Глава 6. Право любить
***
День будет тихим и круглым,
.....как белый речной голыш.
Утро уляжется тенью кота
.....на смятое одеяло.
Паук плетёт невесомый июнь
.....беззвучно, пока ты спишь.
Ветер листает горячую пыль
.....от эпилога к началу.
В книге растрепанных мыслей есть
......пометки твоей рукой:
про время, гудящее, словно жук
......в рассохшихся стрелках часов,
о ранних ливнях, что пахнут всегда
......асфальтом и глиняной тьмой,
о тайной вечности старых дач
......и ржавых дверных замков.
А память, знаешь ли - пёстрый мяч
.......покатится, только тронь
к глухим заборам, где цепкий вьюн,
.......по краю луж и обочин,
легка, как разбитой коленки боль
.......как лист, полоснувший ладонь
оставит рисунок зелёных чернил
.......и солнечных многоточий.
***
- Не смей подниматься так высоко!
- Но я теперь всегда так летаю! До самых колец даже! И это совсем не высоко!
- С мистером Поттером летай так, как он разрешает! Я не разрешаю!
- Ну, ма-а-ма!
Что-то в ответ сладко ёкает в груди, но она не позволяет себе размякнуть и поддаться.
- Спускайся немедленно!
- Еще чуть-чуть!
- Ты сейчас же не спустишься, или я больше никогда не приду с тобой на поле!
Джеймс спускается на пару метров, метла кренится, и он зависает в воздухе чуть ли вниз головой.
- Я спустился!
Гермиона в ужасе.
- Сейчас же выпрямись! Не смей так наклоняться!
- А что тогда сметь? – искренне изумляется ребенок, - Просто так летать скучно!
- Тогда вообще спускайся! На сегодня достаточно!
- Нет! Я обещал мистеру Поттеру, что буду тренироваться!
Гермиона, кажется, готова уже, как в детстве, визжать с досады и топать ногами. Она чувствует себя курицей-наседкой, которой подсунули в выводок утят, и которая мечется теперь в панике вокруг какой-нибудь лужи, изо всех сил, но безрезультатно, пытаясь уговорить свое непутевое семейство вернуться на твердую почву. Ей даже в голову не приходит, что можно самой сесть на метлу и присматривать за Джеймсом с воздуха. Как той курице никогда не пришло бы в голову лезть следом за утятами в воду.
О! Мисс Грейнджер отлично понимает, что опасения ее в целом беспочвенны. Что даже, если мальчик сорвется, на землю он не упадет – уж ни с его уровнем стихийной магии! Умом понимает. Но огромное количество пустого пространства между Джеймсом и травой квиддичного поля, заставляет ее совершенно терять голову. Стоит глупому ребенку слегка наклониться – у Гермионы перехватывает дыхание. Чуть более резкий разворот – и пульс ее зашкаливает всякие пределы.
Она сто, нет, тысячу, раз успела пожалеть, что разрешила Джеймсу эту тренировку! О чём она только думала?!!
Да-да, конечно, понятно, о чём. И погода сегодня хороша. И времени свободного достаточно - в кои-то веки. И Джеймсу она обещала...
- Джеймс Стоун!!! Вернись немедленно!!!
Мальчик не торопится подчиниться. Не то, что раньше, с месяц назад, когда его поспешная тихая угодливость заставляла сжиматься сердце и чувствовать неясную вину. Гермиона знает – тогда Джеймс боялся, что она передумает.
И будь ее решение усыновить ребенка не столь настойчивым, слово твердым, а любовь горячей, одним словом, не будь мисс Грейнджер сама собой – неисправимой, упертой гриффиндоркой, она вполне могла бы передумать. Потому что чертово Министерство требовало все новые и новые бумаги: справки, рекомендации, заявления. Бумажной волоките, казалось, не будет конца. Не помогало ни мягкое содействие Дамблдора, ни шумная поддержка Гарри. Гермиона металась от одного чиновника к другому, просиживала часы в пыльных приемных, толкалась среди других просителей по унылым министерским коридорам, в промежутках успевала вести занятия, ночами готовилась к урокам, проверяла километры бестолковых ученических эссе…
Выражение досады, бессильного гнева, усталости тогда не сходило с ее лица. Джеймс проводил в комнатах гриффиндорского декана почти каждый вечер. Безмолвно жался по углам. По щенячьи жалобно заглядывал в глаза...
Но вот заполнен последний бланк, подписана последняя анкета. Ее прошение, наконец-то, принято к рассмотрению. По этому поводу они с Джеймсом устроили себе маленький праздник – от души объелись мороженым у Флориана Фортескью, сходили в зоопарк...
Дела пошли на лад. Мальчик повеселел, стал глядеть уверенней. Конечно, за год в Хогвартсе Джеймс и вырос, и повзрослел. Так же, как все его одноклассники. Однако последние две-три недели изменили в нем что-то еще. Он стал… другим. И как-то слишком уж заметно и быстро…
Но Гермиона заставляет себя думать, что эти изменения к лучшему. Потому что нормальный ребенок и должен быть таким: беззаботным, озорным, немного непослушным, немного глупым, чуточку капризным... Меньше оглядываться на взрослых, не втягивать голову в плечи при каждом резком окрике.
Позволив Джеймсу это заветное вожделенное «мама», она как будто ослабила невидимые путы, дала мальчику вздохнуть свободно. Он все реже прячется в библиотеке, выбирая себе в приятели одни лишь книги. Чаще гуляет, лучше ест. О, да, он теперь не так тих и удобен (хотя когда это Джеймс Стоун был тихим и удобным?), зато гораздо больше смеется.
***
Чертов Поттер совсем задурил ребенку голову! Квиддич и метла, метла и квиддич! Мальчишку как будто подменили!
Да и он - Северус Снейп – тоже хорош! О чём он только думал, позволяя Стоуну эту метлу!!!
Совершенно непонятно, о чём. По крайней мере, сейчас он не может привести в пользу метлы ни одного весомого довода, разве что... Прогулки на воздухе, на тёплом весеннем солнышке, конечно полезнее для ребёнка, чем пропитанная колдовскими парами духота лаборатории.
Джеймс Стоун теперь не появляется здесь чаще, чем предписывает распорядок дополнительных занятий (отработок, естественно) по зельеделию. Меньше читает, меньше спрашивает... Хотя нет, спрашивает он, пожалуй, даже больше. Вот только львиная доля его вопросов адресована нынче все тому же Поттеру!
«Львиная доля». Остается лишь подивиться такой игре слов или собственного разума – вот уж точно, точней не скажешь… Странная горечь, как кофейная гуща, поднимается откуда-то со дна души. То ли обида, то ли досада… Отвлечься.
Стоун свешивается с метлы вниз головой. Осторожнее, дурной мальчишка!!! Выпрямись немедленно!
Хм… Забавно, а ведь Грейнджер, скорей всего, именно в своей досаде солидарна сейчас с деканом Слизерина. Вон как мечется. Настоящая наседка.
Северус уж и не помнит её такой. Такой она бывала в школьные годы. Ум и совесть «золотого трио». С грузом добровольной ответственности на плечах – грузом непрерывной тревоги о «Мальчике, который выжил»... Но война закончилась. О «Мальчике…» теперь тревожатся другие, а мисс Грейнджер изменилась. Или, может быть, просто стала собой?
Лишь несколько лет преподавания превратили её в Минерву номер два. Она чопорна, молчалива, сосредоточена, вечно сердита и традиционно равнодушна ко всему, кроме науки. Даже в праздничные дни, когда Хогвартс принимает порой огромное количество гостей, среди которых случаются и молодые, возраста Грейнджер, мужчины, она ни разу не была замечена за чем-то, хоть отдаленно напоминающим кокетство. Строгие, всегда чёрные мантии. Никаких украшений. Надменно вздернутый подбородок. Холодный взгляд… Почему она так себя ведет? Неужто, всё ещё тоскует по Уизли? Ничего глупее не придумаешь! Забудьте вы уже о нём! Вы ещё можете быть счастливой!
Но, нет. Куда там! Теперь ещё Стоун. Прекрасный способ поставить жирный крест на том, что осталось от вашей возможности устроить хоть какую-то личную жизнь… Где ваши хвалёные мозги, мисс заучка?!
Но, с другой стороны, именно этот ребёнок заставляет её сбрасывать привычный образ старой девы. Заставляет, шевелиться, беспокоиться, заставляет жить. Глаза снова горят, волосы встрёпаны, а мантию сменили джинсы и яркий свитер.
Северус украдкой рассматривает эту новую незнакомую Грейнджер. Благо, в тени трибуны его вряд ли кто-то заметит. И он может признаться хотя бы самому себе, признаться в том, что завидует. Наверное, никто и никогда вот так же не заставит жить его…
***
Как медленно ложатся дни...
До боли выжженное сердце...
Тяжелый ритм. Сны длинны.
Их пустотой не отогреться.
***
Похоже, Грейнджер окончательно надоела эта воздушная акробатика, и она собирается загнать мальчишку обратно в школу. Да уж, Стоун, хватит. Точно хватит. Слушаться надо опекуншу, а то, как бы ни вздумала от вас отказаться!
Почему-то при мысли об «отказаться» странно и больно сжимается сердце. Да нет, не странно. Уж Северус Снейп, как никто, знает, как это бывает, когда отказываются.
Не надо, Грейнджер, не отказывайтесь. Нормальный ребенок и должен быть слегка… непослушным... Вы ведь знаете это, «опытный» педагог? И квиддич, в конце концов, не так уж плох. Во всяком случае, «Мальчик, который выжил», в жизни устроился куда лучше, чем один старый злобный зельевар, а собственная безграмотность ни Поттеру, ни Уизли жить не мешает.
И, конечно же – «многия знания - многия печали». Вы помните это, Грейнджер? За примерами ходить далеко не надо. Взять хоть вас… Что тут скажешь... У Поттера, вон, СВОИ дети скоро в школу пойдут…
Ох!.. Кхм... Чем это вы там заняты? Нет, бегом за метлой вы не угонитесь. Даже пробовать не стоит. Не ровен час, споткнетесь... Ну вот, а я что говорю! Да ладно-ладно, остыньте уже! Пусть мальчишка сделает еще круг-другой. Воспитательному процессу это не повредит. Да, может и вообще, не стоит так усердствовать? Стоун - отнюдь не лентяй и не дурак, нормально учится и читает, несмотря ни на что, всё же много больше, чем Уизли.
***
- Добрый день, профессор Снейп, - сдержанный кивок, уголки губ приподняты в легком намёке на улыбку...
Как всегда, формальная вежливость её безупречна. Соблюдение правил этикета с точностью до самой последней буквы. На лице, однако, всё ещё заметна досада. Руки сложены на груди – будто в узел завязаны. Что с вами, Грейнджер? Опасаетесь казаться несдержанной? Или боитесь сломать ненароком поттеровский подарок? Да и сломали бы! Если честно, туда ему и дорога, этому венику!
Но у мальчишки-Стоуна глаза светятся таким восторгом, что приходится почти сразу устыдиться своих «крамольных» мыслей. Стыдиться неприятно. И отыграться на ком-то просто необходимо.
- Добрым, профессор Грейнджер, называется день, проведенный с пользой. Этот же вряд ли можно считать таковым, а по вашему внешнему виду подобное вообще представить сложно.
Она рассеяно оглядывает свой вызывающе маггловский наряд. Радость в глазах Стоуна сменяется пониманием и… гневом! Ого! Потише, молодой человек, потише. Помните, что грубость в адрес собственного декана для студентов Слизерина – нонсенс и вопиющее нарушение правил. Профессора Снейпа не смутить и не запугать, а вот взыскание на целое лето заработать можно…
Грейнджер, между тем, как-то неловко одергивает ярко-полосатый свитер и поднимает полный чистейшего недоумения взгляд. Сейчас получишь, Северус, обратно весь свой сарказм. Ладно, кабы ни слезы. Но, нет. Лицо гриффиндорки озаряет вдруг совершенно неуместная радость и, будто восклицательный знак для усиления эффекта, глупая улыбка от уха до уха. Не то чтоб эта улыбка красила её, но...
Надо же... какая ОНА, оказывается, ещё молоденькая... Совсем девчонка... Когда же он успел об этом забыть?..
- Я сказал что-то смешное, мисс Грейнджер?
- Да... э-э… то есть, нет, конечно… не знаю…
- Очень содержательно.
Удивительно, никакой обиды в ответ – напротив, полный восторг. Что с вами? Вы здоровы? Чёрт… Вот этого вслух спрашивать точно не стоило. Но улыбка почему-то не гаснет.
- Да, сэр… я… в порядке… Просто, вы… Вы давно уже никому… вот так… Я скучала по вашим насмешкам!
Что-что?.. Как бы сдержаться да рот не раскрыть от изумления.
- Вы пресытились жизнью настолько, что желаете над собой насмешек?
- Нет. Просто… Это как в детстве… - мечтательный взгляд из-под пушистых ресниц скользит по каменным стенам Хогвартса, галереям, башенкам, - Кажется, тогда все было другим… Подлинным. Ярким. Тогда мы ЖИЛИ!..
Вот как? Жили, значит? Хотелось бы с вами согласиться…
- Не могу, мисс Грейнджер, сказать того же о себе.
- Ой… Конечно. Простите. Я понимаю…
Что ты понимаешь, глупая девчонка! Ничего… Скучно стало? Так живите! Вам-то что мешает? Ах, да! Снейповских насмешек недостает адреналин в крови разгонять. Может взыскание вам назначить? Вот уж нет. Обойдетесь. Впрочем…
- Мистер Стоун, если плотное расписание звезды квиддича позволит вам выкроить время, вы ещё можете быть полезны в лаборатории. Сегодня в шесть.
***
Ну, вот. Накаркал. Чтоб ему икнулось, этому Поттеру! И за метлу, и за квиддич.
Билеты на квиддичный матч.
Неужто мальчишке для полного счастья не хватает только провести полдня на трибуне среди свистящих улюлюкающих придурков?! И восторг-то какой в глазах! Уймитесь уже, Стоун. Вы ведь все-таки – слизеринец. Эмоции хоть немного сдерживать надо. Не всем в этой школе интересно знать, что в субботу вы идете на квиддич аж с самим Гарри Поттером. Северусу Снейпу точно неинтересно.
- О квиддиче, мистер Стоун, беседуйте с мистером Поттером! Сюда вы приходите заниматься делом! И хотя бы на пару часов в день освободить голову от всякой ерунды!
И нечего так обиженно смотреть! Совсем Грейнджер мальчишку разбаловала. Никакой дисциплины.
Что же до Северуса Снейпа... Нет у него, знаете ли, блестящего квиддичного прошлого. И на метлу с этим костылем уже не взбираться... И всё-таки, нет, Поттер. Мы с вами за этого маленького недотёпу, нового лорда недоделанного, ещё потягаемся! Не уверен, кстати, что Грейнджер будет на вашей стороне!
- Идите сюда, Стоун. Вот это всё, - широкий щедрый взмах рукой, - в вашем распоряжении. Посмотрим, чему вы успели за год научиться. Позволяю вам, используя этот набор ингредиентов, сварить любое зелье на ваш выбор. Горячо надеюсь, что время на вас я тратил не зря, и вы в состоянии сотворить хоть что-то осмысленное.
Что ж. По крайней мере, сегодня до самого отбоя, ни о каком квиддиче мальчишка больше не вспомнит.
***
Вот оно! Ух! Даже голова закружилась. То ли страх, то ли восторг. Предвкушение. Сладкое предчувствие победы. Да. Так. Последнее время все идет, как надо. И не хватало до сих пор, наверное, лишь только этой мелочи.
Потому что… потому что черта с два он простит! Кому прощают ТАКОЕ! Он должен отомстить! Джеймс не сомневается в этом ни минуты. Сейчас или через неделю, или через год. Андре Линожу отломится за всё, что он сделал!
Джеймс долго думал, как быть. Посвящать в планы мести маму? Нет! Ни за что! Почему? Э-э… Просто… Это внутреннее дело Слизерина! Вот. И она все равно не поймет. Ее кота змея не кусала! Она скажет, что всё это было уже давно, и пора бы о том забыть. Ага, забыть, как же!
Можно, конечно, сказать декану. Да, теперь можно. Теперь Джеймс не, так себе, неизвестно кто. Теперь с ним нужно считаться! Но нет. Не то. Ну, что сделает Снейп, если узнает, отчего на самом деле умерла Кысь? Напишет родителям Линожа? Велит тому отослать свою гадюку домой? И всё? Даже на ингредиенты эту тварь не порежет! И Линож ещё то ли послушается, то ли нет.
Можно самому потихоньку, ночью, утащить банку из тумбочки и выпустить змею где-нибудь подальше. Но если честно, пусть стянуть банку совсем нетрудно, открывать её потом… Не-ет, Джеймс, конечно, знает, как. Только вдруг эта тварь не захочет уползать? Вдруг кинется?! Джеймс передергивает плечами. Придется тогда её прихлопнуть. Бе-е… И заметит кто-нибудь. Нет. Лучше сделать так, чтобы Андре сам её… Только для этого Линож должен, самое меньшее, свихнуться. Хотя бы ненадолго. Но, конечно, так, чтобы никто не понял, отчего, и даже не подумал бы обвинять Джеймса.
Наверное, где-то для этого существует какое-нибудь специальное заклятие. Но специальное заклятие нужно ещё найти, и потом придется ему специально учиться, а кто станет учить такому первоклашку? К тому же, с палочкой Джеймс пока что не очень ладит, а без палочки получится, конечно, круто, но тогда все снова вспомнят, что Джеймс – это будущий Темный Лорд.
Вот если бы оно произошло как-то само собой. Когда Джеймс будет, например, на уроках или, лучше, где-нибудь вместе с мамой в Лондоне.
Эта идеальная картина ещё долго тешит воображение, пока Джеймса, наконец, не осеняет. Зелье! Нужно приготовить подходящее зелье! Снейп за год многому его научил. Ингредиенты взять прямо в лаборатории – профессор часто оставляет там Джеймса одного, без присмотра. Рецепт? Рецепт, наверняка, отыщется где-то в безразмерной маминой библиотеке…
***
Рецепт отыскивается быстро. Будто кто-то Джеймсу специально помогает. Рецепт – что надо! Ингредиентов мало. Варить легко. И действует классно!
Если обрызгать этим кровать Линожа и подсунуть по матрас нарисованную змею!.. А если кто-то заметит, ну и что? Это же шутка! Даже змеюке хуже не станет. Линож потом её увезет с собой на каникулы и где-нибудь дома выпустит, а пока что, можно будет повеселиться! Жалко лишь, год кончается - времени почти не осталось. Сколько там ещё варить придется эту гадость!
Однако зелье и тут не подкачало – к пятнице всё готово. Не приходится даже прятаться. Снейп, как на заказ, именно на этой неделе позволяет Джеймсу экспериментировать. Пусть лишь с простыми ингредиентами, но рецепт-то ведь и есть – совсем простенький.
Слабый голосок совести, который заводит нудную песню о том, что нехорошо, мол, обманывать доверие декана, сразу затыкается, лишь только в памяти всплывает маленький черный комочек, что мечется по комнате из угла в угол и кричит от боли. Какая тут совесть! Джеймс даже хвалит себя потихоньку за доброту. Потому что Линожу, на самом деле, ничего ведь такого не будет. Ничего такого, что он, правда, заслужил. Ну «попрыгает» дня три, побесится – подумаешь!
***
- Эй! Ты что! Ты чего это делаешь?! – Андре никогда не кричит, даже если очень злится, а на Джеймса, и подавно, голос не повышает, но глаза за стеклами очков поблескивают возмущенно и настороженно.
- Я? Да, так… как бы... хотел змею нарисовать… вот… - Джеймс сидит на корточках возле кровати, заглядывает в соседскую тумбочку, низко склонив голову, и брезгливую гримасу на его лице Андре не замечает, - Да, не бойся, никто твою змеюку не трогает!
Рисует Джеймс классно, все это знают, Линож верит и почти успокаивается.
- Следующий раз не лезь без спроса. Она у меня не всегда в банке сидит, - хищно скалится, но, понятное дело, врет. Андре своей гадюки сам побаивается и никогда не выпустит ее просто так ползать по тумбочке.
- Да, больно надо! Я все равно уже закончил.
- Дай! – тянется нетерпеливо за листком в руках Джеймса.
- На. Только положи под матрас, а то сворачивается.
Это предложение тоже не вызывает подозрений. Джеймс всегда очень легко дарит свои рисунки, но требует, чтобы к ним не применяли магию, а потому пергамент приходится разглаживать под матрасом. Линож охотно забирает изображение змеи и своими же руками аккуратно убирает под матрас. Ну, вот. Остается только обрызгать зельем его подушку.
***
Через дверь в гостиную не пробивается ни звука – заглушающие чары второй курс уже освоил. Но внутри спальни - полный бардак. Подушки со свистом рассекают воздух, в стороны летят пыль и перья.
Шлеп! Джеймсу достается по затылку тяжелым и мягким. Он не в обиде. Он с удовольствием включается в сражение. Бу-бух! С переполненной тумбочки соседа падают на пол книги. Линож почему-то не реагирует. Странно… Неужто, зелье? Нет, не может быть. Не так сразу! Да и спать ещё не ложились, а на кровати, на подушке, непременно нужно поспать...
Но раздумывать долго некогда. Зевать не время! Военные действия перемещаются на кровать Эндрюса, которого Кингсберри с упоением лупит по голове подушкой Джеймса.
- Дай сюда! – Джеймсу подушки жалко, пусть школьная и починить недолго, все же это его подушка!
Кингсберри не возражает. Он тут же подхватывает подушку Линожа, и баталия продолжается. Но теперь Джеймс боится за зелье. Он осторожничал – капнул на наволочку лишь несколько капель. Вдруг выветрится! Приходится запустить в Кингсберри собственной подушкой. Артур, изображая на лице предсмертные муки, прижимает ладонь к груди и валится на кровать, на него тут же запрыгивает Эндрюс, и они, облепленные перьями, со смехом и грохотом скатываются на пол.
- Эт-то что такое!!! - староста-семикурсник Дон Билз вырастает в дверях, будто из ниоткуда. Вообще-то, в пылу сражения, за завесой перьев, заметить кого-то трудно. Пока Дон не рявкнул, в его сторону даже не смотрели. – А ну, малявки, спать!
Надо слушаться. Перья неслышно оседают на пол. Обитатели спальни делят свои подушки. Разгорается новая свара, но под строгим взглядом старосты быстро стихает сама собой. Младшекурсники расползаются по кроватям. Один за другим опускаются пологи. Темень. Тишина. Спокойной ночи.
***
Снится Джеймсу что-то смутное и неприятное, то ли драконы, то ли, опять же, змеи (змей этих он десятка два нарисовал, пока вышло, как надо). Что за гадость! Утром не вспомнить. Он и не хочет вспоминать. Следить за Линожем – тоже некогда. Потом. Вечером он насладится сполна. Сейчас надо торопиться. Пусть на часах только восемь, а квиддичный матч начинается в два, пусть аппартация до Лондона занимает всего секунду, пусть сначала будет завтрак, потом – почти полдня, а потом еще обед... все равно. Все равно сегодня Джеймс не в силах усидеть на месте. Ему очень хочется спешить. Со всех ног в Большой зал, за минуту что-нибудь проглотить – и бегом... куда-нибудь.
Как назло, время тянется и тянется. Он уже и бегать устал, а до обеда все еще далеко. Приходится вернуться в гостиную. Может быть, удастся почитать?
Но шаг в сторону свободного кресла – и Джеймс цепенеет. В кресле на мягкой подушке свернулась кольцами здоровенная змея! Джеймс едва сдерживает крик. Но тут мимо протискивается какой-то пятикурсник и плюхается в кресло прямо на змею... И становится понятно, что никакой змеи нет. Кто-то забыл на подлокотнике свой зелено-полосатый галстук, и пятикурсник сбрасывает его на стол.
Книжка, взятая наугад, тоже, кажется, про змей, но Джеймс не может толком сосредоточиться и что-то понять. Какой-то рассказ, но уж больно все запутано.
Замковый колокол звонит полдень – обед. Джеймс снова на ногах, снова мчится, что-то, не глядя, ест. Еще четверть часа, и он готов отправляться!
Ох, как медленно собирается мама! Зачем нужны все эти расчески, заколки, булавки. Баночки с чем-то пахучим, другие баночки – разноцветные. Джеймс думает, что даже у Снейпа в лаборатории меньше всяких разностей. Мама, и так, очень красивая! Зачем ей это всё?
Но, наконец, они шагают по тропинке в сторону Хогсмида. Ну, где же эта «граница аппартации»! Так и опоздать недолго!
Чёрное гибкое тело, как молния выстреливает из травы. Распахнута алая пасть. Белеют острые клыки. Джеймс с визгом шарахается в кусты.
- Так. Я что-то не понимаю! По-моему, кто-то куда-то спешил? Или ты вместо квиддича надумал поиграть в индейцев? – профессор Грейнджер, руки в боки, стоит на тропинке. Под каблучком ее туфли чуть выступает из рыжеватой лесной подстилки извилистый черный корень...
Змея!!! Ох... Да, нет же! Всего лишь палка!
***
Мистер Поттер ждет у ворот. Младшие Поттеры крутятся тут же. Джеймс не жаждет встречи с детьми всенародного героя, однако, терпит. Вряд ли мистер Поттер мог прийти без них. Джеймс Стоун, даже выжимает из себя в сторону Джеймса Поттера натянутую улыбку и несколько приветливых слов – в благодарность за метлу. Метла, несомненно, того стоит! Младший Поттер снисходительно улыбается. Джеймс терпит и это.
Стадион гудит музыкой, ветром, гомоном сотен болельщиков. Он так давно об этом мечтал! Даже розовощекая Катрин, которая то и дело взбирается на скамью с ногами, и уже пару раз успела наступить на край джеймсовой мантии, не портит ему настроения. Всё просто замечательно, до тех самых пор, пока тугие чёрные косички малявки не обзаводятся вдруг разъяренными змеиными головами…
Он стаскивает Катрин со скамьи, но поскольку на мантии Джеймса остаются красноречиво отчетливые следы маленьких сандалий, Катрин, самой же, за то и влетает. Даже Поттер-младший не пробует возражать. И взрослые, к счастью, ничего пока не замечают.
Гул приветствий нарастает. Ввысь летят фейерверки блестящих конфетти, громадные полотнища с эмблемами команд реют над стадионом. Команды на поле. Небесно-синие цвета «Королей ветров» мешаются с огненными «Пушек Педл». Джеймсу кажется, что красивее и ярче он не видел ничего в жизни. Он сам готов сорваться с трибуны, взмыть в небо, просто так, без метлы. Разогнаться и врезаться в этот безумный хоровод светящихся красок. Превратиться в стремительный снитч и засиять ослепительным золотом в голубом летнем небе. Чтобы не поддаться случайно искушению и не взмыть взаправду, он изо всех сил вцепляется в край скамьи.
- Ты за кого? – глаза Джеймса Поттера горят азартом.
Горе тому, кто станет болеть против его любимой команды! Джеймсу Стоуну, если честно, без разницы «за кого». Главное, что он, наконец-то, здесь! Но с другой стороны, если «ни за кого», то чего ради «здесь»? Джеймс пристально рассматривает игроков. Синие выглядят красивей. Но не дурак же он, понимает, что дело тут не в красивости. Что сказать? Не признаваться же Поттеру, что до сих пор не видел в игре ни одной команды, что просто не знает за кого болеть!
- Я за наших!
- За «Пушек»?
- Ну.
- А! Я так и знал! – Поттер сияет,- На! – торжественно вручает Джеймсу ярко-оранжевую розетку.
Джеймс не возражает и аккуратно прикалывает эмблему «Пушек» на мантию. Он подумывает даже не покричать ли. Или лучше посвистеть? Свистеть, это да! Это он умеет! Научился ещё в старой школе. Умеет уж куда получше Поттера! И, само собой, в глазах Поттера немедленно возникают уважение и зависть. Джеймс снисходительно обещает научить его так же. И уже вместе они беззастенчиво смеются над жалкими стараниями Катрин, которая, затолкнув пальцы в рот, надувает щеки, плюется и шипит как прохудившийся шланг. Смеяться с кем-то вместе оказывается неожиданно приятно.
Вдруг к малявке оборачивается профессор Грейнджер.
- Нет, Кэт. Не так. Смотри как надо.
И через мгновение Джеймс, не веря себе, смотрит на свою строгую серьезную маму, которую боятся в Хогвартсе (и седьмой курс не меньше, чем первый). Маму, которая, аккуратно заложив мизинцы в рот, заливисто свистит. Свистит так, как не свистел на памяти Джеймса ещё ни один лихой мальчишка! Свистит так, что обзавидуешься! Так, что с ума сойти!
Гарри Поттер смеется и аплодирует.
Катрин снова пыжится, но лучше, чем прежде, у нее не выходит. Ни с первого раза, ни с десятого. Она бросает свои смешные попытки и уже просто так дуется. Делает вид, что ей безразлично, пожимает плечами, демонстративно принимается за мороженое. И исподтишка тычет Джеймсу в бок палочкой от эскимо. Джеймс перехватывает пухленькое запястье и в ужасе таращит глаза на… змеиную голову…
Началось!.. Вот черт! Он ведь до самой последней секундочки надеялся, что это не так... или хотя бы не здесь...
Нужно собрать в крепкий кулак всю волю, чтобы не заорать. Спина покрывается липким холодным потом. В горле встает горький ком. Джеймс испуганно озирается. Змеи всюду. Шипя, вьются по спинкам сидений, ползут из карманов и дамских сумочек, свиваются в тугие клубки на полу под скамьями. Змей становится с каждой секундой все больше. Змеи, холодные и скользкие, одна другой отвратительней, смыкают свои кольца вокруг талии, лодыжек, запястий, шеи Джеймса…
Где-то на задворках разума остается ещё место для пары-тройки разумных мыслей. Как-то: вчера вечером, после подушечной баталии, Джеймсу, похоже, досталась по ошибке подушка Андре… кусочков пергамента с нарисованными змеями, черновиков, под матрасом Джеймса штук десять… кажется, квиддичный матч он сегодня всё-таки не досмотрит…
***
- Чёрт вас дери, Грейнджер! Вам доверили ребёнка, а не котёнка! И, кажется, именно этого ребёнка вы собираетесь назвать СВОИМ! Так неужели ВАШ ребёнок не заслуживает внимания большего, нежели разгильдяй Поттер и все квиддичные матчи вместе взятые! Вспоминайте!!!
- Я прекрасно всё помню, профессор Снейп! Я уверена, что мальчика никто не проклинал!..
- А это не может быть отравлением, Северус? – Дамблдор абсолютно спокоен. Он здесь единственный, кто спокоен.
На Снейпа страшно смотреть. Профессор мечется из угла в угол по лаборатории и, кажется, будто едва сдерживает себя, чтобы не заломить руки, а в соседней комнате, в личных профессорских покоях, в безумии мечется на кушетке Джеймс. Состояние мальчика ужасно, и оно не становится лучше оттого, что взрослые волшебники, вынужденные бессменно дежурить здесь, то и дело гасят его стихийные магические выбросы. Гасить их можно, лишь загоняя потоки силы назад... внутрь Джеймса. Вряд ли это поможет ему успокоиться, скорей всего, не подействуют даже самые сильные успокоительные зелья.
Что же до Снейпа… Профессор уже удивил Гермиону несказанно, потребовав, чтобы ребёнка так и оставили в его комнатах, после того, как Гарри и Гермиона в панике примчались с Джеймсом на руках не в лазарет, а почему-то, прежде всего именно в подземелья. Просто, Гарри почему-то сразу побежал прямо сюда, а Гермионе это показалось вдруг очень правильным…
Теперь в пору удивиться ещё больше. Профессор явно переживает за здоровье мальчика, переживает очень сильно. И это тот Снейп, который всего полгода назад ни в грош не ставил жизнь Джеймса Стоуна!.. Правда, потом профессор, как будто, смирился. Более того, он много занимался с Джеймсом. Учил, наставлял, помогал маленькому полукровке приспособиться к жизни в новом для него магическом мире. Но вот момент, когда Снейп сменил гнев на милость, Гермиона как-то упустила …
Так или иначе, предположить отравление – значит выразить профессору недоверие. Джеймс проводит в лаборатории зельеделия по нескольку часов каждый день! Так, где ещё он мог отравиться? Даже если кто-то из студентов тайком сварил какое-то запрещённое зелье - все равно в Хогвартсе большинство ингредиентов можно взять только во владениях Снейпа. Получается, что именно профессор не доглядел, расслабился, отвлекся, подвергнув опасности жизнь и здоровье студента. Причем, не просто студента – ребёнка, который, несомненно, хоть и непонятно когда, успел стать лично ему, Снейпу, очень дорог!.. Гермиона не понимает, как директор может быть настолько жесток. Вот так, при всех, бить по больному, да ещё попутно сомневаться и в профессиональной компетентности…
Намек достаточно прозрачен, и Снейп застывает на месте, точно наткнувшись на стену. Но прежде, чем он успевает обернуться, мисс Грейнджер поспешно встревает:
- Нет, господин директор. Я уверена, что это не отравление! Совершенно точно - какая-то порча!
Если она думает, что Снейп будет признателен, то, конечно, ошибается. Когда профессор оборачивается, лицо его искажено презрением. Гермиону он не удостаивает даже комментарием и обращается только к Дамблдору.
- Я уже взял на анализ кровь мальчика, Альбус.
- Вот как? – директор, кажется, доволен. Можно подумать, речь о научном эксперименте, а не живом ребёнке.
- Через четверть часа будет ясно, есть ли в крови какое-нибудь вредоносное зелье, - бесцветно поясняет Снейп.
***
Да что же это?! Безумие!.. Самое настоящее! Сумасбродство, помешательство!
Не отпускать! Не отпускать мальчишку от себя! Оставить в лаборатории. Занять разговором, книгами, экспериментом. Всем чем угодно, но он не должен идти на этот квиддичный матч! Или… по меньшей мере, слизеринский декан должен сопровождать его туда вместо мисс Грейнджер!
Почему?
Предчувствие? Ревность? Да, наверное, и ревность, и зависть. Смешно... Но если вдуматься, он с самого начала с трудом контролирует себя во всём, что касается Джеймса Стоуна. И если раньше это была неприязнь замешанная, что тут душой кривить, на страхе, то теперь, в который раз уже, сердце переворачивается в безумном порыве оказаться на месте Грейнджер...
Что за чушь! Ему никогда не быть на её месте!
И Джеймс Стоун теперь – просто чужой ребенок. Такой же, как любой другой студент в этой школе. Такой же! Многие-многие годы профессор Снейп учит здесь, в Хогвартсе, чужих детей, и давным-давно смирился с тем, что своих собственных у него, скорей всего, не будет никогда.
Джеймс Стоун умен, понятлив, талантлив. Джеймс Стоун принадлежит Слизерину! Этого всегда хватало, чтобы потешить требовательное самолюбие слизеринского декана. Всегда! Что изменилось? Откуда пришло это дикое желание видеть мальчишку не просто слизеринцем, а… кем?..
Быть на месте Грейнджер…
Северус Снейп провожает глазами две едва различимые вдали человеческие фигурки, что шагают по тропинке вкруг озера. До боли стискивает кулаки. Чужой ребенок уходит за руку с Грейнджер к её друзьям – Поттеру, Уизли, может быть, к кому-то ещё. Уходит… всё дальше от него. Почему эта мысль так нестерпима?
Эта боль мучает его час или два. Грейнджер и мальчишка вернутся лишь к вечеру…
Но они возвращаются раньше, и начинается ад…
***
Он берет на анализ кровь ребенка не потому, что предполагает отравление.
Джеймс Стоун мечется в бреду. Черные круги вокруг глаз, ввалившиеся щеки, в кровь искусанные губы. И непослушное сердце сурового профессора ухает куда-то вниз и страшно, больно сжимается, наполняясь паникой. Никогда еще Северус в своем вечном одиночестве и вынужденном, годами выстраданном холодном равнодушии не испытывал ничего подобного ни к одному живому человеку.
Да, были и есть на свете люди, которые по тем ли иным причинам ему небезразличны. Очень мало тех, кого он может назвать друзьями. Но это… Это что-то другое. Отчаянное. Пронзительное, острое. Боль ребенка отдается в груди собственной болью, смятение туманит разум и лишает сил. И потому нужно действовать. Нужно делать хоть что-то. Иначе он просто сойдет с ума…
Директор, безусловно, это понимает. И вопрос об отравлении задает не за тем, чтобы усомниться в зельеваре. Но за тем, чтобы встряхнуть, не позволить опустить руки, удариться в панику.
Зелье-индикатор почти готово. Только ничего нового оно, скорей всего, не даст. Вряд ли Стоун мог чем-то отравиться. Во всяком случае, здесь, в лаборатории, мальчик до сих пор имел дело лишь с самыми простыми абсолютно безопасными ингредиентами. И вчера, для эксперимента, профессор не выдал ему дополнительно чего-то ещё. Стоун сварил, в конце концов, слабенькое заживляющее зелье. Сварил вполне правильно, пусть не с первого раза. Образец этого зелья хранится в ящике стола, остаток – просто вылит. Всё.
Конечно, не стоит сбрасывать со счетов возможную зловредную выходку кого-то из студентов. Но зелья с подобным эффектом Снейп не помнит. Ребёнку всюду мерещатся змеи – понять что-то ещё из беспорядочного бреда невозможно. Кажется, Грейнджер права – это какая-то порча. Пока профессор занят анализом крови, гриффиндорка осматривает и магически сканирует вещи мальчика – одежду, учебники – все, что может нести на себе заклятие.
Индикатор показывает, что в крови Джеймса Стоуна отсутствуют какие-либо яды. Всё правильно. Остались лишь небольшие следы зелья, подавляющего стихийную магию.
Так, а это что?.. Нет. Тоже ничего - банальная аллергия. Немного необычная, к слову сказать, аллергия. Это похоже на… Но как бы то ни было, причиной столь странной реакции никакая аллергия быть не может.
Дверь бесцеремонно распахивается. На пороге Грейнджер с кипой пергамента в руках. Мерлин… На пергаменте змеи. Множество. Наброски и очень качественные рисунки… Откуда это? И что?..
Дамблдор кивает. О, конечно! Кто бы сомневался. Старик как всегда знает любой ответ заранее. И как всегда своими догадками поделиться забывает. Указывает на камин.
- Полагаю, часть причины мы нашли. Это нужно сжечь.
Лишь только в пламени исчезает последний рисунок, в соседней комнате раздается плач. Стоун очнулся. Рыдает в объятиях Грейнджер. Поттер, который тоже здесь, и которого до сих