В Кувейте один из крупнейших учредителей негосударственных фондов, священнослужитель по имени Хаджай альАджми, организовал кампанию в Твиттере, чтобы сподвигнуть 250 тысяч своих подписчиков переводить пожертвования на специальный банковский счет, открытый для помощи повстанцам. “Отдайте деньги тем, кто потратит их на джихад”, – призывал аль-Аджми в видео, опубликованном на Ютьюбе в 2012 году. Другие жертвователи устраивали в Твиттере “аукционы”, продавая машины, яхты, недвижимость для отдыха – все, что можно было обратить в деньги для помощи сирийским повстанцам. Несколько состоятельных жертвователей – иногда те, кому они жертвовали, называли их “меценаты” – даже ездили в горячие точки, чтобы лично вручить “дипломат” с деньгами; иногда повстанческие бригады даже переименовывали себя в их честь.
“В эту игру играют все, – говорил в те дни один ближневосточный дипломат, признавая, что среди тех, кто жертвовал деньги боевикам-экстремистам, были и его соотечественники. – Разные силы стараются создать собственные боевые соединения. Все вышло из-под контроля”.
Некоторые страны предпринимали честные, хотя и запоздалые, попытки остановить поток частной помощи, текущий к джихадистским группам. Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты максимально ужесточили ограничения и увеличили срок рассмотрения для банковских переводов, пытаясь сократить поток нелегальных пожертвований. Но другие не склонны были перекрывать кран. В Катаре и Кувейте – богатых королевствах Залива и союзниках Соединенных Штатов – исламистам оказывали поддержку в том числе и правительственные министры, верившие, что джихадисты – это лучший шанс разгромить правительство Асада. Официально правительства обеих стран осуждали экстремизм, хотя частным образом некоторые министры защищали группы, которые западные правительства заклеймили как террористические, – в том числе “Фронт ан-Нусра”*, по словам официальных лиц США и Ближнего Востока, принимавших участие в подобных дискуссиях.
“Они считали проблемой Асада, а группы вроде “Ан-Нусры”* – решением этой проблемы, – говорил старший офицер ближневосточной разведки, тесно работавший с обеими странами по вопросам координации политики в отношении Сирии. – Вот почему они считали нормальным, что деньги и оружие идут “Ан-Нусре”*. Члены этой группы отличные бойцы и тоже сунниты, и если они победят, новое правительство будет им под стать”.
Катар, наблюдавший за конфликтом с расстояния в тысячу сто миль, мог позволить себе риск. А вот для короля Иордании Абдаллы II люди с черными флагами, винтовками и взрывчаткой, купленными на деньги Залива, были неуютно близко – настолько, что иорданские пограничники со своих наблюдательных вышек видели иногда бои на сирийской территории.
Летом 2012 года исламисты подобрались еще ближе. Иорданская разведка начала принимать донесения о боевиках, проникших на территорию страны с оружием; очевидно, эти люди намеревались распространить революцию и на Хашимитское Королевство. Мухабарат неделями наблюдал, как группы инфильтрантов устраивали явочные квартиры и склады. Террористы собирались привести в исполнение дерзкий план: поразить несколько целей по всему Амману.
Когда заговорщики уже готовились начать, Мухабарат нанес удар. В ходе нескольких рейдов были арестованы одиннадцать подозреваемых, захвачены пулеметы, минометы, автомобили с взрывчаткой и бомбы, тайком доставленные в Иорданию. В ходе допросов вырисовались очертания плана: почти одновременно произвести атаки на гражданские и правительственные объекты, от посольства США до роскошного торгового комплекса в центре Аммана. Если бы план удался, погибли бы десятки, если не сотни человек.
Едва сотрудники Мухабарата разобрались с заговором, возникли проблемы на границе. Пограничный патруль накрыл разношерстную группу вооруженных исламистов, когда те пытались уйти в Сирию; нарушители открыли стрельбу. Завязалась перестрелка, в ходе которой погибли четыре боевика. Был убит и один иорданский солдат – первая потеря за год сирийской гражданской войны.
Король пришел в ярость. Он несколько месяцев предупреждал всех – американцев, европейцев, арабских союзников, даже самого Асада – о последствиях полномасштабной гражданской войны, разразившейся в Сирии. Искры межрелигиозного и межэтнического конфликта неминуемо должны были перелететь через сирийскую границу. Это уже произошло в Ираке, и теперь на очереди была Иордания. “Это не абстракция, это реальность. Это по соседству, – говорил король своим помощникам. – Если война будет продолжаться, она постучится и в нашу дверь”.
Весь конец 2011-го и весь 2012 год монарх трудился не покладая рук, чтобы возвести брандмауэры, которые не дали бы конфликту распространиться. Сирийские беженцы тысячами устремились через границы – один только лагерь Заатари вмещал в середине 2012-го 30 тысяч человек, а в следующем году раздулся до 156 тысяч, став четвертой по величине метрополией Иордании. Абдалла уделял особое внимание безопасности и устроил центры приема беженцев в местах пересечения границы, чтобы должным образом контролировать поток, притекающий в новые палаточные городки вдоль пограничной полосы. Он созывал совещания, приглашая американских, британских и арабских военных, чтобы выработать детальный план действий в чрезвычайной обстановке на случай возможных кризисных ситуаций, от химической атаки со стороны Сирии до вторжения асадовских военных самолетов в воздушное пространство соседей. Он работал с американскими и британскими военными над формированием отрядов быстрого реагирования, которые в случае внезапного краха центральной власти смогли бы срочно обезопасить асадовские склады ядовитого газа.
Западные правительства выражали желание принять участие в составлении планов, однако выделять средства не спешили. Ручеек гуманитарной помощи тек еле-еле, Абдалла изворачивался как мог, чтобы накормить и одеть толпы беженцев на иорданской границе. Начались постоянно пробуксовывавшие переговоры об организации в Иордании секретного тренировочного лагеря для нерелигиозных повстанцев, ядра будущего “Южного фронта”, который смог бы двинуться на Дамаск, пока армия Асада барахтается на севере и востоке страны. Абдалла согласился, несмотря на страх оказаться между огней враждующих сирийских армий. Тренировки начались в 2013 году, аналогичная программа выполнялась при поддержке ЦРУ на юге Турции. Однако, дав отмашку на начало тренировок, Белый дом ввел жесткие ограничения как на масштаб учебной операции, так и на виды вооружения и боеприпасов, которыми разрешено снабжать бойцов. Бойцам, которых поддерживало ЦРУ, платили 100–150 долларов в месяц – меньше половины того, что предлагали исламисты. Снабжение боеприпасами было настолько скудное, что один командир жаловался, что на каждого солдата приходится около шестнадцати пуль в месяц. Многие новички уходили в другие части, забирая с собой оружие. “Мы думали, что быть с американцами значит быть с большими ружьями, – говорил один из командиров, которого снабжало ЦРУ. – Мы ошиблись и проиграли”.
Но самые сложные переговоры шли с другими арабскими лидерами. Иордания, которой отчаянно не хватало нефти и газа, отягощавших казну ее соседей, обращалась к богатым государствам Залива за помощью во времена экономического кризиса. Но помощи назначили цену: некоторые шейхи Залива ожидали, что Иордания послужит перевалочным пунктом для денег и оружия, отправляемых сирийским боевикам – подопечным шейхов.
Абдалла не верил своим ушам. Ему хотелось спросить: как можно поставлять оружие джихадистам, которые вознамерились создать теократию образца седьмого века в самом сердце Ближнего Востока?
– Когда прекратятся эти революции? – спросил он как-то в приватной беседе одного из своих партнеров с Залива.
– Я надеюсь, что революции на Ближнем Востоке продолжатся, – ответил ему человек, публично разделяющий религиозные взгляды исламистов. – Я заплатил за поддержку этих групп, и они задолжали мне лояльность.
– Так нельзя! – Абдалла потерял самообладание. – Ты опустился в основание пищевой цепочки. В конце концов они придут и за тобой.
Поток денег и оружия шел в Сирию непрерывно. Беседуя частным образом со своими помощниками, Абдалла понимал, какими путями может развиваться эта история. Одна возможность – что Асад при поддержке Ирана и России одержит победу благодаря грубой силе – теперь казалась неправдоподобной. Альтернативный ход событий предусматривал, что “психи” – исламисты-радикалы – возьмут контроль над Дамаском, хотя такая перспектива тоже представлялась отдаленной. Третья вероятность, если региону очень, очень повезет, заключалась в урегулировании ситуации путем переговоров, после которых Асад передаст власть объединенному правительству Сирии – правительству, которое будет наблюдать за выборами и не станет трогать институты, обеспечивающие порядок и безопасность сирийским гражданам.
Оставался еще, однако, четвертый возможный исход: продолжительное насилие без какой-либо понятной развязки. По этому сценарию стране, известной как Сирия, предстояло рассыпаться и превратиться в водоворот, который постепенно затянет в себя другие страны, дестабилизируя регион на десятилетия вперед. Абдалла в разговорах с помощниками представлял себе Сирию разделенной на зоны, контролируемые суннитами, алавитами и курдами, причем каждую сторону будут поддерживать и снабжать единомышленники из-за границы. В реальности контуры будущего раздела Сирии уже вырисовывались – режим цеплялся за оборонительные рубежи вокруг столицы и городов побережья, оставляя засушливые внутриматериковые территории исламистам. “Ситуация превращалась в тупиковую у нас на глазах”, – говорил один из помощников короля.
Реальность была такова: экстремисты становились сильнее, союзники Иордании все настойчивее требовали поддерживать их – пассивно, если не активно. Но Абдалла отказывался помогать террористам. Сидя в одиночестве у себя в кабинете, он просматривал очередной каталог зверств: взятых в плен солдат расстреливали в упор, священников и имамов резали как овец, бледные молодые тела выволакивали из обломков разрушенного бомбами дома. Иногда он отправлял ссылки своим старшим советникам. Нельзя, чтобы подобное началось в Иордании, твердил он.
“Я считаю, что есть границы дозволенного, – говорил Абдалла, по воспоминаниям одного из помощников. – Я не позволю поддерживать радикалов, потому что эта поддержка обернется против нас. Она обернется против моих граждан”.
В мае 2012 года Роберта Форда вызвали в Госдепартамент, на седьмой этаж, на личную встречу с женщиной, бывшей его формальным боссом последние три года. До этого Форд уже несколько раз встречался с Хиллари Клинтон, но дипломату среднего звена непривычно было в одиночку подниматься на лифте в элегантный сьют “Мэхогани-роу”, служивший госсекретарю США кабинетом.
Форд был теперь послом без посольства. Официально он оставался главным американским дипломатом в Сирии, но в октябре предыдущего года его отозвали в Вашингтон из соображений безопасности. Пережитое в июле на крыше уже было достаточно страшным, но другие инциденты, имевшие место в следующие недели, со всей ясностью показали: сирийская гарантия защиты иностранных дипломатов на Форда больше не распространяется.
Самый пугающий случай произошел в тот день, когда он нанес визит лидеру одной из официально признанных сирийских оппозиционных партий в Дамаске. Когда американский дипломат прибыл в офис этого человека, толпа из примерно семидесяти пяти сторонников Асада уже ждала его на ведущей к дому дорожке. Форд и его помощники пробежали под градом из яиц и помидоров и успели проскользнуть в ворота, на какие-то секунды опередив толпу. Американцы быстро забаррикадировали дверь столом, после чего Форд с ядовитой усмешкой повернулся к хозяевам. “Мы из американского посольства”, – объявил он. После встречи был еще один безумный рывок, к посольским машинам, которые к тому времени изуродовали так, что починить их оказалось невозможно. Форд бежал к машине в полной уверенности, что не все его кости и зубы доживут до конца дня целыми. “Я не думал, что меня убьют, – вспоминал он потом, – но был уверен, что изобьют”. Каким-то образом американцы убрались невредимыми, но следующей крупной вылазкой Форда стала дорога в аэропорт и вылет домой. Назад он не вернулся, да и само посольство закрылось три месяца спустя.
Клинтон знала все о мытарствах Форда, и во время встречи тем майским днем двое чиновников говорили о масштабной борьбе за власть, разворачивающейся в Сирии: все более активная поддержка Асада со стороны Ирана, характер недавних боев, многочисленность оппозиционных фракций и их союзников. Форд говорил о частностях, когда Клинтон остановила его.
“Вы же понимаете, к чему все это ведет? Региону грозит катастрофа”, – сказала она. Клинтон списком перечислила возможные последствия: выплеск насилия на Ливан, Иорданию и Ирак; лавина беженцев; межрелигиозная война, которая “захлестнет территории от Ливана до самого Ирака”.
Форд едва ли мог не согласиться с этим, хотя и пытался говорить обнадеживающие вещи. Может быть, предположил он, подобного кризиса еще можно избежать, если новая мирная инициатива, недавно предложенная специальным представителем ООН в Сирии Кофи Аннаном, принесет результаты.
“Если у нас получится провести переговоры и помочь временному правительству устоять, если мы сумеем подтолкнуть оппозицию к участию в переговорах – может быть, нам еще удастся избежать катастрофы”, – сказал Форд.
Государственный секретарь о чем-то сосредоточенно думала. Они оба знали: из всех возможных сирийских сценариев наименее вероятным был тот, в котором Асад участвовал бы в переговорах об окончании своего президентства. “Она просто не считала, что с Асадом это сработает”, – вспоминал впоследствии Форд.
Форду суждено было сыграть ключевую роль в организованных тем летом ООН переговорах – и почти через два года после них. Из тысячи препятствий к принятию решения одно оставалось неизменным: категорическое несогласие Сирии на любой исход, при котором Асад терял президентский пост.
Однако перед Белым домом встала, потеснив прочие, новая проблема. Мелкие банды джихадистов, ранее замеченные разведуправлениями, срослись в небольшую армию. На собраниях Совета национальной безопасности карты показывали теперь сегменты территорий, оказавшихся под контролем джихадистов, включая “Фронт ан-Нусра”* – группу, которая явно вела свое происхождение от “Аль-Каиды”*.
Разведывательные сводки теперь включали в себя новую информацию об исламистских группировках, ставших частью изменчивой повстанческой сети. Некоторые группы были местного происхождения и действовали совместно с командованием Сирийской свободной армии*. Другие, подобные “Фронту ан-Нусра”*, – нет. Еще больше разведчиков тревожило то, что молодые мусульмане со всего мира теперь стягивались на сирийско-турецкую границу, чтобы участвовать в боях, прямо как в минувшие десятилетия, когда боевики-добровольцы потоком шли в Афганистан и Ирак. Чтобы воодушевить их, лидеры “Ан-Нусры”* завели аккаунты в Твиттере и Фейсбуке, где было все, от болтовни на богословские темы до практических советов – как одеваться, что везти с собой.
Некоторые заграничные гости были хорошо известны разведуправлениям – они или приехали из других горячих точек, или об их пребывании в пенитенциарных учреждениях США имелись обширные записи.
“На некоторых совещаниях, – вспоминал старший советник по вопросам безопасности, – мы слышали: давайте просто подождем и увидим, кто появится [в Сирии]. А на следующем собрании звучало: ага, думаете, предыдущая группа была плоха?..”
Однако вновь прибывшие возбуждали тревогу именно тем, что ни участия в боях, ни преступлений за ними не числилось. Из Западной Европы являлись сотни, а потом тысячи молодых мужчин, большинство – мусульмане, и у всех у них имелись паспорта, разрешавшие им свободно путешествовать по Европейскому Союзу и Северной Африке. Разговоры в Западном крыле вдруг пошли не только о рисках дестабилизирующей Ближний Восток гражданской войны. Речь шла теперь о гражданской войне, способной рассеять тысячи молодых радикалов по континентам – словно ветер, разносящий еще больше тлеющих угольев. Этого оказалось достаточно, чтобы предельно насторожить видавшую виды службу государственной безопасности.
“Мы не боялись, что “Ан-Нусра”* явится к нам на следующей неделе, но беспокоились, что все эти обученные джихадисты вернутся назад в Европу с паспортами, – говорил один из старших советников. – Именно в те дни музыкальный фон в оперативном штабе стал меняться”.
От ЦРУ до Пентагона в официальных докладах высказывались опасения. Группа Госдепартамента по Сирии, в которую входили Форд и другие бежавшие из впоследствии закрывшегося посольства США в Дамаске, подготовила для заместителя госсекретаря Уильяма Бернса документ, рассматривающий последние события и тенденции в общем контексте. Этот отчет, с грифом “секретно”, не стал достоянием гласности, но его главной темой было сползание Сирии в правовой беспредел, которым уже начинают пользоваться опасные группировки.
“Режим терял контроль над пограничными пунктами Восточной Сирии и некоторыми пограничными пунктами вдоль турецкой границы, – рассказывал Форд, коротко передавая суть отчета. – Экстремисты стремились взять эти обширные пространства под свой контроль, как они это сделали в Афганистане и Сомали. Очень важно было создать умеренную сирийскую оппозицию, которая сможет противостоять этим людям так же, как Асаду”.
В отчетах аналитиков государственного департамента “экстремисты” относились главным образом к “Фронту ан-Нусра”*, который к концу 2012 года начинал выглядеть все опаснее. Группировка не только безусловно имела отношение к “Аль-Каиде”*; она еще и проявила себя как одна из самых эффективных военных организаций, а также как магнит для иностранных боевиков. Даже сравнительно умеренное – по меркам “Аль-Каиды”* – поведение “Ан-Нусры”* вызывало тревогу. Хотя лидеры и настаивали на введении шариата в населенных пунктах, которые они “освобождали”, в основном они избегали насилия над мирными мусульманами. Некоторые подразделения “Ан-Нусры”* даже щеголяли сбором мусора и доставкой еды и воды в районы военных действий, завоевывая подобными акциями уважение и даже восхищение.
Аналитики задавались вопросом: что произойдет, если представители этого нового бренда “джихад-лайт” по-настоящему возьмут власть в свои руки? Что, если Сирия – соседка Израиля и истинный залог ситуации на Ближнем Востоке – вот-вот станет первой костяшкой домино “Арабская весна”, выпавшей правительству, которое от “Аль-Каиды”* отличается только названием?
С самого начала беспорядков команда государственной безопасности Белого дома была единодушно против прямого вмешательства США во внутрисирийский конфликт. К концу лета 2012 года преобладающая точка зрения сводилась к одному значительному аспекту: ключевые фигуры ближнего круга Обамы считали теперь вооружение умеренных сирийских повстанцев нежелательным, но необходимым; эта идея казалась наименее сомнительной из списка скверных вариантов.
Среди членов правительства Обамы, требовавших наиболее агрессивного ответа, был популярный и всеми уважаемый министр обороны. Леон Панетта, бывший директор ЦРУ, делился во время обсуждений своим редким опытом: он активно участвовал в борьбе с предшественниками ИГИЛ*в Ираке и помогал координировать помощь арабским инсургентам в Ливии. Семидесятичетырехлетнего Панетту, общительного сына итальянских иммигрантов и бывшего главу администрации в клинтоновском Белом доме, никак нельзя было назвать “ястребом”. Но в Лэнгли и Пентагоне он последовательно принимал решения о применении смертельных тактик – от незаметных дронов ЦРУ до ракетных ударов и рейдов спецназа, – чтобы убивать подозреваемых в терроризме в их заокеанских логовах. Всего за год до этого Панетта участвовал в увенчавшейся успехом миссии по ликвидации самого известного в мире террориста, Усамы бен Ладена.
Сейчас он со все более тяжелым чувством следил, как террористы перебираются в убежища, образовавшиеся в хаосе “Арабской весны”. Его главной заботой была стабильность в регионе: межконфессиональные распри в Сирии могли распространиться за пределы страны, в Турцию, Ливан и еще дальше. А прибытие в Сирию закаленных джихадистов делало конфликт опаснее во много раз.
“Вообще, разведка была очень встревожена, – вспоминал позже Панетта. – Мы видели, как толпы вновь прибывших экстремистов организовывались и начинали действовать весьма эффективно. Меньше всего нам хотелось, чтобы они нашли точку опоры и сделали Сирию своей базой”.
В то время Белый дом продолжал мягко поддерживать оппозицию, пытаясь дипломатическим путем ускорить отставку Асада и образование нового переходного правительства. Но результаты в лучшем случае разочаровывали. Кофи Аннан, бывший генеральный секретарь ООН, возглавивший мирные переговоры, в течение лета брезгливо сложил с себя эти обязанности: ему надоели постоянные помехи, включая настойчивое блокирование российским президентом любых мер, которые могли бы заставить Асада уйти. На местах бои становились все более ожесточенными, и все же ни одна из сторон не могла достичь решающего преимущества. Президент Сирии пополнил свои обессиленные войска боевиками “Хезболлы” из Ливана и использовал ВВС, чтобы бомбить и обстреливать позиции повстанцев. Турция и страны Персидского залива отправляли все новые потоки денег и оружия, чтобы поддержать мятежников, в чьих рядах начинали доминировать исламисты. Американцам, как признавалась впоследствии Хиллари Клинтон, “каждое новое решение казалось хуже предыдущего”.
Клинтон начала частным образом добиваться того, чтобы снабдить американским оружием “тщательно проверенных и обученных умеренных повстанцев, которым можно доверять”, как она выразится позже. В своей книге “Тяжелые времена” Клинтон описывает, как пригласила директора ЦРУ Дэвида Петреуса к себе домой на ланч в июле 2012 года, чтобы обсудить способы вербовки и создания такой армии. Если Америка “хотела все же вступить в игру, мы могли бы весьма эффективно изолировать экстремистов и вооружать умеренных в самой Сирии”, писала она.
К концу лета, после длительных совещаний с партнерами из НАТО и лидерами повстанцев, у Клинтон были “все основания верить”, что эффективная стратегия возможна. ЦРУ под руководством Петреуса составило план создания, обучения и вооружения армии умеренных повстанцев, которые смогли бы наконец свергнуть режим и установить власть в провинциях, контролируемых исламистами. В конце августа план был представлен президенту Обаме на встрече в Белом доме, и Панетта входил в рабочую группу старших советников, обсуждавшую его принятие.
“Мы вне игры. – Таковы были аргументы Панетты. – У нас нет кредита доверия [со стороны сирийских умеренных]. Мы не поставляем им оружия, и они гибнут”.
Панетта оценивал риски весьма трезво. Даже самая тщательно проверенная группа умеренных повстанцев могла, получив американское оружие, перейти на другую сторону или устроить резню. Винтовки, переданные умеренным сирийцам, легко могли под конец оказаться не в тех руках.
“Риск есть всегда, – твердил Панетта. И все же, вторя мнению Клинтон и Петреуса, он сказал президенту: – Думаю, мы можем пойти на это”. Альтернатива – дать кризису развиваться своим чередом – тоже несла с собой риски, открывая дверь еще большему хаосу и создавая питательную среду для экстремизма, доказывал он.
Обама внимательно выслушал, а потом, по словам присутствовавших на встрече служащих, указал на дыры в плане ЦРУ. В истории США было много моментов, когда принятое из лучших побуждений решение вооружить партизан оказывалось чудовищно неправильным, заметил президент, согласно воспоминаниям Клинтон. Почему на этот раз должно быть по-другому?
Бенджамин Роудс объяснял нежелание президента начинать военную интервенцию опасениями, как бы вторжение не затянуло Америку в болото очередной ближневосточной войны.
“Он хотел обдумать варианты, но всегда задавал вопрос: а дальше? Завтра вы разбомбите одну за другой несколько взлетно-посадочных полос в Сирии, а послезавтра тогда что? – вспоминал Роудс. – Он не видел, куда приведет нас интервенция, кроме как в зыбучие пески конфликта, невероятно сложного и в принципе не решаемого военным путем”.
Роудс также предполагал, что разногласия между президентом и его советниками по поводу Сирии были не столь радикальными, как рисовали их новостные выпуски тех дней.
“Откровенно говоря, я думаю, что очень многие использовали эти споры, чтобы остаться в глазах потомков людьми, которые рвались сделать для Сирии хоть что-то, хотя на самом деле разница была невелика, – говорил Роудс. – План, представленный Обаме той осенью, был “как будто сыроват”, как он выразился, и президент сомневался, что вооружение восставших – если, допустим, удалось бы найти достойных доверия союзников – решило бы исход дела.
“Это очень сложная проблема, которая уходит корнями в десятилетие войны в Ираке и в десятилетия межрелигиозного напряжения в той части мира, – говорил Роудс. – Мы казались себе более влиятельными, чем были на самом деле”.
В конце концов Обама, в своей предвыборной кампании обещавший положить конец американскому участию в ближневосточных войнах, отверг план ЦРУ. Ситуация может измениться в будущем, полагал президент, в особенности если Асад перейдет черту и применит химическое оружие (или начнет перемещать его запасы). Но в настоящее время никаких поставок американского оружия сирийским повстанцам не будет.
Снова вспыхнули дебаты, но возможность уже была упущена. Клинтон, разочарованная, снова погрузилась в поиски расплывчатого дипломатического решения, которое положило бы конец конфликту. Она добилась договоренности об увеличении гуманитарной помощи – еще больше одеял, продуктов, компьютеров и телефонов – для сирийской оппозиции.
“Но все эти шаги были полумерами, – писала она. – Конфликт разгорался”.
Панетта ушел с поста министра обороны через пять месяцев после той августовской встречи. Оглядываясь на нее через два года с лишним, он оценивал решение администрации как дорогостоящую ошибку.
“После операций в Пакистане и Афганистане мы научились противостоять “Аль-Каиде”* и ее дочерним предприятиям, – говорил он. – Мы знаем, как действовать. Но нам нужно захотеть действовать”.
Глава 21
“Больше надеяться было не на что”
Черные флаги шли с востока, как и гласило пророчество хадисов; черные полотнища несли люди с длинными волосами и бородами, с именами, взятыми по названию родного города. Они передвигались не верхом на лошадях, а в небольших пикапах, иногда десятками. В туче пыли они направлялись через иракскую пустыню на запад. Через год после авантюры с созданием Исламского государства* в Сирии Абу Бакр аль-Багдади уже был готов взять под свой контроль проект, безнадежно, на его взгляд, заброшенный. Багдади наконец мог показать своим мятежным сирийским сторонникам и всему остальному миру, как он намерен управлять халифатом.
Чтобы гарантировать себе беспрепятственный доступ к сирийской границе и дальше, Багдади поставил одного из самых колоритных своих подручных присматривать за главной иракской дорогой, тянущейся от западной провинции Анбар к сирийской границе. Выбранный им командир, пламенный анбарец, заслуженный боевик Исламского государства* Шакер Вахиб ад-Дулайми уже успел прославиться как Абу Вахиб, одна из восходящих звезд террористической группы и человек, болезненно зацикленный на своем публичном имидже. Двадцатисемилетний бывший программист старательно подражал своему герою, Абу Мусабу аз-Заркави, которому он успел недолго послужить до того, как его в 2006 году арестовали и отправили в лагерь Кэмп-Букка. Теперь он намеревался воспроизвести внешний вид своего наставника, от нечистых черных волос, шапки и бороды до страсти позировать без маски перед камерами в образе джихадиста-супергероя. Иные видеокадры случайно вышли смешными: вот Абу Вахиб неумело изображает каратэ или пытается пролететь по воздуху, в прыжке паля из автомата. Остальные же были попросту циничны.
Весной 2013 года люди Абу Вахиба установили видеокамеру, а их командир встал с винтовкой посреди пустынного шоссе, чтобы остановить колонну тягачей с прицепом, направлявшихся из Сирии в Ирак. Когда тягачи съехали на обочину, Абу Вахиб согнал трех водителей и потребовал у каждого удостоверение личности, чтобы посмотреть, шииты ли они. Видеокамера зафиксировала весь обмен репликами.
Водители-сирийцы, от двадцати до сорока с небольшим, явно понимали, какими будут последствия неверного ответа: все трое решительно отрицали какие бы то ни было отношения с шиитской верой или сирийским режимом.
– Вы ведь шииты? – спросил Абу Вахиб.
– Мы сунниты, из Хомса, – ответил самый молодой – высокий симпатичный юноша в джинсах и рубашке с короткими рукавами.
– Ты уверен?
– Мы просто хотим жить, – сказал старший. – Водим машины, чтобы заработать.
– Как вы докажете мне, что вы сунниты? – Абу Вахиб играл с ними. – Сколько раз вы становитесь на колени во время рассветной молитвы?
Водители занервничали.
– Четыре, – сказал один.
– Три, – сказал другой.
– Пять, – сказал третий.
Абу Вахиб презрительно усмехнулся.
– Судя по твоим словам, ты многоверец-шиит, – объявил он.
Абу Вахиб поставил мужчин на колени на занесенную песком разделительную полосу шоссе. Потом короткими очередями выстрелил каждому в спину из автомата. Несчастные пытались уползти, но он в упор выстрелил каждому в голову.
– Итак, международное шоссе теперь в руках Исламского государства*! – завопил один из скрытых маской подельников Абу Вахиба.