Политические процессы революционного периода и времен консульства дали адвокатуре возможность проявить благороднейшие черты своей деятельности. Ввиду чрезвычайной должности и большого интереса некоторых процессов, мы поговорим о них несколько подробнее. К числу их должны быть, прежде всего, отнесены процессы Людовика XVI и Марии Антуанеты. Людовик XVI избрал себе защитниками Таржэ (Target) и Троншэ (Tronchet). Первый отказался под предлогом старости и болезни, но на самом деле по недостатку мужества. Однако обвинять его за это едва ли можно. "Легко нам, спокойным зрителям тех событий", говорит Годри: "осуждать слабость, не принимая в расчет господствовавшего тогда ужаса *(512). Защитник сверженного короля должен был обладать не простым мужеством, а героизмом, готовностью пожертвовать своей жизнью.
Беррье рассказывает в своих "Воспоминаниях" следующий факт: "Тронсон Дюкудрэ (Tronson Ducoudray), один из нас (адвокатов), счел нужным собрать нас у себя на обед, чтобы удостовериться в нашем образе мыслей, после странного отказа Таржэ. Главными гостями были: Дулакруа-Флэнвиль (Delacroix-Flainville), Белляр (Bellart), Боннэ (Bonnet), Шаво-Делагард (Chaveau-Delagarde), Бюро-дю-Коломбье (Bureau du Colombier), Битузэ-де-Линьяр (Bitouzet de Linieres), Блак (Blaque) и я. Имена остальных изгладились из моей памяти. Обсудив дело, мы согласились образовать союз с тем, что если бы выбор монарха падет на одного из нас, остальные сопровождали его в качестве советников. Было, далее, решено, что каждый оратор начнет свою речь следующими словами: "я приношу конвенту истину и свою голову. Он может располагать моей жизнью, когда выслушает мои слова" *(513). Беррье и его товарищи думали и, как мы увидим, не без основания, что принимать защиту Людовика XVI значило рисковать своей головой. Тем не менее они приняли бы ее, если бы она была им предложена. Мало того, адвокат Гюо (Huot) сам предложил конвенту защищать Людовика, но его предложение отклонили, говоря, что король должен лично избрать себе защитника. Другой адвокат Пишуа (Pichois) напечатал юридический мемуар в защиту обвиненного монарха, в котором в резких выражениях порицал действия учредительного собрания. "Это было", замечает Годри: "превосходным средством подвергнуть себя смерти, а не избавить от нее короля" *(514). Наконец, семидесятилетний Малесерб (Malecherbes), бывший в молодости адвокатом, написал членам конвента из деревни, где он проводил остаток своей жизни, следующее письмо: "я не знаю, дает ли конвент Людовику XVI защитника и представить ему выбор такового. В последнем случае я желал бы, чтобы Людовик XVI знал, что если он изберет меня, я готов исполнить свой долг. Я не прошу вас извещать о моем предложении конвент, так как я вовсе не считаю себя лицом достаточно важным для того, чтобы он занимался мной. Но я был дважды призываем на совет к тому, кто был моим повелителем в то время, когда все домогались этой чести, и я должен оказать ему такую же услугу теперь, когда она стала в глазах многих опасной. Если бы я знал другой способ известить его о моем намерении, я не взял бы на себя смелости обращаться к вам" *(515).
|
|
Малесерб был избран королем и приступил к подготовке защиты вместе с Троншэ. 17 декабря 1793 г. они обратились в конвент с просьбой прибавить еще одного защитника и сообщили, что король избрал де-Сеза (de Seze). Конвент исполнил их желание. Только восемь дней оставалось еще до заседания. Произнесение речи на суде было поручено де-Сезу. Днем он собирал вместе с товарищами материалы для защиты, а по ночам писал речь. Впоследствии он сам говорил о ней: "она носит на себе следы крайней поспешности, с какой я принужден был составлять ее, но я исполнил свою священную обязанность и имел в виду только свое признание, а не свои силы". 26 декабря де-Сез произнес свою речь перед конвентом. Она была скреплена подписями Людовика, де-Сеза, Малесерба и Троншэ. В первой части речи де-Сез установлял неподсудность дела конвенту. "Если", говорил он: "вы отнимаете у Людовика XVI неприкосновенность короля, то вы должны, по крайней мере, признать за ним права гражданина... Но если вы хотите судить Людовика, как гражданина, то я вас спрошу, где же те охранительные формы, требовать которых имеет право каждый гражданин?" Первая часть заканчивалась следующими словами "Граждане, я буду говорить вам с вольностью свободного человека: я ищу среди вас судей и вижу одних обвинителей. Вы хотите произнести приговор над Людовиком, и вы сами его обвиняете! Вы хотите произнести приговор, и вы уже высказали свое желание! Вы хотите произнести приговор, а ваши мнения известны всей Европе! Значит, Людовик будет единственным французом, для которого не существует никакого закона, никакой формы производства; он не будет иметь ни прав гражданина, ни привилегий короля; он не воспользуется ни своим прежним положением, ни новым. Какая странная и непонятная судьба!" Затем, перейдя к фактической части обвинения и опровергнув его по всем пунктам, де-Сез закончил свою речь таким образом: "Французы! революция, возродившая вас, развила великие добродетели; но опасайтесь, чтобы она не ослабила в ваших душах чувство гуманности... Послушайте, что скажет история: Людовик взошел на престол двадцати лет; он дал на престоле пример нравственности; но не принес никакой преступной слабости, никакой развращенной страсти. Он был бережлив, справедлив, строг; он всегда оказывался верным другом народа. Народ желал уничтожения пагубного налога, который тяготел над ним, он его уничтожил: он начал с того, что прекратить его в своих доменах; народ требовал реформ в уголовном законодательстве для смягчения участи обвиняемых,- он произвел реформы; народ хотел, чтобы милльоны французов, которых строгость наших обычаев лишала до того времени прав, принадлежащих гражданам, приобрели или возвратили себе эти права,- он им предоставил их своими законами; народ желал свободы, он даровал ее. Он даже определил желания народа своими жертвами, и однако теперь во имя этого самого народа требуют... Граждане, я не оканчиваю... я останавливаюсь перед историей. Вспомните, что ей предстоит суд над вашим судом, и что ее голос будет голосом всех веков!" Когда он выходил из залы, Людовик бросился ему на шею и, обнимая его,сказал: "Мой бедный Десез *(516)!" Это было единственной и величайшей наградой, какую получал отважный де-Сез за свою блестящую защиту и за ту опасность, которой он подверг себя. А опасность была немалая: как известно, престарелый Малесерб вскоре погиб на эшафоте, а Троншэ и сам де-Сез были обязаны своим спасением только бегству. Смертный приговор Людовику XVI был принял большинством всего пяти голосов. Но напрасно все три защитника ввиду такого незначительного большинства просили дозволять апелляцию к народу,- конвент остался непреклонен, и Людовик погиб на эшафоте жертвой политического и юридического убийства.
|
|
|
|
В том же году состоялся суд над несчастной Марией Антуанетой. Для защиты ее были назначены два адвоката: Шаво-Делагард и Тронсон-Дюкудре. К сожалению, от их речей не сохранилось ни одного отрывка. Но что они говорили свободно и мужественно, видно уже из того обстоятельства, что Шаво-Делагард едва не поплатился жизнью за свою речь. После заседания он был заключен в тюрьму и получил свободу только по особому декрету. Через несколько времени он снова был схвачен, и в обвинительном акте было сказано: "пора, чтобы защитник вдовы Канета сложил свою голову на том же эшафоте". Но смерть Робеспьера спасла его от неминуемой гибели *(517). Вслед за процессами Людовика XVI и Марии-Антуанеты. следует целый ряд других интересных процессов. Шарлотту Кордэ, убившую Марата в сознавшуюся в своем преступлении, защищал тот же Шаво-Делагард. Когда суд вынес ей смертный приговор, она обратилась к своему адвокату и сказала: "вы меня защищали деликатно и благородно; это был единственный подходящий для меня способ. Я благодарю вас за него; он возбудил во мне уважение к вам, которое я хочу доказать на деле. Эти господа объявили мне, что мое имущество конфисковано; я должна кое-что в темнице: я вам поручаю уплатить этот долг". "Мы не думаем",замечает Годри, приводя эти слова: "чтобы было что-либо более возвышенное в древности" *(518).
Мадам Елизабет (Elisabethe), приближенная Марии Антуанеты имела защитником тоже Шаво-Делагарда. "Обвиняемая", говорил на суде адвокат: "была предана королеве; она ее любила: она была ей верна в опасностях, как другие верны в дни счастья. Дружба, верность, мужество, эти ли деяния, достойные смерти?"
Свирепый Дюма, который председательствовал, прервал его с бешенством, упрекая в том, что он дерзает говорить о мнимых добродетелях обвиняемой и таким образом развращает общественную нравственность *(519).
Самым большим процессом во времена консульства был процесс о покушении на жизнь Наполеона. 47 человек привлекались к суду. Между ними был Кадудаль (Cadoudal), братья Арман (Armand), Полиньяк (Jules de Poliniac), маркиз де-Ривьер (de Riviere) и генерал Моро (Moreau). В числе защитников были знаменитые адвокаты Белляр (Bellart), Биллекок (Billecoq) и Боннэ (Bonnet). Наибольшее внимание возбудила блестящая защита Шарлем Бониэ известного генерала Моро. Боннэ говорил целых шесть часов с перерывом в один час. Он начал свою речь следующим образом: "И так, генерал Моро в оковах! Самыми большими и славными заслугами, самыми блестящими победами, самыми важными завоеваниями, спасением многих армий - нельзя, без сомнения, приобрести гнусного права губить свою родину внутренним междоусобием: мы далеки от системы столь ужасного зачета; но эти подвиги, эти завоевания, это геройское и безграничное самоотвержение, столько доблести, так много побед, столько благоприятных обстоятельств, двадцать пять лет честности, будет ли все это потеряно для оправдания знаменитого подсудимого? Нет, господа, разум, справедливость и чувство осуждают систему, внушаемую неразумием и неблагодарностью. Эти спасительные воспоминания, которые витают над подсудимым, еще не суть оправдания, но они являются более чем вероятным предзнаменованием их".
Председатель комиссии, исполнявшей роль суда, часто останавливал защитника, несмотря на умеренность его речи. Когда после одной остановки генерал-прокурор вставил со своей стороны замечание и назвал Моро изменником, Боннэ ответил следующей замечательной тирадой: "Господин генерал-прокурор, позвольте мне сказать вам, что генерал Моро достаточно хорошо доказал, изменник ли он; никто из нас не представил на этот счет более возвышенных доказательств. Ни вы, ни я, г. генералпрокурор, не руководили планами кампаний IV и V года республики; ни вы, ни я не побеждали в стольких битвах врагов нашей страны; ни вы, ни я не разрушили победами заговора Пишегрю; ни вы, ни я ни уничтожили тех, которые хотели сражаться с нашим отечеством и предавать его; ни вы, ни я не совершали изумительных отступлений из Германии и Италии и не спасли трех армий: ни вы, ни я не уплатили столь щедро нашему отечеству своими действиями и победами долга любви и преданности". Благодаря защите Боннэ, генерал Моро спасся от смерти и был приговорен только к двухлетнему заточению, которого он избежал, немедленно уехав в Америку. Наполеон был страшно рассержен на Боннэ за его речь и на Белляра за мемуар, написанный им в защиту Моро; он хотел их арестовать и сослать, и только благодаря вмешательству канцлера и префекта полиции дело ограничилось одним выговором *(520). Если в последующее время и не было столь важных процессов, как только что указанные, тем не менее адвокатам не раз представлялась возможность выказывать свое мужество при отправлении профессии. Достаточно будет указать на защиту маршала Нея Дюрэном старшим, Беррье и Деларуа-Флэнвиллем, на процессы генералов Камбронна и Дебелла, которым защищал Беррье младший, и на большой политический процесс о заговоре 1820 г., в котором выступали Дюпэн младший, Геннекэн (Hennequin), Одилон Барро (Odilon Barrot) и другие выдающиеся адвокаты, на дело маршала Базена, которого защищал Лашо, на многочисленные политические процессы, в которых выступал Жюль Фавр и т. п.) *(521).
Говоря о замечательных процессах, мы вместе с тем назвали целый ряд выдающихся адвокатов XIX века. Мы уже упомянули о Боннэ, Биллекоке, Белляре ДелакруаФлэнвилле, двух Беррье, двух Дюпенах, Одилоне Барро, Геннекэне, Лашо, Жюле Фавре. К этому списку следует еще прибавить имена Деламалля (Delamalle), Бервиля, Найе (Paillet), Гамбетта ше-Дест Анжа (Chaix-D'est-Ange), Лиувилля и Молло.
Связь между адвокатурой и магистратурой, порвавшаяся в конце XVII века, снова восстановилась в XIX веке. Уже во времена революции и первой империи некоторые адвокаты занимали видные места в магистратуре. С течением времени число магистратов, вышедших из рядов адвокатуры, увеличивалось все больше и больше. Просматривая биографии замечательных адвокатов XIX в. *(522), мы видим, что почти все они в конце своей карьеры достигали высших государственных должностей. Можно назвать всего несколько из них, которые не покидали до самой смерти занятия своей профессией, как например Пайе (Paillet) или Лиувилль. Все остальные становились членами и президентами высших судов или переходили в прокуратуру. Некоторые были министрами (Мартиньяк, Ленэ, Делангл, Барош, Фавр, Гамбетта и др., а в настоящее время Флокэ) и даже, с тех пор, как Франция стала республикой, президентами ее Тьер, Греви. Таким образом, общественное положение адвокатов во Франции так же высоко в наше время, как было раньше. Даже можно сказать, что в настоящее время, при свободном парламентарном режиме для них открылось еще более обширное и почетное поприще деятельности, чем в эпоху просвещенного деспотизма.
_ 6. Институт поверенных
Адвокатура, как мы видели, была занесена в Галлию из Рима и, притом, в законченном, вполне организованном виде. Но институт поверенных должен был развиваться во Франции совершенно самобытно и независимо от чужого влияния. Ни в Греции, ни в Риме не существовало особого класса поверенных. Если Франция могла что-либо заимствовать из них в этом отношении, так только идею судебного представительства. Но форму и организацию его французскому праву пришлось вырабатывать самостоятельно, а для этого потребовалось немало времени. Такова причина того обстоятельства, что в то время, как адвокатура процветала в Галлии уже в первые века христианской эры, институт поверенных появился в сколько-нибудь организованной форме не ранее, чем через тысячу триста лет. Средневековая Франция разделялась, как известно, в юридическом отношении на две части: южную, где действовало римское право, и которая потому носила название страны писанного права (payb du droit ecrit), и северную, где применялось обычное право (pays du droit contumier). На юге судебное представительство допускалось без всяких стеснений, согласно с постановлениями права. Такой же порядок вещей существовал и в духовных судах вследствие того, что каноническое право следовало в этом отношении за римским. Но в гражданских судах северной Франции строго применялся принцип личной явки. Обычное право, а за ним и указы французских королей установили и постоянно подтверждали его *(523). Судебное представительство допускалось только по исключению для некоторых разрядов лиц, которые не могли сами вести своих дел. К числу их принадлежали дети, женщины, юридические лица (церкви, монастыри), духовенство, а впоследствии чины парламента и все участвующие в крестовых походах *(524). Само собой разумеется, что все перечисленные категории лиц, в силу своих физических качеств (дети, женщины) или социального положения (духовные, члены парламента) или просто внешних препятствий (юридические лица, отсутствующие крестоносцы), не имели возможности являться в суд лично, а должны были присылать вместо себя других лиц, в качестве своих судебных представителей или поверенных (defenseurs, avoyers, avoes). Но все прочие граждане были обязаны являться на суд лично и, если могли прислать вместо себя поверенного, то не иначе, как испросив специальное разрешение верховной власти на каждый данный случай. Эти разрешения, получившие название дозволительных грамот (lettres se graee a plaidoyer), выдавались вначале весьма скупо и только при наличности уважительных причин (болезни, старости) *(525). Но количество их и легкость получения возрастали с каждым веком вследствие усиления потребности в судебном представительстве, а также потому, что выдача грамот, обложенная высокой пошлиной, стала одним из важных источников государственного дохода. Хотя Людовик Святой допустил в некоторых случаях представительство без дозволительных грамот *(526), тем не менее выдача их практиковалась до конца XIV века. Само собой разумеется, что вначале судебное представительство, будучи явлением случайным, не составляло отдельной профессии. Но мало-помалу оно сделалось постоянным занятием особого разряда лиц, который получил название сословия поверенных. Это произошло следующим образом. В Большой зале парижского парламента находились, кроме описанных нами раньше скамей адвокатов, скамьи мелких писцов, которые занимались сочинением для тяжущихся незначительных судебных бумаг и переписывали разные сочинения, так как книгопечатание в то время еще не было известно. Между прочим, они составляли прошения о выдаче разрешительных грамот и зачастую являлись поверенными по этим грамотам. Так как они обладали некоторым знанием законов и порядка производства, то весьма понятно, что тяжущиеся охотно поручали им за небольшую плату ведение своих дел в качестве судебных представителей. В XIV веке большинство разрешительных грамот сосредоточивалось в их руках, так что они окончательно обратились в профессиональных поверенных. Когда парламент сделался оседлым, эти писцы образовали вместе с адвокатами сначала религиозное братство, а затем и общину. История этих ассоциаций и постепенного отделения сословия адвокатов от поверенных была изложена нами раньше. Теперь нам нужно только обратить внимание на другие стороны истории института поверенных. Батайар в своем капитальном исследовании делит ее на четыре периода.
1) Первый начинается с древнейших времен и продолжается до 1483 года. В течение его господствовал принцип личной явки, и судебное представительство допускалось только по исключению, на основании разрешительных грамот. Вначале для исполнения обязанностей поверенного не требовалось никаких законных условий. Но с половины XIV века были установлены два требования: 1) принятие присяги, 2) внесение в особый список (rotula procuratorum) *(527). Формула присяги не отличалась существенно от формулы адвокатской присяги того времени. Она должна была быть повторяема ежегодно *(528). К этим двум условиям вскоре присоединилось еще одно. От кандидата в поверенные стали требовать представления свидетельства от трех или четырех адвокатов в том, что он способен и годен для этой профессии *(529). Взамен этого свидетельства в XV веке был установлен экзамен поверенных судьями *(530).
2) В 1483 разрешительные грамоты были по просьбе турских генеральных штатов уничтожены, и тяжущиеся получили право вести свои дела лично или присылать вместо себя представителей. Организации института поверенных оставались такою же, как и в первом периоде. По прежнему стороны могли поручать ведение дел не только поверенным, но и другим лицам. Поверенные находились в полной зависимости от суда; неограниченное число их и конкуренция со стороны непрофессиональных представителей, а также адвокатов, которые имели право составлять многие судебные бумаги, привели их к обеднению, а потому и деморализации.
В XVI в. начинается поворот к другому порядку вещей. Законодательство тщательно определяет все стороны деятельности поверенных, устанавливает тарифы судебных издержек и гонорара, усиливает надзор за поверенными и т.д. *(531) Вместе с тем оно проявляет три новые тенденции. Одна из них заключается в ограничении числа поверенных при каждом суде определенным комплектом. Первый толчек к этому был дан самими поверенными. Они подали в парламент петицию, в которой, указав на свое двойственное положение вследствие конкуренции разных маклеров и агентов (solliciteurs), просили принять надлежащие меры *(532). С этого момента начинается ряд попыток установить комплект.
Другая тенденция состоят в стремлении признать судебное представительство обязательным, т. е. предписать каждому тяжущемуся избирать себе поверенного. "Короли и юристы", говорит Нюсс: не осмеливались возвести этого в закон и прямо напасть на древний принцип свободы тяжущихся, но они тайно подкапывались под него, в особенности в высших судебных учреждениях. Было постановлено, что поверенный не может отказать в своей помощи, что он должен оказывать ее бедным безвозмездно, под страхом штрафа... что он является в процессе хозяином тяжбы, так что решение произносится на его имя" и т. п. *(533) В средине XVI в. участие поверенных было уже признано обстоятельным в апелляционной инстанции *(534). Какие же, спрашивается, причины вызвали появление этого принципа? Прежде всего, несомненно, что в интересе самих тяжущихся было поручать ведение своих дел более опытным и знакомым с формами процесса лицам, так что на практике все дела за редким исключением велись не самими сторонами, а их представителями. Кроме того, правительство имело, в свою очередь, причину поощрять такой порядок вещей. "Судопроизводство" говорит Нюсс: "было для французских королей боевым орудием, которыми они пробили брешь в обычном праве" *(535). Они не могли посягнуть прямо на местные юридические обычаи, которые господствовали в различных провинциях Франции, и на которых основывались права многих граждан. Но они могли вести единообразное судопроизводство, которое с течением времени могло бы привести и к единообразию материального права. Для достижения этой цели, между прочим, полезно было, чтобы сторонами в процессе являлись не сами тяжущиеся, чуждые планам правительства, а поверенные, и вместе с тем, чтобы эти поверенные из представителей свободной профессии обратились в должностных лиц *(536). В этом последнем стремлении сделать поверенных чиновниками выражается третья тенденция законодательства. Мотивом ее, помимо желания установить единообразные права, служил также фискальный интерес. При широком развитии продажности должностей правительство было заинтересовано в том, чтобы увеличить число их. Преследуя эту цель, короли, начиная с 1544 г. *(537), делают ряд попыток обратить поверенных в должностных лиц и заставить их покупать патенты. Но парламенты, как парижский, так и провинциальные, долго противились этим попыткам, не желая выпустить из своих рук выгодной привилегии назначать поверенных, которая всегда принадлежала им. 3) Третий период, начинающийся в XVII веке, характеризуется осуществлением на практике тех трех тенденций, которые появились в предшествующий период. Поверенные окончательно сделались должностными лицами *(538), число их при парижском парламенте было ограничено четырьмя стами *(539); они получили монополию судебного представительства, которое вместе с тем стало обязательным для тяжущихся *(540). "С этого времени", говорит Нюсс, "профессия поверенных вошла в систему французского публичного права; их достоинство увеличилось; они не должны были унижаться пред магистратами, ни выпрашивать у них принятия в профессию. Закон и уставы заменили произвол и милость" *(541). Благосостояние поверенных возрасло, а вместе с тем повысилась профессиональная нравственность, и общественное мнение в лице своего выразителя - литературы, стало понемногу оставлять отрицательный взгляд на профессию поверенных *(542).
3) Великая революция, уничтожившая сословную организацию адвокатуры, уничтожила вместе с тем и институт поверенных (1793 г.). Но через несколько лет (1800 г.) он был восстановлен и существует по настоящее время. Его организация, подобно тому, как и организация адвокатуры, не определена особым уставом, а основывается на целом ряде указов 1800, 1801, 1807, 1810, 1812, 1822 и др. годов.
Мы рассмотрим ее по рубрикам.
Допущение к профессии. В настоящее время кандидаты в поверенные должны удовлетворять следующим условиям: 1) иметь не менее 25 лет; 2) пройти курс уголовного и гражданского права и процесса в одной из юридических школ и выдержать экзамен из этих предметов; 3) заниматься в течение пяти лет практикой при поверенном *(543). Как видно, от поверенных требуются исключительно практические знания. И это вполне понятно. Они являются только процессуальными заместителями сторон. Правозаступничество принадлежит адвокатам. Но не всякое лицо, удовлетворяющее указанным условиям, принимается в поверенные. Число их при каждом суде ограничено определенным комплексом *(544), и тот, кто желает вступить в него, должен приобрести себе у какого-нибудь поверенного его место.
Передача места. Еще в XV в. была установлена Людовиком XI несменяемость должностей. "Впредь", говорится в декларации 1467 года: "мы не будем предоставлять ни одной из наших должностей, если она не будет вакантна вследствие смерти, добровольного отказа или отступления по должности, доказанного судебным порядком" *(545). Когда должности стали продажными, то к принципу несменяемости присоединился еще другой принцип - отчуждаемости должностей. Король продавал должности, а лица, покупавшие их, получали право перепродавать их другим и передавать по наследству с условием уплаты за это казне известной суммы *(546). Это право было распространено и на поверенных с той поры, как они сделались должностными лицами.
Революция 1789 года уничтожила продажность должностей. Но с восстановлением института поверенных на практике снова стала происходить продажа мест, хотя уже не правительством, а самими поверенными, и закон 1816 года официально признал ее. Таким образом, в настоящее время лицо, желающее быть поверенным, не только должно удовлетворять всем законным условиям, но и приобрести себе место поверенного. Прежний владелец места или его наследники имеют право представлять правительству кандидата для замещения себя, и этот кандидат, если он удовлетворяет всем требуемым условиям, утверждается в должности *(547). Из этого видно, что закон 1816 г., собственно говоря, не возобновил продажности должностей в том виде, как она существовала до революции. Правительство не продает их, а назначает ни них, сообразуясь с желанием предшествовавшего владельца должности.
Какими-то соображениями оправдывается подобное допущение частного произвола при занятии государственной должности? Профессия поверенного отличается от всякой другой государственной службы в одном отношении. Он, подобно нотариусу, не получает жалованья от правительства, а живет с гонорара, уплачиваемого ему клиентами. Он, по выражению Нюсса, эксплуатирует свое звание и клиентуру, которая вознаграждает его за труд *(548). Эта клиентура - плод его таланта, знания, честности и составляет его личную собственность, которую он может отчуждать подобно тому, как купец осуждает свою торговую фирму. Интересы государства при этом нисколько не страдают, так как покупать места поверенных могут только лица, удовлетворяющие всем определенным законом условиям.
Назначение поверенных производится следующим образом. Кандидат, приобревший место поверенного при каком-либо суде, заявляет об этом данному суду, который, получив от камеры поверенных удостоверение о нравственных качествах и способности кандидата *(549), делает представление министерству *(550).
Внутренняя организация. Она определена законом 13 фримэра 9 года республики (1801 г.). Поверенные, состоящие при данном суде первой или второй инстанции, образуют самоуправляющую коллегию. Органом ее служит камера (chambre),избираемая поверенными из своей среды (ст. 1). Обязанности камеры заключаются во 1-х, в поддержании внутренней дисциплины среди поверенных и наложения дисциплинарных наказаний; во 2-х, в предупреждении и разрешении споров между поверенными и посторонними лицами, а также рассмотрении жалоб на поверенных: в 4-х, в подаче своего мнения при определении гонорара за действия, не упомянутые в тексте; в 5-х, в образовании бюро для подачи бесплатных советов бедным тяжущимся и распределении дел этих тяжущихся между поверенными; в 6-х, в выдаче удостоверений о нравственности и способности кандидатов по требованию судов, и в 7-х, в представительстве всех поверенных данного суда по делам, касающимся их общих интересов и прав (ст. 2). Камера состоит из 15 членов, если число поверенных при данном суде 200 или больше, из 11, если их от 100 до 200, из 9, если от 50 до 100, из 7, если от 3050, из 5, если от 20-30, и из 4, если меньше 20 (ст. 4). Для действительностипостановлений камеры необходима наличность двух третей членов. В состав камеры входят: 1) председатель, который имеет решающий голос при разделении голосов поровну и созывает собрания камеры по собственному усмотрению или по мотивированному требованию двух членов, 2) синдикт, исполняющий функции прокурора при дисциплинарном производстве над поверенным, дающий свои заключения при решении различных вопросов и имеющий право созывать собрание и наблюдать за исполнением его решений, 3) докладчик, который делает доклады по дисциплинарным делам; 4) секретарь, редактирующий постановление камеры и заведующий архивом и 5) казначей (ст. 5). Обязанности всех этих лиц, кроме председателя, синдика и докладчика, могут быть совмещаемы (ст. 6). Камера налагает следующие наказания: 1) призыв к порядку; 2) простой выговор; 3) выговор в собрании камеры, и 4) запрещение входа в камеру (ст. 8). Если камера находит нужным приговорить виновного к временному запрещению практики, то она приглашает в заседание других поверенных в количестве, превышающем одним человеком число ее членов, и постановляет решение тайной подачи голосов (ст. 9). Члены камеры избираются в Общем собрании поверенных абсолютным большинством голосов (ст. 14). Выборы производятся на 3 года, но каждый год возобновляется треть членов (ст. 15). Камера избирает из своей среды председателя, синдика, докладчика, секретаря и казначея на 1 год (ст. 16). Решение камеры, которым виновный приговорен к запрещению практики, подлежит утверждению суда по выслушании прокурорского заключения; остальные наказания налагаются собственной властью камеры и безапелляционно *(551).