– Медведкин Александр Александрович. Двадцать лет, неработающий, проживающий по адресу…
Мужик с прилизанными волосами, в строгом костюме, но без галстука сидел за столом и вертел в руке мой телефон. Рядом лежала компьютерная мышка, которую я забрал со своего последнего места работы.
Мои данные он не читал, а цитировал наизусть, в то время пока я пытался натянуть штаны.
После адской пьянки в «Калинке» я сутки лежал дома, не отвечая на телефонные звонки и не подходя к двери. Не потому, что видеть никого не хотел – сил просто не было. Эти сутки я лежал на кровати, поглощая воду и периодически доползая до унитаза. За это время я несколько раз клятвенно пообещал себе никогда больше не брать в рот спиртного.
Когда мне наконец полегчало, я заснул. А проснувшись от стакана воды, вылитого на лицо, увидел сидящего за столом мужика. Он был очень похож на того Костюма, что когда‑то дал мне Стек. Только без галстука и чуть‑чуть худее. А еще, когда я спросил, кто он и что он делает в моей квартире, мужик показал мне красную книжечку и представился майором Егоровым.
Возле входа стояли по стойке «смирно» два человека в форме. Не в милицейской, а скорее в военной. Один из них и вылил на меня воду. А потом вернулся на свое место возле двери, маршируя по комнате, словно на плацу.
И вот теперь я натягивал штаны, а майор в это время разбирал мой телефон и доставал оттуда сим‑карту, попутно ведя со мной диалог.
– Александр Александрович, ты почему не служил?
– Эта… Астма у меня. Бронхиальная.
Майор покосился на пепельницу с окурками и вернулся к телефону. Я уже оделся и теперь стоял, переминаясь с ноги на ногу.
– Да вы присаживайтесь, гражданин Медведкин. В ногах правды нет.
|
|
Я сел на кровать. Симка исчезла в ловких руках майора. После этого я удосужился холодного изучающего взгляда.
– Я ни в чем не виноват, – поспешил заверить я и тут же поинтересовался: – Меня в чем‑то подозревают или что?
Видимо закончив изучать меня, майор неожиданно сказал:
– Вы просто нажали кнопку.
– Какую кнопку? – спросил я. – Мы ничего не нажимали.
– Шарик выкатился, доминошины упали, дом загорелся, и пожар уже не потушить. – Майор вздохнул.
– Какой пожар? – вздрогнул я. – О каком это пожаре вы говорите?
– Эх, Медведкин… – Майор небрежно швырнул пустой телефон на стол. – Вот смотрю на тебя и думаю: три десятых процента – это много или мало?
Вот тут я уже вконец растерялся. Я даже подумал, что сошел с ума и теперь слова, которые я слышу, имеют для меня новые значения. Кнопка, пожар, проценты…
– Вот скажи мне, Медведкин, три десятых процента – это много или мало?
А может… Может, это организаторы игры? Точно! Ничья – и теперь они хотят дать компенсацию.
– Ну, смотря от скольких считать, – сказал я осторожно. – Если от двухсот пятидесяти тысяч, то немного, а если от миллиона…
– Заткнись.
Майор сказал это тем же спокойным голосом, но взгляд у него при этом стал настолько ледяной, что кожа у меня в момент стала гусиной.
– У одного африканского племени есть табу. Они не должны произносить больше определенного количества слов за сутки. Провинившемуся в рот сыплют угли.
– Я…
– Просто забудь. И ни с кем, даже со своими тремя друзьями, не говори об этом. И они говорить не будут. Вообще никогда. Тебе все ясно, Сан Саныч?
|
|
Я закивал, выражая готовность молчать.
Замяли. Взрывы, убийства, Лузу, Армяна – все замяли. Дело‑то понятное. Кому из олигархов захочется в скандале светиться на фоне недавних событий? Зарядили, проплатили…
Прав был Ростик, слава богу, нас в живых оставили. Интересно, сколько пришлось отдать за то, чтобы шум не поднимать?
– У тебя есть вопросы? – Майор поднялся.
Конечно же, у меня не было никаких вопросов. Глядя в его глаза, я не хотел задавать никаких вопросов. Я представлял себя в виде маленькой льдинки, которую с хрустом давит здоровенный каблук майора, и мне было почти так же страшно, как тогда в туалете «Десяти баллов».
– Нет, нету. – Я даже замотал головой. – Никаких вопросов, я все понял.
– Вот и славно, – сказал майор. И вышел, не попрощавшись, вместе со своими солдатами.
Я потом замок посмотрел, он даже сломан не был.
Про игру мы больше никогда не разговаривали. Впрочем, мы вообще мало разговаривали после этих событий. Так уж получилось.
Я сначала дома зашифровался, потом понял, что надо решать вопрос с работой, и занялся ее поисками.
Через пару дней Ростик с Дашей сорвались и уехали покорять столицу. Потом Жила зашел, попрощался – сказал, что нашел ту, которую искал всю жизнь, но она живет в другом городе… Он опаздывал на поезд, торопился. Обещал позвонить, как только купит новую сим‑карту. Когда он уехал, я вспомнил, что у меня новый номер, который он не знает.
Поиски работы особым успехом не увенчались и где‑то через пару недель после всех этих событий я вернулся в магазин. Зашел, пару минут посмотрел на шефа, который сидел на моем месте. На мое приветствие тот ответил кивком – сидел, не отрываясь от монитора. В шарики играл.
|
|
Никого не нашел на мое место. Я ж говорил, кто сюда пойдет, кроме меня?
Может, у меня есть шанс не только вернуться на работу, но и пересмотреть зарплату?
– Это самое… – осторожно начал я.
Хлюп! Хлюп! Полоски из шариков исчезали, количество очков росло.
– Жрать захотел? – поинтересовался шеф. – А денег нет?
– Ну…
– И на работу никто не берет?
– Не берет, – подтвердил я, понимая, что в ближайшее время говорить о зарплате вряд ли придется.
– Вернуться, значит, решил?
– Ну, как бы да, – кивнул я. – Возьмете?
– Ты уже разобрался со своими проблемами?
Он намекал на недавние события. Визит Костюма в магазин, может, еще что‑то.
– Да, – сказал я и добавил более уверенно: – Все в порядке, вопросы закрыты.
Шеф наконец оторвался от монитора. Закрыл «шарики», стал бесцельно возить мышкой по рабочему столу.
– Ко мне приходили твои новые друзья. Забрали компьютер, за которым ты сидел.
– Они мне не друзья, – поспешил заметить я.
– Кто они на самом деле и откуда – я не знаю. Куда ты вляпался – я тоже не знаю. И знать не хочу.
Я молчал, выжидая вердикт. А шеф молчал, изучая меня и принимая решение.
Очень не хотелось выходить отсюда безработным.
– Если я замечу тебя играющим в игрульки, а на прилавке не будет ценников – накажу рублем.
– Нет, все будет в порядке! – начал я, но шеф меня даже и не слушал.
– За отсутствие ценника – штраф сто рублей. Опоздание на работу – триста рублей. Забыть заполнить гарантийку стоит теперь пятьсот рублей, – перечислял он монотонным тоном, поглядывая в монитор. – Беспорядок на столе обойдется тебе в полтинничек…
Я заглянул в монитор и увидел вордовский файл с названием «Штрафная сетка для Медведкина А.». А там все мои грехи – отсутствие сертификатов, бардак на складе, невыставленный на витрину товар и прочая, прочая, прочая.
– Это… это вы написали? – удивленно спросил я. – Для меня? Вы что, ждали меня?
– Твои друзья сказали. Еще две недели назад. Кто‑то из них позвонил и сказал, что ты скоро вернешься.
– Но я…
Я ведь не собирался возвращаться. У меня был четкий план по трудоустройству. Он не сработал пару дней назад, но две недели назад я был уверен, что найду хорошую работу.
– Не собирался возвращаться? – Шеф ухмыльнулся. – Две недели назад я сказал твоим друзьям, что я не пущу тебя на порог магазина.
– А они? – глупо спросил я.
– Они сказали, что, возможно, я передумаю. Тогда я и составил этот список. На всякий случай. Если действительно передумаю. – Шеф поднялся из‑за стола. – Тебе полчаса на то, чтобы изучить штрафную сетку. Потом ты считаешься принятым на работу. Вон в том углу новые чайники стоят, вчера привезли. Сделай для них ценники. Я у себя.
И ушел, оставив меня с прайсом, который легко мог за месяц превратить мои двести долларов в воздушную пыль.
Деваться‑то особо было некуда.
Logged audio
(говорят про список каких‑то условий, про «Вервольф», цены на нефть, договоры с Китаем, переводы со всеми операторами мобильной связи, четыре человека – свидетели???)
– Что это ты мне прислал?
– Это необходимые условия для дальнейшего…
– Я вижу, что здесь написано. Это что, шутка?
– Это выдал «Вервольф». Включите генератор шумов.
– Ты что, с ума сошел? Это же мой кабинет… Ладно. Рассказывай.
– После перезагрузки было несколько попыток ликвидировать (неразборчиво). Все они закончились неудачей.
– Понятное дело. «Вервольф» же не может взломать сам себя. Что это за новый фонд обучения наноспециалистов и почему к тридцатому ноль шестому ноль восьмому надо расформировать (неразборчиво)?
– Об этом я и (неразборчиво), «Вервольф» будет готовить и искать тех, кто сможет взломать его защиту. Хакеров. Поиск лучших будет вестись по всему миру. Видите эти подпункты?
– Это чушь какая‑то. Даже если каждый человек на земле станет программистом, они все вместе не смогут (неразборчиво).
– Это если «Вервольф» будет противостоять атаке. А если нет?
– Все равно… Ладно, Женя. Я понял. Никаких увеличений бюджетов, и ничего не расформировываем. Стереть все.
– Есть вероятность того, что Урале упадет до двадцати через (неразборчиво), потому что саудиты…
– Это чушь. Кроме саудитов есть еще и ОПЕК.
– Вас понял.
– А эти договоры с Китаем для чего? Укрепляем связи?
– Мы думаем, это из‑за Олимпиады. Но точно, как вы понимаете (неразборчиво).
– Ясно. Позже посмотрю. Женя, отслеживай каждый необычный запрос. Мы больше не можем себе позволить так рисковать. Востров меня едва не порвал.
– И все из‑за каких‑то четырех идиотов.
– Что с ними, кстати, ты выяснил?
– Один из них устроился работать в наше московское отделение. У него прекрасные экономические способности, предложил несколько интересных схем, – во всяком случае, так о нем отозвался Валлиулин. Мы все проверили, попал к нам случайно, пройдя четыре собеседования.
– Забавно. А остальные?
– Продолжают жить своей жизнью. Я удалил всех четверых из списка наблюдения. Понимаю, что лучше было бы их убрать, но если эта информация станет доступна «Вервольфу», начнется рециклинг с вероятностью примерно в три десятых процента.
– Значит, пусть живут. А там посмотрим.
FINISH HIM! (ТИПА ЭПИЛОГА)
Я так и не смог перекинуть запись из клуба со своей мобилы на какой‑нибудь носитель. Файл был намертво привязан к телефону, что казалось необъяснимым всем, кому я ее показывал. В конце концов я продал трубку через eBay. За полторы сотни баксов ее купил какой‑то парень. Он потом пытался связаться со мной, но это было последним деянием Эль Муэрте. Убивающий Информацию исчез навсегда, а в сети появился еще один ничем не приметный юзер с новым ником и совсем непохожий на Эль Муэрте.
Я продолжал работать в магазине, у меня был тот же самый компьютер, только с новым винчестером, на котором помещалось гораздо больше фильмов и музыки. Теперь уже не надо было убивать одну игру, устанавливая другую и превращая компьютер в свалку сохраненных игр.
Впрочем, в игры я стал играть гораздо меньше. Из‑за жестких санкций шефа первое время вообще ничего не скачивал, а большую часть свободного времени листал самоучитель по «перлу». Потом дело дошло до практики и первых экспериментов.
«Перл» как‑то незаметно захватил меня. Я стал консультироваться на форумах и читать самоучители. Дима «DimoNRu.Board» посоветовал переделывать готовые программы – так я учился на чужих примерах. Андрей «Джерзь» тестил мои программы и подсказывал ошибки. Макс «Great МаО», Вася «in9», Костя «KoKos»… Москва, Питер, Саров… Россия, Украина, Штаты… И «перл».
С Жилой наши пути так и не пересеклись. От Ростика я слышал, что он свалил то ли в Ростов, то ли в Краснодар и живет там у бывшей одноклассницы. Насчет детей – первый уже пошел.
А с Ростиком мы созванивались пару раз. Он туманно сказал, что сидит в Москве, работает в неплохом бизнесе и не на последних ролях. Какая‑то компания, я так понял, что немецкая. «Молочный дом», или что‑то в этом роде. Зная Ростика, я представил очередную шарашкину контору в съемном офисе, торгующую просроченными немецкими йогуртами. Дела идут неважно, раз в подробности Ростик не вдается. Хотя, если честно, я особо и не расспрашивал.
С Дашей у него что‑то не сложилось, когда они поехали на Кубу. Там, на острове Свободы, они и расстались.
В последний наш телефонный разговор я сказал Ростику, что учу «перл» и потихоньку пишу программы… А он неожиданно спросил мое мнение о строительстве тюрьмы нового типа. Мол, что думаешь насчет социальной сети для зеков? Типа с целью перевоспитания.
Я ответил честно. Сказал, что мне похрен. На социальные сети похрен, на зеков, на тюрьмы. Я сказал ему, что у меня дома полпачки пельменей и два доширака, а зарплата все те же сраные двести долларов. И вот это меня волнует, а не экспериментальные тюрьмы.
– Ты все там же? В магазине?
– Угу. Чайники, ценники и веники.
– Сань… Может, тебя к нам определить? – спросил Ростик. – Я словечко замолвлю, посидишь в офисе, потом поднимем при случае. Работа не каторжная, шеф вменяемый…
Я усмехнулся. Аферы с просроченными йогуртами… Ну уж нет, с меня хватит.
– Братан… – сказал я, – я выбрал свой путь. Мне сейчас подучиться полгодика, разобраться с некоторыми вопросами – и тогда я смогу заниматься тем, чем хочу, и зарабатывать этим себе на жизнь. А там дальше видно будет.
– Я понял, – сказал Ростик. – Ладно, если что, звони. Кстати, у нас ребрендинг намечается. Уже объявили о новом названии. Не читал в Интернете про обвал акций?
Он говорил на полном серьезе, и от этого мне стало смешно. Ну какие акции, какой ребрендинг? Ладно, если «Билайн» в честь победы России на Евровидении одну букву в названии заребрендит, обвал наверняка будет. Но Ростик со своими йогуртами…
– Не‑а, Ростик, не слышал. Я тут в запарах, делаю сайт обменного пункта «Вебмани» и еще пытаюсь написать бота для уведомлений по «аське» о новых заказах.
В общем, интересная у нас получилась беседа. Он о бизнесе и политике, а я о пельменях и «перле».
Договорились созвониться еще. Но это был наш последний разговор. Один раз он звонил мне – а я спал после двух бессонных ночей. Потом я перезванивал ему – Ростик был недоступен. Потом дела, дела, дела…
Вот так и разбежались.