Бродяга Кормак, гроза самострелов, вывалился из кузова, закрывая лицо ладонью. У него носом шла кровь.
— Водички бы, начальник... — сдирая наушники-глушители, проорал он.
Джо вытащил из-под сиденья канистру с водой, молча полил ему — умыться и напиться.
Подполз Малыш, надолго приник к горлышку. Губы у него ходили ходуном. Задохнувшись, со стоном отвалился в траву.
Данила намочил себе раскалённую голову: пить он не смог — после двух глотков перехватило горло. Он разделся — вытряхнуть из-за шиворота стекло.
Все молчали, слушая, как Джо открывает штык-ножом двухлитровую банку консервов из сухпая.
Лицо его — шоколадное пятно на тёмной зелени травы — было неестественно спокойно.
Он отбросил за спину зазубренную жестянку, отстегнул с пояса флягу.
— Кормак, — позвал Джо. — Держи. Кофе с глюкозой.
— А? — вскинул голову Бродяга. — Что говоришь, начальник?
— Кофе, говорю! Тебе. Ты нынче большой молодец. Считай, что у тебя есть отпуск и знак снайпера.
— А-а, — протянул Кормак, принял награду, и вдруг выдал целую речь, громкую и гнусавую, зажимая нос кусочком грязной марли: — Снайперов-то у меня уже было две штуки. Одного лишили. Куда их? А вот домой смотаться — это бы не хило. Там у меня, в Ильзаре, целый вишнёвый лес. Никто не собирает, прикинь? Так зря и гниют.
— А ты, Хлай, откуда? — после долгой паузы спросил вдруг Данила.
(И тут же задумался: а если кто-то спросит его о том же — что он тогда ответит?..)
— Гладсборо, приют Земляничное Поле, — ответил Малыш, перевернувшись на спину. — Номер девятнадцать-двадцать четыре, как сейчас помню. А ещё я видел отца своего...
— Как ты сказал? Отца?.. — переспросил Кормак. — Где ж ты его выкопал?
— Да это он меня нашёл. Хоть и без ног. Худой — страсть, ещё хуже меня. Настоящих яблок принес. Говорит, отыскал меня по особпримете — шраму на груди. Я-то его никогда не видел...
— Тебе, считай, удача привалила, — позавидовал Бродяга. — Какой-никакой, а отец же ведь.
— А шрам отчего? — осторожно поинтересовался Данила.
— А у меня в детстве пол-лёгкого вырезали.
— Чего же ты... — задохнулся Данила. — И молчал, когда призывали?..
— Там не спрашивают. Да и всё равно, вообще-то...
— У вас, я вижу, вечер воспоминаний? — улыбнулся Джо. — Кто про вишни, кто про яблоки... Насчет лапши, я полагаю, никто не возражает?
Оставив мирно спящего в кабине Бродягу, а Хлая — на посту, Джо и Данила пробирались в глубоких сумерках по редкому лесу к месту условленной встречи. У Данилы ещё подрагивали колени, в голове было пустовато и звонко, но он доставал Джо разными техническими вопросами, на каковые опытный разведчик отвечал доходчиво и с охотой.
— Как делается связь с Центром? — переспросил Джо. — Очень просто. Гляди-ка.
Он вынул из нагрудного кармана нечто металлическое, похожее на пятипатронную обойму для старой винтовки.
— Что это, по-твоему?
— Как что? Патроны, — ответил Данила.
— На месте любого вояки я бы тоже так сказал. На самом деле эта хитрая штука называется чекер. Во втором и четвёртом патронах хранятся «люси», по четыре в каждом. Крайние два — настоящие — для понта. А посерёдке — сам чекер. Вместо капсюля — лампочка. Нажать на неё чем-нибудь (не железным и не острым только — а то с боевыми перепутаешь, не дай Бог, палец оторвёт), лучше спичкой, — чекер запрашивает Центр: я готов для связи. Раз в неделю, кроме экстренных случаев. Теперь валяй в безлюдное место и жди, когда лампочка снова загорится. Понятно теперь, зачем мы здесь?
— Более-менее. А откуда они знают — где и когда?
— Хм, неужто я тебе не говорил? Они же пасут нас каждую минуту. Вся информация фиксируется в Центре. А как же иначе?..
— Всё-всё, что мы делаем? — изумился Данила (нельзя сказать, чтобы это было приятно). — Что же они — сидят днём и ночью?..
— Да никто там не сидит, — с улыбкой успокоил его Джо, — и не подсматривает, как ты застёгиваешь штаны. Это всё пишется в большом компьютере. Правда, он живой и его зовут Голова. Как случится что-нибудь: угроза для нас или что-то интересное для них, — Голова выдаёт сводку группе сопровождения. Так что мы с тобой почище астронавтов. Знаешь, как о нас заботятся...
Данила почувствовал себя одновременно маленьким муравьишкой, заброшенным невесть куда, и важной персоной, которую ежесекундно опекают неизвестные, но добрые и могущественные боги. Снова всё было похоже на хитроумно запутанное, но прелюбопытнейшее сновидение.
— Ничего, — уловив его состояние, улыбнулся Джо. — Привыкнешь. Раз тебя выбрали — начит, всё у нас будет о'кей.
— Тебе-то хорошо, — неопределённо позавидовал Данила. — Ты там был, всё знаешь...
— У тебя ещё всё впереди, — сказал Джо. — Ох ты! огонёк зажёгся...
С его возгласом между кустов на склоне холма сверкнул ответный сигнал. Джо и Данила, не сговариваясь, припустили в гору.
— Привет вам, герои! — юмористически-торжественно сказал кто-то, появляясь в полумраке среди ветвей. Голос был негромок и приятен. Что-то он напоминал Даниле, но вот что именно — он понял только приблизившись.
— Проводник! — вырвалось у него.
— Здравствуй, мой Мальчик, — и знакомая лёгкая рука опустилась на его плечо. — Вот и настало время свидеться. Привет, Джо.
Данила не мог оправиться от приятного потрясения. Тот же облик, та же с сильной проседью густая борода, только вместо просторного плаща и трости — плотный стёганый комбинезон и странной формы чемодан-сундучок.
— Вы можете не говорить, — сказал Проводник, присев на корточки, чтобы открыть чемодан. — У нас сегодня не так много времени. Вами довольны. Особено тобой, Даниил. Джо потребовался почти месяц, чтобы вжиться в роль; ты же в первый день стал воином — против всяких ожиданий. Молодец. Настоящий линкер... Теперь слушайте внимательно. Это — новые чекеры. Завтра вы должны быть в Форт-Шилде, верно? В клинике для ветеранов на улице Стю, одиннадцать вы найдёте сержанта Огдена, тридцать восемь лет, ранение в голову семьдесят первого года, считается душевнобольным. Расспросите его о подробностях ранения. Расскажет с удовольствием. Без свидетелей. Представитесь исполнителями секретного поручения генштаба. Вот ваши бумаги. Далее — свободный поиск. Готовится крупное наступление Империи. Узнайте по возможности подробнее. В следующий сеанс получите экраны повышенной защиты — на случай наступления. Но главная задача — информация об исчезновении людей. Центр думает об усилении вашей группы и возможной засылке в Империю. Там уже работает группа подготовки. Да и здесь есть наши люди. Если встретите — узнаете сразу. Пока всё. Держитесь, мальчики. Устали? — Джо улыбнулся, Данила помотал головой. — Есть пожелания? — Тот же ответ. — Ну, до связи, мои воины. Помните, что мы всегда с вами. Удачи!
— До свидания, Проводник, — сказал Данила.
— Спасибо, Учитель, — сказал Джо и шепнул Даниле: — Повернись...
За их плечами в шорохе ветвей раздался высокий печальный звук, затухающий, как вибрация струны и дальше — тишина.
— Вот так, — сказал Джо. — Всё запомнил?
— Улица Стю, одиннадцать, — повторил Данила. — Сержант Огден. Тридцать восемь. О ранении. Наступление Империи. Что-о?..
— Вот так-то вот, — сказал Джо. — Да ладно, это я просто так спросил. Обалдел, небось?
— Много чего вспомнилось, — признался Данила. — Пошли?
— Пошли, — согласился Джо. И вдруг добавил после полуминуты ходьбы: — А знаешь, сколько энергии уходит на это? Хватит, чтобы вскипятить небольшое озеро.
Вернувшись, они застали Кормака за уничтожением остатков ужина.
— Нормально прогулялись? — поинтересовался он.
— Как тебе сказать... Темно было, — сказал Данила.
— А где Малыш? — спросил Джо.
Кормак вместо ответа указал ложкой на кабину грузовика, откуда послышался тихий стон спящего Хлая.
— Ты, браток, постереги немного, — попросил Джо. — Через пару часов можешь палить — хоть из ракетомёта.
— Заряда жалко, — сказал Бродяга. — Шесть всего осталось.
— Ну тогда просто запусти мотор, — сказал Данила, забираясь в пыльный кузов. — Спокойной ночи.
— Угу, — промычал Бродяга, удобно устраиваясь у колеса.
Данила и Джо кое-как завернулись в брезентовый чехол ракетомёта и через минуту каждый уже видел свою родину, оставшуюся где-то там — далеко или близко — на Той стороне.
СЕГМЕНТ ОРАНЖЕВЫЙ
(IV, главы 33-39)
Маленький прифронтовой городишко Форт-Шилд встретил их почти полным безлюдьем. Мимо ползли бесцветные улочки с замусоренной щербатой брусчаткой, нежилого вида одно-двухэтажные дома, а то и вовсе развалины бревенчатых трущоб. За всю недолгую дорогу до командного пункта им навстречу попались несколько мальчишек в форме да ковыляющий по лужам одноногий инвалид.
— Вот здесь раньше был подземный завод, — произнёс Джо, проезжая мимо огромной ямы, наполненной оранжевой водой с чёрными масляными пятнами. — Дней десять назад взлетел на воздух, говорят, из-за замыкания. Больше ста человек, не считая инвалидов...
Даниле нечего было ответить. Кормак дремал на его плече. Снова накрапывал дождик — сыпал в лицо сквозь давно выбитые стёкла.
У приземистого серокирпичного здания штаба, припарковавшись между двумя рыжими траками, Джо заставил их поскучать минут десять. Вернулся с бумажным мешком почты и огромной очищенной брюквой, разрезанной на части.
— Нате, угощайтесь, — бросил Джо, усаживаясь. — Улица Стю, 11. Рукой подать, как раз четыре квартала.
— Что он должен сообщить, этот Огден? — спросил Данила.
— Учитель сказал: он побывал в другом мире. Чёрт его знает, может быть, правда. А скорее — крыша поехала после ранения... Ну, посмотрим.
Даниле пришла в голову любопытная гипотеза:
— Для переброски в другое пространство надо сначала попасть в большую опасность. Так?
— Ну, допустим, — кивнул Джо. — Это называется — пограничная ситуация.
— Тогда, может, никто не растворяется, а просто все туда улетают?
— Куда улетают? Что у них, вырастают крылышки, что ли?..
— Точно такие же крылышки, как и у нас с тобой.
— Вообще-то логично, — после паузы согласился Джо, в глазах его засветились искорки интереса.
— Или их кто-то специально переносит, — закончил Данила. — А вдруг это Империя?
— Ты бы не сочинял раньше времени, — посоветовал Джо, хотя мысль ему явно понравилась. — Наше дело — дядьку этого расспросить, а там — пусть Голова думает: что да как. Ну всё, подъём! Приехали.
Дверь девятнадцатой одиночной палаты была задвинута внешним засовом.
По коридору, тоненько навывая марш, проезжала на коляске верхняя половина человека.
Они переглянулись, замешкавшись перед дверью. Половина человека прозвучала:
— Валяйте, заходите, братки. Арчи у нас смирный, только сладкое любит — страсть... Вы уж приготовьте чего, кабы худого не вышло... — Коляска, поскрипывая и подвывая, покатила дальше.
— Спасибо, — абсолютно автоматически сказал Данила.
Джо нахмурился и лязгнул засовом.
Экс-сержант Огден в застиранном исподнем белье стоял перед дверью навытяжку. Он был высок и неимоверно тощ. Левая рука его заканчивалась однопалым уродливым крюком. На лысом темени — огромная неровная впадина, слегка подрагивающая пульсом.
— Доброе утро, господин лейтенант! — отчеканил Огден, видимо, страшно довольный посещением. — Виноват, не найдётся ли у вас чего-нибудь сладенького?
— Арчибальд Огден, экс-сержант 324-й противотраковой?..
— Так точно! — радостно гаркнул Огден (у Данилы даже возникло ощущение нехорошей шутки или намеренного издевательства, но он тут же вспомнил, что этот человек сидит в одиночной палате).
Джо молча вынул из кармана горсть галет, а Данила — четверть брюквы, которую Огден ловко зацепил своим крюком.
— Премного благодарен! — зияя беззубой улыбкой, восторженно гаркнул Огден, и Данила понял, что этот человек вовсе не издевается над ними, и тогда задача их посещения становится под вопрос: может, он действительно душевнобольной, и они только напрасно теряют время?
— Прошу присаживаться, господа офицеры, — поклонился Огден, одновременно засовывая дары в узкие, мгновенно оттопырившиеся карманы кальсон. — Какие будут приказания?
— Пока никаких, сержант, — начал Джо, садясь на узкую скамью у стены, — мы только...
— Понимаю, господин лейтенант, — хитро прищурился Огден. — Нас эвакуируют и...
— Берите выше, — сказал Джо. — Задание генштаба. Да вы садитесь.
Экс-сержант Огден почтительнейше согнулся — с выпученными блеклыми глазами — и опустился на скомканную кровать — весь внимание.
— Расскажите, как вы были ранены и каковы были дальнейшие... обстоятельства, — попросил Данила.
— С удовольствием, господа офицеры. — Огден поёрзал на кровати и заговорил как по-писаному: — В октябре 71-го года наша отдельная противотраковая бригада приняла бой за высоту двести десять и пять. Я был ранен шестью осколками в голову, руку и, виноват, ягодичную область. В полном сознании доставлен в госпиталь. Перенёс четыре операции под местным наркозом. Умер от болевого шока. — Огден вдруг замолчал.
— Умер? — переспросил Данила. — Это интересно. Продолжайте, пожалуйста.
— Ну вот видите… — немедленно обиделся Огден. — Вы тоже мне не верите. Тогда читайте всё в истории болезни.
— Сержант, хотите конфету? — неожиданно спросил Джо, протягивая ему голубоватую «люси».
Гениальная находка Джо была тут же вознаграждена: Огден со смаком и посасыванием разжевал голубую капсулку, и взгляд его стал намного осмысленнее. Он попросил разрешения прилечь и, покойно сложив руки на животе, начал свою историю.
— Ну, господа, вижу, что вам можно доверять.
Расскажу всё, как было.
Было так.
Лежим мы с Робином МакМаком в окопчике. Траки в пяти кабельтовых пристреливаются. Сыпется на нас, знаете, грязища. И снег с дождём. Скучно. Мак мне и говорит: всё, старик, прощай, задом чувствую, что встретимся теперь в раю. Брось, говорю, не дрейфь, повоюем ещё (а у меня у самого уже и живот свело). Ага. Ладно. Прилаживаю гранатомёт, на всякий случай ему, Маку, подмигиваю. Поймал одного в прицел, сказал нехорошее слово и саданул. И — верите, нет — как будто сам в себя всадил. Ослеп чисто. Даже не помню — что там перед нами бабахнуло. Чувствую: голова стала, как грецкий орешек, а весу в ней — сто пудов. И вижу я как вроде бы не из себя, а сверху. Себя вижу. Засыпан землёй. Формяга на спине обгорела, полкаски нет, а из-под неё — чёрное сочится. И ведь не больно, не страшно — так, наблюдаю сам себя и тихонько вверх подымаюсь. Рядом Робби — куча горелого тряпья. Жалко стало. Легко. Стали мы маленькие, тоненькие такие, прозрачные. Вот так мы вовсе и пропали, только два пятнышка на дне окопа.
Ну вот. Хотел погоревать, что, мол, отмучились братки, и тут меня тихо-тихо, ласково затянуло в какую-то трубу, и я в ней летел, и хорошо мне было, даром, что помер. А в конце трубы — яркий свет. Рай, значит... И тут — на тебе — вместо рая, как по лбу обухом: хлоп — и опять вижу, как живой. И не просто вижу. Сижу, оказывается, на травке, ветерок, птички даже какие-то поют. Всё совершенно зелёное, даже, знаете ли, слишком. Солнышко. Вроде на юге. Представляете?.. Ёлки, я так обрадовался, что Рай есть! Пощупал себя за кумпол — и ржу, как идиот: всё в порядке, нигде не болит! Что за чёрт... Чудо.
Смотрю: идёт ко мне паренёк штатский. В панамке и шортиках. Худенький такой, серьёзный, ну прямо с Верхней авеню в Саут-Порте. Я вскочил, хотел тут же облапить его, красавчика, а он рукой машет и орёт: сиди, олух, не двигайся, ты ещё карантинный. Ну, я прикинул себе: карантин — предмет серьёзный, мало ли. Сел. Спрашиваю: где я? Он подошёл шагов на пять и говорит: всё в порядке, ничего не бойся, не делай резкий движений, ты, мол, попал на край... или за-край, что-то в таком духе...
— На Окраину? — подсказал, сжавшись, Данила.
— Вот-вот, похоже. Ну, может, и так. Наверно... Посиди, говорит, помолчи, успокойся, через пару часиков, если карантин пройдёшь, я тебя к дереву поведу, молиться научу. А мне хорошо. Живой... Потом холодно что-то стало. Я — глядь — а руки опять серенькие стали и расплываются. У меня дырка на штанах, а в ней — пусто. Тьфу ты, й...! А парнишка встаёт и говорит мне: мол, извини, браток, сегодня тебе, видно, не судьба. Бывает. В следующий раз, говорит, лучше ляг, закрой глаза и лежи смирно, пока за тобой не придут. У меня уже шары по-правде вылезают, а он говорит, как вроде умоляет меня: если уж тебе обратно суждено, возьми от нас, здешних, передачку. Стой! — ору, какую в й... передачку, держи меня, навоевался я в полный рост, хватит, хочу здесь! Да не бойся, он сказал, все вы тут будете. Вот тут меня настоящий ужас взял. Заругаться хочу — уже не могу. Парнишка врубился, что со мной неладно, и спешно суёт мне в ладошку какой-то камешек — круглую такую галечку с дыркой. Еле успел. И опять я провалился в эту трубу.
Очнулся — на койке. Весь в бинтах. Старик дежурный говорит: с того света меня вытянули. На кой, спрашивается? Четыре месяца валялся, один раз, я читал, признали клиническую смерть. А при выписке с личными вещами отдали эту самую галечку, с дыркой.
— И — можно на неё посмотреть? — очень спокойно спросил Джо.
— А как же, — с нескрываемой гордостью ухмыльнулся Огден. — Услуга за услугу. Вот он, райский камушек. Смотрите, не жалко.
И он вытянул из-за пазухи привязанный на армейском металлопластовом шнуре почти правильной формы красноватый голыш размером с донышко стакана, — такие очень удобно пускать с берега «плисточкой», как это принято говорить на Земле, в юго-западной Сибири.
— «Куриный бог», — сказал Данила, взвешивая на ладони амулет Огдена, когда Джо вывалился из девятнадцатой палаты, совершенно замороченный процедурой обмена ценностями (за один камешек на шнурке — полный сухпай плюс упаковка глюкозы и четырёхфунтовый пакет сахарина из аварийных запасов).
— Что? Как ты сказал?.. Бог? — встрепенулся Джо.
— У нас камешек с дыркой называется «куриный бог», — сказал Данила. — Не знаю, почему. Так переводится. Говорят, приносит удачу.
— Неизвестно, что он ещё нам принесёт, — напрягся Джо, прислушиваясь к дальнему глухому грому. — Эх, жаль, что Учителя нет. Счас бы этот камешек — на всякий там спектральный-темпоральный анализ... Ну, вперёд, нам ещё в топографию за картами.
...У постового шлагбаума их остановили, долго проверяли документы, заглядывали в кузов и в конце концов завернули по объездной дороге.
— Что стряслось-то? — спросил Джо.
— Говорят, чёрные бросают где-то здесь большую десантуру, — ответил свирепого вида фиолетовый негр-капрал с перекошенной серым шрамом щекой. — Боеприпасы есть?
— Да осталось маленько, — отозвался из кузова Кормак. — Шесть ракет и пара магазинов.
— Ладно, лейтенант, — дёрнул стволом автомата постовой. — Рвите в своё расположение, и на всякий случай зарубите себе: круглосуточная готовность.
— Понятно, — кивнул Джо. — Кормак, заряжай, поехали!
Сворачивая с фортшилдского шоссе на объездную однополоску, они видели, как два трака за оцеплением заравнивают огромную воронку почти посередине дороги.
— Начинается, — буркнул Джо.
И действительно — началось. Где-то над сплошным серым покрывалом неба на одной щемяще-высокой ноте занудела имперская авиация. Даниле уже был известен стандартный тактический приём чёрных: короткая интенсивная бомбардировка — и потом высадка десанта, состоящего поровну из «самострелов» и траков-амфибий на радиоуправлении.
— Прорвёмся к своим? — быстро спросил Данила.
— На фига? — вопросом ответил Кормак. — Там, поди, уже такая мясорубка творится...
— А что делать? — сказал Джо, и, как всегда, было видно, что он размышляет о чём-то совсем другом. — Тебе-то, старик, привычнее в лесочке отсидеться. Мы уже сорок пять минут, как должны быть в части. А вдруг бомбанут наших? Нас троих — в штрафбат, а с тобой — я вообще не знаю, что сделают.
— Это точно, — разулыбался Бродяга.
Далеко впереди уже вспухала за лесом серо-корчиневая дымная завеса, доносились низкие толчки взрывов, закладывающие уши не звуками, а скорее мощными ударами воздуха и плотно отдающиеся внутри груди.
Малыш, рискуя сорваться, на полном ходу втиснулся в кабину — под ноги Кормаку. Губы его побелели. Он больше не мог оставаться в кузове.
— Надо, братушки, надо! — с нажимом выкрикнул Джо, включая радар. — Возьмём да и постараемся прорваться. А?
— Джо, подумай о Бродяге и Малыше, — сказал ему Данила прямо в ухо. — Мы-то с тобой как-нибудь выкрутимся...
Близким взрывом ощутимо тряхнуло грузовик.
Хлай на полу сжался в комочек.
Бродяга витиевато выругался.
Джо бешено сверкнул на него вывернутыми белками.
Данила охнул и приник к экранчику радара: индикатор показывал объект на дальности восемьсот.
И почти сразу же, притормозив на повороте, они наткнулись на беспорядочно сбившуюся в кучу колонну грузовиков и траков. Они уткнулись в замыкающий строй тягач, тащивший покорёженный крупнокалиберный ракетомёт, и увидели, как дорогу с машинами и россыпью людей впереди наискось пропахал гигантский жёлто-красно-чёрный смерч из огня и земли, а затем им начисто залепило уши и перевернуло внутренности, а их машинку просто смело с обочины в неглубокий кювет.
Грузовичок завалило на бок.
Данила услышал собственный крик — не вопль ужаса, а какую-то команду: что-то вроде «все наверх!». Не помня себя, он ужом выскользнул между Джо и Кормаком в амбразуру переднего окна, потом — как-то сразу, рывком, — он видел, как они втроём, обдирая руки, раскачивают машину, пытаясь поставить её на колёса, а Кормак с оскаленной красной физиономией прилаживает под борт станину ракетомёта. Всё это время кругом стоял кромешный вой и грохот. Каким-то сверхчеловеческим чудом им удалось расшатать и стащить грузовичок в низинку ближе к лесу, Джо лёг в кабину, мастерски извернув колёса, поставил машину на ход и уже вышибал ногой помятую правую дверь, куда его команда в мгновение ока набилась как попало. Джо с оторванными верхними пуговицами остервенело правил по откосу кювета, вихляя меж ямами и дымящимися кусками машин и асфальта. Людей уже не было видно; взрывы раздавались сзади — это чувствовалось спиной и затылком. Кормак, грохоча каской об жесть кабины, высовывался в заднее окошко, проверяя, на месте ли мешки почты и документов и ящики с ракетами, облегчённо орал что-то, показывая большой палец. Малыш пытался выставить в окно трясущийся автомат без магазина, и Даниле зверски захотелось снять свой — с защитным шнурком — ксивер и накинуть ему на шею. Скоро, когда Данила начал смутно что-то слышать, Джо замолотил разбитым кулаком по компасу на панели управления: «Не пашет, гад!..», и, наскоро сориентировавшись по солнцу, свернул на слабый просёлочек куда-то в лес. Бомбёжка, кажется, прекратилась или отошла дальше к городу. Джо чуть расслабился на сиденье, нашарил в ногах фляжку, отпил, полил себе лицо, обернулся к Даниле и вдруг зашёлся в беззвучном приступе смеха. Справа уже ржал Бродяга, осторожно протягивая ему осколочек зеркала. Данила посмотрел на себя: клоунская маска — пол-лица в масле и земле, а из волос сыплется в глаза песок. Он тогда тоже успокоился и с улыбкой пририсовал себе чёрную точку на носу. Впервые за три дня он вспомнил, что ему не так давно исполнилось двенадцать.
Еле взобравшись на крутую горку, Джо тормознул и лег лицом на рулевое колесо.
— Всё. Заблудился. Малыш, будь другом, посмотри там, наверху, карту.
Карты на месте не было, так же, как собственных Малыша каски и магазина, пуговиц Джо и Данилиного клапана на нагрудном кармане (чекер висел, зацепившись, чудом не вывалился).
— Ладно, привал, — сказал Джо и заглушил двигатель. — Кормак, как там насчёт бензина?
— Пусто, начальник, — отозвался из кузова Бродяга, отчётливо в звонкой тишине гремя канистрой. — Вчера вечером заправлялись...
— Ну что, народы, считайте, что мы слегка влипли, — бодро объявил Джо. — Два сухпая на четверых и полдня просрочки. Придётся вскрывать мешок с секретными картами. Если они кому-то ещё нужны...
Данила растянулся на траве, закрыл глаза, слушал медленный перезвон колоколов в голове.
— Правда, на кой всё это нужно?.. — сказал он, ни к кому не обращаясь.
— Ты о чём? — свесился из кабины Джо, возясь с ниткой и иголкой.
— Да вся эта идиотская война... Игра в разведчиков, бомбёжки, стрельба по железным ящикам...
— Ты, брат, поддаёшься панике и безнадёге, — наставительно изрёк Джо. — Это настоящая война. Понял? На-сто-я-ща-я!.. Ты просто ещё не привык. Если мы здесь, значит, без нас никак. Учителю виднее.
— Это вовсе не паника, — сказал Данила, — просто я думаю: в любом нормальном мире такая война давно бы закончилась. На чём всё держится? Объясни, если можешь.
— На соплях всё держится, Дэнни, — улыбаясь, встрял Кормак из заднего окошка. — Или ещё, как говорится, на фуфу...
— Мне, например, иногда кажется, — сказал Джо, — что наш маршал Стафф и этот, как его, главный Жрец, — они просто договорились.
— Как это?
— Ну, так, чтоб война шла до скончания века. Тихонько. С переменным успехом. Понимаешь?
— Кажется, да, — сказал Данила. — И чтоб все люди оказались там, на Окраине...
Они переглянулись, помолчали.
— Да-а, нагадали мы... Ерунда, конечно, — одновременно, улыбаясь, сказали они друг другу.
— Лейтенант, смотри-ка, вон там стог сена, — сообщил Малыш, который торчал на капоте и разглядывал окрестности в единственный уцелевший окуляр бинокля. — И даже, кажется, какой-то дымок.
СЕГМЕНТ ОРАНЖЕВО-ЖЁЛТЫЙ
(V, главы 40-47)
Старик сидел в тени неподвижной листвы на шишковатой излучине старого клёна. Покуривал короткую трубочку, из-под надвинутой шляпы оглядывал округу. Поза его была свободна и естественна: пожилой человек остановился передохнуть под деревом (руку, однако, привычно держа на ремне короткоствольного автомата, тёртым прикладом уткнувшегося в траву).
Данила, увидев его, замер и не решился тут же кликнуть Джо. Первое его ощущение было чем-то сродни потустороннему ковбойскому фильму: ветхая шляпа старика, зелёный шейный платок и жилетка из грубой жёлтой кожи, серебристая щетина на медно пропечённом лице — и острое чувство, что ты один и безоружен (а Джо с ракетницей за поясом как раз надумал залезть на дерево, дабы обозреть окрестность).
— Добрый день, сэр, — выдавил Данила и понял, что ему некуда девать пустые руки.
— Что верно, то верно, сынок, — ответствовал старик. — Добрый.
Он неторопливо выколотил трубку о корень, не сводя с гостя вопрошающего взгляда с насмешливой искрой: «Ну, что ещё скажешь, мой мальчик?»
— Мы тут немного заблудились, — хмуро и чуть ли не виновато сказал Данила. — Бензин кончился и всякое такое... Не скажете, в какую сторону олвикское шоссе?
— Во-он там, — старик ткнул трубкой куда-то за спину. — Миль восемь будет. Если пешком, через речку и по прямой.
— А вы здесь живёте? — осторожно поинтересовался Данила.
— Ну, здесь не здесь, — проворчал старик и глубже на глаза надвинул шляпу, — но местность мне известная.
— Понимаете, сэр, — объяснял Данила чуть ли не в отчаянии, — мы важные сведения везём в часть. Лейтенант сказал, что тут поблизости есть какая-то речушка...
— Верно, — словно удивляясь чему-то, подтвердил старик, внимательно взглянул на Данилу. — Изука называется. И что дальше?
— Поможете сплавиться до Олвика — берите нашу машину, — от фонаря выпалил Данила и на всякий случай обнял шершавый ствол клёна. — Она в порядке, только стёкла выбиты и бензина нет.
— Да на что она мне, — скупо улыбнулся старик. — А ты, я гляжу...
— Хэй-эй! — донеслось сверху. — Дэн, я, кажется, засёк дорогу!
— Это мой лейтенант, — кивнул в сторону Данила и запоздало представился, уколов язык чужим именем.
— Моё имя Сэдрик О’Ши, — как-то непривычно, нараспев сказал старик. — Ну ладно, сынок. Тащи сюда своего лейтенанта. Сведу вас в свою берлогу. Стало быть, поговорим.
— Я так понимаю, мистер О’Ши, — сказал Джо, ковыряя на ходу кедровую шишку, — что родной Республике знать про вас не обязательно?
— Верно понимаешь. — Старик шагал скоро, несмотря на валкую хромоту. — В Олвике и Форт-Шилде меня, правда, знают: я у них поставщик — мясо, кожу подвожу, ну и ещё прочую лесную всячину. Летом живём на пастбище, в шалашике. А основную резиденцию имеем в тайне. Это уж, ребятки, без объяснений.
По дну заросшего оврага они дошли до полунавеса-полуземлянки из плетёного ивняка, обложенного дёрном. Невдалеке на склоне мирно паслась порядочная отара овец. Старик О’Ши снял с плеча автомат и обернулся что-то сказать Даниле и Джо, но те прямо-таки вросли в землю от неожиданного зрелища.
Прямо на них стремительно и почти бесшумно, как в недобром сне, мчался здоровенный — едва ли не вдвое больше барана — белый волк с характерным для этого хищника ярким оскалом передних зубов.
— Это Кобольд, — с улыбкой успел представить его старик и произнёс гортанное «х-хоу!», протянув руку вперёд; зверь подбежал и ткнулся в его ладонь мокрым носом, потом спокойно лёг, продолжая наблюдать за овцами, и с этой минуты не обращал на гостей ни малейшего внимания.