Глава 9. Шаг на месте.
***
Мы рождаемся болью в ладонях агонии.
Мы срастаемся кровью у корня сердца.
Ты – мой враг. Убивая твое безмолвие,
Убиваю… себя. Никуда не деться.
***
- Гарри! - Гермиона выскакивает за дверь, как ошпаренная. – Гарри! Камин!.. Где здесь камин?!
- Камин?
- Мне нужен Дамблдор! Потом… - отмахивается она от возможных вопросов. Каждое мгновение стоит сейчас целой жизни. Секунды свиваются в гордиев узел, сплетая ее судьбу с судьбами самых дорогих любимых людей. И от нее зависит, будут ли они счастливы, и будут ли вообще…
***
- Вы в Мунго? – лохматые седые брови директора сползаются к переносице.
- Да!.. - выдыхает Гермиона, не зная, где найти слова и, главное, время, чтобы поведать обо всем, что случилось с ними в последние дни. Но старик сам догадывается.
- Северус?
- Да!.. Директор, пожалуйста!..
В следующий миг Дамблдор уже отряхивает мантию от золы с этой стороны камина.
- Идемте! – шагает размашисто, так, что девушка едва поспевает следом, - Рассказывайте!
- Это проклятие отречения! Он сам… я… Времени… нет! Вы можете нас обвенчать?!
- Северус?..
- Он согласился! Потому что… есть… причины. Но… он так слаб…
Если бы Гермиона не сходила с ума от тревоги, если бы успела задуматься, то непременно подивилась бы тому, как мало приходится объяснять, как легко понимает директор ее сбивчивое лепетание. Но привычка берет своё. Как же, ведь всем известно, что от взгляда проницательного старца не укроется ничто. Да скрытность и не в характере гриффиндорки. Мисс Грейнджер мало заботит чрезмерная осведомленность Дамблдора, который, само собой, давно уже знает о ее безответных чувствах к Снейпу. Знает, наверное, даже больше, чем она сама. Главное – просьба о венчании не кажется ему нелепой! Директор уточняет лишь:
- Вы помните, что контрзаклятие…
- Да-да!
Белая дверь распахивается в белую пустоту палаты. Пустые белые стены без окон. Белый искусственный свет убивает малейшие полутени. Белая крахмальная постель. Лицо Снейпа кажется бледнее простыней. Пряди волос чернильными брызгами на белой подушке. Глаза закрыты…
Не успели???
- Мальчик мой… - голос Дамблдора слабеет, лицо искажается, точно от боли, но лишь на секунду, потом интонации обретают прежний напор и властность, - Гермиона! Возьмите Северуса за руку! – быстрый росчерк палочки, и в подставленную ладонь девушки падает голубая шелковая лента, - Северус?
- Альбус… Я слышу… - приоткрывает глаза, на мгновение встречается взглядом с директором и смыкает веки еще плотнее.
- Всё будет хорошо, мой мальчик.
В ответ Снейп едва заметно качает головой. Меж черных бровей пролегает глубокая складка. Бескровные губы вздрагивают:
- Безумие…
***
Кто? Какой болван со сладкой кашей вместо мозгов сочинял текст обряда венчания? Как долго… долго… Столько бессмысленных слов…
Мерлин… Снейп… у него не хватит сил сказать всё это!.. Холодная ладонь в ее руке делается влажной, пальцы безжизненны. Как долго… И ведь это еще не все! Ей – еще предстоит отыскать где-то контрзаклятие, ему – выдержать бесконечно длинный обряд родства. Скорее! Пожалуйста, скорее!
- … Становитесь мужем и женой!
Голубая лента стекает по коже, точно вода.
- Директор!.. Контрзаклятие…
- Венчание само по себе - один из обрядов родства, Гермиона. Тебе нужно лишь немного дополнить клятву.
Боги!.. Волна огромного облегчения захлестывает ее с головой, подхватывает, кружит, мчит…
- Я готова! – в висках тревожно и нетерпеливо стучит миллион маленьких молоточков.
Снейп вздрагивает и открывает глаза. Рука его силится оттолкнуть ладонь Гермионы.
- Нет…
- Северус… - хмурится Дамблдор.
- Нет!.. Не смейте!.. Она не знает!..
Но Гермиона не собирается слушать и тратить время на споры, тем более, здесь, на пороге, за которым ждет их новая жизнь. Не лучшая, не другая – просто жизнь… в которой все будут живы. Скорее!
Она не позволяет Снейпу избавиться от ленты, лишь сильнее сжимает слабые пальцы и оборачивается к директору. Старик возносит руку над ее головой.
- Вы клянетесь чтить своего супруга не только, как главу своей новой семьи, но как главу нового рода, которому он положит начало. Вы клянетесь продолжать его род.
- Я клянусь!.. – незримый вихрь подхватывает ее и уносит в беспредельную высь, тело точно растворяется в бесконечных потоках вселенских энергий, в ушах нарастает пронзительный вой, глаза не видят ничего, кроме ослепительного сияния. Где-то в незримых глубинах души, внутри самого естества дрожит и жалобно стонет предельно натянутая струна, поет, плачет, пронзительно вскрикивает и… лопается.
Тьма.
***
- Глупая девчонка... – Северус смотрит, как директор укладывает неподвижное тело Грейнджер на наколдованные носилки, - Глупая...
- Позволь не согласиться с тобой, мой мальчик.
- Половину сил... – бормочет он, не слыша Дамблдора.
Отчего-то делается страшно. Как она? Справится ли? А если нет? Если эта выходка будет стоить ей жизни? Какой бессмысленный риск! Вечная бездумная гриффиндорская храбрость… А бездумная ли? Он вынужден признать, что сражен той легкостью, с которой девушка принесла клятвы. Так, будто всё давно для себя решила. Как будто и не думает отступать. Как будто нужен ей не только мальчишка, но и… Нет. Что-то сильно не сходится в этой головоломке…
- Все будет хорошо, - директор на удивление беспечен, - Физическая слабость пройдет. А магические способности вернутся в полной мере после рождения вашего первенца.
Первенца??? Мерлинова борода! Вы в своем уме, Альбус?!! Вы же знаете!.. Знаете!! Даже если девчонка согласится, сам он никогда на это не пойдет!.. Впрочем, стоит ли беспокоиться? Чтобы вы там ни задумали, директор, нельзя не признать, что к смерти Северус Снейп сейчас много ближе, чем к чему бы то ни было еще…
О, кстати! Конечно же! Вот и разгадка! Он умрет – и Грейнджер это знает. Снейп найдет мальчишку и исчезнет из ее жизни. И именно смерть Северуса Снейпа, а не рождение ребенка вернет ей магические способности. Она знает и поэтому не тревожится. Вот только совесть почему-то твердит, что думать так несправедливо, по отношению к гриффиндорке, но думать так все-таки легче, чем мучиться загадками, которые мисс Грейнджер перед ним ставит. И главное, так думать … правильно...
И он насмешливо фыркает:
- Первенца? Что вы, Альбус! Уж лучше я умру! Тогда силы вернутся к ней скорее.
Но старик не замечает, или не желает замечать, шутку.
- Зачем ты говоришь это, Северус? – пронзительный взор ярко голубых глаз полон осуждения. – Почему ты вообще молчал об отречении?! Обряд родства над Джеймсом мог убить тебя!
- Невелика потеря, - отвечает он машинально.
Чего же вы добиваетесь, Альбус? Неужели, нужно обязательно… произнести вслух?.. И к чему демонстрировать это ваше вездесущее всеведение? Северусу Снейпу в высшей степени все равно, когда вы узнали о мальчишке, и все равно, что именно вы знаете...
- Иногда мне жаль, - с досадой в голосе обрывает его мысли директор, - Жаль, что ты уже не школьник, а телесные наказания я отменил. За такие речи тебя следует хорошенько высечь, друг мой!
- Альбус, сделайте одолжение... – отмахивается Снейп, - Если я правильно понял, где-то там за дверью должен быть Поттер...
- Гарри?
- Да. Попросите его зайти.
Не стоит тянуть. Девчонка без сознания, а доблестный аврор Поттер вряд ли станет церемонится со своим старым школьным врагом. И Северус Снейп просто исполнит то, что надлежит. От слабости двоится в глазах, но сил на магию связывания у него теперь хватит, а дальше… Нет, он вовсе не ищет смерти, но и бежать от нее больше не намерен. Равно, как и обременять Грейнджер, так что очнется девчонка, скорей всего, уже свободной.
***
Гермиона приходит в себя мгновенно, будто кто-то резким рывком грубо выдергивает ее из блаженной пустоты небытия. Распахивает глаза и долго-долго смотрит в идеально ровный белый потолок. Пристально вглядывается, точно хочет отыскать на гладкой бесцветной поверхности какие-то незримые письмена, вычленить из лишенной смысла белизны знакомый замысловатый рисунок. Потом вспоминает. Снейп!
Тело движется само. Она соскакивает со своего странного высокого ложа, лишь мельком отмечая больничную рубашку на себе вместо привычной одежды. Но в следующую секунду колени подламываются, девушка падает на четвереньки и, как ни силится, подняться не может. Руки дрожат. Она в состоянии ползти – не больше. Дверь, до которой только что было рукой подать, неожиданно отодвигается слишком далеко.
Ах, да!.. Она вспомнила – половина сил! Что ж…
Кстати, означает ли эта ее слабость, что профессор жив? И если жив, что может грозить ему в дальнейшем?
Ну, почему, почему она так мало знает об этом проклятии?! Почему никогда не интересовалась прежде? Как можно было быть такой глупой, считая, родовую магию бесполезным старьем, имеющим значение только для чистокровных семей?! Теперь лишь Мерлину известно, какие еще сюрпризы ее ждут!..
- Герми! – Гарри врывается в палату, отпихнув с дороги Жака, который, очевидно, следовал тем же курсом, но был недостаточно расторопен. – Герми! – ахает он снова, когда видит ее на полу посреди комнаты. – Мы поставили сигнальные чары, так что… когда ты… Ты как?
Пытается подхватить ее на руки, но Гермиона не позволяет, потому что с силой утопающего хватается за его рубашку.
- Снейп?
- Профессор жив! – немедленно заверяет Жак, который неуверенно топчется тут же. – Думаю, к вечеру он очнется…
- Очнется?! К вечеру???
- Я… Мы прочитали заклятие связывания… - мямлит Гарри, - И он… ну… упал в обморок… Просто в обморок.
- Ты, что, с ума сошел?!!
- Он торопил! – смущенно морщит нос герой магического мира, - Ты ведь знаешь, какой он…
- Ты мог его убить!!! – вопит Гермиона, - Ты… ты, что, школу до сих пор не перерос?! У тебя своей головы на плечах нет?!! – тревога, отчаяние, боль последних часов выплескиваются из нее с этим потоком слов. Она непременно наговорит лишнего. Потом, наверное, будет извиняться. Ничего, лишь бы с НИМ всё было в порядке!
***
Гарри, неудобно скрючившись, пытается незаметно высвободить ворот рубашки из цепких пальцев подруги. Вот, черт! Хорошо еще, она не знает, что лишь появление Дамблдора не позволило Снейпу дочитать заклятие до конца. Если бы… сейчас все было бы уже кончено.
Гарри?.. Нет, он не стал бы мешать. Почему? Да просто потому, что только он здесь трезво смотрит на вещи! Гермиона ослеплена любовью так, что не видит ничего дальше своего носа, а Альбус пока не знает о побеге Джеймса.
Гарри же до конца сознает всю сложность и опасность ситуации. И, кроме того, он Снейпа понимает. Прекрасно понимает! И нетерпение, и готовность пожертвовать жизнью. Тем более что никто на памяти Гарри не ценил свою жизнь меньше, чем Северус Снейп. И Снейп тоже, не хуже Гарри Поттера, счастливого отца двоих детей, понимает, что благополучие и безопасность собственного ребенка достойны любых жертв.
Ну а, если уж вовсе начистоту, где-то, в самой глубине души бдительного аврора, прежний, злой и упрямый школьник, настойчиво твердит нынешнему Гарри Поттеру. Твердит, что Джеймс Стоун, сын пожирателя смерти, опасен и непредсказуем, а Северус Снейп, слизеринский гад, мерзок и ненавистен. И, стало быть, Джеймса непременно нужно найти, а Снейпа совсем не обязательно щадить. В конце концов, это его личный выбор. И кто такой Гарри Поттер, чтобы мешать?
***
Ты слышишь? Зреют семена,
Цветут кувшинки.
И вечность капает из сна
Сухой травинки.
И ночь соцветьями летит
На мрамор яркий.
И время изумрудом спит
В заросшем парке...
***
Утро пахнет сыростью и засаленной обивкой старого узкого дивана, который Джеймс отыскал на втором этаже в маленькой гостиной, где и провел ночь. Или, скорее, утро. Потому что ночь – прошла на пустыре у костра и в кресле у камина, в компании Сима. Спать Джеймс отправляется, только когда небо за окнами начинает сереть, в неведомом пространстве за стеной сердито и хрипло кричит петух, а вампир церемонно прощается с мальчиком, чтобы спуститься вниз, в затхлый темный подвал дома, и на пыльной кривой лестнице молкнут его шаги.
Бледный рассвет быстро гаснет, укрывшись за низкими облаками. И уже к полудню, когда Джеймс сползает, наконец, со своего дивана, небо наливается дождем, а в воздухе зависают белесые туманные клочья. Черные деревья в саду тянут сквозь туман корявые мокрые ветви, точно жадными цепкими пальцами что-то слепо ищут вокруг. Туман укутывает кроны, стекает вниз по шершавым стволам, сбивается у корней мутными пышными клубами. И, кажется, что деревья отрываются от земли и медленно торжественно плывут вдоль садовой аллеи.
***
В жилище Сима не водится домовых эльфов, или же служат они одному только хозяину. Так что завтракать приходится оставшимися с вечера черствыми булочками. Хорошо еще, что Джеймс догадался захватить сюда с собой хотя бы их.
Сим, кстати, не обещал, что впредь будет кормить своего юного гостя или ухаживать за ним, но велел, однако, не покидать дом. Джеймс на это лишь пожимает плечами. Он ведь тоже ничего Симу не обещал. И приказ его, очевидно, придется нарушить – не сидеть же голодным до вечера. Чуть попозже он выберется на улицу и разведает, чем можно поживиться в округе. Конечно, он не станет уходить далеко и надолго. Чуть что - сразу назад! Авроры не знают точно, где его искать, и пока они там разберутся, Джеймс будет уже под крышей.
Хм… Крыша. Он поднимает голову к высокому потолку. Потолок предсказуемо пыльный, заросший тенетами и, определенно, уже сырой. Грязные пятна и серо-рыжие потеки на старой извести не оставляют сомнений в том, что от сильного дождя дырявая крыша не спасает ни дом ни его обитателей. Так что если Джеймс не хочет однажды утром проснуться в луже дождевой воды и не собирается расставлять тазы и ведра под бесчисленные течи, ему стоит перебраться в комнату посуше.
Дом велик. Джеймс пытается уверить самого себя, что тут можно неплохо устроиться. На крайний случай, он спустится вниз и разведет камин. Ну, или, наконец, нарушит еще один из приказов Сима… Да, Сим очень строго предостерег его от использования магии, но Джеймс ведь и тут ничего не обещал…
Впереди долгий одинокий день. По грязным стеклам ползут дождевые капли. Слякоть не слишком располагает к прогулкам, а Джеймс еще не настолько проголодался, чтобы рваться на улицу. Словом, в первую очередь, юный маг решает обследовать дом.
***
Бесконечные галереи и коридоры тянутся, наверное, на целые мили, разбегаются в стороны и сбегаются вновь, чтобы пересечься под странными углами. Широкие мраморные всходы, покрытые ветхими коврами, ведут в громадные бальные залы. Где темная от времени амальгама зеркал, полная неясных теней, возводит вокруг загадочные сумерки. Порой зеркала отступают, и стеклянные двери меж ними открываются на просторные балконы или манят спуститься в сад, под сень уснувших деревьев. Высокие своды теряются во мраке, каждый шаг рождает гулкое эхо, которое мечется среди необъятных колон, дробится на сотни шорохов, шелестов и скрипов, множится и звучит, звучит, звучит еще долго, прежде чем сгинуть в темной глубине коридоров.
Кажется, что все пространство особняка заполнено одной лишь звенящей пустотой, которая за долгие годы разрослась до гигантских размеров, не уместилась в стенах и выплеснулась прочь, дальше, в какую-то бесконечную параллельную вселенную. И тут же, рядом с этой огромной пустотой, в толще стен таятся крутые окольные лесенки, такие узкие, что приходится двигаться боком. Они карабкаются высоко вверх, под самую крышу, где за дубовыми дверями скрываются таинственные кладовые, полные книг, пергаментных свитков, алхимических сосудов и диковинных приборов.
На первом этаже, за уже знакомым длинным холлом со старинной резной мебелью и в рост человека мраморным камином, тянется галерея в западное крыло, где весь первый этаж занимает кухня. Грязная, захламленная, никому не нужная больше комната с закопченной необъятных размеров плитой и деревянными черными шкафами под потолок. За стеной ютятся помещения для прислуги - маленькие тесные каморки, забитые обломками мебели, с крошечными слепыми от пыли окошками, выходящими в какую-то подворотню.
Через кухню Джеймс пробирается на заднее крыльцо. Дом оказывается много больше, чем он представлял себе вначале. Или, может, все дело в том, что Джеймс, на самом деле, еще слишком юн и неопытен, чтобы разобрать, где и как в реальный мир вторгается расширяющая пространство магия.
Уже далеко за полдень. Он порядком проголодался, но чувствует себя слишком усталым не только для продолжения изысканий, но и для вылазки наружу за едой.
Мокрые деревянные ступени спускаются в узкий дворик к каким-то хозяйственным постройкам. Справа, в отдалении, длинный низкий барак – быть может, бывшая конюшня. Старая черепица с крыш большей частью осыпалась, так что даже издали сквозь многочисленные прорехи видны кусочки серого дождливого неба. И замусоренный дворик, и брошенные много лет назад постройки, поросли травой и колючим кустарником, стены оплетает дикий виноград, а где-то под стропилами кто-то чуть слышно возится – должно быть, голуби или летучие мыши. Как и в доме, здесь нет ни души или…
С крыши конюшни с шумом срывается крупная серая птица. Сова? Ищет адресата? Кого? Или это дикая сова пряталась от дневного света в пустующем сарае? Что же тогда ее спугнуло?
Мальчик напрягает зрение. Внутри конюшни что-то белеет, но туман не позволяет рассмотреть подробнее. И тогда, набрав в грудь побольше воздуха, точно заранее преисполнившись ужасом, Джеймс медленно-медленно выходит из-под спасительной крыши, чтобы на цыпочках спуститься во двор.
Ничего не видно.
Стараясь не дышать, он осторожно крадется к конюшне, но дыра в стене, в которую он заглядывал с крыльца, оказывается теперь выше его глаз. Путаясь в траве, Джеймс пробирается к раскрытым настежь воротам и замирает на пороге.
Там, определенно кто-то есть. Джеймс даже слышит дыхание. Нет, незнакомец не сопит и не пыхтит. Просто внутри него пульсирует жизнь, течет кровь, бьется сердце, и Джеймс каким-то образом различает все эти ничтожные движения и звуки. Однако даже обострившееся восприятие не помогает ему понять, кто прячется за гнилыми досками и драной мешковиной в темном углу, в самом дальнем стойле:
- Эй! Кто здесь?! – В ответ доносится приглушенное аханье и возня. – Выходи!
Джеймс сам не знает, что толкает его на такой чисто гриффиндорский бездумный и неосторожный поступок. Он бегом пересекает конюшню, врывается в стойло, ухватывает и тянет на себя кусок ветхой мешковины, за которым, как за ширмой, прячется некто…
Некто оказывается слабее Джеймса. Парень просто сбивает его с ног!.. И…
- Ты??? – он растеряно смотрит в бледное лицо, окруженное ореолом пушистых светлых волос. Курносый носик. Серые глаза под белесыми ресницами. - Ты что здесь?.. Что здесь… Откуда ты взялась???
- Отпусти! – она сердито отталкивает Джеймса и садится, подтянув к подбородку исцарапанные коленки.
Джеймс не сопротивляется и послушно откатывается в сторону. Но взгляда отводить не желает и снова настойчиво спрашивает:
- Ты что здесь делаешь?!
Что она здесь делает? Как попала сюда? Почему выглядит так будто… Ну, будто не одну ночь уже провела на грязном сене под дырявым мешком?
Странно. Джеймс всегда считал, что у Катти Брайт очень благополучная семья. Обеспеченные уважаемые родители-маги. Младший братишка… Она упоминала как-то, что соскучилась… Так каким же ветром ее сюда занесло?
Не прошло и месяца, как они расстались… Но почему-то кажется, что случилось это в позапрошлой жизни.
***
Школьники, отъезжающие из Хогвартса на летние каникулы, занимают дорожные кареты. Шум, суета, смех.
Гриффиндорка спешит. Ее ждут. Кто-то там, у кареты, уже нетерпеливо переминается с ноги на ногу, машет рукой…
Она волочит вниз с крыльца тяжелый чемодан и неловко обнимает клетку с маленькой пестрой очень сердитой совой. Джеймс торопливо догоняет девочку, хватается за ручку чемодана. От неожиданности Катти вздрагивает.
- Ты… Зачем ты?.. Отдай!
- Эй! Я просто хотел помочь!
- Отстань! – она слабо тянет чемодан на себя и виновато оглядывается.
- Давай, понесу! – Джеймс знает, что Брайт до сих пор не простила ему синие волосы. С самого начала весны слизеринец и гриффиндорка не сказали друг другу и пары слов. Но теперь Джеймс твердо намерен помириться…
- А ну, отвяжись от нее! – Кларедон отпихивает Джеймса, выхватывает у Катти из рук чемодан, шагает к дорожным каретам и останавливается там, - Эй! – зовет он одноклассницу, - Скорее! Не разговаривай с ним!
- Уже иду! – откликается та, но остается на месте.
Молчит, разглядывает носки своих туфель. Ждет, скорей всего, что Джеймс заговорит первым, а он, как назло, двух слов связать не может и тоже лишь бестолково молчит.
Наконец, выдавливает неуклюже:
- Ну, пока… наверное…
Она пожимает плечами:
- Пока, - отворачивается и бежит к карете, и ни разу больше на него не оглядывается.
***
Конечно, гриффиндорка Катти Брайт не стала за прошедший год подружкой слизеринца Джеймса Стоуна, но она успела стать человеком, одним из тех немногих, к кому Джеймс неплохо относится.
Она ведь, в самом деле, ничего – веселая, не задается, не умничает. Джеймс и дальше не прочь с ней общаться, даже дружить, наверное, и помогать, при случае, но доверять… Нет. Вот доверять гриффиндорке было бы полной глупостью. Он уже от стольких знакомых слышал, что эти гриффиндорцы совершенно без царя в голове! Ни врать, как следует, не умеют, ни молчать, когда нужно. Прут на рожон, не думая, кто потом отдуваться будет. И в этом Брайт не лучше других. Сама не заметит, как разболтает кому-нибудь, что видела Джеймса, и тогда всё, пиши, пропало! Вот поэтому, пускай-ка, первая сейчас сознается, зачем она здесь, а Джеймс потом еще подумает, можно ли ей что-нибудь рассказать!
- Так что ты здесь делаешь?
- Живу!
Оп, ля!.. Ни чего себе! И ведь, правда – вон на сено брошена пестрая вязаная кофточка. В уголке Джеймс замечает разбитые старые туфли на низком каблуке, а на подоконнике – миска и чашка с отколотой ручкой.
- Я-то, знаю, что здесь делаю, - фыркает Катти, - А вот ты как тут очутился?
- Пришел… - бурчит Джеймс. Похоже, в присутствии гриффиндорки у него с некоторых пор заплетаются мысли, и не слушается язык.
- Вот так вот просто, взял и пришел? – ехидничает та.
- Нет! – злится Джеймс, - Я пришел с Симом! Это, между прочим, его дом! И тут везде кругом, между прочим, стоит защита! И как это ты только пролезла!
- С Симом? – уже совершенно другим испуганным тоном переспрашивает Катти, - Откуда ты знаешь Сима? Ты что?.. Ты как он… ну?.. - Джеймс понимает.
- Нет, - он садится рядом на сено и тоже подтягивает колени к подбородку. И уже открывает рот, чтобы продолжить, как вдруг, ни с того, ни с сего, вспоминает подружку Криса. Она… Сим сказал, в следующий раз она сама придет. Сама? Как Катти? Нет, ерунда, та была маггла, а Брайт – волшебница! К тому же, еще тоже… ну… дитя. Да и, вообще, волшебников Сим не трогает! Джеймс решительно отмахивается от неприятных подозрений. Катти продолжает смотреть вопросительно, почти с мольбой, и он поясняет отчасти раздраженно, отчасти надменно, – Мне вовсе даже не нужно становиться вампиром. Мы с ним и так можем друг другу пользу принести.
- Не нужно? – поднимает она белесые брови, - А если заставит?
- Ну, и что? – Джеймс смотрит на нее, как на глупого ребенка, - Я же не против. Это он не хочет!
- Ты что, дурак?! – взвизгивает девчонка, - Ты чего вообще тут забыл?! Беги отсюда, пока он спит!
- А ты чего забыла?!! – вопит в ответ Джеймс, - Позволяешь ему?.. Приятно, да?!!
- Чего?.. – она глядит на Джеймса огромными растерянными глазами.
- Сим говорит, что когда пьет кровь этих магглов, они… кайфуют… Им нравится, поняла?!!
- Я… Я не думала… - Катти отводит глаза и смотрит куда-то в сторону, но растерянное выражение так и остается на ее лице. – Правда?
- Попробовать хочешь?! – Джеймс сам не знает, кто тянет его за язык, и зачем он продолжает ехидничать. Ведь ясно же, что Брайт не из тех, кто подкармливает Сима.
- Нет, что ты! Я – не вампир! – к счастью, она, кажется, не понимает смысла последней фразы, но ее ответ возвращает их к началу разговора.
- Так что же ты тут делаешь тогда?
К ужасу Джеймса, Катти утыкается лбом в колени и начинает всхлипывать. Джеймс отшатывается.
Ох, черт!.. Тут только нюни распустить еще некому было! Тьфу! Вот и разговаривай после этого с девчонками! И что с ней делать?..
Теоретически нужно бы, конечно, сказать сейчас что-нибудь бодрое и утешительное и потом, наверное, обнять ее за плечи. Так всегда поступали герои сериалов, которые когда-то давно бабка смотрела по телевизору. Если какая-нибудь девчонка там, или… леди, начинала вдруг плакать, ее парень обнимал ее за плечи, целовал и говорил что-нибудь бодрым голосом. Тогда она тоже его целовала и говорила что-нибудь, вроде того, что он, мол, самый классный друг, и что она его любит. И дальше всякие там сопли да романтика. Беда лишь в том, что вот стукнуть Брайт по голове, дернуть за косу или наградить синими волосами – это Джеймс запросто, а за плечи обнять… Ну, чего она ревет, в самом-то деле?!!
- Я убежала!.. – выдавливает, между тем, Брайт сквозь всхлипывания. – А куда мне еще идти? Сим разрешает мне тут жить. Пока… Ну, пока я домой не могу вернуться…
Джеймс отчего-то настораживается
- Почему не можешь?
- Отчим вообще-то, ничего… только, когда пьяный…
- Дерется? – уж, это-то Джеймс прекрасно понимает! Чего тут непонятного? Хотя, кто бы мог подумать?..
- Иногда дерется, а иногда и хуже… он… «Ты уже большая», - говорит…
Ой... Джеймс догадывается, что это значит. Он слышал… что-то такое слышал. Он обмирает разом от странной глухой боли, страха и растерянности, потому что знает, что, на самом деле, ничем помочь не сможет, но в то же время, чувствует настойчивое почти болезненное любопытство. Так, что забывает даже сторониться плачущей девочки.
- Почему ты никому не скажешь?..
- Кому говорить? – вскрикивает Катти. Запрокидывает голову и часто-часто моргает, будто бы хочет заставить слезы закатиться обратно. Но те не слушаются и по-прежнему текут по щекам, - Кому говорить? Маме, что ли? Она-то что может сделать? Развестись с этим гадом?! А дальше? Френки все равно с ним останется! Разве мама сможет бросить Фрэнки?? А если Френки тоже сквиб? Этот гад его просто убьет!
Джеймс знает, что Фрэнком зовут младшего братишку Катти. Она упоминала однажды. Только раз, потому что они с Джеймсом не так уж часто рассказывали друг другу о своих семьях. То есть, они вообще не часто друг другу что-то рассказывали. Изредка вполголоса обсуждали на уроках профессоров и домашние задания. Дурачились иногда, да здоровались в коридорах. «Привет! Как дела?» «Нормально». «А ты?» «Ничего». Вот и всё. Потом и вовсе поссорились…
Катти продолжает всхлипывать. Джеймс рядом угрюмо молчит. Потом вспоминает:
- А Сим при чем?
- Сим мой брат… сводный, - она как-то безнадежно взмахивает рукой, будто таким образом дает понять, что раз Сим сводный, толку от него никакого. - Этот… отчим… отец его… у него еще один сын был. Старший. Тоже сквиб. Ушел куда-то к магглам, - Катти, наконец, успокаивается, манерно и аккуратно вытирает рукавом глаза, замирает на секунду в нерешительности, а потом, последний раз всхлипнув, уже без всяких церемоний, утирает и нос.
- Сим сквиб??? – Джеймс потрясен. Даже то, что у кого-то может быть сводный брат вампир, не кажется ему столь ошеломляющим.
- Сейчас-то, нет уже, - вздыхает девочка, - Все искал-искал, как бы магом стать. Ну и, нашел… чего-то… в Лютном переулке… Теперь вот от вампиров других бегает, и от волшебников тоже. Живет тут… Это матери его дом.
- А ты? – вскидывается Джеймс. – Он, что, даже внутрь тебя не пускает? – внутри ужасно, конечно, но все-таки лучше, чем во дворе под дырявым навесом.
- Да, он и не знает, что я тут… - объясняет Катти, - То есть, он давно уже сказал: «Приходи, если что». И защиту на меня настроил… ну, я и хожу. Прятаться, когда… отчим… напивается.
Разговор замирает. Потому что теперь, вроде бы, очередь Джеймса рассказывать, но он так и не решил, стОит ли вообще говорить. Его выручает тяжелая дождевая капля, которая с потолка шлепается ему прямо на макушку.
- Ой! – Джеймс трясет головой, отодвигается, и следующая капля падает в сено, - По-моему, надо отсюда уходить, - замечает он веско, - Ты внутрь дома можешь зайти?
- Могу, - пожимает плечами Брайт, - Только там тоже с потолка течет, и вообще противно.
- На первом этаже не течет, - возражает Джеймс, - Пойдем! Камин разожжем!
- Камин? – всплескивает руками Катти, - Ну ты и скажешь! Как ты его без палочки жечь-то будешь? – она маленьким кулачком стучит себя по лбу. – Умник, тоже мне! Если Министерство засечет палочку, знаешь, сколько шуму будет!
- Кто умник?!! – Джеймс вскакивает и нависает над ней руки в боки, - Сама не умничай! Нужна мне эта палочка! Я вообще ее где-то в школе забыл!
- Как забыл! – нелогично ахает Брайт.
- А зачем она мне? – по-снейповски презрительно кривится Джеймс, - Шум, что ли, в Министерстве подымать? Слушай, пойдем уже в дом! – добавляет он, демонстративно поеживаясь и зябко передергивая плечами.
На самом деле упоминание о Министерстве заставляет Джеймса, наконец-то, очнуться и вспомнить о своем собственном уязвимом положении. Мерлин знает, сколько он тут уже болтает с этой Брайт! А если кому-нибудь придет в голову искать его именно сейчас?
Он нетерпеливо топчется рядом, пока Катти собирает свой нехитрый скарб. Открывает, было, рот, чтобы поторопить и снова поспешно захлопывает, потому что из-под сена Брайт вытаскивает почти целую буханку хлеба, завернутую в маггловский полиэтиленовый пакет.
- Подержи! – она вталкивает булку Джеймсу в руки, и тот вдруг обнаруживает, насколько потрясающе может пахнуть обыкновенный хлеб. В животе его тут же рождается согласное урчание.
- Слушай, а еще поесть тут что-нибудь найдется?..
Катти выпрямляется. Складывает руки на груди и, насмешливо щурясь, смотрит Джеймсу в глаза.
- Тебе же не нужна палочка! – фыркает она, - Ты и так у нас герой! Вот и наколдуй себе пирог с мясом, а мне мешок конфет! Давай-давай!
Эх, если бы он, правда, мог!.. Если бы мог, не сидел бы голодом. Если бы…
- Здесь, что ли, колдовать?! Под дождем все раскисло чтобы?!! И вообще, скоро ты соберешься уже?!!
- Так ты и крышу заодно почини! – ехидничает Катти. – Или слабо?!
Починить? Ну, да. Джеймс уже подумывал об этом. Как-нибудь поправить крышу, не в конюшне, конечно, а в доме, хотя бы над одной из комнат. Но пока что он удерживался от экспериментов. Удерживался по той же причине, по которой не мог наколдовать себе продуктов – из страха быть обнаруженным. Не факт, конечно, что авроры сразу его засекут. Может, и ничего…
Но беда не только в аврорах, Джеймс догадывается, чего на самом деле боится Сим. Дело в том, что тот, кажется, не знает, что будет с ДОМОМ, если мальчик пустит в ход свои таланты. Пусть, он колдует без палочки - все равно. Неизвестно, как поведет себя в ответ защита поместья!
Оно и понятно! Откуда бы Симу знать? Он мог что-то вычитать о магии из книг, но овладеть на практике даже простейшим заклинанием сквибу не под силу. Теперь-то он маг, все вампиры – маги, вот только учиться у других вампиров Сим не спешит. Конечно, он не потерпит собственной безграмотности и, со временем, освоится с подвластными нежити силами, благо в его распоряжении долгие годы бессмертной жизни. Но это со временем! Ведь, если на то пошло, намного ли сводный брат Катти старше Джеймса? Словом, получается, что сейчас ни Симу, ни Джеймсу со сложной защитной родовой магией дома не совладать. Значит, лучше соблюдать осторожность сразу, чем потом расхлебывать последствия.
Всё это Джеймс прекрасно понимает. Хоть и храбрится – воли все-таки себе не дает, но…
Возможно, наставляя Джеймса, Сим забыл учесть нечто важное. И это не голод, присущий растущему мальчишескому организму, и не дождь, дырявая крыша или камин. Это навязчивый извечный страх любого мужчины, большого или маленького. Боязнь прослыть рохлей, дать кому-нибудь заподозрить себя в СЛАБО!
- Слабо?!! - Джеймс кидает булку обратно Катти, - На тебе, смотри!
Посмотреть есть на что! Ты можешь быть сильным или слабым, магглом или волшебником, дураком или гением. Но кем бы ты ни был, никогда не хватайся за дело, о котором не имеешь ни малейшего понятия. Джеймсу немедленно приходится постичь на собственном опыте, что починка крыши, даже с помощью магии, не тот случай, когда сила есть – ума не надо. Чинить больше нечего, потому что крыши больше попросту нет. Хорошо, что хоть Катти успела вовремя убраться из-под падающих обломков черепицы.
Джеймсу везет меньше. Острая щепка глубоко рассекает ему кожу над правой бровью. На спину сыплется целый град весомых ударов. И в довершении всего, пробираясь в клубах пыли к воротам, он спотыкается о разбросанный вокруг хлам и падает. Очень неудачно... Хотя, это как еще посмотреть. Брюки теперь позорно распороты сбоку, от коленки до пояса. Но ведь только брюки - не нога!
Катти тут же проявляет свой гриффиндорский пыл, и вместо того, чтобы спокойно стоять в сторонке, кидается Джеймсу на помощь.
***
- Горе луковое! – ворчит Брайт уже позже, когда они оказываются внутри дома.
Джеймс сидит в кухне на перевернутом пустом ведре, а Катти разысканным в карманах мантии маленьким чистым лоскутком безуспешно пытается остановить кровь, сочащуюся из глубокой царапины над его бровью.
- Сама виновата, - обиженно шипит Джеймс.
- Да уж, точно, - морщит нос девочка, - Давно надо было понять, что чинить ты ничего не умеешь. Только рушить. Сиди!! – добавляет она резко, когда Джеймс сердито отстраняется от ее руки.
- Хватит! Дай сюда! – он выдергивает лоскуток из ее пальцев и сам прижимает к порезу на лбу. – Пойду, поищу, где здесь можно умыться.
- В доме нигде нельзя, - деловито возражает Брайт. – Пойдем. Тут есть одно место. Там фонтан и вода, вроде бы, хорошая. Я всегда там умываюсь.
Скорей всего, она права. В своих странствиях по дому Джеймс наткнулся на пару туалетных комнат, но водопровод там не работал. Конечно, Джеймсу не хочется снова выходить улицу. Однако отражение его в темном осколке зеркала, в углу у двери, выглядит ужасно: лицо, покрытое разводами крови и грязи, торчащие в стороны серые от пыли волосы, изодранная в отвратительных пятнах одежда. Да и Катти не многим чище, хотя могла бы не пачкаться. Так что придется пойти.
Джеймс, ощущая внутри холод недоброго предчувствия, посылает мысленные увещевания лондонским аврорам, уговаривая их забыть о нем на ближайшие полчаса… Забудут они, как же! Хотя… может, и волноваться не стоит? Вот, в прошлый раз, он долго пробыл на улице, даже колдовал – и ведь ничего не случилось!
***
Они спускаются с крыльца. Путаясь в мокрой траве, обходят вдоль стены западное крыло. С неба уже не просто моросит - основательно льет по-осеннему холодный дождь. Вода противно стекает за воротник, но Джеймс терпит. Как-никак, это сейчас единственный доступный ему душ.
Мраморная чаша маленького фонтана бурлит под дождевыми каплями. Вокруг, на площадке, покрытой белыми квадратными плитками, собралась прозрачная лужа. По воде, как хлипкие кораблики по бурному морю, мечутся сорванные с дерева листья. Дно чаши зеленеет. Сам фонтан, мраморная лилия, истрескался, осыпался, не работает. Но вода, действительно, чистая. Неясно, каким образом она обновляется. Наверное, колдовство.
Некстати Джеймс думает вдруг о том, как выглядит это место в солнечный день, как выглядело оно еще вчера. Когда теплый ветерок рождает на поверхности воды легкую рябь. Солнечные зайчики ослепительно искрятся, отбрасывая живые гибкие блики на серую стену дома и темно-зеленое дно, где тени и отсветы сплетаются и вьются меж водорослей, будто юркие прозрачные змейки. Солнце нагревает край мраморной чаш