Осуществление субъективных гражданских прав с использованием сети Интернет
Предисловие
Правовое регулирование отношений, связанных с использованием сети Интернет, стало предметом исследования во многих работах последних лет: В.Б. Наумова, А.Г. Серго, М.В. Якушева, И.М. Рассолова, С.В. Малахова, С.А. Бабкина и др. При этом была проведена огромная работа по обобщению и анализу проблем, с которыми сталкиваются пользователи сети Интернет в России и за рубежом, заложена база для дальнейшей их разработки.
Следующим этапом должны стать теоретический анализ и систематизация вопросов, выявление общих причин возникновения проблем и на этой основе - предложение путей их решения. При этом необходимо исходить из того, что решение отдельных вопросов не позволит эффективно регулировать данную сферу общественных отношений в целом: необходим системный подход, опирающийся на единую теоретико-методологическую базу.
Представляется, что в качестве такой базы может выступать институт осуществления субъективных гражданских прав и исполнения субъективных гражданских обязанностей. Юридические конструкции способов, принципов, механизмов осуществления субъективных гражданских прав могут эффективно применяться при описании и анализе проблем использования сети Интернет, а следовательно, и при решении указанных проблем.
В настоящей работе исследуются такие вопросы, как форма и содержание договора, заключаемого с использованием сети Интернет, рассылка несанкционированных электронных сообщений, ответственность информационных посредников, существующие ограничения на распространение отдельных видов информации, использование средств ограничения доступа к интеллектуальной собственности.
Глава 1. Субъективное право, осуществление субъективного права, механизм осуществления субъективного права
Понятие субъективного гражданского права и субъективной обязанности
Субъективное право
Изучение вопроса осуществления субъективных прав требует обращения к проблеме субъективного права как такового: если осуществление права - это реализация на практике возможностей, составляющих содержание права, то необходимо понять, каким образом и какие именно возможности закрепляются в субъективном праве.
Строго говоря, субъективное право не всегда понимается как некая "дозволенная законом мера возможного поведения управомоченного лица" *(1). Известное разногласие во взглядах на сущность субъективного права наблюдалось еще в дореволюционной цивилистике. В советский же период по вопросу о субъективном гражданском праве началась целая доктринальная дискуссия.
Д.И. Мейер, один из виднейших цивилистов периода до буржуазных реформ XIX в., указывал на то, что право - это "мера свободы лица, живущего в обществе, мера, в пределах которой лицо может совершать известные действия", однако тут же добавлял, что управомоченное лицо "должно воздерживаться от совершения известных действий" *(2), выходящих за содержание права. Субъективное право, таким образом, предстает не только как возможность определенного поведения, но и как дозволенность его: за пределами субъективного права действия лица уже неправомерны.
Понимание субъективного права именно как дозволенного, позитивно определенного поведения характерно для многих юристов, занимавшихся исследованием данной проблемы. Так, Ю.С. Гамбаров писал, что "правом в субъективном смысле будет все то, что нам дается или, точнее, обеспечивается действием того или другого объективного права" *(3). Г.Ф. Шершеневич указывал, что "под именем права в смысле субъективном понимается обусловленная объективным правом возможность осуществления интереса" *(4).
Связывание субъективного права и субъективного интереса также характерно для цивилистики конца XIX - начала ХХ в. Предпосылкой к этому является теория интереса, предложенная Рудольфом фон Иерингом в своих работах, прежде всего в книге "Дух римского права". Понятие права определяется у Иеринга как "юридическая обеспеченность пользования", "юридически защищенные интересы" *(5). Придерживавшийся этой теории в отечественной гражданско-правовой науке Ю.С. Гамбаров, не развивая определения обеспеченного правом интереса, указал на его общественную значимость. Как писал Г.Ф. Шершеневич, "признаваемое государством участие в жизненных благах и защищаемые им интересы определяются не индивидуальной оценкой и не субъективными масштабами. Основанием оценки служат общие и объективные масштабы, усваиваемые себе данным объективным правопорядком. Правами делаются лишь те интересы, которые объективное право считает достойными защиты, и оно отказывает в ней, например, бесцельным сервитутам или безнравственным договорам" *(6).
Ю.С. Гамбаров и Г.Ф. Шершеневич противопоставляют теорию интереса так называемой волевой теории субъективного права. Эта теория опирается на понимание субъективного права как обеспеченной объективным правом области проявления воли. Кроме того, были и гибридные теории субъективного права, сочетающие в себе интерес и волю в качестве основных начал его сущности (Регельсбергер, Еллинек).
Однако все указанные теории субъективного права с началом первой мировой войны уступили место теории, отрицающей субъективное право как таковое. Ее родоначальником стал французский ученый Леон Дюги, а противниками - практически все последующие цивилисты. Теория Дюги показала всю важность понимания субъективного права как меры свободы лица. И.А. Покровский писал в связи с этим: "никакой правопорядок не может обойтись без признания человека как такового юридической личностью, субъектом прав и без предоставления ему прав в субъективном смысле как необходимого средства для осуществления индивидуальной самодеятельности и самоутверждения" *(7). На важность признания субъективного права для законодателя впоследствии указал и М.М. Агарков *(8).
С Дюги - и это явно видно по критике его идей И.А. Покровским и М.М. Агарковым - проблема субъективного права вновь выходит за рамки собственно правовой науки. Как и в эпоху Великой Французской революции, субъективное право начало цениться как таковое, в качестве меры свободы личности. Отрицание субъективных прав ведет к отрицанию частного права в целом.
Говоря о М.М. Агаркове, нельзя не упомянуть его понимание субъективного права и соотношения субъективного права со смежными институтами, прежде всего - правоспособностью. В другой своей работе М.М. Агарков писал: "Помимо значения слова "право" в смысле особого правила или системы правил поведения (объективное право), мы пользуемся этим словом еще для обозначения двух по существу различных понятий" *(9). В качестве примера первого варианта использования слова "право" М.М. Агарков приводил право собственности и тому подобные права, которым корреспондировали обязанности совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения. Второе понимание права в субъективном смысле, по М.М. Агаркову, это тот случай, когда субъективному праву не противостоит никакая обязанность. "Термин "право" обозначает здесь, что закон, во-первых, не запрещает такое действие, во-вторых, что он придает ему юридическое значение - связывает с его совершением либо возникновение, изменение, либо прекращение гражданских правоотношений" *(10). Таким образом, согласно М.М. Агаркову, есть собственно право в субъективном смысле, а есть особые проявления правоспособности, которые также называются субъективным правом - право совершать договоры, завещание, но они отличаются от субъективного права тем, что с ними не связана никакая обязанность. Из этого следует динамическое понимание правоспособности, предложенное М.М. Агарковым. Правоспособность при этом мыслится не как статический институт с раз и навсегда определенным содержанием, наоборот, она зависит от тех конкретных субъективных прав, носителем которых является то или иное лицо. Обладание правами в этом случае - предпосылка для возможностей реализации правоспособности.
Против динамического понимания правоспособности и за традиционное понимание субъективного права выступили С.Н. Братусь и О.С. Иоффе. Предложенная С.Н. Братусем в работе "Субъекты гражданского права" концепция статической правоспособности строго разграничивала собственно правоспособность как общую способность быть субъектом всех тех прав, которые признаны и допущены объективным правом, субъективное право, содержанием которого выступали отдельные проявления правоспособности, и, наконец, осуществление права, т.е. реализацию на практике тех возможностей, которые составляют содержание права. Само же субъективное право С.Н. Братусь понимает как единство двух ипостасей: возможности совершения положительных действий управомоченным лицом и возможности управомоченного требовать известного поведения от обязанных лиц. Особенностью теории субъективного права С.Н. Братуся при этом является восприятие права не как возможности определенного поведения, а как его дозволенности: понимание права через возможность мало что дает по сравнению с дозволенностью: "То, что дозволено, то и юридически обеспечено" *(11).
Последнее утверждение вызвало справедливую критику О.С. Иоффе, который указывал, что субъективное гражданское право - это не только дозволенность, но еще и возможность, возникающая вследствие обеспечения определенного поведения обязанных лиц. "Для государства предоставление прав различным субъектам имеет значение постольку, поскольку оно обеспечивает такое поведение обязанных лиц, которое установлено государством в качестве обязательного при данных обстоятельствах. Для управомоченного наделение его субъективными правами значимо постольку, поскольку оно обеспечивает такое поведение других лиц, которое необходимо управомоченному при данных условиях" *(12). Субъективное право, таким образом, выступает как средство регулирования поведения граждан, которое осуществляется нормами объективного права.
Однако О.С. Иоффе, как и С.Н. Братусь, придерживался статического понимания правоспособности и критиковал теорию динамической правоспособности М.М. Агаркова. В частности, применительно к так называемым секундарным правомочиям, одному из главных аргументов М.М. Агаркова в пользу динамического понимания правоспособности, О.С. Иоффе писал следующее: "Так называемое секундарное право - это лишь элемент юридического состава, необходимый для понимания субъективного права. Но процесс формирования субъективного права есть лишь этот процесс и ничего более" *(13). О.С. Иоффе, таким образом, предлагал разграничивать три понятия: правоспособности (равной для всех и признаваемой государством возможности иметь права), субъективного гражданского права, юридических фактов, являющихся основанием для возникновения, изменения, прекращения прав и обязанностей.
Компромиссное решение проблемы "возможности-дозволенности" в понятии субъективного права предложил В.П. Грибанов, сконструировав то определение субъективного гражданского права, которое приводилось в начале настоящего раздела. Возможность и дозволенность в этом случае предстают диалектической парой, биномом. Особенно хорошо эта связь прослеживается в наиболее известной работе В.П. Грибанова "Пределы осуществления и защиты гражданских прав", где возможность осуществления определенных действий анализировалась именно как их дозволенность, т.е. с позиций границ субъективного права. "Всякое субъективное право, будучи мерой возможного поведения управомоченного лица, имеет определенные границы как по своему содержанию, так и по характеру его осуществления... Границы есть неотъемлемое свойство всякого субъективного права, ибо при отсутствии таких границ право превращается в свою противоположность - в произвол и тем самым вообще перестает быть правом" *(14). Таким образом, позиция В.П. Грибанова позволяет сделать утверждение, обратное тезису С.Н. Братуся: " То, что юридически возможно, то и дозволено ".
В дальнейшем (в 80-е - 90-е гг. XX в.) дискуссии о понятии субъективного права и составе входящих в него правомочий потеряли свою остроту, а затрагивающие эту тему исследователи предпочитали придерживаться компромиссных позиций. Проблема понятия субъективного гражданского права потеряла свою актуальность, уступив место вопросам специального характера (о видах субъективных прав, способах их осуществления) *(15).
Субъективная обязанность
Субъективному праву соответствует субъективная обязанность, определяемая, в противовес субъективному праву, как мера должного поведения. В системе "субъективное право - осуществление субъективного права - субъективная обязанность - исполнение обязанности" все элементы взаимосвязаны. О связи прав и обязанностей уже говорилось выше, далее этот вопрос также будет затрагиваться. Наиболее четко эта взаимосвязь была сформулирована в Программе КПСС: "Нет прав без обязанностей, нет обязанностей без прав" *(16). Такая связь права и обязанности обусловлена взаимозависимостью процессов и механизмов осуществления прав и исполнения обязанностей: субъективное право осуществимо постольку, поскольку ему соответствуют обязанности других лиц.
В.С. Ем указывает: "В категории обязанности заключена определенная мера социально необходимого поведения". Обязанность, таким образом, устанавливается в интересах других лиц и общества в целом. Этим, впрочем, значение обязанности не исчерпывается: "Обязанность, осознанная и реализуемая личностью, есть элемент ее социальной свободы" *(17). Последний тезис, сформулированный В.С. Емом, показывает диалектическую связь категорий обязанности и права: и то, и другое есть мера свободы лица в обществе (сравним определения права Д.И. Мейера и обязанности В.С. Ема). Если субъективное право описывает эту свободу "изнутри", с точки зрения самой личности, то субъективная обязанность - "извне", с точки зрения других лиц, общества, государства.
Связь прав и обязанностей в функциональном аспекте проанализировал О.С. Иоффе: "Правовая обязанность - юридическое средство обеспечения такого поведения ее носителя, в котором нуждается управомоченный и которое государство признает обязательным. В двусторонних гражданско-правовых отношениях выполнение обязанности одним из субъектов, обусловливающее удовлетворение интересов его контрагента, непосредственно связано с осуществлением права обязанного лица, приводящим к удовлетворению его собственных интересов" *(18).
Понятие обязанности в гражданско-правовой науке в целом менее раскрыто, чем понятие субъективного права. Д.И. Мейер писал на этот счет: "Понятию о праве соответствует понятие об обязанности. Не лучше ли отдать преимущество этому понятию и к нему сводить юридические отношения?" - задает вопрос автор. Для этого есть основания: во-первых, право осуществляется по усмотрению лица, а обязанность строго определена. Следовательно, опираясь на обязанность в праве, мы получим большую его определенность. Во-вторых, "люди, сознавая свои права, нередко забывают обязанности: это может заставить в юридическом быту держаться понятия об обязанности". В-третьих, в социальных нормах - морали и нравственности - нет понятия о праве, есть только моральные и нравственные обязанности; то же должно быть и в праве как отражении моральных норм. Отвечая на это, Д.И. Мейер пишет: "Понятие об обязанности подчиняется понятию о праве. В действительности представляется прежде всего человек с его свободною деятельностью, а известный круг, предоставленный этой свободной деятельности, и есть право лица. Понятие об обязанности в юридическом быту заключается лишь в признании права со стороны других лиц, и самая общая обязанность состоит в уважении права. И поэтому нет даже надобности определять науку права наукой о правах и обязанностях: это выражение как бы указывает на два самостоятельных понятия, тогда как понятие об обязанности уже заключается в понятии о праве и лишено самостоятельности" *(19).
В последующих работах - Г.Ф. Шершеневича, К.П. Победоносцева, П.П. Цитовича, И.А. Покровского - проблема обязанности не получила широкого освещения. И только у М.М. Агаркова, который изучал обязанность с позиций обязательства, а впоследствии - в работах С.Н. Братуся, О.С. Иоффе, В.С. Ема, Р.О. Халфиной проблеме обязанности уделяется необходимое внимание, не меньшее, чем проблеме субъективного гражданского права. Во многом это вызвано реакцией на теорию Дюги, который, как уже отмечалось выше, предлагал построить новый правопорядок, заменив субъективное право субъективной обязанностью - социальной функцией. Однако основой для более пристального внимания к субъективной обязанности явилось понимание всеми перечисленными авторами связанности и сбалансированности понятий права и обязанности, возможного и должного; впрочем, это было характерно для многих ученых-правоведов советского периода.
Например, следует особо отметить подход Р.О. Халфиной, разработанный и обоснованный ею в работе "Общее учение о правоотношении". Опираясь на понятие структуры правоотношения, понимание права и обязанности как равнозначных элементов правоотношения, Р.О. Халфина анализировала связи между конкретными правами и обязанностями и подходила к структурам, основанным на взаимосвязанных правах и обязанностях, как к правовым моделям, опосредующим фактически складывающиеся общественные отношения *(20).
Исследование указанными учеными проблемы субъективных прав и обязанностей, их соотношения и взаимосвязи послужило основой для изучения другого понятия - процесса осуществления прав и исполнения обязанностей. Как осуществление права и исполнение обязанности основаны на содержании соответствующего права и обязанности, так и изучение проблемы осуществления прав базируется на учении о субъективных правах и обязанностях.