Большинству аналитиков по вопросам безопасности осенью 2011 года подобный экстремальный исход казался невозможным. Рефрен, который всю осень повторяли служащие разведки от Иерусалима до Вашингтона, звучал как “дни Асада сочтены”. Режим в те дни терял армию целыми батальонами, изменявшими присяге, а долларовые запасы страны – критически необходимые для покупки всего, от оружия и запчастей к самолетам до лояльности военных, – были практически на нуле. Асадовские командиры начали запрещать некоторым суннитским бригадам покидать бараки из страха, что им нельзя доверять сражаться за президента.
Но действительно ли Асад кончился? Абдалла не был в этом уверен.
Король и его советники по вопросам безопасности проводили бесконечные совещания, разбирая ежедневные доклады разведки. Иногда эти собрания проводились поздно ночью во дворце на вершине холма. Монарх, в джинсах или в чем-нибудь домашнем, в задумчивости сидел над информационными сводками и шутил с советниками за крошечным стаканчиком турецкого кофе или чая. Удача как будто была на стороне оппозиции, однако Абдалла, изучая бешеные маневры арабского лидера, чей командный центр находился всего в сотне миль от его собственного, уже различал контуры асадовского плана. “Все будет гораздо дольше, чем мы думали”, – говорил Абдалла своим помощникам.
По наблюдениям иорданцев, режиму и оппозиции подчинялось по трети населения Сирии. Между этими двумя силами была напуганная середина, встревоженная смесь этнических и религиозных меньшинств, а также торговцев и ремесленников, выжидающих, кто кого одолеет. Если Асад сумеет сыграть на их страхах, если ему удастся изобразить повстанцев как террористов и религиозных фанатиков, склонных к этническим и конфессиональным чисткам, он сумеет превратить этих остающихся над схваткой людей в пассивных союзников. Режим будет поддерживать больше половины страны, и Асад сможет захватить контроль над ключевыми территориями – над Дамаском и Алеппо, крупнейшими городами и коммерческими центрами Сирии, и над важнейшими морскими портами. Тогда можно позволить себе отдать несколько не имеющих большого значения пустынных городов повстанцам – пока.
Банковский счет Асада стремительно иссякал, это правда, но его положение было не таким уж безнадежным – он мог рассчитывать на могущественных друзей за границей. Иран, например, не колеблясь проспонсировал бы своего сирийского союзника, чтобы сохранить пути поставок для своих подшефных, боевиков “Хезболлы”, вдоль ливанской границы с Израилем. А президент России Владимир Путин был бы только рад продавать оружие своему давнему торговому партнеру, Сирии, по совместительству хозяйке единственной российской военно-морской базы на Ближнем Востоке.
Абдалле, анализировавшему кризис той осенью, твердое намерение Асада удержать власть казалось очевидным. И хотя многие утверждали обратное, огневой силы, денег и войск у сирийского лидера было достаточно, чтобы продержаться очень долго. Многие предлагали помощь в урегулировании конфликта, было и предложение о комфортабельном изгнании за границей, которое гарантировало бы безопасность Асаду и его семье и уберегло бы страну от разрушительной гражданской войны. Но Башара аль-Асада подобное не интересовало. Король говорил своим советникам: “Все это отольется большой кровью”.
Той осенью происходили и другие не сулившие ничего хорошего события, незначительные перемены на стороне повстанцев. Вряд ли кто-то обратил на них внимание, кроме аналитиков из разведки, сосредоточенных на волнениях в Сирии. Известно было, что Асад в первые месяцы восстания объявил всеобщую амнистию, которая привела к освобождению заключенных из обычных тюрем, однако демонстранты, томившиеся в местах заключения, организованных тайной полицией, на свободу так и не вышли. Теперь сирийцы понимали, насколько циничным был асадовский жест доброй воли. Среди заключенных, отпущенных на свободу весной и летом, были исламисты-радикалы, известные принадлежностью к террористическим организациям. Некоторые из них – джихадисты, задержанные при попытке пересечь границу с Ираком, – намеревались присоединиться к партизанскому движению. Других подозревали в том, что они члены “Аль-Каиды”*, которых ЦРУ похитило и тайно доставило в Сирию по программе “чрезвычайной выдачи”. Число освобожденных экстремистов было слишком мало, чтобы серьезно угрожать режиму, но их присутствие помогало придать заявлениям Асада видимость правдоподобия: теперь в лагере оппозиции и в самом деле обреталась горстка настоящих джихадистов. Ту же тактику применял ливийский лидер Муаммар Каддафи, когда освобождал заключенных в явной попытке посеять семена раздора среди оппонентов режима.
Служащие иорданской и американской разведок изучали отчеты со смесью недоверия и тревоги. В списке выпущенных на свободу фигурировало несколько знакомых имен. Иные имели отношение к снабженческой сети иорданского террориста Абу Мусаба аз-Заркави и доставляли оружие и завербованных новобранцев через иракскую границу. Теперь, оказавшись на воле, они могли вернуться на свои старые лежбища и, возможно, к старым привычкам.
И все же по сравнению с другими проблемами региона эта казалась мелочью.
“Настоящих алькаидовцев там всего горсточка, – говорил служащий ближневосточной разведки о джихадистах, которые открыли свою лавочку в Сирии в конце 2011 года. – Мы точно знаем, где они. И мы знаем, как их взять, когда все закончится”.
В то же время другие наблюдатели присматривались к событиям в Сирии с настороженной надеждой, словно голодные койоты к быку. Это были люди, которые когда-то называли себя “АльКаидой в Ираке”*, и апостолы Заркави. Теперь они проводили свои дни, скрываясь в грязных пригородах Мосула и паре-тройке других городов, связываясь друг с другом лишь изредка из страха быть раскрытыми. Они приняли новое имя – Исламское государство Ирак* – и поддерживали видимость того, что эта организация – настоящее государство, с администрацией, министерствами и даже флагом. Что их государство – фикция, было ясно даже членам семей “правительства”. “Ну и где ваше Исламское государство Ирак*? Мы живем в пустыне!” – жаловались, согласно свидетельствам иракской полиции, жены одного из предводителей. И все же для людей, находящихся на верхушке организации, Исламское государство* было реальностью. С соизволения Аллаха, ему предстояло разрастаться.
Новая должность была для лидера “государства” непривычной, его выдвинули внезапно с позиции номер три в группе, после того как прежняя верхушка погибла во время рейда американских и иракских войск. В отличие от предыдущих командиров, он был не боец, а ученый, профессор исламского права, имел докторскую степень. Не по возрасту угрюмый тридцатидвухлетний мужчина ценил порядок и был до смешного внимателен к мельчайшим правилам, определяющим, как одеваться и как говорить. Родился он в иракской Самарре как Ибрагим Авад аль-Бадри, сын консервативного мусульманского проповедника. Став джихадистом, он избрал себе имя Абу Бакр аль-Багдади.
Внешне он был незаметным – среднего роста, с редеющими волосами и густой бородой, которая в пору его зрелости превратилась в неуправляемые заросли. Зато обладал достойной пророка истовой верой в предназначение – мира, а также свое собственное. В первые месяцы 2011 года он наблюдал за волнениями “Арабской весны”, видел, как господня рука придает форму событиям, дергая и раскачивая толстые сучья истории, – и вот перезрелый плод упал к ногам Багдади. Это произошло бы в любом случае, но чтобы подтолкнуть события, Багдади еще в феврале начал через медиаканалы Исламского государства* подкидывать каирским демонстрантам полезные мысли. После того как с президентом-отступником будет покончено, египетские толпы, безусловно, должны признать себя обязанными продолжать революцию по всему Синаю и дальше, намекали послания.
“Теперь джихад доставлен прямо к вам, теперь его легко достичь! – говорилось в открытом письме, опубликованном в феврале на исламистских сайтах. – Ничто не может оправдать совершеннолетнего дееспособного человека, который продолжает оставаться не у дел, с теми, кто воздерживается от джихада”.
В том же посте содержалась мольба опустошить египетские тюрьмы, где сидели наиболее преданные и опытные исламисты. Почти все руководители иракской группы, включая Багдади, некоторое время посвятили печально известным местам заключения на Ближнем Востоке. “Освобождение заключенных – одна из первоочередных ваших обязанностей, – гласило послание. – Не позволяйте себе успокоиться, пока не освободите всех до единого”.
Страстные призывы прошли незамеченными. К разочарованию исламистов всего мира, толпы, низложившие правительственные министерства в Каире и Бенгази, не выказывали склонности сменить светского диктатора на диктатора религиозного. На каирской площади Тахрир демонстранты скандировали лозунги, от требования лучшей жизни – “Хлеб, свобода, социальное равенство” – до выражений национальной гордости – “Выше голову, ты – египтянин!”. Даже после гибели Усамы бен Ладена, в мае, призывов к джихаду не звучало, никто не разворачивал флагов “Аль-Каиды”*и портретов убиенного вождя террористов. Опросы общественного мнения показывали стабильное падение доверия к движению бен Ладена по всему мусульманскому миру начиная примерно с 2004 года – именно в то время Заркави начал привлекать международное внимание своими видеозаписями с отрезанием голов и шахидами. Поддержка нападений на мирных мусульман – визитной карточки Исламского государства Ирак* – просела еще больше.
Последователей Заркави стало меньше, но они продолжали время от времени посылать террористов-смертников в столицу Ирака – убивать и калечить. В первые месяцы после того, как Багдади принял командование, группа взяла на себя ответственность за нападения в банке, в мечети и на молодых людей возле военкомата. Но поскольку американские войска ушли из страны и Ирак теперь обживался в новой политической обстановке, наблюдая за парламентскими дуэлями между разными партиями, атаки выглядели бессмысленными для всех, кроме самих террористов.
Боевики Багдади все еще создавали свои адские машины и умудрялись обеспечивать бесперебойный поток несчастных подростков, желавших сесть за руль начиненного взрывчаткой автомобиля. Но старая организация Заркави истощилась так же, как речи ее лидера о панарабском исламском государстве. Группа была на грани развала. Она лишилась убежищ и свободы передвижения, необходимой для связи, обучения новичков и пополнения запасов. К тому же она продавала идеологию, более не привлекавшую мусульманский мир. Через пять лет после смерти Заркави с Исламским государством Ирак* произошло то, чего террористические организации боятся больше, чем собственно уничтожения.
Оно стало никому не интересным.
Упадок начался вскоре после смерти Заркави, хотя первоначально, судя по численности организации, это казалось маловероятным.
“Аль-Каиде в Ираке”*, внезапно лишившейся своего харизматичного лидера и главного стратега, поначалу удавалось поддерживать и даже превосходить уровень жестокости, достигнутый при иорданце. За двенадцать месяцев, последовавших за гибелью Заркави, войска США потеряли убитыми 904 человека – больше, чем за всю войну. Ежемесячная дань смерти, которую платили граждане Ирака, достигла рекордных 3266 человек в июле, через месяц после того, как американские бомбы уничтожили укрытие Заркави в Бакубе.
Но поле боя менялось. Уставшие от насилия суннитские племена объединились в военную организацию “Сыны Ирака” и начали понемногу выдворять иностранных джихадистов из своих селений, а иногда и убивать их. Когда президент Джордж Буш в 2007 году ввел дополнительные войска в Ирак, страну наводнили новые тысячи строевых солдат. Еще важнее, что с появлением эффективнейших американских координационных групп – антитеррористических команд, составленных из разведчиков и бойцов спецподразделений, – преследование исламистов вышло на новый уровень. Города “суннитского треугольника”, служившие для Заркави убежищем и оперативной базой, быстро становились негостеприимными и даже опасными для его последователей.
Принципы расчета, которые генерал Маккристал применил, чтобы выследить и убить Заркави, приносили американским спецназовцам в Баладе новые успехи ежедневно, а часто – по нескольку раз в день. Усилия продолжались, эффективность росла весь 2008 год; Маккристал получил четвертую генеральскую звезду и назначение на пост руководителя генштаба. Сменивший его вице-адмирал Уильям Макрейвен держался той же политики до 2010 года, когда американская военная операция в Ираке была официально объявлена завершенной.
Ежедневно на поиски отправлялись удивительные устройства для слежки, способные засечь любой звонок по мобильному телефону, любое электронное письмо и текстовое сообщение, отправленное кем угодно и где угодно в Ираке. Когда кто-нибудь набирал номер, соответствовавший номеру в постоянно растущей баладской базе данных, техники отслеживали местонахождение и передвижения звонящего. Американские дроны и самолеты служили вышками сотовой связи, они могли прослушивать любые звонки, сделанные с подозрительного телефона. Аэрокамеры позволяли американским шпионам отслеживать подозрительные машины и грузовики.
Столь же впечатляюще действовали “котики” и бойцы “Дельты”, вламываясь по ночам к террористам, чьи убежища обнаружила накануне разведка. К четвертому году войны коммандос отточили тактику настолько, что небольшие отряды в полдюжины человек могли проводить по нескольку рейдов за одну ночь. Джозеф, бывший боец, участвовавший во множестве таких налетов, вспоминал, насколько изменилась интенсивность боев в месяцы после смерти Заркави, когда Пентагон дал карт-бланш на уничтожение остатков террористической сети иорданца.
“В 2007 году мы сняли перчатки, – говорил Джозеф, согласившийся на интервью при условии, что его настоящее имя не будет упомянуто. – Мы выезжали на задания и жестоко преследовали “Аль-Каиду”*. “Убей и захвати”, а не “захвати и убей”. Мы давили их, как тараканов, убивали людей из “АльКаиды”* каждую ночь”.
Рабочий день начинался на закате, когда разведчики покидали свои кабинеты. “Мы завтракали в ужин, – рассказывал Джозеф. – Потом короткое совещание, и мы отправлялись на задание. Мы находили цель, входили с [глушителями] и приборами ночного видения, потом могла начаться перестрелка, и так почти каждую ночь. Мы проводили собственные дознания, сами работали как разведчики. Основываясь на установленных данных, немедленно переходили к следующему пункту. И так – каждый божий день”.
Эта тактика работала на нескольких уровнях. Нарастающий темп ночных операций выводил террористов из равновесия, они теряли способность координироваться или планировать сложные атаки. Еще рейды работали на разведку, помогая разведчикам лучше понимать пути вербовки и обучения террористов-смертников. Среди тех, кого допрашивал Джозеф, были подростки, подвергшиеся основательной промывке мозгов со стороны имамов, были и другие, казавшиеся просто психически неуравновешенными. Были тугодумы и легковерные – “на редкость глупые”, вспоминал он.
Важнее же всего было то, что коммандос обнаружили способ не давать террористам чувствовать себя спокойно. Инсургенты не были больше смертельно опасной, самой непредсказуемой силой в Ираке. Наступил их черед бояться и чувствовать себя незащищенными. Боевики Исламского государства*, как выяснили Джозеф и его товарищи, были умелыми мясниками, но неважными солдатами.
“Все, что они хорошо умели, – это терроризировать безоружных, – говорил он. – Считали себя молодцами, но когда мы будили их среди ночи, накладывали полные штаны”.
Безмолвные стычки в темных домах часто длились меньше трех минут. Те, кому хватало ума сдаться, обнаруживали себя среди бородатых, мускулистых представителей Запада – одетых в черное, с невиданным оружием и в сопровождении свирепых служебных псов. В иракских селениях распространились слухи о “ниндзя со львами”, которые врываются в город, а потом снова исчезают без следа. Во время допросов Джозеф иногда старался закрепить эту легенду.
– Ты раньше имел дело с американцами? – спрашивал он.
– Да, – отвечал, как правило, арестант в наручниках.
– И они выглядели как мы?
– Нет.
– Я скажу тебе, почему так, – говорил Джозеф. – Я явился сюда за тобой. Я – дьявол.
Результат не заставил себя ждать, и не только по количеству убитых и взятых в плен боевиков. В течение одного года (2007–2008) число убитых солдат резко снизилось, с 904 до 314 человек, а за следующий год снизилось еще наполовину. Число погибших в терактах мирных иранцев упало с почти 3900 человек в 2007 году до чуть менее 1700 в 2008-м. Количество жертв продолжало уменьшаться до конца десятилетия.
Объединенные усилия – разведка, ввод войск, суннитский переворот, а в особенности рейды – настолько ослабили организацию Заркави, что Майкл Хейден, директор ЦРУ, в 2008 году провозгласил, что она стоит “на пороге стратегического поражения”. Джихадисты, господствовавшие в Ираке почти четыре года, еще не были уничтожены, но американцы по крайней мере поняли, как можно держать их под постоянным прессом.
“Мы не стали как они, – говорил офицер, наблюдавший за работой координационной группы, когда программа начинала доказывать свою эффективность. – Мы стали тем, чего они боялись: тенями ночи”.
Все понимали, что такое давление нельзя поддерживать бесконечно. Непосредственные затраты на вторжение, оккупацию, перестройку и стабилизацию Ирака вытянули из министерства финансов США более триллиона долларов, а косвенные затраты добавили еще триллион в счета налогоплательщиков. Подавляющее большинство американцев больше не поддерживали войну, и сами иракцы с нетерпением ждали, когда уже боевые подразделения США наконец покинут страну. Вывод американских войск начался в конце 2007 года. Последняя колонна машин с отбывающими солдатами пересекла границу Ирака с Кувейтом 18 декабря 2011 года, положив конец военной командировке, которая обошлась примерно в четыре с половиной тысячи американских жизней и оставила более тридцати двух тысяч человек ранеными. По самым скромным оценкам, потери среди мирного населения Ирака были в двадцать раз выше.
Удалившись, американцы предоставили иракцам самостоятельно поддерживать свою систему безопасности. Такая задача была бы нелегкой даже для страны, не страдающей, как Ирак, от постоянной угрозы взрывоопасных межрелигиозных и этнических конфликтов. И действительно – первые попытки построить в Ираке стабильное общество не достигли цели. Недоверие суннитов к премьер-министру Нури аль-Малики вылилось в открытое неповиновение в 2007 году, за которым последовали аресты выдающихся суннитских политиков и увольнение суннитских командиров из иракской армии и агентств безопасности. На следующий год возглавляемое шиитами правительство сделало попытку распустить ополчения “Сынов Ирака” (которые помогали выдворить иностранных исламистов), заявляя, что не потерпит присутствия в стране частных милицейских отрядов. Шиитскую милицию тем не менее оно терпело и – как считали многие сунниты – официально поощряло.
Перед уходом армия США оказала правительству существенную помощь. В 2008 и 2010 годах американцы нанесли по Исламскому государству Ирак* два мощных удара, направленных на руководство группировки. Первый удар, в октябре 2008 года, спецназ нанес по базе террористов на сирийской территории, в нескольких милях от иракской границы. Во время секретной операции, одобренной Джорджем Бушем, бойцы спецподразделений с вертолетов уничтожили базу и убили человека, которого американские эксперты опознали как Абу аль-Гадийю, сирийского дантиста, одного из первых последователей Заркави, ответственного за главные пути поставки денег и рекрутов. Потом, через полтора года, американцы и иракцы совместными силами атаковали убежище в пустыне, возле иракского города Тикрит, когда там проходила встреча руководства террористической группы. Иракское правительство торжественно опубликовало фотографии двух трупов, вытащенных из развалин здания, подтвердив смерть Абу Умара аль-Багдади и Абу Айюба аль-Масри, двух главных командиров Исламского государства Ирак* с момента гибели Заркави.
Мятежники позже признали смерть “двух рыцарей, которые спешились, чтобы присоединиться к лику мучеников”. В том же послании они обещали и неминуемую месть: “долгую мрачную ночь и темные дни, окрашенные кровью”. И все-таки способность Исламского государства* нанести серьезный вред иракскому правительству, пусть даже слабому и разобщенному, теперь была под вопросом.
Новый глава джихадистов, Абу Бакр аль-Багдади, был человеком запредельных амбиций, но в конце 2011 года, на второй год лидерства, его похвальбы были столь же пустыми, как казна группы. Исламскому государству Ирак* не хватало ресурсов, боевиков и убежищ. А самое главное – не хватало причины, общей великой идеи, с которой оно могло бы собрать свои обескровленные войска и привести других мусульман к единой системе ценностей.
Вскоре, в разгар хаоса революции в Сирии, оно обретет целых четыре.
Глава 19
“Государство, дорогу которому вымостил Заркави”
На шестой месяц восстания в Сирии Абу Бакр альБагдади уже был готов действовать. Он отправил своего заместителя из тех, кому доверял больше всего, сирийца, сражавшегося рядом с Заркави с самых первых дней, возглавить экспедицию в сердце Сирии. За пределами столицы и других оплотов режима институты, поддерживающие безопасность в Сирии, разваливались один за другим. Последователи Заркави видели в этом шанс присосаться к еще одному измученному организму.
Разведотряд был крошечным. “Нас было не больше семивосьми”, – вспоминал позже начальник отряда. Разведчики проскользнули через ирако-сирийскую границу, прошли вдоль пары пустынных шоссе, тянувшихся вдоль Тигра и Евфрата, миновали маленькие сирийские города, долгое время служившие перевалочными пунктами для боевиков, двигавшихся в противоположном направлении. Там, вдали от спорных городов Сирии, они встречались с местными контактами, включая бывших агентов Заркави, а также с другими джихадистами, которых незадолго до этого выпустили из асадовских тюрем, как подтвердят позже сами участники. Встретившая их страна сильно походила на Ирак, каким он был девять лет назад: привыкшее к насилию место, где не действовали законы и свободно передвигались люди с оружием. В отличие от Ирака, здесь боевикам не грозило, что у них над головой внезапно с ревом пронесутся американские самолеты.
“Если бы не сирийская революция, Сирия оказалась бы не такой гостеприимной для нас, – признавался через несколько лет начальник отряда, Абу Мухаммад аль-Джулани. – Революция устранила множество препятствий и вымостила нам путь в эту благословенную страну”.
По плану, утвержденному руководством Исламского государства Ирак*, участники миссии должны были организовать сирийскую исламистскую милицию, которая присоединилась бы к повстанцам, уже сражающимся с правительством Башара аль-Асада. Они назвали себя “Джабхат ан-Нусра”*, или “Фронт поддержки сирийского народа”. Название предполагало нечто вроде группы помощи разделанной под орех сирийской оппозиции. В реальности план, составленный Багдади, не имел ничего общего с помощью сирийцам. “Фронт ан-Нусра”* должен был со временем развиться в независимую группу, порвав со своим “родителем” во всем, от идеологии до тактики и стиля. Но главная идея, как заключили позже западные разведки, заключалась в создании сирийского инкубатора для халифата, во главе которого в один прекрасный день встанет сам Багдади.
“Ему предстояло стать лицом организации в Сирии и заложить основу для дальнейшего продвижения группы, – отмечал служащий американской разведки, отслеживавший первые шаги организации. – Никто не собирался останавливаться на создании одной-единственной группы”.
Общение, развернувшееся в последовавшие месяцы между сирийской колонией и ослабленным иракским руководством, позволило разглядеть личность Багдади, понять его растущие амбиции. Как и его духовный предшественник, Абу Мусаб аз-Заркави, Багдади не собирался устанавливать исламистские правительства в столицах Сирии или Ирака. Его целью было распространить исламский закон без границ, и добиваться этого он собирался, действуя нахрапом, веря, что Аллах повернет историю так, чтобы она соответствовала планам Багдади. Более прагматичные мыслители из “Аль-Каиды”* говорили о халифате как об отдаленной цели, которая может подождать, пока не будут свергнуты светские режимы Ближнего Востока. Но Багдади верил в обратное: стоит поднять древнее знамя халифата, как правоверные мусульмане сами выстроятся в ряд.
“Он говорил о физическом восстановлении исламского халифата так, как не говорил еще никто, – вспоминал американский разведчик. – Воплотить в жизнь экстремистские взгляды на ислам, очистить землю от еретиков. И тем самым вымостить путь для последней битвы мусульман с неверными”.
Унаследовав мечту Заркави, Багдади с энтузиазмом принял и наиболее жестокие крайности иорданца. В течение нескольких лет после смерти Заркави его тогдашние преемники, кажется, всерьез воспринимали требование “Аль-Каиды”* избегать любых шокирующих действий, могущих оскорбить простых мусульман. Видеозаписи с отрезанием голов пошли на убыль, меньше стало нападений на шиитских женщин и детей, что было визитной карточкой “Аль-Каиды в Ираке”*. Теперь Багдади вознамерился вернуть все это, причем в масштабах, приводящих на память дикие орды ихванов, прокатившиеся по Аравийскому полуострову столетие назад. Подобно Заркави, Багдади вознамерился заставить мир смотреть.
Если бы не вторжение США в Ирак, самый кровавый мясник Исламского государства*, вероятно, прожил бы жизнь преподавателя колледжа. До 2003 года он спокойно преподавал исламское право двадцатилетним, а не бросал в них бомбы.
Исламистские биографы позже приписывали Багдади большие интеллектуальные дарования и природную склонность к джихаду, хотя эти предположения никак не подтверждены в обширных досье, собранных западной разведкой. Ничто в годы становления Багдади не указывало, что человек, родившийся как Ибрагим аль-Бадри, обладал необыкновенными талантами или особыми склонностями, за исключением разве что увлечения фикхом – толкованием тысяч высказываний и эдиктов, собранных в исламских священных текстах. Он не был мятежником-безумцем вроде Заркави или авантюристом вроде Усамы бен Ладена, который приехал в Пакистан после колледжа, чтобы присоединиться к афганским моджахедам. Он не демонстрировал ранних проблесков ни харизмы, ни жестокости. Напротив – знакомые помнят застенчивого, близорукого юнца, который любил футбол и редко с кем виделся. В первые тридцать два года жизни Багдади привлекал к себе мало внимания даже в родном городе. Один друг семьи вспоминал молодого человека “настолько тихого, что едва можно было услышать его голос”.
“К багажнику велосипеда у него всегда была прикручена какая-нибудь религиозная или другая книга”, – говорил репортеру из Newsweek бывший сосед Багдади Тарик Хамид, вспоминая подростка, жившего рядом с ним в одном из районов Самарры, где селились небогатые представители среднего класса. Сын суннитского имама, отправлявшего службы в городе, Багдади носил традиционную молельную шапочку и белую дишдашу истого мусульманина и, по словам Хамида, предпочитал проводить свободное время в мечети, а не водить компанию с городскими парнями. “Я никогда не видел его в брюках и рубашке, как ходили большинство самаррских ребят, – вспоминал сосед. – Он носил бородку и не имел привычки часами сидеть в кафе”.
Единственный известный факт о происхождении его семьи впоследствии окажется для него поворотным: родом из иракского племени аль-Бу Бадри, Багдади мог заявить, что относится к той же генеалогической ветви, что и пророк Мухаммед, – обязательное, по мнению иных исламских богословов, требование к человеку, претендующему на роль халифа и главы мусульман. Это отличие не слишком много значило в занесенной песками Самарре, где жили сотни представителей клана аль-Бадри и других племен, которые могли бы законно заявить о своей принадлежности к древу Пророка. И все же в многочисленных родственниках Багдади тлел религиозный пыл, отчасти объясняющий юношескую набожность Абу Бакра и его последующий сдвиг к фанатизму. Дед Багдади носил титул хаджи – он совершил паломничество в Мекку к священному камню Каабе, – а среди дядьев и братьев Багдади было множество имамов и учителей веры. Если верить одному из джихадистских биографов Багдади, проповеди его отца были примечательны тем, как он подчеркивал “необходимость взращивать добродетель и противостоять греху”.
Совершеннолетие Багдади пришлось на самые неспокойные годы современной истории Ирака. Рожденный в 1971 году, он был уже почти юношей, когда ирано-иракская война после восьми лет боев закончилась безнадежным тупиком и гибелью в общей сложности полумиллиона человек. Ему было около двадцати, когда первая война в Персидском заливе закончилась унизительным поражением Ирака. Где-то между войнами будущий Багдади отслужил положенный срок в иракской армии, хотя свидетельств его участия в боевых действиях нет. Точно известно, что в молодости он перебрался в Багдад, чтобы подать заявку в колледж, и в 1999 году получил степень бакалавра исламского права и богословия. Погружение в доступный лишь пониманию посвященных мир религиозных кодексов VII века, видимо, стимулировало его пуританские наклонности; знакомые вспоминали, как раздражало Багдади-студента, что мужчинам и женщинам на свадьбе позволено танцевать в одном зале. “Это противно вере!” – жаловался он. Как бы то ни было, Багдади любил предмет и продолжал обучение до тридцати с небольшим. Когда ему исполнилось тридцать два и он уже готовился защитить диссертацию, а после стать профессором, началось (20 марта 2003 года) американское вторжение в Ирак.