Миф о самоуправлении Тибета

В своей “Белой книге” китайцы заявляют, что в ходе “демократической реформы 1959 года” была “создана но­вая политическая система народной демократии” и что ти­бетский народ “стал хозяином своей страны”. Ничто не может быть дальше от истины, чем эти утверждения. Хотя “ТАР” был объявлен автономным, тибетцы играют ма­ленькую или не играют никакой роли в управлении собст­венными делами. Реальной властью здесь всегда обладала КПК в лице первого секретаря районного комитета партии ТАРа, которым всегда был китаец: в 1959 году Чжан Гохуа, за которым последовали Цзэн Юнь-я, Жен Жон, Инь Фатан, Юй Цзинь-хуа, Ху Цзинь-тао, Чжэн Гуй-янь.

Даже такие высшие тибетские чиновники, как Нгапо Нгаванг Джигме, не могли принимать решений без согла­сия “подчиненных” им китайцев. Им даже не позволяли задерживаться в Тибете: визиты делались только для то­го, чтобы выполнить поручения китейского правительст­ва. Особенно такие ограничения были наложены на пере­движения ныне покойного Панчен-ламы.

На так называемых демократических собраниях об­суждались заранее подготовленные вопросы, касавшиеся партийной жизни организаций КПК, чтобы поднятием рук выразить свое радостное согласие и одобрение всему пред­ложенному. Всякий критицизм, исправление ошибок, аль­тернативные предложения воспринимались как непозво­лительное “богохульство”. Предопределенный результат таких собраний объявлялся затем “демократическим ре­шением народа”.

Какое бы положение тибетец ни занимал в китайской иерархии в Тибете, у него всегда был “подчиненный” ки­тайский чиновник, который и осуществлял реальную власть. В самых высших структурах власти, таких как так называемый Департамент экономического планирования “ТАРа” или Департамент кадрового состава, число китай­ских чиновников и работников канцелярий намного пре­восходило число тибетских служащих.

Что касается так называемых выборных народных де­путатов, то все их кандидатуры предопределяются китай­ским руководством. После голосования победители снова выбираются теми же руководителями, которые предложи­ли кандидатов.

Примерно около половины населения Тибета, разбро­санного по соседним китайским провинциям, не участвует в выборах как часть политически единой нации, а опреде­ляется как незначительное меньшинство избирательных округов, находящихся на их собственной земле.

Социально-экономические условия жизни

И колониализм

Введение

“Цена, которую Тибет заплатил за это развитие, оказа­лась значительно выше, чем прибыль от него”. Это было окончательным мнением Панчен-ламы относительно результатов трех десятилетий правления китайцев в Тибете.

Год за годом китайское правительство возвещало о гро­мадном экономическом успехе в Тибете: об обильных уро­жаях, росте промышленности, улучшении инфраструктуры и т. д.Об этом говорилось даже тогда, когда впервые в своей истории Тибет переживал голодные годы (1961—1964 гг. и 1968—1973 гг.). Позже китайское правительство проводило катастрофическую экономическую и социаль­ную политику, навязанную тибетскому народу. При зна­комстве с данными Китая по Тибету две вещи нужно иметь в виду, оценивая социальные и экономические изменения в Тибете. Во-первых, нельзя принимать китайские заявле­ния за чистую монету. Оказывается, что даже государственная статистика корректируется, чтобы подтвердить определенный политический взгляд, а не показать действи­тельное положение вещей. Во-вторых, жизнь показывает, что не тибетцы, извлекали пользу из экономического поло­жения своей страны. Главный выигрыш от новой открытой экономики Китая получили китайские поселенцы в Тибе­те, их правительство, военные и предприниматели.

Одним из китайских лидеров, имевшим честь и сме­лость признать провал китайской политики по улучшению жизни тибетцев, был бывший секретарь КПК Ху Яо-бань. Во время своего визита в Тибет в 1980 году Ху публично признал, что тибетцы ничего не получили от хваленой ки­тайской “помощи”. Он посетил тибетские семьи в несколь­ких коммунах, включая “Антиимпериалистическую ком­муну”. Недовольный вопиющей бедностью тибетцев, он соз­вал совещание высших чиновников “ТАРа” и потребовал узнать, вся ли финансовая помощь, предназначенная Ти­бету, была “выброшена в реку Ярлунг”. Он выразил недо­вольство по поводу того, что в противоположность заявле­ниям китайской пропаганды уровень жизни тибетцев с 1959 года упал и что проживание большого количества ки­тайцев в Тибете, особенно правительственных чиновников, серьезно помешало развитию региона.

И он незамедлительно заявил, что должны быть пред­приняты меры, чтобы за три года поднять уровень жизни тибетцев до показателей предшествовавших 1959 году и отозвать 85% китайского аппарата. Секретарь партийной ор­ганизации “ТАРа” Инь Фатан подытожил впечатления Ху Яо-баня от посещения Тибета, сказав, что регион погрузил­ся “в нищету и отсталость” [Red Flag. 1983. No. 8]. Пропасть между заявлениями Китая и истинным положением дел в Тибете легче понять, если иметь в виду, что китайское правление в Тибете, по существу, является колониалистским. В колониальное время было обычным делом то, что колониальная власть высокомерно заявляла об экономиче­ском и социальном прогрессе, которого она добилась в “от­сталой” колонии. Действительно, во многих случаях эко­номическое развитие было налицо, но местное население делало больше в пользу колониальной власти и ее струк­тур, чем получало себе обратно. Одной из характерных черт колониализма является эксплуатация колонии, пре­жде всего, в интересах колониальной власти. Сегодня это полностью относится к Тибету.