По вопросам приобретения книг «Эксмо» зарубежными оптовыми 14 глава

Независимо от судьбы заявления профессора Дункана я сделаю собственное заявление, а именно: что пока никто не интересуется и не проверяет того, что нам говорят астрономы, они вольны говорить нам все, что им вздумается. Их система основана на хитроумном сочетании расплывчатых утверж­дений, проверить которые невозможно, с теми, которых ни­кто обычно не трудится проверять. Но по меньшей мере один раз их всерьез проверили.

24 января 1925 года — волнение в Нью-Йорке.

Иностранцы убеждены, что такое волнение поднимается в Америке только тогда, когда кто-то открывает новый способ делать деньги.

Это было утро солнечного затмения, над частью Нью-Йор­ка — полного.

Все открытые площадки Центрального парка были забиты толпой, до линии, сколь возможно точно, 83-й улицы. В воз-Духе кружили самолеты с наблюдателями. В Куганс-блафф болтали о науке. Больницы позаботились о том, чтобы паци­енты могли полюбоваться затмением. Дело не сулило никому ни доллара, так что в Англии и во Франции этому поверят не больше, чем большей части других сообщений. На Пятой аве­ню полицейский суд вкупе с городским и с полным составом адвокатов, копов и судебных исполнителей вышел на крышу здания. В Бруклине Коммерческая палата забросила дела им­порта-экспорта и высыпала на крышу. Я не говорю, что глазе-

198 чарльз форт

ли все до одного. Я не верю в полное единообразие. Возмож­но, нашлись строптивцы, которые назло всем спрятались в погреб. Но вот нью-йоркская телефонная компания доклады­вала, что во время затмения в их контору десять минут не по­ступало не единого звонка. Если уж в Нью-Йорке поднимается шумиха, то шумнее ее нигде не услышишь: но самым порази­тельным фактом представляется мне эта десятиминутная ти­шина на телефонной станции Нью-Йорка.

Вдоль линии 83-й улицы, которая ограничивала точно предсказанный астрономами участок полного затмения, и южнее и севернее ее, разместились 149 наблюдателей, выслан­ных городскими осветительными компаниями, чтобы доло­жить о световых эффектах. С ними были фотографы.

В Петропавловске-Камчатском и в Качапойас в Перу за­тмение проходят, как положено, и все астрономические тру­ды повествуют о точности астрономов, рассчитавших все до минуты. Но дело было в Нью-Йорке. В дело вмешался Куганс-блафф. На крышах стояли судьи, копы и стрелки, и телефоны умолкли. И нашлось 149 опытных наблюдателей, не принад­лежавших к астрономическому сословию. И с ними были фо­тографы.

Было время, астрономы преуспевали. Но с тех пор, как они заговорили о великой точности своих измерений, различаю­щих монетку за сотни миль, мне приходит на ум не пятидеся-тицентовик, а «чертово колесо». Они ошиблись в своих пред­сказаниях на четыре секунды.

И 149 опытных наблюдателей от осветительных компаний доложили, что астрономы ошиблись в расстоянии на три чет­верти мили.

То был день великой проверки.

Если Солнце и планеты составляют систему, которая неве­роятно удалена от всего прочего в мире, что управляет их дви­жением и почему в механизме не кончается завод? Астроно­мы уверяют, что планеты продолжают двигаться и вся система не останавливается, потому что космос пуст и там нет «абсо­лютно» ничего, что препятствовало бы движению тел. См. «Зем­ля и звезды» Эббота. Так писали астрономы в своих книгах. Потом они позабыли, что писали. Потом, когда объяснить по­требовалось что-то другое, они рассказали другую историю.

ВУЛКАНЫНЕБЕС 199

Они объяснили зодиакальное свечение в терминах огромных скоплений материи в космосе. В главах, посвященных метео­рам, они толкуют о миллионах тонн метеоритной пыли, еже­годно просыпающихся на эту Землю. Эббот говорит, что кос­мос «абсолютно» пуст. Болл, например, объясняет сокращение орбиты кометы Энке трением с огромным количеством кос­мической материи. Не знаю, удовлетворят ли кого-нибудь, кро­ме нас самих, наши представления, но сравните их с история­ми о совершенной пустоте, наполненной материей.

Существует тенденция к упорядоченности. Кристаллы, цве­ты и крылья бабочек. Люди, пропорционально их цивилизо­ванности, выстраиваются упорядоченно или движутся по ор­битам. Всюду, где нет тенденции к беспорядку, есть тенденция к упорядоченности. Вот прекрасный образчик моей персо­нальной мудрости. Нечто всегда таково, кроме случаев, когда оно не таково.

Если не в терминах гравитации, то в терминах этой тен­денции к упорядоченности, периодичность небесной механи­ки поддается объяснению. Почему механизм, каким астроно­мы считают Солнечную систему, не останавливается?

Астрономы говорят: потому, что он не встречает сопротив­ления сопротивляющейся среды.

Почему не останавливается сердце? По крайней мере, дол­го не останавливается?

Оно лишь часть и, будучи частью, поддерживается тем, что можно расценивать как целое. Если мы представим так назы­ваемую Солнечную систему не как практически изолирован­ное, независимое образование, отделенное от звезд триллио­нами миль, но как часть того, что можно рассматривать как целостный организм в звездной скорлупе, нам представится, что она продолжает работать как часть живого целого, как продолжает работать сердце меньшего организма.

Почему не кончается завод у системы астрономов, или их систематической доктрины, или почему его хватило так на­долго? Потому что это — лишь часть большей организации, ко­торая поддерживает его, питая дотациями, вкладами и разно­образными фондами.

Нам противостоит система антикварных мыслей, озабо­ченных большей частью немыслимым. Она поддерживается

200 чарльз форт

приборами, которым верят, когда они показывают то, что долж­ны показывать. Ядро системы — падение поднимающейся Луны. Ее простейшая задача — сказочная теорема, пригодная для великовозрастных детей, но слишком причудливая для взрослых реалистов. Ее престиж покоится на ее предсказани­ях. Мы заметили, что одно из них промахнулось на три чет­верти мили.

Ньютонизм уже не достаточен. Он слишком многого не мо­жет объяснить.

И пришел Эйнштейн.

Если и эйнштейнизм тоже окажется неудовлетворитель­ным, остается место для наших представлений.

Сообщения о затмениях, при которых звезды не смеща­лись согласно теории Эйнштейна, см. указатель «Nature» (вып. 104 и 105). Смещение линий спектра — см. отчеты аст­рономов, которые с ним не согласны. Сдвиг перигелия орби­ты Меркурия Эйнштейн вычислял, не зная, к чему относятся его вычисления. Никому не известно, каков ее эксцентриси­тет. См. отчеты о прохождении Меркурия. Ни ньютонианцы, ни эйнштейнианцы не дали верных предсказаний. См. лон­донскую «Times» (17 и 25 апреля 1923 года). Здесь сэр Дж. Лар-мор показывает, что если эйнштейновские предсказания све­товых явлений при затмениях были достоверны, они опро­вергают его теорию — что, хотя профессор Эйнштейн был бы великим математиком, будь в нашем существовании воз­можно, чтобы нечто было чем-то, но относительность на­столько против него, что он лишь относительно великий ма­тематик и делает в своих расчетах грубые ошибки, ошибочно удваивая некоторые эффекты.

Возможно, все религии, а также все философские и науч­ные системы, подсознательно стремятся к поражению. Если бы они преднамеренно стремились проиграть, они добились бы успеха. Они искали «Абсолют», который мог бы объяснить феноменальное, то есть Абсолют, с которым все связано. Пред­положим, такого находят и называют его Иеговой, или Грави­тацией, или Сохранением Энергии. Профессор Эйнштейн принял абсолютную скорость света за основу для относитель­ности.

ВУЛКАНЫНЕБЕС 201

Мы не можем развести идею взаимодействия с идеей зави­симости, и зависимость чего-либо от Абсолюта означает за­висимость Абсолюта от чего-то. Таким образом идея предпо­лагаемого Абсолюта опровергается псевдоидеей Зависимого Абсолюта. Доктрина профессора Эйнштейна основана не на абсолютном открытии, а на вопросах:

Как проще интерпретировать эксперимент Майкельсона — Морли?

Что он не показал движения Земли по орбите, потому что скорость света абсолютна?

Или что он не показал движения Земли по орбите, потому что эта Земля стационарна?

К несчастью для собственных представлений, я вынужден предложить третий вариант:

Кому, кроме тех, кто искал подтверждения теории, удалось показать, что свет вообще имеет скорость?

Профессор Эйнштейн — жирондист научной революции. Он восстал против классической механики: но его метод и его заблуждения так же дряхлы, как его противник Но мне пред­ставляется, что он исполняет полезную функцию. Как ни вялы его удары, но он своими конвульсиями продемонстрировал зыбкость того, что почиталось в Науке за высшее.

Мне представляется, что распад феноменов есть следствие внутреннего беспорядка в той же мере, как и результат вмеша­тельства извне, и что тучи астрономов, переметнувшихся к Эйн­штейну, который ловко обрабатывает пустоту, — это симптом общей неудовлетворенности, возможно, предшествующей ре­волюции — или, если революция начинается в обсерватори­ях, что сами астрономы опубликуют вскоре множество про­тиворечащих теории наблюдений, сильно приблизив к нам и Солнце, и звезды. Я еще отмечу наблюдения астрономов, ка­кие ни за что не опубликовал бы ни один астроном прошлого. Кажется, их публикуют неохотно и пытаются снабдить стан­дартными объяснениями — но все же их публикуют.

Я использую вырезку из «Los Angeles Evening Herald» (28 ап­реля 1930 года), присланную мне мистером Л. Э. Стейном из Лос-Анджелеса. Это описание солнечного затмения. Описывая солнечное затмение 28 апреля 1930 года, доктор X. Б. Джеффер,

202 чарльз фокг

штатный астроном Ликской обсерватории, говорит: «Мы ожи­дали тени шириной полмили, а она оказалась почти пять миль в ширину». Он говорит: «Можно предположить, что ширина тени объясняется ошибкой в расчетах, так как Луна оказалась ближе к Земле, чем предсказывала теория. Но я уверен, что эта широкая тень вызвана не чем иным, как рефракцией».

Между половиной и пятью милями большая разница. Если пророки из Ликской обсерватории не учли влияния рефрак­ции, то и прочие их, так сказать, знания могут оказаться не­компетентностью. Такая разница может означать, что Луна расположена не более чем в дне пути от этой Земли.

В «Земле и звездах» Эббот говорит о методах спектроско­пии, посредством которык была открыта новая звезда в Пер­сее (22 февраля 1901 года), расположенная в 300 световых го­дах от этой Земли. Новость попала в газеты. Новая звезда воз­никла около 1600 года, но ее свет не был вреден на Земле до 22 февраля 1901 года. И астрономы смогли это узнать — что в такие давние времена, когда королева Елизавета занималась тем, чем она тогда занималась, — может быть, не так уж не­скромно было бы поинтересоваться, чем именно она тогда занималась, — но астрономы говорят нам, что когда королева Елизавета занималась тем, чем она занималась, небеса зани­мались изготовлением новой звезды. И что я в сравнении с ними? И что мои бедные сказочки про капель метилового спирта с потолка, про «таинственных незнакомцев» и тела на железнодорожном полотне, в сравнении с сагой о новой звез­де и королеве Елизавете?

Но добрая звездочка помогла мне восстановить уважение к себе. На глазах всех спектроскопов во всех обсерваториях она выбросила туманные колечки, которые двигались со ско­ростью 2 или 3 секунды-дуги в сутки. Если до них — 300 свето­вых лет, то скорость их оказывалась больше, чем полагалось быть скорости света. Если до них 300 световых лет, то они дви­гались со скоростью 220 000 миль в секунду. Это было нестер­пимо для существующей догмы, и спектроскопические изме­рения, которые согласовывались друг с другом, оказались оче­редным случаем соглашения, которое срабатывает не так, как ему положено работать. Астрономам пришлось урезать одну

ВУЛКАНЫНЕБЕС 203

из своих излюбленных немыслимых далей. То ли из галантно­сти, то ли по другой причине они отказались рисковать репу­тацией королевы Елизаветы, избавив ее от неприличных воп­росов, чем именно занималась ее величество, и заменив их скучными рассуждениями о том, чем занимался тогда, скажем, Эндрю Джексон.

Эббот предпочитает объяснять ошибки в первом заявле­нии «грубостью наблюдений».

Казалось бы, после фиаско со сменой исторических пер­сонажей астрономы могли бы чему-нибудь научиться. Но, если профессор Тодц не ошибается, давая им характеристику, то сие невозможно. Спустя двадцать лет та же ситуация повторилась с точностью до деталей. 27 мая 1925 года в южном созвездии Живописца была открыта новая звезда. С помощью спектро­скопов расстояние до нее определили в 540 световых лет. См. это утверждение в бюллетене Гарвардской обсерватории в ноябре 1927 года.

27 марта 1928 года новая звезда раскололась.

Увидев, как она распадается, астрономы южно-африкан­ской обсерватории отреклись от евангелия своих спектроско­пов, созданного тремя годами раньше. Измерения, верно, были очень грубыми, хотя имелось три года, чтобы предусмотреть этот распад. Расстояние срезали от 540 до 40 световых лет. Еще несколько таких скидок, и звезды из немыслимой дали при­близятся на вполне вообразимое расстояние. Расстояние, уре­занное на 60 х 60 х 24 х Зб5 х 500 х 186 000 миль, — очень неплохо для начала.

Профессор Эйнштейн, не имея такой возможности, пред­сказывает смещение звезд.

Астрономы отправляются в экспедиции, чтобы наблюдать затмения, и, не ведая, что в распоряжении Эйнштейна нет средств для предсказаний, докладывают — надо думать, пото­му что им хочется об этом доложить, — что он прав.

Потом — затмение за затмением — Эйнштейн ошибается.

Но его педантичные догадки ввергли одряхлевшую систе­му во внутренний разлад и бросили тень сомнений на анти­кварные мысли почти так же, как если бы они оказались бли­же к истине.

204 чарльз форт

Может быть, время пришло, а может быть, еще нет, но вот кое-что, похожее на начало.

Редакторская колонка в «New York Sun» (3 сентября 1930 го­да), цитируется чья-то точка зрения:

«Общественность дурачат и полностью сбивают с толку фантазерством соперничающих астрономов и физиков — не говоря о богословах, — которые подняли гонку за славой до высокого искусства: соперничая с религиозным мистицизмом, возникла научная порнография, тем более привлекательная, что она скрыта флером тайны».

Это мнение профессора Генри Э. Армстронга, почетного главы кафедры химии в Городском и Гильдейском колледже Южного Кенсингтона, в Лондоне.

Это — революция изнутри. Это — зародыш революции.

Сравнение профессора Армстронга с порнографией мо­жет показаться излишне завлекательным: но, судя по их рас­путству в других отношениях, астрономам остается только открыть, что звезды разделяются по полам, и мы бросимся в книжные лавки в погоне за скандальными историями из жиз­ни звезд. Это придаст им популярности. А стоит чему-то при­обрести популярность — что дальше?

Что пришло — или подходит — время новых революций изнутри...

Или что, раз уж они не в состоянии поддерживать нынеш­ние претензии на прогресс, астрономам следует вернуться из своих неподвижных экскурсов. Прошлое поколение их рас­сказывало о немыслимых расстояниях до звезд. Затем они за­явили, что увеличили иные из этих расстояний в тысячи раз: однако, если немыслимое увеличивается тысячекратно, оно все равно остается немыслимым, как встарь. Если на немы­слимом мышление прекращается, но если мысль должна куда-то двигаться, астрономам, которые не могут продолжить дви­жение вширь, придется подумать о сокращении. Если время пришло, на обсерваториях ожидается крах, когда астрономы станут в панике распродавать немыслимости.

2 сентября 1930 года началась конференция Американ­ского астрономического общества в Чикаго. Доклад, сделан­ный доктором П. ван де Кампом, был сигналом к началу пани-

ВУЛКАНЫНЕБЕС 205

ки. Он сказал: «Некоторые звезды могут оказаться на световые годы ближе, чем полагают их астрономы».

Это — с некоторой натяжкой — то самое, что говорю я.

Говорит астроном Леверье — в те времена, когда астроно­мическая система еще растет и приносит пользу в борьбе со старой и загнившей догмой и нуждается в опоре и престиже, — он говорит: «Взгляните на небо, и в точке, вычисленной мною, вы найдете планету, возмущающую движение Нептуна».

Смотрите-ка! — как говорят иные астрономы в своих кни­гах. В той точке неба, которую можно назвать — тому, кто не станет проверять заявление на прочность, — почти совпада­ющей с точкой, вычисленной Леверье, обнаруживается пла­нета Нептун, которой — на уровне понимания публики — мож­но приписать возмущения орбиты Урана.

И полезная известность астрономов идет в рост. Поддер­живаемые этим триумфом, они функционируют. Но если они — лишь плод похожего на сон развития нашего мира, тог­да и они тоже должны уйти в свой черед, и их может прово­дить град камней или град насмешек. Обдумывая все их дея­ния, я полагаю, что веселье более подобает их кончине.

Далее:

«Взгляните на небо, — говорит нам астроном Лоуэлл, — и в точке, рассчитанной мною, вы найдете планету, которая объясняет отклонения Нептуна».

Но уже настал 1930 год.

Тем не менее нам опять рассказывают, что планета найде­на почти точно в расчетной точке. Астрономы ликуют.

Но время идет.

Проклятая штуковина берет и доказывает, что не более спо­собна вызвать отклонения Нептуна, чем я, во всяком случае в настоящее время, способен вызвать отклонения в расписании заседаний Национальной Академии наук, просто проходя мимо нее.

Их следует убить, или мы забросаем их убийственными на­смешками. В пользу убийства всегда находятся доводы, но в случае с астрономами убить их — значит потерять славный повод посмеяться. Ортодоксальные астрономы говорили, что Леверье не пользовался математическим методом, который

206 ЧАРЛЬЗ ФОРТ

позволил бы вычислить расположение Нептуна. См. «Эволюцию миров» Лоуэлла. Кстати о поводах посмеяться: я напоминаю, что одним из тех недоверчивых астрономов был Лоуэлл.

Как-то раз в плохом настроении я пришел в нью-йоркскую публичную библиотеку с намерением почитать что-нибудь легкое и светлое. Мне подвернулись «Рассуждения о планете за Нептуном» Лоуэлла. Я повеселился куда больше, чем рассчи­тывал.

Так где это находилась точка, вычисленная Лоуэллом, и со­всем рядом с которой нашли его планету? Шум и ликование — особые статьи — во всех газетах мира — «почти точно»!

Лоуэлл: «Точное определение ее места не представляется возможным. Можно предсказать только общее направление».

Повод посмеяться — что доставит не меньше радости, чем убийство, — торжественное заявление астрономов, пришед­шееся на День дураков — 1 апреля 1930 года, — что они обна­ружили планету Лоуэлла почти точно в том месте, определить которое не представляется возможным.

Их болтовня о великой точности Лоуэлла в указании об­щего направления...

И вот главное: штука, демонстрирующая, что при всей не­определенности, все равно...

265 лет вместо 3000 лет.

И вместо того, чтобы удаляться, она приближается.

Если они не способны определить, удаляется что-то или приближается, все их торжественные заявления о близости или удаленности тоже заслуживают лишь смеха.

Если Адаме и Леверье математическими способами не оп­ределили положения планеты Уран или если то была, как вы­разился кто-то, кого цитирует Лоуэлл, «счастливая случай­ность», чем объяснить такое счастье и такое своевременное и сенсационное раздувание славы, если мы подозреваем, что это была не совсем случайность?

Я хочу сказать, что вижу здесь типичный пример к своим представлениям об органическом контроле, который, скры­ваясь под человеческим тщеславием, заставляет нас считать, что мы все делаем сами, поддерживает человеческие установ­ления, когда они своевременны и функциональны, а затем под-

ВУЛКАНЫНЕБЕС 207

вергает своих фаворитов разгрому и фиаско, когда они исчер­пывают свою полезность.

\ Если бы Леверье действительно имел силу указать на неви­димую планету это было бы окончательной победой знания, поддерживающей несокрушимый никакими средствами пре­стиж. Предположим, церковь возводилась бы на фундаменте, сложенном не из лжи и фальшивок и сдерживаемого смеха. Пусть церковник стоит на чем-то, кроме напыщенных речей и лицедейства, и мой смех не будет угрожать его деспотии.

Скажем, что независимо от теории органического контро­ля, мы принимаем теорию развития и роста, или Эволюции...

Тогда мы согласимся, что самые торжественные феноме­ны нашего существования — лишь зыбкая плоть; вековые уте­сы — лишь слежавшаяся грязь; и сердце всякой святыни — ложь...

Потому что иначе не было бы Роста, или Развития, или Эво­люции.

К

олесо обстоятельств, взбивающее облако пыли подроб­ностей — быстрое и грязное движение, запыленное ме­лочами...

Пересуды мужчин и женщин, и вопли малышни — когда же будет готов ужин? — и молодые парочки в ночном исподнем — и куда, черт побери, девалась смазка для колес? — и нет ли у кого спичек?

Это караван фургонов нащупывает путь через прерии.

Глоток воды — табак на одну жвачку, — и где бы одолжить чашку муки — и все же, хотя на первом плане эти заботы, за ними стоит что-то...

Надежда на золото Калифорнии.

Караван фургонов нащупывает путь через прерии. Он про­кладывает колею, которую углубят следующие фургоны — и скоро накатают так, что их след виден и до сего дня.

Но за видениями золота, за мечтами о тяжести самород­ков — что-то еще...

Золото приходит и уходит. Доминирующее побуждение преобразовывается в другое. Теперь осторожно нащупывает путь социальное движение. Его материал — люди, которые в ином случае могли оставаться неподвижными, но двинулись на Запад.

Первые, слабые структуры живого зародыша состоят из хрящевой ткани. Затем они замещаются костями. Колея через прерии превращается в стальные рельсы.

Или что в незапамятные времена золото с особой целью, ради стимуляции будущего развития, рассыпали по Калифор­нии — и что его залежи строго отмерялись, так чтобы их оказа­лось достаточно для стимуляции развития, но не настолько мно­го, чтобы уничтожить уже наладившуюся финансовую систему...

ВУЛКАНЫНЕБЕС 209

', Что в других частях этой Земли в давние-давние времена с особой целью были зарыты маленькие желтые комочки, кото­рое должны были — когда наступит время — дать новый тол­чок к социальному росту

Но слово «цель», как и «провидение» — уже заняты. Они из языка богословов, и им придают смысл, предполагающий не­кое высшее существо, управляющее бытием и стоящее над ним, но не являющееся частью его и от него не зависящее. Я бы пред­почел по-прежнему пользоваться этими словами, отрицая их принадлежность к какому-либо определенному культу, чем штамповать новые. Я не вижу необходимости предполагать су­ществование внешнего проектировщика и контролера, что­бы мыслить план, и контроль, и цель, и подготовку к использо­ванию в будущем, если я могу мыслить не Природу вообще, но конкретную Природу некоего органического целого. Каждое существо, даже зависящее от своего окружения, есть Бог для своих частей.

Цивилизации, прежде чем начать движение вширь, к югу, разрастались в северных частях этой Земли. История, подоб­но Южной Америке и Африке, сужается в южном направле­нии. В Австралии, Аргентине, в Южной Африке нет руин хра­мов, пирамид и обелисков. Полуострова и мысы преимуще­ственно вытянуты к югу. И, словно нарочно или согласно преобладанию земель и народов на севере, солнце на севере ежегодно светит примерно на неделю дольше, чем на юге. Хо­лод в менее влажном Антарктическом регионе менее интен­сивен, чем в Арктике, и там в летнее время не появляется рас­тительность: цветы и травы — как в Арктической области. Жизнь на юге скудна. Мускусные быки, медведи, волки, лисы, лемминги на Дальнем Севере — но в Антарктике только водо­плавающие млекопитающие. В Арктике поля летом покрыва­ются арктическими маками — но лето в Антарктике серо, как сухие лишайники. Если эта Земля, как считают некоторые гео­дезисты, имеет форму волчка, то он раскрашен яркими цвета­ми сверху и гол снизу.

В южных районах нет залежей угля, сравнимых с залежа­ми на севере. Самые изобильные месторождения нефти рас­положены к северу от экватора. Все это выглядит так, будто организм во времена землеобразования готовил на севере

210 ЧАРЛЬЗ ФОРТ

место для роста цивилизации. Народы Земли тысячелетиями не замечали месторождений угля и нефти, от которых будет зависеть их позднейшее развитие.

Но мышление большинства людей в этом вопросе настоль­ко ограничено устоявшимися рамками, что если, например, я предполагаю, что золото рассыпано в Калифорнии для исполь­зования в будущем, им представляется либо гигантский чело­век, как сеятель, разбрасывающий самородки, или отрицание того, что существуют — кроме как в человеческом мышле­нии — цель или контроль, или план, или провидение...

Но, создание легких в зародыше, который не способен ды­шать — но будет дышать. Сотворение легких — подготовка к будущему использованию. Или отложение мышечных тканей, которые еще не используются, но будут использоваться. Ме­ханическое предвидение, или подготовка к будущему исполь­зованию, управляет всем эмбрионом. В каждом лоне скрыва­ется предсказатель будущего.

Однако размышления над существованием цели, или пла­на, управления и направляющей силы «Природы» свойственны не только богословию. Существуют философские доктрины, именуемые «ортогенез» и «энтелехия». Мы снова оказываемся в положении, которое уже отмечали. Если существует ортоге­нез, или направление изнутри, — то изнутри чего? До сих пор эта доктрина не устанавливала границ, в которых она мыслит­ся. Все, что требуется для возможности мыслить, а не упирать­ся в тупик — это отказаться от попыток вообразить Природу с большой буквы, или Универсум, и помыслить одно существо мыслимых размеров, имеющее форму доступную воображе­нию, и представить органический ортогенез внутри его.

В органическом смысле в Арктическом регионе нет по­требности в воде. Хотя холод там не столь жесток, как приня­то считать, все же климат препятствует колонизации этого района. Мне не приходилось слышать о ливневых дождях в Арктике. Грозы там очень редки. Некоторые арктические ис­следователи ни разу не наблюдали в Арктике грозы. И в то же время летом в Арктике случаются знойные, почти тропические дни. Снегопады, которые, как принято считать, в Арктике час­ты и обильны, на самом деле «очень слабы» на Дальнем Севере (Стефанссон). Похоже, что организм экономно пренебрегает

ВУЛКАНЫНЕБЕС 211

частями, которые не может использовать. Где не нужны при­носящие облегчение грозы, там грозы — лишь редкая случай­ность, хотя условия в летнее время там, где они нужны и где не нужны, почти одинаковы. См. описание Гренландии у Хелп-рина — летом стоит такая тропическая жара, что смола выте­кает из просмоленных бортов корабля.

Смена так называемых времен года — благодетельна. Они установились как будто случайно, или были разработаны ав­томатическим планированием, или всепроницающим разу­мом, или силой равновесия, если это слово предпочтительнее «разума».

Похоже на то, что задачи решаются более комплексно. Принято считать, что только мозг решает задачи или хотя бы приближается к решению: но каждое живое существо, снаб­женное оружием или инструментом, возможно, не с помощью мозга, но того разума, который пронизывает все сущее, реши­ло задачу. Похоже на то, что задачи решались комплексно, го­ворю я, хотя в действительном, или окончательном, смысле ни одна задача не может быть разрешена. Посредством перемен­ного склонения солнца удалось установить смену периодов плодоношения и отдыха на севере и на юге, но при этом в тро­пической зоне сезонный ритм менялся мало. Похоже на то, что здесь вполне разумно введена была смена сухих и дожд­ливых сезонов. Я нигде не читал удовлетворительного объяс­нения их смены в рамках существующей метеорологической теории.

Апрельские дожди свидетельствуют, или могли бы свиде­тельствовать, если бы мы могли выработать рациональное по­нимание того, что такое свидетельство, о наличии плана или автоматического разумного предвидения и управления. Нечто контролирует движение планет — по всем признакам, в кото­рых мы видим признаки управления. Допуская это, я допускаю лишь преувеличение. Дожди, легкие и частые, наиболее благо­приятствующие росту молодых побегов, выпадают в апреле. Общепринятая биология слишком однобока. Она рассматри­вает приспособление растений к дождям. Мы же вредим и при­способление дождей к растениям. Но для допущения такого взаимодействия необходимо либо богословское, либо органи­ческое мировоззрение. Если кому-то приятнее представлять

212 чарльз форт

доброе и любящее божество, посылающее апрельские дожди, ему придется рассмотреть — вернее, ему бросятся в глаза — и сообщения о других дождях, с любовью и добротой принося­щих смерть, разрушение и горе.

Какие-то неизвестные условия создали наиболее благопри­ятный климат в Великобритании, словно этот центр коло­низации был с автоматической целенаправленностью подго­товлен и защищен от суровых условий тех же широт на запа­де. В былые времена одной из самых определенных концепций мудрецов был Гольфстрим. Они описывали его «абсолютную отграниченность» от окружающих вод. Они так же верили в Гольфстрим, как теперь верят в звезды в триллионах миль от них. Позднее о неопределимости влияния Гольфстрима на кли­мат районов, расположенных дальше от его источника, чем мыс Гаттерас, было написано так много, что я не стану вдавать­ся в этот предмет. Нечто окружает Великобританию особым теплом, и немыслимо, чтобы это оказался Гольфстрим. Воз­можно, это органическое окультуривание. Она может прекра­титься, когда полезность функционирования Великобритании будет исчерпана. Я не слишком увлекаюсь пророчествами, но воспользуюсь случаем — вот: если Англия потеряет Индию, в Англии можно ожидать суровых зим.