– Так ты можешь перекинуться? Уолтер, золотце, я не знала, что земные ведьмы на это способны.
– Не способны, – ответил он. – Она лжет, чтобы мы ей дали наложить на нас черные чары.
– Я могу перекинуться, – сказала я, отпуская второе зрение. – Это лей-линейное… э-э… заклятье, а если б я хотела вас околдовать, я бы это уже сделала. Я белая ведьма.
У меня болел живот и тянуло в сортир. О Господи. Белая-то белая, но заклятье – черное. Я клялась, что не буду его использовать, и вот она я, головой в омут бросаюсь. И неважно, что черноты так вроде бы мало. Она на моей душе осядет! Какого черта я здесь делаю?!
Уолтер оглядел толпу – кто-то там кричал: «Пускай!»
– Пэм? – спросил он, и дамочка просияла улыбкой, играя на публику.
– Право вызывающего, – сказала она, собравшиеся возликовали.
Уолтер кивнул.
– Твое право, – сказал он мне. – Выбирай, хочешь ли ты начать на двух ногах, и посоревноваться еще и в скорости перекидывания, или предпочитаешь сначала перекинуться, а после начать?
– Я знаю, в чем состоят права вызывающего, – сказала я высокомерно. – Есть опыт. И все это незаконно. Моего альфы здесь нет, и нет шести других альф, чтобы возместить его отсутствие.
На миг Уолтер впал в ступор, но быстро восстановился.
– Шесть альф есть, – возразил он.
– Она не считается! – Я показала на Пэм, но мне только рассмеялись в лицо. Ага, я правда что ли думала, что тут все будут по книжке делать?
– Мы начнем на четырех ногах, – тихо сказала я, зная, что она наверняка перекидывается быстро, так что лучше пусть у меня будет возможность перевести дыхание перед дракой.
Толпе это понравилось. Пэм непринужденно развязала пояс халата, он стек к ее ногам и оставил ее в ослепительной наготе. Смотрелась она божественно – с ровным загаром, чуть выставив одну ногу вперед. Даже растяжки на животе только добавляли ей гордой зрелости. Шум в толпе никак не изменился – никто не среагировал на ее… э-э… новый вид.
Я вспыхнула и отвела взгляд. Господи боже, я так не стану. Когда Дженкс превратился, испарилась не только его одежда – даже шрамы. Надеюсь, со мной так же получится, и я не окажусь волчицей в трико и кружевном белье – как бы это ни было забавно. Ну, в любом случае я не покажусь им этакой бледной немочью в веснушках.
Адреналиновая дрожь пробежала по телу. Нет, толпа все же отреагировала: одна из альф предложила Пэм пучок волчьей дури. Она мило отказалась, по толпе пробежал одобрительный ропот. Мне никто даже не предложил. Стервы. Хотя все равно не помогло бы.
Пэм закрыла глаза и начала превращение. Я смотрела с разинутым ртом. Раньше я только голливудскую версию видела, но, черт, они правильно показали. Лицо у нее поплыло, вытянулось в морду, руки и ноги утончились – гнусная карикатура, не то человек, не то волк. Не представляю, откуда она брала энергию для превращения, потому что вервольфы не могут и не используют лей-линии, в отличие от лисиц-оборотней – те могут, и потому умеют регулировать свои размеры, чему вервольфы жутко завидуют.
Пэм рухнула на… – ну, уже не на корточки – и оперлась на преобразованные передние конечности. Кожа вдруг вся почернела; сквозь нее полез шелковистый мех. Она заскулила, Глаза распахнулись – еще человеческие, уже нелепые. На уродливой морде в длинной пасти еще оставались человеческие зубы. Она ни волком не была, ни человеком – чем-то средним, и совершенно беззащитным. Но черт, как это было быстро!
– Рэйч! – крикнул Дженкс. – Делай что-нибудь!
Я посмотрела на него через поляну, а Пэм уже перекатилась на четвереньки, ее била дрожь – внутренности перестраивались.
Ах да. С бешено бьющимся сердцем я закрыла глаза, в нос тут же ударили мускус и вонь моего собственного пота, а над ними плыл запах разлагающейся плоти из невидимой отсюда ямы. Вряд ли в той яме есть кто-то живой, но вдруг?.. В уши бил шум толпы, волны исходящей от оборотней силы сбивали концентрацию. Я обеими руками взялась за свое ци, надеясь, что будет не очень больно.
– Lupus, – шепнула я. Веки затрепетали.
Я сделала вдох и распахнула глаза, когда безвременье рванулось из моих мыслей.
Это было чуть больно и приятно – как отрывать присохшую корочку, чувство возвращения к прежнему состоянию. Меня окутал черный экран безвременья, туманя зрение. Слух исчез, словно меня в одеяло завернули.
Я потеряла равновесие, руки и коленки стукнулись о землю, чуть не провалились в нее. Запрокинув голову, я ахнула от ощущения, будто через меня ток пропускают. Но больно не было, не то, что при действии земных чар, когда я в норку превращалась. Не громоздились друг на друга части и органы, а просто все видоизменялось – от атомов до воспоминаний, – естественно и безболезненно, просто как дышишь. Я ожила – так, словно каждый нерв впервые чувствовал, словно по жилам в первый раз бежала кровь. Я живу и я здесь. Потрясающе.
Подняв голову, я засмеялась и не стала сдерживать смех, хриплый хохоток, перешедший в вой. Чернота безвременья спала, в уши ворвались, забивая слух, звуки моего собственного организма. Я живу, черт все возьми, живу, а не прозябаю, и пусть все это знают!
Мой ликующий вой взвился над толпой, заставив всех заткнуться. Где-то далеко кто-то мне ответил, и я узнала голос. Это была Арета, волчица, которая первой встретила нас на острове. Она встретила мой клич своим, говоря мне, что и она живет.
И тут меня настигла расплата за нарушение законов природы. Голос прервался полузадушенным хрипом. Не в силах вздохнуть, я упала, царапая новообретенную морду тупыми когтями. Я с ужасом ощутила, как просачивается в меня сокрушительная чернота. Меня била дрожь, глаза жгло, словно я сунула морду в землю, забыв их закрыть. Обруч черноты еще прочнее сжал мою душу.
Нет! – подумала я, различая краем глаза подступающую серость обморока. Я буду жить. Я не дам черноте убить меня. Я выдержу. Кери выдержала в тысячу раз худшее, я смогу. Но было больно. Больно так, словно отчаянье и стыд превратились во что-то материальное.
Проснулась воля, принимая то, что сделано. Задыхаясь, я заставила себя убрать язык в пасть – он был в земле, и на зубах захрустел песок. Я легла, дрожа, и полежала неподвижно, довольная уже тем, что легкие у меня работают. Все казалось черно-белым, кроме пары метров вокруг меня, то есть цвета я видела, хотя бы вблизи. И пока глаза оглядывали мир, а я думала, как бы это подняться, мозг преобразовал цвета, пока они не показались привычными. Звуки тоже были чужими, но их я не могла сочленить воедино, и то, что не опознавалось, сливалось в какое-то фоновое шипение.
– Рэйч! – крикнул Дженкс, я вздрогнула, уши дернулись назад. И с изумлением услышала, как молотит о землю хвост. Нет, ну так нельзя, что за жалкое зрелище! Я набрала воздуху и попыталась встать, но обнаружила, что с координацией у меня дела плохи. Обескураженная, я с трудом вскарабкалась на ноги, чувствуя непривычную работу мускулов, и чуть не шлепнулась снова.
Пэм еще лежала, восстанавливая дыхание после превращения. Она тоже вот-вот встанет; Карин перекинулась за полминуты, сейчас прошло примерно столько же. Вонь пепла и гниющей плоти забивала нос, но я различала сквозь нее запаховые отпечатки собравшихся стай: от одних пахло порохом, от других – салом и потом, от остальных – ненавязчивым, дорогим парфюмом. Пэм ощущалась странно, чуждость ее – наполовину человека, наполовину волка – запахом тухлым яиц вползала в нос и в рот.
Я чихнула, меня чуть не вывернуло. Толпа ахнула, и я вдруг поняла, что народ замолк, что на меня смотрят с каким-то восторженным страхом. Я что, перекинулась? Ну и что? Я же сказала, что перекинусь.
– Рыжая! – прошептал кто-то.
Я удивленно глянула на себя – на то, что было видно. Черт, я правда рыжая! Рыжая, блин, волчица, шерсть слегка волнистая, на ногах постепенно темнеет до черной. Эй, да я красивая!
Я повернула голову к Дженксу. Он глянул на меня и повел глазами, привлекая мое внимание к происходящему.
– Красный волк, – сказал некто в просторных штанах, тряся соседа за плечо. – Она перекинулась полностью. – Голос взлетел от восторга: – Гляньте на нее! Красный волк, мля!
Гомон возобновился и усилился, и если б волки умели краснеть, я бы покраснела. Какая разница, какого я цвета? Все, что от меня требуется – Пэм поколотить.
Будто поняв, о чем я думаю, Пэм резко вскочила на ноги. Волчицей она стала громадной – всю человеческую массу сохранила. Оскалившись длинной пастью, она тихо зарычала, коричневые глаза уставились на меня. Пульс у меня пустился вскачь, а задние ноги разъехались. Толпу это развеселило так, что уши с трудом выдерживали. Пэм все рычала, обещая мне много приятного. Наверное, Уолтер попытается не дать ей меня убить, пока я не выдам им нужную информацию, но кто знает, получится ли у него?
– Потанцуем? – гавкнула я, и она прыгнула, разбрасывая землю задними лапами.
На половине дистанции рычание Пэм стало совсем уж злобным. В мыслях мелькнула Карин, ее зубы у меня на шее и мой парализующий страх. Но тут я разглядела гордость у нее в глазах, и что-то щелкнуло. Под мехом и стройными мускулами она осталась разумной, а разум помнит боль – даже если она не будет ее чувствовать.
Я напружинила мышцы и рванула вперед – молча, пригибаясь к земле.
Мы столкнулись шаром щелкающих зубов и перепутанных лап. Она такого не ждала: тянулась к глотке, а ухватила за задницу. Вывернулась, изогнулась, почти наступив на меня передними лапами. Припав на брюхо, я нырнула под нее и нашла, где тяпнуть: тонкая лапа, мех и кости. Я хватила зубами со всей дури. Не буду я погибать из-за чьей-то гордости!
Кость мерзко скрипела под зубами – будто мел по доске. Пэм вскрикнула от боли, и у меня проснулась надежда. Она чувствует боль?
Я лишила ее опоры, и она рухнула на меня, перекатилась – я попятилась на полусогнутых. Я уже вся была в грязи, а по тупой пульсации в бедре поняла, что она меня укусила.
Вервольфы вокруг одобрительно орали, причем добропорядочные бизнесмены казались мерзее, чем толпа в камуфляже, стволами салютующая своей альфе. Дженкс был готов лететь мне на помощь, удерживали его только на глазах забывающие свои обязанности охранники. Я не могла понять, почему оборотни обезболили Пэм только на время превращения, а потом додумалась – не за тем они сюда пришли. Дэвидову боссу надо было только быстро решить служебную проблему, но этим…
Я оглядела распаленные рожи. Дикие, бешеные, кровожадные. Для вервольфов поведение не нормальное, даже в такой глуши, где на ОВ и намека нет. Причем не только уличные бандиты и милитаристы так выглядели – нет, эти бизнесмены тоже были как все. И пока мы с Пэм кружили в поисках, куда бы тяпнуть друг друга, у меня возникло тошнотворное чувство, что это круг на них так действует. Они все получили отпечаток личности управляющего альфа-самца – а опыта и ума его не получили. Они кайфовали от естественного наркотика – агрессивные, как альфа, и без его самообладания.
Я бы очень забеспокоилась, не будь у меня проблемы по имени Пэм.
А проблема на другом конце поляны уже подняла лапу, неотрывно на меня глядя. Низко пригнувшись, я зарычала. Ну и что, что это поза подчинения, я на самом деле не волк.
– Рэйч! – вскрикнул Дженкс за миг до того, как Пэм бросилась. Я отпрыгнула, но она меня достала. Челюсти – заметно крупнее моих – цапнули меня за загривок и встряхнули. Я обмякла. Вспыхнула боль, воздух вдруг исчез. В слепой панике я колотила передними лапами, пытаясь добраться до глаз Пэм. Лапы не доставали.
Она еще раз меня встряхнула с ужасающей силой. Позвоночник горел огнем, мысли мутились от боли. Крики зрителей били по ушам, приказывали покориться. Не в силах освободиться, я извернулась, подтянула задние лапы и отчаянно ударила высоко, ей в морду. Она тявкнула от боли – я попала в глаза, – отбросила меня колобком к ногам зрителей.
– Рэйчел! – крикнул Дженкс. Я, дрожа, поднялась на ноги.
– Найди Ника! – пролаяла я. Шерсть на загривке вздыбилась, я пошла обратно, пока пнуть не успели. Покоряться я не собиралась, нельзя нам погибать.
Пэм тяжело дышала, одна глазница была сильно порвана, из нее текла кровь. Выжидая, она следила за моим приближением.
– Найди Ника! – снова крикнула я, догадываясь, что он не понял. – Я вас догоню!
Не знаю, уверенность это была или надежда.
– Не так это просто, Рэйч, – тихо сказал он, но я его расслышала. И Пэм тоже. – Я за тобой вернусь, когда его найду.
Пэм дернула ушами, до нее дошло, что мы все еще пытаемся выручить Ника. Пригнув голову, чтобы кровь в глаз не затекала, она с диким воем метнулась вперед – к Дженксу.
– Беги! – провыла я, бросаясь ей наперерез. Она забуксовала лапами по земле, чтобы в меня не врезаться, но я успела ее два раза тяпнуть. Кто мельче – тот шустрее, теперь она это знает. Оглянуться на Дженкса я не решалась, но по взгляду Пэм, проводившему что-то за моей спиной, решила, что он смылся. До него теперь никому дела не было. Во мне зрела решимость. Теперь Дженкс был моим авангардом, а я прикрывала ему спину. Эта волчица меня не обойдет.
Пэм разочарованно помялась с ноги на ногу. Наверное, пытаясь предупредить своих, она подняла морду и завыла – вервольфы завыли тоже, думали, видно, она меня пугает. Волчий вой они имитировали здорово.
– Ни фига у тебя не выйдет! – пролаяла я, нагло подняла голову и завыла тоже, стараясь ее переорать. Я живу! И буду жить!
Пэм от удивления заткнулась, и мой голос взлетел над всеми, высокий, звенящий вызовом звук был самым волчьим из всех. Неподалеку раздался ответный вой. Арета.
Толпа вдруг затихла, лица вытянулись – у кого от непонимания, у кого от испуга. Пару секунд звучали только наши с Аретой голоса, а потом замолкли одновременно.
Пэм поразило, что мне ответил волк. Она так и застыла – с повисшим хвостом, окровавленным глазом и задней лапой на весу. У меня болело все – спина, загривок, ляжки. От раздувшегося уха пахло кровью. А это она когда успела?
Но Дженкс меня ждет. Зарычав, я подобралась и прыгнула.
Пэм упала на спину, цапнув меня за шею – я пыталась ее переднюю лапу достать. Я отпрыгнула; ухо жгло – еще балл ей на счет. Я перекатилась, она бросилась ко мне, и я, взметнувшись на ноги, встретила ее тявканье зубастым оскалом.
Она прыгнула в ту же секунду, я уклонилась. Толпа теперь смотрела молча, затаив дыхание. Кому-то из нас придется умереть, а Дженкс мне уже не поможет.
Я вцепилась ей в шею, но зубы соскользнули, она отпрыгнула, успев схватить меня за переднюю ногу. Адреналин плеснул в голову – у меня полсекунды максимум, а потом быть мне без лапы. Я бросилась наземь и в сторону. Зубы сомкнулись на подушечке лапы, я взвизгнула, выцарапалась, отпрыгнула. Тяжело дыша, мы смотрели друг на друга. Круг вервольфов распался на кучки встревоженных людей; никто не заметил, что Дженкс ушел. Пэм приготовилась прыгнуть, и я почувствовала злость: нет у меня времени с ней возиться!
Но она медлила, вот вообще остановилась, глаза уставились в сторону озера, мне за спину. У меня по коже мурашки побежали, шерсть встала дыбом, но я не обернулась. Не пришлось. В глазах у Пэм вспыхнула тревога, когда она проследила мой взгляд ей за спину, на край парковки, где между группками людей мелькал второй волк. Все громче звучал испуганный шепот, все больше пальцев показывало на волков, руки прикрывали изумленные рты. Привыкшая к запаху вервольфов Арета отважилась войти в лагерь на шум нашей с Пэм драки.
Насторожив уши, волчица уверенно прошла через стоянку под тень деревьев. Немного округлившееся брюхо свидетельствовало о беременности, и я забеспокоилась. Мы с Пэм дрались за главенство на ее острове, ее стая окружила место драки, не обращая внимания ни на что вокруг. Черт.
Только не беги, Пэм, – подумала я, видя испуг своей противницы. При всей ее вервольфовости, она все равно была человек. Она была ранена и окружена стаей дикой альфы. А пахла она вервольфом, а не волком.
– Пэм! – гавкнула я, видя, что она начинает пятиться. – Нет!
Но она побежала. Помчалась, думая, что они на меня бросятся, если она укроется в безопасности лагеря. Как это шутят? Не надо бежать быстрее волка – надо бежать быстрее тех, кто бежит с тобой рядом.
Вздрогнув, я зарылась в землю ногами, чтобы не последовать ее примеру, когда три серые тени мелькнули мимо меня. Толпа ударилась в панику, превратилась в орущий бардак.
Кто-то выстрелил в воздух, и я метнулась в сторону, взрывая землю когтями. Сердце колотилось как бешеное.
Но глаза не отрывались от четырех волков, петляющих между столами для пикника и стволами деревьев. Пэм в ужасе промчалась мимо спасительных стен прямо в лес, и мгновение спустя волки скрылись из виду. Визг боли перекрыл испуганный шум. Уолтер заорал: «Всем молчать!», и в наступившей тишине отчетливо слышны стали рычание и лай. А потом страшное молчание.
Побелевший Уолтер махнул рукой, и кучка людей с оружием наизготовку побежала по его команде в лес. Мне стало худо. Это не моя вина.
Женский испуганный возглас заставил меня повернуться. Сердце заколотилось, а коленки затряслись. На поляну бесшумно вышла Арета, словно людей и не было вокруг. Прядая ушами, она остановилась в добрых пяти метрах от меня. Шерсть у нее была цвета серебристой древесной коры. Я смотрела на нее волчьими глазами, видела красоту и изящество – и полную чуждость. Внешне я была волком, а внутри – нет, и обе мы это знали.
Я шагнула и снова замерла: она подняла морду и издала жуткий негромкий вой. Ей ответили три голоса издалека. Она проверяла, кто победил. По жилам побежал адреналин. Арета опустила голову, желтые глаза глянули на меня еще раз, а потом она повернулась и ушла, удовлетворенная.
Шумевший в кронах ветер спустился ниже, ворошил мех на моей ободранной и покусанной спине. Что это было, черт возьми?
Хрустнула ветка, я вскинулась, как испуганная лошадь, сердце заколотилось. Вышел альфа городских бандитов, бледный, но с решимостью на лице; его стая собралась у него за спиной.
– Я не виновата! – пролаяла я, зная, что он не поймет.
Истощенное бримстоном лицо вервольфа выражало благоговейный ужас, глаза перебегали с меня на лес, где скрылась Арета. Он носил татуировки множества стай, и казался фубым и диковатым, но щеки у него были выбриты так же гладко, как у Дженкса. Нагнувшись, он подобрал клок рыжей шерсти, который выдрала у меня Пэм, с таким видом, будто это реликвия.
– Волчица… – сказал он Уолтеру, блуждающий взгляд подсказал мне, что он имеет в виду Арету. – Волчица решила, что Морган будет жить, а твоя альфа умрет.
Оборотни в толпе начали переговариваться, голоса становились все злее по мере того, как шок проходил; тяжело дыша, я держала на весу поврежденную лапу и ждала, чувствуя, как убегают секунды. По телу пробежала дрожь, шерсть поднялась – что-то надвигалось.
Альфа гопников отбросил за спину рыжий чуб, словно принял решение.
– По легендам, статуя раньше принадлежала красному волку, – сказал он; его жена кивнула, соглашаясь. – Морган осталась на поле боя, а твоя альфа сбежала. – Он показал на меня рукой. – Она победила. Отдай ей Спарагмоса. Любовь развяжет ему язык вернее, чем боль и унижение. Мне все равно, у кого будет статуя, если у меня будет к ней доступ.
– Ты предаешь союз! – воскликнул Уолтер.
– Я сказал, что присоединюсь к тебе, потому что ты утверждал, что статуя у тебя, – возразил молодой, стискивая кулаки и звеня цепочками. Жена была на голову его выше, но он ни на каплю не казался от этого менее опасным. – А ее у тебя нет. Она у Спарагмоса, а Спарагмоса забирает Морган. Я разрываю клятву крови, я выбираю красную волчицу, как раньше выбрал белую. В любом случае, за тобой я не пойду.
– Подонок! – прорычал Уолтер, багровея, белая шевелюра выделялась резким контрастом. – Спарагмос у меня, и статуя тоже будет, а из твоей черепушки я плевательницу сделаю!
Толпа раскололась, я это видела и обоняла. Восстанавливались прежние связи, удобные и привычные. Шерсть у меня на загривке поднялась; слегка напрягшись, я сосредоточилась на втором зрении – и сердце пустилось вскачь. Ауры городских гопников теперь окаймлял жемчужно-белый цвет, а бизнесменов – кирпично-красный. Все распалось мгновенно.
Вся поляна переменилась. Гопники отступили в лес, от них несло бримстоном. Если они перекинутся – их ничто не удержит.
– Сэр… – позвал скорбный голос вервольфа в камуфляже, я повернулась и увидела шестерых оборотней с Пэм на руках, по их медлительности понятно было, что уже поздно.
– Пэм! – крикнул Уолтер, не пытаясь скрыть горя. Пэм бережно уложили на траву, муж упал на колени у ее тела, нетерпеливо всех отогнал, а потом притянул ее к себе, зарывшись пальцами в густой мех. – Нет, – не веря, сказал он, прижимая ее к груди.
Волки Ареты разорвали Пэм горло, кровь покрывала черный мех, промочила грудь Уолтера. Он покачивался взад-вперед, этот сильный человек пытался по кусочкам склеить свой мир, раскрошенный, будто старые листья под нашими ногами.
– Нет! – крикнул Уолтер, поднимая голову и отыскивая меня глазами. – Нет, ни за что! Эта ведьма моей альфой не будет, и Спарагмоса я ей не отдам. Прикончить ее!
Щелкнули предохранители. Бог ты мой! В ужасе я бросилась в просвет между ногами к стоянке – мгновение, и я ее проскочила. Вдогонку мне летели проклятья. Взрывая когтями землю, я домчалась до леса, лапы заскользили на листьях и молодой траве, я чуть не упала.
На ходу восстанавливая равновесие, я бежала вперед под звуки выстрелов, но я была уже недосягаема – пока. У них есть джипы и сотовые телефоны, а у меня – шестифутовый пикси и максимум трехминутная фора. Пэм мертва. Я не хотела!
Позади слышались крики, кто-то командовал толпой. Сейчас все они были людьми, но это ненадолго. Ненадолго здесь сохранится спокойствие – вервольфы есть вервольфы, они никогда не заключают союзов. Просто не могут. Это против всей их природы.
И слава Господу за это, – подумала я, вынюхивая и высматривая сломанные ветки там, где прошел Дженкс. Пикси Ника по запаху найдет, если иначе не получится. Мы еще можем убраться с долбаного острова. Может, раздор среди вервольфов даст нам еще несколько минут.
Ник! Сердце колотилось не только от бега. Мы все планировали совсем не так. Можете сказать мне свое «фи».
Глава пятнадцатая
Пробежка у меня не была гладкой ни в каком смысле слова: я ломилась через лес, хромая всякий раз, когда слишком опиралась на переднюю лапу. Где-то далеко слышны были глухие удары, которые мой волчий слух не мог опознать, а вблизи все было спокойно. В такт шагам боль пронзала позвоночник, передняя лапа горела, порванное ухо больно хлестал ветер. Передвигалась я так быстро, как только могла, нос держа сантиметрах в десяти над землей – вынюхивая острый, молодой запах примятой Дженксом растительности.
Время у меня давно уже кончилось. Остров был большой, но не так уж, а от горя вервольфы только быстрее побегут, никак не медленней. Рано или поздно кто-то меня догонит. А может, Дженкс нарвется на сопротивление, когда найдет Ника. У них рации есть.
Быстрее надо, – подумала я, прибавляя ход, но чуть не зарылась носом в землю от резкой боли и рванулась вперед, стараясь удержать равновесие. Раненая лапа подвела, и, ругая себя последними словами, я задрала морду и все же повалилась, еще и язык прикусила при падении. Достало меня быть волком. Все вокруг казалось не таким, как надо, а если я еще и бегать не могу – нафиг мне такое удовольствие? Но я не могу превратиться обратно, пока не доберусь до большой земли и не коснусь линии.
Кроме того, – подумала я, вставая и отряхиваясь, – я ж тогда голая буду.
Вычихав землю и лиственное крошево из носа, я заскулила – все тело скрутило болью. Где-то близко громко зазвенел о дерево металл. Я вскинула голову, в груди похолодело. Мужской голос крикнул: «Пристрелите его!», следом прозвучали три выстрела – один за одним.
Дженкс! Забыв о боли, я бросилась бежать.
Лес редел, свет становился ярче, и неожиданно быстро я выбежала, кажется, на старый государственный парк – здесь вкопанные в землю бревна отмечали места для автомобильных стоянок. В тени у коричневого дома из бетонных блоков стоял джип, а у входа в дом Дженкс нападал на двух охранников с древесным стволиком, на котором еще сохранились листья.
Я метнулась вперед. Дженкс танцевальным движением крутанул дубинку по широкой дуге, саданув одному из охранников по уху. Не глядя, как он завывает от боли, Дженкс развернулся и всадил расщепленный комель ствола в солнечное сплетение второму. С безмолвной яростью повернулся к первому и обеими руками опустил дубинку тому на затылок. Охранник упал без звука.
Дженкс ликующе заорал, раскрутил дубинку над головой бешеной спиралью и заехал ею сперва под коленки, а потом по черепу второму. Я застыла от изумления. Он уложил обоих в пять секунд.
– Рэйч! – радостно крикнул он, отбрасывая сглаз белобрысые кудри и сверкая пластырем с Хи-меном. Щеки у него разрумянились, глаза блестели. – Что, переходим на план Б? Он внутри, долбодятел этот.
Под стук сердца я перепрыгнула через лежащего охранника в камуфляже. Нос ловил запахи спитого кофе из кухни, сорокалетней плесени в ванной, хвойного дезодоратора безуспешно борющегося с застарелой мускусной вонью из тесной гостиной, увешанной оружием. Кто-то в той же гостиной отчаянно требовал ответа по двусторонней рации. Мышцы сжались от запаха крови под маскирующей вонью хлорки. Клацая когтями по белой плитке, я прошла по узкому коридору, а в конце его обнаружилась закрытая дверь. Я с трудом дождалась Дженкса. Он протянул надо мной руку, толкнул, дверь заскрипела и открылась. За ней было темно, сумрачный свет проходил в покрытое толстенным слоем пыли окошко из армированного стекла. Воздух вонял мочой. Шаткий столик загромождали банки с жидкостью и какие-то железные штуковины. Ника не было, и мои надежды развеялись прахом.
– О Господи, – выдохнул Дженкс, голос у него сорвался. Вслед за ним я глянула в темный угол.
– Ник, – прошептала я, но получился стон.
Ник среагировал на голос Дженкса; наклонил голову. Глаза у него были открыты, только не видны из-под длинных волос. Его привязали к стене в позе распятого – жестокая насмешка над страданием и милостью. На одежде зияли выжженные круги, в них виднелись подпаленные волосы и красная кожа, местами черной коркой запеклась кровь. Кровоточащие, потресканные губы открылись, но голоса не было.
– Я не… – прошептал он. – Вам не… Я не отдам.
Дженкс меня отодвинул, осторожно потрогал нож – на содержание серебра проверить, – взял его со стола. Я застыла на пороге, не веря глазам. Они его пытали! Пытали за эту статую! Да что ж она за сокровище? Почему он им ее не отдал? Не в деньгах ведь дело. Ник вор, но жизнь ему дороже денег. Мне кажется.
– Тебе здесь делать нечего, Рэйч, – сказал Дженкс сдавленным голосом, начиная перепиливать веревки. – Пригляди там снаружи. Я его вытащу.
Я вздрогнула, когда Ник закричал – он явно подумал, что вернулись его мучители. Он опять и опять повторял мое имя.
– Заткнись ты, долбодятел! – заорал Дженкс. – Я тебе помочь пытаюсь!
– Это я виноват, – простонал Ник, наваливаясь на веревки грудью. – Он ее забрал. А должен был меня… Я ее убил. Прости, Рэй-Рэй… Я так виноват.
Потрясенная до глубины души, я попятилась прочь. Ему не сказали, что я жива. Чувствуя тошноту, я поджала хвост и бросилась наружу, скользя когтями по плитке, споткнулась о тело в дверях и выкатилась во двор. Солнце ударило в глаза, ужас перешел в разгорающуюся злость. Такого ни одна вещь в мире не стоит!
Где-то вдалеке орали сойки, слышался приближающийся шум двигателя.
– Дженкс! – заорала я.
– Слышу! – ответил он.
С бьющимся пульсом я глянула на разбросанные по земле тела. Схватив за плечо ближайшего охранника, я потащила его в дом, не заботясь, прокушу я кожу или нет. По мне, так пусть бы вовсе сдох. Короткими рывками я дотащила его до середины коридора и вернулась за вторым. Дженкс появился в дверях, когда я перевалила второго через порог. Там я его и бросила: спина разламывалась и челюсти болели.
– Умница, – сказал Дженкс.
Ник висел у него на плече, рука перекинута за шею. Сам стоять на ногах он явно не мог, голова у него была опущена, ноги волочились по земле. Дыхание вырывалось болезненными вздохами, а на запястьях остались красные следы от веревок. Он поднял голову: глаза у него затекли гноем. Медленно подняв руку, он попытался их протереть, заморгал. Его охватил приступ кашля; схватившись за грудь свободной рукой, он задержал дыхание.
– Идем, – поторопил Дженкс, и я оторвала взгляд от Ника. Меня опять затошнило и, топая лапами по двору, я задумалась, а куда мы, собственно, «идем»? Дорога была только одна, и по ней кто-то ехал. А тащиться с раненым через лес – наверняка поймают.
– За дом! – скомандовал Дженкс, и я побежала за ним неровной трусцой, чувствуя себя маленькой. Ник попытался идти, как только его мышцы хоть слегка восстановились. Дженкс спустил его на землю, прислонил к крашеной стене. Здесь в тени было холодновато, Ник обхватил себя за коленки и застонал. Я припомнила наши амулеты от холода: остался только один, и то, если не найдут наше снаряжение. Может, Ник с Дженксом смогут им делиться? Меня мех защитит. А доплыть я в таком виде смогу?
– Сидите здесь, – сказал мне Дженкс, выпрямляясь – он сразу показался очень высоким. Он нахмурился: – Позаботься, чтоб он молчал. Я с ними разберусь, а потом мы отсюда уедем.
Я наступила лапой ему на кроссовку, умоляюще глядя в глаза. Мне не понравилось в одиночку драться, и не хотелось разлучаться опять. Вдвоем мы лучше справлялись.