Звуки удовольствия вырываются у него из горла, когда я чувствую, как его плоть набухает в моем рту. Затем он вытаскивает член изо рта. Легко укладывает меня на кровать, напряженно проводит по твердому члену рукой, толкаясь в свой кулак, затем кончает мне на грудь и живот. Теплая сперма покрывает капельками мое тело. Его глаза впиваются в мои, когда он ложится на меня, продолжая поглаживать свой член. Я смотрю на него, он выглядит потрясающе в своей звериной красоте.
Он оборачивает вокруг меня руки, укладывая нас на бок, прижимая меня к своему сильному телу. Я полностью беззащитная рядом с ним, обнаженная, руки связаны, но как ни странно, мне не страшно рядом с этим властным мужчиной. Да, он наказал меня, но он никогда толком не обижал меня. На протяжении всего времени он продолжает говорить мне, чтобы я доверяла ему, и он получает этот подарок от меня, хотя бы на уровне моего понимания, что я полностью в безопасности с ним.
Пока мы лежим, крепко прижавшись друг к другу, сперма высыхает на мне.
— Я хочу чувствовать только мой запах на тебе, — говорит он мне, поглаживая меня по волосам, прежде чем он тянется за спину и развязывает руки.
Когда мои руки, наконец, свободны, я тянусь и оборачиваю их вокруг его шеи, нуждаясь в комфорте и совершенно сбитая с толку, как реагировать на то, что только что произошло между нами. Он крепко обнимает меня, прижимаясь губами к моему уху, и тихо шепчет:
— Я держу тебя, милая. Я обожаю тебя.
Мои эмоции завладевают моим телом, я совершенно не понимаю, как реагировать на это. Это одновременно наполняет меня восхищением, легкостью, но также и отвращением. Я ненавижу, что он так восхищается и наслаждается моим телом и мной. Но больше всего меня раздражает то, что я не могу ускользнуть от своих чувств, когда нахожусь рядом с ним. Он не дает мне свободы, которую я привыкла получать с Пиком, и это пугает меня до чертиков. Он продолжает прижимать меня к себе, еле слышно произнося успокаивающее звуки: Шшш.
— Я скучал по тебе, — говорит он, наконец.
— Я тоже скучала, — выдыхаю я. — Но теперь он уехал. И я вся твоя.
— Я не хочу, чтобы ты была моей только, когда он уезжает, Нина. Я хочу тебя постоянно.
— Это все так сложно, но я здесь с тобой, и просто хочу быть рядом. Не надо о Беннетте, пожалуйста, — умоляю я.
Деклан медленно тянется ко мне, продолжая нежно касаться меня, мы прижимаемся губами, осыпая друг друга ласковыми поцелуями, он бормочет:
— Как ты себя чувствуешь? Я не сделал тебе больно?
— Нет.
— Ты должна знать, что я всегда буду тебя защищать, — он говорит мне те же слова, что и мой отец, когда я была маленькой, и когда я смотрю в его глаза, я вижу, что все, что он говорит, чистая правда.
— Знаю, — говорю я. — Доверие для меня сложная штука, но я пытаюсь.
— Очень рад.
Я улыбаюсь оттого, что мне удается так легко вертеть им. Это выходит само собой, не нужно думать и прилагать усилия, я просто говорю, а он верит. В конце концов, мы засыпаем. Просыпаясь несколькими часами позже, Деклан заказывает еду в номер, и я лгу ему, говоря, что мне нужно домой, потому что Беннетт хотел пообщаться вечером по скайпу. Деклан огорчен, но мы договариваемся встретиться завтра и провести все две недели вместе, большую часть времени вместе. Но, правда в том, что сегодня мне нужно к Пику.
Прежде чем уйти, Деклан устанавливает на мой телефон приложение, которое позволяет принимать и отсылать сообщения, без фиксирования записи об отсылке. Его собственнический настрой в отношении меня вызывает смех, но мне интересно узнать, почему он так себя ведет со мной. Я все больше и больше думаю о нем.
Приближается полночь, и мой живот скручивает узлами от страха, когда я подъезжаю к трейлеру Пика. Я заглушаю мотор и пару минут просто сижу в тишине; звучное завывание пронизывающего ветра слышится снаружи, когда он мягко кружит по заснеженной земле, заполняя тишину, повисшую в машине. Чем дольше я тут сижу, тем больше начинаю нервничать. Я знала, что, в конце концов, этот день настанет, но происходящее в данный момент заставляет сжиматься мой желудок, обдавая меня чувством страха.
Я выхожу из машины и подхожу к трейлеру, Пик не говорит ни слова, когда направляется ко мне. Мое лицо окаменело, за все то время, пока я здесь стою.
— Привет, — говорит он мягким голосом.
— Привет.
— Ну...?
— Ну... — я начинаю говорить и киваю ему: — Этот момент настал.
— Ты уверена?
— Да.
Пик кладет свою большую ладонь мне на челюсть, говоря:
— Так мы все-таки собираемся сделать это?
— Да.
Мой голос неуверенно дрожит, но я собираю воедино все свои внутренние силы, отталкивая все эмоции, которые бушуют вокруг нас на данный момент.
— Ты… Напугана?
Я киваю ему, давая честный ответ, преодолевая видимость уверенности. Он кивает мне в ответ, давая понять, что я не одинока, но мы оба прекрасно знаем, что мне необходимо осуществить все то, что я задумала.
— Не бойся, я рядом, я всегда с тобой. Помни главное, для чего мы все это делаем, — говорит он мне уверенным голосом, его глаза излучают настойчивость и безграничную уверенность. — Это делается для твоего отца. Это все для тебя и всего того, чего ты была лишена. Ты хочешь новую жизнь; мы уже почти достигли цели, Элизабет. Ты чувствуешь ее сладкий вкус у себя на языке? Вкус сказки?
— Да, — выдыхаю я.
— Но сначала мы убьем всех монстров, — говорит он и нежно прижимается к моим губам, и затем отстраняется. Я сбрасываю с плеч пальто и одним движением откидываю его в сторону. Перед тем как посмотреть на Пика, я, тяжело сглатывая комок в горле, говорю ему:
— Я полностью готова.
— Повтори снова.
— Я готова.
— Прикрой свои глаза, — властно говорит он, так я и делаю.
Я стою и ощущаю тепло руки Пика, которая ласкает мою линию челюсти, затем он легко проводит пальцами ниже.
— Не забывай, что все это только для тебя, — слышу я тихий шепот перед тем, как он убирает руку, которая несла мне комфорт и защищенность.
Мое сердце медленно рассыпается на части у меня в груди, пока я жду его действий, и спустя пару минут он обрушивает на меня кулак. Удар приходится на одну сторону моего лица, рядом с глазом. Взрыв боли моментально опаляет волной от щеки к носу, и я падаю на пол. Затем Пик хватает меня за запястье и отбрасывает мою руку в сторону, впечатывая еще один удар по щеке. Из горла вырывается напряженный крик, тогда Пик накрывает мое тело своим, крепко удерживая меня в своих руках, прижимая голову к груди, пока я, всхлипывая, плачу. Мое лицо горит огнем, потому что я чувствую, как оно начинает опухать на месте удара. Пик продолжает удерживать меня в своих руках, укачивая, напоминая мне снова и снова, зачем мы все это делаем, но мне не нужно ничего напоминать. Я прекрасно знаю, зачем и почему все это делаю. Когда мои слезы, наконец, высыхают, голова начинает гудеть от мигрени, которая распространилась от удара по челюсти. Мне даже не надо ничего говорить, Пик нежно поднимает меня и бережно несет на кровать.
— Я сейчас вернусь, — говорит он быстро и выходит из комнаты, через пару секунд он возвращается со стаканом воды и двумя таблетками Тайленола. — Вот. Возьми.
Проглатывая таблетки, я делаю глоток воды, затем опускаюсь на подушку.
— Сильно болит?
— У меня ужасная головная боль.
— Как твой глаз?
— Все болит, но думаю, скоро будет нормально. Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым и говорил глупые извинения, — говорю я ему, когда он ложится рядом. — Посмотри, как это выглядит? — прошу я. Он тянется ко мне, чтобы нежно коснуться кожи, но, когда кончики пальцев соприкасаются с моей ушибленной щекой, я отшатываюсь от жуткой боли.
— Прости, — бормочет он. — Она действительно раздулась и покраснела. Ушиб медленно превращается в синяк. Будет ужасный синяк, когда ты проснешься утром.
Я медленно киваю и не могу сдержать дьявольскую усмешку, что растягивается на моих губах, затем она переходит в смех. Пик несколько секунд колеблется, перед тем как улыбнуться, и когда я вижу, как его губы растягиваются в победной улыбке, я перекатываюсь на спину и начинаю смеяться еще громче. Хватаясь за живот, я чувствую себя психически больной, ненормальной, испорченной, но как бы то ни было, я ощущаю победу, будто я возвышаюсь на вершине мира, празднуя нашу дьявольски продуманную игру, греясь в лучах моего шикарного плана, который обязательно будет удачным.
Последняя пара лет ушла на то, чтобы укрепить узы брака, создать видимость счастливой пары, которая полностью предана друг другу и растворилась в своей любви. Со стороны может показаться, будто у нас счастливый брак, и дойти до состояния ненависти между нами нереально, но нет, это всегда было со мной, я осознавала это каждой клеточкой тела, это было на кончиках моих пальцев. И теперь эмоции от чувства стресса, одиночества, сомнения и неуверенности просятся сквозь меня, выплескиваясь в такой неконтролируемый и отчаянный смех.
Когда наш смех начал утихать, а мы успокаиваться, я повернулась к Пику, спрашивая:
— Я кажусь тебе чокнутой?
— А тебе не кажется, что мы все немного чокнутые?
Улыбаясь, я отвечаю:
— Меня бы устроило и простое «нет».
— Нет.
Мое выражение лица становится прежним, и когда Пик поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, я напоминаю ему:
— Я люблю тебя.
— Я знаю, что ты любишь.
— Нет, — говорю я. — Ты никогда не сомневался во мне. После всех этих лет ты был моей постоянной опорой, с того самого первого момента нашей встречи, когда мне было восемь лет. Ты самый лучший брат, которого кто-либо когда-либо мог иметь, и я правда тебя люблю.
Я поворачиваюсь к нему, и он тянется к моей распухшей щеке, ласково проводя по ней пальцами, затем прижимается губами к моим и целует меня, лаская языком мою нижнюю губу. Я притягиваю его ближе к себе, переплетая свои ноги с его, когда он ложится на меня. Мы начинаем быстро задевать друг друга, и я, наконец, готова к тому, что только Пик в состоянии дать мне. Наши обнаженные тела двигаются в унисон, я тянусь рукой между нами и хватаю его твердый и толстый член, затем направляю его в киску. И вот, наконец, я готова убежать от всего, что меня окружает.
Просыпаюсь на следующее утро в своей постели, половина лица пульсирует и горит в одном ритме с биением сердца.
Я не приложила вчера лед к щеке, чтобы снять отек, потому что мне нужно выглядеть как можно хуже. Я знаю, Пик чувствовал себя ужасно вчера, после того как ударил меня — ему пришлось ударить меня — но я попыталась приложить все усилия, чтобы заверить его, что со мной все хорошо. Когда я поднимаюсь с кровати, направляюсь в ванную и по привычке смотрюсь в зеркало. Пик был прав, у меня ужасный синяк под глазом, отек. Я пробегаюсь пальцами по коже и подмигиваю себе. Там, где синяк, кожа очень нежная и ощущения болезненные, одна сторона лица выглядит ужасно. Отлично сработано, детка.
Я быстро принимаю душ, одеваюсь, натягивая джинсы и удлиненный кашемировый свитер, делаю пару взмахов кисточки, нанося на ушибленное лицо пудру и легкий блеск.
«Скучаю по тебе».
Я быстро набираю ответ.
«И я скучаю».
«Приходи немедленно ко мне. Мне необходимо касаться тебя».
Дьявольская улыбка расцветает на лице, пока я набираю ответ.
«Я не могу. Я плохо себя чувствую».
«Ты в порядке?»
«Немного приболела».
«Я заберу и привезу тебя к себе».
Он отвечает так, как я и ожидала от него, таким образом, я продолжаю крутить им при помощи своих односложных ответов.
«Спасибо, но я все же хочу остаться у себя».
«Ты избегаешь меня?»
«Нет. Просто чувствую себя не очень хорошо».
«Тогда позволь мне позаботиться о тебе».
Когда я набираю ему следующее сообщение, телефон оживает в моих руках, на экране высвечивается, что звонит Деклан.
— Почему ты мне звонишь? — спрашиваю я, когда отвечаю.
— Почему ты избегаешь меня.
— Я не избегаю, я же сказала. Просто не очень хорошо себя чувствую.
— Поэтому я настаиваю, чтобы ты легла в кровать, в мою кровать. Я приеду и заберу тебя. Собирай сумку, — настаивает он, говоря спокойным голосом.
— Деклан, я сказала «нет», — отказываюсь я, обрубая все на корню.
Он вздыхает, затем спрашивает:
— Что происходит?
Я замолкаю, и затем говорю непривычным голосом, немного неуверенно:
— Ничего. Просто… ничего.
— Ты мне лжешь.
— Деклан, пожалуйста.
— Я уже на пути к тебе, — рявкает он, нажимая на «отбой», перед тем как я успеваю ответить ему.
Он приедет очень быстро, и у меня нет времени порадоваться успешному плану. Я должна отлично сыграть свою роль, поэтому я сосредоточиваю свое внимание на одной вещи, которая уничтожает меня — отец. Я сижу на диване в гостиной, смотрю в окно, серый день, земля покрыта снегом, я позволяю своему разуму унестись в далекое время моего детства, ко всему, что, так или иначе, ранит меня. Я думаю о розовых маргаритках, о бакенбардах моего отца, которые щекочут мою кожу, когда он осыпает мое лицо поцелуями. И затем вспоминаю самый первый раз, когда я пришла к нему на могилу, сталкиваясь с разрушающей реальностью, что он, и правда, мертв.
Некоторое время спустя, когда я даже уже не думаю о Деклане, я позволяю горю завладеть мной, я плачу, уткнувшись лицом в ладони. Мое горло стягивает словно удавкой. Страдание завладевает мной, но я быстро возвращаюсь в реальность, потому что слышу протяжный звук домофона, и вот Деклан здесь.
— Да? — отвечаю я по домофону.
— Миссис Вандервол, это Мануэль. К вам пришел мистер Маккиннон.
— Оу, да. Ну, тогда скажи, пусть поднимается, пожалуйста.
— Понял. Хорошего дня, миссис.
Я вешаю трубку, когда еще несколько слезинок скатываются, и я позволяю им задержаться на моей коже, пока жду стука. И когда сучат, я смотрю на свое выпачканное лицо, красные глаза и синяк в зеркале в коридоре, прежде чем направляюсь к двери, опустив голову, и медленно приоткрываю дверь, говоря:
— Деклан, тебя не должно быть здесь.
— Впусти меня, Нина.
Отвернувшись от него, я направляюсь в гостиную, и он следует за мной.
— Что происходит? — спрашивает он, и когда я не отвечаю, он хватает меня за руку и поворачивает к себе лицом. — Бл*дь, — говорит он, на его лице застыл испуг, когда он разглядывает мой синяк под глазом. — Что, черт побери, произошло?
Закрыв лицо руками, я вновь начинаю плакать. Это так легко с моим нынешним состоянием рассудка. Молниеносно он притягивает меня в свои объятия и держит, пока я тихо хныкаю, оставляя слезы на его рубашке.
— Дорогая, что произошло?
— Беннетт был дома, когда я вернулась прошлой ночью, — лгу я.
Вцепившись в мои плечи, он отстраняется, чтобы посмотреть вниз на меня, его взгляд заполнен злобой, когда он спрашивает:
— Он сделал это?
Слезы капают с моего подбородка, я медленно киваю и наблюдаю, как на его лице появляется чистый гнев, он крепче сжимает мои плечи.
— Я убью этого ублюдка, — рычит он. — Иди собери свою сумку. Ты едешь со мной.
— Деклан...
— Сейчас же, Нина. Я не могу, бл*дь, даже трезво мыслить. Иди собери свою фигню. Ты здесь не останешься, — выплевывает он, и я молча поворачиваюсь и направляюсь в свою спальню и дальше в гардеробную. Я быстро собираю вещи, и когда возвращаюсь обратно, Деклан меряет шагами комнату. Когда он замечает меня, то бросается ко мне, берет сумку из моих рук и обнимает одной рукой.
— Где твое пальто? — спокойно спрашивает он, и когда я указываю на шкаф в коридоре, он не теряет времени. Он вытаскивает мое пальто, надевает его на меня, затем подает мне сумочку. Я быстро надеваю очки, прежде чем выйти за дверь.
Он ничего не говорит, пока мы едем вниз на лифте и идем к его машине. Он бросает сумку в багажник, и мы направляемся к его дому. Он крепко стискивает руль, костяшки его пальцев белеют, мускулы напрягаются. Он сосредоточен на дороге, а я наблюдаю, как напрягается его челюсть, когда он сжимает зубы. Когда мы, наконец, приезжаем к нему, он также молча ведет меня в свою квартиру. Рука в руке он заводит меня в его спальню. Бросая сумку на пол, он усаживает меня рядом с собой на кровать и осторожно снимает очки. Он внимательно осматривает мое лицо: опухшую щеку и синяк под глазом. Я вздрагиваю, когда он прикасается к ней, и он быстро шепотом извиняется, прежде чем говорит:
— Я серьезно, Нина. Я хочу убить его за то, что он сделал это.
— Не все так плохо, — бормочу я, опуская голову.
— Ты, черт побери, видела свое лицо? Все очень даже плохо! — он замолкает и делает несколько глубоких вдохов, прежде чем тихо говорит: — Извини. Я не хотел кричать на тебя. Просто... почему бы тебе не лечь? Я сейчас вернусь, хорошо?
— Хорошо.
Деклан выходит из комнаты, и когда возвращается с пакетиком льда, садится рядом со мной на кровать, где я лежу, и аккуратно опускает его на мое лицо. Вздрагивая от соприкосновения, я закрываю глаза и кладу свою руку поверх его.
— Расскажи, что произошло, — шепчет он, смотря на меня.
— Когда я вчера вернулась домой, он уже был там. Я сказала, что проводила время с друзьями, но он понял, что я лгу, и отменил свой вылет до утра, — объясняю я. И когда несколько слезинок покидают мои глаза и скатываются по вискам, я продолжаю: — Он взбесился и просто...
— Ударил тебя?
Я киваю, и он спрашивает:
— Он раньше делал это?
Когда я вновь киваю, замечаю, как мышцы на его шее напрягаются. Я отклоняюсь на спинку кровати и начинаю плакать, мямля:
— Я так боюсь, Деклан. Если он узнает о нас. Я не...
— Он не узнает, — выдает он.
— Он может.
— Нет.
— Он не такой, как думают люди.
— Когда это началось? — спрашивает он.
— Через несколько дней после свадьбы. Поначалу было не так плохо, но сейчас...
— Иди сюда, — говорит он, придвигаясь ко мне и обнимая меня рукой. Он целует меня в макушку, а затем говорит: — Я не могу позволить тебе вернуться к нему.
— Я должна.
— Ты ничего не должна, Нина.
— Это не так просто. Я напугана тем, что он может сделать, поскольку он способен на все, что угодно, — говорю я, пока слезинки катятся по лицу. — Этот синяк под глазом ничто по сравнению...
— С чем? Боже, Нина, кажется, будто кто-то избил тебя гребаной битой. Ты даже понятия не имеешь, что я хочу сделать с этим ублюдком прямо сейчас. Только лишь мысль о том, что он поднял руку на тебя — парализует.
Гнев в его голосе непреклонный, а глаза расширены от ярости.
— Мне так жаль. Я не хотела, чтобы ты видел...
— Тебя? Настоящую тебя? — он закрывает глаза на пару секунд, сжимает переносицу и затем смотрит на меня с искренностью в глазах. — Никогда не прячься от меня. Ни одной проклятой детали.
Я не отвечаю, но он и не ждет, просто оборачивает руки вокруг моей талии и укрывает нас одеялом. Я закрываю глаза, когда он легонько целует меня в раненую щеку и глаз. Он выдыхает слова, прижимаясь губами к моей коже:
— Это убивает меня, узнать такое о тебе.
— Я не хочу, чтобы ты переживал за меня.
— Я всегда буду переживать за тебя. Я хочу принимать твою боль, забрать ее у тебя и перенести ее за нас обоих, — шепчет он и затем страстно целует меня. Но он не может забрать мою боль. Никто не может. Пик пытается, но это никогда не длится дольше пары секунд. Моя боль впиталась в клетки моего существа. Там она и останется. Напоминая, что все мы над чем-то бессильны.
Деклан отрывает от меня свои губы и говорит:
— Открой глаза.
Открывая глаза, я впиваюсь взглядом в его зеленые изумруды, когда он говорит:
— Оставь его.
— Это не так просто.
— Отставь его.
— Это не так-то просто, — говорю я, нуждаясь в том, чтобы он понимал, что я не могу просто взять и уйти, но он пропускает мои слова мимо ушей.
— Я не хочу простоты. Я хочу тебя, — говорит он.
— Я...
— Скажи, что ты чувствуешь ко мне, — говорит он, разводя мои ноги в стороны и устраиваясь между ними.
— Я не знаю, есть ли слово, чтобы описать это; чувство сильное, но это не может быть любовью.
— Почему нет? — спрашивает он, его член становится тверже с каждым словом, что я произношу.
— Потому что я знаю тебя всего несколько месяцев. Это безумство, думать о том, что я уже чувствую к тебе. Я чувствую себя сумасшедшей за те чувства, которые у меня есть к тебе.
— Почему?
— Потому что я едва знаю тебя.
— Ты знаешь меня, — утверждает он, его бедра двигаются так, что его эрекция вжимается в меня.
— Разве?
— Я обожаю тебя. Тебе нужно знать что-то еще?
Мое дыхание становится прерывистым, пока он продолжает тереться об меня.
— Откройся мне. Расскажи о своих чувствах. Дай мне слова, — настаивает он.
— Не знаю, — неуверенно выдаю я.
— Знаешь. Ты просто боишься.
— Тогда позволь мне бояться, — прошу я, но он отклоняет это.
— Я никогда не позволю тебе бояться.
Он отстраняется и стаскивает с себя рубашку, прежде чем садится и говорит:
— Расстегни мои штаны.
Я сажусь и расстегиваю его ремень и брюки. Он наблюдает, как я просовываю руку в его боксеры и беру твердый член в руку, оборачивая пальцы вокруг него. Не разрывая зрительного контакта, я начинаю поглаживать вверх-вниз бархатистую гладкую кожу его затвердевшей как камень, эрекции. Когда его дыхание начинает ускоряться, он хватает ремень за кончик и вытягивает его из штанов.
— Убери свои руки с меня и подними их за свою голову.
Я ложусь на спину и кладу руки, как мне приказали. Он снимает мою майку, затем расстегивает лифчик, прежде чем просовывает ремень между рейками в спинке кровати, неумолимо связывая вместе мои запястья.
— Скажи мне, как ты себя чувствуешь сейчас.
Пока мы внимательно вглядываемся друг в друга, я произношу:
— В безопасности, — и существует часть меня, которая не верит, что это слово — ложь.
— Скажи вновь.
— В безопасности.
Склонившись надо мной, он проводит своими губами по моим синякам.
— Всегда, — затем он проводит теплыми губами между моими грудями, помещая их в свои ладони, и смотрит на меня. — Ты всегда в безопасности со мной.
Ужас от холодного прикосновения к моей коже заставляет меня очнуться ото сна.
— Не бойся дорогая, это я, Деклан. Я не хотел тебя будить, но твой синяк выглядит припухшим и болезненным, поэтому я решил приложить лед, — тихо прошептал Деклан, укладывая пакет со льдом на мою щеку.
Я смотрю на него во все глаза, пока он нежно заботится обо мне и ощупывает ушибленную сторону.
— Ты в порядке?
— Немного сонная, — бормочу я, пытаясь сесть. — Ты одержим, — поддразниваю я его, улыбаясь.
Деклан издает тихий рык, когда простынь спадает до талии, обнажая мою грудь. Я сажусь и натягиваю ее выше.
— Никогда не прячь свое тело, оно прекрасно. Ты красива.
— А что тогда говорить о тебе? Ты ожидаешь от меня, чтобы я была голой, когда сам полностью одет! — я шутливо злюсь и слабо улыбаюсь. Бросая пакет со льдом на подушку, он поднимается на ноги и становится рядом с кроватью, смотря на меня сверху вниз.
— Ты хочешь, чтобы я разделся?
Я киваю в ответ, закусывая нижнюю губу.
Он все также смотрит на меня и говорит:
— Тогда раздень меня.
— Теперь ты не только развратный, ты еще и ужасно надоедливый.
— Не лги, тебе это ужасно нравится, — заявляет он мне с дьявольской усмешкой.
— Мм... может быть, и да.
— Скажи мне это. Скажи, что тебе нравится, — властно настаивает он.
— Нет, — пищу я и начинаю хохотать.
— Никогда не говори мне «нет», — парирует он строгим голосом.
— Нет, — повторяю я снова и подмигиваю.
Он забирается на кровать и ложится на меня, сексуально и властно заявляя:
— Плохая девочка.
— Да что ты? А я думала, я очень даже хорошая.
— Только тогда, когда ты меня хорошо слушаешь, — отвечает он тягучим голосом и ложится рядом со мной. — Иди ближе ко мне. Обними меня крепко.
И я делаю в точности так, как он мне говорит, оборачиваю руки вокруг него и цепляюсь крепко за него ногами, в то время как он крепко стискивает меня в объятиях.
— Мне так нравится чувствовать, когда ты меня так обнимаешь, — говорит он и тяжело вздыхает, вздрагивая всем телом.
— Так?
— Ты так прижимаешься ко мне, как будто хочешь меня. Мне это очень нравится.
— Ты думаешь, что я хочу тебя?
— К сожалению, я не могу понять, чего ты хочешь, — выдыхает он. — Я ненавижу это признавать, но не могу разобрать, о чем ты думаешь. Что за мысли в твоей красивой головке.
Я не отвечаю ему на его слова, и так мы и лежим, крепко прижимаясь друг к другу в течение некоторого времени, затем он разбивает тишину словами:
— Что ты скрываешь от меня, Нина?
— А что, похоже, что я что-то от тебя скрываю? — подразниваю я его, когда спрашиваю это, лежа обнаженной рядом с ним.
С невозмутимым видом он поднимает руку и нежно кладет ее на уровне моего сердца, говоря еле слышно:
— Ты скрываешь от меня его.
— Откуда ты это знаешь?
— Потому что время от времени я могу чувствовать и видеть яркие проблески того, что ты скрываешь от меня в своем сердце. Несмотря на всю боль внутри него, ты позволяла хоть раз отпустить себе свои истинные чувства? Ты выпускала ее наружу, твою боль?
— Почему ты считаешь, что все должны чувствовать боль? — тихо шепчу я. — Показывая свою уязвимость, мы обнажаем душевную слабость.
— Нина, прими это. Люди слабые, и это уже давно доказано. Все могут быть слабыми в разные моменты своей жизни, это не страшно.
— Но я… я не желаю быть слабой.
— Ты только человек, — говорит он, четко проговаривая каждое слово. — Твое сердце и душа истекают кровью от боли, но ты стойко терпишь это и прячешь.
— А что насчет тебя? Тебе нравится контролировать почти каждый аспект твоей жизни. Ты бы не вел себя таким образом, если бы не хотел что-то спрятать и скрыть от остальных.
— Ты права, — охотно признает Деклан. — Мне нужно все контролировать, чтобы уметь справляться с болью. Но поверь мне, в данный момент, когда я говорю тебе это, я ощущаю эту боль каждой частичкой тела, но я могу с ней справиться.
Мы молчим в течение нескольких минут, затем он произносит слова, которые нажимают мне на больную мозоль, на то, что я пыталась всегда скрыть:
— Ты скучаешь по своим родителям?
И каждая частичка внутри меня устремляется к воспоминаниям о моем отце.
— Да, — шепчу я приглушенно, когда боль от потери отца, оттого, что он не со мной, отдается в моей груди. Когда слезы начинают мучительно обжигать щеки, и нос закладывает, я закрываю глаза. Деклан все видит.
— Открой глаза.
Но я не знаю, как это сделать.
Я все еще продолжаю держать их закрытыми, говоря ему честно:
— Ты хочешь, чтобы я открыла тебе свою боль, но я не знаю, как это сделать, — и когда я открываю глаза, слезы беспрерывно начинают бежать по щекам.
— Ты все правильно сейчас делаешь.
Проводя пальцами по своим влажным щекам, я говорю ему озлобленно:
— Это слабость. Слезы — слабость. Я слабая.
Он обхватывает ладонями мое лицо и говорит мне:
— Это… и есть сила, — говорит он, перед тем как захватить языком мои капельки боли, которые скатываются по моим щекам. Я хватаю его за запястья, потому что в этот момент он прижимается своим лбом к моему. Я чувствую себя отвратительно, как будто я использую Деклана для того, чтобы испытать комфорт, которого у меня никогда не было до этого момента. Он помогает мне не так, как Пик, и мне это нравится. Приятно. Я чувствую умиротворение. Я прекрасно знаю, что мое время с Декланом скоро подойдет к концу, поэтому я хочу взять от него как можно больше. И я делаю непривычные для себя вещи, я тянусь к его футболке и стягиваю ее, бросая на пол. Он берет мое лицо своими большими ладонями и держит меня, смотря мне в глаза. И в данный момент, могу поклясться памятью отца, Деклан видит все сквозь меня.
Я начинаю расстегивать его джинсы, и наконец, раздеваю его полностью. Он прижимается своей щекой, покрытой щетиной, к моей груди и потирается ею о соски, лаская твердые вершинки языком, втягивает в жаркую глубину рта, посасывая их. Я чувствую каждую его ласку у меня между ног.
Его прикосновения очень нежные, не похожие на ту власть, что он любит мне показывать. Я нуждаюсь в его нежности. Поэтому запускаю пальцы в его густые волосы, поднимая его голову, и говорю ему:
— Не связывай меня. Не в этот раз.
Он почти всегда ограничивал меня в движении и не позволял касаться себя, поэтому, когда он спокойно мне кивает, я немного удивлена — я ожидала сопротивления. Это впервые, когда он позволяет мне прикасаться к нему во время секса, в этот хрупкий момент нашего счастья, я позволяю себе дерзость касаться его подтянутого тела. Наши движения неспешные, он проводит ладонью по моим плавным изгибам, наслаждаясь мягкостью тела под его ладонями.