Ришави несколько дней проигрывала события у себя в голове, и ее смятение сменилось отчаянием. Где американские разведчики, которых ее послали убить? Очевидно, целью Заркави была не месть американцам.
“Мне сказали, что я иду убивать американцев, – в который раз жаловалась она Абу Хайсаму. – Я хотела только отомстить за братьев”.
Ришави подло обманули, и все же она по-детски цеплялась за мысль, что что-то пошло не так в планировании операции. Она никогда не встречала Заркави и не могла принять мысль, что лидер “Аль-Каиды в Ираке”* на самом деле хотел, чтобы она пожертвовала своей жизнью, убив собравшихся на праздник матерей и детей. Я, наверное, сама виновата, твердила Ришави. В глубине души она не была уверена, что сумеет нажать кнопку детонатора в нужный момент, когда ее будущее и будущее множества незнакомых ей людей сосредоточится на острие булавки.
“Я не захотела умирать”, – тихо заключила она.
Допросы продолжались несколько дней подряд, но границы информативности Ришави уже стали ясны. Она никогда не видела никого из руководителей группы Заркави. Она не была иностранным добровольцем, обладающим информацией о явочных квартирах или путях контрабанды. Не была она и иракским инсайдером, посвященным в систему передвижений Заркави. По правде сказать, она была не слишком умна. Но для Заркави и его людей Ришави оказалась истинной находкой: сраженную горем женщину убедили совершить акт возмездия и поразить мишень, которой на самом деле не существовало. И даже это ей не удалось.
Абу Хайсам не мог найти в себе жалости; ужасающие картины из танцевального зала “Рэдиссона” все еще были свежи в его памяти. Он оставил Ришави в камере и вернулся в кабинет, к задаче, которая теперь перевешивала все остальные: найти Заркави.
Для Абу Хайсама этот квест превратился в навязчивую идею. В отделе по борьбе с терроризмом его упорство стало легендой; все знали, что Абу Хайсам часто спит и принимает душ в офисе, чтобы удлинить свой рабочий день. Теперь он не уходил домой сутками. В разработке Заркави к нему присоединились многие служащие из других отделов. К поискам подключили даже переводчиков и делопроизводителей.
“Каждый получил задание, – вспоминал один из служащих. – Сказано было просто: так, берешь оружие и едешь на работу”.
Заркави сделал все, чтобы подтолкнуть пять миллионов своих суннитских соотечественников к действию, и в этом преуспел. Разъяренные иорданцы по всей стране объединились – против него.
Через несколько часов после взрыва тысячи людей хлынули на улицы Аммана. Огромные толпы собрались на площади возле старейшей мечети города, многие скандировали: “Отправляйся в ад, Заркави!” Другие мрачно шагали за женщиной в черной траурной одежде; женщина несла плакатик с выражением сочувствия “невестам Аммана”. По всей стране известные имамы во время пятничной молитвы прокляли с минаретов и преступление, и того, кто в нем повинен. В Зарке, родном городе террориста, его брат и пятьдесят шесть других родственников поместили в местной газете объявление, в котором отрекались от него.
С тех пор как два года назад началось широко критикуемое вторжение США в Ирак, иорданцы в основном помалкивали насчет террористической кампании, которая разворачивалась по соседству. Некоторые иорданцы, хотя и встревоженные изображениями иракских взрывающихся машин, а также казней, с удовлетворением наблюдали, как терпят крах планы Буша по преобразованию Ближнего Востока. В иных бедных районах Аммана на Заркави смотрели как на народного героя, защищающего иракских единоверцев от преследований со стороны шиитов и американцев.
Но отныне иорданцы говорили о Заркави с презрением.
“Это жестокое преступление, с которым ислам не имеет ничего общего”, – сказал один из амманских демонстрантов, продавец по имени Джемаль Мохаммад, городской англоязычной газете. В руках он держал большой иорданский флаг.
“Заркави – полоумный бандит. Он совсем спятил”, – сплюнул другой.
Другие мусульмане подхватили этот рефрен, от интернет-чатов и политических обозрений в газетах до университетских кампусов. Заркави провозгласил, что его враги – американские солдаты, но убивал он ни в чем не повинных иракцев. Теперь, в Аммане, он обрушился на монархию и ее слуг, однако казнить решил женщин и детей, пришедших на самую обычную суннитскую свадьбу. Даже консервативные “Братьямусульмане”* возмущались взрывами как “отвратительными и трусливыми терактами, которые нельзя объяснить ни логикой, ни обстоятельствами”.
Новость о взрывах заставила короля Абдаллу броситься в Иорданию из Казахстана, где он находился с государственным визитом. Ночью, в самолете, он просматривал сводки новостей и принимал звонки с соболезнованиями от глав других стран. В пять часов утра он прибыл в Амман.
В тот же день Абдалла побывал в нескольких больницах, посетил выживших раненых и выступил на государственном телеканале, чтобы спокойно заверить иорданцев: монархия будет “преследовать террористов и их пособников”. В душе у него бушевала буря, признавался он впоследствии.
“Мы принимаем вызов, – сказал король спешно созванным руководителям службы безопасности. – То, что совершил Заркави, достойно осуждения. Хватит церемониться. Я хочу, чтобы вы взяли его”.
Что именно Абдалла имел в виду, было еще неясно, возможно – даже ему самому. Но тот день ознаменовался началом перемен в иорданской политике безопасности. Мухабарат гордился тем, что обеспечивает безопасность Иордании, а на монархию смотрели как на надежного партнера, который делится с другими странами (включая США) информацией о подозреваемых в терроризме. Но теперь Иордании предстояло занять гораздо более агрессивную позицию по отношению к “Аль-Каиде”*. Закрыв глаза на свое нежелание сотрудничать с американскими войсками, монархия начала привлекать специально обученные команды Мухабарата, которые помогали бы бойцам американских спецподразделений уничтожать террористические ячейки в Ираке.
Перемена тона проявилась уже на следующий день после атаки, в коротком разговоре между королем и Робертом Ричером, прежним главой резидентуры ЦРУ в Аммане, который за два срока на своем иорданском посту подружился с монархом. Ричер, занимавший теперь второй по важности пост в полусекретном оперативном управлении, позвонил королю, чтобы выразить соболезнования и спросить о ходе расследования.
“Это наше девять-одиннадцать, – сказал, по воспоминаниям Ричера, король. – В этот день мы начали смотреть на вещи по-другому”.
Абдалла лично знал одного из раненых, и визит в больницу потряс и разгневал его. “Они напали на безвинных граждан. – Король кипел от гнева. – Они убили отца невесты. Убили отца жениха”.
В последовавшие недели демонстрации постепенно прекратились, но решительный настрой иорданцев, похоже, никуда не делся. Даже исламисты, которые раньше защищали Заркави, теперь, видимо, готовы были приветствовать его уход, говорил один разведчик, долго работавший под прикрытием.
“Люди, которые прежде не сотрудничали с Мухабаратом, теперь заявили о себе, – рассказывал он. – У каждого было чем поделиться. Заркави зашел слишком далеко”.
Общество было настолько возмущено терактами, что Заркави почувствовал необходимость принести извинения. В последующие недели он заметно отступил от образа самодовольного, крайне самоуверенного человека, столь знакомого миллионам людей по всему земному шару.
Уязвленный протестами в своем родном городе, Заркави сначала попытался обвинить СМИ в искажении фактов, как сделал после провала акции с химическим оружием. Взяв на себя ответственность за взрывы, Заркави несколько часов спустя распространил еще одну аудиозапись, объявив погибших на свадьбе гостей случайно пострадавшими от охоты на иностранных шпионов, которые затаились где-то в отеле. Гибель мусульман стала следствием “несчастного случая”, сказал Заркави; вероятно, причиной ее послужили обломки стены, развалившейся от взрыва где-то в здании отеля, или даже взрыв другой бомбы, установленной самими американцами.
“Наши братья точно знали, какую цель должны поразить, – настаивал он. – Всевышнему известно: мы выбрали эти отели только после двух месяцев внимательного наблюдения, а оно показало: эти гостиницы стали штаб-квартирами израильской и американской разведок”.
Но на это не купилась даже “Аль-Каида”*. В июле главный представитель Усамы бен Ладена уже мягко попенял Заркави за ненужное насилие. Теперь от одного из ближайших советников бен Ладена прилетел гораздо более резкий выговор. Атийя Абд ар-Рахман, ливиец, два десятилетия бывший близким соратником основателя, приказывал Заркави прекратить порочить образ “Аль-Каиды”*в глазах мусульман. Он выругал иорданца за то, что тот, затеяв “акцию в отелях Аммана”, действовал без разрешения. Отныне, указывал он, Заркави следует испрашивать одобрения на любую крупную операцию. “Давайте быть не только людьми убийства, резни, крови, проклятий, оскорблений и жестокости, – писал Атийя. – Давайте видеть перспективу. Пусть наше милосердие будет выше нашего гнева”.
Участник алжирской гражданской войны-мясорубки между радикальными исламистами и государством, Атийя предостерегал Заркави от ошибок, приведших к поражению другие джихадистские движения и вызвавших враждебность местного населения. “Они уничтожили себя собственными руками. Беспричинными действиями. Ложью. Тем, что игнорировали людей. Не пытались объединиться с ними; беззаконно притесняли их, были жестокими и недобрыми, не стремились к пониманию и дружелюбию, – писал он. – Не враги разгромили их; скорее, они сами разгромили себя, истощились и пали”.
На этот раз Заркави не пытался оправдываться. В январе, через два месяца после взрывов в Аммане, он объявил, что несколько понижает себя в звании. У “Аль-Каиды в Ираке”* появится иракское руководство и более широкое иракское представительство – она станет частью новой организации, назвавшейся Советом участников священной войны. Заркави будет играть менее заметную роль стратегического советника. Этот жест был призван “устранить разногласия”, согласно заявлению, которое новая группа распространила в январе 2006 года.
Заркави как будто переживал редкие минуты неуверенности в себе. В рабочей заметке, написанной после терактов в Аммане, он определяет проблемы, с которыми столкнулась группа, как “сложившуюся в настоящее время трудную ситуацию” и признает, что положение дел, вероятно, еще больше ухудшится.
“В Ираке время сейчас работает на американские войска и против сил сопротивления”, – писал Заркави; документ обнаружили позже на одной из явочных квартир. Заркави описывал растущую государственную армию Ирака как “огромный щит, прикрывающий американские войска”. Он жаловался, что массовые аресты его сподвижников проделали в рядах мятежников огромную брешь, сетовал и на сокращение денежных ресурсов, идущих из-за границы. Заркави открыто размышлял о нетиповых способах лишить американцев равновесия и восстановить наступательный темп “Аль-Каиды в Ираке”*. Что, если США окажутся втянутыми в войну с Ираном? Он отлично знал о фатальной неудаче американской разведки, стоявшей за решением США начать операцию в Ираке. Заркави размышлял, каковы его шансы подсунуть американцам фальшивые доказательства, которые могли бы восстановить США против Тегерана. Возможно, он сумеет начать террористическую атаку против Запада и подкинуть свидетельства, бросающие тень на шиитских агентов, за которыми стоит Иран. Или, может быть, он сумеет распространить “ложные признания, доказывающие, что Иран владеет оружием массового поражения”.
Возможно, Заркави понимал, что провернуть такую схему невозможно, что нет доказательств. Практических шагов, которые Заркави мог бы предпринять, чтобы повысить свои шансы против американцев, было больше, и в своей записке Заркави перечислил и их. Например, попытаться спровоцировать конфликт между шиитами и суннитами, между суннитами и курдами, между шиитами и кем угодно.
Последним пунктом шло предостережение, звучавшее почти как самокритика.
“Избегать ошибок, которые могут запятнать образ сопротивления”, – писал Заркави.
А потом он вдруг вернулся.
За несколько недель относительного затишья Заркави подготовил атаку, призванную перекрыть, по крайней мере временно, его промах в Аммане. План демонстрировал амбиции, стратегическую искушенность и флер театральности, редкой для мясорубки иракской партизанской войны. Это свершение основательнее, чем все, что Заркави сделал до сих пор, уничтожило всякую надежду американской администрации на пристойное окончание войны.
Двадцать второго февраля 2006 года пятеро вооруженных мужчин в военной форме вошли на рассвете во внутренний двор тысячелетней мечети Аль-Аскари, глубоко чтимой святыни древнего иракского города Самарры. Утро было прохладным, свет месяца, пробиваясь сквозь облака, падал на легендарный золотой купол одного из самых почитаемых шиитских храмов. Бесшумно двигаясь, боевики справились с охраной мечети и принялись монтировать взрывчатку вдоль линии крыши.
В 6.44 утра жители Самарры проснулись от взрыва, сотрясшего весь город. Горожане высыпали на улицу – и увидели на месте храма груду обломков. Вся внешняя стена обрушилась, и мечеть осела внутрь, оставив после себя бетонные пеньки и острые зубья перекрученной арматуры.
Сами бомбы никого не ранили – на этот раз никто не мог обвинить Заркави в том, что он погубил безвинных мусульман. Но разрушение святыни вызвало волну убийств и ответных убийств, пока противоборствующие банды шиитов и суннитов ножом и пулей прокладывали себе путь через город, истребляя иногда целые жилые кварталы. Через несколько дней в городском морге подсчитали, что число убитых превысило тысячу триста человек. Вся страна встала на дыбы. В посольстве США сотрудники Роберта Форда организовали несколько срочных встреч с иракскими политиками и религиозными лидерами, умоляя о спокойствии. Секретная докладная, направленная в Белый дом тем вечером, имела зловещий заголовок “Нервы сектантов на пределе”.
“Наши контакты публично и частным образом с искренней уверенностью говорят о возможности гражданской войны”, – говорилось в докладной.
Администрация Буша быстро заключила, что винить в происходящем следует Заркави, и с растущей тревогой следила, как число убитых в межрелигиозной распре превышает все, чего иорданец мог бы достичь взрывчаткой и шрапнелью. Высшие официальные лица Белого дома теперь смотрели на взрыв в Самарре как на одну из критических точек войны. Иные благодарили Заркави за то, что тот “высек искру”, от которой межконфессиональное напряжение в стране заполыхало по полной.
Буш воспринял известие о резне в Самарре особенно тяжело.
“Вряд ли что-то беспокоило его больше, чем межрелигиозная вражда, которая разыгралась после взрыва в самаррской мечети, – цитировал Питер Бейкер слова Джона Негропонте, бывшего посла США в Ираке, о президенте. – Наверное, ему казалось, что все идет псу под хвост. Он был встревожен по-настоящему”.
По словам Негропонте, отныне, когда помощники Буша докладывали президенту о событиях в Ираке, “он словно умолял их не сообщать больше плохих новостей”.
Заркави между тем торжествовал. Последствия взрыва в Самарре были грандиозны, и он отпраздновал свой успех тем, чего до сих пор старательно избегал: устроил фотосессию.
В недели, последовавшие за разгромом в Аммане, иорданец принял несколько решений, в том числе решение улучшить свой медийный имидж. Заркави открыл возможности интернета как оружия и инструмента вербовки, он лично сыграл главную роль на съемках казни Николаса Берга, хотя его лицо и было скрыто маской. Теперь он вознамерился сыграть ведущую роль в публичном изменении имиджа “Аль-Каиды в Ираке”*. Не нужно больше “шейха головорезов” в черной маске; он не согласен читать длинные проповеди, сидя за столом на манер бен Ладена или его заместителя Аймана аз-Завахири. Вместо этого Заркави рассчитывал стать чем-то вроде экшнфигурки джихадиста.
Через несколько дней после взрыва в Самарре было снято, отредактировано и смонтировано очередное видео; финальный лоск записи придали профессионалы. Единственным содержанием фильма был сам Заркави: Заркави на встрече со своим военным советом; Заркави изучает карту; Заркави с другими боевиками идет через пустыню; Заркави палит из ручного пулемета.
Каждая сцена работала на образ полного сил воина вне закона. В видеозаписях “Аль-Каиды”* бен Ладен иногда сидел рядом с оружием или неуклюже делал несколько выстрелов из “калашникова” – костлявая фигура в тюрбане, с седой бородой, окруженная молодыми мужчинами. По контрасту Заркави двигался уверенно и с живостью человека, который наслаждается боем. Он был весь в черном – от бороды и бандитской балаклавы до черных штанов и рубахи, напоминающих костюм ниндзя. Единственный цветовой контраст давали зеленая пулеметная лента на груди и режуще-белые американские кроссовки New Balance.
Из его повествования иголками торчало самодовольство прежнего Заркави, но насмешек и оскорблений было меньше, если не принимать во внимание риторических выпадов в адрес “крестоносцев” и их союзников. Зато к иракцам он обращался как к “моей драгоценной нации”; в его речи звучали поэтические интонации.
“Ваш враг, по воле Аллаха, лишился покровов, ослабел, остался без защиты и развалился на части, – говорил Заркави. – Не дайте ему и мига перевести дыхание, продолжайте наносить удары один за другим. О знаменосцы, будьте верны”.
В громких словах было мало нужды; огонь межрелигиозной розни, который Заркави пытался разжечь, уже пожирал страну. В течение нескольких дней после взрывов в амманских отелях американские солдаты в Багдаде наткнулись на тайную подземную тюрьму, где полицейские-шииты систематически избивали и пытали заключенных-суннитов. В перестроенном бомбоубежище солдаты обнаружили две сотни истощенных суннитов, многие из которых рассказывали потом о ежедневных побоях и пытках электричеством.
Бункер находился менее чем в квартале от резиденции министра внутренних дел Ирака, шиита Фалаха ан-Никиба, который признал, что “были допущены некоторые ошибки”. Обнаружение тайной тюрьмы доказало, что на беспорядочные нападения фанатиков, инициированные Заркави, шииты отвечали организованными кампаниями и в некоторых случаях за ними стояли правительственные структуры Ирака. Даже джихадисты, сомневавшиеся насчет целесообразности военных действий Заркави против шиитов, начали верить в успешность его стратегии.
Глава 16
“Твой конец близок”
Впервые месяцы 2006 года города вдоль западной границы Ирака уже считались вотчиной Заркави. Но фактически они были владениями другого человека – некоего иракского таможенника, имевшего свой интерес в контроле за торговыми потоками из Иордании и Сирии в пустыню на западе Ирака.
Зейд аль-Карбули формально работал на государство, но уже долго состоял на жалованье у “Аль-Каиды в Ираке”* – клиента, который платил несравненно лучше и к тому же предлагал особые привилегии. Со временем Карбули был вознагражден более высоким положением в иерархии террористической группы, приличествующим человеку, который регулярно поставлял информацию о подходящих для грабежа грузах. Иногда он устраивал рейды самостоятельно.
Статус Карбули в уголовной сети Заркави и его всем известная жадность неминуемо привлекли к нему внимание иорданских разведчиков, работавших в приграничных городах. Мухабарат, после взрывов в Аммане все пристальнее следивший за Заркави, поставил ловушку и на человека, известного в пограничных городах как личный таможенный контролер иорданского террориста.
Со времени взрывов в гостиницах прошло уже пять месяцев, стояла весна, и тревога, охватившая иорданцев после второй волны инициированных Заркави терактов, пошла на спад. По всей стране были приняты чрезвычайные меры безопасности, от усиленного пограничного контроля до возведения бетонных заграждений и металлодетекторов, которые в одночасье появились перед каждым крупным отелем и правительственным зданием. Страна все еще была наводнена иракскими беженцами, а также людьми, приехавшими за медицинской помощью или чтобы купить западные товары, найти которые в Ираке стало трудно. Одним из регулярно приезжавших был Карбули – все знали, с каким удовольствием он тратит свои незаконно добытые барыши в иорданских торговых центрах и бутиках. Агенты Мухабарата просто дождались, когда он пересечет границу, и в нужный момент взяли его. Вскоре Карбули уже сидел в одном из печально известных изоляторов временного содержания, чувствуя на себе нетерпеливые взгляды двух главных дознавателей – капитана Абу Хайсама и его босса Али Бурзака, Красного Дьявола.
Карбули заговорил. Под включенную видеокамеру он признался в ряде преступлений, в том числе в убийстве иорданского дальнобойщика во время налета и в похищении двух марокканцев, которых он передал людям Заркави для выкупа. Но иорданцы больше интересовались тем, что Карбули мог рассказать им о самой преступной сети, и по этой части подробности всплыли на удивление легко. Карбули словно ухватился за возможность облегчить душу.
“Карбули будто бы чувствовал облегчение, – говорил бывший старший офицер разведки, внимательно следивший за этим делом. – Он не пришел с повинной сам. Но мы его взяли, и было ясно, что он хочет покинуть тот мир”.
Уверенный, что иорданцы защитят его, “Карбули начал извергать просто потоки информации”, рассказывал служащий. Вскоре дознаватели агентства уже заполняли блокноты редкими инсайдерскими сведениями о командной структуре и о тактике АКИ*. Одной из обязанностей Карбули, по словам бывшего старшего служащего разведки, было следить за прибытием материалов для бомб Заркави – работа, которая позволила ему завести знакомства в террористических ячейках по всей стране. “Сам он бомбы не изготавливал, но знал, как доставить материал в нужные места так, чтобы все сошлось, – говорил офицер. – Он был кем-то вроде администратора”.
Абу Хайсам уже имел дело с десятками мелких сошек с периферии преступной сети Заркави, и тип Карбули был ему знаком. Суннит из приграничного иракского городка Аль-Каим, сорока с небольшим лет, Карбули был гораздо старше, чем типичный радикал-иностранец, явившийся в Ирак вести джихад. Сочувствующий Заркави и настроенный против американской оккупации, он в то же время оставался бюрократом-карьеристом, который преследовал свою выгоду и знал, как приспособиться к меняющимся обстоятельствам. И все же искра совести еще теплилась под его толстой шкурой. Карбули с юности был развращен обыденностью насилия, но обнаружил, что даже его поражают жестокие выходки Заркави. Взрывы в отелях были страшнее всего, но имели место и другие акции, и некоторые из них Карбули видел своими глазами.
Абу Хайсам недоумевал. Убийство безвинных – специальность Заркави. Как Карбули мог сторониться этого? Но Карбули стоял на своем. Убивать ни в чем не повинных людей неправильно. Это не по-исламски.
Продолжая прощупывать почву, Мухабарат вытянул на свет историю о дальнобойщике-иорданце, убитом Карбули. Водителя остановили сразу после пересечения иракской границы; машина была набита товарами, предназначенными, согласно накладной, для одной из американских баз, расположенных дальше на юге. Водителей, которых ловили с такими грузами, часто казнили, чтобы запугать других. Приказ убить этого водителя пришел от людей Заркави.
Карбули до сих пор помнил имя этого человека – Халид – и страх в его голосе, когда ему надели наручники и завязали глаза.
“Он сказал: что ты со мной сделаешь? Я сказал: убью, – рассказывал в своей исповеди Карбули. – Он начал просить, мол, пожалуйста, не убивай меня, и я сказал: я должен тебя убить”.
“Он все продолжал просить меня, я вытащил пистолет и сказал ему: молись. Он стал молиться и все продолжал просить”.
Карбули дважды выстрелил водителю в голову и оставил тело, вместе с паспортом и бумагами убитого, лежать на обочине. После некоторого размышления он забрал себе сотовый телефон жертвы.
Вскоре телефон дальнобойщика зазвонил, и Карбули автоматически ответил. Звонил брат убитого. Карбули сочинил неуклюжую историю и сказал, что с Халидом все нормально, после чего отключился.
Телефон все еще был у него в руке, и Карбули начал просматривать личные файлы водителя, фотографии. Остановился на изображениях четырех девочек – очевидно, дочек Халида.
“И тут со мной что-то произошло”, – признался Карбули.
После этого случая каждая смерть, которой он становился свидетелем, ощущалась как вновь открывшаяся рана. На втором году герильи, когда Заркави объявил войну шиитам, Карбули поначалу разделял его взгляды, его возмущали рассказы об этнических чистках в шиитских районах Багдада и Басры. Но теперь было уже слишком. Однажды он стал свидетелем ужасного зрелища: банда отморозков Заркави обезглавила пленника-шиита, причем единственной явной причиной для убийства послужил тот факт, что он был шиитом.
Гора трупов росла, и Карбули начинал ясно видеть, кто такой Заркави и во что превращается Ирак.
“Пока не пришел Заркави, мы не знали разницы между суннитами и шиитами, – говорил он. – А теперь убийства совершаются каждый день”.
По собственной оценке, Карбули играл периферийную роль в этой террористической группе: сержант, может быть, никак не генерал. Но для иорданцев арест террориста среднего звена – да еще такого разговорчивого – был прорывом. Вскоре Карбули наговорил уже целые тома подробных отчетов об операциях Заркави в приграничных городах, через которые пролегали пути снабжения группы. Он знал десятки боевиков вроде себя и знал имена командиров более высокого ранга, включая тех, кто стоял в иерархии достаточно высоко, чтобы принимать приказы от людей из тщательно оберегаемого ближнего круга Заркави.
Карбули не знал, где находится конспиративная квартира Заркави. Но с его помощью иорданцы подобрались к ней ближе, чем когда-либо.
Всю весну 2006 года разведывательные ВВС США особенно внимательно присматривали за иракским городком под названием Юсуфия, скоплением хижин и мелких крестьянских хозяйств, выстроенных вдоль ирригационного канала Евфрата к югу от Багдада. Прилегающий район долго рассматривали как плацдарм для атак мятежников на столицу. Но в начале апреля один осведомитель указал на этот город как на место эпизодических встреч высшего командования АКИ*. И действительно, утром 8 апреля дрон, приписанный к спецбригаде 6-26 под командованием генерал-майора Стэнли Маккристала, засек необычную колонну автомобилей, въезжающую в город. Меньше чем через два часа элитный штурмовой отряд “Дельта” был уже в пути.
Днем, без пяти два, вертолеты появились над самой Юсуфией, и через несколько минут коммандос вышибли дверь дома, служившего, как они думали, явочной квартирой террористов. Из здания на них обрушился шквал орудийного огня. Один из оборонявшихся, в большом поясе шахида, бросился на американцев, за ним – второй, но обоих застрелили, прежде чем они успели взорвать себя. Третий шахид взорвался раньше времени, ошметки тела разлетелись по всему помещению, но никто больше не был ранен или убит. После прекращения стрельбы солдаты нашли шесть убитых и пятерых выживших, один из которых оказался ранен. Они также обнаружили тайники со штурмовыми винтовками, боеприпасами и гранатами, а в одной комнате нашлось несколько домодельных видеозаписей.
Зачистка еще шла полным ходом, когда камеры слежения засекли, как другие машины направляются к еще одному сельскому дому, в нескольких милях вверх по дороге. Снова завертелись винты вертолета, снова бойцы “Дельты” выбили запертую дверь, держа взрывчатку наготове. На этот раз оказавшиеся в доме сдались без боя. Двенадцать иракцев в наручниках затолкали в вертолеты, чтобы отправить их назад, в Багдад.
В оперативном центре Маккристала аналитики с недоумением просматривали добычу. Попытки специалистов по борьбе с терроризмом из опергруппы 6-26 найти какие-либо биографические сведения об арестованных в сельском доме двенадцати мужчинах почти ни к чему не привели. Однако все указывало на то, что в Юсуфии проходила важная встреча. Семеро мужчин были немолоды, остальные обращались к ним с явным почтением. Удивительно, но из двенадцати взрослых иракцев мобильный телефон при себе оказался всего у одного арестованного – видимо, остальные сообразили избавиться от своих, как только заметили приближающихся коммандос.
Арестованных из Юсуфии быстро переправили на воздушную базу Маккристала в Баладе, где генерал поручил своим лучшим дознавателям и аналитикам разобраться с историями пленников. Американцы уже поняли, что некоторые арестованные – офицеры Заркави, разного статуса, и они привлекали особое внимание. Интереснее всего казался плотно сбитый бывший борец лет тридцати, которому Маккристал дал условное имя Мубассир. Этот человек на удивление хорошо говорил по-английски, и ему, казалось, доставляло удовольствие подкалывать и поучать американцев на их собственном языке. Во время первого допроса он имитировал аристократическое британское произношение и изображал нетерпение из-за того, что ему часами задают вопросы.
“Как по-вашему, сколько времени это продлится? Мне надо домой, к семье”, – говорил, согласно письменным отчетам Маккристала, Мубассир. Этот человек заявил, что он консультант по видеоаппаратуре, что другие арестованные наняли его на один день, а о терактах ему ничего не известно. Как и с остальными пленниками в тот день, первый допрос Мубассира ничего полезного не дал.
Специально собранная команда работала с вещественными доказательствами, полученными во время рейда на Юсуфию. Здесь удалось сделать примечательное открытие: на одной из видеозаписей, захваченных в первом доме, дознаватели обнаружили довольно длинный неотредактированный видеоряд, где мужчина в черном, похожем на облачение ниндзя костюме и в белых кроссовках палил от бедра из автомата. Значимость находки вскоре стала ясна: обитатели дома в Юсуфии, кто бы они ни были, стояли достаточно высоко в иерархии, чтобы иметь в своем распоряжении сырые кадры пропагандистских роликов Заркави.