“Я выпрыгнул с парашютом и упал в реку”, – сказал он в видеоинтервью.
Соратники не успели спасти его. Аль-Касасбе еще пытался освободиться от катапультного кресла, когда его взял в плен здоровяк с черной бородой и в вязаной шапочке. “Я в плену у моджахедов”, – сообщал Касасбе.
ИГИЛ*, не теряя времени, воспользовалась удачным случаем. В течение девяти дней после крушения – пока велись переговоры по поводу возможного обмена пленными – медиагруппа вчерне набросала план съемок казни. Съемочная группа нашла подходящее место на окраине Ракки, несколько сотен футов от реки, и закрепила там клетку – куб из тонких металлических прутьев с открытым полом размером с большое одеяло. Члены группы уставили камеры на треногах и подогнали экскаватор с грузом песка и камней. К утру 3 января все было готово.
Это видео нужно было снять профессионально, в отличие от дерганых домодельных представлений, которые снимал несколько лет назад аз-Заркави. Финальная версия включает долгое, превосходно сделанное вступление с компьютерной графикой и серией кадров, на которых король Иордании Абдалла II произносит речи и пожимает руку Обаме. Анимированный F-16 рассыпается на куски, которые потом волшебным образом собираются в арабскую вязь названия ролика, услужливо переведенного на корявый английский: Healing the Believer’s Chest [3].
Ядром пропагандистского фильма является монтаж: изображения захваченного пилота сопровождаются кадрами с трупами детей и других предполагаемых жертв бомбардировок. Камера следует за аль-Касасбе, который медленно идет вдоль ряда боевиков ИГИЛ* в масках, в январском воздухе видно, как он дышит. Потом он вдруг уже в клетке, голова склонена, словно в молитве. Оранжевая рубаха, на предыдущих кадрах сухая, теперь пропитана горючим.
Солдат в маске – подпись определяет его как командира отряда ИГИЛ*, попавшего под бомбардировку во время одного из авиаударов коалиции, – зажигает длинный факел, которым касается дорожки пороха, идущей через железные прутья. Через несколько секунд аль-Касасбе уже охвачен пламенем. Он прыгает и судорожно молотит руками, но убежать невозможно. Наконец он обеими руками хватается за лицо и опускается на колени, почти весь скрытый огнем. Через несколько мгновений почерневший труп заваливается назад, после чего экскаватор с грохотом засыпает клетку с пилотом внутри глыбами бетона и грязью.
В качестве последнего штриха камера крупным планом показывает почерневшую руку, видную среди завалов. В заключительных кадрах, там, где обычно идут титры, показаны фотографии и имена других иорданских пилотов. Создатели фильма объявляют о награде в золотых монетах любому, кто найдет и убьет одного из них.
“Итак – добрые вести каждому, кто стоек в вере и готов совершить убийство, которое спасет его от адского огня”, – произносит диктор.
Страшная работа была окончена к середине утра, не считая нескольких недель студийного редактирования, необходимого, чтобы подготовить фильм к выходу в прокат. Но и в этот день, и еще почти месяц ИГИЛ* продолжала дразнить иорданскую сторону возможностью освободить аль-Касасбе, если только иорданцы захотят заключить сделку.
Не в первый раз ИГИЛ* делала все, чтобы потрясти мир своими зверствами. За четыре месяца до пленения аль-Касасбе видеозапись с обезглавливанием похищенного фотожурналиста Джеймса Фоули вызвала возмущение западных правительств; она же стала причиной того, что американцы активно поддержали вооруженный ответ террористам. За убийством Фоули очень скоро последовали убийства репортера журнала Time Стивена Сотлоффа, бывшего американского десантника Питера Кэссига и работников британской гуманитарной миссии Дэвида Хейнса и Алана Хеннинга. Десятки других разделят их судьбу, в том числе взятые в плен сирийские и ливанские солдаты, курдские женщины, иракские видеооператоры и граждане Японии. Ливийские джихадисты, объявившие о союзничестве с ИГИЛ*, записывали на видео казни христиан группами по двадцать и более человек.
И все же именно смерть молодого летчика спровоцировала смену настроений среди простых арабов. От космополитичной иорданской столицы до консервативных ваххабитских селений Саудовской Аравии раздавались голоса протеста и гнева. Обезглавливание пленных, как бы оно ни было жестоко, в особых случаях разрешено Кораном и регулярно практикуется саудовским правительством в качестве официальной казни. Но сожжением человеческого существа – да еще практикующего мусульманина-суннита – Исламское государство* нарушило древнее табу.
“Только Господь может карать огнем, – заявил в Твиттере Салман аль-Уда, почитаемый саудовский богослов и куратор популярного сайта “Ислам сегодня”. – Сожжение есть гнусное преступление, отвергаемое исламским законом независимо от его причин”.
Абдул Азиз аш-Шейх, верховный муфтий Саудовской Аравии, высшее духовное лицо страны и правовед, уполномоченный решать вопросы религиозного права изданием фетвы, сказал просто: ИГИЛ* – не мусульмане. “Они враги ислама”.
Но самое строгое отречение от ИГИЛ* последовало со стороны человека, чье учение долго считалось радикальным. Абу Мухаммад аль-Макдиси, джихадистский богослов, бывший личным наставником Заркави, когда они сидели в тюрьме, все ожесточеннее критиковал молодняк Заркави, когда те мародерствовали в Сирии и Западном Ираке. Макдиси, которого исламисты все еще считали одним из основателей движения и теоретиком-первопроходцем, порвал с Заркави из-за убийства невиновных шиитов. Теперь он заявлял те же протесты аль-Багдади по поводу зверского убийства сотрудников гуманитарных миссий вроде британца Алана Хеннинга, который приехал в Сирию, чтобы облегчить страдания людей.
“Хеннинг работал в гуманитарной организации, руководимой мусульманами, – писал Макдиси в открытом письме, опубликованном на его сайте. – Разве справедливо, что наградой ему стало похищение и убийство?”
После тюремной амнистии 1999 года их с Заркави пути разошлись, Макдиси осел в Иордании. Он провел немало времени в пенитенциарных центрах Мухабарата, однако продолжал выражать свои взгляды на злободневные темы в открытых письмах и интернет-постах. Некоторые исламисты задавались вопросом, насколько Макдиси высказывает собственное мнение, а не пишет под диктовку Мухабарата. Но как минимум в одном пункте Макдиси был последователен – как в своих писаниях, так и в частных беседах с журналистами и друзьями: убийство простых мусульман, религиозных ли паломников или суннитских летчиков, катапультировавшихся во время боя, противно исламу.
После пленения аль-Касасбе Макдиси предложил свои услуги в качестве посредника, ища способ осуществить обмен летчика на Саиду ар-Ришави, террористку-смертницу, которой не повезло погибнуть, и приговоренную к смертной казни заключенную. Где-то в начале 2015 года он обменивался сообщениями с неким человеком, предположительно с Абу Мухаммадом аль-Аднани, личным пресс-секретарем Багдади.
“Я сейчас сосредоточен на заключении сделки, представляющей для вас законный интерес”, – писал Макдиси Аднани в одном из писем, циркулировавших потом в соцсетях. Если ИГИЛ* отпустит летчика, говорил Макдиси, они спасут жизнь своей “сестры во джихаде”, и группа сможет избежать дальнейшего падения своей репутации в глазах арабов.
Ответом ИГИЛ* стало опубликование записи с казнью пилота, произведенной на целый месяц раньше. Макдиси был в ярости.
“Они лгали мне, они приносили торжественные клятвы, – говорил он иорданскому телеканалу “Ройя ТВ”. – Потом мне стало ясно, что к тому времени они уже убили пилота”.
Наступил окончательный разрыв. В том же интервью Макдиси от души поносил движение, которое помогал создать. Упоминая своего бывшего ученика Заркави, он осудил искажение закона, с которого началась эта “традиция бойни”.
“Они не признают иных завоеваний и побед, кроме резни и убийств, – говорил он. – Они режут своих врагов, демонстрируют результаты своих деяний на телеэкранах, и люди в ужасе говорят: неужели это и есть ислам? И нам приходится защищать ислам, объяснять, что это – не ислам”.
Макдиси произносил эти слова у себя дома, в Аммане; иорданское правительство выпустило его из тюрьмы за несколько месяцев до интервью, что явилось частью негласного перемирия между монархией и клерикалом, некогда ратовавшим за свержение режима. 4 февраля 2015 года, в день, когда в тюрьме Свака казнили Ришави, иорданский государственный прокурор официально снял с Макдиси все обвинения. В первый раз со времени своей отсидки в одной тюрьме с Заркави больше двадцати лет назад Макдиси был чист перед монархией.
Выдающиеся мусульманские духовные лица и богословы и раньше осуждали террористические акты, включая атаки на Нью-Йорк и Вашингтон 11 сентября 2001 года. Но на этот раз критика была высказана до конца. На уровне высших политических и религиозных институтов арабского мира было объявлено, что отныне простого осуждения недостаточно.
Первого января 2015 года, через неделю после захвата иорданского летчика, египетский президент Абдель Фаттах ас-Сиси появился перед собранием высших духовных лиц – представителей суннитской ветви ислама, чтобы призвать к исламской реформации – “революции”, которая отречется от фундаменталистов и радикалов, извративших главное послание древней религии. Уровень насилия, творимого группами вроде “Аль-Каиды”* и ИГИЛ*, лишь один из симптомов масштабного кризиса, с которым мусульмане должны разобраться сами, сказал он.
“Мы должны долго и пристально изучать положение, в котором оказались, – говорил ас-Сиси собравшимся в каирском университете Аль-Азхар, более тысячи лет бывшем интеллектуальным центром суннитского ислама и институтом, где устанавливались стандарты для основной массы мусульман в вопросах богословия и религиозной практики. – Нельзя допустить, чтобы священные для нас идеи сделали весь наш народ источником тревог, опасности, убийств и разрушения по всему миру”.
Проблема, по словам ас-Сиси, заключалась не в исламском мировоззрении самом по себе, а в “идеологии – корпусе идей и текстов, которые мы возвеличивали на протяжении веков. В конце концов нам стало трудно усомниться в них”.
Весь зал аплодировал президенту, когда тот напрямую обратился к духовному лидеру университета – великому имаму Аль-Азхара, Ахмеду эль-Тайебу, призвав его “совершить переворот в нашей религии”.
“Вы несете ответственность перед Аллахом, – напомнил ас-Сиси. – Весь мир ждет ваших слов. Исламский народ разобщен, уничтожен и направляется к своей гибели. Мы сами ведем его к гибели”.
Через несколько недель после того, как ИГИЛ* обнародовала ролик с казнью летчика, великий имам провозгласил один из самых жестких для влиятельного духовного лица приговоров. ИГИЛ* – это не просто не ислам, заявил он; они “слуги сатаны”. Позже Аль-Азхар сам сурово обошелся с экстремистски настроенными духовными лицами, удалив имамов, не осуждающих насилие.
И все же было ясно, что изгнание нескольких имамов не уменьшит привлекательности Исламского государства*. Среди тысяч добровольцев ИГИЛ* есть молодые люди, которых мотивирует не столько идеология, сколько желание сражаться против авторитарных арабских режимов вроде правительства ас-Сиси. Рами Хури, ливанский журналист и исследователь, который на протяжении четырех десятилетий ведет хронику возвышения и падения исламских движений, заметил, что острая ненависть Заркави оформилась благодаря тюрьме больше, чем благодаря любой проповеди или религиозным трактатам.
“Радикализация многих деятелей, создавших “Аль-Каиду”*, а потом ИГИЛ*, происходила в арабских тюрьмах, – говорил Хури. – Сочетание американских истребителей и арабских тюрем оказалась той критической точкой, из которой пустили ростки “Аль-Каида”* и ИГИЛ*”.
Король покинул Вашингтон, торжественно поклявшись, что “намерен сражаться”, и остался верен слову. Не успел королевский самолет приземлиться в Аммане, как волны коалиционных истребителей уже были в небе над Сирией – официально это позже будет описано как самая масштабная атака на позиции ИГИЛ* с начала кампании. Самолеты бомбили тренировочные лагеря, бараки и склады оружия. По подсчетам, произведенным после акции, были убиты более пятидесяти боевиков.
После посадки в Иордании король Абдалла направился прямо на совещание по национальной безопасности, чтобы спланировать следующую фазу. В зале разрешили установить телекамеры, чтобы снимать монарха, который в дополнение к своему обычному пиджачному костюму надел традиционную куфию. Король требовал отомстить за смерть летчика.
“Мы ведем эту войну, чтобы защитить нашу веру, ценности и гуманистические принципы”, – заявил Абдалла. Что касается ИГИЛ* – “этих уголовников”, как он их назвал, – то “им нанесут жестокое поражение в их собственных крепостях”.
Когда король вышел, его встретило невероятное зрелище: тысячи иорданцев выстроились на улицах, чтобы приветствовать королевский кортеж. Толпы молодежи разительно отличались от мужчин среднего и пожилого возраста, которые обычно являлись на проправительственные демонстрации; многие молодые люди оставались на улицах до позднего вечера, они несли зажженные свечи и написанные от руки плакаты. Мечети и христианские церкви Аммана проводили службы, молясь об убитом летчике.
Еще больше самолетов покинули в тот день свои базы, и иорданцы так же приветствовали их. Маленькая страна, к самым границам которой подошла армия террористов, Иордания раньше преуменьшала свою роль в антиигиловской коалиции, надеясь, что у террористов не будет повода напасть на королевство. Теперь же ранее закрытые военные базы пускали к себе фотографов, чтобы те засняли, как бойцы выводят послания на снарядах. “Ислам не имеет ничего общего с ИГИЛ*”, – было нацарапано на бомбе, которую летчик готовился сбросить во время налета. Само министерство обороны, почти всегда хранившее молчание по поводу военных операций, открыто объявило о новых бомбардировках, причем в колюче-вызывающем тоне. Всего с несколькими самолетами и несмотря на острую зависимость от поставок со стороны во всем от боеприпасов до топлива, страна поднялась как один человек, “готовясь пожертвовать всем для защиты истинных ценностей ислама”, говорилось в заявлении вооруженных сил Иордании.
“Это только начало, – гласило заявление. – Вы узнаете, кто такие иорданцы!”
Вторая волна бомбардировок была уже в разгаре, когда Абдалла покинул Амман и отправился в южный город Карак, на родину многих поколений клана аль-Касасбе. Еще одна огромная толпа собралась приветствовать кортеж, взбиравшийся по крутой дороге к расположенной неподалеку деревне Ай, где король собирался присоединиться к скорбящим родственникам погибшего летчика.
Возле дома, где жила семья, Абдалла обнял старого отца пилота. Крепко держась за руки, они шагали во главе длинной процессии, оба в особых красно-белых куфиях, символизирующих для иорданцев и монархию, которой исполнилось девяносто три года, и племенные традиции, которые гораздо старше и страны под названием Иордания, и самого ислама.
Пока они шли, четыре иорданских бомбардировщика появились на горизонте – они возвращались с боевого вылета к северу от границы. Они строем пронеслись над домом пилота, потом широкой дугой свернули на запад, мимо города Карака с его развалинами замка крестоносцев, и пролетели над старой дорогой, по которой когда-то ихванские всадники въезжали в страну, чтобы убивать и грабить. Самолеты мелькнули над окраиной Зарки, индустриального города, где трудный подросток по имени Ахмад вырос в опасного радикала, который назвался Заркави. Потом они приземлились на загруженной с недавних пор воздушной базе Муваффак, где самолеты из полудюжины стран, в основном мусульманских, заправляли и загружали боеприпасами для ударов по Исламскому государству*.
На следующее утро, неся новые бомбы, они направятся на север, чтобы снова атаковать террористов.