Как обычно встаю: Тина спит крепко и даже не шелохнется. Черные кудри раскиданы по подушке, спокойное выражение лица наконец сопровождает ее. Хотя бы во сне. Вечно суетливое дитя, всегда и везде должна быть Тина Берт, в курсе всех событий. Она очень активная, общительная. Возможно, именно поэтому смогла ужиться даже со мной, а может, ей дома просто нужна отдушина в виде неразговорчивой соседки?
Так или иначе, я не забуду вчерашних событий. Хоть меня и накрыло под ночь, я помнила все четко. И особенно хорошо я запомнила лицо Томаса, который в этот момент казался жертвой. Действительно ли Тина желала таким образом отомстить своему возлюбленному? Если да, то, на мой взгляд, это не самый лучший способ. Если, конечно, она не хочет с ним окончательно порвать. Тогда да, смысл есть.
В любом случае, сегодня мне стоило выбить из себя всю вчерашнюю дурь. Я, кажется, спрашивала у Фредерика что-то про бегемотов. Ох, точно, Ребел! Не то чтобы мне стыдно, но явно неловко. Я подняла его поздно ночью и заставила бежать к клубу с наитупейшим названием, потому что меня одолел приступ паники. До сих пор страшно вспоминать пьяные и трясущиеся тела, и чтоб еще раз хоть кто-нибудь затащил меня в клуб не по своей воле!
Ладно, надо вернуться к прежним реалиям и вспомнить, что все люди эгоисты. Конечно, я не исключение – скорее наоборот, полное тому подтверждение. И сейчас мне больше всего хочется быстрее принять душ, плотно позавтракать и выйти на свежий воздух. На этот раз пойду пешком и все хорошенько перетрясу мозгами.
Чай еще с ночи оказался просто божественным. Бодрит и приводит в тонус, заставляя кровь быстрее течь по жилам. Иногда этот мир кажется таким приятным и прекрасным, что веришь в его будущее. Особенно когда не слышишь голосов людей.
На улице было достаточно светло, но уже холоднее, по-осеннему. Я поднимаю воротник кожаной куртки и немного ускоряю шаг. До университета идти придется куда дольше метро, поэтому тормозить не следует.
В голову мне приходит, что, по сути, я приняла правильное решение, и было бы гораздо хуже, если бы я свалилась в этом самом клубе на пол. Мало того, что меня могли и не забрать, так и проснуться я могла, будучи обтроганной всеми, кем только можно. Фу, какая мерзость! Не удерживаюсь и поеживаюсь от одной только этой мысли. И не важно, что я наговорила, потому что вчера вечером я приняла несколько правильных решений: во-первых, не отвечать на звонки своих родственников и вообще прекратить любые отношения с ними, во-вторых, не спешить давать надежду Фреду. Я знаю, что ему нужен друг, который обеспечит его моральной поддержкой, но я – явно не этот друг.
Да, я могу признать, что это тяжелый факт, и мне даже жаль его немного, но я не могу действительно сопереживать. За годы такой жизни мне плевать на проблемы. Даже если у него умрут все родственники, но он займет мое место в аудитории, я накричу на него – и прогоню. И буду считать это верным. И да, это так и есть, согласитесь.
Небо сегодня кажется слишком недоброжелательным: оттенки облаков медленно сменяются от кремового до темно-серого, те будто так и наливаются свинцом, ветер заставляет все чаще балансировать, дуя все сильнее и сильнее. Я люблю ветер, он всегда успокаивал и был признаком какого-то равновесия. Чем сильнее он дул, тем крепче я чувствовала теплоту моего сердца, тем сильнее я казалась себе. Иногда это было особенно важно, например, сейчас.
Мне кажется ужасным все, что происходит прямо сейчас. Тем более что я практически на мели. Осталось на крайний случай немного на счету, но я почти все отдала своей нерадивой сестрице, которая может и не донести их до лиц предназначенных. Этого я и боюсь. Я впервые за долгое время сделала какой-то добрый жест в сторону матери, с которой не хочу иметь ничего общего.
Несмотря на такую путаницу в голове, я кое-как разобралась и даже быстро дошла до здания университета. Теперь оставалось только верить, что день пройдет быстро, все забудется еще быстрее, и я вернусь в свою комнату и буду наслаждаться четырьмя стенами.
Сегодня на обед на редкость вкусное меню. Наверно, где-то сейчас был пойман единорог, потому что даже повариха оказалась доброй. Честно признаюсь, никогда не интересовалась ее фамилией, куда там именем. Обычно ее глаза выражали ненависть ко всему, что она, как говорится, видит.
Я поперхнулась содовой, когда подняла глаза на сидение напротив, и едва не выплеснула содержимое своего рта на поднос. Меня очень внимательно изучали зеленые глаза, что заставляло меня тут же прекратить трапезу.
Я молчу все это время, но и молодой человек тоже не спешит начинать. У меня есть время детально рассмотреть его, хотя я уже делала это не раз. Светло-русые волосы, небольшая челка поднята вверх и зачесана направо, скулы напряжены, взгляд острый, заинтересованный, глаза так и горят. Аккуратный нос, немного пухлые губы – в нем мало что изменилось с тех пор, когда я его рассматривала, как следует, последний раз.
- Что тебе от меня нужно, Голден? – не выдерживаю нагнетающего молчания и задаю вопрос, хотя знаю, что ответ мне точно не понравится. Терпеть не могу, когда люди просто наблюдают, как я ем. Это так унизительно, а я не люблю унижать.
- Кушай, тихоня. Мы еще успеем поговорить, – Том не спешит, и мне не нравится это еще больше. По его пристальному взгляду мне думается, что парень готовит мне западню, а я и так настрадалась за вчерашний день, и сегодня хотела бы погрузиться обратно в свой мирок и надолго обо всем забыть, если не навсегда.
- Томас, я привыкла есть в одиночестве, – сложив руки в замок, заглядываю ему прямо в глаза. Они настолько проникновенные, что непременно отвлекут любую девушку. Как жаль, что я с ним уже давно знакома. Или это к счастью? – Выложи уже то, что хочешь.
- Все просто, Кэсси, – голос твердый и холодный. Мне вдруг показалось, что он долго это репетировал. – Я по поводу Тины. Что за парень с ней вчера был?
- Ты знаешь меня давно, я плохая подруга, – хмыкаю я и пожимаю плечами. Тоже мне, сыщик. Мне нет дела до чужой личной жизни. – Я не знаю.
Естественно, на глазах у снующих учителей Томас – надежда нескольких спортивных дисциплин университета – не стал бы портить себе репутацию. Но, похоже, Тина хорошо постаралась вчера. Юноша со злостью в глазах хватает меня за руку как можно крепче и сжимает изо всех сил так, что я морщусь.
- Отпусти немедленно! – зло шиплю я, но тот не ведет и бровью.
- И не подумаю, – похоже, Том настроен серьезно. Мне это не нравится, и даже слишком. – Я уверен, что такие, как ты, легко втираются в доверие. Божий одуванчик, подумать только! – также шипел он. – Тина слишком болтлива, чтобы ничего не рассказывать.
- Я не спрашиваю – она не говорит, – сужаю глаза, пытаясь вырваться из железной хватки. Мне нет никакой пользы от того, что какой-то смазливый ублюдок хватает меня, как свою собственность. Пожимаю плечами. – С пьяной Тиной мне разговаривать неприятно, а трезвая не будет упоминать о ночных похождениях.
Томас сжимает мою руку еще сильнее, и я стискиваю кисть в кулак. Еще немного, и мне кажется, что он сломает все кости, что там находятся. Глаза парня наливаются злостью.
- Что за глупости ты несешь, тихоня? – его голос дрожит от негодования. – Говори сейчас же.
- Отпусти меня! – я стараюсь требовать этого, а не вымаливать, но голос предательски выдает боль. За что мне это? Зачем я вообще поперлась в этот клуб?
Голден опускает взгляд на мой кулак, уже побелевший от слабого притока крови, и внезапно ослабляет хватку. Мне нечего сказать, я только быстро выдергиваю руку, пока он не успел ее снова схватить, и начинаю потирать, надеясь на отсутствие синяков.
Его плечи опускаются синхронно с головой, сам он весь словно оседает, теряется, растворяется в воздухе. Вся напускная ярость исчезает на глазах, оставляя меня в легком недоумении. Мысль о том, что кто-то может так быстро терять свое обличие, не боясь открыть душу людям, отвращает и пугает. Это неестественно и неправильно.
- Ты действительно ничего не знаешь, тихоня? – Том поднимает свой взгляд, и я вижу в нем боль. О, эти глаза есть в каждом! Боль всегда отображается одинаково, всегда распространяется ядом по телу и душе, скоблит грудь изнутри, просверливает дыры. От нее не деться. Ты либо смиряешься с ней, поглощаешь ее всю, до дна, либо ненавидишь всем сердцем и пытаешься от нее сбежать. Но я отвлеклась.
Боль растеклась по Голдену болотной дымкой, тягучим туманом заполняла все уголки его души, мешала дышать и жить.
- Ничего, – откашливаюсь и выпрямляюсь. – Ваши отношения – не мое дело.
- Я уже не уверен, что это можно назвать отношениями, – фыркает парень и встряхивает головой. Мне это не нравится.
- Тина привязалась к тебе. Я уверена, что вам двоим просто нужно сесть и поговорить, а не пудрить мне мозги. А теперь, если ты позволишь, я…
- Я просто не понимаю, что ей нужно, – не дав мне закончить, перебивает и приходит в ярость Том. – То ли дело ты.
- Я? – поднимаю бровь и усмехаюсь. – По-моему, ты ошибаешься, Томас.
Еще чего не хватало.
- Нет, серьезно. Я знаю тебя ни один год, и моя бывшая, и нынешняя так или иначе связаны с тобой, – он пожимает плечами. – Я ни на что не намекаю, но, может быть, именно ты – мой тип?
- Ты меня не расслышал, – цежу я, не сводя с него сердитого взгляда. – Ты ошибаешься, Томас.
Юноша слегка прищуривается и становится похожим на котенка, задумавшего пакость. Слегка наклонив голову, начинает вещать:
- Ты молчалива, умна, не лезешь в карман за словом. Уважаешь чужие интересы и крепко стоишь за свои, но не разводишь скандалов. Ты красива, красноречива, добра, – он делает паузу, а я не удерживаю смешка, который, по всей вероятности, сбивает того с мысли. – Что смешного?
- Ты глупец, Томас, – не сдерживаю себя я. – Неужели ты, и правда, бабник? Меня не подкупят твои добрые слова, потому что они лживы. Ты меня не знаешь, и я не хочу, чтобы ты меня знал, – наконец прямолинейно отчеканиваю я. – Уходи. Пой дифирамбы кому угодно, но не мне.
Похоже, парень давно не слышал отказа, но больше он меня не беспокоит. Я все-таки приступаю к остывшему обеду.
- Мы с тобой еще поговорим, тихоня, – произносит он спустя несколько минут. – Зря ты так.
Без общества Томаса Голдена становится легче дышать. Что во всем этом должно было меня забеспокоить? Наверно, только то, что парень нанес мне увечья. Конечно, это можно пережить – в общем, это не такая уж пытка для человека, но я всегда ненавидела, когда он меня трогал. А он всегда нарушает чужое личное пространство. Даже не задумываясь о последствиях. Конечно, его слова тоже должны меня взволновать, но я всегда готова буду его осадить. По-моему, он просто входит в отчаяние – бесполезная это штука.
Не трачу на Томаса больше ни минуты своего времени и приступаю к обеду. Все немного остыло, но еще не потеряло приятного вкуса. Стараюсь насладиться им, но не тут-то было.
- Как себя чувствуешь? – громко спросил меня Ребел, наплевав на предваряющие реплики и сев напротив. Я решила не давать хотя бы ему шанса лишить меня обеда.
- Прекрасно, – бубню я, не поднимая глаз. Поведение Фреда до банального приподнятое. Надо же, все, скорбь по девушке пропала?
- Может, это не очень приличный вопрос, – начал Фред, настораживая меня. – Но все-таки ты вчера пила?
- Что? Нет! – я сдвинула брови в негодовании. – Мне просто стало плохо, и ты оказался тем, кто может помочь.
Мне было как-то неприятно это. Этот человек все время задевал какие-то струны внутри меня, и меня это все больше выводило из себя. Я совершенно не знаю Фреда, и не уверена, что хочу его знать. Парень предстает передо мной слишком светлым человеком, а мне по душе темные уголки одиночества.
- Забавно. На этом самом месте не так давно ты сказала, что вряд ли мы с тобой еще пересечемся, – к нему явно вернулись прежняя веселость и самоуверенность, вот только мне было еще более не по себе. Я чувствовала, как по мне растекаются негодование и что-то еще, склизкое и противное.
- Фредерик, – я подняла на него глаза, стараясь смотреть как можно более сурово. – Я не хочу это обсуждать.
- Ладно, – хмыкнул он, пожав плечами. – Твои предложения?
- Предлагаю дать мне спокойно поесть, – парирую я со злостью. – Нет смысла делать вид, что все хорошо. Я нуждаюсь только в самой себе. Уйди, Фредерик.
Похоже, вся его радость была напускной. Улыбка превратилась в неказистую гримасу и так и застыла. В глазах появился какой-то мрачный оттенок: о, эти шоколадные глаза, казалось, способны выразить все, что нельзя сказать словами. Но нет, меня не собьет с пути даже этот печальный взгляд. Действия Ребела становились все более заторможенными, видимо, он явно не знал, что сказать.
- Эм… ну, ладно, – неловко бубнил он, словно не понимая, что говорит. – Наверно, мне действительно пора.
Я не бессердечная, и это действительно заставило даже меня усомниться в верности решения, но сейчас так было значительно лучше всего остального. Я хотела побыть в одиночестве. Хотя бы несколько дней. Понятное дело, совсем одной мне вряд ли удастся остаться, но хоть как-то ограничить круг лиц, имеющих со мной контакт…
Кстати, мисс Иквел все-таки записала меня на конкурс. Там довольно многогранная концепция, и мне придется как следует постараться – не уверена, что я действительно справлюсь со всем, что мне нужно будет сделать. Однако так я точно займу себя делом. Все последние события заставляют меня сомневаться, пошатывают мой стержень, и от этого мне становится только хуже. Кажется, что все делается только для того, чтобы сбить меня с пути, который уже выверен до безобразия. Я не хочу ничего менять, да и не собираюсь. Ничего.
Осталось только дожить этот день без приключений, а дома все будет лучше. Все значительно лучше, когда есть четыре стены, в которые никто не ворвется.
Моя комната была наполнена тишиной. Той самой удовлетворяющей и на редкость успокаивающей, холодной тишиной. Она была равнодушна ко мне, но заполняла собой все пространство. Последнее время я скучала по такому состоянию: когда я могу просто побыть одна, в тишине, в своих собственных мыслях.
Легко можно абстрагироваться от людей, но звуки имеют очень важную структуру и постоянно влияют на ход мыслей и идей. Я уже говорила, кажется, что обожаю тишину. Несколько минут я просто сидела и не двигалась. Мне казалось, что я погрузилась в некий вакуум, совершенно отстранилась от всего и потеряла счет времени. Я сидела несколько минут, а может, и больше: кто знает теперь?
Очнулась я в смятении, отчего-то стало совершенно пусто и грустно, будто что-то случилось во вселенной, и она вытолкнула меня из себя. Что-то стало не так.
Я хмурюсь, но ничего не понимаю. Все еще в тумане, встаю и понимаю, что мои ноги затекли и еле разогнулись. Иногда мне кажется, что весь мой внутренний мир против перемен. Даже самых мелочных вроде передвижений. Наверно, в такие моменты я просто схожу с ума.
Так или иначе, я села за ту самую книгу, заданную профессором Кестеном. Сейчас все слова мне казались куда более глубокими, чем обычно, и я даже не придала значение тому, что было открыто окно, и я слышала шум города. Я поняла это спустя полглавы. И еще я вспомнила, что не делала этого.
- Тина? – мой голос слегка охрип, и я откашлялась. Каждый звук разлетался по комнате так, словно я находилась в концертном зале. Стало не по себе, потому что было страшно тихо. – Ты дома?
Оставалось все также тихо, но уже как-то иначе. Я поняла, что дома не одна, когда заметила свет на кухне. Иссиня черные кудри плавно спускались с макушки по спине, плечам и рукам, закрывавшим лицо. Вся ее одежда была мятой и казалась будто бы совершенно испорченной. Ну, знаете, будто она прокатилась по земле. Мне это все страшно не нравилось. Страшно.
- О, Кэсси? – полуразборчиво спросила Берт и подняла глаза. В них виднелось куда больше боли, чем я видела в глазах Томаса. Она выражала полное отсутствие всего остального: отчаяния, надежды или презрения – чего угодно. Только боль, выжигающая все изнутри. Да, я слишком много знаю всего о боли. – Я… дома, да. Прости, – она неловко улыбнулась. – Может, ты хочешь чаю?
Я не хотела пить чай. Я вообще ничего не хотела и это и собиралась ей сказать. Но посмотрев еще раз на боль в глазах соседки, поняла, что если она ни с кем не поговорит, то взорвется. Поэтому покорно пошла ставить чайник.
На самом деле, Тина Берт не похожа ни на кого из тех, кого вы знаете. В ней умеют уживаться совершенно противоречивые черты, и иногда я не понимаю – искренне не понимаю, откуда что берется, а что самое главное: как Тина сама с этим всем живет?
Иногда я понимаю, что не очень-то просто. Ей на голову всегда что-то валится. Метафорически, разумеется. Но, честно говоря, иногда ее действительно хочется огреть чем-нибудь тяжелым.
Какова же она – Тина Берт? Это своенравная, независимая девушка, всегда добивающаяся того, что ей нужно. Она общительная, красноречива и, полагаю, обворожительна, потому как многие говорят о ней много хорошего. Тем не менее, мисс Берт слишком эгоистична: порой ей буквально плевать на чужие принципы, а иногда наоборот, она всем сердцем сочувствует и сострадает, уважает и поддерживает.
Говорят, что в каждой женщине должна быть загадка. Главная загадка Тины – это ее характер. Такой же непредсказуемый, как погода. От нее можно ожидать всего, чего угодно. Даже я, прожив с ней год, всякий раз нет-нет, да и узнаю что-то новое. Хотя это редко означало что-то хорошее…
Молча сажусь прямо перед ней и просто жду. Я не разговорчива, и Тина знает это.
- Знаешь, – начинает она, посмотрев на меня. – В твоих глазах пугающая пустота, Кэс, – она с тяжестью выдыхает и вытягивает руки на столе. – Почему? Почему так?
Я все также молчу. Мне нечего сказать. Я просто сидела в пустой комнате и освобождала себя от мыслей. Я не хочу объяснять, зачем. Это все испортит. Да и больно нужен мой ответ сейчас. Девушка просто не знала, как начать. Обычное дело, вы же понимаете.
Разговоры – трудное дело, если так посмотреть. Никто не осиливается за них браться сразу, все оттягивают до последнего, когда уже слишком поздно и разговоры не помогут. Забавно. Хорошо, что я ничего не обещаю людям и не обязана объясняться.
- Я не понимаю, что происходит, – снова говорит Тина, наклоняя голову на бок. – Он постоянно только и делает, что ссорится со мной, пытается заставить ревновать… не понимаю.
- Ты помнишь вчерашнюю ночь? – совершенно не по теме задаю вопрос я, понимая, в чем дело. Томас. Конечно, что еще может заставить ее так переживать? – Ты сейчас трезва?
Глаза Тины смотрят на меня долго, внимательно изучая. Потом ее рука неестественно поправляет волосы, словно вся изломана. Наконец воздух с шумом из нее выходит.
- Трезва, как никогда, – она пожимает плечами. – Но я ничего не помню из вчерашнего. С тобой что-то случилось? Том что-то натворил?
Моя бровь выгибается, но чайник спасает ситуацию. В полумраке я завариваю чай – да, я постоянно это делаю, я любитель чая.
- Не Томас. Ты, – я не собиралась долго оттягивать этот момент. Сейчас не самое подходящее время для того, чтобы помучить человека. – Ты натворила очень много всего.
Глаза девушки запылали испуганным пламенем. Дрожащие угольки так и перекидывались в них. Мне было немного не по себе от того, что и ей было не по себе. Забавный пинг-понг. Для такой жгучей брюнетки ее светлые голубые глаза выглядели, будто чудо. В них действительно можно утонуть. Белые искорки выдавали печаль, и я не могла не сообщить ей обо всем.
- Ты, видимо, опять перебрала, – пожимаю я плечами. – Не знаю, часто ли ты так делаешь, но вчера ты была в объятиях какого-то парня. И не только в объятиях. Возможно, мне удалось вовремя вытащить тебя оттуда.
- Что? – в смятении только и вопросила Берт. Схватившись рукой за лоб, она лихорадочно стала соображать. – Черт, нет. Томас видел все это?
- Похоже, что не впервые, – я ставлю перед ней кружку горячего и крепкого черного чая. Раньше мне казалось, что чем крепче чай выпьешь, тем слаще покажется жизнь. Это иногда работает. Хотя это слишком наивно, чтобы быть правдой, верно?
Так или иначе, Тина молчала. Вместо нее говорило ее лицо. Отторжение реальности, неверие, ужас и раскаяние – все они сменялись по очереди. Руки ее тряслись, нервно обхватили кружку, и вдруг по телу ее пробежала судорога. Нет, только не это! Только не плач и стенания! Терпеть их не могу. Женщины всегда бросаются в плач, когда желаемое от них ускользает слишком быстро. Женщины не умеют контролировать ситуацию и не сдаваться – они не сдаются, они плачут. Они плачут на глазах других женщин и мужчин, чтобы те сделали для нее то, что не сделала она сама. Но я не буду мирить ее с Томасом. О, этот говнюк еще пытался нелепо склеить меня. Не так быстро, дорогой.
- Кэс, – протянула девушка явно в отчаянии. Думаю, она всегда верила моим словам – это тоже зря. Никогда и никому нельзя доверять. И все же, пока я ей не лгала. – У тебя всегда все складно получается, – закатываю глаза и не удерживаюсь, чтобы не фыркнуть. Я просто не треплю о своих проблемах. Простая истина: если никто не знает о твоих проблемах, все будут думать, что таковых и не имеется. Наивное предположение. – Что мне делать?
Снова сажусь перед соседкой и гляжу ей в глаза: в них отражалось безоблачное небо, которое давно нас не посещало. Последнее время участились дожди – что ж, вот тебе и осень пришла. Но нет, осени в глазах Тины не было. Была безудержная, бурная и уже теплая весна, которая цвела пышным цветом и всем дарила тепло и уют. Тина всегда была такой.
- Берт, ты же умная и сообразительная девочка, – я могла немного преувеличить. Иногда глупая, а иногда и недогадливая. С кем не бывает? – Я уже говорила, что вам с Томасом нужно сесть и поговорить. Вместе, спокойно. Вы бегаете друг от друга, пытаясь показать друг другу, что виноваты противоположные стороны. Это просто.
- Просто? После всего, что произошло? Что он… и я… И вообще, Кэсси, я что-то не видела, чтобы у тебя был парень! – она не может. Она боится разговоров и переходит в нападение. Поднимаю руки в сдающемся жесте.
- Окей, мисс Берт, я за тебя это делать не буду, – нервно усмехаюсь, ударяю ладонями по столу и поднимаюсь. – Жизнь твоя, любовь – тоже. Когда осмелишься, может стать поздно, имей в виду.
Как же все они любят задевать тему личной жизни. Все думают, наверно, что я такая одинокая. Смешно даже. Мне никто не нужен, я сама по себе. Еще не было ни одного человека, который заставлял меня забыть обо всем, кроме него самого. Нет еще на свете человека, ради которого я была бы готова бросить дела и помчаться на помощь, или даже просто так. Мне и не нужен этот человек – это просто лишняя трата нервов и времени, знаю на чужом опыте.
Тем более с таким, как Томас.
Дверь, наконец, захлопнулась. Спустя четыре главы. Даже неожиданно быстро для Тины, я ожидала большего. Поеживаюсь и поднимаюсь с насиженного и нагретого места, подхожу к окну. Окоченевшие пальцы сами набирают номер, а глаза сами смотрят в нужное окно: клянусь, не понимаю, зачем я это делаю.
- Алло?
- Тебе не спится? – да, время позднее. Пора бы и самой улечься, Лифф, а не названивать всяким парням без толку.
- Я смотрю, тебе тоже, – недоверчиво бормочет Фред. Я хмурюсь.
- Я живу с Тиной, не забывай об этом, – он смотрит в окно и задергивает занавеску.
- Тина вышла из общежития, – Ребел умело парирует мои попытки примирения. Да, думаю, я действительно задела его в столовой, и пока это единственный человек, способный меня понять. Всегда хорошо иметь одушевленную отдушину.
- Ага, – улыбаюсь я, даже тон моего голоса веселый. – Спокойной ночи, Фредерик.
- Кэсси?
- Да? – вдруг наступает пауза. Фред молчит несколько секунд, а я не решаюсь его одернуть. Я хочу, чтобы он сам сказал то, что хочет сказать. Он все-таки нарушает молчание.
- Нет, ничего, – если бы я его не знала, подумала бы, что последует что-то романтичное. Но этого не могло и быть, что радует. – Спокойной ночи.
Мне было этого достаточно, чтобы пойти спать. После теплого душа, конечно.
Я слышала все: скрип двери и легкие женские шаги, радостный плюх на кровать и спор о том, кто первый кладет трубку. Абсолютно все, что только можно охарактеризовать как счастливые отношения. Это так мило и так по-детски, умереть можно.
Но я не пошевелилась и ничего не сказала.
Глава 4. «Психолог».
Каждая секунда сопровождается звуком настенных часов. Стены, к слову, выкрашены в неприятный серо-голубой оттенок, который словно запирает тебя в неволю. Музыку здесь слушать нельзя, молчать – нежелательно. А много болтать я не привыкла. Это кабинет миссис Вайолет. Нина Вайолет была и остается по сей день моим психологом, терпеть сеансы которого приходится, чтобы не потерять те деньги на проживание, которые мне обеспечены. Никогда не заключайте договоров с матерьми, друзья!
Теперь я каждую неделю хожу сюда. Интересно, мать покупает годовые абонементы? Только представьте себе: полтора года, каждую неделю, без пропусков. Все отслеживается. Должно быть, миссис Вайолет получает приличные деньги за подобные сеансы. Зачем это мне? С так называемой психологической точки зрения – незачем. Не чувствую, что это работает. Но миссис Вайолет, пусть и за деньги, печется обо мне гораздо больше, чем Фиби Лифф. Поэтому, почему бы и нет?
- Я ни с кем не ссорюсь и не ругаюсь, миссис Вайолет, – устало повторяю я из раза в раз. – Мне это не нужно. Всю последнюю неделю я прожила в спокойствии.
Женщина в скептицизме хмурит брови.
- Кэсси, мы с тобой уже давно прошли этот этап. Ты по-прежнему остаешься ко всему равнодушной, индифферентной! – в ее голосе слышалось легкое отчаяние, на что я лишь слегка улыбнулась. – Я знакома с тобой довольно продолжительное время. И как видишь, довольно честна перед тобой…
- Но миссис Лифф все равно осведомляется о моем положении, – матерью я смею называть ее только лишь в своей голове. – Пришла ли я, все также ли непорядок с моей головой, смогу ли я нормально вести себя на рождество? – я разворачиваюсь в кресле и закидываю ноги на подлокотник, наплевав на все правила приличия. Так или иначе, эта женщина терпит меня длительный срок. – К слову, я не собираюсь приезжать на рождество. Эта семейка меня доконала.
Миссис Вайолет недовольно качает головой и принимается что-то записывать. Неудивительно. Она все время что-то записывает. Правда, я очень интересный псих?
- Кассандра, – сердито смотрит она на меня и заставляет смотреть на нее с остервенением. Сначала женщину это явно смущает, но через пару минут она продолжает. – Ты не должна так относиться к своим родственникам.
- Кажется, я уже говорила, миссис Вайолет. Я Кэсси, и никак иначе, – пропускаю все ее остальные слова мимо ушей – они мне не так интересны. Да и тем более, она не скажет ничего нового.
- Тогда и я для тебя хочу быть просто Ниной, Кэсси, – она сильно выделяет последние слова, напористо настаивая на своем. Но простите, Нина, у меня есть свои принципы.
- Извините меня, конечно, но мне Вас так представили, – хмыкаю я, смотря на окно в ее кабинете. Обычное белое, пластиковое. – Я всегда называю людей так, как мне их лично представили, миссис Вайолет. Я – Кэсси, и точка.
Психолог неуверенно ежится, но какое-то время молчит. Как жаль, что я не могу закатить истерику и просто убежать отсюда. Обо всем узнает она. Вся проблема в том, что именно с нее началась наша война.
- Не думаю, что ты никогда не отступаешься от принципов, – наконец, нарушает прекрасную тишину Нина, а я невольно обреченно вздыхаю и закатываю глаза. – Насколько я знаю, ты куда более изощренна.
Еще и подлизывается? Ладно, мне все равно.
- Хорошо, Вы правы. Кроме родственников, я сделала только одну поблажку в своей жизни.
- Какую? – она цепляется за любую возможность узнать обо мне что-то новое, как хищник за жертву. Интересно, насколько для нее это свято.
- Не все так просто, миссис Вайолет. Я понимаю, что у меня нет денег, которые я могла бы Вам предложить, – начинаю я, не сбавляя тона или пытаясь законспирироваться. – Но я обязана сохранить это втайне от моей бывшей семьи. В частности, от миссис Лифф.
- Хорошо, Кэсси, – кивает она так, что мне кажется, будто у нее оторвется голова. Забавное было бы зрелище. – Я просто хочу больше о тебе узнать. Так кого же ты называешь иначе?
- Он представился как Фред, – пожимаю я плечами и ненадолго закрываю глаза. Когда они вновь открываются, то передо мной предстают посвежевшие краски, хотя цвет стен все также мне противен. – Я же называю его Фредерик.
- Почему так официально? – практически шепчет Нина. Она уже знает, что наступают моменты, когда мое сознание частично переносится куда-то еще. Я просто не хочу быть у нее на приеме. Я просто смотрю в окно и представляю, что принадлежу миру там, на свободе, багряному закату и золотистым облакам, шумному ветру и переливам голосов птиц. Меня лучше не тревожить слишком в такие моменты. Я вернусь сама, когда того захочу. Нарываться же на мое раздражение ей ни к чему. Миссис Вайолет нужна моя открытость, а она наступает именно в такие моменты. Ненавижу и одновременно люблю освобождать себя в ее кабинете.
- Мне так нравится. Фредерик… звучит прекрасно, не находите? – мой голос становится более томным, глубоким, спокойным, будто мне неведомы тревоги.
- Да, и правда, – не спорит со мной женщина и продолжает допрос. – Но почему?