- Нам не придётся ждать так долго, - обронил Вендис. - Я отправил в Аскир запрос, мы получим ответ через несколько отрезков свечи. - Говоря это, он зорко за мной наблюдал, и я позволил себе слегка улыбнуться.
- У меня есть к вам предложение, - сказал я. - Дайте мне камеру с удобной койкой. Мне не помешает выспаться. Разбудите, когда получите ответ.
Вендис посмотрел на меня и покачал головой.
- В этом нет необходимости, генерал. Мне не нужно понимать, как так получилось, что кто-то из чужой страны носит кольцо генерала легендарного легиона.
- Может поможет, если я скажу, что часть нашей миссии состоит в том, чтобы официально присоединить Новые королевства к империи и поместить под защиту Аскира.
- Не особо, - ответил он. - Прежде всего мне не нравится то, что я никогда прежде не слышал об этих Новых королевствах. - Он отмахнулся, прежде чем я успел вставить слово. - Я знаю, генерал, это бывшие колонии. Эльгата упоминала об этом в своём отчёте. - Он подошёл к письменному столу, с которого поднял и открыл папу. Нахмурившись, он всматривался в написанные строки. - Эти Новые королевства...
Капитан Копья Эльгата сообщает, что ваша родина находится в отчаянном противостоянии с войсками империи под названием Талак. Империи, возглавляемой бессмертным некромантом и маэстро, которому там поклоняются как богу. Это верно?
- Да.
- Это также означает, что вы втяните нас в войну, которая не имеет с нами ничего общего.
- Есть достаточно доказательств того, что Талак посягает скорее на Аскир, чем на нас, - возразил я. - Мы тоже сначала не моги в это поверить, но на каждом шагу нашего пути встречали его агентов. Поверьте, Аскир уже вступил в войну с Талаком, хотите вы это признать или нет.
- Как скажите, - промолвил он, кладя папку обратно на стол, затем подошёл к карте. - Эти чёрные корабли, стоящие в гавани Огненных островов, принадлежат этой империи?
- Да. Они были частью ловушки, которая сильно сократила соединение военно-морских сил адмирала Эссена. Таким образом их враждебные намерения теперь неоспоримы.
- Я читал отчёт, - бросил Вендис, глядя на Эльгату, которая до сих пор почти ничего не сказала. - Он подробный. Этих вивернов, как вы их называете, также видели и с других кораблей, но до сих пор придавали этим свидетельствам не особо большое значение, - он натянуто улыбнулся. - Моряки любят рассказывать байки, - он, нахмурившись, посмотрел на карту на стене. - Всё же я склонен вам верить. Вы знали, что соединение военно-морских сил Эссена даже от меня держали в секрете?
- Нет, майор Копья, я об этом не знал.
Вендис сдержанно кивнул.
- Если объединить всё это вместе, передо мной встаёт мрачная картина. - он бросил на меня проницательный взгляд. - Кажется, вы чувствуете облегчение, хотя это плохие вести.
- Да, я чувствую облегчение, - признал я. - По поводу того, что комендант Кералос серьёзно отнёсся к нашему докладу, полученному от посла Газалабада. Мы с моими товарищами долго опасались, что это не так.
- Поверьте, когда дело касается имперского города, комендант серьёзно относится к любой угрозе. Генерал, как вы оцениваете ситуацию на своей родине?
- Мы не получали вестей оттуда уже несколько недель. Но насколько я знаю, есть только одно подходящее слово: отчаянная. Вполне может быть, что в этот самый момент рухнули последние стены перед мощью врага.
- Значит эта маэстра ди Гиранкур надеется на помощь в проигранной войне?
Я покачал головой.
- Нет, сэр. Пока не падёт Аскир, война не проиграна. Как я сказал ранее, враг, судя по всему, посягает на Аскир. В противном случае, не было бы никакого смысла в том, что агенты Талака действуют в Семи королевствах.
Вендис серьёзно кивнул.
- Надеюсь, что вы ошибаетесь. Ещё один вопрос. Вы назвали посла маэстрой. Означает ли это, что она обучена искусству магии?
- Да, майор Копья. Она обладает мощным магическим талантом.
- Это прискорбно, - промолвил Виндес. - Лишь по этой причине ей будет отказано в любой поддержке в Алдане и других королевствах.
- Это было бы глупо, - сказал я. - Надеюсь, они будут руководствоваться благоразумием.
- Возможно. Но недоверие к магическим талантам глубоко укоренилось, поскольку никто, кроме священника, не может отличить некроманта от маэстро.
- Она не станет колебаться и позволит священнику проверить себя.
- Будем надеяться, что это принесёт пользу. К сожалению, мы здесь бессильны. - Он ткнул пальцем в отчёт Эльгаты. - У меня есть к вам ещё вопросы, генерал. Я читал отчёты Эльгаты и судовой журнал «Снежной Птицы». Опишите, пожалуйста, свои впечатления о времени, проведённом на имперском корабле «Снежная Птица». Как дополнение к отчётам.
Потребовалось почти два отрезка свечи, а может даже целый колокол, прежде чем Вендис остался довольным. Когда мы, наконец, покинули комендатуру, я устал как собака. Менделл ждал снаружи, Эльгата вопросительно посмотрела на него, и он покачал головой.
- Вестей пока нет.
Но прежде чем она успела что-то сказать, нам навстречу бросился капрал Берник и взял по козырёк.
- Генерал, капитан Копья, спешу вам сообщить, что оба товарища познали милосердие бога, они выживут! - сияя воскликнул он. - Мы прямо сейчас несём их в лазарет.
Эльгата облегчённо вздохнула.
- Отрадно слышать, - сказал я и повернулся к капралу. - Можете показать мне дорогу к квартирам?
Мне срочно была нужна кровать. И лучше бы она не раскачивалась.
- Да, сэр. Я отведу вас туда, сэр.
- Подождите чуток. - Я обратился к Эльгате. - Когда вы планируете отплыть?
Она мгновение помедлила.
- Завтра утром с приливом, - ответила она. - Если ничто не помешает.
- Но вы ожидаете, что это произойдёт?
- Да, - подтвердила она. - Мы потеряли пять кораблей. Можете быть уверены, ответ из Аскира не заставит себя ждать. - Она посмотрела на меня и улыбнулась. - Увидимся, генерал, - промолвила она и взяла под козырёк.
Я ответил на салют, и мы наблюдали, как она уходит.
- Квартиру для вас уже приготовили, сэр, - сообщил мне Берник. - Вы устроили переполох, поскольку мы не часто видим здесь, на базе, генерала, но мы надеемся, что вы останетесь довольны квартирой. Прошу сюда, сэр.
Но вместо того, чтобы проводить меня к задней части базы, где располагались бараки, он направился к большому зданию, которое находилось недалеко от комендатуры.
- Оружейная, - объяснил он, открывая тяжёлую дверь.
- Здесь есть помещения, которые предоставляются старшим офицерам, когда те наведываются на базу. Они хорошо обустроены.
Капрал провёл меня наверх по двум крутым лестничным пролётам, мимо комнаты дежурного, где сержант с любопытством поднял взгляд и взял под козырёк, а потом дальше вдоль коридора.
Капрал оказался прав: помещения над оружейной были просторными и со множеством удобств. Они включали отдельную кухню и ванную комнату, выложенную голубой плиткой, в которой также была горячая вода. Уборная находилась на этом же этаже: маленькая комната без окон с сиденьем из фарфора и рычажным насосом, для смывания водой, чтобы не так воняло. Капрал показал мне всё это, затем провёл в кабинет с письменным столом, стульями, высокими, но пустыми полками, стоящими вдоль стены, двумя узкими окнами с тяжёлыми ставнями, похожими на бойницы и ещё двумя дверями по бокам.
- Слева находится умывальная комната, - сообщил капрал Берник. - Справа - спальня. Если вам что-нибудь понадобится, потяните за этот шнур, тогда в комнате дежурного зазвонит колокольчик, и придёт сержант, чтобы спросить о ваших пожеланиях. Пусть боги благословят ваш сон.
- Спасибо, капрал, - поблагодарил я, и он взял под козырёк. Я закрыл дверь, сделал два шага к следующему стулу, снял сапоги и куртку, отстегнул ремень с мечом и прошёл в другую комнату. Плюхнувшись на кровать, я положил меч рядом и устало закрыл глаза.
Меня разбудило лёгкое прикосновение. Открыв глаза, я заморгал. Это была не та комната, где я лёг. Однако место, где я проснулся, когда-то долго было моим домом. Серые, грубо отёсанные камни образовывали стены, одна из них была полукруглой и с бойницей, завешанной тяжёлым ковром. Кровать была широкой и тяжёлой; камин, достаточно большой, чтобы поджарить на нём быка, занимал большую часть южной стены, рядом на подставке стояли рыцарские доспехи, на щите которых была роза Тургау. Низкая дверь, о которую я так часто ударялся головой, была открыта, а рядом с моей кроватью стояла девочка, которую я последние несколько десятков лет видел только во сне.
- Родерик, я приказываю вам проснуться! - воскликнула Элеонора и радостно засмеялась. Она потянула меня за руку. - Давайте, Родерик, идёмте со мной, посмотрите на конец первого акта. - Я встал и обнаружил, что на мне синяя одежда. Синий был её любимый цвет, и она уже была прикована к кровати, когда подарила мне эту одежду. - Пойдёмте, Родерик, я хочу, чтобы вы это увидели.
И тогда она потянула меня за руку, и мы внезапно оказались на оборонительной башне восточных ворот столицы. Была зима, зубцы стены покрывал лёд, а рядом с нами солдат как раз отбивал лёд от своего щита, на котором красовался герб Иллиана.
Перед воротами столицы простиралась опустошённая земля. Что когда-то было восточным городом, теперь превратилось в дымящиеся руины. Там, вдалеке, за пределами линии огня даже для самых тяжёлых арбалетов, стояла сотня столбов, вороны летали и клевали то, что когда-то было людьми.
А позади столбов раскинулся бесконечный лагерь из чёрных палаток: армия императора-некроманта.
Перед массивной привратной башней слева от нас, на своих боевых конях сидели три тяжело вооружённых всадника. Тот, что был справа, нёс в стремени и руке флаг Талака.
Позади них стояли десятки истощённых фигур, в основном женщины и дети, связанные между собой тяжёлыми верёвками или цепями. У их ног находился городской ров, частично покрытый льдом. Во льду застряли мёртвые тела. Позади пленных я увидел стоящих строем солдат в чёрных доспехах, с башенными щитами и длинными копьями.
- Стены столицы крепкие, - сообщила Элеонора. - Камни катапульты рикошетом отлетают от них. Наши амбары полные, и каждый день, проведённый в осаде, люди в этих чёрных палатках умирают сотнями, если не тысячами от болезней, холода или голода. Их потери велики, но они заставляют нас расплачиваться за них. Каждый день они копьями загоняют женщин и детей в ров, заполняя его телами моих подданных. Они убивают и забивают только ради забавы или чтобы навести на нас ужас. И каждый день эти три вестника снова и снова выдвигают одно и то же требование: им нужна королева, бьющееся сердце Иллиана. Слышите, как они призывают Элеонору? Тот, что посередине - князь, сейчас прочитает свиток и потребует выдачу королевы в обмен на мир в стране. Он обещает пощадить город, не сносить его, снять осаду и оставить в живых тех людей, которых они согнали здесь на морозе. Но они вовсе не ждут, что мы выполним их условие, это всего лишь предлог для убийств, - она подняла глаза и посмотрела на меня так, будто ей удалась хорошая шутка. - Посмотрите, разводной мост опускается, и городские ворота открываются. Взгляните на удивление, появившееся на лицах вестников-тиранов. И на того, кто на лошади выезжает из города!
На белом коне и в платье, которое стало бы в день свадьбы мечтой для любой женщины, ворота медленно пересекла грациозная фигура. Только если присмотреться, можно было увидеть жерди, удерживающие её в седле. Рядом с нами солдат свирепого вида наклонился, поднял дорогой арбалет и аккуратно установил его на вилке.
- Они оправились от удивления, - промолвила Элеонора. - Видите мужчину посередине? Он здесь командующий. Теперь он жестом подзывает к себе священников.
Две измождённые фигуры в чёрных рясах подошли к троим всадникам. Рядом со мной солдат вытащил из дублета бутылку со знаком Борона и аккуратно окропил содержимым болт с острым, усыпанным рунами наконечником, древко которого было обмотано несколькими слоями тонкой ткани.
Оба священника ступили на подъёмный мост и подошли к женщине в свадебном платье. Они грубо стащили беззащитную женщину с лошади, затем я увидел, как подъехала телега, заполненная хворостом. Там впереди она остановилась, колёса поставили на тормоза, лошадей выпрягли, а на самой телеге установили столб.
- Она уже давно знает, что враг задумал для неё, - сообщила Элеонора. - Солдаты Талака насилуют и издеваются над женщинами, как захотят, потом отпускают их. При этом они забывают, что их жертвы - это не просто плоть, что у них есть уши, чтобы слышать и глаза, чтобы видеть, - она крепче сжала мою руку. - Послушайте, какое враг представляет обвинение: насколько это неестественно, что женщина носит корону. Как это противоречит законом богов. Как здесь осуждается та, кто не знает своего места. Слышите, как один из проклятых наездников душ говорит о справедливой войне, как проводит чистку противоестественного, выправляет то, что было искажено. Он сам в это верит и слеп к истине.
Священники затащили женщину в повозку и привязали к столбу.
Позади и рядом с нами стена заполнилась мрачными солдатами. Ни у кого из них не было при себе явного оружия, они прислонились к внутренней части стены, где их не было видно. Только солдат рядом с нами что-то делал. Он подбросил в воздух лепестки роз, изучая куда их понесёт ветер. Отсюда до повозки было добрых восемьдесят шагов, вполне выполнимый выстрел, но он хотел убедиться, что обязательно попадёт.
- Она знает, что замышляет враг, а также то, что её время пришло. Этим утром её сердце перестало биться, и лишь молитвы священников и сильнейшее лекарство помогли ей выжить. Лекарство, которое её убьёт. Но пока она ещё жива. Она королева, она сердце Иллиана, она воля, сила и вера нашего народа. Она сама решает, как умереть.
Она подошла ко мне и схватила мою руку. Я поставил её перед собой, и она прислонилась к моему бедру, как делала много раз. Я крепко сжал её руки. Она казалось такой хрупкой, но я знал, насколько это было обманчивым.
- Теперь она говорит. Вы не сможете её услышать, голос не разносится далеко. Она напоминает врагу о его клятве, напоминает о том, что он хотел пощадить город и обещал отпустить пленных. Но пока она ещё говорит, они уже действуют.
Священник бросил факел в кучу хвороста, должно быть, тот был пропитан маслом, потому что огонь быстро распространился, а в воздух поднялось густое облако дыма. Ни один из солдат на стене не шевельнулся или промолвил хоть слово, они стояли неподвижно, как статуи.
- Платье было благословлено, она помазана. Она исповедала грехи и отдала себя в надёжные руки бога, - продолжила Элеонора сдавленным голосом. - Сейчас! - прошептала она.
Мгновение назад цвет огня ещё был красновато-жёлтым, а дым чёрным, но теперь пламя становилось всё ярче и ярче и, казалось, излучало собственный белый свет.
- Видите справа всадника, который так пристально на неё смотрит? - тихо спросила она. - Это он хочет завладеть её душой и знаниями. Однако прямо сейчас он начал понимать, на что способна воля, которая на протяжении десятилетий закалялась страданиями и болью. Он проделывал это уже так много раз, оседлал немало душ, но никто никогда не противостоял ему так яростно. И посмотрите, каким горячим теперь стал огонь...
Пламя горело теперь белым огнём, росло и росло, пока не превратилось в столб света, который был виден на много миль вокруг.
- Пламя света, - взволнованно выдохнул я. - Священный огонь Борона!
Перед нашими глазами священники и люди в чёрных доспехах отпрянули. А тот, что пристально смотрел на неё, вообще отвернулся и попытался убежать, но было слишком поздно.
- Сейчас! - снова крикнула она, сжимая мои руки.
Столп света разделившись, коснулся двух священников и всадников, которые вспыхнули ярким светом и исчезли.
Там, где раньше находились повозка, костёр и столб, теперь стояла одна лишь женщина в белом платье, совершенно не тронутая пламенем.
Одно долгое мгновение все в недоумении смотрели на неё, в то время как солдаты на стене возликовали, потом раздался приказ врага.
Передовая линия вражеских солдат с криком и поднятыми вверх копьями, устремилась к ней. Она стояла неподвижно, но прежде чем первое копьё успело её коснуться, солдат рядом с нами, который так долго целился, выстрелил, а потом плача, рухнул на пол.
Ещё в воздухе болт превратился в сияющий свет. Он попал королеве в самое сердце, свет запульсировал и стал невыносимо ярким. Когда он потух, сердце Иллиана исчезло, а там, где она стояла, лежал лишь искривлённый золотой венец.
- Теперь она свободна, - тихо сказала девочка, потянув меня за руку. - Давайте уйдём, вам необязательно смотреть на то, как враг совершает предательство. Он никогда даже не собирался сдерживать свои обещания.
Я ещё увидел, как солдаты на стене наклонились вперёд, каждый второй взял тяжёлый щит, а другой - заряженный арбалет.
Теперь мы стояли в тронном зале. Она отпустила мою руку и встала передо мной. Протянув ладонь, она что-то вытерла с моей щеки.
- Вам не нужно её оплакивать. Она свободна. Столько лет ей пришлось терпеть то, что стало её тюрьмой. И ей была оказана последняя милость, она не почувствовала боли от болта. Её душа теперь находится в руках Борона, он будет её судить, но она не станет его бояться, - она снова взяла меня за руку. - Это вы, Родерик, были тем, кто дал ей сил выстоять. Вы должны этим гордиться, как гордится она. Не оплакивайте её, потому что страна узнает, что с ней случилось: как она отдала себя в руки врага, чтобы защитить свой народ, как была нарушена сделка, как они собирались сжечь её на костре и как она обратилась в свет Борона, и бог наказал врага. Поскольку никто не видел, как она умерла, она будет жить в сердцах своего народа, и со светом разнесёт своё последние послание по всей стране.
Она указала на большой меч, который висел на стене позади трона.
- Идите туда и передайте мне меч, я слишком маленькая, чтобы дотянуться до него. Мне пришлось бы карабкаться на спинку трона, как в тот раз, когда вы нашли меня здесь. Королеве не подобает играть на троне, вы сами сказали мне об этом, поэтому должны подать мне Каменное Сердце.
Я подошёл к стене и снял меч Каменное Сердце, красные глаза которого вспыхнули, когда я к нему прикоснулся. Я всё ещё ему не нравился, даже в моих снах.
- Меч королевства, - сказала она, когда я встал перед ней на колени и протянул его, держа обоими руками. - Когда стены рухнут, они захотят его забрать, но вы, как и я знаете, что это не Каменное Сердце. Он находится в руках другого человека.
Она потянулась к рукоятке меча, нажала на горящие глаза и повернула голову дракона. Голова с тихим щелчком отделилась от рукоятки, в которой лежал плотно свёрнутый пергамент.
- Это один из последних секретов, оставшихся у меня, Родерик. Это меч королевства, поскольку каждый правитель с его помощью объявляет свою волю. В рукоятке настоящего клинка вы найдёте в том числе и мою, снабжённую моей печатью, с решением, кто должен стать новым сердцем Иллиана.
Она заметила мой взгляд и весело улыбнулась.
- Нет, успокойтесь, я не стану взваливать эту ношу на вас, у вас другая судьба. - Меч исчез из моих рук и снова оказался на стене. - Стены города выдержат. Враг продолжит убивать, но за каждого нашего убитого, холод, голод и чума заберут десятерых из них. С каждым убийством наших людей, народ будет обретать всё больше решимости. А пока держится столица, враг остаётся связанным и не может в полную силу продвигаться к северным землям, - она улыбнулась. - Кто знает, может эти стены будут ещё стоять, когда вы вернётесь к нам, Родерик. Тогда вы будите знать, как определить, кому принадлежит этот трон. Возможно, на нём уже будет кто-то сидеть. Если не тот, кого выбрала я, тогда делайте то, что необходимо.
Я всё ещё стоял перед ней на коленях. Она подошла ко мне и обняла, одарив улыбкой, в которой когда-то было столько доверия и радости, прежде чем тот, кто столкнул её со стены, разрушил её жизнь, забрав всю радость и оставив взамен страдания. Она обняла меня, от её дыхания веяло яблоками. - Он пообещал, что мы увидимся вновь, - сказала она с дружеской улыбкой, вложив мне в руку яблочное семечко. - Оно для вас. Посадите за меня дерево, - прошептала она, затем вместе с Иллианом исчезла в белом свете.
Я сидел в своей постели и плакал. Это был всего лишь сон, говорил я себе, полёт фантазии, родившийся из усталости и печали, наверняка, всё это неправда. Я поднял руку, чтобы вытереть щёку и из неё что-то выпало. Яблочное семечко...
Спал я недолго, после четвёртого колокола прошло не более одного отрезка свечи, значит сейчас было немного за полдень. Я умылся и посмотрел на своё отражение в полированном серебряном зеркале, заметил мыло и кожаный ремень на крючке. Я не брился уже несколько недель, в Бессарине только евнухи ходили без бороды. Я вытащил свой кинжал, посмотрел на него оценивающим взглядом и провёл лезвием по кожаному ремню.
По крайней мере, это простое занятие помогло мне собраться с мыслями.
Стоя там и соскребая бороду, я размышлял о своих снах о нашей королеве.
В последний раз, когда я видел её, она была ребёнком и послала меня на битву при Авенкорском перевале, чтобы преградить путь варварам в страну. Это было срочно, поскольку королевской армии, под командованием графа Филгана, потребовалось слишком много времени, чтобы добраться до перевала. Поэтому туда отправился я и сорок рыцарей ордена, чтобы удержать перевал, пока армия займёт позицию.
Она знала, чего от меня требует, и что мы больше никогда не увидимся. Сорок верных сторонников умерли на перевале, который мы удерживали двенадцать долгих дней.
Граф, однако, решил, что нет смысла укреплять перевал, и вместе с армией занял позиции в тылу. Он сидел на своей ленивой заднице и просто ждал, а чтобы развеять скуку, занимался соколиной охотой.
Когда он послал проверить, почему варвары не идут, он обнаружил сорок убитых верных сторонников и гору мёртвых тел, такую высокую, что окровавленные тела, словно стеной, заградили перевал.
Варвары отступили, другого сражения не было, а граф фон Тургау исчез.
Я избегал столицы, беспокойно бродил по стране и упрекал мою королеву в том, что это её вина, её неудача, поскольку это она назначила графа Филгана полководцем. И всё же я знал, что мой вердикт был несправедливым. Королева сделала то, что должна. Если бы это имело смысл, она даже приказала бы отнести к перевалу свои носилки. Она обладала всем тем мужеством и волевым характером, которых так не хватало графу.
Я не раз подумывал о том, чтобы вернуться, увидеть её ещё раз, но каждый раз говорил себе, что она теперь стала старше, уже больше не ребёнок, дразнящий меня тем, что я сажаю яблони. Уже не та девочка, которая собирала для меня яблочные семечки от каждого съеденного яблока. Уже больше не ребёнок, не та, кого я любил, как свою собственную дочь.
Сон или нет, но в глубине души я знал, что наша гордая королева умерла. Я опоздал, слишком долго медлил, изворачивался, искал причины, чтобы избегать её. По крайней мере во сне, она не держала на меня обиды.
Да ей и не было в этом нужды, я вполне мог справиться с этим сам. Она, кому никогда не довелось быть с мужчиной, была в моём сне в свадебном платье.
Священники богов могли творить столько чудес, почему же никому из них не удалось исцелить её позвоночник? Почему боги допустили, чтобы эта девочка всю свою жизнь оставалась в своём теле, словно в ловушке? Именно она, кто так любил прыгать и смеяться.
Её династия правила нашей страной триста двадцать лет. Среди них были хорошие и плохие короли, храбрые, умные, глупые, а также пьяницы и бездельники. Но по величию никто даже близко не мог сравниться с ней.
Из-под пены появилось моё лицо и показалось мне ещё более чужим, чем когда-либо прежде. Казалось, будто солнце Бессарина выжгла всё, что когда-то выглядело дружелюбным. Этот упрямый подбородок я узнавал с трудом, глубокие складки и шрамы придавали рту в зеркале такую суровость и жестокость, которые меня пугали.
Я хотел умереть, поэтому предоставил старости делать своё дело, избегая даже прикосновения к Искоренителю Душ. Старение заняло слишком много времени, но в конечном итоге оно всё-таки настигло меня, пока мне не стало казаться, что за недели проходят целые года.
Пока бледная сталь Искоренителя Душ вновь не отняла жизнь в одинокой гостинице в горах. Передав эту жизнь мне, меч вернул мою молодость. Но эти глубокие морщинки остались.
Я умылся и изучив чужое лицо, увидел, что его отмечала не только жестокость, но и горечь. Ребёнок, которого я любил, послал меня и сорок человек на смерть, чтобы защитить королевство, а я так и не смог простить её за это. Как она могла отослать меня, как могла так нас предать... И всё же это я был тем, кто предал её, не меньше чем тот, кто отправил своего сокола охотиться, в то время как другие умирали за него.
Как я бушевал против неё, против судьбы, против бога! Я проклинал её за то, что никогда не было её собственным выбором. Это не Сольтар мешал мне вернуться в столицу, я сам был этим упрямым ослом.
Когда в Трёх королевствах разразилось новое бедствие, в обличье империи Талака, она всё ещё не потеряла в меня веру. Она послала своего паладина, Лиандру, чтобы найти меня и поручить спасти королевство. И я снова заартачился, с каждым шагом упрямо прикидывался ослом, слепо закрывая глаза на то, чего не хотел видеть: что требовать от мужчины умереть за то, что он любит и хочет защитить – не слишком большая просьба. Что честь, без готовности отстаивать то, во что веришь, что любишь и уважаешь – это не более чем пустое слово.
Наталия, Третье Полотно Ночи, ассасин Талака, не колебалась. Она знала, что для неё важно, и во что она верит. Она не видела причин сомневаться или даже колебаться. Потому что если бы поступала иначе, она не осталась бы верной себе.
В отличие от неё, я не только предал свою королеву, свою клятву и своего бога, но и самого себя. Позади моего отражение в зеркале я видел Элеорону, Наталию и всех тех, кто когда-то погиб, сражаясь рядом со мной.
Я кивнул им. Иногда старому ослу, чтобы понять, требуется больше времени.