Данила узнал, что его первое путешествие на Ту Сторону было только подготовительной, квалификационной миссией, и тот мир, где с его помощью была побеждена ночь, правильнее называть Легендой или — как это принято у связных, линкеров, — Пространством Физического Смещения; причем доступ в это пространство (в котором, как известно, возможны так называемые чудеса) гораздо более прост, чем, например, в Пространство Отражения (где они с Джо находятся сейчас). Вместе с планетой Земля таких пространств известно всего шесть. И каждое из них — целостный и вполне замкнутый мир, и в каждом обычно понятия не имеют обо всех остальных.
Ось, становой стержень шести пространств (в целом составляющих Систему) — это Центральный мир, Центр, ушедший в своём развитии дальше других. В этом пространстве живет некий Голова (иначе называемый искусственным интеллектом, искином Армана). Он пытается содействовать связи пространств и их движению к мирной координации и содружеству. Джо был однажды в Центре и, хотя видел там сногсшибательно сказочное царство техники, но, однако, убедился и в том, что там действительно достигнута невиданная чистота, простота и свобода для человека. Это просто бескрайний город домов в триста-пятьсот этажей, а вокруг него — сплошной парк, — коротко сформулировал Джо, — там, В Центре, люди живут так, как хотят, и, несмотря на многочисленность, никто никому не мешает.
Следующая (неужели ниже?) ступень на пути к такому расцвету — Объединяющийся мир (Юнит), где есть юг Сибири (откуда родом Данила) и штат Юта (родина Джо). Известно, что некоторые войны, катаклизмы и революции в этом мире вызваны влияниями из других пространств, — особенно страшно это влияние сказывается на Пространстве Отражения. Однажды Данила был назначен устранить одно из таких влияний в Легенде, и вот теперь необходимо сделать что-то подобное здесь.
Другие пространства — Становящийся мир, в котором время (все ещё бронзовый век, впрочем, довольно мирный) движется медленнее, чем в других мирах, и ещё — некая неизвестная Окраина, сведения о которой очень обрывочны и скудны: для посланцев Центра ход туда пока закрыт.
Конечно, Джо рассказал всё это не так сухо и сжато, и даже пару раз позволил себе уклониться от темы (например, поведал о своей первой миссии в Легенде — во времена древней африканской цивилизации), но все-таки он говорил дело, подходя понемногу к самому главному.
А главное состояло в том, что представляло собой Пространство Отражения.
Этот мир (мир войны, как это ни дико звучит, — заметил Джо) — единственный огромный материк Нартога и неисчислимое множество разновеликих островов. Материк делится на две неравные части, два государства. Меньшая часть принадлежит Империи, на большей расположена Республика. Их разделяет обширная горная страна, называемая Нихлобы, которая тянется с юго-запада на северо-восток, и с республиканской — северо-восточной — стороны обрамлена полосой безводных степей. Когда-то давно государств и разных территорий было гораздо больше, мир двигался к объединению, как и Юнит; в конце концов это привело к образованию двух систем, достаточно крепких, независимых, изолированных и издавна противостоящих друг другу.
Империя сложилась как постепенное завоевание одним небольшим народом всех остальных, живших к западу от Нихлоб. Народ этот, назывемый шерц, большей частью был смугл и черноволос, отчего и получил обиходное название чёрного. Но это было не только отражением признака расы. Чёрными шерцев называли ещё и потому, что их религия была пронизана таинственностью, тёмной магией и странными с точки зрения республиканцев обычаями. Бога у них не было, а были Силы. Никто, кроме выскокопоставленных жрецов Сил, не имел сколько-нибудь определенного представления о природе и назначении этих Сил (а также, кстати, о личности и самом имени Императора — Верховного Жреца). Тем не менее, Империя была высокоразвита технически и считалась родиной многих новшеств и изобретений, в том числе и оружия страшной разрушительной силы (местной модификации атомной бомы). Вот это роковое изобретение и сыграло с миром настоящую трагедию планетарного масштаба, став причиной бесконечной, жестокой и совершенно нелогичной — с земной точки зрения — войны.
Республика же сложилась как добровольный союз многих родственных наций, когда-то повоевавших между собой, но благополучно ужившихся на почве новой всеобщей религии — веры в Небесный Град (влияние и отражение Центра). Республика была более лесиста и плодородна, чем Империя, и даже на тридцать восьмой год войны не очень-то голодала и не поедала ужасные химические эрзац-продукты, — как уверяла красноречивая республиканская пропаганда. Может быть, близостью к природе (говорилось в «Настольной книге офицера», которую Данила нашёл на столике в палатке Джо), а возможно, и традициями дружественного единения объясняется давняя неприязнь республиканцев к замкнутому образу жизни тоталитарной Империи. Основная же причина вражды — катастрофа, однажды стёршая с лица мира большой имперский остров, а вместе с ним — образец нового смертоносоного оружия.
Вскоре после этой трагедии повсеместно стали происходить странные вещи. Климат стал суше и жёстче, вымерли многие растения и животные, а главное — стали неизвестно куда исчезать люди. Умирая, человек просто растворялся в воздухе, иногда — без всяких на то причин. Целые полки, накрытые артиллерийским огнем, таяли без следа, а госпитали быстро пустели, не нуждаясь в погребении умерших; тех же, кто выживал, начав после ранения бледнеть и расплываться подобно призракам, насчитывалась всего лишь пара десятков. Республиканцы, издревле уважавшие своих покойников, считали это чёрным колдовством шерцев. И Республика поклялась страшной клятвой — уничтожить это гибельное пятно на лице мира, к тому же первым начавшее войну.
— Вот такие вот дела, — наконец сказал Джо, заметив, что долгая его лекция произвела на Данилу мощное впечатление, какое бывает, когда перед человеком вдруг открываются миры, движутся и действуют целые человечества и всякое такое.
— Ну, теперь выкладывай свои вопросы.
У Данилы голова шла кругом от избытка любопытства, и он сумел только произнести:
— А как?... Сорок лет люди дерутся, а мы... Как же мы всё это?...
— Хороший вопрос,— хмыкнул Джо. — Я здесь уже целый месяц, а до сих пор ни фига не понимаю. Надо сначала выяснить — куда деваются покойники, а уж потом...
— А почему пацаны воюют? — вырвался у Данилы новый вопрос.
— На всем свете осталось несколько сотен взрослых, — ответил Джо. — Из них половина инвалидов и сумасшедших, а другая половина — старики и старушки. Людей выращивают в специальных питомниках и потом отдают жителям по разнарядке. В войска зачисляют с восьми лет. Нашему полковнику — аж целых двадцать.
— А как они исчезают? — продолжал выпытывать Данила. — Просто тают и всё?
— Ну... как тебе сказать... Человек мучается, истекает кровью, всё как положено, а потом кровь перестает течь. Он быстро становится каким-то серым. Потом совсем прозрачным. Вот и всё.
— Ты видел когда-нибудь?..
— Один раз пришлось. Жуткое дело.
— А мы — тоже?
— Да нет, мы-то с тобой защищены. У тебя в ксивере шнурок — там вшита такая штука, которая создает вокруг тебя поле. Пуля, осколок — не проникает. Термическое поражение тоже экранируется. А вот если шмякнешься головой обо что-нибудь — попадёт. Или взрывной волной может шибануть. Хотя тоже — не так, как местных, но — следи за собой...
— А откуда взялся другой язык?
— Это просто особый извод староанглийского, на котором здесь почему-то разговаривают. Мне было легче, это для меня просто старинный диалект. А за тебя я опасался, думал — не пойдёт. Как ты, чувствуешь трудности?
— Вообще-то нет, — подумав, сказал Данила. — Даже интересно. А как же он сразу так выучился — я и не заметил?
— Не знаю, — ответил Джо. — Это дела Центра. Они тебя вытащили из настоящей пограничной ситуации... Ты знаешь, с Земли в другое пространство можно попасть только в такие моменты, когда решается: кто ты будешь и будешь ли вообще... Я вот, например, почти что умер от гриппа. Тоже вовремя вытащили.
— От гриппа? Странно...
— У нас это не то, чтобы странно, но вдалеке от города... А ты — как?
— А я — в яму провалился. Слушай, а как — обратно?
Джо вскинул на Данилу удивительно чёрные глаза.
Видно было, что и он этого не знал.
Теперь они чувствовали себя в одной крепкой упряжке. И мгновенно взглядами спросили друг друга: могут ли они, обыкновенные мальчишки из другого мира, удержать в своих двенадцатилетних мозгах эту гигантскую задачу: затормозить и остановить махину, которая вот уже почти сорок лет неуправляемо несётся к собственному концу?
— Но почему они не взрослых послали, а нас с тобой? — продолжал спрашивать Данила.
— Я же тебе говорил, что взрослые тут наперечёт, — сказал Джо, одновременно думая о чём-то своём. — Там, в столице, все инвалиды друг друга знают, и многие входят в консилиум обороны. Туда трудно кого-то посадить.
— А мы-то сможем?..
— Я привык думать, что в Центре не ошибаются, — сказал Джо (и было видно: он хочет в это верить), — и своих людей в чужих дырах не бросают...
Шаги у входа в палатку заставили Джо откинуться на раскладушке и мирно замычать мотивчик патриотической радиопесенки. «Второй сержант Хлай к лейтенанту Льюису», — кашлянув, пискляво рапортовала темнота.
— Чего там? — лениво откликнулся Джо.
— Пакет спецсвязи в Форт-Шилд к полковнику Рамстайну.
— Ну, залезай, брат, — сказал Джо, закутываясь в одеяло.
В палатку проник худенький белобрысый мальчишка лет девяти с мелким синюшным личиком и огромным оттопыренным ухом, выглядывающим из-под косо надвинутого берета. Он тут же хрипло закашлялся и протянул Джо толстый конверт.
— Так что, лейтенант, приказано выехать утром, в полседьмого. Отдельной бригадой спецсвязи 64-го Зэ-Бэ. И ещё... это... взять меня, Бродягу Кормака и вот этого новенького.
— Новенького я и так возьму, — сказал Джо, небрежно бросив пакет под подушку. — Проверить, как ты думаешь, надо? А без вас с Бродягой я бы запросто обошёлся... Ты простыл, что ли?
— Есть маленько, — сказал Хлай и громко хлюпнул носом. — Ну, раз приказано...
— Ладно, посмотрим, — сказал Джо. — Ступай выпей чего-нибудь горячего.
— Спокночи, начальник — насморочным голосом сказал Хлай и, пригнувшись, исчез.
— Видал? — обернулся к Даниле лейтенант Джо. — Война доходит до глупости, брат. Хорошо, что у них здесь нет шпионов, вот бы кому раздолье...
— А мы с тобой? — шёпотом возразил Данила.
— Ну, мы с тобой — это другое дело, — в тон ему ответил Джо и оба осторожно засмеялись.
И вот тут-то они услышали этот низкий, закладывающий уши гул, который полз издалека, как сгущённая в звук тревога. Данила даже не успел спросить: что случилось, — как Джо уже сорвался с раскладушки, пальцем безошибочно попав в кнопку фонаря, а ногами — в заранее расшнурованные ботинки.
— Сейчас такое увидишь — атас, — объявил он. — Бомбёжка идёт...
В лагере царила настоящая паника. Данила, скользя, бежал за Джо по направлению к штабной палатке, пока не услышал, как кто-то рядом, знакомо закашлялся и с размаху шмякнулся в грязь, загремев металлом.
— Хлай, ты, что ли? — крикнул Джо.
В ответ послышалось сопливое всхлипыванье, заглушаемое ревущим небом.
Хлай ещё копошился в грязи, а Джо уже щёлкал затворами выдранных из грязи двух единиц оружия.
— А ты молодец, братишка, — сказал Джо еле вставшему Хлаю. — Соображаешь. Ну-ка, быстренько-шмыстренько, давай за боеприпасами...
Тут подоспел Данила, увидев в руках у Джо нечто похожее на дробовик большого калибра.
— Гранатомёт? — догадался Данила.
— Он самый. Держи... Заряжаешь в ствол... прижимаешь и...
Рёв моторов заглушил его объяснения, — вверху замаячили бледные размытые огоньки, и сразу же, почти без перехода, переросли в слепящие оранжево-голубые вспышки рвущихся бомб.
— Давай в яму!.. — проорал Джо откуда-то снизу, и Данила, прижав к себе пушку, наугад съехал по колено в холодную воду. (Ему вспомнилось последнее приключение прошлой жизни; какое-то время он не понимал — кто он теперь.) В треске и грохоте он едва заметил, как справа от него с плеском приземлился Хлай, — он почувствовал это только по брызгам в лицо.
Джо схватил Данилино орудие за ствол и с силой воткнул в него клацнувшую пирамидку заряда.
— Ну, народы, держись!.. — полупонятно крикнул Джо, всматриваясь в небесную мешанину. — Крепче к себе прижимай!
Данила приладил ружьё к плечу и задрал его в мутный зенит, абсолютно не представляя себе, как и куда он будет сейчас стрелять. Слева и сзади почти одновременно полыхнули два взрыва: короткий и визгливый — выстрел Джо, и долгий, раскатистый, сверху и спереди ткнувший в лицо тугим ударом. Он чуть не выронил гранатомёт, но сразу же, среди ошмётков, поднятых разрывом, разглядел в небе быстро движущееся желтоватое свечение. Ну... — подумал он, и, кажется, в этот момент совершенно ничего не чувствовал, кроме грома в ушах.
Спуск подался неожиданно легко, но вслед за этим Данилу начисто смяло, оглушило и подогнувшимися коленями мощно вдавило в грязь.
Он еле шевелился, пытаясь нащупать поблизости хоть какую-нибудь опору, наткнулся ладонью на что-то мокрое, тёплое и жёсткое, и тут даже не услышал, а просто понял, что сверху на него неотвратимо рушится тяжкая громада, и тогда вдруг ослаб, упал на кого-то протянувшегося по дну траншеи и закрыл голову руками.
Последовавший затем близкий взрыв перевернул ему внутренности и почти отключил сознание.
Некоторое время он нчего не помнил.
Потом стало глухо.
В голове его перекатывались разноцветным звоном колокола. Он ещё вспомнил, что так, очень похоже, на острове звонили к началу смены в корабельный колокол-рынду. Нужно было проснуться, но сон придавливал его к мокрой шевелящейся подушке, и только сделав над собой титаническое усилие, он разлепил веки и — снова возвратился в войну. Кто-то извивался под ним, захлёбывался и хныкал.
Данилу словно током ударило: да это же малыш Хлай, — вот кого он подмял, когда свалился на дно траншеи. Он поспешно вскочил и сгрёб за плечи полузахлебнувшегося, крупно дрожащего мальчишку.
— Эй, — сказал Данила, сплёвывая глину изо рта. — Живой?..
— А?.. — слабо отозвался Хлай. — Пусти... ты кто?..
Данила с трудом поднял его до края бруствера, провел рукавом по лицу, и Хлай вроде бы стал затихать, продирая глаза.
— Это же я... новенький, Савлук! — втолковывал Данила, перекрикивая звон колокола. — Ты живой или нет?
— А?.. Я-я?.. — выхрипнул Хлай, извернулся на живот и зашёлся в рыданиях.
— Живой, раз ревёт, — среди звона еле расслышал Данила. Он обернулся — сзади темнела фигура Джо и поблескивала его улыбка.
— Ну-ка, посмотри направо, — сказал Джо.
Данила посмотрел направо: там полыхал жирный чадящий огонь и выхватывал из темноты некую конструкцию с торчащей ввысь перекрученной металлической фермой.
— Ты хоть знаешь, что ты сделал-то, народец? — закричал Джо, обхватив и чуть приподняв обалдевшего Данилу. — Ты же турболёт завалил, зверюга!.. Ого!.. Теперь опять капралом будешь...
— Фиг его знает, — пожал плечами Данила. — Я же не видел, куда стрелял... Ну, отпусти, что ли.
СЕГМЕНТ КРАСНО-ОРАНЖЕВЫЙ
(III, главы 23-32)
Было снова светло, когда Данила проснулся и — даже обрадовался, что жив.
В голове ещё позванивало, и ощутимо ныло потянутое плечо.
Так-так, подумал Данила, пора подвести некий итог.
Во-первых, Джо. Какой человеческий парень. Если бы не он, разве смог бы Данила более-менее спокойно ориентироваться во вчерашней свистопляске? Ну вот, с напарником Даниле определённо повезло. (Сырая формяга подсыхала, распятая на стенных крючках; отсутствовали только штаны Джо; значит, он ещё здесь, подумал Данила.)
Второе. Если верно то, что он действительно подстрелил турболёт, то выходит — он уже кого-то убил? И неведомый вражеский лётчик растворился без следа, чему виной Данилина полуслучайная удача. Вот это открытие! Быстро же он вписался в эту войну...
И наконец. Почему они с Джо сражаются именно за республиканцев? Неужели Центр считает одну из сторон более правой и достойной уцелеть? Странно, подумал Данила, надо будет ещё поговорить об этом с Джо.
А в общем и целом день намеревался быть не менее сумасшедшим, чем минувшая ночь. Поэтому, решил он, лучше подумать о том, как существовать далее.
Он тогда встал и обнаружил под своей шаткой раскладушкой замасленный комбинезон третьего срока, вполне годный для того, чтобы, натянув его, пойти и умыться. Он ступил в сырые ботинки и на всякий случай прихватил свой вчерашний заскорузлый глиной берет.
И только вынырнул из палатки, как сразу же — нос к носу — столкнулся с рыжим капитаном. Чёрт возьми, ругнулся про себя Данила, понятия не имевший о том, как здесь отдают честь (и в ходу ли тут вообще таковой обычай). В конце концов он произвёл неопределённое движение, похожее на жест человека, у которого раскалывается голова.
— Доброе утро... начальник, — сказал при этом Данила и увидел, что уловка удалась: капитан расплылся щербатой улыбкой и благосклонно двинул его кулаком в плечо.
— Здор о во! Неплохо вчера поработал. Башка небось трещит?
— Есть маленько, — сказал Данила, вспомнив Малыша Хлая.
— Вам с Льюисом отсрочка вышла, раз такое дело, — сказал капитан, выцепляя из ксивера пару сигарет. — Поедете к вечеру. На-ка твою родную, ильзарскую...
— Да нет, спасибо, — сказал Данила, вынужденный покривить душой. — Мне эти родные уже вот где...
— Тоже верно, — ухмыльнулся капитан. — Я тебя по новой к капралу представил. После обеда зайдешь в контору, ордер тебе сделаю. Ну, отдыхай, до вечера.
С этими словами конопатый капитан отошёл, добродушно пыхтя сигаретой.
А я здесь уже почти за своего, подумал Данила. Сказал бы лучше — где здесь дают чего-нибудь съедобного...
Горелый запах пшённого кофе привел его к фургону передвижной кухни. Несколько мальчишек, пристроившись на капоте, сосредоточенно уплетали что-то из пластиковых мисок.
— Эй, народ!.. — окликнул его знакомый голос. — Ну, кроме шуток — как спалось?
Джо с фляжкой в одной руке и двумя мисками в другой, нагнав его, ослепил, по обыкновению, великолепной улыбкой.
— Как чувствуешь, старик? — вопросил он. — После такой ночки желудок к хребту примерзает, правда же?
Данила в ответ потупил голову.
— Джо, — сказал он. — Этот... лётчик — его нашли? Или он...
— Какой лётчик? — серьезно удивился Джо. — Да что ты, дурилка!.. Бери легче, это же имперские беспилотники. Если б это был лётчик, он бы запросто увернулся, да еще бы осколочную тебе бросил. Так что ты не думай, Дэн. Первый твой жмурик ещё впереди.
— Дубовые же у тебя с утра шуточки, — сказал Данила, неловко и облегчённо улыбаясь.
На обед была сносная овсянка с вязкими трубочками синтетического мяса. Даниле с лёгкой руки Джо навалили двойную порцию. Хмурые пацаны, стоящие в очереди за добавкой, уставились на него с завистливым упрёком.
— Батлег сказал: если бы ты не был разжалован, — сообщил за трапезой Джо, — быть бы тебе тут же офицером.
— Кто сказал? — не понял Данила.
— Рыжий Бат, капитан, — пояснил Джо. — Ты смотри, как удачно подвернулось. Так бы тебя недели две ещё пасли да проверяли. А теперь раз — и опять капрал...
— Почему это — опять? — ляпнул Данила с полным ртом.
— Молчи... Это я для тех олухов, авторитет тебе делаю, — понизив голос, надавил Джо. — Кушай лучше кашку — ну совсем как настоящая!
На задворках полевой кухни, прижавшись спиной к колесу водяной цистерны, сидел малыш Хлай.
Уставился в землю. Держал между трясущихся пальцев ржавую сигарету. Курил и надсадно кашлял.
Он не заметил подошедшего Джо. Стряхнул пепел. Сплюнул под ноги.
— Ты что это, браток? — сказал Джо, выхватил из его пальцев замусоленный бычок. — А ну-ка прекращай себя гробить.
Хлай равнодушно взглянул на лейтенанта, хотел встать, но в этот момент его скрутила в дугу судорога кашля, и он, верно, сполз бы в грязь, если бы не помощь подоспевшего Данилы.
— Что ж ты с собой делаешь, балбес? — с укоризной продолжал Джо, отыскивая что-то в ксивере. — Ты посмотри на него, одна обшивка осталась. Растворишься к чертям — тогда что?
В белесых глазах Хлая мелькнула искорка страха, но, полуприкрыв обмётанные синевой веки, он сказал хрипло:
— Я, начальник... это... Ну, сам понимаешь — хочу... в госпиталь. — Тяжело перевёл дыхание и добавил: — И пошло оно всё на фиг...
— Он прав, Джо, — сказал Данила. — Похоже на здоровенный бронхит.
— Дурачок, — сказал Джо, — не был никогда в госпиталях — и молчи лучше, не хочу тебя слушать. На вот тебе. — И протянул Хлаю маленькую, со среднюю фасолину, бледно-голубую капсулу и фляжку с тёплым кофе.
Малыш недоверчиво посмотрел на Джо, тихонько отстранился от Данилиной помощи и, видимо, махнув на всё рукой, в два приёма сглотнул предложенное, да ещё при этом постарался горлышка не касаться губами.
— Поедешь с нами, — сказал Джо. — Сейчас иди поспи. К вечеру будешь как новенький. Понял?
— Понял, начальник, — сказал Хлай, вытирая нос рукавом. — Вообще-то спасибо...
— Ну тебя, — отмахнулся Джо. — В больнице валяться — это каждый дуддль может. Есть вещи куда как поинтереснее.
Хлай зашел за цистерну, осторожно высморкался и поплёлся восвояси.
— Последнюю «люси» отдал, — сказал Джо. — Он нам ещё пригодится, этот Хлай, помяни мое слово.
— Что это за такая «люси»? — поинтересовался Данила.
— Классная штука, — ответил Джо, — долгоиграющий стимулятор. Без всяких отходняков. Ночью, даст Бог, получим ещё. Сегодня, брат, у нас посылка из Центра. Но сначала — придётся немножечко поработать...
— А кто такой дуддль?
— Ну-у, это… вроде, что ли, м-мм… Петушочек типа. Удалец-молодец такой. Вроде нас с тобой, Дэн!
Скоро, обходя лагерь, Джо и Данила нашли ещё одного своего спутника, известного в батальоне как Бродяга Кормак.
Это был длинный нескладный мальчишка лет тринадцати с лишним, на лице его застыло навечно выражение туповатой сосредоточенности. Кое-кто считал его просто «отстающим в развитии», но все отдавали должное его прославленной невозмутимости и умелым рукам. У Кормака были, правда, заскоки, — и кроме педантичной хозяйственности (всегда свежий воротничок, смазанный карабин и заплатка в нужном месте) и специальности ракетомётчика (отчего он был несколько туговат на ухо), он обладал ещё одним любопытным свойством: тягой к ночному бродяжничеству.
Джо поведал Даниле такой случай. Однажды Кормака недосчитались на вечерней поверке. Поиски не дали результата: первый сержант Кормак бесследно исчез. Командир едва успел вставить его в списки пропавших без вести (мало ли какой шальной осколок мог настигнуть беднягу), как тою же ночью внезапная атака роботов-турболётов унесла с ветром девяносто процентов батальона. Наутро Кормак явился на перепаханное воронками поле. Его судили, разжаловали, сослали в штрафной заградотряд. Когда его спросили, откуда ему было известно о предстоящем налёте, он только пожал плечами: «Не знаю, сэр. Потянуло в степь, как чумного...» Самое удивительное — почти все склонялись к тому, что это была правда.
Теперь Кормак с помощью острого гвоздя и суровых ниток пришивал к ботинку новую подметку.
Джо пробудил его от трудовой лихорадки только с третьего раза, хорошенько ткнув в плечо.
— А-а, здравствуй, начальник, — еле обернувшись, отозвался Бродяга. — Что, есть какое дело?
— Сегодня поедешь с нами в рейс, — коротко изложил дело Джо. — Смотри, не пропади куда-нибудь.
— Я постараюсь, — смиренно пообещал Бродяга, перекусывая нитку.
— Ночью-то где был? — поддел его Джо. — Опять, небось, в степь потянуло?
— Нет, зачем... — ответил Кормак. — Вахту стоял. Следил за обстановкой. Там, за холмиком.
— Ну, теперь-то за холмиком не отсидишься, — сказал Джо. — Возьмешь ракетомёт и пару дюжин осколочных. В полпятого отчаливаем. Ясно?
— Ракетомёт — дело хорошее, — глубокомысленно протянул Кормак и снова углубился в сапожное ремесло.
— Так как насчёт холмика, а, сержант?
— Да понял я… в полпятого… — коснулся козырька Бродяга, на самом деле привычно втыкая в него иголку.
— Неплохая у нас команда, — ухмыльнулся Джо. — Два шпиона, простуженный шкет да дремучая деревенщина. Из этого должно что-то получиться. А, как ты считаешь?..
— Ну, братки, слушайте диспозицию, — сказал Джо после получаса езды по разухабистой полевой дороге. Кабина была битком — в неё, помимо Джо, втиснулись Данила и Хлай; Кормак трясся в кузове, нежно прижав к груди станину ракетомёта.
— У нас, кроме пакета связи, ещё и разведзадание, — сообщил Джо. — Тут чёрные, говорят, набросали на дорогах самострелов. Хлай, видел когда-нибудь такую машинку?
— На картинках видел, — сказал явственно посвежевший Малыш.
— Это такие автоматические штуковины с инфракрасными фонарями. Секут метров за четыреста и бьют разрывными снарядами всё, что движется. У нас на этот счёт есть радар, дальность — почти километр.
Джо указал на крохотный, с ладошку, экран с тремя светящимися окошечками.
— Вот здесь, сверху, сигнал обнаружения, — продолжал Джо, уже, видимо, привыкнув к молчаливому вниманию. — А тут — дальность объекта и угол в градусах. Дэн, будешь следить за прибором.
— Понятно, — сказал Данила, репетируя про себя: справа восемнадцать градусов, дальность, допустим, восемьсот...
— А ты, Хлай, гляди в бинокль и сообщай, что видишь. Ноль градусов — прямо вперёд, девяносто — по сторонам. Увидеть можешь всё, что угодно: эти уроды, бывает, маскируются, но радар сечёт всякую железячку.
— Ну, я попробую, — весь как-то поджался Хлай. — Только... на своей-то стороне я увижу, а если на вашей?
— Дверь не закрывай, болтайся на подножке. Что увидишь — сообщай Кормаку, он своё дело знает.
Данила обернулся в окошечко заднего вида: Бродяга, подняв воротник от ветра, мирно жевал печенюшку. Пятый год воюет — всякого повидал...
Странно, — вдруг подумалось Даниле, — неужто Империя настолько сильнее технически, что сплошь да рядом истребляет республиканцев без всяких потерь со своей стороны? Разбитые роботы-убийцы — это не жизни живых мальчишек, испарившиеся неизвестно куда. Наверно, Центр понимает обречённость Республики, вот поэтому они с Джо и посланы сюда...
И выходит, — если они не отыщут разгадку какой-то тайны — им всем скоро конец?
Да, но сначала надо НАЙТИ, что же именно им искать...
Он глядел на индикатор радара и понимал всю сумасшедшую безнадёжность их задачи: вдвоём перевернуть мир.
...И взгляд, готовый ко всему, вдруг выхватил три оранжевые цифры на индикаторе и, почти без участия мозга, воплотился в неузнаваемо резком выкрике:
— Девятьсот сорок... (минус — значит слева) слева тридцать шесть градусов... Хлай!..
Малыш неожиданно артистически скользнул за дверцу, лишь легонько придерживаясь левой рукой, и вперил свою шестнадцатикратную просветлённую оптику в начавшие густеть сумерки. Джо тормознул и приобнял за плечо напрягшегося Данилу.
— Не заводись ты так, — посоветовал он. — До него аж две дистанции. Хлай, ну что?
— Есть, начальник!.. — сорвался на визг Малыш. — Стоит на открытом месте...
— Ну-ка, дай, — потянулся Данила за биноклем.
В розоватом плавающем мерцании перекрестье прицела отыскало неизвестное угловатое сооружение с ясным фиолетовым пятном инфракрасного прожектора.
— Кормак, слыхал? — спросил Джо. — Тридцать шесть слева...
— Ага, — через силу отозвался Бродяга, с трудом запихивая ракету в приемник; и вскоре: — Эй, уши держите...
Шарахнуло, тряхнув грузовичок. Жёлто-багровая полоса со стоном протянулась в мягкие сумерки. В ответ раздался двойной взрыв и в лицо толкнуло горячим воздухом.
— Готов, — с удовлетворением отметил Джо, тихонько трогая дальше.
Ша-рах!..
—... Минус сорок два... дальность шестьсот двенадцать...
— Есть! Господи, да их там целая куча!..
— Кормак, погоди, я к тебе! Сорок два и сорок четыре, понял?..
— Ну дык...
Шарах! Ша-ррах!..
Данила уже не прикрывал уши ладонями, голова его гудела нестерпимо, до тошноты, и он, как заведённый, выкрикивал цифры, и не был уверен, что его понимают, и поэтому кричал ещё громче, и в промежутках между взрывами слышал всхлипы Хлая и рычание Джо, как бы повторявшего скрежет переключаемых скоростей; он только немного сбился, когда перед машиной вспухло облачко близкого разрыва, Джо рванул назад, а ракетомёт Кормака шарахнул прямо в ноль градусов на прицеле четыреста десять, и взрывной волной оторвало от дверцы обессилевшего Малыша, и сыпануло за шиворот выбитым — последним — задним стеклом...
Только затем, в гудящей тишине, осторожно объехав чадный костёр раскуроченного самострела, они почувствовали какое-то неудобство: экран был снова пуст, и уже минут десять они слышали только ворчанье мотора.