Что будет с Робертом?
Вслепую дотягиваюсь до телефона и, с трудом разлепив глаза, набираю Фреду смс.
«Надо встретиться. Очень важно. Прошу тебя!»
Отправляю. Может быть, зря. Но он точно попытается что-то придумать. Я в это верю. Наверно, зря, но не могу придумать ничего лучше. А раз так, то остается только одно – ждать ответа.
Уже темно, и очень, очень холодно. Кажется, я не рассчитала с одеждой, либо же осень приходит быстрее. В любом случае, я с каждой секундой замерзаю все сильнее. Я стою у скамьи, где мы впервые разговорились, и жду парня уже двадцать минут. Наверно, просто не стоило приходить, и он сам это понял. Я бы не пришла, если бы мне ясно дали понять, что мое общество не нужно.
Вздыхаю и разворачиваюсь к своему зданию. Не следовало ожидать чего-то другого. Рука так и тянется в карман, но только в последний момент осознаю, что там нет сигарет. Злостная привычка осталась, а сейчас особенно сильно хочется закурить, ненадолго избавиться от угнетающего чувства стресса. Медленно делаю шаг в обратном направлении: ждать более смысла не имеет.
- Чего ты хочешь? – звук голоса обдает меня резко и пронзительно.
- Фредерик? – вновь оборачиваюсь и действительно вижу перед собой его, но снова он не похож на солнечного человечка: черты лица погрубевшие, губы поджаты, глаза сужены и обдают ледяным холодом, скулы напряжены. Я чувствую, как он не хочет быть здесь. – Я рада, что ты все-таки пришел.
- Не заставляй повторять меня дважды, Кэсси, – похоже, сейчас все будет не так уж и просто. – Зачем я тебе понадобился?
Смотрю на него и думаю, с какого бока лучше зайти. Если честно, с такими людьми, как Фред, я разговариваю редко: они более непредсказуемы.
- Ты прав, – я тяну время, но не вижу в этом смысла. – Кое-что случилось, и мне нужна твоя помощь.
- Кэс, а тебе не кажется, что это уже перебор? – он подходит ближе, но с каждым шагом ненависть в его глазах только растет. – Все наше общение сводится только к твоим просьбам. А если быть точнее, к требованиям. Это обыкновенный эгоизм.
- Я не отрицаю, – до чего я дошла, оправдываюсь перед человеком за свое поведение. – Мы все по природе эгоисты. И я не исключение.
- Это тебя не оправдывает. Ты не заметила, что любая твоя просьба исполнялась? Ты не думала, что людям нужно давать что-то взамен? – Его тон повышается с каждым новым словом, что давит и давит на меня. Ну же, Фред! Я же тебе доверяю, прекрати, пожалуйста!
- Эти люди сами пришли в мою жизнь, Фредерик! – стараюсь говорить так же уверенно, как и он. Я верю в свои слова, но мужества у меня не так много. Радует то, что мы здесь одни. – Я их об этом как раз-таки не просила!
- Ах, не просила! – кажется, я только разозлила Ребела. Я ничего не понимаю и, кажется, делаю только хуже. – А с чего ты решила, что все должно делаться по твоему желанию? То, что у тебя семья, полная отвратительных людей – не вина остальных.
- Да причем здесь семья вообще? Я сама ушла оттуда и надеялась, что смогу жить спокойно, без проблем! – гнев во мне так и подталкивает вновь накинуться с криками о непонимании, но я все время держу в голове мысль о том, для чего я в эту минуту здесь стою. – Дело вообще не во мне! Я пришла просить у тебя помощи не для себя, но, похоже, у тебя не хватило терпения дождаться сути проблемы, да, Фредерик?
- Не для себя? Удивительно даже, – парень всплеснул руками, и губы искривились в злобной ухмылке. – Да разве можешь ты думать еще о ком-то, кроме себя? Подумай на досуге, может, мамочка не зря водит тебя к психологу, и с твоей головой действительно не все в порядке?
Это был удар по больному. Он знает обо мне слишком много, как я и говорила. Такое никогда не кончается хорошо. Сдерживая слезы, понимаю, что губы сами дрожат. Потираю руки и стараюсь все списать на холод.
- Э-это… было неверное р-решение, – голос предательски дрожит из-за холода и надвигающихся слез, но я отхожу на шаг и договариваю. – Мне д-действит-тельно не стоил-ло к тебе обращ-щаться.
- Эй, Кэс…
- Нет, ты прав, – я не хочу, чтобы он еще что-то говорил. Разве он может сделать что-то лучше? Час назад я искренне в это верила, но не сейчас. – Я должна и-исправить все сама. И-и я это сделаю. С-сама.
Разворачиваюсь и неровным шагом иду домой. Пожалуй, это одна из самых крупных ошибок, сделанных мной. Сейчас я чувствую, как хочу сохранить остатки самообладания и энергии, совершаю минимум действий, по пути даже не запоминая, о чем я думаю. Прихожая, кроссовки, кухня, стол. Я просто сижу и смотрю вперед. Я не знаю, что делать, у меня нет даже приблизительных мыслей. Даже насчет того, чтобы просто уснуть. Ничего.
Я все равно должна ходить к ней, чертова миссис Вайолет. Каждый раз, когда я нахожусь перед ее дверью, мне хочется застрелиться, потому что я знаю, что меня ждет: расспросы, копание в моей душе, вечное исписывание страниц симптомами и выводами. И так до бесконечности. Похоже, что вот и есть мой удел: без конца ходить к психологу и заставлять всех верить, что у меня проблемы.
Что я люблю в кабинете этого доктора, так это кресла. Они всегда очень удобные, мягкие и успокаивающие. Одно из таких – темно-синее – стоит прямо напротив белого дивана, на котором обычно сидит Нина. Их разделяет небольшой, низенький журнальный столик из стекла, который, должно быть, еще чудом не разбился.
Сегодня я зашла в кабинет быстро и просто плюхнулась в это кресло боком. Лицом к окну: слева все освещали лучи солнца, проникавшие сквозь просторные окна, редко закрываемые жалюзи. Уткнувшись в мягкую и холодную спинку кресла, я свесила ноги на подлокотник, заведомо скрестив их в щиколотках. Я знаю, что женщина не будет против, но и она знает, что я прихожу сюда по нужде. Чего она хочет?
Иногда она принимает попытки задать вопрос, вроде:
- Кэсси, как дела с Фредериком?
Но я не отвечаю. Мне больно произносить слова, больно снова что-то говорить и говорить. Все чего-то хотят, но непонятно, зачем.
Она три часа спрашивала меня о чем-то, а я смотрела, как облака плывут мимо этих широких окон, и думала, что же сейчас происходит.
А произошло вот что: я снова одна, снова такая же, как и была еще летом, но теперь у меня отняли еще кое-что. Это доверие. Последние его крупицы, что у меня оставались, я неразумно потратила на всегда делающую все наперекосяк сестрицу и человека, которого знаю чуть меньше месяца. Отличный выбор, о котором уже бессмысленно жалеть.
Я не желаю ни с кем разговаривать, а уж тем более кому-то доверять. Я рада, что Фредерик Ребел вновь вернул меня к прежнему состоянию, пусть и ценой опьянения с последующим отрезвлением.
И теперь я примерно представляю, что творится в семье без меня. И должна придумать, как быть с братом. Я не оставлю его с людьми, которые причинили мне столько боли. Я и сама там не останусь.
Глава 5. «Развод».
Многие наши истории начинаются со звонков. И данная, похоже, не исключение. По крайней мере, я точно удивляюсь, когда мне звонят с незнакомого номера. Я была в раздумьях, и брать трубку, совершенно очевидно, не хотелось. Но кто-то был ужасно настойчив.
- Алло? – лениво беру трубку, и мой голос слегка хрипит. Сейчас я нахожусь одна в коридоре университета, занятия закончились, а я сдаю книгу, которую попросил прочитать Кестен, в библиотеку. Точнее, уже сдала. И сейчас единственный фактор, по которому я нахожусь в пустом коридоре – это тишина. Почти никого в институте не осталось.
- Мисс Кассандра Лифф? – голос женский, но очень жесткий. Будто им можно резать металл, честно. Сглатываю и могу прикинуть, к чему я имею непосредственную причастность.
- Да, это я.
- Я звоню Вам, чтобы сообщить, что завтра Вы обязаны прийти на заседание ливерпульского Суда Короны ровно в 9 утра, – голос словно претерпел изменения и стал более деловым, отчего показался теплее. Однако это решительно пугало меня.
- Простите… зачем мне идти в суд? – на моем лице, должно быть, читалось искреннее непонимание происходящего, а это не приводит ни к чему хорошему.
- Завтра слушается дело о разводе Уолтера и Фиби Лифф, – отчеканила девушка и продолжила, как ни в чем не бывало. – Итак, завтра в 9 утра, здание ливерпульского Суда Короны на площади Дерби.
- Ага, – кое-как выдавливаю я, до конца еще не успев осознать, что происходит. Похоже, это придется обдумать после звонка: я не настолько многозадачна.
- Зал номер два. До встречи, мисс Лифф, – похоже, все это превращается в ужасное болото. Интересно, сколько в нем предстоит барахтаться?
Итак, родители разводятся? Значит, то, что я слышала, когда звонил мой брат – были их крики? Очевидно, это не просто ссоры. Думаю, это инициатива мамы – отец мой в этом плане куда более бесхребетное существо. Нет, я его люблю, даже очень, но отсутствие стержня в нем следует признать.
Если честно, голова уже давно идет кругом от всего, что происходит. Выпархиваю из здания университета и думаю только о том, что же будет дальше. Куда меня это все тянет? Странно, я ведь ничего такого не делаю, а трясина все равно медленно образуется и затягивает. В наушниках играют легкие мелодии Ed Sheeran, задают этакий романтический тон. Все эти истории, которые рассказывает рыжий парень, так и остаются для меня историями. Я никогда не проживала подобного. Но зато я могу понять душевный мир человека, подобное переживающего. Вот за что я люблю музыку.
Думаю, Эд делает музыку для того, чтобы при прослушивании людям становилось легче. Но поскольку я его плохо понимаю, эти мотивы погружают меня в глубокие раздумья. Любовь? Есть ли она вообще? К чему она приводит? Страдания, боль утраты… Порой даже трое детей не способны удержать родителей вместе. Потому что нет ничего, что можно было бы назвать светлым чувством.
С каждым днем становится все холодней, а моя тяга к сигаретам просыпается все сильней. Я чувствую, как сорвусь и точно побегу покупать пачку. Возможно, даже не выдержу и скурю за день. Хотя я уже отвыкла от этого запаха, этого вкуса. Всего того, что бросила когда-то.
Я отвыкла от семьи. И если честно, я уже не понимаю, что это такое. Семья кажется мне чем-то нереальным, фантомным, а что самое важное – глупым. Семьи разваливаются чаще, чем мы можем себе вообразить. Не думайте, что ваша будет крепкой до конца – и удержится. Вдруг там будет такая же дочь, как я, которой не будет жаль расстаться со всеми навсегда? Даже если вы сами на это не способны.
Все дело в том, что я не понимаю, что мне делать на этом суде. Я не понимаю, что от меня зависит. Даже больше меня волнует, что я пропущу добрую половину дня в университете. Я не хочу менять университет, который дает мне в разы больше, на семью, которая не готова меня принимать.
Все больше осознаю, что внутри меня сидит страх. И нет, психолог никогда этого не поймет. Она никогда не увидит того, что внутри таится. Нет, оно сидит глубже, и я чувствую изнутри. Я боюсь, что перед кем-то откроюсь настолько, что от меня ничего не останется.
И снова возвращаюсь к мысли, что умею вовремя остановиться. Что ж, отличная мысль для возвращения домой. На ней, собственно, и остановлюсь.
Тина снова никуда не выходит и молчит. Ну, то есть, я наблюдаю это последние несколько дней. Уже идет вторая половина октября, становится довольно холодно, и у меня есть предположение, что она просто заболела.
Мысль о том, что моя семья распадается, сделала меня чересчур заботливой. Или я сама такой стала? Вот уж чего не знаю, того не знаю. Так или иначе, сейчас я вновь грею чайник, нарезаю лимон и даже мед купила для Тины. Все заранее. Если честно, я во многом ей благодарна: хоть она очень настырна и иногда глупа, у нее есть одно свойство – быть хорошей соседкой. Она говорит вовремя, молчит вовремя, даже раздражает, когда надо.
Мед медленно растворяется в чашке, пока я несу ее Берт.
- Все в порядке? – спрашиваю я и встречаю удивленные глаза брюнетки. – Я принесла чай.
- О, спасибо. Люблю твой чай, – я присаживаюсь рядом. Сейчас со мной снова что-то не так, но природа этого чувства мне неизвестна. – Ты вчера пришла никакая. Что случилось?
- Через час мне нужно быть в суде, – говорю я, не скрываясь. Почему? А я не знаю, мне хочется, наконец, довериться хоть кому-нибудь, так почему не Тине, с которой я знакома год и которая тактично выждала момент, не беспокоя меня?
- Ты серьезно? – она глотает очень медленно – видимо, чай довольно горячий.
- Да, родители разводятся.
- Ты не сирота? – а вот это неожиданный вопрос. Похоже, про тактичность я зря сказала: это Тине Берт не присуще. – Прости. Просто ты никогда не рассказывала о родителях.
- Ничего, – пожимаю плечами и выдавливаю улыбку. Я снова замечаю в глазах Тины что-то знакомое мне – и это не то чтобы боль, а что-то еще. Я чувствую какую-то недосказанность. – Я вообще почти ничего о себе не рассказывала. Может, исправим это сегодня? Иногда всем нужно выговориться.
Что я творю? Тут же мысленно даю себе оплеуху за такую глупость и надеюсь, что соседка сочтет эту мысль глупой. Брюнетка как-то скукоживается и молчит, иногда открывая рот, уж не знаю, что творится в ее голове, но эта идея, видимо, и ей кажется сомнительной.
- Да, наверно, стоит. Я… – наступает еще одна длинная пауза, прежде чем она заговорит. – Удачи тебе, Кэс.
Хмурю брови и встаю с ее кровати. Теперь приходится одеваться теплее, хотя у нас, по идее, должен быть мягкий климат, творится что-то холодное и ненормальное.
Может, мне показалось, или Тина действительно хотела что-то сказать, но побоялась? Наверно, меня уже преследует паранойя. В любом случае, эта задумка не осуществится, потому что я не собираюсь ничего рассказывать: не знаю, зачем я это ляпнула. К чему все эти мнения людей, их истории, если в итоге они все равно никого ничему не учат? Меня так много раздражает в этом мире, и хоть кто-нибудь задумался, почему? Хоть кому-нибудь в голову приходила идея, что можно построить жизнь иначе? Не думаю. Люди ведут себя, как кретины, и радуются этому, а всех остальных считают отклонениями от нормы. Согласитесь, звучит обидно.
И нет, возможно, Тина не причем. Но она довольно яркий показатель обычного человека с вполне выполняемыми потребностями, у которого нет уж таких особенных проблем. Загвоздка в том, что я такой же обычный человек, но у меня другой взгляд на мир. Я вижу, какое все вокруг гнилое, как нет практически ничего чистого в этой жизни, в этих людях. Светлые пятна – это что-то из ряда вон выходящее, что-то аномальное.
Мне не хочется идти на этот суд. Вместо этого отвратительного места я заглянула бы в парк, побыла бы наедине с собой и просто бы прогулялась. А на деле выходит так, что мне нужно столкнуться с тем, от чего (а если быть точнее, от кого) я бежала.
Терпеть не могу вас всех, твари. Зачем только лезть ко мне в мою жизнь? Начиная с сентября, все становится настолько отвратительно, что любые секунды одиночества кажутся мне раем. И между тем, возникает отвратительное чувство, которое заставляет меня гибнуть. Мне хочется увидеть кого-то, хочется сказать пару слов, буквально ни о чем, возможно, даже нагрубить… это называется привязанностью. Почему я не могу вернуть все так, как было? Почему не могу вновь обрести спокойствие, которое построила вокруг себя? Стоило какому-то парню один раз ввязаться в мою жизнь, стоило один раз дать слабину, как судьба накинулась, как коршун, и давай терзать меня.
Нет, я так быстро не сдаюсь. С моим ритмом жизни мне просто не позволено сдаваться быстро. Может быть, вам забавно? Мне – ничуть. Я уже чувствую себя лучше, вокруг меня вновь вырастает броня, которая поможет, да, я уверена, поможет.
Эти адвокаты высказываются невероятно долго, ужасно сухо и просто кидаются в лицо вырванными из контекста фактами. После двух минут нахождения в зале суда мне становится скучно, и я просто сижу и смотрю в окно, даже не слушая. Элайза где-то недалеко, даже Роберт – и тот здесь. Думаю, мальчику вообще не хочется на все это смотреть.
Его звонок меня действительно напугал и обескуражил. Я чувствовала, что даже сопереживаю ему. Это может звучать очень странно, но я чувствовала, как встрепенулось мое сердце. Я знаю этих людей, не очень-то хочется, чтобы моя мать калечила жизнь еще и Робу.
- Вызывается мисс Элайза Лифф, – эта фраза, наконец, вырвала меня из раздумий. Сегодня на ней нет байкерского прикида: все скромно и строго, черное пальто длиной чуть выше колена, черные волосы собраны в высокий конский хвост, минимум косметики и не очень высокий каблук сапог – все это смотрелось элегантно и утонченно. Даже голос ее сегодня звучал особенно приятно.
Ее спросили о чем-то, но я вновь плохо слушала. Все это время я смотрела и думала: неужели этот человек смог впутаться в кучу непонятных историй. И вернула ли она деньги родителям? Вдруг ее кража послужила поводом для ссор и в итоге – развода? Эл сказала что-то про маму и после слов судьи села за нее.
- Мисс Кассандра Лифф, прошу Вас.
Мне стало дико неуютно. Все вокруг наполнилось промозглым сине-серым оттенком, запахом сырости и плесени. Еле сдерживая свое отвращение ко всему вокруг, я поднялась и медленно прошла к кафедре. Мои шаги, в отличие от шагов сестры, не были слышны, да и выглядела я не так элегантно: мешковатая синяя куртка, черные джинсы и синие кроссовки. Я никогда не старалась выглядеть женственно, разве что когда случались какие-то семейные праздники, в детстве…
- Да, Ваша честь?
- Мисс Лифф, когда Вы узнали о разводе своих родителей? – судья выглядел добряком. Есть такие люди, которые с любой профессией, какой бы она жестокой ни была, выглядят добрыми. Обычно они очень задумчивы и долго принимают решения.
- Вчера вечером. Мне позвонили и сообщили о суде, – отвечаю честно и отчего-то довольно громко. На заседании довольно много народу, и даже незнакомых людей (интересно, какое им-то дело до разводящейся семьи?), это заставляет меня напрячься.
- Были ли предпосылки к разводу, как Вы думаете?
- Не знаю, Ваша честь. Я уже год снимаю с соседкой квартиру в общежитии, и практически не имею контактов с семьей. Однажды случайно услышала в телефонном разговоре ссору, но не придала ей значения.
Не знаю, какой механизм работает внутри меня, но я говорю все то, что думаю, и почему-то довольно правдиво. Увы, но я придала довольно сильное значение этой ссоре.
- Вы не слышали, что послужило поводом для ссоры? – спросила меня женщина в сером. Ее взгляд был тоже серым, словно сталь, да и таким же холодным.
- Протестую, Ваша честь! – заговорил низенький мужчина в коричневом пиджаке. Его волосы иногда переливались рыжим, хотя в общем-то он был русым. И казался полным антагонистом железной леди, наоборот – добряком. – Этот вопрос не имеет никакого отношения к делу, супруги уже разобрались в своих отношениях.
- Протест принимается, – судья чуть ли не зевал. Ему либо просто было скучно, либо всю ночь он не спал, и я думаю, что второй вариант совмещается с первым. – Мисс Лифф, с каким из родителей Вы предпочитаете остаться?
- То есть? – брови сами взметнулись вверх: они делят детей? Ну да, конечно, при разводе делится все, но почему меня спрашивают? – Я совершеннолетняя, и уже…
- Мисс Лифф, – заговорила железная леди. – Дело в том, что за родителями нужно периодически ухаживать. Оставаясь с кем-то из одних родителей, Вы становитесь претендентом на наследство одного из них и полностью отказываетесь от другого.
Она слегка цокнула языком и будто словила от этой фразы необычайное удовольствие. Я посмотрела на мать, и мне даже стало противно: она всегда строила из себя кого-то почтенного. Аристократку. Даже сейчас из нее невидимыми нитями струился пафос. Затем взглянула на отца и даже немного стала сожалеть: он совсем не выглядел человеком, которому интересно здесь находиться. Он не желал уже ничего видеть и делать, выглядел по-настоящему уставшим и потерянным. Ненавижу смотреть на таких людей. Сразу хочется сделать что-то доброе. Это не в моем стиле.
- Хорошо, – неуверенно тяну я и снова перевожу взгляд на судью. – Я предпочитаю остаться с отцом, Ваша честь.
По залу прошелся шепот, ну, или мне очень так показалось. В любом случае, от меня, похоже, услышали самое главное. Странно, мне кажется, Эл допрашивали дольше. После моих слов мужчина кротко произнес:
- Благодарю Вас, мисс Лифф, займите место рядом с отцом.
Так вот в чем дело! Получается, Элайза теперь претендентка на мамины деньги? Ну, или те деньги, которые будут у матери. Очаровательно.
Я немного удивилась, когда вызвали Роберта. Конечно, правильная позиция – дать ему сделать выбор. Но с другой стороны, он же еще ребенок. Роб рассказывал о ссорах, о том, что мама с папой последнее время много кричали друг на друга, что его запирали и думали, что так он ничего не слышит.
Сразу же вспоминаю себя в детстве: в десять лет я тоже видела многие поступки родителей насквозь, когда они полагали, что я еще ребенок.
Но когда мальчика спросили, с кем же он больше хочет жить, я никак не ожидала услышать:
- Я хочу к Кэсси! – это было сказано, как протест, как требование, с которым не поспоришь. Я даже растерялась: никак не ожидала услышать от мальчика, которого раньше и терпеть не могла, и потом не одаривала особым вниманием, такие слова. Ко мне?
И снова выступления адвокатов, снова какие-то разборки, к которым я не имела отношение. Роберт сидел рядом, и я чувствовала, как он жмется ко мне, и одновременно боится, что я буду протестовать. Но я знаю, что буду. Мне тяжело обнимать людей, трогать их в принципе, но я и так не хочу пугать ребенка. Он в первую очередь именно ребенок! Не знаю, почему именно это будоражит мое сердце. Может, во мне просто слишком много морали?
На выходе из зала суда меня хватает за руку отец. Я резко отдергиваю ее, но поворачиваюсь, замедляя ход. Лицо его действительно усталое и изможденное, белки глаз красные, под глазами мешки.
- Я… хотел сказать. Спасибо, – неловко мямлит мужчина и пытается смущенно улыбнуться. – Меня не радовала перспектива оставлять Роберта бывшей жене.
- Ничего, Уолтер. Я понимаю, – как только я произношу его имя, отец заметно расстраивается. – Я сама бы этого не хотела. Что ж… отвезем Роберта, и я пойду.
- Кэсси, постой, – снова останавливает меня хриплый голос. – У меня довольно просторный дом. Можешь остаться там, ближе до университета. Мы практически не будем пересекаться.
Думаю, последнее предложение должно было послужить весомым аргументом. Возможно, Уолтеру Лиффу просто одиноко теперь. Что ж, это простительно – я давно уяснила, что не все люди могут спокойно находиться наедине с собой. А некоторые даже вообще не могут. Но неужели его сердцу будет спокойнее, если он просто будет знать, что его дочь живет за стеной?
- Я подумаю об этом, – только и отвечаю я. Почему моя жизнь пытается измениться? Что именно ей не нравилось в старой версии?
- Подумай еще и о Робе.
Хмурюсь, но не отвечаю, а иду к машине. Я давно не была в отцовском автомобиле. Его старенькая BMW до сих пор смотрелась солидно, даже удивительно. Роберт уже сидит на заднем сиденье и внимательно смотрит на меня.
- Идешь? – кричит Уолтер, открывая дверь водителя.
- Да, дай мне минуту, – твержу я в ответ, а сама стараюсь надышаться воздухом. Так надо. Просто надо, на некоторое время, наверно. Может, жизнь действительно пора менять? Скорее всего, да, но я сама вряд ли стану другой. Если подумать, то я девушка, которая ненавидит людей и ни за что не держится. Как была такой, так и осталась. Вы можете противопоставить мне Роберта, но у него есть отец, который о нем позаботится. В чем проблема?
В том, что я не знаю, что лучше на мне скажется. Где я меньше буду задумываться об обществе? В общежитии, где постоянно меня достают какие-то звонки и пьяная соседка, но там у меня получается очень вкусный чай, или же дом отца, по-видимому, просторный и тихий? Может, для кого-то это может показаться простой дилеммой, но подумать есть, о чем. Все немного… глубже.
Смотрю на время, но не успеваю его заметить: на глаза попадается пропущенный вызов – в кои-то веки! Удивительно, зачем мне звонил Фред?
Отец ведет аккуратно, мы неспешно добираемся до места назначения: Роберту лучше остаться в новом доме. Мне кажется, что у него много мыслей на этот счет, и вряд ли они приведут к чему-то хорошему. Не знаю, что говорить и делать на этот счет: сама знаю, что все бесполезно. Никаких умных мыслей мне все равно не хватит, потому что есть одно простое «но». Роберт не глупый, и ему все и так давно понятно. Иногда мне кажется, что мой братец – это последнее, за что я могу зацепиться и изменить свою жизнь. Иногда мне кажется, что я действительно должна это сделать. Ненавижу себя в эти моменты.
«Ты чего-то хотел?»
Лучше отвлечься. Тем более, Фред звонил. Тишина во время поездки – самое лучшее сопровождение на данный момент, не хочу ничего менять.
«Ты не появилась вовремя. Все в порядке?»
«Меня сегодня не будет в универе в принципе.»
«Что такое?»
«Была в суде»
«Не шутишь? Что ты натворила?»
«Со мной все хорошо, Фредерик.»
«Объясни толком, в чем дело»
«С каких пор тебя это волнует?»
Пауза. Он долго не отвечает, а я уверена, что хочу знать ответ. Надо же, как порой интересно получается…
«Ты не можешь нормально ответить?»
«Я просто беспокоюсь»
«И хотел извиниться»
«Родители развелись.»
«Доволен?»
«Извиниться?»
«Я не должен был все это тебе говорить»
«Но сказал»
«Спасибо. Это меня отрезвило.»
«Ты хотела, чтобы я помог»
«Это реально?»
«Отец переезжает в дом к университету. Встретимся там, посиди с Робом»
«И еще: помнишь, как все начиналось?»
«Смотря, про что ты»
«Не жди ничего хорошего».
Закрываю диалог и выдыхаю. Каждое слово отдается глухой болью, но не наносит живых ран. Я снова вспомнила, как заставлять все вокруг делаться незначительным. Ребел слишком сильно обо мне заботится – больше отца, и это дергает за ниточки, предательски заставляя сердце неровно стучать. Нет, Фред не делает ничего особенного, но совершает вещи, чуждые моему разуму, а это выбивает из колеи. Мне не хочется в это верить, да и не верится.
Я не жду, что парень будет мне помогать, но натыкаюсь на вновь необъяснимое действие: он стоял и ждал, и без вопросов согласился посидеть с братом. Похоже, Фред даже понравился моему отцу: давно я не видела Уолтера приветливым.
Так или иначе, они остались позади, и теперь я вновь в BMW, мужчина уже заметно более нервный, пальцы крепко сжимают руль.
- Фред – хороший парень, – вдруг говорит он, заставляя меня изогнуть бровь. – Ты с ним слишком холодна, Кэсси.
Закатываю глаза: у меня особо нет слов на этот случай. В свое время я обошла разговоры о женихах и прочем.
- Ты даешь мне советы о личной жизни? – равнодушно, без интереса говорю я куда-то в стекло, но, похоже, его это задело. Что ж, я этого не добивалась. – Отношения с людьми – не мое, Уолтер.
Он ничего не отвечает. Я бы тоже не ответила. Интересно, он любил мою мать? Наверное, да, потому что это она ему изменила, а не наоборот. Хотя, признаться, я удивлена: слишком уж властолюбивая и тщеславная женщина Фиби Лифф.
Мы приезжаем довольно быстро, но Уолт не спешит выходить из машины.
- Кэсси, – останавливает он меня. Понимаю, конечно. Хотя меня уже не беспокоит никто из этой семейки. – Спасибо, что помогаешь. Я знаю, что тебе не очень хочется…
- Это не важно. Давай побыстрее расправимся с этим всем.
Как и ожидалось, на пороге меня встречает красивая женщина, на которой почти не сказывается возраст. Светлые волосы небрежно уложены в конский хвост, и некоторые пряди выбиваются из прически. Лицо каменное, холодное. Она легко щурит глаза, хмурит идеальные брови и с осуждением смотрит на меня.
- Что ты здесь забыла? – на иное я и не рассчитываю. В любом случае, пусть говорит все, что хочет. – Я у Вас спрашиваю, мисс Лифф.
Поджимаю губы. У меня нет таланта быть убедительной и весомой в спорах, и я просто стараюсь обходить их. Но с Фиби Лифф плохо работал этот прием.
- Забрать кое-какие вещи, – отвечаю ей на выдохе. – Не все успела взять в последний раз.
- Надо же, а я уже вызвала рабочих, чтобы переделать твою комнату, – женщина подходит вплотную и с взглядом, полным презрения, шипит. – Тебе здесь не рады. Забирай все, что нужно как можно быстрее, и папочку захвати.
Закрываю глаза и молча обхожу ее: у меня просто нет настроения скандалить, я не хочу слышать лишних звуков, мне требуется тишина. Естественно, мне приходится обходиться без нее: когда я была на втором этаже, то уже слышала перебранку родителей. Увы и ах, но я ничего не могу с этим поделать. Захожу в свою комнату и понимаю, что здесь остался все тот же запах яблочных ароматических свечек. Раньше я любила расставлять их по своей комнате, и мне становилось лучше, поднималось настроение, менялась атмосфера вокруг – я уже не принадлежала миру за пределами этих стен… хм, какой забавный юношеский максимализм. Сейчас я смотрю на все без ностальгии, хотя нутром осознаю, что это местечко приносит мне душевное тепло.
- С тех пор, как ты ушла, никто здесь ничего не трогал, – услышала я тихий и на удивление кроткий голос сестры.