***
В замке печали лишь призраки живы,
Старые стены вьюнок оплетает.
Эхо шагов. Только ветер пугливый
Судьбы и сны осторожно листает…
***
- Северус... ты…
Что? Ну, что?? Слишком спешил? Невольно разрушил чьи-то надежды, помешал каким-то неведомым планам?
- Мальчик мой… так рисковать… Прошу тебя, не делай так больше, - Дамблдор удрученно качает головой.
Рисковать?.. Рискнуть-то он как раз и не успел. Если бы успел...
Северусу становится муторно и жалко этого очень старого, седого, как лунь, бесконечно усталого человека рядом, почти всемогущего, но только почти...
И себя странно жалко, впервые за многие-многие годы по-настоящему. Он уж и забыть успел, как это – себя жалеть. Забыл и трудно обозначить теперь причину этой жалости. Да, слаб, болен, но не в первый же раз! Бывало хуже, гораздо хуже! Не оправдал надежд? Какое ему дело до чьих-то надежд, и, в конце концов, разве от него зависит их оправдание? Просто ошиблись, предполагали, что… а вышло по-другому. Тоже, в сущности, не в первый раз. Почему тогда? Откуда эта душу наизнанку выворачивающая обида на не справедливость судьбы? «Поманила, опять лишь поманила и опять отняла!» Поманила чем? Отняла что? Разве он ждал чего-то?
Он снова и снова настойчиво роется в памяти и снова не находит ничего достойного сожаления. Ни планов, ни надежд. Что тогда? Грейнджер? ЕЕ спасут. Почему-то он уверен – спасут обязательно. Да, кто-нибудь другой - не Северус Снейп. И? Кто она Северусу Снейпу? Разве жена? Кем он собирается стать ей? Не мужем же…
Нет, разумеется. То, что их связывает... Он ЕЙ обязан жизнью. И должен, должен вернуть этот долг! ДОЛЖЕН, потому что, сама того не подозревая, девчонка взвалила ему на плечи непосильную ношу. Вернуть. Но как? Покончить самоубийством? Покончить с жизнью, которую она так самоотверженно спасала? Три раза «ха-ха»... Альбус – старый ты дурак! Какие планы зрели в твоей голове, когда ты завязывал ленту этого чертова брака? Ты ведь не рассчитывал, что... девчонка согласится на...
Лишь на секунду Северус погружается в те бессмысленные воспоминания. Тогда весной... как давно это было... Перед внутренним взором словно в калейдоскопе сменяются картинки. Яркий полосатый свитер. Растрепанные ветром русые локоны. Карие глаза. Ее глаза, полные солнечных янтарных искорок... Глупый мальчишка гонял на метле, а она, точно наседка, металась по полю, шумела, тревожилась... Какой живой она ему тогда показалась! Какой юной! Он тогда впервые ей позавидовал. Если бы... Возможно, рядом с ней он смог бы снова начать жить. Когда-нибудь. Она бы позволила. Она... так добра... Гриффиндорка... Если бы... Но то, что их связывает...
«Мальчик! Твой сын!» - напоминает внутренний голос. Ах, да. Да, конечно. Джеймс. Вернись, мальчик!.. И злобный неуступчивый профессор Снейп, наконец-то, назовет тебя по имени. Может быть даже с удовольствием. А что? Грейнджер права – имя как имя. Джеймс. Вот только спроси, Джеймс, сам себя обязательно спроси потом, а хочешь ли ты видеть профессора Снейпа своим НАСТОЯЩИМ отцом?.. Что скажешь? Мм? Так-то...
Калейдоскоп памяти поворачивается вновь. Худенький черноволосый мальчик смотрит из воображаемого зеркала. Лишь руку протянуть... Кто ты? Кто? Ты сейчас или сорок лет назад?.. Бледные губы сжаты в упрямую линию. Надменный презрительный прищур очень темных очень проницательных глаз. Что же останется, если ты уйдешь? Кто останется?
Жесткий колючий ком встает в горле. Мерлин, как глупо. Северус раздраженно трясет головой, будто бы таким образом надеется отогнать непрошенные мысли. Самое время заниматься самокопанием! Он, видите ли, себя пожалел! И к чему бы это?.. Может, к еще Трелони наведаться? Тьфу, черт!..
- Северус?..
- Я в порядке, Альбус. Много сил потратил на аппартацию, вот и все. Чары еще эти…
- Да. Скрывающие чары. Странно. Прежде в том месте не было чар. И скамейка…
- Скамейка?
- Ты сидел на скамейке. Красивая садовая скамейка. Очень старая. Магглы называют такие вещи – «антиквариат». В каком-нибудь музее ей место…
- Ерунда…
- Возможно. Но раньше никакой скамейки там не было…
- Я не понимаю, о чем вы. Выбросил кто-нибудь… Что за чушь, право…
- Расскажи…
- Что рассказывать? Я давно все сказал! Сглупил, поверил вам, думал просто пройти. И не прошел. Снял скрывающие чары, и нечего не увидел!
- Скамейку…
- Далась вам эта скамейка!!!
- Северус… пойми, тебя не впустили – что-то помешало. Но тебе было плохо, ты устал – и появилась эта скамейка. Тебя не прогнали – напротив, о тебе позаботились!
- Это вселяет какую-то надежду?
- Не знаю. Я боюсь теперь что-либо предполагать. Может быть… Тебе надо поправиться.
***
Тишина. Безмятежная мирная тишина. Тишина-приют, тишина-смирение. Покой и грусть.
Гудение пчел в саду. Шепот листвы – нежная колыбельная песня. Солнечные искры в чаше фонтана. Черные ниточки трещин в старой штукатурке, как древние забытые руны, тайные слова, которые никто никогда не произнесет. Вездесущий хмель – настойчивая цепкая прочная зеленая жизнь. Тропинка. Камни, горячие от солнца. Цветы, странные дикие не имеющие названия – пестрые венчики, аромат нежный и теплый, как детские сны на рассвете…
Сны?
Шорох капель в траве. Торопливый дробный перестук по крыше. Пение водосточных труб. Растрепанные кроны, ветром клонимые к земле. Драгоценный блеск в мокрых осколках оконного стекла. Дождь. Снаружи и внутри – дождь. Яркие лепестки в прозрачных лужах. Черные стволы. Черные ветви, рвущие серые клочья из низкого облачного неба...
Сон.
Крыльцо. Выщербленные ступени помнят сотни шагов. Быстрых, беспечных, легких, как ветер. И медлительных, тяжелых, неотвратимых, как время. Дубовые двери. Бронзовое зеленое кольцо знает прикосновения сотен рук.
Длинный зал – радужные солнечные блики, ворох теней в высоких сводах, благоухание увядающих цветов. Мрамор. Зеркала. Невероятных размеров камин. Причудливые скульптуры. Изящный орнамент на полу. Великолепная хрустальная люстра. Роскошь, вводящая в трепет… и дух бесконечного одиночества. Запустение, тоска. Тонны пыли. Обломки мебели, обрывки пергамента, цветные осколки на месте прекрасных витражей…
О, дом этот знавал славные времена! Знавал ослепительный блеск и шумную известность. Сиятельные балы, приемы, пиры, достойные королей. Десятки, приглашенных, бесчисленные слуги...
Поражения и триумфы. Счастье и скорбь. Но даже скорбь поражений такая же пышная и торжественная, как счастье. И сон. Столетия сна, похожего на смерть. Робкое пробуждение. Ожидание. Ожидание-ожидание-ожидание, разочарование, тишина, обреченность.
***
Ей грустно и немного обидно за него. Чем заслужил он такую участь? Почему его бросили? Почему? Хочется приласкать его, погладить в утешение, будто любимого кота. И она знает наверняка, что услышит в ответ уютное сладкое мурлыканье. Она медленно идет. Спускается и поднимается по лестницам, пробирается вдоль стен, неосознанно касаясь рукой то пыльной лепнины над камином, то гладких деревянных перил, то холодного каменного подоконника.
Она забыла, как попала сюда. Она не может сказать, нравится ей или нет. Она просто ЗДЕСЬ и это ПРАВИЛЬНО. Может быть, когда-нибудь где-то еще было ей так же хорошо – она забыла. Зачем помнить? Зачем впускать в сердце тревогу, а в душу пустую суету? Все, что было раньше – бессмысленно и бесцельно. Настоящая цель есть у нее только здесь, только теперь. Все остальное ничего не стоит, все остальное нужно забыть.
Вверх, вверх, вверх. Ввысь, вширь. Закружиться в танце пылинок средь солнечных лучей, выпорхнуть пестрой бабочкой в окно, пчелой опуститься на цветок, птицей запеть в ветвях. Жизнь ее отныне полна так же, как мраморная чаша в саду полна хрустальной воды, так же, как небо полнится синевой, ветром и облаками. Она счастлива. Потому что счастлив тот, у кого все есть. Все, что только можно желать. Тот, кому больше ничего на свете не нужно.
Но что-то тянет к земле. Пальцы левой руки сжаты в кулак. В кулаке живет тепло. Чужое тепло. Чье?
- Мама! Мама, мама!!! Мама... – чужой голос становится тише, уплывает все дальше, тает…
Она раскрывает ладонь. Чужое тепло ей не нужно. У нее довольно своего. Она стряхивает чьи-то пальцы. Теперь можно лететь. Она летит.
***
- Эй! Эй!!! - сердце мечется в груди, как маленькая испуганная птичка. Сумерки под низкими сводами подземелья кажутся еще гуще после сияния солнечного летнего дня. По углам кроются монстры, невидимые во тьме, и потому вместившие в себя все прошлые и будущие страхи двенадцатилетнего мальчишки. - К-кто тут?!
- Это ты, Джеймс? – серая тень неслышно отделяется от стены.
- Сим!!! – Джеймс облегченно переводит дух. Слава Мерлину, хоть кто-то живой! То есть не совсем живой… но все же…
- Нет! Стой, где стоишь! – Сим вскидывает руку в предостерегающем жесте, - Не спускайся, не подходи ко мне!
- Н-но... почему? – мальчик испуганно отшатывается к стене, - Почему не подходить? – голос звучит тонко и жалобно.
- Я не могу подняться по лестнице, - поясняет вампир.
- Ты тоже упал? – Джеймсу как наяву видятся вновь гнилые доски, пыль, изломанные перила и Катти внизу на куче мусора. - Ты сломал ногу???
- Нет, что ты, - Сим сдавлено смеется, - Я не знаю, что меня не пускает, однако, вторые сутки уже не могу подняться по лестнице и выйти из подпола.
- Я... – Джеймс собирается сказать, что уж его-то ничто не держит! Он так истосковался по человеческому обществу, так испуган последними событиями, что…
- НЕТ!!! – гремит снизу, и мальчик невольно съеживается, чувствуя, как его отбрасывает назад. Гулкое эхо прокатывается под низкими сводами, - Стой там! Стой там, я сказал!!!
- Но я же помочь хочу!
- Ты хорошо слышишь? – спрашивает Сим вкрадчиво, - Я двое суток никуда не выходил! Не видел НИКОГО! Понимаешь?
- Нет...
- Чертов идиот! Ты хочешь, чтобы тебя укусил вампир?!
- Н-нет... наверное... – до Джеймса, наконец, доходит. «Укусил вампир»… Он… да! Еще вчера он согласился бы с радостью помочь Симу! Но это вчера. Теперь же он помнит, как испугалась мама, и какое лицо сделалось у профессора Снейпа. И голос Сима изменился! В нем явственно проступает теперь что-то… страшное, какая-то потусторонняя жуть. Странная хрипотца. Джеймс всей кожей чувствует, как Сим ХОЧЕТ укусить хоть кого-нибудь. Какая час от часу одолевает вампира нестерпимая жажда…
- Вот и не лезь, куда не просят, - хмыкает его собеседник почти насмешливо.
- Но что теперь будет с тобой? Если ты так и не сможешь выйти? – Джеймс не знает, почему задает вопросы. Причиной тому жалость, беспокойство о судьбе друга или страх нового одиночества?.. Мама, мамочка… где ты?..
- Не знаю, что будет, - отзывается Сим устало и безразлично. – Крыша съедет... – и неожиданно оживляется, – Ты вот что. Выйди в сад, иди прямо по дорожке от крыльца. Никуда не сворачивай. Выйдешь на поле, ну, помнишь, где костер? Сейчас уже вечер. Найди Тони. Если никого не встретишь, дождись. Скажи, я велел прийти. Ясно? Сам потом сразу возвращайся!..
- Ты его убьешь? – в этом Джеймс почти уверен. Нетерпение в голосе вампира заставляет мальчика содрогаться.
- Нет… не знаю... – тот, кажется, решает быть честным. – Постараюсь… быть осторожным, - после короткой паузы добавляет он тихо.
***
- Здравствуй! - в голосе столько радостного тепла, счастливого восторга, трепетной нежности... столько, что хочется сорваться с места и броситься навстречу. Слиться воедино, отдать себя и забыть... Обещание забвения - как обещание счастья. Но ты не помнишь, почему так в этом уверена, - Здравствуй! – и ожидание...
Чего же от тебя здесь ждут?
- Я пришла... - сердце неожиданно пропускает удар. Пришла? Куда? Когда? Зачем? «Хорошо», - шепчет кто-то внутри. Но в это «хорошо» отчего-то вдруг не верится. Кажется, совсем недавно ты стремилась к чему-то другому. Кажется, что счастье твое не здесь... Кажется...
- Здравствуй! – в голосе просыпается недоумение, а за ним, еще глубже, кроется страх и странная тоска, жажда, мука. Кто-то или что-то силится дотянуться - и не достает. Силится войти в сердце, проникнуть в разум – и не попадает. Жажда, жажда, жажда... - Иди сюда! Подойди ближе! Ближе!!!
Ближе? Нет. То, что осталось от твоего собственного разума еще помнит об осторожности, еще находит силы противиться. Нет.
- Кто ты?
- Я – это ты, - «Неправда», - Вторая половинка тебя, - «Неправда», - Я ждала тебя. Так долго!.. Долго. Но это теперь неважно. Иди ко мне!
- Кто ты? – «А кто я?»
- Я не помню уже, - «И меня тоже?» - Или не знаю. Может, и не знала никогда, - «Тогда чего же ждала?» - Не все в мире имеет название! И это тоже не так уж важно! Иди сюда!
- Куда? Где ты? – «Скажи – и я узнаю, в какую сторону отступить».
- Везде. Здесь – везде. Вокруг тебя.
Везде?!! Паника накатывает подобно волне. Везде?!! В неверном свете, что пробивается сквозь пыльные окна, в переплетении скользящих теней и текучих солнечных бликов испуганный взгляд ловит то могучие широкие крылья, изогнутые мохнатые шеи, десятки голов, клювы и когти, то чешуйчатые кольца огромной змеи, то сотни человеческих рук, вырастающих прямо из стен, то густые легкие тучи каких-то невероятных насекомых... Везде!
Но собственные руки висят, как безвольные плети. Ноги будто навечно приросли к полу. Бесполезная палочка забыта в кармане мантии. Ты марионетка с обрезанными нитями. Сломанная сломленная игрушка. Силы оставили тебя. Тебе больше не к чему стремиться, не за что и не с чем бороться...
Нет! Надо очнуться! Найти в себе силы и вырваться из этой мути, сладкого дремотного плена. Везде?!! О, боги!.. Так не молчи же!!! Сосредоточься! Сопротивляйся! Говори с ним... с ней... Говори! Задавай вопросы! Не забывайся! Она обманывает тебя! Она – не ты!
- Ты дом? – да, вот так. Она – всего ишь дом, а ты... ты к ней пришла.
- Я – не дом, - голос то ли есть, то ли нет. Голос то звучит со всех сторон, то в следующий миг, слова эти рождаются как будто прямо в голове. Кажется, что шорох листьев за окном, скрип половиц, шелест сквозняка слагаются в осмысленную речь. Кажется, что в тени, за спиной, прячутся то ли ангелы, то ли демоны. Голос то един и могуч, то дробится и звучит разноголосым нестройным хором.
- Дом выстроили для меня, - чуть слышный насмешливый шепот кружевным шарфом обвивает твою шею, - Я тут живу многие-многие годы. Одна. Как в плену, как в тюрьме, – новые слова неподъемным грузом падают на плечи, – Но ты освободишь меня! – в груди взрывается цветной праздничный фейерверк, - Подойди! – приказ, - Не противься. Не бойся, – ласковая просьба, – Я ничего плохого тебе не сделаю. Мне нужно всего лишь разглядеть тебя.
Непослушные ноги делают еще полшага навстречу... кому?
- Ближе!
И еще полшага.
***
- Ты!!! – неужели в ЭТОМ голосе только что звучала радость? – Ты – хитрая тварь!!! – каждое слово, каждый звук взрываются в голове жгучей болью, - ОБМАНУЛА!!! Ты не сильнее никого из них!!! Обманула!!! ОБМАНУЛА!!! Зачем ты пришла?!! ВОН!! Пойди вон!!!
И поднимается ветер. В едином вихре вздымаются пыль и обломки досок, куски штукатурки и осколки стекла. Скрипят, гудят, воют, стенают вокруг древние стены, вспучивается и ходит ходуном под ногами пол. Демоны и горгульи таращат с карнизов жуткие живые жадные горящие кровавым светом глаза, расправляют черные крылья, выпускают наружу когти.
- НЕТ!! – Гермиона вжимается спиной в какую-то колонну. Неистовый ураган бьет в лицо, не давая дышать. Тысячи песчинок, камешков, стеклышек тысячами раскаленных игл вонзаются в тело, царапают, режут, рвут. Сумасшедший ветер тянет, тянет, тянет прочь, раздирая тело на части, - Я не уйду!!! Не уйду!!! Верни мне детей!!! – ужас сдавливает сердце железными тисками, потому что где-то там или где-то ЗДЕСЬ пропала не только Катти Брайт, - Джеймс! Джеймс!!!
- ВОН!!!
- Нет...
- Дети? – в голосе вдруг просыпается любопытство. Воздушный вихрь чуть стихает, как будто незримая змея, желая поиграть своей жертвой, чуть ослабляет кольца, - ТВОИ дети?
- Да...
- Магглы?..
- Волшебники...
- Где?
- Тебе лучше знать...
- Но это чужие дети!!!
Гермиону с новой силой ударяет спиной о камни. Воздух толчком покидает легкие. Каждый следующий вдох требует неимоверных усилий.
- Тогда... зачем... они тебе?..
- НЕНАВИЖУ!!! – беснуется ураган, - НЕНАВИЖУ!!! ТЫУМРЕШЬ!!! Здесь, сейчас!!! И они умрут вместе с тобой!!!
- За что ты ненавидишь меня?.. – видит Мерлин, Гермиона Грейнджер давно не боится смерти, но допустить, чтобы Джеймс и Катти погибли из-за нее? Думай! Думай! Тяни время! Говори с... ней, торгуйся, предложи ей что-нибудь взамен! – Тебе нужен волшебник?
- НАСЛЕДНИК!!!
- Но я ничего не наследую!
- ТЫ!!! Ты обманула!!! ТЫНАСЛЕДНИЦА!!! И ты – ничто!!! Ты еще меньше, чем они все!
- Я не знаю, о ком ты говоришь! Я не знаю ничего ни о каком наследстве! Но я... – счастливое озарение в этот жуткий миг посылает не иначе сам Мерлин, - Совсем недавно я потеряла силу... если тебе нужна сильная ведьма...
- Ты лжешь!!!
- Моя сила совсем скоро вернется!
- Ты лжешь!!!
- Но ты не уверена в этом! Так? Что если я говорю правду? Ты никогда не ошибалась раньше! Но меня сочла достойной. Спроси себя, почему! Если ты убьешь меня - снова останешься одна на долгие-долгие годы. Но моя сила скоро вернется ко мне, а я вернусь к тебе, если ты, конечно, сейчас меня отпустишь. И детей! Потому что без них я никуда не уйду!
Бесконечно долгое ответное молчание заставляет звенеть от напряжения каждый нерв. Наконец, новым порывом ветра под каменными сводами прокатывается жутковатый шелестящий полувсхлип-полусмех, в котором нет больше ничего человеческого.
- О! Прекрасно! Мне некуда спешить. И мне так скучно здесь! Развлеки меня! Расскажи, как ты потеряла силу! Когда она должна к тебе вернуться?! Солги убедительно и может быть я позволю тебе уйти! Но торопись, глупая слабая наследница! Твой миг рядом со мной равен минуте для мальчишки и часу для того убогого создания, что сходит с ума в своих подземельях, от жажды крови!
- А девочка?
- Ее время остановилось.
- Нет!..
- Да. И если ты не поторопишься, остановится и для остальных тоже.
- Хорошо, - дрожа всем телом, но чувствуя спиной надежный неколебимый холодный камень колонны, Гермиона заставляет себя принять сидячее положение: валяться в ногах у кого бы то ни было не в правилах гриффиндорцев. – Хорошо. Слушай. Я поделилась силой с человеком...
***
- Сим! – Джеймс торопливо и шумно сбегает по лестнице и резко останавливается, когда донизу остается пара ступенек, - Сим!
- Ты все еще здесь? – по голосу не разобрать, то ли вампир хмурится, то ли все-таки рад.
- Я не могу выйти!!! – кричит Джеймс, стараясь за нарочитым возмущением спрятать страх.
- Что?.. – кажется, Сим растерян.
- Заперто!!! Двери заперты!
- Выход на улицу? – осторожно уточняет вампир.
- Нет!! Из этой комнаты!!! – Джеймс сердито топает ногой и складывает руки на груди в надменном жесте, неосознанно подражая декану и безуспешно пытаясь скрыть дрожь.
- Комнаты? Какой комнаты? Попробуй в окно...
- Тут нету окон!!! – страх все-таки одерживает вверх. Мальчик испуганно озирается: почти не давая света, тускло мерцает факел. Пахнет сыростью и еще чем-то сладковато-мерзким.
- Ты чего??? Там полно окон! Вдоль всей галереи! – Сим от подножия лестницы вглядывается в проем двери, ведущей из подземелья.
- Тут нету галереи! – мальчик в отчаянии всплескивает руками, - Когда я шел к тебе - была, а теперь нету!
- Нет?.. – уже зная, но все-таки не веря, Сим предпринимает еще одну попытку, - Так… Ладно. Иди обратно наверх. Ну?! – в полутьме он провожает пристальным взглядом Джеймса, который возвращается неохотно и медленно, - Хорошо. Повернись.
- Куда? – тоненько всхлипывает тот.
- Отвернись. От меня, от лестницы. Да, вот так. Молодец. Иди. Ну! Иди теперь вперед. Еще. Давай.
- Я не могу!!! – Джеймс растопыренными ладонями упирается в холодные камни.
- Почему???
- Да тут же стенка!
- Какая стенка?!
- Вот смотри! Видишь?
- Не может быть. Я вижу свет, - то ли Симу все это кажется глупой шуткой, то ли он просто боится потерять надежду, - Закат, да? Часов одиннадцать, сейчас?
- Да, нет же! Это факел!.. – кричит Джеймс сердито, и в голосе его звенят слезы. Между ними надолго повисает испуганное молчание. Когда терпеть становится невозможным, Джеймс добавляет тихо и сдавлено, - А на улице еще светло, наверное. Шесть, или меньше...
- Раньше… не меньше… - бормочет Сим в ответ едва слышно.
- Что?.. – мальчик испуганно распахивает глаза. Этот неразборчивый шепот напоминает бред. Неужели «крыша» у Сима уже «съезжает». Остаться в темноте рядом с сумасшедшим вампиром…
- Про время говорят «раньше», - объясняет Сим внятно. И снова монотонно, словно про себя, бубнит, - Не может быть шесть. Я вижу окно, край окна. Я вижу, что снаружи стемнело.
- Мы зашли в дом в три часа! – втолковывает Джеймс ему, точно малому ребенку, точно это может как-то отсрочить сумасшествие, - В три! И времени прошло совсем мало!..
- Кто зашел? Кто «мы»?!! – вампир будто просыпается.
- Понимаешь... – Джеймс сразу теряет весь свой напор, - …Катти... то есть она пропала...
- Катти?
- Ну, твоя сестра. Ты ведь ей разрешил приходить?..
- Да... Да, разрешил, - Сим недоуменно пожимает плечами, - Правда, она никогда раньше...
- Да, нет! – перебивает Джеймс, - Она часто приходила – просто ты не видел!
- Вот как...
- Да. Только она пропала... она... – опять накатывает волна воспоминаний. Кати за стеклянной дверью. Тень. Голос, полный отчаяния. - Я ничего не мог сделать, - шепчет Джеймс, испытывая горькую вину и пытаясь оправдаться хотя бы перед самим собой. - Ее туда затянуло! Я только на минутку вышел, а ее уже…
- Хорошо! – обрывает Сим раздраженно, и Джеймс понимает, что судьба Катти того не волнует, - Дальше! Что ты сделал?
- Я побежал в Мунго… - лепечет мальчик, - За мамой…
- Почему в Мунго?.. – удивляется, было, собеседник и осекается, - Постой, ты, что, привел сюда мать??? – теперь он смотрит на Джеймса в упор и глаза странно и страшно светятся во мраке кроваво-красным.
- Я... а… да… - Джеймс, сам не сознавая, начинает отодвигаться от Сима подальше, переползать по ступенькам, - Т-т… То есть... она ведь только Катти хочет найти. Катти же – гриффиндорка, а мама – их декан... она беспокоится… о-о… них…
- Отвечай! – Сим поднимается на ноги и, несмотря на то, что Джеймс успел уже перебраться на несколько ступенек вверх, грозно нависает над мальчиком, - Ты привел в дом Гермиону Грейнджер?!!
- Да!!! – Джеймс тоже вскакивает, - А что мне было делать?!! Катти провалилась в дыру! И ее там...
- Ясно, - Сим отворачивается, едва видимый в полумраке подвала, приваливается к стене и снова медленно опускается на пол. – Ясно. Тогда все ясно, - внутри него как будто бы что-то гаснет, слова опять звучат безжизненно и холодно.
- Что? – Джеймс едва справляется с желанием схватить Сима за одежду, а еще лучше за волосы, и хорошенько дернуть, – Что?!
- Что мы тут подохнем. Ты там, я тут. То есть, я, конечно, не подохну, но сойду с ума... от голода.
- П-почему?
- Твоя мать – наследница.
- А-а… Кто?
- Наследница. Этот дом принадлежит ей… – почему-то Сим продолжает их пустой разговор и отвечает на растерянные вопросы мальчика, как будто темная тишина пугает его не меньше, чем Джеймса.
- Да, нет же! – а Джеймс храбрится и невольно говорит все громче, - Ты сказал, это ТЕБЕ от твоей матери!..
- Он бы и достался мне! – шипит Сим сквозь зубы, - Достался бы! Но я – сквиб! Я очень хотел его! Я думал, стану волшебником, и он перейдет ко мне!
- Так он и перешел, - недоумевает мальчик, - Он же слушает тебя.
- Слушает... как же! Зажги факел! Зажги камин! Открой окно!.. Слушает он... Я ни одной книги стоящей не смог здесь найти! Ни одной!
- Но ты же дал мне книгу!!!
- Это семейные хроники. Эта книга хранилась - у матери. В ее вещах, - поясняет Сим неожиданно спокойно, - Ты прочел?
- Э... нет.
- Там есть описание дома. Кто его выстроил. Кто здесь жил. О наследниках, - Сим глубоко вздыхает, будто собираясь с духом перед долгим рассказом. И действительно рассказывает, а Джеймс от волнения и любопытства забывает даже бояться.
- Понимаешь... – мягко шепчет вампир, и слова его размеренно падают в темноту, как дождевые капли, - Дом может наследовать только маг. Только маг, в котором течет кровь Гранжеран. Нет, не Грейнджер, - подчеркивает он, заранее отметая возражения Джеймса.
- Род Гранжеранов очень древний, – объясняет Сим, – Знатный, чистокровный, славный род. Но у наследников Гранжеран больше не родятся дети-волшебники. Я имею в виду, настоящих полноценных волшебников. Уже много-много лет. Хотя в каждом поколении есть кто-нибудь с невысоким уровнем магии. Понимаешь? – переспрашивает он, и Джеймс в ответ торопливо кивает.
- В Хогвартс таких слабаков как я, например, не берут, – продолжает Сим горько. – Талантов, подобных моему, по правде говоря, едва хватает, чтобы магическое прошлое Гранжеранов не кануло в лету. Чтобы нас однажды не объявили магглами...
Невеселая быстрая кривая усмешка его на миг обнажает белые, как сахар, острые чуть изогнутые назад клыки, и Джеймс от запоздалого ужаса цепенеет, пропуская несколько слов. Сим замечает, отворачивается и на какое-то время замолкает. Напряженно и бездумно водит по холодной серой стене белыми тускло светящимися в темноте пальцами, очерчивая контуры камней и трещин. Джеймсу хочется извиниться, но он не знает, что сказать. Он очень боится сморозить глупость и обидеть Сима еще сильнее.
- Зато Гранжераны богаты! - зло выплевывает тот, наконец, - О! Тебе даже представить трудно, как они богаты! – белые пальцы сжимаются в кулак и с ненавистью ударяют в каменную стену. - Мои родичи не гнушаются маггловским бизнесом, деньги текут к ним рекой! И именно деньги, в конечном счете, решают все! Так что Гранжеранам всегда удается женить наследников и дать богатое приданое за наследницами. Но в семье, куда входит Гранжеран, рождаются сквибы! И так поколение за поколением. Так что вероятно, заделавшись бессмертной нежитью, я сотворил благое дело. Сколько можно, в конце концов, рождать ни на что не способных уродов и плодить грязную негодную кровь! Ну, а дом... – Сим пренебрежительно взмахивает рукой, - Дом формально передается по наследству тому, в ком есть кровь Гранжеран и хоть какие-то магические задатки. Но наследовать по настоящему никто не может.
- Как это - «по-настоящему»?
- Говорят, в доме хранится один артефакт... э-э... это такая могущественная вещь, понимаешь? Толком никто даже не помнит, что это такое. То ли книга, то ли тетрадь, то ли чей-то дневник. Или это вообще каменные таблички с рунами. Его уже тысячу лет никто не видел. Говорят, эта вещь может дать огромные возможности своему хозяину. Магическую силу или какие-то знания, или власть. Точно неизвестно.
- Это пророчество? – ахает Джеймс.
«Пророчество». Это слово, известное и волшебникам, и магглам, давным-давно заворожило его своей грозной таинственностью. Он знает, разумеется, как относится к прорицаниям мать, видел презрение к подобным темам в усмешке профессора Снейпа, но услышать подлинное пророчество, прикоснуться к тайне грядущего все равно всегда оставалось его тайной мечтой. И теперь...
- Нет. Это легенда, - разочаровывает мальчика Сим, - Среди Гранжеранов нет магов, чтобы ее проверить.
- А пророчество? – жалобно переспрашивает Джеймс.
- Ты, что, любитель предсказаний? – удивляется его собеседник и вздыхает снисходительно, - Ну, ладно. Пророчество тоже есть. Как будто один из истинных наследников Гранжеран откажется от наследства, разрушит дом и уничтожит этот... эту вещь. Понял?
- Ты сказал, что мама – наследница… - Джеймс чувствует, как по спине ползет холодок.
- Да, как ни странно, - Сим не проникается важностью момента. Смотрит куда-то в пространство, откинув голову назад и затылком упираясь в жесткую стену, - Ее отец – родной брат моей матери, - поясняет он спокойно, - Старший брат. В их в семье было трое детей. Мама – младшая. Самый старший из братьев – совершенный сквиб - ушел в мир магглов еще до ее рождения и порвал с семьей всяческие связи. Даже фамилию сменил. Дом достался маме. У нее были неплохие данные. Она владела несколькими заклинаниями, и зелья у нее время от времени получались. В школе она учиться, конечно, не могла, но дед нанял гувернеров...
Вот только дети ее все равно родились сквибами.
Кое-кто считает, что отец убил маму. Отравил. Чтобы завладеть приданым и жениться на нормальной ведьме. Я так не думаю. Отцу после ее смерти ни галеона не досталось. Две трети получил я, остальное – брат. Мой брат тоже ушел к магглам. А я подумал тогда, если стану магом - смогу по-настоящему унаследовать дом…
И дом, как видишь, меня впустил. Мать ни разу не впускал, а я могу здесь жить и даже приглашать гостей. Только чтобы с гостями все было в порядке, они должны регулярно со мной видеться...
- А Катти? – у Джеймса горло перехватывает от волнения.
- Я не встречал ее здесь ни разу, - пожимает плечами Сим, - Может быть, дом просто изгнал ее или что-то в этом роде...
- Он ее съел!!! – мальчик с ненавистью ударяет кулаками по серым и таким равнодушным камням, - Сожрал!!!
- Не преувеличивай, - Сим вскидывает, было руку, чтобы остановить его, но вспоминает и, тяжело вздохнув, складывает ладони на коленях, - Дом – просто здание, - говорит он устало, - Его люди построили. Построили и жили здесь. Семьи Гранжеранов, их слуги. Гости к ним приезжали. Если бы Катти со мной встретилась, ей ничего не грозило бы, а так - дом ее изгнал. Выстроил портал и выбросил куда-нибудь в Африку...
- Африку??? Почему Африку?..
- Не знаю, - отмахивается Сим, - Может, не в Африку, но где-нибудь она есть.
- А мама? – всхлипывает Джеймс.
- Да, кстати. Что там мама? – в голос Сима возвращается напряжение.
- Она ушла! – Джеймс едва удерживается от того, чтобы заломить руки, - Она пошла по коридору, туда-туда, вперед, а я не смог сдвинуться! Я кричал ее! Я кричал, и она даже обернулась! Но потом все равно ушла...
- Ясно, - Сим лбом утыкается в колени, и вся его поза выражает муку и безнадежность.
- Что? – почти умоляет Джеймс, - Что ясно?
- Не знаю! – шепчет в ответ его собеседник, - Скорей всего, так и должно быть. Дом почуял наследника. Теперь она найдет артефакт...
- И потом?
- Наверное, как-нибудь его использует.
- А если она откажется? По пророчеству...
- Ерунда! – цедит Сим сквозь зубы, - Чтобы Гермиона Грейнджер да отказалась от книги! Такого не бывает!
- Откуда ты все знаешь про маму?
- Я старался не упускать из виду родню, - поясняет вампир, - Братья моей матери не верили ни в артефакт, ни в пророчество. Эту легенду вообще многие считают выдумкой. Мамин брат – отец твоей матери – про дом скорей всего и думать забыл. Но я-то всегда знал, что Гермиона Грейнджер – наследница.
- А я? – ахает Джеймс в голос. Ему кажется, что еще чуть-чуть и он поймет что-то важное.
- Что ты? – недоумевает Сим.
- Ты... потому меня жить оставил, что я теперь твой... родственник, да? – дурацкая улыбка мешает Джеймсу говорить, заставляя его губы дрожать и дергаться.
- А... Да... Да... – соглашается вампир как-то растерянно, как будто сам об их родстве догадался только что. - То есть… да, конечно. Ты мне племянник. Так что...
- А-а... – Джеймс тоже теряется, но нужно ведь продолжать разговор, а неожиданная новость и это симово «так что» висят между ними и сбивают с толку. - А ты не знаешь, когда мы сможем теперь отсюда выйти? – выдает он наконец.
- Если бы знал – не сидел бы тут! – шипит Сим раздраженно.
- Я уже голодный, - жалуется Джеймс после продолжительного молчания. «Надо сменить тему, - решает он про себя, - Сменить тему и не задавать глупых вопросов...» Тогда Сим не будет сердиться. И тогда можно будет разговаривать дальше. Потому что молчать нет никаких сил. - Поскорей бы мама нашла этот... как его... – говорит он нарочито мечтательным тоном.
- Ты думаешь, когда она найдет артефакт, ТЫбудешь ей нужен? – ехидно отзывается Сим, - Мне почему-то кажется, что она не захочет о тебе думать...
- Нет!!! Нет. Нет, вот увидишь! Мама меня любит! – Джеймс стискивает кулаки, запрещая самому себе сомневаться, - Мама никогда обо мне не забудет!
- Хорошо, коли так, - хмыкает вампир, - А то, знаешь ли, без еды, тем паче без воды, ты долго не продержишься.
Джеймс вздрагивает и ежится от нарисованной другом мрачной перспективы, но упорно отметает сомнения. Лучше он будет тревожиться о чем-нибудь другом.
- А ты? – спрашивает он Сима заботливо.
- Ну-у... – кажется, беспокойство мальчика вампира веселит, - Месяц-другой, думаю, протяну.
- А почему ты сказал, что уже два дня сидишь? – Джеймсу не нравится насмешка, и он снова пробует сменить тему, - Ты же выходил сегодня ночью! Когда книгу мне оставил, помнишь?
- Книгу я оставил тебе два дня назад, - вздыхает Сим раздраженно.
- Да нет же! Сегодня! – Джеймс всплескивает руками, ерзает и подпрыгивает на ступеньке, - Я и продукты не все еще съел, - втолковывает он, начиная, кстати, ощущать, что действительно голоден, - Мы с мамой через зал проходили, я видел – пакет в кресле так и стоит!
- А ты заглядывал в пакет? – ворчит Сим, - Нет? Тогда откуда ты знаешь, что он стоит там не два дня? Не неделю?
- Как может быть неделя? – испуганно отшатывается мальчик, - Тут... тут, что, время идет по-другому?.. – да-да, он ведь догадывался уже. Просто от этой догадки веяло такой жутью, что он тут же постарался о ней и забыть.
- Случается, - безжалостно подтверждает Сим его опасения.
- А снаружи? – Джеймс сейчас сам боится услышать ответ.
- А об этом узнаешь, когда выйдешь наружу. Если выйдешь, конечно.
***
Ты чудовище с глазами Мадонны.
Крылья шороха. Птицелюди?
Взгляд открыт, как цветок белладонны.
Разве кто-то тебя тут любит?
Разве кто-то тебя осудит?
Растворяешься в первом встречном.
Он палач. Он тебя погубит,
И навылет твой смех излечит.
Ты не хочешь, но нужно вспомнить:
Жар коленей, твои потери.
И линяет окраска комнат -
Улыбаются людезвери.
Платье цвета червивой розы,
А под кожей наука боли.
Эти стены хранят угрозу
Не пуская твой крик на волю.
***
- Северус...
Лунный свет струится в распахнутое настежь окно, рисуя на полу серебристый прямоугольник, чуть подернутый зыбкими облачными тенями. Каждая пылинка отражает Луну и становится живой светлой искоркой. Комната до краев заполнена легким струящимся сиянием.
ОНА стоит на подоконнике, как будто спустилась сюда по блистающей холодным светом дорожке прямо с ночного лукавого светила. На ней не надето ничего, но нежные локоны, ниспадающие до самых щиколоток, создают ей самые роскошные на свете одежды.
- Северус...
Еще миг и тонкие пальчики касаются его лица, отводя в сторону непослушную прядку... как тогда...
Он хочет сказать что-то, но губы не слушаются, и ему остается только с глухим жалобным стоном ткнуться лицом в ее теплую ладошку.
- Милый...
Он притягивает ЕЕ к себе на колени. Боги! Тело содрогается, будто в жестокой лихорадке. Пламя струится в жилах. Он не выдержит! Он сгорит! Руки желают объять ЕЕ всю! Ощутить каждый сантиметр ее дивной шелковистой кожи... Ее глаза, ее руки, ее волосы, даже ее дыхание сводят его с ума. Невыносимое, сладкое безумие... Жар становится нестерпимым. Пожалуйста... пожалуйста позволь мне... пожалей меня...
Она лишь смеется. Она только легко касается его... там... На миг сжимает пальцы, причиняя боль, распаляя еще сильнее. Слезы текут по щекам. Он скулит жалко и жалобно, как побитая собака. О, боги, боги... боги... Она соскакивает на пол. Отступает прочь, назад, к окну, оставляя его плакать, стонать и беспомощно комкать простыни, корчась в неутоленной страсти...
Легкие пряди ее волос скользят по белому подоконнику, оставляя за собой темные, блестящие в лунном свете полосы. Она оборачивается в последний раз. В ее руках... в ее руках зажат влажный пульсирующий, исходящий темными соками ком. «Бум-бум-бум...» - набирает обороты невидимый двигатель. Она улыбается... улыбается так сладко...
В голове стучит, не смолкая, молот. Бум-бум-бум... Резкая боль заставляет его притиснуть ладони к груди, но в следующую секунду пальцы, дрожа, проваливаются глубже, в л