Располовинив стакан, вызвали они и Кандагарова. Ему явно не шло на пользу унылое времяпрепровождение в салоне или около их автомобиля. Пёс казался помятым и уставшим. Однако если он и был недоволен своей собачьей жизнью, то хорошо это скрывал. Троица разместилась в толпе так, чтобы сцена вдалеке казалась им немного слева; когда они смотрели на неё, слева им казалась и дорожка.
***
В это самое время по другой дорожке, а именно по примыкающей к площади улице Сумочной, шла старушенция, Анна Рогволдовна, являвшаяся одновременно подтверждением и опровержением слов Пятачка.
Раннее утро она встретила на кладбище, куда традиционно ходила насобирать цветочков, чтобы затем продавать в переходах метро. Пока Анна Рогволдовна – или «наша Аннушка», как звали её сверстницы – подыскивала недавно посещённые родственниками могилы, на глаза ей попалась одна глубокая свежевырытая яма, в секции кладбища, рассчитанной на самоубийц и прочих тех, кого церковь отпевать не соглашается. Неведомая магнетическая сила потянула её заглянуть, будто она ожидала увидеть там нечто невероятное, вроде нового альбома группы The Sisters of Mercy (хотя эстетика больше напоминала Death Magnetic). Ожидаемо в дыре ничего не оказалось, и то ли из-за нахлынувшего разочарования, то ли из-за систематических проблем с кровообращением бабушка почувствовала себя плохо, утратила равновесие и хлопнулась прямо в отверстие в земле, на радость Даниилу Хармсу…
Её падение спровоцировало конфликт среди могильщиков, которые решительно не понимали, что теперь делать.
– Твою мать, ничего себе подарочки судьбы! Ты посмотри, она жива там хоть?
– Чего я туда полезу?
– Слушай, я тебя сейчас самого лопатой урою. Кому сказал, глянь! Младшой…
Тот осторожно наклонился, щурясь, просмотрел так секунд с десять и покачал головой.
– Не вижу, чтобы признаки жизни подавала…
– Прямо вообще никаких?
– Прямо вообще никаких не вижу.
– Ну что за гадство, сказали – к середине дня должна быть могила для двоих. Тут и так вся земля раскуплена давно. А она взяла и оккупировала. И что теперь, лезть доставать? Или всё-таки закопать и новую где-то ещё найти и выкопать?
– Надо хоть проверить, может она всё-таки дышит. Мне кажется, что всё-таки дышит.
– Да ты же только что сказал, что никаких признаков жизни не видишь!
– Тогда говорил, а сейчас сомневаюсь. Тогда не двигалась, а сейчас, по-моему, задвигалась. Не пойму, короче, надо ближе смотреть.
– Никакого от тебя толку, пацан. Сходи за верёвкой лучше, я пока покурю… А, чёрт, я сигареты в кибитке забыл… Придётся тоже идти. Ты же в собственных трусах ничего найти не сможешь без путеводителя!
И они пошли за верёвкой.
А Анна Рогволдовна в этот момент очнулась. Привстала, поняла, где находится. И проснулась в семидесятилетней пенсионерке спортсменка, ведь в молодости она занималась альпинизмом, даже брала Эверест. Воткнув в зубы самый красивый из цветков, которые вместе с ней упали в могилу, бабушка расставила руки по сторонам и как человек-паук выкарабкалась наружу.
Вас, возможно, это удивит, но ведь вы же наверняка видели, какими скачками перемещаются по вокзалу старушки с тележками, которые обычно изображают из себя бедных и несчастных, когда борются с подростками за место в общественном транспорте.
Из кустов Аннушка забрала клюку и спрятанный там ею чтобы нечаянно не расплескать бидон со зловонным подсолнечным маслом третьего сорта (приобретённый за символическую сумму у подруги, с целью дальнейшей перепродажи на рынке наивным покупателям в стеклянной таре), после чего пошла к кладбищенским воротам.
Будто в какой-то фантасмагории из уст отечественных комиков, она увидела прямо напротив входа транспарант с надписью: «Не ленись, вставай и иди на выборы!» И кто-то поверх него приписал: «11.05.20 – Король на главной площади города!». Видимо рассчитывая, что контингент, который можно встретить на кладбище – основная королевская целевая аудитория. Впрочем, «прямо напротив входа» располагался парк «Молодёжный».
«Это интересно, надо пойти посмотреть!»
И, шаркая ногами, старушка пошла на площадь, что заняло у неё не так уж много времени, ведь кладбища здесь как в каком-то дремучем средневековье свободно могли размещаться вдоль оживлённых улиц.
Вернувшись к могиле, гробовщики оторопели – бабушки и след простыл. Очень долго они боролись с чувством столкновения с чем-то мистическим. Утешало их то, что «с ума сходят поодиночке», что на месте остались цветы, которые не с неба же упали, и что пожилая женщина могла просто лечь прикорнуть, пусть и ложе она себе подобрала очень сомнительное. Но подозрительное отношение друг к другу, как и ко всему, что происходит при исполнении служебных обязанностей, с тех пор не покидало их никогда.
***
После пары десятков минут томительного ожидания и неоднократных залпов аплодисментов публики на сцене что-то зашевелилось. И вот на неё вышли один за одним Гекс, его дочь, бык из университета и наконец Малколм в сопровождении своей спутницы и четырёх гвардейцев, обступивших его по углам; сам он стал за закруглённым экраном из сверхпрочного стекла и поклонился народу, оставив любовницу и местных уважаемых личностей позади. Бубенчики его короны при этом обвисли, но, вставая, он запрокинул их назад.
– А что это за бык, ты не знаешь? – спросил Пух Пятачка.
– Это секретарь городского совета Решетов. Верный слуга Гекса. Вечно выполняет за него самую грязную работу.
– Почему ему не могли передать мэрство?
– Потому что есть такие люди, которые могут исполнять, но не управлять. Если на них самих руководство замкнуть, всё развалится. А у Гекса с переходом на новую должность, если Решетова изберут, окажется меньше возможностей ещё и городом управлять вместо фактического мэра. Поэтому ему комфортнее будет, если его приставят замом уже к новому мэру – ну, там, знаешь, следить, чтобы делал всё правильно и не выпендривался…
Тем временем Король поднял над головой свой царский жест – кисть руки, полусжатую, будто в ней он держал небольшой мячик, потом провёл слева направо, чтобы длань одинаково хорошо рассмотрели все присутствующие. Улыбнувшись, он выставил обе руки перед собой, словно опирался локтями на невидимую кафедру и заговорил:
– Жители Хрякова и гости сего замечательного города! Я прибыл сюда по приглашению вот этого человека, которого вы любите, пожалуй, даже больше меня – вашего городского головы. А ну-ка, давайте все вместе дружно поприветствуем Гекса!
Гекс вышел вперёд, так же точно преклонился перед «горожанами и гостями». Король похлопал его по спине, не высовываясь при этом из-за защитного стекла. Дочь Гекса осталась позади, наивно хлопая ресницами. Для мероприятия она переоделась в нелепое чёрное платье в белую точечку, частично скрывавшее дефекты её фигуры. Хотя на вид девушке немного больше двадцати, всё же она производила впечатление большого ребёнка, которому бы ещё в куклы играться.
– Итак, вот он, ваш любимый мэр, за которого вы голосовали не раз. Который подарил вам сногсшибательные парки – таких нет даже у меня в столице! Который выселил на улицу дельфинов из дельфинария, прекратив наконец это издевательство над животными! И который открыл позолоченный домик для жирафа... Такого вообще в мире нигде нет! Много хорошего сделал ваш городской голова на своём посту. Но скоро он сложит с себя эти полномочия… Не паникуйте! – выставил он ладонь вперёд. – Гекс не устал и никуда не уходит. Он будет так же верой и правдой служить мне и вам… но уже в роли Хряковского барона. Если вы за него проголосуете. А вы ведь проголосуете, верно? Ну-ка, пошумим, кто за Гекса!
По всей площади разносились восторженные вопли, и Король от этого улыбался всё шире. И улыбка его становилась всё менее дружеской, всё более зловещей. Конечно, герои не могли этого разглядеть издали без оптических приборов, но происходящее на сцене проецировалось на два экрана по бокам от сцены, которые мы почему-то не сочли должным упомянуть до сего момента.
И тут его гримаса вимг сменилась. Отныне в ней явственно читалось презрение. За это мгновение он успел снова сложить ладонь в царский жест, только на сей раз больше казалось, что он сдавливает не мячик, а чью-то шею. И воскликнул:
– Кто здесь против Гекса?!
Толпа замолчала. Лишь через несколько секунд раздались какие-то улюлюкания издалека, кто-то даже крикнул: «Зэка – на нары!»
– А социология говорит, сорок процентов… – смеясь, обратился Малколм к Гексу, но тут же снова перевёл взгляд на зрителей, явно высматривая среди них своих врагов, и гаркнул. – Или вы там попрятались все, как крысы, как только услышали стук колёс кареты вашего Короля?
На сей раз тишина воцарилась абсолютная, и он, насладившись несколькими секундами молчания, загоготал.
– Вот видите. Я вам заявляю вот что: все, кто так или иначе против Гекса, они также и против меня.
– Нет-нет, – продолжал он после картинной паузы, – критики в свой адрес я не боюсь. Как и политической конкуренции. Конкуренция – это здоровое явление в демократическом обществе, идеалы коего воплощает моя держава. Носители разных ценностей сталкиваются друг с другом в борьбе за свои интересы, и все от этого понемножку выигрывают. Правда, ценностей много, а Король – бесценен.
Публика оценила «шутку». Малколм позволил немного посмеяться, ещё одним жестом потребовал захлопнуть рты и возобновил свою речь.
– Но! Мы собрались здесь не только чтобы попрощаться со старым мэром и поприветствовать его в новой роли, мы также и хотели бы засвидетельствовать факт принятия вами нового избранника, в пользу которого уже высказался мэр, и высказываюсь теперь я. Наши… исследования показали, что он не нуждается в своём представлении и хорошо вам знаком. Он – знаменитый промышленник, и я знаю, что по меньшей мере один его продукт вы все любите странною любовью… Встречайте, *кандидат Б*!
На сцену под присмотром Решетова вышел здоровенный дядька, походивший на боцмана, с огромным носом, растрёпанными волосами, в тельняшке, синем пиджаке и моряцких брюках с поясом, на котором красовалась позолоченная пряжка. Наружную сторону кисти украшало вытатуированное имя «РОМА». Несмотря на грозную внешность, в этот момент он больше напоминал котёнка, которого продержали долгое время в подвале, а потом вышвырнули на свет: «боцман» щурился, панически оглядывался и пытался понять, как здесь вообще оказался. В его глазах читалось, что он уже не особо-то и рассчитывал жить дальше. Немножечко придя в себя, кандидат всё же улыбнулся и принялся аплодировать вслед за публикой, которая принимала его радостно, хоть и не так, как мэра. Он настолько увлёкся, что не реагировал на Гекса и Решетова, которые стояли от него по бокам и протягивали руки для протокольного пожатия.
Пух поначалу не понимал, о каком таком продукте говорит Малколм, а потом его осенило. Он ведь читал в Интернете краткую сводку о кандидате Б, в том числе компромат, и там говорилось о подконтрольном ему серьёзном бизнесе: тот на своём заводе перерабатывал вторсырьё, из которого производил спирт. Этанол затем разбавляли водой, разливали по бутылкам с надписью «Первостоличная» и заклеивали крышки акцизами, законность которых отдельные добросовестные граждане неоднократно ставили под сомнение, как и соответствие государственным стандартам. Конечный продукт имел запах хвойной смолы и привкус дров, но среди экономного и пьющего населения расходился на ура.
***
Анна Рогволдовна подивилась тому, как много человек собралось на площади. По правде говоря, с картиной мира размером с колхоз «Красный подсолнух» ей любая группа людей числом большим нежели сто казалась невероятным столпотворением, но тут публика превосходила все её ожидания. Однако социофобия не проснулась в ней, вовсе нет – проснулось чувство сенсации. «Хочу потом девочкам похвастаться, что видела живого Короля! Живого Стаина как сейчас помню, и всех остальных лидеров потерянной родины видела, пусть и не живьём, а по телевизору. А вот царей – не приходилось…»
С этими мыслями она прокладывала дорогу сквозь толпу, расталкивая всех угрозами, что разольёт масло. Даже если бы оно оказалось высшей пробы, никому не охота ощутить на себе слой сей субстанции в двадцатиградусную жару.
Увы, «Аннушка», пробившись к «дорожке», с огорчением осознала, что она накрыта брезентом, из-за которого ничего особо не видно, а рост не позволял выглядывать на экраны из-за спин рослой молодёжи.
Разочарование её не знало границ.
***
– Как я уже сказал вам, конкуренция – залог успешной демократии. – Король никак не прекращал свою речь. – Но демократия тем успешнее, чем конкуренция более контролируема. Так уж сложилось, что за пост будущего мэра в вашем городе идёт впечатляющая борьба. Шла… до сего момента. Ибо мои слуги не очень хотели объединяться ради мира. Но потом они познакомились с Королём поближе и… мне удалось подобрать нужные аргументы. Как раз сейчас они готовятся покинуть эту страну, и обещали больше не возвращаться. Вот, что бывает, когда кто-то спорит с драконом, когда у того дурное настроение и пустой желудок.
Все снова засмеялись, и он в очередной раз выждал момент, прежде чем крикнуть:
– Поднять занавес!
Брезент, которым была накрыта дорожка, свалился на землю. Перед публикой предстал сложенный из хвороста и прочих палок костёр – как раз там, где двумя днями ранее была насыпана земля. Король вещал:
– Внимание: я точно знаю, здесь, в этой толпе собрались мои самые настырные критики, как и критики моего друга Гекса.
«Когда он успел стать твоим другом? – подивился Пух. – Ты, судя по воспоминаниям Крота с собрания Триумвирата, вообще имел слабое представление, что здесь творится, в этом городе».
– …и среди них – кандидат от оппозиции. Подходи сюда, поближе, выходи на сцену. Не бойся, моя стража тебя не обидит! Поднимайся!
Король принял выжидающую позу. Казалось, вот-вот он объявит оппонента трусом, как и всех его детей, и детей его детей, но потом стало понятно – просто со стороны наших героев не очень было заметно, как с противоположного края дорожки, отделённого металлическим барьером, прокладывал себе путь этот самый оппозиционный политик. И вот он под присмотром полиции и гвардии поднялся на всеобщее обозрение.
– Посмотри туда, что ты там видишь? – показал рукой в сторону костра Малколм.
Тот пристально смотрел на груду древесины секунд пятнадцать, силясь увидеть что-то выдающееся.
***
Кандагаров дважды втянул воздух ноздрями – достаточно шумно, чтобы на это обратил внимание Пух. Медвежонок хотел было одёрнуть Пятачка, но тот и без его подсказки буравил взглядом костёр.
У поросёнка был то ли талант, то ли патология, то ли разработанный навык: он умел распознавать присутствие живых существ поблизости, частично даже сквозь препятствия вроде стен и дверей. Конечно, такие большие скопления народа притупляли чутьё, но нахлынувший адреналин обострял его обратно.
Наконец он сам показал Пуху два пальца.
Теперь это увидел и Пух.
Под хворостом и ветками были завалены двое человек; вероятнее всего – привязанных к стульям, на которых они сидели спиной к спине. Их замаскировали хорошо, рассчитывая, что никто и не будет сильно всматриваться… но недостаточно хорошо для зорких глаз.
Кто там сокрыт – гадать не приходилось.
***
– Ничего не вижу, – ответил оппозиционер, – только костёр…
– Это не костёр, это твой приговор!
С этими словами Малколм обратился в огромного зелёного дракона и взмыл ввысь. В верхней точке своего полёта он выдохнул струю пламени, полностью накрывшую завал из древесины, после чего чудище резко уменьшилось в размерах и вернулось на место в человеческом обличье. Огнище загорелось, красно-жёлтый столп вспыхнул до небес. «Ты это видел?» – то и дело спрашивали друг у друга свидетели сего зрелища.
Приземлившись на сцену и приняв свою привычную форму, Король постучал по плечу оппозиционного кандидата, всё так же пялившегося на полыхающее дерево как заколдованный. Тот аж отпрянул от неожиданности.
– Так что теперь скажешь? – улыбался Король. – Ты всё ещё в гонке?
Трясущимися руками тот принял микрофон из королевских рук и объявил всем:
– Я… я отказываюсь играть в такие игры! Это всё не имеет общего с демократией! Это давление на оппозицию! Я снимаю свою кандидатуру, чтобы не играть по вашим правилам, и объявляю бойкот выборам! – после чего, сунув микрофон обратно, постарался как можно скорее ретироваться. Из толпы слышались какие-то недовольные восклицания, но их однозначно было меньшинство.
– Вот видите. Всё-то они видят и понимают, кто здесь главный. Народ – слуги Короля, как ни крути. Но – ваш покорный слуга обещал жечь напалмом до последней капли крови (не обязательно моей). Пати фор эврибади!
И на сцену выскочил детский хор, тут же начавший петь надоевший хит Элли Голдинг «Burn» под сопровождение музыкальной фонограммы.
Пятачок схватился за голову. Пух догадывался, о чём он думает.
«Да уж, социология убивает людей».
На самом деле в тот момент Пятачок подумал, что Короля следовало бы пристрелить сразу, ибо теперь в глазах покорного народа он вознёсся до небесных вершин.
***
А было всё так. К утру воскресенья в штабе уже обработали данные «королевского» социологического замера. Выяснилось, что прошло оно через пень-колоду, и виной всему – недофинансирование. Чувство жадности Мецената обострилось у него после того, как он неудачно решил первостепенную задачу, где расселить интервьюеров. По этому вопросу он обратился к Гексу, а когда тот назвал расценки за аренду номеров, отказываться было уже некрасиво. Скидку же мэр сделать не захотел, ибо дружба дружбой, а служба службой. Поэтому в дальнейшем Бенито пытался сэкономить буквально на всём, и «кинуть» при этом как можно больше человек. Доверился подрядчику, дешевизна услуг которого не вызвала у него подозрений. Тот и нанял людей непроверенных, придержав немалую часть их зарплаты, надеясь на этом деле «откатить». В итоге кто-то сбежал, кто-то подрался и загремел в каталажку, кто-то опросил чуть более чем никого. Но правило больших чисел работает, и общая тенденция всё же прослеживалась: *кандидат Б* немного впереди.
Когда об этом сообщили всем трём потенциальным преемникам, двое из них ожидаемо запротестовали и заявили, что готовы объединиться и пойти на выборы одной командой. Правда, не смогли решить, кто из них будет мэром, а кто заместителем.
Поняв, что дело пахнет жареным, Гекс спросил совета у Короля, попутно упомянув, что точность результатов всё-таки под вопросом, тем более, им сильно помешало второе исследование, которое параллельно проводилось. Малколма это насторожило, но и заинтересовало. Расспросив подробнее, он узнал о презентации в понедельник. И тогда он предложил своё радикальное решение.
– Завтра с утра свяжете всех троих и пошлёте кого-то в университет. Посмотрим, что скажут. Будем действовать по ситуации. Но двое в любом случае лишние.
– А лишних куда – в костёр?
– Естественно! Только так, чтобы никто ничего не заметил и не узнал.
– А оппозиционер…
– Пятьдесят на пятьдесят что придёт, пятьдесят на пятьдесят что поддастся моим чарам. Так что итого двадцать пять процентов, но я уверен на все сто.
***
– Ой, посмотрите! – окликнул их Пятачок, указывая пальцем на дорожку, куда-то за костёр.
***
Анна Рогволдовна, даже поднимавшая целину и перенесшая ужас утраты своей исторической родины, ранее не испытывала такой перепад эмоций за короткое время.
Вот она полная надежд мчится сквозь человеческие заросли.
Вот она упирается в синюю ширму и ничего не видит.
А тут ширма спадает, и в небо возносится невиданное существо. Разве бывает Змей Горыныч с одной головой? Это сказки!
И Змей дышит пламенем, отчего загорается сваленная в кучу древесина. Мистика? Волшебство? Физика?
От пережитого она схлопотала обширный инфаркт. Пытаясь устоять, она облокотилась о барьер, перебросив через него бидон… но тот упал и разлился, благодаря чему округа запахла не только горючими химикатами (вероятнее всего серой), но и дешманским маслицем. Не удержалась и она, сползши на брусчатку и испустив дух.
***
И тут началось событие, описание которого составило немало хлопот редакторам средств массовой информации.
Из костра как в кино с дикими воплями выбежал пылающий силуэт – видимо, связывающие его верёвки сгорели, а сам он ещё каким-то чудом жил. Живой огонь бежал было в сторону толпы, но перецепился через брезент и упал прямо в лужу масла, которое моментально вспыхнуло столпом. И, может, всё бы обошлось, если бы не тополиный пух под ногами людей, ещё и нанесенный дуновением ветра на дорожку после снятого покрова.
Тополиный пух сгорает моментально. Наш с вами друг медвежонок не был прав – тополи хотели вовсе не размножаться как кролики (прости, Рэббит), а спалить к чертям все разумные виды за их небрежное пользование природой. Это было частью Вселенского Древесного Заговора, и он был бы приведен в исполнение, если бы не неравномерное распределение деревьев по планете и Вселенной вообще.
Моментально вспыхнула и одежда некоторых опасно близко подобравшихся к покойной бабёнке, особенно тех, кого вышеупомянутое масло обрызгало. Естественно, что у многих сработал инстинкт самосохранения и они побежали. Те, кого не затронуло пламя, постарались отдалиться от тех, кого пламя затронуло, в результате чего образовалась площадка, по которой метались горящие люди, постепенно терявшие жизненные силы и падавшие в конвульсиях. В воздухе теперь ещё и поднялся смрад мяса, за которым будто не уследил небрежный повар. Наконец, очередное пылающее тело подожгло горку тополиного пуха, от которой уходил шлейф в сторону расположенного рядом с площадью парка. Вот уже там загоралось первое дерево, и теперь крики ужаса раздавались ещё и оттуда…
Да не приведут вас высшие силы видеть площадь в тысячи квадратных метров, набитую людьми до отказа, резко разбежавшимися в панике. Вы одновременно поймёте, как бесконечно дорога и как ничтожно дешева человеческая жизнь.
Понял это и Король, заявив:
– Я объявляю траур… и ухожу на банкет!
И скрылся со сцены.
После чего замолчавший было хор запел «Лакримозу» а капелла. Музыку, кстати, никто так и не догадался переключить.
Понял это и Гекс, ещё раньше уведя свою дочь, чтобы она не видела этот кошмар и не повредила свою хрупкую детскую психику.
Поняли это и Пух с Пятачком, которые хоть и находились по другую сторону дорожки, где ничего ещё не воспламенилось, но всё же паника добралась и до их половины площади. Началась давка, и вместе с человеческим потоком они двинулись поближе к дому в стиле стаинского ампира, занавешенному наружной рекламой как уличный стенд.
***
– Мы проиграли в этом бою, ведь так? – удручённо сказал Пух, когда они нашли более-менее тихое место, в котором можно и перекинуться парой слов. – Они достигли всех поставленных задач, несмотря на все приложенные нами усилия… А в чём-то мы им вовсе подсказали, как лучше быть. Они даже избавились от конкурентов; я уверен, и на семьи конкурентов тоже управу нашли…
– Но хотя бы теперь ты понимаешь, против чего мы боремся? – перебил его Пятачок тоном матери, причитающей «я ведь тебе говорила…» – Каждый день, который он всё ещё на троне – это такой же риск самовозгорания. Ты можешь позволить ему повторить подобное? Мы не должны останавливаться, вот только придётся немного отступить и перегруппироваться…
Однако одна вещь встревожила Пуха не меньше чем огненный инцидент и провал их миссии.
– Слушай, а где Кандагаров?
Пятачка будто обдало холодным душем. Видно, и до него не сразу дошло, что отряд не заметил потери бойца. Он попробовал вызвонить того по коммутатору, но обломался:
– Гончая, это Вербор, как слышн… тьфу, его в сети нет… А ты хотя бы периферическим зрением видел, куда он направился? Такую «дуру» сложно в толпе не разглядеть.
– В том-то и дело, я вообще этот момент пропустил, во всей суматохе…
– И как ты предлагаешь его искать? А главное – где?
– Вообще я думал, это у тебя должны быть на любой случай идеи заготовлены…
– Слушай, а чего мы голову себе морочим? – прихлопнул себя по лбу Пятачок. – У нас же радиомаяк есть. Сейчас просканируем…
С этими словами он выставил перед собой запястье с часами и нажал на кнопку «Search». На экране появилась спутниковая карта с мигающей красной точкой в центре. Повторное нажатие заставило радар работать: во все стороны от точки разошёлся круг, и на карте появились ещё две точки. Одна – прямо рядом с Пятачком, очевидно – Пух. Другая…
– Он где-то около сцены, в «колбе». Как-то же пробрался. Только зачем? – удивлялся поросёнок.
– Может, у него свой хитрый план есть? Только не ставит ли это под угрозу наш, которого нет?
– Раз даже у него есть, то и мне пора… Пошли, что-то придумаем по дороге.
Они только начали свои первые шаги, как вдруг…
– ПЯТАЧОК!!!
Пятачок застыл на середине шага. В нём боролось сразу два чувства долга: перед семьёй и Отечеством. И то, которое семейное, в итоге одержало вверх. Хотя в глазах явственно читалось «лучше бы я умчался сразу».
Сейчас они казались примерно одного возраста, а она, возможно, даже старше – родительство немного подкосило здоровье и форму. Державшая двух мальчиков лет шести на руках хрюшка в не очень модном салатовом платье и с беретом на голове смотрела на поросёнка и испепеляла его взглядом.
– Где тебя черти носили столько лет?!
– Мама, кто это? – спросила стоявшая рядом и державшая маму за руку девочка.
– Дети, знакомьтесь, это ваш нерадивый дядя, Пятачок.
Пятачок наконец обернулся, стараясь никому не смотреть в глаза, и бросил другу:
– Пух, знакомься, это моя сестра Тяпочка.
– Здравствуйте, я – дядя Винни, – протянул руку Пух. Тяпочка, очевидно помешанная на материнстве, ответила:
– Знакомьтесь, это Вени, Види и Вици, племянники вашего друга.
– Очень приятно, – почти хором сказали дети. Пух кивнул.
– А теперь, может, поможете мне оттащить их подальше? Тут становится жарковато.
И верно – народ стремительно расходился, из-за чего поначалу тихий тротуар под домом у площади тоже наполнился сплошным проходняком, создавая угрозу для малышей. У них же не было маячков, чтобы их найти, если потеряются.
Пух взял на руки Види (а может, Вици – он ещё не успел разобраться, кто из них кто), Пятачок – второго мальчика, а Вени повела за руку сама Тяпочка. Они отошли в сторону от площади, завернув несколько за угол, недалеко от входа в метро, и стали так, чтобы не мешать человеческим потокам. Пух при этом невольно сделал себе замечание, что из-за этой встречи (которой можно было и избежать, будь Пятачок решительнее насчёт «сбежать в ужасе») они отдаляют себя от момента воссоединения с боевым товарищем.
Когда, наконец, вся их группа остановилась, Пух нарушил неловкую атмосферу (Тяпочка смотрит на Пятачка с ненавистью, а тот – внимательно и с интересом разглядывает вывески на зданиях) первым:
– А почему Вени, Види и Вици[10]?
– В какой-то книге прочитала. Не помню, в какой. – Поскольку Пятачок всё так же не испытывал желания поддержать диалог, она продолжила разговор с Пухом. – Ну как вам Король? По-моему, он просто отжёг…
«По-моему, он просто поджёг», подумал Пух, но не озвучил. Пятачок всеми силами старался не подать виду, что ему неприятно выслушивать сантименты в адрес того, с кем он воюет. Всё же Пух захотел поспорить:
– Честно говоря, рассчитывали, что хотя бы на сей раз удастся обойтись без потерь...
– Это всё муниципальная полиция виновата! Их поставили стеречь парк, а они даже не удосужились его расчистить от мусора! Даже шакалы Агабекова такого безобразия не допустили бы…
– Шакалы? Мне показалось, вы симпатизируете Королю…
– Король классный, а вот Агабеков… не нравится мне, короче говоря. Наследил он основательно. И этой ситуацией он точно воспользуется…
Пятачок, долгое время изображавший беспристрастность, вдруг включился в разговор.
– Это как именно он воспользуется?
– А ты что, не знал? Они с Гексом исторически друг друга ненавидят. Он даже не приехал на это мероприятие, во всяком случае я его не разглядела, а обычно он сопровождает Короля в туре по стране…
Пятачок таких вещей действительно не знал. С того дня, как Агабеков стал Визирём, он организовал работу так называемой киберполиции, которая преимущественно занималась удалением компромата на ведомство и его руководство из Интернета. В результате найти любую крупицу информации о прошлом Визиря оказывалось затруднительно. Тем более о его интересах в регионах.
– Почему ненавидят? Какая-то чёрная кошка между ними пробежала?
– Выборы пробежали. В своё время будущий Визирь проиграл нынешнему мэру. И не простил… наверное.
Глаза Пятачка загорелись. И Пух догадывался, почему.
У них появился мотив.
– Слушай, всё это, конечно, замечательно, но нас ждёт один наш хороший друг… возможно, ему нужна наша помощь. Чао!
Они уже хотели было сматываться (как мы помним, Пятачок мечтал об этом ещё с самого начала), но Тяпочка едва не остановила его фразой:
– Ты придёшь навестить могилу своей матушки?
Тень потрясения промелькнула на его лице, но, бросив удивлённый взгляд на сестру, поросёнок обернулся в сторону вероятного местонахождения Кандагарова и молча ушёл, оставив свою ближайшую родственницу в недоумении.
– Да, дети, это ваш дядя. Ничуть не изменился.