К осени 2013 года Форд был готов уйти в отставку, хотя коллеги из Госдепартамента уговорили его остаться еще на шесть месяцев. Когда в начале 2014-го он наконец подал заявление, его никто уже не отговаривал. К тому времени его усилия в администрации казались ему самому все более тщетными, а крайне пристрастные, нацеленные на него лично нападки со стороны Конгресса истощили его решимость продолжать попытки. “Я не боюсь сражаться, но когда мою честность ставят под сомнение люди, которые даже не знают, что происходит, – это смешно”, – говорил он.
Об отставке Форда было официально объявлено 28 февраля 2014 года. Через несколько дней Маккейн попросил посла заехать к нему в офис, чтобы он мог лично поблагодарить Форда за работу.
Несколько секунд Форд обдумывал просьбу, а потом вежливо ответил: “Нет”.
Глава 22
“Это революция племен”
За десять лет существования группы, основанной аз-Заркави, его последователей-джихадистов называли террористами, мятежниками и исламскими боевиками. Теперь они были полноценной армией. В конце весны 2014 года войска Исламского государства* волной прокатились через Западный Ирак – и через сознание миллионов людей по всему миру. Передвигаясь с поразительной скоростью, ИГИЛ* нанесла поражение четырем армейским дивизиям Ирака, перекатилась через полдюжины военных гарнизонов, включая самый крупный гарнизон Западного Ирака, и взяла под свой контроль почти треть территории государства.
Аналитики и эксперты описывали блицкриг ИГИЛ* как внезапный, как заставшую всех врасплох яростную бурю в пустыне, которая явилась словно из ниоткуда. Но едва ли это было так. Игиловская конкиста июня 2014 года была тщательно спланированной, хорошо продуманной акцией, в значительной степени поддержанной иракцами, которые не сражались в рядах ИГИЛ*и не собирались жить по законам шариата. В итоге величайший военный успех движения был не столько подтверждением мастерства и доблести боевиков, сколько отражением глубоких разногласий, раздиравших Ирак после американского вторжения 2003 года.
Одним из важнейших событий той весны стал конфликт между иракским шиитским правительством и одним из суннитских племен, дулаим. Клан Зейдана аль-Джабири, шейха Рамади и владельца фермы, оказался вовлечен в противостояние Заркави почти десятилетием раньше. Впервые Зейдан увидел, как соплеменники берут в руки оружие, в 2004 году, когда возмущенные иракцы сопротивлялись американской оккупации. Он был одним из главных участников вооруженного ответа Заркави, движения, известного как “Пробуждение Анбара”, в ходе которого военные соединения племени выдворили мятежников со своей земли. Сейчас положение дел снова изменилось, и Зейдан с одобрением наблюдал, как его племя поднимается против иракского правительства, которое многие дулаймиты считали угрозой большей, чем сам Заркави.
Зейдану уже исполнилось пятьдесят, у него округлился живот, но грива черных волос осталась прежней; успешный бизнесмен, он носил западный костюм так же непринужденно, как дишдашу и куфию, которые надевал по случаям, требовавшим традиционного внешнего вида. У него были три жены и кирпичный домик, словно перенесенный сюда из какого-нибудь фешенебельного пригорода Сан-Диего. Но начиная примерно с 2010 года Зейдан начал смотреть на иракское правительство как на врага суннитов вроде него. Государственное меньшинство, сунниты правили Ираком вплоть до американского вторжения, когда власть перешла к шиитам. Теперь, когда американские войска больше не стояли на пути, сведение счетов стало явным – или так казалось дулаймитам. Было очевидно, что положение суннитов в правительстве и на военной службе стало более шатким, и существовало множество свидетельств того, как новобранцы-шииты издевались над суннитами в их собственных домах под видом борьбы с терроризмом. По мнению Зейдана, все это делалось с подачи иранцев, желавших удостовериться, что Ирак никогда больше не будет угрожать интересам Тегерана в регионе.
“В правительстве сейчас воры, бандиты и сектанты, – говорил Зейдан, имея в виду группу, находящуюся у власти с 2010 года, когда Нури аль-Малики был с небольшим перевесом голосов избран премьер-министром. – Американцы творили много непотребств в Анбаре, но они не убивали людей в мечетях и уважали нашу религию. Те, кто сейчас с иранцами, – нет. Они хотят избавиться от всего, что называется “суннит”. Я не говорю, что американцы так уж хороши, но они были лучше, чем эти”.
В конце 2012 года отношения суннитов с центральной властью резко ухудшились. 21 декабря правительственная служба безопасности устроила рейд в доме Рафи аль-Исави, популярного суннитского политика и бывшего министра финансов Ирака, который прямо критиковал правительство Малики. Тысячи дулаймитов вышли на улицы Фаллуджи, некоторые несли плакаты, гласившие: “Сопротивление все еще в нашей крови”. Демонстрация переросла во всесуннитский протест, который распространился на множество городов и продолжался несколько месяцев.
После года с лишним таких протестов Малики решил, что с него довольно. 30 декабря 2013 года он отправил в Рамади силовиков, чтобы заткнуть демонстрантов и разогнать палаточный городок, образовавшийся на одной из площадей. Конфликт заполыхал в полную силу, и 1 января 2014 года, в Новый год, протестующие подожгли четыре полицейских участка в Рамади. 2 января беспорядки распространились по районам Фаллуджи. 3 января в город въехала колонна вооруженных боевиков ИГИЛ*. Джихадисты поддержали дулаймитских повстанцев в уличных боях против превосходящих сил полиции и армии, которые потеряли больше сотни убитыми. 4 января остатки руководства Фаллуджи покинули город, и исламские боевики подняли черный флаг ИГИЛ* над зданием городской администрации.
Дулаймитско-игиловский союз быстро поддержали другие суннитские племена, а также подпольная организация бывших баасистов, известная как Накшбандийский орден. Несколько недель суннитский блок с переменным успехом вел бои за контроль над Рамади и пятью другими городами, но в Фаллудже заключили шаткое перемирие, причем центром города овладела ИГИЛ*. Это был первый случай, когда террористическая группировка официально объявила иракский город своим.
ИГИЛ* воспользовалась моментом, чтобы запустить пропагандистскую трансляцию в Твиттере, демонстрируя, как ее победоносные войска гордо шествуют по центру того самого города, из которого американские десантники выдворили людей Заркави десятью годами раньше. Среди боевиков, позирующих для фотографий, был Абу Вахиб ад-Дулайми, помешанный на всеобщем внимании пламенный игиловский командир из провинции Анбар, застреливших трех сирийских дальнобойщиков на анбарском шоссе весной предыдущего года. На одной фотографии он скалился с винтовкой в руках, на другой, в черной одежде и высоких ботинках, как у западного наемника, позировал рядом с горящей полицейской машиной. Еще на одной ад-Дулайми шествовал по захваченному полицейскому участку, неся стопку папок, как какой-нибудь офисный клерк Судного дня. Иракцы, видевшие эти фотографии, замечали знакомое имя: фамилия Абу Вахиба идентифицировала его как члена племени дулаим, сородича тех, кто организовал протесты в Фаллудже. Прежние враги теперь оказались официально на одной стороне.
В Белом доме советники президента Обамы по вопросам безопасности смотрели на эти фотографии с тревогой. Служащие администрации объявили о планах ускорить доставку обещанной военной помощи правительству Малики, включая новые снаряды “хеллфайр”. Безопасность иракцев была теперь проблемой Малики – он настаивал на этом, – но с тем, что террористы захватили иракский город, мириться было нельзя.
Для Зейдана, однако, как и для множества других суннитов, волнения были исключительно внутренним делом, которое американцы и багдадское правительство снова совершенно не так поняли.
“Это революция племен”, – сказал Али Хатим ас-Сулейман, вождь дулаймитов, арабоязычной газете “Аш-Шарк альАусат” с офисом в Лондоне.
“Иракская весна”, – пояснял Тарик аль-Хашими, суннитский политик и друг американского посла в Сирии Роберта Форда. Сам аль-Хашими оказался в изгнании в Турции, после того как Малики пытался арестовать его.
Сунниты открыто признавали, что племена вручили ИГИЛ* ключи к провинции Анбар, но лишь в качестве временной меры. По их словам, ИГИЛ* только обеспечивала дополнительный огонь, необходимый, чтобы помочь суннитам обрести давно желаемую независимость от злоупотребляющего своей властью иракского правительства. К тому же джихадисты были суннитскими патриотами, а не помешанными на убийствах уголовниками, которые заправляли в организации во времена Заркави.
“Они изменились, – говорил Зейдан об ИГИЛ*. – Их руководство стало иракским, их программа полностью поменялась. Правительство заявляет, что Багдади террорист, но он не террорист. Он защищает пятнадцать миллионов суннитов. Он возглавляет борьбу с персами”.
Заркави действительно сдал экзамен, когда после американского вторжения ворвался в провинцию Анбар с горсткой суннитских боевиков. Заркави тоже принадлежал племени, но другому племени. Багдади, по контрасту, был настоящим иракцем, он вырос в Самарре, замечал Зейдан. Его можно будет контролировать.
“Он не посмеет говорить здесь о шариате, потому что знает: племена этого не потерпят, – утверждал Зейдан. – Эти люди усвоили урок. Они не станут делать того, что делали в последнее время”.
На самом деле ИГИЛ* уже перешла к сведению счетов в районах Анбара, которые приветствовали ее прибытие. Абдальраззак ас-Сулейман, суннитский шейх и один из соседей Зейдана по Рамади, случайно оказался в отъезде по делам, когда грузовик, набитый одетыми в черное боевиками, въехал к нему на ферму. Джихадисты расстреляли нескольких телохранителей Сулеймана, уничтожили его машины, а потом сровняли с землей дом. Вина Сулеймана состояла в том, что восемь лет назад он руководил движением “Пробуждение Анбара”, которое сотрудничало с американскими войсками в деле выдворения заркавистов из провинции.
“Перед тем как взорвать мой дом, они его ограбили, – рассказывал Сулейман, перебравшийся в Иорданию из соображений безопасности. – Сражаться на стороне американцев было делом долга и чести для меня как для предводителя племени, боровшегося с терроризмом. Но теперь мне кажется, что нас бросили. Бросили посреди дороги”.
Одиннадцатого февраля 2014 года двое высоких чинов американской разведки вошли в комнату слушаний Сената, чтобы провести одну из самых жутких презентаций года – представить вниманию конгрессменов всемирный каталог бед, известный как “Ежегодная оценка угрозы безопасности”. Нынешний каталог обещал быть особенно мрачным. Директор национальной разведки, Джеймс Клеппер, и шеф Разведывательного управления министерства обороны, генерал Майкл Флинн, обрисовали самые разные опасности, включая кибертерроризм, вновь ставшую агрессивной Россию, ядерные амбиции Северной Кореи, глобальные пандемии и грозящий катастрофой коллапс центральной власти на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Потом, когда тема свернула на Сирию и ИГИЛ*, Флинн сделал напугавшее всех предсказание.
“В 2014 году ИГИШ*, возможно, попытается захватить территории в Ираке и Сирии, чтобы показать свою силу”, – заявил Флинн, употребив для обозначения террористической группировки аббревиатуру, предпочитаемую федеральным правительством. Черные флаги уже развеваются над Фаллуджей, сказал он, и судьбу этого города может разделить любой другой, продемонстрировав растущую мощь исламистов и “способность одновременно иметь в своем распоряжении множество убежищ”.
Флинн говорил очень осторожно, как положено на слушаниях в Конгрессе, но его частная оценка ситуации была более зловещей. Десять лет назад он уже сражался с этой террористической организацией и знал о возможностях ИГИЛ* больше, чем кто-либо.
Бывший шеф разведки генерала Стэнли Маккристала в СКСО, Флинн помогал охотиться на Заркави в Ираке. В действиях ИГИЛ* он видел уже знакомую ему идеологию и тактику. А в списках бежавших из тюрем подметил и многие знакомые имена.
“Это дети Заркави, – говорил Флинн. – За полтора года, прошедшие после смерти Заркави, мы сумели схватить многих боевиков среднего и высшего уровня. Большинство из них были иракцы, многие – бывшие военные, попавшие в тюремную систему. Все они теперь на свободе”.
Но ИГИЛ*, указывал Флинн, явно училась и приспосабливалась, приобретая новые умения под руководством Багдади. Багдади планировал более точно, он хотел быть терпеливым стратегом в создании союзов и сети поддержки. Коротко говоря, недавние приобретения ИГИЛ* в Ираке не были случайностью.
“Террористы стали сильнее, потому что видели, как им противостоят, – замечал Флинн. – Заркави пытался запалить гражданскую войну немедленно, чтобы повернуть ситуацию в Ираке в свою пользу. Но он фатально ошибся, не завоевав сначала благосклонности племен в провинции Анбар. Он украл у них власть, а потом явно злоупотребил ею, потому что он был злобный тип. Новая банда это понимает и действует по-другому”.
Понемногу Багдади восстановил отношения с суннитскими племенами, рассказывал Флинн, вторя выводам Зейдана и других дулаймитов. Лидер ИГИЛ* воспользовался восстанием в Сирии, чтобы заново создать казну и привлечь новых добровольцев, а также указать членам группы новую цель. Он ввел в структуру организации самых разных местных специалистов: экспертов по обеспечению жильем, логистике и оперативной передаче сообщений.
“Нынешняя шайка мыслит на перспективу, – говорил Флинн. – Они видят, что понадобятся усилия целого поколения”.
А еще они действовали. Разведывательные службы замечали безошибочные знаки мобилизации ИГИЛ* для нападения. Но какой объект они изберут? Багдад или Дамаск?
Американские разведслужбы, наблюдавшие за активными приготовлениями ИГИЛ* с помощью спутников и других удаленных систем слежения, убедились, что группа планирует вторжение в Центральный Ирак и намеревается атаковать Багдад. Аналитики ЦРУ добросовестно писали отчеты, которые ложились на стол директору, а затем отправлялись в Белый дом. Любое подразделение ИГИЛ*, которое пересечет границу, предупреждали отчеты, увидит ослабленную иракскую армию, потерпевшую поражение от мятежников в Фаллудже и других местах. Насколько она ослаблена, было трудно сказать; после того как последние американские полки покинули страну, правительство Малики резко свернуло сотрудничество с разведывательными службами США.
И все же никто не представлял себе масштабов катастрофы, которая произошла в следующие несколько недель, признавал старший сотрудник разведки, на чьих глазах разворачивались события: “Хотя разведка США постоянно предупреждала, что СБИ [Силы безопасности Ирака] переживают плохие времена, никто не сумел предвидеть, насколько быстро они рухнут”.
Масштабное наступление ИГИЛ* началось в родном городе ее главаря. Сразу после полуночи 5 июня 2014 года диверсионные группы взорвали полицейский участок к югу от Самарры, города, породившего не одно поколение клана аль-Бадри, к которому относился и Багдади. Несколько часов спустя около ста пятидесяти боевиков с грохотом ворвались в город на грузовых пикапах; на открытых кузовах были установлены противовоздушные орудия. Джихадисты захватили главное муниципальное здание и городской университет, а потом вступили в перестрелку с полицией, которая заняла оборонительные позиции вокруг старинной мечети Аль-Аскари, чей знаменитый золотой купол Заркави взорвал восемью годами раньше. Иракская армия получила подкрепление из Багдада, и незваные гости отступили, но бои уже шли в пяти-шести других городах вдоль шоссе, тянувшегося от Фаллуджи до сирийской границы.
Тем временем главная колонна ИГИЛ*, около полутора тысяч человек, дошла до окраин Мосула в провинции Ниневия. Защищали древний город и 1,8 миллиона его жителей иракские подразделения, в которых на бумаге числилось 25 тысяч человек. Реальное число было ближе к 10 тысячам, признавал позже командир мосульского боевого подразделения; остальные или дезертировали, или просто сидели на липовых должностях, на довольствии в полицейском управлении, говорил генерал Махди аль-Гарави агентству “Рейтер”, подводя итоги сражения. Оставшимся защитникам города не хватало оружия и техники: много бронетехники и тяжелого вооружения было отправлено на юг, чтобы помочь отбить Рамади и другие города провинции Анбар во время январских боев.
“На весь мой батальон остался один пулемет”, – говорил новостному агентству мосульский батальоный командир, полковник Дийяб Ахмед аль-Асси аль-Обейди. А у ИГИЛ*, свидетельствовал полковник, когда незадолго до рассвета 6 июня она начала просачиваться в его район, “в каждом грузовике было по пулемету”.
Первая колонна захватчиков ворвалась в северный пригород, Таммоз, на джипах и в открытых легких грузовиках, поливая из пулеметов линию обороны иракской армии. По условному сигналу гранатами и снайперским огнем заявили о себе ячейки ИГИЛ*, базировавшиеся в самом городе. Силы обороны отступили; через несколько часов колонны ИГИЛ* уже находились в нескольких кварталах от отеля “Мосул”, где Гарави устроил свой командный центр.
В половине пятого дня был нанесен решающий удар. Большая цистерна, набитая взрывчаткой, врезалась в здание отеля и взорвалась в языках пламени, убив и ранив многих иракских командиров.
“Грохот потряс весь Мосул”, – рассказывал Обейди, которому взрывом разорвало ногу.
Вскоре после этого остатки обороны пали. К вечеру полицейские, солдаты и офицеры избавились от формы и бежали в гражданской одежде. Схваченных выстроили шеренгами и расстреляли.
К полудню 10 июля, всего через четыре дня после начала наступления, джихадисты уже взяли под контроль аэропорт и большинство центральных районов Мосула. Они опустошили запасы наличных в центральных банках и ограбили иракскую военную базу, забрав американского оружия и боеприпасов на миллионы долларов. Затем они захватили контроль над главной тюрьмой Мосула, освободив заключенных-суннитов и казнив скопом всех остальных – около 670 шиитов, курдов и христиан. К концу этого дня Мосул, второй по величине город Ирака, был полностью под контролем ИГИЛ*.
Иракская армия наконец перегруппировалась и начала контрнаступление, которое не пустило ИГИЛ* к Багдаду, хотя террористы продолжили закрепляться в разных районах страны. К концу июня общие владения террористической группы, от Западной Сирии до Центрального Ирака, были больше, чем Израиль и Ливан вместе взятые. Человек, возглавивший эту операцию, контролировал теперь больше чем просто земельные наделы. Он владел нефтяными скважинами, нефтеперегонными заводами, больницами, университетами, военными базами, фабриками и банками. Аналитики потом подтвердят, что личные авуары Багдади в наличных и финансовых инструментах приближались к полумиллиарду долларов.
Реально действующего правительства пока еще не было. Но у них теперь было в прямом смысле слова собственное государство.
Четвертого июля 2014 года – в пятницу, священный для мусульман день – Багдади в сопровождении телохранителей появился в молельном зале соборной мечети Мосула Ан-Нури, известной своим “горбатым” минаретом – он выгибается, отступая от перпендикуляра на несколько футов. Местная легенда гласит, что выгнутой формой башня обязана самому пророку Мухаммеду, который пролетел над ней, направляясь в небеса.
Те, кто явился на службу в тот день, вероятно, одинаково ощутили искривление времени и естественного хода событий, когда главное официальное лицо Исламского государства*неторопливо провозгласило реставрацию халифата. ИГИЛ* сделала подобное заявление несколько дней назад, но теперь Багдади говорил об этом официально, с минбара одного из самых почитаемых храмов Мосула.
Бывший ученик Заркави, несомненно, много времени посвятил обдумыванию своего первого появления на публике, поскольку каждый момент он подкреплял символическими жестами, узнаваемыми для верующих. Багдади оделся в черную рубаху и тюрбан, повторяя одежду последнего пророка Аллаха в день его последней проповеди. Он взбирался по ступеням минбара медленно, останавливаясь перед каждой новой ступенькой, подражая привычке Мухаммеда. На вершине, ожидая, когда можно будет начать проповедь, Багдади извлек из кармана мисвак, изогнутую деревянную палочку дли гигиены рта, и принялся чистить зубы. Снова намеренное приглашение сравнить его с Мухаммедом, который, согласно древним текстам хадисов, призывал своих последователей “каждый день прибегать к мисваку, ибо это воистину очищение рта и, значит, радость для Всевышнего”.
Наконец он повернулся лицом к аудитории, чтобы сделать официальное сообщение о победе. Халифат, чаемый лидерами движения со времен Заркави, наконец стал реальностью.
“Что же до ваших братьев-моджахедов, то Аллах пожаловал им милость победы и завоевания, и даровал им, после многих лет джихада, терпение и одоление врагов Аллаха, и даровал им успех и силы, чтобы достичь цели, – говорил Багдади. – И вот они поспешили объявить халифат и назначить имама, и это долг перед мусульманами – долг, которым пренебрегали века и которого не было в реальности этого мира”.
В проповеди, а также в отдельном аудиообращении, Багдади заявлял, что не слишком стремился принять то, что сам называл “этой тяжкой обязанностью”.
“Я поставлен заботиться о вас, и я не лучше вас”.
И все же Багдади объявил, что правоверные мусульмане по всему миру должны подчиняться ему во всех делах как главе Исламского государства* и гаранту нового порядка, который вскоре станет реальностью и для немусульман, хотят они того или нет.
“Знайте, что сегодня вы – защитники веры и стражи исламской земли, – говорил Багдади. – Вас ждут беды, вас ждут великие сражения. Воистину, лучше всего вам пролить кровь на пути освобождения мусульман, заключенных в тюрьму, где стены – из идолов”.
“Так приготовьте ваше оружие и запаситесь благочестием. Будьте усердны в чтении Корана, будьте особенно внимательны в его толковании и обучении ему, – напутствовал Багдади. – Это мой совет вам. Если вы послушаетесь его, то завоюете Рим и будете владеть миром”.
Проповедь была окончена; Багдади, самопровозглашенный халиф, стал спускаться по ступеням минбара тем же продуманным образом. Он быстро кончил молитву и в окружении телохранителей прошествовал к выходу из мечети, готовясь к сражению, а потом, если на то будет воля Аллаха, к правлению.
В тот июньский день, когда пал Мосул, Абу Хайсам сидел у себя в офисе и принимал звонки от заместителей, изо всех сил старавшихся оставаться в курсе событий. В углу по небольшому экрану с выключенным звуком чередой шли изображения победоносных боевиков ИГИЛ*. Иные махали руками и ухмылялись из-за пикапов, другие не торопясь шагали по главным улицам Мосула, мимо забранных ставнями витрин и горящих полицейских автомобилей. Черные флаги развевались на антеннах машин и флагштоках.
Никто не предвидел столь быстрого падения иракской армии, даже здесь, в разведывательном агентстве, которое гордилось умением избегать неожиданностей. Абу Хайсам украдкой поглядывал на беззвучный экран; его глаза наливались кровью, крупные руки энергично перебирали четки. Все произошло ошеломляюще быстро. И все же вектор развития событий стал очевиден далеко не сейчас.
“К сожалению, такой потенциал там был с самого начала”. – Абу Хайсам явно устал.
Он теперь был бригадиром, старшим офицером в отделе по борьбе с терроризмом, где прослужил почти три десятка лет. Всегда серьезный, Абу Хайсам с возрастом стал мрачным – так проявилась тяжкая ноша, которая легла на его плечи. В его кабинетике не было никаких украшений, за исключением богато орнаментированного Корана и фотографии гораздо более молодой версии себя: сверкая нечастой для него улыбкой, Абу Хайсам пожимает руку королю. У двери висел запасной костюм – для дней, когда рабочая нагрузка не давала ему съездить домой.
Таких дней теперь было много. После начала беспорядков в Сирии Мухабарат пребывал в состоянии повышенной боевой готовности; служба безопасности играла в кошки-мышки с контрабандистами, пытавшимися протащить через границу оружие и свежезавербованных джихадистов. Теперь джихадисты сами контролировали пограничные пункты по ту сторону границы. Иордания еще оставалась по большей части спокойной, но тревожные знаки уже появлялись. В южном городе Маан, рассаднике исламистов, располагавшемся неподалеку от заброшенной тюрьмы Аль-Джафр, вандалы иногда писали краской из баллончика девизы ИГИЛ* или вывешивали на городской площади черные флаги. В Аммане таких демаршей не устраивали. Обитатели столицы следили за событиями в соседних государствах с возрастающим страхом.
Некоторые иракцы, особенно представители племен Восточного берега вроде Зейдана аль-Джабири, были готовы заключить сделку с ИГИЛ*, чтобы освободиться от репрессивного шиитского правления. Но исламисты, захватившие контроль над Фаллуджей и Мосулом, оказались не менее жестокими, чем их соратники в Ракке. Взятых в плен иракских солдат прогнали перед камерами, а потом расстреляли на краю разверстой ямы. Заподозренных в ереси убивали на улице, а бесценные памятники времен Древнего Вавилона – источник культурной гордости для стольких поколений иракцев – стерли в порошок. Подобные акции одобряло небольшое число религиозных консерваторов, чьи взгляды совпадали с взглядами исламистов. Но среди иракцев, приветствовавших винтовки исламистов, в исламистском правлении были заинтересованы очень немногие. Только теперь отменять приглашение было уже поздно.
Абу Хайсам, тоже сын своего племени, понимал негодование иракских суннитов. Его поражало, насколько эффективно ИГИЛ* эксплуатировала это негодование.
“Это эффект снежного кома, – говорил он. – Все начинается с недовольства людей, которые не имеют своих представителей в правительстве”. ДАЕШ, или ИГИЛ*, “точно знала, как воспользоваться их чувствами. И это длится уже двенадцать лет, с 2003 года – с начала иракского конфликта”.
И не только в Ираке. Самопровозглашенные игиловские вилайеты, или провинции, уже заявили о себе в странах, находящихся за пределами малой родины группы. Вскоре откроются новые главы – Саудовская Аравия, Ливия, Алжир, Нигерия, Йемен, Афганистан и Пакистан. В каждом случае исламисты обещали свободу от тиранических режимов и создание справедливого общества, управляемого по законам веры. Но вместо этого они несли вооруженную диктатуру, коррупцию, жестокость и смерть.
Сейчас Мухабарат уже не мог сделать ничего, чтобы повернуть историю вспять или отменить ошибки и просчеты, которые привели к сегодняшнему дню. Иорданцам оставалось только наращивать собственные силы обороны против вируса, пробравшегося через границы страны несколько лет назад.
“Посмотрите, как плодотворно они работают. – Абу Хайсам жестом указал на изображения на экране. – Мы из сил выбивались, чтобы остановить их. Иногда они болеют, но все никак не умрут”.
Эпилог
Огонь, воспламенивший чувства арабов, был зажжен не в Ираке, как полагал Абу Мусаб аз-Заркави, а недалеко от Ирака, в Восточной Сирии. Это произошло холодным туманным утром 3 января 2015 года в Ракке. Позади разбомбленного здания съемочная группа Исламского государства*установила видеокамеры и маленькую железную клетку.
Не меньше двух десятков статистов в одинаковых масках и форме заняли места: некоторые образовали строй, другие изображали охрану. Наконец ввели исполнителя главной роли. Муаз аль-Касасбе, двадцатишестилетний иорданец, пилот истребителя, в оранжевой рубахе и штанах, руки уже без кандалов, без сопровождения шел по окутанной туманом съемочной площадке, словно брел сквозь собственный сон.
На первой фотографии аль-Касасбе после его пленения 24 декабря лицо молодого человека покрывали отеки и синяки – доказательства избиения, которому его подвергли после захвата. Перед тем как привести его на съемочную площадку, аль-Касасбе усадили перед камерой и заставили рассказать свою историю – или те ее эпизоды, которые требовались ИГИЛ*.
“Я старший лейтенант Муаз Сафи Юсуф аль-Касасбе, иорданец, из Карака, – начал он, – офицер королевских ВВС Иордании”.
Запись рассказа аль-Касасбе о его вылете 24 декабря в основном повторяла реальные события. Пилот F-16, прослуживший уже почти три года, аль-Касасбе получил задание поразить цель ИГИЛ*в координатной сетке, включавшей город Ракку. Его самолет принадлежал к военно-воздушному флоту арабских и западных стран, который бомбил ИГИЛ* с сентября 2014 года, когда президент Барак Обама объявил о начале масштабной воздушной операции в попытке выкурить террористическую группу из ее тайных нор в Ираке и Сирии. За несколько недель до этого Обама отправил американские военные самолеты и беспилотники в Ирак, остановить наступление ИГИЛ*, угрожавшее Мосульской ГЭС в Ираке, а также курдской столице, Эрбилю. Потом он объявил о создании широкой коалиции, включающей ВВС Иордании и пяти других арабских государств, в том числе Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов и Катара. “Эта антитеррористическая операция являет собой постоянные, неумолимые усилия настигнуть [ИГИЛ*], где бы она ни находилась”, – объявил Обама в речи, транслировавшейся по телевидению.
Вылет аль-Касасбе 24 декабря был не более чем очередной рутинной бомбардировкой в рамках этой коллективной операции. Пилот уже приближался к цели и уже направил истребитель в пикирование, когда ведомый летчик заметил пламя, вырывающееся из двигателя самолета Касасбе. Почти в тот же миг на дисплее в кабине появилось предупреждение об отказе двигателя, и самолет начал отклоняться от курса. Аль-Касасбе дернул рукоятку катапультирования, его выбросило из кабины, а F-16 рухнул в Евфрат.