когда во главе каждой державы встанет новый лидер, рано или поздно, снова начнется война, но на этот раз уже за новый передел земель, это неизбежно, и мы придем к тому, от чего когда-то давно пытались уйти... Вы хотите именно этого? При всех минусах Империи, при всей ее авторитарной направленности, ущемлении равноправия и посягательств на свободу слова, она дала нам всем существенный подарок. Она дала нам мир. Да, путем завоевания, но мир. Сегодня нандорец, ортонец и шаниец живут в мире. И раздолец тоже, смею добавить! И не потому, что кто-то так приказал, уже нет. Они живут в мире, потому что живут в одном государстве. Под защитой сильной армии от посягательств варваров или мерзких людоедов. Мы вместе. Но за мир всегда нужно платить, и в нашем случае платить приходится утраченным суверенитетом и лояльностью к Империи. Я не жду, что Вы это поймете, это было бы слишком самонадеянно с моей стороны. К сожалению, Вы также умны, как и ограничены в своем мировоззрении.
Лисиа Олкион:
Как бы ни было странно, но для Лисии, путь, проделанный в зимнюю пору, оказался относительно не таким сложным, как девушка рассчитывала. Пустынные заснеженные дороги не способствовали большому количеству путешественников, предпочитающих выбирать более благоприятные сезоны для перемещения по империи.
Еще до того, как Лисиа покинула стены храма воображение рисовало ужасающие своей жестокостью сцены, где на она подвергается нападению разбойников, схвачена раздольскими повстанцами или даже просто-напросто замерзла посреди суровых зимних пейзажей, но к счастью, ни одна из них не воплотилась в реальность. Пятеро были благосклонны к одинокой путнице и не спускали пристального взора с Олкион, оберегая ее от опасностей. Однако страх за собственную жизнь все же заставлял осторожничать и объезжать густонаселенную местность за добрую милю. Останавливаться и пополнять припасы приходилось только в случае крайней необходимости и в глухих селениях, куда еще не добрались отголоски восстания. В таких местах в отличии от больших городов люди жили собственной тихой жизнью, не влезая в распри с властью. Поэтому, девушке с исконно нандорской внешностью в деревушках грозила гораздо меньшая опасность.
Когда граница с раздольской провинцией осталась далеко позади, девушка вздохнула спокойнее. Остановившись в первом попавшемся городе, ей наконец представилась возможность сменить неудобное и изрядно поношенное платье. На деньги, вырученные с продажи сережек, Лис приобрела более комфортную для передвижения одежду и наполнила седельные сумки провиантом практически до отказа. Помимо всего прочего, Лисиа обзавелась ножнами для метательных ножей. Носить клинки в свертке было затруднительно, они - единственное средство защиты девушки, поэтому всегда должны быть под рукой.
Больше не было необходимости, всю дорогу ехать с надвинутым чуть ли не до самого носа капюшоном, лишь бы скрыть пшеничные волосы, и бояться каждого шороха, изданного неосторожной зверушкой. Ортон не выступал против империи, по крайней мере, открыто. Однако, это устраняло одну проблему, оставляя неизменными остальные. Пусть на территории провинции не кишели раздольские бунтующие, но это не отменяло искателей легкой наживы, коей сейчас выступала мисс Олкион.
Деревья плотными рядами нависали по обе стороны дороги. Конь, щедро предоставленный служителями храма в Бэйне, медленно продвигался по тропе, ступая по покрывающему ее снегу. Впереди лес заметно редел, уступая место бескрайним степям Ортона. Осталось еще немного, и девушка наконец-то будет в безопасности, преодолев во второй раз в своей жизни путь из Раздола в Нандорскую провинцию. Не успела Лисиа обрадоваться, что конец ее путешествия близок, конь оступился, угодив ногой в скрытый белоснежным покровом ухаб. Спокойного мерина после этого словно подменили, конь брыкался и пытался скинуть наездницу с себя. Неопытная в верховой езде Лис, не удержавшись, полетела наземь, чудом избежав травм. Догадаться, что он повредил ногу, было нетрудно, но девушка не понимала, как можно помочь коню, и что вообще ей делать дальше. Продолжать путь верхом было невозможно, животное не двигалось с места и, при любой попытке Олкион подстегнуть его, отвечало агрессией. В итоге, Лисии пришлось спешиться и взять коня под уздцы. Без лишней нагрузки скакун, хоть и медленно, но все же продолжил идти.
Лишний раз Лисиа убедилась в благосклонности богов к ее скромной персоне, когда выйдя из леса, она обнаружила посреди тракта карету. На счастье девушки, она не двигалась, поэтому Олкион, даже с хромающим конем могла добраться до нее. В другой ситуации девушка бы объехала экипаж, стараясь не столкнуться с людьми, но сейчас она отчаянно нуждалась в помощи.
Приблизившись к карете, Лис заметила герб на дверце. Не узнать его было невозможно, потому что Олкион видела его довольно часто. Стало даже немного обидно, что долгие часы, проведенные за изучением геральдики, не пригодились. Экипаж принадлежал судебной коллеги, поэтому девушка не сомневалась, что ей помогут.
- Добрый день, позвольте представиться, Лисиа Олкион, - сказала девушка твердо и, едва нахмурив светлые брови, продолжила, - Мне необходима помощь, конь повредил ногу и больше не в состоянии продолжать путь.
Маркус Айхенвальд:
Извозчик по имени Эванс постучал в окошко кареты, прервав тем самым елейный монолог Айхенвальда. Просто так он бы этого ни за что не сделал, поэтому Маркус тут же потерял всякий интерес к своей вынужденной спутнице и отодвинул задвижку, внимательно посмотрев на своего слугу.
— К нам движется путник. Судя по всему, женщина, тащит лошадь, — хрипло известил Эванс.
— Ясно. Давай, — кивнул Маркус, скосив глаза вдаль, пытаясь высмотреть незваного гостя.
На миг Маркус подумал, что Селина все-таки осмелилась послать за ним людей, но, увидев, что это не так, едва слышно выдохнул. Не то чтобы он чего-то опасался, но потенциальная встреча могла быть очень неприятной. Гадая, кто мог быть этой загадочной путницей, молодой судья заерзал на месте, то и дело выглядывая в окно. Впрочем, Эванс был далеко не просто кучером, поэтому Маркус не переживал.
Два года назад, на одном из первых своих судебных заседаний, Маркус вынес оправдательный приговор мужчине, обвиняемого в посягательстве на жить аристократической особы. Еще до суда придя в камеру к преступнику, ортонец увидел опасного ассасина, который находился уже в закате своей карьеры в связи с возрастом и который провалил последнее задание из-за гребаной собаки, что учуяла чужака в своем доме. О чем разговаривали законник и убийца, никому не известно. Но оправдательный приговор свершился и через три месяца на службе у Маркуса появился новый извозчик. Тайное оружие судьи отрастило бороду и носило глубокий капюшон, скрывая четверть лица. Девять из десяти ассасинов заканчивают свою карьеру благодаря собственной смерти, а десятый всегда спивается и также умирает где-то в сточных канавах. Маркус дал Роду Эвансу весьма неплохую жизнь и достойное жалование в обмен на собственную безопасность. Это если, конечно, не считать шкуры, что спас судья от неминуемого отсечения головы.
Эванс легко спрыгнул со своего места и возник подле нежданной гостьи, когда та была буквально в двадцати метрах от кареты Айхенвальда. Тяжелый взгляд почти черных глаз внимательно осмотрел прибывшую, и выслушав ее, выдержал паузу, а уже потом ответил:
— Мне нужно Вас осмотреть, мисс Олкион, — негромко произнес Эванс и подошел ближе. — Это может задеть Ваше достоинство, но жизнь члена Коллегии судей Нандора в данный, конкретный момент важнее. Поэтому заранее извиняюсь.
Несмотря на извинения, было видно, что Эванс это сказал просто ради какой-то формальности. Весьма тщательно ощупав девушку, он кивнул и велел ей следовать за ним. Подойдя к кабине, извозчик постучался и отворил дверь, слегка склонив голову и указав мощной рукой на Лисию.
— Мисс Лисиа Олкион, Ваша Честь. Насколько я могу судить, держит путь в Рейнхолл, ее конь повредил ногу и дальше она передвигаться единолично не может. Мисс Олкион просит у нас помощи.
Маркус с неподдельным интересом взглянул на девушку, обойдя ее с ног до головы взглядом серых глаз. Затем молодой человек лениво расплылся в улыбке.
— Госпожа Олкион, рад с Вами познакомиться. Я вижу, Вы милейшее создание, но что Вы делаете одна, здесь? Где Ваше сопровождение? Юной даме нельзя передвигаться в одиночку. Ммм... Ваш конь, безусловно, не сделает нам быстрой дороги, несмотря на то, что осталось около пяти километров, поэтому придется оставить его здесь. Конечно, мы потом за ним кого-нибудь пришлем, ежели Вам жалко скотину. Эванс, привяжите лошадь к какому-нибудь дереву и возвращайтесь. Мисс Олкион, прошу, поднимайтесь!
Лисиа Олкион:
Кучер не вызывал у Лисии доверия, в плавной походке и смазанных движениях едва улавливалась исходящая от него опасность. Взгляд маленьких глаз буравил девушку, заставляя ежиться от неприятного предчувствия. Мужчина был явно не так прост, как показалось ей сначала. Впрочем, не многие из высшего общества обращают пристального внимания на прислугу пока не станет слишком поздно, и, Лис не была исключением. Отшатнувшись, девушка рассеянно сделала пару неуверенных шажков назад. Снег под подошвой ее сапог мгновенно отозвался привычным скипом. Олкион нахмурилась и принялась протестовать:
-Не смейте ко мне прикасаться, - голос немного хрипел от возмущения, а руки взлетели вверх, чтобы обхватить собственные плечи и прикрыться, - Я, конечно, понимаю, насколько ценна жизнь вашего хозяина, но тем не менее это не повод, чтобы...
Кучер даже ухом не повел на протест Лисии и подойдя по ближе приступил к осмотру. Девушке ничего не оставалось как смириться. Конечно, она могла оттолкнуть наглеца и отказаться от помощи, но этим поступком Олкион вызвала бы еще большее подозрение к собственной персоне. Восстание в Раздоле все набирает обороты, поэтому сохранность жизни любого приверженца империи важна и любые меры предосторожности никогда не бывают лишними. Поджав губы и закусив щеку, девушка вскоре почувствовала железистый вкус едва проступившей крови во рту. Покрасневшая и оскорбленная подобным пренебрежением, девушка закуталась посильнее в плащ, когда кучер отступил удовлетворенный осмотром.
Из-за каретной дверцы наконец показался член судебной коллегии, чья жизнь так тщательно оберегалась. Мужчина оказался довольно молодым и, судя по всему, был нандорцем, по крайней мере, об этом говорили белесые волосы и серые глаза. Лис тут же натянула на лицо легкую улыбку, чтобы не выдать подлинных эмоций, бушевавших внутри нее. Замешкавшись на секунду, девушка, решив, что реверанс в брюках для верховой езды будет смотреться крайне нелепо, ограничилась слегка склоненной головой в знак приветствия.
- Добрый день, - слова слетали с губ легко и непринуждённо, - Благодарю Вас за оказанную помощь. Право, не знала бы, что и делать, если бы ваша карета не попалась мне на тракте.
Миновать вопросов о том, как юная особа очутилась в одиночестве на пустынной дороге, не удалось. Впрочем, Лис была готова к такому развитию событий, и подготовила рассказ, оправдывающий ее появление. Искренне глядя на судью, девушка продолжила:
-Мое вынужденное одиночество, лишь следствие неудачно сложившихся обстоятельств. Мы с моей компаньонкой гостили у давних знакомых в Марие. Вести, пришедшие из дому, - Лисиа опустила глаза и, тяжело вздохнув, понизила тон, - Заставили нас раньше времени выдвинуться обратно. К сожалению, по пути бедная Патриция подхватила лихорадку и мне пришлось ее оставить на попечении врачей в небольшом городке к северу отсюда, а дальше продолжить путешествие самой. Я понимаю, что это опасно, но, увы, у меня не было другого выбора. Но, слава Богам, мне повезло встретить Вас мистер... Простите, запамятовала как Вас зовут.
Ложь настолько плавно лилась из губ девушки, что та невольно поразилась собственным умениям. Посмотрев сквозь ресницы в глаза мужчине, Лис все гадала поверил он или нет. После чего, Олкион подала руку и взобралась в экипаж. То, что Лисиа увидела оказавшись в карете, заставило на мгновение замереть. Внутри, помимо самого судьи, была девушка вся в крови и перевязанная бинтами. Руки незнакомки были закованы, так что без сомнений можно заключить - заключенная. Она напомнила Лис ее тетушку, уж больно образ был похож, но вглядевшись повнимательнее в черты лица, Олкион заметила существенную разницу.
-Мое присутствие здесь не доставит неудобств? - серьезно спросила Лисиа, обращаясь к судье. - Если что-то не так, я могу самостоятельно продолжить путь.
Атенаис:
Желания продолжать что-то доказывать и рассказывать этому человеку у северянки не осталось, а потому она только слушала, лишь раз на вопрос "хотите, я вам расскажу..?" ответив броское: "я хочу, чтобы ты заткнулся". Но, к сожалению, этого не случилось и из уст беловолосого полилась очередная тирада, славящая империю, светлый Нандор и мужественного императора, армии которого так отважно и беззаветно защищают все и вся от "варваров и людоедов". Вот только в глазах Атенаис варварами были не те, кого подразумевал ортонец, а те, кто размахивая гербом империи грабил таверны и насиловал женщин, считая, что он здесь — царь и бог, которому все дозволено из-за жемчужного цвета волос и синевы, мерцающей в глазах.