В китайской “Белой книге” утверждается: “В 1653 и 1713 гг. цинские императоры даровали почетные титулы Пятому Далай-ламе и Пятому Панчен-ламе. С этого времени и учреждены титулы Далай-ламы и Банчен-эрдени и их политический и религиозный статусы: Далай-лама управляет большей территорией из Лхасы, а Банчен-эрдени — остальной территорией Тибета из Шигацзе”. Такое утверждение абсолютно не обосновано.
Тибетский святой и мыслитель Цонкапа (1357—1419) основал школу Гелуг тибетского буддизма. Она стала четвертой основной школой тибетского буддизма, помимо Ньингма, Сакья и Кагью. Панчен Гедундруп был ближайшим учеником Цонкапы.
Сонам Гьяцо, третий перерожденец Панчена Гедундрупа, был приглашен к монгольскому двору Алтан-ханом, который первым и присвоил ему титул “Талай (Далай)-лама”. Этот титул соответственно был перенесен и на двух его предшественников, что сделало Сонама Гьяцо Третьим Далай-ламой. Так началась линия преемственности Далай-лам. Поэтому утверждение китайской пропаганды о том, что титул “Далай-лама” был учрежден веком позже маньчжурским императором, является ложью.
Отношения, установленные между Третьим Далай-ламой и Алтан-ханом, были духовными, но они получили политический резонанс спустя два столетия, в 1642 году, когда монгольский хан Гушри помог Пятому Далай-ламе (Нгавангу Лобсангу Гьяцо—1617—1682 гг.) стать высшим политическим и духовным лидером Тибета. В свою очередь, Пятый Далай-лама присвоил титул “ЧойкьиГьялпо” (“Дхарма раджа”) своему монгольскому патрону. С этого времени последующие Далай-ламы управляли Тибетом как независимые главы государства. Как видим, политический статус Далай-ламы не был учрежден маньчжурским императором цинской династии, как утверждается в китайской “Белой книге”. Далай-лама с помощью своего монгольского покровителя обрел свое положение за два года до того, как возникла сама династия Цин. В 1447 году Панчен Гедундруп, известный как Первый Далай-лама, основал монастырь Ташилунпо. Последующим настоятелям этого монастыря благодаря их большой учености был присвоен титул “Панчен”. Пятый Далай-лама передал во владение этот монастырь и другое имущество своему учителю, Панчену Лобсангу Чойкьи Гьялцену (1570—1662). После этого Панчен-ламы избирались на основе признания перерождения, и каждый последующий Панчен-лама сохранял за собой монастырь и имущество. Подобным же образом дело обстояло и с другими наиболее важными перерожденцами — с Сакьей, Пхагпой, Дакьябом Лоден Шерабом и др., которым тибетское правительство также передало земли. Но это не имело абсолютно никакого политического значения. Панчен-ламы и другие высшие ламы обладали только религиозным авторитетом и никогда не выполняли функций политических наместников, что пытается доказать китайская пропаганда. В действительности политическая власть в Шигацзе и Ташилунпо осуществлялась районными администраторами, назначенными Лхасой.
Таким образом, маньчжурский император не сыграл никакой роли в учреждении религиозного и политического институтов Далай- и Панчен-ламы.
После вторжения в Тибет китайское коммунистическое правительство все время старалось использовать недавно почившего Панчен-ламу, чтобы узаконить свое присутствие в стране. Много раз Пекин предписывал ему участвовать в политике, понуждая к доносам и занятию места Далай-ламы. Но он отвергал все это, за что на несколько лет был посажен в тюрьму и подвергался плохому обращению.
В своей “Белой книге” китайское правительство, как это раньше делали правительства гоминьдана, заявляет, что оно сыграло решающую роль, с помощью своего посланника У Чжо-сина, в выборе и признании Четырнадцатого Далай-ламы. Утверждается следующее: “...простой факт, что признание Четырнадцатого Далай-ламы требовало одобрения [китайского] национального правительства, есть достаточное доказательство того, что Тибет не был независимым в тот период (1911—1949 гг.)”.
В действительности же. Далай-лама был выбран в соответствии с древними религиозными верованиями и традициями тибетцев, и никакого одобрения китайского правительства не нужно было, его и не искали. Фактически, это проидошло в 1939 году, еще до того, как У Чжо-син прибыл в Лхасу, когда регент Радинг объявил имя сегодняшнего Далай-ламы в Национальной ассамблее Тибета, которая единогласно утвердила этот выбор. 22 февраля 1940 года, когда проводилась церемония возведения на трон, У Чжо-син, как и посланники Бутана, Сиккима, Heпала и Британской Индии, не имел никакого особого положения. Британский представитель, сэр Б. Гоулд, объяснял, что китайская версия событий—это фальсификация, которая была подготовлена и распространена до описываемого события. Фиктивный отчет У Чжо-сина, который берется за основу Китаем, показывает то, к чему стремился Китай, но не то, что произошло на самом деле. Китайская пропаганда также использует фотографию в “Чайниз ньюс рипорт”, на которой сняты Далай-лама и У Чжо-син и подпись к которой указывает, что она сделана во время возведения на трон. Но, согласно Нгабо Нгавангу Жигме, заместителю председателя Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей, это фото было сделано спустя несколько дней после церемонии, когда У получил частную аудиенцию у Далай-ламы. “Утверждение У Чжо-сина о том, что он председательствовал на церемонии возведения на трон, основанное на этой фотографии, есть вопиющее искажение исторических фактов”,—заявил Нгабо в “Тибет дейли” 31 августа 1989 года.
Ранняя история
Согласно тибетским анналам, первый царь Тибета правил уже в 127 году до н. э., но только в седьмом веке нашей эры Тибет сформировался как единое и сильное государство, которое возглавил царь Сонгцен Гампо. С его правления начался период завоеваний, который длился три века. Короли Непала и императоры Китая предлагали своих дочерей в жены тибетским царям. Женитьба на непальских и китайских принцессах имела большое значение, поскольку жены царей активно способствовали распространению буддизма в Тибете. Китайская пропаганда все время указывает на политическое значение женитьбы Сонгцена Гампо на китайской принцессе Вэн Чэн, сознательно не упоминая других жен царя, особенно непальскую принцессу, чье влияние было, пожалуй, большим, чем ее китайской напарницы.
Тибетский правитель Трисонг Децен (годы царствования: 755—797) расширил границы Тибета за счет завоеванных им китайских территорий. В 763 году была захвачена китайская столица Чанъань (современный Сиань), и Китай вынужден был платить ежегодную дань. В 783 году был подписан договор, определивший границы между Тибетом и Китаем. Свидетельством этих побед является надпись на колонне, стоящей у основания дворца Потала в Лхасе.
Мирный договор, подписанный Тибетом и Китаем в 821 году,— очень важный документ для понимания характера отношений между двумя великими державами Азии. Он был выбит на трех каменных колоннах на тибетском и китайском языках. Одна колонна была поставлена на горе Гунгу, чтобы разделить территории двух стран, вторая— в Лхасе, где находится и сейчас, а третья — в столице Китая, в Чанъане. Фрагменты этих надписей, приведенные в китайской “Белой книге”, неточны и вырваны из контекста с целью создать впечатление того, что данный мирный договор был своего рода союзным договором. Это далеко от истины, что ясно из следующего фрагмента договора:
“Тибет и Китай будут придерживаться тех границ, в которых они ныне располагаются. Все, что к востоку, есть страна Великого Китая, а все, что к западу, есть, безусловно, страна Великого Тибета. Отныне ни одна сторона не должна ни вести войны, ни захватывать территории”. И оскорбляет то, как китайцы в “Белой книге” смогли проинтерпретировать эти события, настаивая на том, что “тибетцы и ханьцы (китайцы) посредством династийных браков и договоров создали крепкий политический союз, развили тесные экономические и культурные связи, заложив прочный фундамент для окончательного объединения в одну нацию”. Фактически же тибетские и китайские исторические хроники свидетельствуют о прямо противоположном и говорят об этих странах как о самостоятельных и сильных державах.
В середине девятого века Тибет распался на несколько княжеств. Тибетцы обратили свои надежды к Индии и Непалу, сильное религиозное и культурное влияние которых импульс для их духовного и интеллектуального развития.