— Это элементарное изображение нашей системы. Шесть миров. Верхняя ягода — Центральный мир, зенит. Нижняя — Бронзовый (древний) мир, низ, надир, — то, что противоположно верху, зениту. Слева от вас — ваша родная Земля, Объединяющийся мир, Юнит, запад. Справа — Отражённый мир (война, как вы говорите) или восток. Ближе ко мне — мир Легенды, пространство физического смещения, юг. А та ягода, которая смотрит на вас — Недоступный мир, Окраина, север. Пространства, расположенные на общей оси, влияют друг на друга, как ни странно, меньше всего — предположим для простоты, оттого, что расстояние между ними больше (на самом деле эти шесть связанных миров находятся в совершенно разных точках Вселенной, и мы только догадываемся, как и почему мы можем попадать из одного в другой). Впервые — почти восемь лет назад — мы установили связь с Легендой и Бронзой, долгим, тщательным трудом многих поколений линкеров сделали Центр миром-семьёй, пространством-парком, лабораторией цивилизаций, где наконец достигнуты стабильность и покой. Вот уже полвека, как мы работаем почти исключительно на Юнит и, как вы, должно быть, знаете, добились уже кое-каких сдвигов. Знайте, что вы трудитесь для своего мира не меньше, а может быть, и больше, чем для Отражения (для тебя, Данила, эта задача тем более почётна, что передний край и, пожалуй, наибольшая сложность нашей работы в Юните — это Россия).
Следующий вопрос — вероятностные поля или эксертции (термин взят с Земли, переводится с латыни как «усилия, напряжения»). Каждому человеку в силу его происхождения, физиологического статуса, обстоятельств жизни предстоит путь, который мы научились рассчитывать с большой степенью точности. Голова ищет кандидатов в линкеры во всех мирах (кроме, конечно, Окраины), перебирая миллиарды людей и их эксертций, но такие идеальные совпадения, как у вас, встречаются крайне редко. Самая удачная попытка — с Леонардо до Винчи (он сумел вывести ваш мир из средневекового хаоса и обозначил его задачи на много веков). Далее — Ньютон, Лаплас, Ломоносов, Пушкин, Ферма, Планк, Толстой, Ренуар, Вавилов, Армстронг, Коллингвуд, Гребенщиков (чувствуете, как среди них много русских?)… Полная экстраполяция, точное наложение, совпадение с задачей изменения ситуации в мире — это значит: что бы ни делал человек, какие бы случайности ни вмешивались в его путь, он сделает именно то, что приведёт мир к объективно положительному сдвигу и не будет иметь даже побочных отрицательных последствий. Рисунок ваших вероятностных контуров почти наверняка открывает нам путь на Окраину, вплотную приближает нас к задаче, над которой ещё четыреста лет назад пробовал работать и Леонардо.
Теперь мне осталось сказать о ближайших задачах. Шехр Саджес — основной линкер Восточного мира. Вы будете работать в Империи вместе с ним, с его помощью и руководством. Он — высокопоставленный жрец шерцев, приближен к императору (но императора никогда не видел, как и все остальные), имеет очень большие полномочия. Саджес занимается подготовкой будущих жрецов Сил (как и я готовлю линкеров), колесит по всей планете в поисках способных людей, собирает и обучает их в своей школе. Он уже сообщал нам о своих поисках Главного Предмета Силы и весьма обрадован вашим открытием. Завтра он будет здесь, и тогда начнётся ваш курс подготовки ко второму этапу операции.
Моё время истекает, и... кажется, я ответил на все вопросы?
— Кажется, да, — сказал Данила, не скрывая улыбки. — Спасибо, Проводник. Надо бы ещё о многом подумать...
— Исчерпывающе, — сказал Джо. — Раньше я думал, что всё гораздо проще. А теперь вы так доходчиво показали, что... голова кругом...
— Отдыхайте, мальчики, — сказал Проводник и встал, открыв арку в первом попавшемся месте входной стены. — К ужину готовьте ещё вопросы. Джошуа, ты, пожалуйста, объясни Даниле, как передвигаться по Городу. И навестите Гинневер, она, сдаётся мне, не вылезает из озера...
— Тут, в принципе, и объяснять нечего, — сказал Джо, когда они вышли из столовой в коротенький лифтовый коридор. — Инструкция здесь в самом деле — на каждом углу. Вот смотри.
Он отвёл Данилу в угол, взял его руку и прижал её ладонью к стыку панелей. Немедленно по обе стороны от углубления высветились две одинаковые схемы, похожие на старое знакомое «дерево» компьютерных директорий. Язык был неизвестен, но Данила понял, что в Городе насчитывается больше трёхсот этажей.
— Выбери язык, — сказал Джо и нашёл родной English на маленькой панельке, вылезшей поверх основной схемы. Данила среди клинописи и иероглифов не без труда отыскал русскую надпись и ткнул в неё пальцем. Всё сразу приросло к цифрам и прояснилось — многое, кроме, например, таких наименований: «Уровень 122. Департамент сообщения. Отдел прогнозирования маршрутных структур. Пинакотека. Лобачевский пандиум. Бани...» (слава Богу, хоть что-то родное! — завтра же сходить...).
— С двухсотых начинается жилая зона. Помни только, что мы живём на 271-м этаже, твой апартамент 17. Обычно люди входят в лифтовый коридор и просто называют адрес голосом. Потом залазят в стену справа или слева от угла и иногда сверяются, правильно ли они попали. Смотри, где находится сигнальная строка: «Уровень 271». У меня — на правой панели — «апартамент 18» (это мой дом, заходи в гости), а у тебя — на левой — «17». Нажимай и проходи.
Данила хитро покосился на Джо, дважды щёлкнул «18» и протянул руку, ожидая открытия арки. Вместо этого стена засветилась розовой табличкой с русской надписью: «Абонент отсутствует. В 18.30 — уровень 107, столовая».
— А вот так-то — фиг, — сказал, юмористически скалясь, Джо. — Не влезай, не зная — куда. Такие сообщения тоже можешь оставлять голосом, при выходе.
— Интересно, как всё устроено? — спросил Данила. — В смысле — все эти перемещения?..
— Точно я, конечно, не знаю, — пожал плечами Джо. — Но петрушка та же самая, что и в сообщении между мирами. Вроде того, что есть простое обычное пространство — со временем, с измерениями и всякими прямыми и параллельными; а есть ещё какое-то скрытое, кривое пространство. Его открыл на Земле, в Европе какой-то немец, по-моему, Римэн. Там времени вообще нет, и можно сделать так, чтоб начало и конец отрезка были совсем рядом, прямо в одной и той же точке. Только для большого расстояния требуется прорва энергии... ну и всё такое.
— Времени — нет? — повторил Данила и посмотрел куда-то сквозь стену. — Мне иногда тоже так казалось...
— Ну ладно, не отвлекайся. Что ещё?.. Да, под землёй есть штук двадцать минусовых уровней. Там живёт Голова. Ты давай-ка, посмотри, как там, на озере, да и приходите с Гинни на минус девятый уровень, в бокс 24. Минус девять — двадцать четыре, запомнил? Нам дали специальный терминал, чтобы говорить с Головой. Я там буду.
— Слушай, Джо, — удивился Данила. — Ты ведь здесь совсем как хозяин. Долго ты всё изучал?
— А как ты думал? — ответствовал Джо. — Я уже здесь второй раз. Да тут даже трёхлетний пацанёнок не заблудится. Давай я тебя провожу. Искупайся, позагорай с часок и тащи сюда сестрёнку. Ну — как ты думаешь, какой адрес главного холла?
— Хм... Уровень первый, главный холл, — сказал Данила в пространство, обернулся взглянуть на Джо и, вступив в стену, успел услышать сквозь полузатянувшуюся арку:
— Эй, Дэн! а ты купальные принадлежности, случайно, не забыл?..
Чёрт с ними, с купальными принадлежностями — на кой они ему, старому курильскому рыбаку? — залихватски подумал Данила, шагнув из стены, — но тут же внутренне притих, прямо-таки подавленный циклопическим великолепием первого уровня.
Это был какой-то огромный парк размером с полдюжины футбольных полей, высотой этажей в двадцать, с разноцветными стенами в лианах и плющах, ковром-лужайкой и островками цветников, фонтанов, восточных каменных садиков, оазисов и скверов. Людей было совсем немного, они, в основном, направлялись парами и малыми группками в сторону длинной плавно закругляющейся стены, испещрённой светлыми столбиками путевых схем. Люди как люди, одеты вполне привычно, многие — мужчины, женщины, дети — с длинными волосами, в руках — сумочки, на спинах — рюкзачки, будто кто-то направляется в школу или на работу, а кто-то идёт отдыхать.
Ступать босиком по мягко подстриженной изумрудной травке было покойно и приятно. Вдали вился с коричневой скалы небольшой водопад. Данила по тропке осторожно пересёк земляничную полянку, на ходу, оглядевшись, сорвал пару ягод — ну конечно, настоящие!
Рядом с рощицей финиковых пальм, у выхода, он обнаружил ряд компьютерных мониторов, таких же, как в столовой. Смуглый толстяк с буйной шевелюрой, переходящей в раскидистую бороду, одетый во всё джинсовое (несомненно, с Земли) и — так же, как и Данила — босиком, дружески подмигнул ему и даже приветствовал, как знакомого — двумя пальцами «виктории». Данила ещё последил за этим симпатичным старинным битником — дядька подошел к автомату, добродушно пробурчал что-то в микрофон и получил из-под крышечки кепку с длинным козырьком и круглые тёмные очёчки, после чего подмигнул Даниле ещё раз и скрылся в тени пальм.
А почему бы и не поэкспериментировать? — решился Данила, взял да и попросил себе льняное полотенце и лёгкие полукеды; заказ был немедленно исполнен — полотенце получилось с жёлтым драконом, а кеды — из чего-то неизвестного: мягкого, как каучук, и прозрачного, как стеклопластик.
Он прошёл через стекло, ладонью попросив его расступиться, сбежал по песчаному спуску и припустил по тропинке к озеру, очень сине переливавшемуся на солнце в полукилометре через заросли каких-то жирно блестящих тёмно-зелёных фикусов и кактусов. Горизонт на дальнем берегу замыкался округлыми голубоватыми холмами.
Утро шло к полудню, песок был на диво чист, вроде бы промыт и просеян, ещё не горяч. Данила — по лодыжки в нехолодной воде — немного послонялся по малолюдному бережку, потом бросил у заметного камня кеды и тельник, забрался по грудь в воду и так продолжал идти по направлению к лодочному причалу. Когда-то давно отец очень интересно и немного грустно рассказывал ему про коммунизм, который должен был наступить лет за двадцать до Данилиного рождения. Коммунизм (или как ещё всё это назвать?) возможен, подумал Данила.
И тут метрах в двух от него всплыло неизвестное чудо-юдо с мокрыми чёрными прядями под оранжевой лысиной плавательной шапочки, в лягушачьих вытаращенных очках и, отдуваясь, произнесло со знакомой неуловимо-плывущей интонацией, как бы немного колеблющейся вверх-вниз на конце фразы:
— Дани-ил... Ну наконец-то ты выспался! Я всё думала: ты это или не ты?
— Привет. Это я, — сказал Данила и почувствовал, что дно потихоньку качается под ногами. — А ты — лох-несское чудо, должно быть... Пошли, вылезем на берег, а?
— Сэнсэй сказал, что тебя вытащили из-под развалин дома, — сказала Гинневер, соорудив себе просторную тогу из ярко-канареечной простыни. — Я, конечно, понимаю — зачем ты отдал Стиви экран защиты, но... всё-таки: разве никак нельзя было иначе?
— Как? — оправдывался Данила. — Что я такого страшного сделал? Если хочешь знать, Малышу не только в армии нельзя, его вообще надо немедленно в какой-нибудь санаторий. У него же был туберкулёз и пол-лёгкого...
— Я всё это знаю, Данил: мы двое суток ехали в купе. Всё хорошо, он пристроен при Национальном клонатории.
— Слушай, а ты случайно ничего не знаешь о Кормаке?
— Случайно знаю. Жив. Ранен в обе ноги. Он сейчас тоже в Столице, в госпитале.
— Слава Богу, живы... — выдохнул Данила. Малыш и Бродяга за эти сумасшедшие дни стали ему дороги, как братья.
— Но Джо мне рассказал, как вы выслеживали траки, а потом ты его вытащил из горящей машины. Ты мог бы запросто... — она коротко взмахнула рукой, и кофейно блестящее круглое плечо вылезло из-под ткани.
— Погоди-погоди... — остановил её Данила. — Как же это вы — целых двое суток ехали? А почему вы здесь раньше меня?
— Ну, это какие-то фокусы со временем — нас они чуть-чуть вернули назад, а тебя почему-то нет... Это не так важно. Самое главное: Сэнсэй сказал, что ты теперь — важная птица, без тебя даже основной линкер, этот шерский священник...
— Саджес?
— Да, и вот даже он думает, что без тебя вряд ли отыщется второй камень. Поэтому твой благородный поступок... ну, слишком рискованный. Странно, что Сэнсэй тебе сразу об этом не сказал.
— Да чего уж теперь, — сдерживая улыбку, потупился Данила. — Дело сделано, и всё хорошо. Зато Проводник сказал, что у меня и у нас всех — такие редкие вероятностные поля, что никакие случайности не могут вмешаться.
И он коротко рассказал о сообщении Проводника насчёт эксертций.
— Это ещё не закон, — упрямилась Гинневер. — И, по-моему, ты немножко самоуверен стал, тебе не кажется?
— Есть маленько... — не без труда вынужден был признаться Данила. — Да ладно, хватит об этом. Давай спросим про всё у Головы. Джо будет ждать нас на минус девятом уровне, где-то через полчаса. Идём?
— Конечно, идём! А кстати: Джо уверяет, что Голова — живой, хотя и суперкомпьютер.
— Как это? — не понял Данила. — Разве одно другому не мешает?
— Он говорит, что у него живой характер и называет его — знаешь как? — мистер Кинг, правда же интересно?
— Ну... посмотрим, — сказал Данила, думая совсем о другом.
А именно: вот поработают они с Саджесом в Империи, неизвестно, правда, как закончится миссия, но ведь закончится, и что тогда? — так они и разъедутся по разным полушариям: Джо — в Брикстаун, к братьям-негритятам Томми и Билли, Гинневер — на неизвестный, но явно солнечный остров Фанхио, Данила — на рыбацкий стан, а с концом путины — в своё милое неуклюжее простоватое Кемерово?..
Данила внутренне шикнул на себя за столь несвоевременные раздумья, да и растянулся ничком на ласковом песочке, исподтишка поглядывая на притихшую Гинневер, но тут же был пойман её взглядом — может быть, в это время она думала о том же самом?
— Посмотрим... — чуть смешавшись, автоматически повторил Данила, и вдруг... — взрыв, смерч, тайфун! — Гинневер сорвала с себя пёструю простыню, набросила ее на лежащего Данилу и опрометью бросилась в воду — так что он, пока выпутывался, совершенно потерял её из виду. Он даже не знал: обидеться ли на неё, разозлиться на себя, придающего всему этому (кому? чему?) слишком много значения или, в конце концов, плюнуть и отвернуться как ни в чём не бывало. Гинни вынырнула уже метрах в десяти от берега и помахала блестящей ладошкой. Вот ещё, подумал Данила, чего доброго, подумает, что я не умею плавать, — он тогда очень неторопливо вошёл в воду по пояс и, уловив на себе внимательный взгляд девчонки с экзотического филиппинского островка, произвёл (с ухарским русским воплем) отцовский коронный номер: сальто вперёд с места с приводнением в группировке.
— Вот таким вот образом, ребзя... опаньки!.. — и пустился в плаванье, изо всех сил подрабатывая только-только ещё усвоенный баттерфляй.
Данила счёл тактичным выйти из воды позже Гинневер и таким образом дать ей возможность удалиться (почти эквилибристически красиво, с кожаным рюкзачком на голове) к цветастому шару кабинки для переодевания. Он коротко выругал себя за фанфаронский трюк с сальто и «бабочкой-дельфином», натянул штаны и тельняшку прямо на мокрое и скоро дождался Гинни, притихшую, причёсанную и переодетую в белый джинсовый полукомбинезон — шорты и жилетку. Чуть улыбаясь и пряча взгляд, она как-то совсем по-родственному нацепила частый деревянный гребешок на Данилины спутанные волосы.
— Ах-тар, дзоц’м (благодарствуйте, сударыня), — по-шерски церемонно поблагодарил Данила и хищно вонзил зубья гребешка в свою Бог знает сколько дней не чёсанную шевелюру.
Пяти минут медленного променада до Города им хватило, чтобы установить, что Данила ровно на семь месяцев старше Гинневер, что оба они родились первого числа (марта и октября, мартобря), оба учатся музыке (гитара и скрипка); что Гинни понятия не имеет, кто такой Гоголь (а из Пушкина знает несколько строк в опреснённом английском переводе), зато знает наизусть почти всего Такубоку, и притом — страшно представить! — в оргинале; что Данила учится в школе почти вдвое дольше неё (отец Гинневер, испанец, лидер нефтяного профсоюза, и мать-японка — были отправлены президентом Маркосом в ссылку на крошечный атолл в Тихом океане; они жили там целых шесть лет, и школы там, естественно, не было).
Уже при входе, на песчаном пандусе, Данила в виду изящной громады Города вдруг вспомнил об обещании, которое они дали тётушке Паулине — поклониться священному для неё прообразу Града Небесного; изображение на Паулининой иконке было более наивно и схематично, чем в оригинале, но иконописец, несомненно, должен был хотя бы вскользь и однажды видеть Город, чтобы достичь и такого неполного сходства. Они выполнили обет по-разному: Гинни — коротким и жёстким восточным кивком, Данила — как в церкви, степенным полупоясным поклоном.
...У входной стены 24-го терминала их ждали две надписи, оставленные Джо — по-русски и по-испански: «добро пожаловать» и «буэнавентура»; оказавшись в пустоватой комнате с тремя креслами, столом-зигзагом и экраном в полстены (на нём дрожаще замер негативный кадр с разбитым турболётом, кое-что напоминавшим Даниле), они были несколько озадачены: Джо в лёгком шлеме с антенной на макушке и очках-дисплее, явно не замечая друзей, не просто витал в виртуальной реальности, но пытался спорить с кем-то невидимым, тут же, впрочем, оборвавшим дискуссию:
—...Ну как же так, мистер Кинг, вы же сами сказали, что даже с тем турболётом — это было наше общее поле... Если б не Хлай, у Дэна и пушки бы не было, и вообще... Уп, извините, мистер Кинг, сэр, всё-всё, понял...
Он приподнял с глаз плоский щиток дисплея, свернул в сторону микрофон, тычком двух клавиш погасил экран, — весь в пылу разговора, попытался улыбнуться:
— Привет, народы, садитесь. Глаза и уши надевайте. Джа уже спрашивал, где это вы ходите.
Он вынул из ящика стола и помог им надеть шлемы, укрепить очки и микрофоны, предупредил:
— Не вздумайте удивляться — Тичер Джа каждому является по-особенному. Он сказал, что вы можете называть его, как вам удобно и разговаривать с ним на своём языке. Понятно? — вы будете говорить с Головой, а не с тем, кого увидите.
— Понятно, — тут же согласилась Гинневер, от нетерпения прижимая очки к глазам. — А кого мы увидим? Махатму Ганди?
— Стоп! — Джо шагнул к пульту. — Не торопись, Гинни, я тебя ещё к серверу не подрубил.
— Джо, а почему — Джа и мистер Кинг? — спросил заинтригованный Данила.
— А ты как думаешь? — чуть-чуть смутился Джо. — Ну... потому, что он похож очень.... На Мартина Лютера Кинга.
Данила поплотнее приладил к глазам мягкие дужки окуляров и был поражён полной реальностью изображения, увиденной вовсе не отстранённо экранной картинкой, но как бы его собственным зрением. Заметно было только, что свет изменился — стал приглушённым и чуть-чуть мерцающим, и поле зрения немножко уменьшилось: боковой взгляд уцепился за чёрно-зеленоватую черту экранного краешка. Но, оглядевшись, он совершенно ясно увидел себя, Джо и Гинневер сидящими в креслах рядком — безо всяких шлемов, очков, наушников и микрофонов. Что-то сейчас будет, подумал Данила, чёрт побери, итак...
И вдруг (Данила даже вздрогнул от неожиданности) он почувствовал в комнате чьё-то ещё присутствие — справа от них, опершись ногой с торчащей вперёд коленкой прямо на лифтовую стену, руки на груди, спокойно ожидал начала разговора человек в чёрных джинсах и майке с русской надписью: «Дайте генералам в руки по дубине, пусть они дерутся между собой!», — ещё он понял, что не будь это виртуальный образ, — он тут же исчез бы в арке. Это был худощавого сложения рослый мужчина — лет под пятьдесят — с носатым узким лицом интеллектуала и художника, высоколобой лысиной и шотландскими прозрачно-серыми глазами; с лёгкой улыбкой «в ниточку» он на секунду прищурил глаза и произнёс голосом негромким, с хрипотцой:
— Приветствую вас в полном сборе, леди-джентльмены. Гинневер... Данила... Как вы будете меня называть?
Данила призадумался ровно на три секунды: Голова явился ему в образе, определённо напоминавшем великого британского гитариста и поэта-рокера Марка Нопфлера, к которому два года назад они с отцом ездили на концерт в Санкт-Петербург, — этот человек очень похож на него, но тоньше и чуть плавнее лицом и сложен, кажется, покрепче. Ну что же, решился Данила, ну и буду называть его Марк... как же его по отчеству? — ах да!..
— Здравствуйте, Марк Эрвинович...
— Добрый день, сеньор Хименес, — сказала Гинневер.
Данила уже перестал удивляться здешним языковым фокусам: в его наушниках Гинни тоже вдруг заговорила на чистом русском.
— Мы тут немного подискутировали с Джошуа, — сказал Голова, оттолкнувшись от стены, — в основном, на философские темы. И остановились на проблеме следующей: чувствуете ли вы сами ваши вероятностные поля, ну, проще говоря — судьбу? Вот ты, Данил, — если, конечно, пренебречь понятием сочувствия к младшим и прочего героизма, — отдал свою защиту Хлаю — и не боялся потерять амулет?
Данила переглянулся с Гинни: Марк Эрвинович (он же мистер Кинг, он же сеньор Хименес) попал в самую точку.
— Нет, наверно, — после паузы ответил Данила. — Честно, не боялся. Гинни, вообще-то, сказала, что я самоуверенный, но... Я тогда знал, что всё будет так, как надо.
— Вот видишь, Джо, — Голова указал на Данилу прямой ладонью. — Эксертции — не вне и помимо человека, они — в нём, он может их осознавать. Не правда ли?
— Ну, допустим... — неуверенно согласился Джо. — Но, мистер Кинг, а как же ваши погрешности? — вы же сами сказали: есть случайности нерациональные, и они не поддаются...
— Прости, Джо, — остановил его Голова, присев на краешек стола. — Не поддаются расчёту, но целиком находятся в границах общего поля. Эксертции — это ведь не прогноз хорошей погоды, а рассчитанное до тысячной доли процента совпадение с реальным ходом событий.
— Всё-таки, сеньор Хименес, Даниэл увлёкся чуть-чуть, — вступила в разговор Гинневер. — Нельзя же думать: вот буду делать, что хочу — всё равно выиграем...
— Да вовсе я так не думаю, — оправдывался Данила. — Оно всё как-то само. Вот Рэк сказал, что за нами стоит большая сила — и я это действительно почувствовал. Так и есть.
— Ага! Учитель тебе сказал, Рэк тебе сказал... — вскочил Джо. — А ты услышал и сразу, резко почувствовал. Здорово это у тебя!
— Человек может интуитивно рассчитывать эксертции, — осторожно улыбнулся Голова. — Это можно исследовать глубоким сканированием сознания. Посмотрим...
— Сейчас Даниэл может оказаться пророком, а что потом? — спросила Гинневер. — Я хочу сказать — вдруг после исполнения миссии наши эксертции больше уже не будут ни с чем совпадать?
— Я так не думаю, — после паузы сказал Голова. — У меня есть расчёты на более отдалённую перспективу. Велика вероятность того, что скоро нам удастся проникнуть за пределы нашей системы миров.
— Вот как?.. — снова оживился Джо. — И это снова с нами связано?
— Из вас, дети мои, могут получиться универсальные линкеры, — сказал Голова медленно и задумчиво. — А они нужны не только на Земле.
— Я хотел спросить, Марк Эрвинович... — Данила решился начать новую тему. — Почему наш амулет — часть главного орро шедж? И вообще — что такое эти шерские Силы? Хорошая теория, но иногда кажется, что это просто такая вера.
— Я постараюсь объяснить коротко, — ответил Голова. — Сейчас для вас не очень удобно вдаваться в столь глубокую проблему. Но вопрос кстати: я сейчас заканчиваю полный полевой анализ амулета. Выясняется примерно следующее: предмет, называемый шерцами главным предметом силы, — гхат орро шедж — изделие, каким-то образом попавшее к нам извне нашей системы. По крайней мере, свойства его очень необычны, это минерально-металлическая структура, на молкулярном уровне имеющая много общего с живой тканью. Оно само по себе обладает мощным силовым, информационным, а также электрическим полем, заряженным положительно и содержит в себе недвусмысленную информацию о своей паре, точно таком же амулете, несущим минусовой, отрицательный заряд. При контакте двух частей амулета должно произойти то, ради чего он создан и послан. Если где-то есть неорганическое — каменно-железное, что ли, — существо, и амулет сделан когда-то из его части, то для такого организма просто не существует времени, пространства, энергии, оно вечно и вездесуще. Оно не только сверхразумно, но может определять и изменять любую эксертцию. Говоря попросту, по-земному, это — часть тела Бога.
— О’о, — зачарованно проронил Джо. — Господи помилуй!
— Это называется — его послал Бог... — без улыбки обронила Гинневер.
— А что же всё-таки будет, когда (если) мы найдём вторую половину? — спросил Данила. — Это вообще-то не опасно?
— Амулет уже в самой своей энергетике открыт и позитивен. Это можно назвать Даром. И мы когда-нибудь узнаем — от кого. Вот тогда, возможно, мы и получим некие невиданные возможности передвижения между мирами. Может быть, Риманово пространство станет вчерашним днём... Но что самое удивительное — амулет сильно связан с вашими полями и уже изменил их. Поэтому сейчас мне приходится срочно вносить солидные коррективы в расчёты ваших эксертций. Не слишком ли это сложно для вас?
— Нет, что вы... Нисколько, сеньор Хименес, сэр... — сказали одновременно все трое.
— Пока могу вам сказать вот что: первый амулет предназначен (адресован) именно тебе, Данил. Предполагаемый второй — твой, Джошуа, хотя, может случиться, что не ты его найдёшь. Соединить их вместе — дело Гинневер. Вот это рискованно и может повлечь за собой самые неожиданные результаты. Вы можете не бояться никаких взрывов и катастроф, ибо направления ваших полевых напряжений почти стопроцентно совпадают и с посланием амулета, и с макрополем Восточного мира. Но будьте готовы ко всему...
— Однако, приближается время ужина, — наконец сказал Голова и встал у стены, давая понять, что сеанс окончен. — Разговор был на редкость содержателен, благодарю вас, дети мои.
— Это вам спасибо, мистер Кинг, — сказал Джо.
— До завтра, Марк Эрвинович... — сказал Данила.
— Всё было очень здорово, сеньор Хименес, — сказала Гинневер. — Можно, я утром приду первой? — у меня есть вопрос о...
— Хорошо, — сказал Голова. — Терминал включаю в девять тридцать. Доброй вам ночи, и — ступайте же, Проводник уже ждёт вас на сто седьмом...
За ужином вопросов к Проводнику (Учителю, Сэнсэю) было совсем немного: Джо хотел знать, «как получился Голова» и правда ли то, что он «начальник всех миров», и Гинневер, перемигнувшись с Данилой, спросила о радиальной черте и наоборотном полумесяце, нарисованных на амулете.
Голова действительно когда-то был живым человеком — лет около двухсот назад, когда компьютерные технологии Центра были ещё довольно грубы и механистичны, то есть примерно в том же состоянии, в каком они находятся сейчас на Земле. Правильнее будет сказать, что изобретатель электрокристаллического аналога человеческого интеллекта, мастер Арман, умирая, завещал своим ученикам переписать, «спроецировать» свою личность и свой интеллект на мнемосистему (долговременную память). С тех пор Голову десятки раз дополняли, обновляли, перестраивали и модернизировали; он стал занимать двадцать подземных этажей, и ещё три уровня занял полутысячей терминалов — классов-лабораторий, в которых люди под его руководством занимались исследованиями, творчеством и учёбой. Но до сих пор величайший кибернетик и мнемотехник Шести Миров Арман — личностная основа для суперкомпьютера. Для педагогических целей им изобретён метод общения с виртуальной личностью, — Голова всегда говорил, что у человека должен быть персональный, только для него созданный образ Учителя; и этот образ он всегда очень точно и подробно разрабатывает для каждого, и на обучение ежедневно резервирует до половины своих терминалов.
На вопрос Гинневер о полумесяце (и теорию Данилы о том, что «наверно, Луна на Окраине движется справа налево и повёрнута наоборот»), Проводник ответил так же коротко, как и элементарна была сама проблема:
— К Луне, ребята, это не имеет почти никакого отношения. И чёрточка, и полумесяц — это, несомненно, значки совмещения двух частей амулета для правильного контакта и начала работы. Так же, как для открытия двери нужно иметь верный ключ и правильно вставить его в скважину. Отверстие же указывает на то, что правильный контакт положительной и отрицательной пластин произойдёт только на какой-то оси. Голова сообщал, что амулет может быть полностью идентифицирован со своей парой.
С последним вопросом к Проводнику обратился Данила:
— Простите... а можно нам около озера развести костёр? Я умею грамотно, потом ничего не заметно! Ну пожалуйста...
...В озере водились, оказывается, великолепные карасики и подлещики. Джо нарыбачил на полноценный второй ужин, в то время как Данила и Гинневер соорудили целую чашу пищи богов — земляники с прихваченным в Городе молоком и, за неимением сырой картошки, испекли в огне набранных в парке каштанов. Они наперебой рассказывали друг другу каждый о своей родине (Гинневер, кстати, поведала о том, что учится играть на скрипке, и что Голова явился ей в образе, очень напоминающем её любимого учителя музыки, композитора Хименеса); они совсем забыли о Джо, пока он не явился из сумерек, мокрый и гордый, со спиннингом и блестящими рыбинами на прутике.
Данила научил Гинни «дымовому колдовству» сибирских пацанов — иррациональному заклинанию, согласно которому дым от костра должен идти в ту сторону, куда направлена фига («куда фига — туда дым!»); Гинневер в ответ артистически изобразила танец-молитву филиппинских девчонок, исполняемый на празднике во имя морской богини Суарте.