– Что, она с ума сошла?! – испуганно крикнул якут. – Думаете, нам не жаль вас? Даем сколько можем! И князю скажу! Только вы уж пощадите нас, не трогайтесь с места!
– Иди с богом! Не желаем мы вам зла… Не хотим мы, чтобы все болели, – говорил Джанга, но якут не слышал его. Он бежал за нартами, оставив привезенное с собой на снегу.
По реке шел лед. Льдины со скрежетом наезжали одна на другую.
Весна
Джанга смолил на берегу лодку. Он прилежно водил горячим железом по швам, предварительно усыпанным толченой лиственной смолой, и пел протяжную русскую песню. У огня сидела Бытерхай с веником желтых полярных анемонов на черных прямых волосах и внимательно слушала песню рыбака. Другого платья на ней не было.
– Ты это как поешь, Джанга?
– А что? Нравится тебе?.. Это «губернская песенка», русская! И‑и‑и… Сколько там на Юге чудес! Церквей сколько, домов из камня, людей… Ох‑сиэ! Ходил я туда… Ты, девка, не думай, что я всегда был такой безногий… Нет, и я был проворен, и меня женщины любили…
– Там тоже якуты живут? – спросила Бытерхай.
– Зачем якуты? – удивился Джанга. – Там русские живут. Нуча!
– А какой он, нуча?
– Нуча – господин. Он белый, сильный, красивый, с густыми волосами вот здесь… Борода называется.
– Красивее якута? – возбужденно спросила Бытерхай.
– Не‑е, якуты красивее всех, – уверенно сказал Джанга, и Бытерхай успокоилась.
На озере кое‑где еще попадались льдины. Джанга с большим шумом плавал по ометанному месту, загоняя рыбу в сети. Бытерхай, свесив голову, смотрела в воду.
Потом Джанга вытаскивал сеть, и дно лодки гудело под ударами рыбьих хвостов. Бытерхай опасливо поджимала ноги от широко раскрытых щучьих пастей.
– Смотри, Бытерхай! Эта рыба – как мы… От этой рыбы болезнь наша, – сказал Джанга, протягивая к девочке рыбу со странно распухшей головой. – Такую рыбу человек съест и даже не знает, что врага съел. У них вначале, как и у людей, не заметно: только маленькие пятна под чешуей… Зарыть ее надо в землю живьем.
– Мне жаль ее, она как мы… – прошептала девочка.
– И из‑под земли черви яд разнесут… Сжечь бы ее надо, да огонь не любит скверноты, сердится, мстит, – рассуждал Джанга.
Возле юрты их окружили и стали осматривать рыбу.
– Пожалуй, хороший будет год, – заметил Грегорей.
– Еще бы речку перегородить, Грегорей! Запаслись бы мы рыбой на всю зиму, – возбужденно сказал Джанга.
– Кости болят у меня. Вода холодная, – уклончиво ответил тот.
– Там городьба уже раньше стояла, – убеждал Джанга. – Не надо глубоко входить!
– Еще свалюсь вниз… Я плавать не умею.
– У меня ноги хуже твоих, а я не боюсь! – обиделся Джанга. – Коли так судить, надо сидеть и заживо гнить!
– Я с Джангой пойду, – робко сказала Анка.
– Иди‑иди! Там кусты густые! – засмеялась Мергень.
– А может, ты пойдешь?! Ты ведь крепкая, удалая, – льстиво сказал Джанга.
– Посмотрим, – мрачно сказала она и пошла в юрту.
– Вот как сделаем, – решительно сказала Мергень за завтраком. – Пусть Джанга с Анкой отправляются речку городить, а мы с Грегореем нарежем тальнику и станем плести морды.
– Не‑е, я тоже пойду, – вдруг сказал Грегорей. – Колья вам таскать стану. Лишь бы мог я на мостике удержаться, – говорил он, стараясь не глядеть на Мергень.
Та больше ничего не сказала. Она зло сверкнула на Грегорея глазами, бросила ложку и ушла в свой угол.
– Здесь перегородим, – сказал Джанга. – Здесь место самое узкое и неглубокое. К тому же городьба была.
Бытерхай разводила огонь.
И закипела работа. Грегорей таскал бревна, а Анка с Джангой вколачивали их в дно быстрой реки.
– А что? Побоялся! – шепнул Анке Джанга, кивая на Грегорея. – Он знает, что я лют до баб, лютее татарина… Право!
– Рассказывай! – весело смеялась Анка.
Усталые, довольные, они вошли в юрту. Огонь едва тлел.
– Не сварила ужина, проклятая баба, – в сердцах сказал Джанга.
Проснулась Кутуяхсыт.
– С голоду я уснула, – объяснила она. – А Мергень все унесла. Взяла лучший котел, топор, нож, вещи собрала в узел – и пошла. Спрашиваю ее: куда? Молчит, точно не человек… Лучший котел, топор, нож, вещи собрала все, еду… Куда, говорю? Молчит… – бормотала старуха.
– Нож, топор, котел лучший… – Джанга бегло осматривал хозяйство. – Ох‑сиэ! Да она и сеть лучшую взяла. Ведь, пожалуй, и лодку увела! Надо сети, что стоят, забрать! Надо плот делать! – возбужденно говорил Джанга.
– Постой, – остановил его Грегорей. – Наверное, уже взяла их… Только ночь зря промаешься. Ну ее к черту!
– Может, и лучше, что ушла. Спокойнее будет… Если нам скот вернут, все хорошо выйдет.
– Как же… Вернут тебе!.. Разве что сама пойдешь! Как же мы без лодки‑то, без сетей? – не унимался рыбак.
– Взяла лучший котел, нож, топор, вещи собрала в узел… Говорю ей: куда?.. – бормотала Кутуяхсыт.
На землю опустился туман. Джанга и Бытерхай шли к городьбе.
– Скажи, Джанга, а что, если мы столько поймаем рыбы, что не унесем? – спрашивала Бытерхай.
– Не болтай! Промышленник никогда не должен сказывать! Пусть только Бог даст, а мы как‑нибудь. – Джанга остановился.
– Стоит кто‑то, – опасливо сказала Бытерхай.
– Не‑е, не стоит… – неуверенно сказал Джанга.
– Зато ходит… Слышишь, трещит.
– Молчи!
Они прошли еще чуть‑чуть. Речка была совсем рядом, но сквозь ее явственный шум было слышно что‑то еще.
– Ходит… – напряженно прислушиваясь, сказал Джанга.
Девочка от страха присела к земле.
Крепкий ветер время от времени рвал сплошную туманную занавесь. Один из таких порывов на мгновение обнажил столбы и мостики городьбы. На них стояла темная, низко склонившаяся фигура. Раздался всплеск и сопение.
– Медведь, – сказал Джанга, и они побежали.
– Медведь! – заорал он, врываясь в юрту. – И ловко мы удрали! Я и не думал, что ноги мои могут так… – возбужденно говорил тунгус.
– Не идет, не слышно! – вбежала возбужденная Бытерхай.
– Морду он нашу осматривал. Рыбы хотел поесть, – говорил Джанга.
– Мергень бы не съел, черт… – сказал Грегорей.
Анка быстро взглянула на него.
– Тихо! Нельзя про него так, – сказала Кутуяхсыт. – Где бы он ни был, он слышит, что мы здесь говорим, как человек. Даже лучше человека! Кто знает, кто он такое? Сдерите с него шкуру и увидите, как он похож на женщину…
– Эх, была бы лодка, подплыли бы по речке… Посмотрели издали, – сказал Грегорей.
– Давай сошьем тунгусскую берестянку… – неуверенно предложил Джанга.
– Корья‑то откуда возьмем? Пусть лучше Анка пойдет к князю, о скоте похлопочет, – предложил Грегорей. – Не убьют ведь… А так помрем все.
Анка тоскливо взглянула на мужа и промолчала.
Джанга с Грегореем пугали медведя.
Они шли вдоль озера, били палками о кастрюли и глядели на крошечный остров посередине, над которым вился сизый дымок.
– Да, хорошо выбрала! Всюду близко, – сказал Джанга.
– Ладно, пусть сидит!.. А мы достанем коров, и нам тоже будет хорошо, – говорил Грегорей. – Анка пойдет. Я‑то уж знаю, она пойдет! Сено будем косить…
– Сознайся, Грегорей! Бросишь меня, если он выскочит? – спросил Джанга.
– Должно быть, брошу, – сознался Грегорей. – Уж больно я медведя боюсь…
– Тогда он съест меня. Куда я денусь на моих ногах… Даже на дерево не влезть мне.
Они подошли к городьбе. Медведя не было.
– Вот гадина! – воскликнул Джанга, осматривая ловушки на городьбе. – Смотри, ножом порезала! Чего она хочет, а?
– Ты же говорил, что медведь! Ты… пустая башка! Людей голодом морил! – вспылил Грегорей.
– Черное было… – оправдывался Джанга. – Туман… Казалось, большое… Нагнулось вот так… Смотри! Наша морда! В тальниках застряла! Даже рыбу не взяла… Вот баба!.. Чего ей надо?..
Орал патефон. Жители юрты весь день проводили за чисткой рыбы и заготовке ее впрок. Каждую рыбу взрезывали вдоль на две половины, очищали от костей и вялили на воздухе или коптили в дыме.
Даже Кутуяхсыт приползла на речку и наперебой с Бытерхай жарила на угольях и ела жирные внутренности рыб.
– Боюсь я, Грегорей, – говорила Анка, разделывая рыбу. – Помню, я была маленькая, пришел к нам в юрту однажды такой, как мы, хотел войти в юрту, отец поймал его за шею вилами и не пускал; он ревел и бился…
– А ты не входи! – убеждал ее Грегорей. – Так, кричи издали. Ведь твой скот! Тебе общество присудило! Или ты Петручану обещала? – вдруг спросил он.
– Нет! Не обещала ничего! Мой скот! – уверенно сказала Анка.
– Будет у нас скот – проживем, – сказал Грегорей.
– А в старости будут нас дети беречь, как у… людей. Я долго еще останусь здорова. А может, и дети наши будут здоровыми… Наполнятся жилища, построятся юрты, размножится народ… Даже если он будет умирать нашей смертью – все лучше, чем теперь. Старость везде скверна, а молодость веселится. Очень я, Грегорей, детей хочу…
– Пошто нам теперь они? – проворчал Грегорей. – Без скота не будет народу.
– Тебе караулить сегодня! – крикнул Джанга, вываливая очередную корзину рыбы.
Грегорей
Грегорей остался караулить городьбу. Для защиты от комаров он развел большой венок огней, сам сел в середину и принялся варить ужин, тихонько напевая.
Вдруг треснула поблизости ветка. Грегорей испуганно схватился за нож, напряженно вглядываясь в серый полумрак полярной ночи. Там стояла Мергень и смотрела на него.
– Убить меня собираешься, Грегорей, – спокойно сказала она и шагнула к кольцу огня. – Забыл уже, как ласкал меня, любил…
– Ты тогда не такая была… Зачем пришла? Зачем губишь нас зря, зачем пакостишь?
– Не вам одним. Вы так, слабые черви. Что с вас взять? Просто хотела, чтобы ты пришел… Пусти, хочу посидеть с тобой, как раньше. Не бойся, оружия у меня нет. Смотри! – Она сбросила кафтан, шагнула сквозь огонь и нагая села рядом на оленью шкуру.
Грегорей нервничал. Он опасливо поглядывал на Мергень, не зная, чего ждать.
– Помнишь, год тому сидели мы так же, – глядя на огонь спокойно говорила она. – Тогда ты хотел меня, Грегорей. А я стала жирнее, тело мое выровнялось, наполнилось кровью. Смотри! – Она вдруг повернулась, встала на колени и заговорила быстро, возбужденно: – Ты еще здоров, Грегорей, тело у тебя чистое – брось ее! Заживем! Поставим на острове земляную урасу. Будешь сидеть в прохладе, в сухости… Я промышлять буду… Пищи у меня пропасть… Я утащила все сети в округе… В меха дорогие одену тебя… Петли, западни, луки по всему лесу устрою… Каждый день мясо есть будешь, лучшие куски жира отдам тебе, мозг костей… Добрая стану, послушная… Стану ходить тихо, говорить медленно… Иди ко мне!.. – страстно шептала она.
Она прижималась к нему все сильнее, а потом порывисто обняла.
– Уйди! Уйди, ты, дьявол! – испуганно воскликнул Грегорей, инстинктивно закрываясь руками.
Лицо Мергень налилось кровью. Она резко вскочила на ноги.
– Ах ты мерзляк, ледяное чучело! – закричала она и ударом ноги опрокинула котелок с пищей. – Сыт ты от нашего бабьего тела. Прибежала к нему сумасшедшая Анка, так он вообразил, что стоит чего‑то. А гнилушка, она и есть гнилушка! Язви тебя проказа по всему телу! – в исступлении кричала она. – Теперь уж я вам ничего не прощу! Всех вас изведу! С голоду подохнете! Очищу от вас округу и уйду далеко, туда, где меня не знают! – Глаза ее сверкали диким огнем.
Грегорей вскочил и предусмотрительно наступил ногой на топор, а рукою коснулся рукоятки ножа.
Женщина заметила его движение и перепрыгнула на другую сторону костра.
– Испугался?! Ух‑сиэ! Богатырь! – весело сказала она, нагнулась, бросила в него головешкой и исчезла.
Грегорей настороженно прислушался, а потом стал доставать из огня остатки недоваренной рыбы.
– Испугался… И вовсе я не испугался… – бормотал он.
Джанга с корзиной, весело напевая, шел к городьбе очищать морды. Подойдя, он резко остановился.
На мостике стояла Мергень и чистила морду.
– Эй! Ты чего?! – закричал Джанга. – Ну‑ка, оставь мои морды!
Она лишь взглянула в его сторону, продолжая доставать рыбу.
– Эй ты, бесстыжая! – крикнул Джанга, испугавшись ее спокойствия, и от бессилия начал кидать в нее палками.
– Ну‑ка брось! А то сойду сейчас на берег, – сказала она.
– Не стыдно тебе? Женщина! Не твое ведь! – кричал Джанга.
– Мое! – сказала она, выпрямляясь. – И не смейте трогать. А если ты, безногий, здесь будешь путаться, я твои копыта сломаю! Понял?!
Она спокойно перешла в лодку и оттолкнулась.
– Нет, больше я один не пойду! – возбужденно говорил Джанга. – Ноги ей мои мешают теперь! Пусть Грегорей ходит со мной! Или ты, Анка.
– Нет, я лучше к князю пойду… Только ветер подует… После Петрова дня и пойду… – задумчиво говорила Анка. – Только я Бытерхай возьму. Когда маленькая со мной будет, не убьют.
Первый поход Анки
Дул ветер.
– Направо – озеро, налево – лес. Дальше болото. Затем опять озеро налево, а направо – лес… березняк. Поняла? Пойдешь по тропинке… – в который раз учил Джанга.
– Пойду по тропинке… Поняла… – совсем запуталась Анка. – Бог поможет…
Женщина и ребенок, закутанный в платок, с трудом брели сквозь воздушные и водяные буруны, налетавшие с озера. Холодный ветер пронизывал их, мокрое платье стесняло движения.
Они с трудом пробрались через рыжее болото и вскарабкались на лесистый бугор.
Десятки бледных голубых пятен заблестели перед ними.
– Ничего не разберу… куда идти? – бормотала Анка. – Бог один знает…
– Пойдем… Куда‑нибудь пойдем… Холодно стоять! – торопила Бытерхай.
И они шли. Опять вдоль озера…
Через болото, минуя топь…
Вброд через быструю речку…
Грязные, мокрые, невероятно уставшие, они под вечер добрались до леса. Ветер притих. Озера немного успокоились. Путники присели, прижавшись друг к другу.
– Давай огонь разведем, – дрожа, сказала Бытерхай.
– Трут замок, – сказала Анка, пряча кожаный мешочек. Эта мысль пришла ей раньше. – Пошли!
Вскоре во мраке забрели они на бледную прогалину лесной дорожки, которая вывела их к плешивому бугру с видом на озеро. На вершине ютилась небольшая юртенка. Из трубы струился дым. Около юрты ни амбаров, ни изгородей; только у берега вверх дном лежала рыбачья лодка.
– Бедные… или летник, – сказала Анка, перекрестилась и толкнула дверь.
– Кто там? – загудел внутри голос.
– Мы якуты‑люди!
– А!.. а… – зевнул спящий. – Чего по ночам шляетесь? Женщина, слышу… Откуда вы?
– Издалека идем… Заблудились мы, – робко сказала Анка.
– Эй, Джеллик, растопи огонь! – властно сказал хозяин.
Подросток нехотя встал, подложил в камелек дров и раздул огонь.
– Откуда идете и куда? – спросил хозяин.
– Прости нас, добрый господин. Трут замок у нас, огня развести не смогли, – испуганно начала Анка, прижимая девочку к себе. – Мы из проклятого места… Оттуда. Но мы еще не болеем. Прогоняя, дай нам головешку от твоего огня!
– Огня прохожим не даем! Не трогай огня! – строго сказал старик и встал. – Сама кто такая?
– Я Анка! Грегорея из рода Кылгас жена.
– А‑а… Знаю, слыхал… Скверно вы сделали, что вошли. Отойдите к дверям! – сказал он и вышел к очагу. Остальные жители юрты встали рядом. Их было трое: хозяин, его жена и Джеллик.
Увидев их, девочка испуганно ухватилась за Анку и зашептала:
– Анка, уйдем! Давай уйдем…
У стариков не только их длинные волосы, но и глаза были белыми. Парень тоже руками впереди все щупал и уставлялся то туда, то сюда мутными, остановившимися глазами. Голые, исхудалые, морщинистые, они внимательно прислушивались ко всякому шороху, повернувши в их сторону мертвые взоры.
– Ребенок с тобою, слышу? – спросил старик. – Твоя?
– Неизвестно чья. Там родилась!
– Крещеная, по крайности?
– Кто ж ее крестил? Забыл нас Бог, – жалобно сказала Анка.
– Идете куда?
– К князю! – заспешила Анка. – Петручан мой скот забрал. Голодаем мы! Без скота помрем. Общество мне присудило. Мой скот… А брат обещал Грегорея кормить, но ничего не прислал. Обманул нас и общество.
– Слышал я, – с достоинством говорил старик. – Князь приказал Петручану, чтобы отдал. А брату не смог велеть. Сильный он, сам князем скоро будет… Ладно, оставайтесь уж, коли пришли. Джеллик, дай им поесть! Лягте у двери на скамье. Выварим скамью завтра…
– Храни вас Бог, добрые люди, – говорила Анка, беря поставленные Джелликом плошки с едой.
Слепой парень вел вчерашних гостей по тропинке кругом большого озера. Слепой размашисто шагал впереди женщин.
– Очень вы надбавили дороги, – бойко говорил он. – Надо было пройти по той стороне озера. От березняка поворот.
– А ты откуда это знаешь? – спросила Анка.
– Я‑то? – рассмеялся самодовольно якут. – Я здесь все кругом знаю. По всплеску волн, по шуму леса, по твердости земли. Ничего, что я слепой, я все могу. На лодке плаваю, сети бросаю, сено кошу… Живем кое‑как! Старики обещают мне в этом году жену купить. Тоже слепую. Зрячие за нас не идут… Мы слепы ведь искони, из роду мы, от прадедов… Ну, дальше сами ступайте. С Богом! Идите по той же тропинке, тот лес обогнете, а там уже до князя недалеко. Вот в той стороне его дым.
Он махнул рукою на дальний мыс, над зеленым лесом которого действительно носились столбы дыма.
По мере приближения к жилью тревога Анки возрастала. Бытерхай чувствовала это, и, когда из лесу вдруг выскочили коровы, лягаясь и размахивая вздернутыми вверх хвостами, девочка испуганно схватила Анку за руку.
– Кто это?! – воскликнула она.
– Коровы, – озабоченно сказала Анка, снимая с девочки платок. – Потом опять накину. Пусть видят, что нет у тебя ничего.
– Страшные какие… – прошептала Бытерхай.
Они вышли к строениям в седом тумане дымокуров.
Бытерхай задрожала от холода и волнения.
– Уху!.. Ху!.. Люди! – кричала Анка.
– Кто такие? Чего вам? – крикнул мальчик с лопатой в синей дабовой рубахе, выходя из хлева.
– Мы оттуда! Мы… прокаженные! – крикнула Анка.
Мальчик замер с широко открытым ртом, затем развернулся и стрелой понесся к юртам.
Анка и Бытерхай опустились на колени, вытянув руки.
– Чего пришли? Знаете, что запрещено! – грозно крикнул якут с луком в руках. За ним пугливо толпились женщины и дети.
– Я Анка, жена Грегорея из рода Кылгас! – заспешила она. – Идем к князю за справедливостью! Петручан не отдает скот, что общество мне присудило.
Якут взял у парня из рук горящую головешку, подошел поближе и развел между ними и собой полоску огня.
– Да слыхал я, – сказал он спокойно. – Только нельзя вам, Анка, к людям ходить, несчастье по земле носить… – Якут задумался. – Не советую я тебе к князю. Ладно, так сделаем: ты с девкой посиди здесь, а я съезжу, позову князя. Нет такого закона, чтобы скот у людей отнимать! Накормите их! – приказал якут, решительно встал и пошел к коновязи, где выдерживалась оседланная лошадь.
Когда приехал князь, Бытерхай вылизывала чашку, а Анка ловила подарки, которые бросали ей через костер. Женщина бросила платье для Бытерхай.
– Надень! Надень! – кричали ей.
Та, поставив чашку на землю, беспомощно вертела его в руках, не зная, как к нему подступиться, и счастливо улыбалась. Анка не переставая благодарила людей.
Подбежал мальчик и бросил через огонь игрушку – украшенную резьбой деревянную корову.
Когда подошел князь, все стихли и отступили.
– Пошто ходите, заразу разносите?! – грозно начал князь.
– Голодаем, господин. Правды пришли у тебя просить… – жалобно начала Анка.
– Слышал уже это! – сурово отрезал князь. – Жалуются соседи – сети воруете! Амбары ломаете!
– Это Мергень! Она и у нас все унесла!..
– Скажите – облаву устроим! И вы тут больше не смейте шляться! В этот раз прикажу выдать сети и лодку… А в другой раз убьем! Поняла?!
– И скот прикажи! Мой скот, что у Петручана!
– Не отдал еще? Отдаст… корову одну! Говорит, ты должна ему. Он вас зиму кормил. Люди подтвердили. На скот стог сена извел.
– Да я все лето на него работала! – гневно воскликнула Анка. – Молоко и масло от скота он все поел!
– Молчи! Корову с теленком получишь. Скажу опять, а теперь ступайте! Через озеро. Дорогу покажут. И помни, что я сказал… Убьем!
Когда они садились в лодку, Анка оглянулась. Якуты били посуду, из которой они ели, и выжигали место, где они сидели.
Плотный мрачного вида якут привязал их лодку к своей и перевез через озеро.
Там он молча показал направление, отрезал веревку и поплыл назад.
– Знаешь, Анка, ты удачница! – восторженно говорил Джанга, осматривая добро. – Еда… одежда… сети, лодка! Даже сахар, чай и соль! Еще сегодня вечером сети поставлю! Так поставлю, что не найдет, ведьма! Не такой я дурак… Баба, она и есть баба! Куда ей с мужиком тягаться!
– Откуда у меня могла оказаться сразу такая дыра? – вяло говорил Грегорей, лежа на лавке. – Еще ведь на них не время?! Это Мергень, ведьма! Она сглазила!
– Нельзя же так сразу, Грегорей! – растерянно говорила Анка, присев на краешек. – Не надо поддаваться! Крепись! У Джанги ноги совсем плохие, а он вон… Грегорей! Скоро скот у нас будет! На Петров день уже косить… Маленький, опять, – добавила она, погладив себя по животу. – Чувствую его…
– Все равно помирать, – безвольно сказал Грегорей и поджал ноги.
– Нашла! – запыхавшись, сказал Джанга. Он был смущенный и злой. – Вот баба, а!.. Все равно что мужик!
– Что? Все?! – спросила Анка.
– Ну да… все. Сети у меня – каждая в другой тони. Одну взяла!
– Все найдет, – сказал Грегорей.
Помолчали.
– Пойдем и заберем у нее лодку! – решительно сказал Джанга. – Останется на острове! Только ночью надо, Грегорей! С голоду не помрет ведь, запасы есть! А если смирится, свезем ей кое‑что.
– Ага… Свезем, а сами голодом, – ворчала Кутуяхсыт.
Поход на Мергень
Они плыли у самой земли, стараясь погружать и вынимать весла без малейшего всплеска. У поворота на мысу мелькнул красный огонек. Грегорей молча указал на струйки белого дыма, поднимавшегося над верхушками деревьев.
Двинулись вперед молча.
Когда увидели конусообразную урасу, внутри которой светился огонь, тихо причалили к берегу. Пока Джанга вытаскивал лодку, Грегорей опасливо прошел по берегу. Лодки не было.
– Нету, – прошептал он.
– Должно быть, у дома спрятана! – шепнул Джанга.
Они прокрались к урасе.
Горел огонь. Внутри никого не было.
– Нету! – с облегчением сказал Джанга.
– Должно, по соседям ворует! – сказал Грегорей, входя.
Внутри был порядок. Вялилась юкола, аккуратно сушилась одежда, лежала чистая посуда.
– Вот баба! – восхищенно сказал Джанга. – Лошадь, не баба!
– Уйдем лучше, – опасливо прошептал Грегорей, трогая постель из веток лиственницы. – Совсем еще теплая. Рядом она…
– А что она сделает? Двое нас. Скажем, в гости пришли… – весело сказал Джанга, отрывая кусок вяленой рыбы.
Зазвенела тетива, и стрела с характерным свистом пронеслась рядом.
Мужчины разом упали на землю и поползли в кусты. А потом опрометью бросились к лодке. Над ними свистели стрелы.
– Оружие у нее, а?! – говорил Джанга, толкая лодку. – Подожди! И я себе сделаю лук! – крикнул он, налегая на весла.
В борт рядом с Грегореем воткнулась стрела. Тот упал на дно.
– О, мужчины! Воины, которых можно с ладоней сдуть! – кричала Мергень. Она открыто стояла, опустив лук. Ее бронзовое, абсолютно голое тело блестело в лучах лунного света.
– Нет его там! – испуганно воскликнула Бытерхай, подбегая к Анке.
– Джанга! – крикнул Грегорей, идя от городьбы вдоль речки. – Джанга!
– Джанга! – кричала Анка, обнимая испуганную Бытерхай.
Темнело, когда они вышли из лесу. Бытерхай плакала.
– Может, утонул? – робко предположила Анка.
– Убила она его! – уверенно сказал Грегорей. – И лодку забрала!
– Что ж теперь будет?! Помрем! – причитала Кутуяхсыт. – Ни сетей, ни лодки! И промышленник наш сгинул!
– Ничего! Морда на городьбе есть! Проживем, – неуверенно говорил Грегорей. – День и ночь караулить буду. Силки на зайца поставим.
– Помрем… все еще до зимы помрем! – продолжала Кутуяхсыт. – И коровы никто нам не пришлет… Забыл нас Бог!..
Анка молча смотрела на огонь.
Второй поход Анки
Князь кричал на нее, ругался. Грозил сжатыми кулаками.
А потом якут верхом на лошади с копьем в руке гнал ее домой.
Дрожащая, ослабевшая от голода и страха, она все время шаталась и падала, бормоча молитву.
За всадником плелась привязанная к седлу худая корова, а сбоку болтался навьюченный теленок в корзинке.
– Дай молока попить, господин!.. Не могу больше… – упав в очередной раз, взмолилась она.
Якут молча слез с коня, развел огонь, сварил себе чай и исподлобья смотрел, как Анка сосет молоко из полного вымени коровы.
– Жаль Божьего создания – сгниет, как и вы, – недобро сказал он.
– Глупый Быс! Нет там ничего! – тащила Бытерхай за веревку упрямого бычка. – Пойдем домой… Скоро Анка Лысанку домой пригонит… – ласково уговаривала она нового друга.
Вышла погреться Кутуяхсыт. На жердях сушилки, на плоской крыше юрты лежали вялящиеся впрок рыбы.
– Глаза мои еще увидели Божью тварь, – глядя на Бытерхай с бычком, проговорила она. – А вот Салбан не дожил…
Грегорей бодро косил, когда, оставив корову, подбежала возбужденная Анка.
– Там у городьбы лодка наша… и сети! – закричала она.
Они вытащили лодку на берег, и Грегорей, осмотрев сети, озадаченно взглянул на жену.
Джанга
– Кто бы мог подумать, что он не утонул, – говорила старуха, греясь у огня. – Никому и в голову не пришло, что она его… а?.. Ведьма!
– А может, и утонул. А она только лодку нашла и отдала нам, – предположил Грегорей.
– Ага, и сети туда положила!.. – проворчала Кутуяхсыт.
Горел огонь. Замычала корова.
– Страшно мне что‑то, Грегорей – сказала вдруг Анка.
– А можно, я с Бысом спать буду? – спросила Бытерхай, обнимая бычка.
– Нельзя! – резко сказала Анка. – И ночью не оставишь скотины в покое. И корове нужно свое время!
Бытерхай послушно пошла к Джангиной кровати.
Грегорей косил.
Анка возвращалась с городьбы, неся полную корзину рыбы, когда заметила на берегу вторую лодку.
В юрте сидел Джанга, обнимая счастливую Бытерхай, и весело беседовал с Кутуяхсыт.
– Джанга! – воскликнула Анка. – Ты жив?!
– Живу, Анка, дышу… Слава Богу! Вот и к вам пришел, видишь, – улыбался тунгус.
– А где пропадал‑то?! Мы‑то убивались… Страху натерпелись из‑за тебя… Где ты теперь‑то? – выпалила Анка, садясь к огню.
– Времени все не хватало… – смутился рыбак, отпивая чай. – Давно навестил бы вас, да вот… рыбу надо ловить… сети, опять, чинить…
– Сбегай, Бытерхай, крикни хозяина! Скажи, Джанга вернулся!
– Ожитой?
– Ожитой… ожитой… – усмехнулась Анка.
– Грегорей! Джанга вернулся! Ожитой! – кричала Бытерхай.
Джанга смущенно улыбнулся.
Помолчали.
– По крайности, хорошо ли тебе? – спросила Анка.
– У вас все‑таки лучше, – ответил Джанга уклончиво.
– Как же это случилось?! – радостно спрашивал Грегорей. Они угощали Джангу маслом и соратом.
– Случилось! – решительно отрезал Джанга, жадно отпивая кислое молоко. – Скотина у вас теперь… Много молока дает?
Анка кивнула. Тревога не покидала ее.
– Может, и лучше, что я пропал… Кто знает, была бы у вас тогда скотина?
– А Мергень знает, что мы со скотом?
– Да! – обрадовался вопросу Джанга. – Мы давно видели ее с того берега… Теперь она пробита лежит! Неделю тому вернулась прострелена… Вот здесь. – Джанга показал на правый бок в область печени. – Кровью сильно истекла…
– Здесь? – переспросил Грегорей, показывая на себе.
– Да, должно, помрет… А уж хотела исправиться. – Джанга задумался.
– Скажи, а это ты надумал нам лодку и сети отдать? – попивая сорат, вскользь спросил Грегорей.
– Зачем я? Конечно, я отвез руками, но она сама надумала. «Джанга, – говорит, – зачем нам две лодки? И сетей у нас много. А у них ничего нет… Отвези им, от нас не убудет».
– Пусть бы лучше не отсылала! – вдруг сказала Анка.
– Не говори так! Помрет она… кровью истекла… Прости ей, Господи, всякие прегрешения, – обратился он к образам.
– Хорошо у вас, весело… А у нас теперь грустно, – говорил Джанга, поглаживая корову.
– Эх, паря, остался бы ты лучше ночевать, – уговаривал его Грегорей. – Темно и волна, опять…