Фейт проснулась на своей кровати. Она все еще была одета в траурное платье, ее опять тошнило, и она устала. С кружащейся головой она вспомнила, как гребла обратно от пещеры, взобралась по лестнице в темноте и упала на постель. Воспоминания о приключениях минувшей ночи медленно разворачивались перед ее глазами, словно мрачный гобелен, больше напоминая бред сумасшедшего. Езда верхом на динозавре, крысиные бои, ее рука в мешке с крысами… Боль в руке привлекла ее внимание. У основания большого пальца она увидела два глубоких воспаленных отверстия, кожа вокруг была бело‑желтой. Уставившись на ранки, она вспомнила боль от укуса крысы и то, как она промывала их обжигающей морской водой. Фейт и правда ходила на крысиные бои. Ее видели там, одинокую девушку в толпе мужчин. Лежа под звездами, она чувствовала такую уверенность и ясность в голове, но теперь ее желудок сводило при мысли о том, как она рисковала. Наверняка пойдут слухи. От ее незаметности не останется и следа. И разум Фейт снова заметался, как крыса в поисках выхода. Ей придется все отрицать или заявить, что она пошла прогуляться и заблудилась.
Ее мучила жажда. Она только что осушила бутылку с водой, и вдруг ей в голову пришла ужасная мысль. Она не помнила, когда последний раз наливала воду полозу. Фейт торопливо сдернула покрывало с клетки. Змея лежала, свернувшись кольцами, на подстилке, как обычно, но ее золотистые чешуйки потускнели.
– Нет! – Фейт открыла дверцу клетки, торопливо налила воды в миску и нежно погладила змею. К облегчению Фейт, рептилия пошевелилась. Но когда она подняла голову, ее глаза были затянуты прозрачной пленкой. – Не умирай! Не покидай меня! Прости!
Змея скользнула вверх по ее руке и улеглась на плечах, чешуйки были очень тонкими. Послышался слабый стук в дверь.
– Прошу прощения, мисс, – донесся тихий голос миссис Веллет. – Вы не присоединитесь к брату, чтобы позавтракать в детской?
– Миссис Веллет! – В порыве, вызванном паникой, Фейт распахнула дверь. – Мышь, которую вы мне дали несколько дней назад, – как она умерла? Она могла отравиться ядом?
Миссис Веллет слегка растерялась от неожиданности, увидев Фейт в ожерелье из змеи в дверях, но быстро взяла себя в руки.
– Мышь нашли в ловушке. – Экономка неуверенно взглянула на змею. – Непохоже, чтобы ее отравили, но, полагаю, это возможно.
– С ней что‑то не так, взгляните! – Фейт подняла первое кольцо змеи, демонстрируя затянутые пленкой глаза. – В аптечке есть что‑нибудь, что может вызвать рвоту?
Миссис Веллет, нахмурившись, рассматривала змею.
– Мисс, что с вашей рукой?
Огорчившись из‑за змеи, Фейт совсем забыла спрятать укус.
– Крыса за амбаром! – торопливо объяснила она. – Это… сейчас это не важно!
– Вы сейчас больше нуждаетесь в уходе, чем ваш питомец, – непреклонно заявила миссис Веллет.
– Но…
– Змея линяет, мисс, – терпеливо произнесла экономка. – Всего лишь.
У Фейт отвисла челюсть. Она почувствовала себя дурой. Разумеется, она знала, что змеи сбрасывают кожу. Но сейчас ей это даже в голову не пришло. Она была уверена, что змея умирает. Фейт чуть не затошнило от облегчения. Она не убила змею. Пятнадцать минут спустя, без змеи, одетая в дневное платье, Фейт сидела в гостиной, а миссис Веллет отперла аптечку. Экономка бережно, но крепко держала ладонь Фейт, промокая рану тканью, смоченной средством, которое сильно щипало. Воздух наполнил резкий запах алкоголя. Фейт попыталась не дергаться и перевела взгляд от укуса на шкафчик, по виду полный бутылок.
– Похоже на винный шкаф, – заметила она.
– Больным леди так нравилось. – Миссис Веллет оглянулась на бутылки. – Вы удивитесь, от чего только не помогают эти лекарства. Бренди – для стимуляции сердца. Шерри от усталости. О, да любое из них, смешанное с тонизирующей водой, – лекарство от малярии, как мне сказали.
– В этих краях много болеют малярией? – с сомнением поинтересовалась Фейт.
– Ни разу не слышала, мисс, но я уверена, что больные леди знали, что делают. – Лицо экономки было невозмутимо, но в голосе слышался сарказм.
Потом миссис Веллет нахмурилась. Она смотрела мимо Фейт в окно.
– Господи спаси нас, – пробормотала она. – Что это?
Обернувшись, Фейт заметила серо‑коричневую полосу на небе к югу отсюда.
– Похоже на дым! – произнесла Фейт.
Он был слишком близко, чтобы прийти из города. В той стороне находилось несколько зданий – церковь, дом приходского священника, телеграфная башня, почта и жилище мисс Хантер. В голову Фейт пришло ужасное подозрение. Миссис Веллет уставилась на дым, нахмурив лоб и, судя по всему, размышляя о том же.
– Отправляйтесь в кровать, мисс Сандерли, – наконец сказала она, не глядя на Фейт. – Вам надо поспать, или вы заболеете. Прайт скоро понесет письма на почту, заодно узнает, все ли в порядке.
Не в силах бороться с собственной усталостью и противостоять экономке, Фейт отправилась в кровать. Она была уверена, что не заснет, но сразу же отключилась. Ей снилось, что она в гостиной пьет чай и пытается спрятать лозу, тянувшуюся из ее воротника и манжет. Напротив в кресле‑качалке сидела мисс Хантер, ее кожа напоминала бумагу и глаза казались испуганными.
Фейт проснулась от бормотания голосов, звучавших так близко, словно говорили прямо в ее комнате. Ей потребовалось несколько секунд перед тем, как она поняла, что приглушенный разговор происходит на служебной лестнице. Она выбралась из кровати, подкралась к стене и прижалась ухом.
– …Мучается. – Кажется, это Прайт, как всегда, выбирающий слова осторожно и взвешенно. – Вы и правда думаете, что проклятие существует?
– Я думаю, что проклятий в этом доме ровно столько же, сколько единорогов, – сухо ответила миссис Веллет.
– Жанна считает, что она проклята. – Повисла долгая пауза.
– Как она себя чувствует? – спросила экономка.
– Плохо, и ей становится все хуже даже в церкви. Она не может ни есть, ни спать. Видит кошмары и мерзнет до мозга костей. Люди говорят, что она умирает.
– Люди говорят много глупостей, и надеюсь, они не обсуждают это в присутствии Жанны. Я бы не хотела, чтобы эта мысль завладела ею…
Голоса стихли. Жанна не умирает, сказала себе Фейт. Разумеется, нет. Никакого проклятия не существует. Просто у Жанны разыгралось воображение. Это последствия продолжительного страха, бессонницы, отсутствия аппетита и того, что она спит в холодной церкви в течение вот уже нескольких ночей… По коже Фейт побежали мурашки. На секунду ей захотелось сбросить с себя кожу, как змея, и ускользнуть, превратившись в кого‑то другого.
Была середина дня. Фейт пропустила обед, но у дверей ее комнаты оставили поднос с едой, видимо, миссис Веллет позаботилась. Спустившись на первый этаж, Фейт наткнулась на раздраженную Миртл, нетерпеливо ходившую взад‑вперед по прихожей.
– Фейт! Где ты была? – Она не стала ждать ответа. – Тебе надо присмотреть за братом. Он все утро бегает как сумасшедший!
– Но мне надо ехать на раскопки с дядей Майлзом, мне поручили делать зарисовки! – воскликнула Фейт.
– В то ужасное место, где лопаются цепи и люди швыряются камнями? Нет, Фейт, мне не следовало вообще отпускать тебя туда. Кроме того, твой дядя еще утром уехал. Судя по всему, они вот‑вот проложат путь в нижнюю пещеру, и он не хотел ничего пропустить.
Это был удар. Сейчас больше, чем когда‑либо, Фейт хотелось понаблюдать за участниками раскопок.
– Кроме того, ты должна присмотреть за Говардом. Он учился писать – вся детская забрызгана чернилами – и не надевал свой синий пиджак! Ты знаешь, что он всегда должен надевать его, когда пишет! Через несколько лет он пойдет в школу и… – Она умолкла и поднесла руку ко лбу. – Школа, – пробормотала она с таким видом, словно эта мысль причиняет ей боль.
– Извини, – начала Фейт, – но когда я последний раз надевала на него пиджак, он так плакал…
– Пусть плачет! – взорвалась Миртл. – Это для его же блага! Будет куда хуже, если мы будем потворствовать его капризу! В школе его станут дразнить и бить по рукам розгами. И когда он вырастет, никто никуда не пригласит его, если он будет неправильно пользоваться столовыми приборами! На кону будущее Говарда! Его будущее… – Она умолкла, задумавшись о чем‑то.
Фейт закусила губу.
– Что, если это не каприз? – спросила она.
– Фейт, твой брат не левша, – твердо заявила Миртл, как будто Фейт ее несправедливо обвинила. – Что с тобой сегодня? – Она нахмурилась и внимательно взглянула на Фейт. – Ты не следишь за собой! Когда ты в последний раз расчесывалась? И почему ты пахнешь лимонами? – Она окинула взглядом холл. – Все вверх ногами! А доктор Джеклерс может приехать в любую секунду. – Посмотрела на часы. – Где он? Опаздывает на два часа и не прислал ни слова. Что‑то не так! Я чувствую.
При этих словах снаружи послышался стук и цокот копыт. Миртл вздохнула:
– Наконец‑то.
Как оказалось, это не доктор Джеклерс. Это доставили его письменные извинения. Он задерживается в связи с необходимостью лечить мисс Хантер.
Судя по всему, посреди ночи мисс Хантер заметила шумную толпу мужчин неподалеку от своего дома. Хотя она жила лишь с пожилой горничной, мисс Хантер это не обеспокоило: люди возвращались домой после крысиных боев или после отдыха на вершинах утесов в компании друзей и горячительных напитков. Но чуть позже она проснулась от грохота и криков: «Пожар!» Разбудив горничную, мисс Хантер спустилась на первый этаж и обнаружила в задней части дома дым. Она послала горничную к мистеру Клэю за помощью, а сама бросилась выносить ценные вещи из дома и почтовой конторы, что располагалась по соседству. Начала она, разумеется, с писем, сочтя это своим долгом. Неожиданно группа оказавшихся поблизости мужчин вызвалась помочь ей. Они вбежали в дом и стали выносить мебель и вещи. Их лица были закрыты тряпками, чтобы защититься от дыма. И только когда она увидела, что они грузят ее сундуки и мебель на тележки или уносят все на спинах, она поняла, что никакие это не добрые самаритяне. Она стала кричать, попытавшись вырвать шкатулку с драгоценностями из рук одного «спасителя». Тот сильно толкнул ее, так что почтальонша упала на спину, ударившись головой об угол дома и потеряв сознание.
«Мы пытаемся определить, есть ли трещина или внутричерепное кровоизлияние», – гласило письмо доктора Джеклерса. В его словах больше не звучала увлеченность черепами или презрение тех из них, что принадлежат женщинам. Фейт вспомнила намеки, которые посеяла на вершине утеса. Ведь они были совсем легкими, едва ощутимыми, но парни, должно быть, побежали прямиком в сторожку и все передали толпе мужчин, и без того буйных и нетрезвых, к тому же находившихся всего в миле от дома мисс Хантер. Прежние выдумки Фейт поджигали длинный запал, а эта бросила искру прямо в бочку с порохом. Концовку письма Миртл не стала читать вслух. Она поднялась, содрогаясь в своем прекрасно скроенном платье, и краска залила ее шею под бархатной лентой.
Фейт с опаской наблюдала за ней, не упомянуто ли в письме ее имя. «Говорят, что нападение произошло в результате непристойных слухов, распускаемых вашей дочерью, которая явилась в притон посмотреть на кровавый спорт…» Но когда Миртл подняла взгляд, она смотрела сквозь Фейт, а не на нее. Лицо матери было мрачным.
– Доктор благодарит нас за помощь в расследовании, – резко сказала она, – и извиняется, что беспокоил нас в это трудное время. Он постарается больше не беспокоить нас понапрасну.
– Что это значит? – спросила Фейт.
– Это значит, что мы больше не увидим доктора Джеклерса, – безразлично ответила Миртл, но в ее голосе слышалась горечь. – Он бросился вызволять мисс Хантер из лап смерти. Без сомнения, доктор надеется, что тем самым улучшит свои позиции в ее глазах. Если она станет слабоумной, он, может быть, даже окажется прав.
Фейт чуяла, что в письме было что‑то еще, о чем мать умолчала. Судя по всему, неприличные ухаживания доктора неожиданно закончились, и она должна была испытывать облегчение по этому поводу. Но что‑то в выражении лица Миртл наполнило Фейт страхом. Та не была настроена воинственно и не выражала бурных протестов, как обычно случалось, когда ее самолюбие было уязвлено. Наоборот, на ее неподвижном лице отразилась глубокая усталость, и она впервые почти выглядела на свой возраст.
Говард уже почти обезумел от скуки, поэтому Фейт вывела его в сад, захватив старый семейный набор для крокета и воткнув воротца в неподатливую землю. Трава была слишком высокой, и мячи прыгали, куда им вздумается. Говард смеялся, когда Фейт забывала счет и когда мячи исчезали среди растений или проваливались в ямки. Через несколько часов миссис Веллет принесла им ужин, и они устроились прямо на траве, словно это был пикник. Они играли, и Фейт ходила рядом с Говардом, как сомнамбула, представляя себе трещины в черепе мисс Хантер под аккуратными черными волосами. Она словно видела, как почтальонша мечется в бреду или превращается в слабоумную, пускающую слюни. «Ты этого хотела, – произнес внутренний голос. Это были ее мысли, но она почти не слышала их, если их произносил ее собственный голос. – Ты хотела отомстить ей, и тебе это удалось». Однако счастья это Фейт не принесло.
– Может быть, она убийца, – прошептала девочка.
Она прижала ладони к вискам и стала напряженно думать. Если она правильно поняла свое видение, убийц было двое. Ходили слухи, что мисс Хантер – любовница мистера Ламбента. Мисс Хантер куда‑то ездит днем и ночью. Говорят, у Ламбента проблемы со сном, а это хороший предлог выходить из дома в разное время суток. Они могли тайно встречаться. У них мог быть роман. Фейт не знала, зачем им убивать отца, но Ламбент написал письмо дядюшке Майлзу, приглашая преподобного на Вейн, а мисс Хантер с самого начала приняла в штыки их семью. «Ты должна быть безжалостной, – говорил голос в ее голове. – Ты слишком далеко зашла, чтобы поворачивать назад».
– Поиграем еще? – в двадцатый раз спросил Говард, подбегая к ней.
– Ты разве не устал? – воскликнула Фейт, хотя по его лицу видела, что нет. Она ему завидовала. Умела ли она хоть когда‑то играть бесконечно в одну и ту же игру с прежним энтузиазмом и не беспокоиться ни о чем? Может быть, она утратила это свойство, а может, никогда им не обладала.
Она осмотрелась, обратив внимание, что небо потемнело и на западе окрасилось в персиковый цвет. Старые деревянные воротца стали хуже видны на фоне травы.
– Стемнело, – сказала она вслух, даже не заметив, как это произошло. – Это последняя игра. Говард, на этот раз точно последняя.
– Ты устала? – спросил Говард и склонил голову набок. – Что такое? У тебя мигрень? – Его няня мисс Коддл часто страдала мигренями, и Говард запомнил слово.
– Нет. – Фейт выдавила улыбку. – Но… у меня просто болит голова.
– Это все из‑за призрака? – В глазах Говарда загорелся встревоженный огонек, и Фейт задумалась, сколько разговоров о Жанне он подслушал.
– Нет, конечно, нет! – Фейт снова заставила себя улыбнуться. – Ты же прогнал призрака, помнишь? Потому что был хорошим мальчиком и переписывал цитаты из Библии.
Говард опустил глаза и нервно сжал ладони.
– Я не смог его прогнать, – прошептал он. – Он вернулся.
– Нет, Говард…
– Я его видел. Прошлой ночью.
Фейт замерла, взглянув в круглые серьезные глаза Говарда. Ею завладела фантазия, что если она сейчас внезапно обернется, то увидит, как ее отец молча наблюдает за ней. Эта мысль, по сути, должна была успокоить ее. Но вместо этого она ощутила растущий страх. Как ни пыталась, она не смогла изобразить доброту и понимание на лице.
– Где? Где ты его видел, Говард?
Говард повернулся и указал на оранжерею.
– Там горел свет, – прошептал он. – Я видел его из окна.
Взяв Говарда за руку, Фейт медленно приблизилась к оранжерее. Ночью шел дождь, и трава еще не высохла, так что могла замочить подол ее юбки. Окна оранжереи были мутными от влаги. Фейт отодвинула засов и вошла. Несколько горшков были чуть‑чуть сдвинуты. Там и сям валялись комья сырой земли. В середине на полу Фейт обнаружила маленькое пятно свечного воска. Суеверный страх Фейт отступил, на смену ему пришел страх вполне реалистичный: ходить могут не только призраки.
– На кого он был похож, Говард? – ласково спросила она. – Что ты видел?
– На человека. В большом черном пальто.
– Ты видел его лицо?
Говард с упрямым видом покачал головой.
– Он смотрел повсюду. Я думал, он ищет меня, но не знает, что я наверху. А потом он пошел за дом.
Фейт с Говардом вышли из оранжереи, и мальчик стал показывать путь. Они миновали цветочную клумбу и оказались у подножия лестницы, ведущей в ее садик на крыше. На одной ступеньке виднелся свежий след большого ботинка.
– Подожди тут, Говард.
Фейт поднялась по лестнице. В саду на каменных плитах она обнаружила еще два отпечатка. Тут горшки тоже были слегка сдвинуты, а каменные статуи детей смотрели в другую сторону, не как обычно. Ее тайное убежище кто‑то посетил. Может быть, бродил тут, пока она спала всего в нескольких ярдах. Кто‑то производил поиски, и эти поиски привели неизвестного к ее двери.
«Но они ищут не меня». Осознание снизошло на нее, когда она спускалась по ступеням. «Призрак» обыскал оранжерею, клумбы и ее сад. Они ищут дерево. Наконец она поняла, почему из оранжереи пропало растение: кто‑то впотьмах торопливо унес не то, что надо. Решимость дядюшки Майлза завладеть отцовскими бумагами и образцами тоже теперь казалась неслучайной, Кто‑то знает о дереве. Кто‑то хочет его заполучить. Отец был прав, решив спрятать его, он не зря опасался. Кто‑то пытается украсть дерево, кто‑то попросил дядюшку Майлза добыть его во что бы то ни стало, и кто‑то ни перед чем не остановится, чтобы достичь цели. Дерево может даровать никому не ведомые секреты и открыть загадки мира. Дерево может поведать правительствам планы врагов, ученым – тайны веков, журналистам – грехи сильных мира сего. Оно было ценным не только для научных исследований. Это деньги. Власть. Оно бесценно. Ради такого растения можно убить.
Лицо Фейт стало гореть, когда она собрала воедино все ниточки своего расследования и взглянула на них по‑новому. В результате приглашения на Вейне оказался не только преподобный, но и дерево. Он не мог доверить драгоценный экземпляр кому бы то ни было, и вероятно, убийцы рассчитывали на это. Фейт сконцентрировалась на действиях и душевных порывах отца, пытаясь понять, кто мог оказаться настолько завистливым, злым, ревнивым или мстительным, чтобы убить его. Но, может быть, отец умер только потому, что владел растением, которое хотел заполучить кто‑то еще. А теперь… оно принадлежит ей.
Фейт замерла на нижней ступеньке. Ей в голову пришла другая мысль, заставившая ее нервно оглянуться. Если убийцы ищут дерево, они могут знать, что оно питается ложью, и услышать диковинные слухи, распространяющиеся как пожар. Истории о призраках, например, или о неуловимом сокровище. И если они попытаются найти корни последней сплетни о мисс Хантер, рано или поздно кто‑нибудь расскажет им о двух парнях, а те – о беседе с некоей Фейт Сандерли… Она вспомнила свое видение и то, как ее что‑то приплющило к земле. Она вовсе не всемогущий кукольник. Она всего лишь бумажная марионетка, и ее порвут на части, если найдут.
– Возможно, призрак умер, – с надеждой сообщил Говард, беря ее за руку. – Я застрелил его из пистолета.
– О! – Фейт подумала о маленьком деревянном пистолетике и сделала вид, что поверила. – Правда?
– Да! – Говард начал раскачивать ее руку взад‑вперед. – Бум! Только… он не сделал «бум». Он сделал «щелк». Но призрак ушел, я, возможно, попал в него.
Щелк. Деревянный пистолетик Говарда не производит никаких звуков.
– Говард, – медленно произнесла Фейт, – каким пистолетом ты убил его?
– Убивающим призраков, – гордо ответил Говард. – Который мы нашли в лесу.
– Который мы… – Фейт закрыла лицо ладонями. Они обыскали всю лощину в поисках пистолета, убивающего призраков, но она слишком увлеклась изучением следа от тележки, чтобы обращать внимание на Говарда. «Фейт, посмотри! Посмотри на это!» Он что‑то нашел и звал ее, а она отмахнулась.
– Этот пистолет примерно такого размера? – спросила она, едва дыша. – Металлический, с желто‑белой рукояткой? – Говард кивнул, и Фейт присела перед ним на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Говард, послушай, это настоящий пистолет. Ты должен отдать его мне!
– Нет! – Говард выпустил ее руку и отступил на несколько шагов. – Мне он нужен! Для призрака!
Фейт попыталась схватить его за руку, но Говард развернулся и убежал в дом. Она последовала за ним, однако в детской его не было.
– Мастер Говард готов пить молоко? – спросила миссис Веллет, проходя мимо Фейт по лестнице.
– Почти, мы еще играем в прятки перед тем, как лечь спать, – торопливо ответила Фейт. Если она начнет объяснять, в чем дело, все бросятся искать Говарда, пистолет найдут и конфискуют. А сейчас оружие нужно ей больше, чем когда‑либо.
– Что ж, ему не повредит немножко притомиться, – сказала миссис Веллет. Экономка и сама выглядела уставшей и измученной.
Фейт уже изучила все места в доме, где можно спрятаться, но Говард юркий и может скрыться в любой щели. Более того, уже стемнело, так что в распоряжении миниатюрной фигурки стало еще больше укромных мест.
– Говард, – прошептала она, – пожалуйста, выходи!
Наконец, проходя по холлу, Фейт услышала шорох в библиотеке. Она подкралась к двери и приложила глаз к скважине. Сначала ничто не привлекло ее внимание, да и видно было лишь книжный шкаф, освещенный мягким светом свечи. Но до нее донесся тихий шорох выдвигаемых ящиков стола, звук рвущейся ткани и скрип. Потом послышались шаги, и на книжный шкаф упала тень. В поле зрения появился человек. Он начал по очереди снимать книги с полок, вытряхивая их, словно в поисках спрятанных бумаг, и разочарованно отбрасывая. Он достал все книги, затем начал простукивать заднюю стенку книжного шкафа, видимо, в поисках тайника. Вдруг он повернул лицо к двери.
Это оказался дядюшка Майлз.
Глава 29
Миртл
При виде глумления над отцовскими книгами Фейт пришла в ярость. Она вскочила, повернула ручку и распахнула дверь.
– Дядя Майлз! Что ты делаешь?
Дядя уставился на нее, мягкий свет одинокой свечи упал ему на лицо.
– Провожу инспекцию… вещей твоего отца…. давно надо было. Все эти воры…
Фейт окинула комнату взглядом. Подушки были разрезаны, их содержимое вывалилось наружу. Ящики лежали на полу. Даже несколько половиц были отодраны.
– Мама знает, чем ты занимаешься?
– Фейт! – дядюшка Майлз приглушил голос до шепота. – Ты и я, мы пришли к мнению, что твоя мать не в себе и лучше не беспокоить ее подобными вопросами!
Фейт уставилась на кожаный переплет и вырванные страницы, валявшиеся у ног дяди, – бесценные книги ее отца, искалеченные жестокой рукой.
– Мама! – закричала она.
Она возмущенно уставилась на дядюшку Майлза, пока наверху скрипели половицы. Но вот по лестнице спустились шаги, и, шурша крепом, показалась Миртл.
– Господи, ну и крик! Говард ранен? – Она встала рядом с Фейт в дверях и окинула взглядом комнату. – Майлз! – Миртл была потрясена.
– Мне пришлось взять дела в свои руки, – покраснев, объяснил дядюшка Майлз.
– Дела? – Миртл вошла в комнату. – Это не твои дела, Майлз! Ты не имеешь права! Эти вещи принадлежали моему мужу! Моей семье! Мне!
– Пришло время что‑то поменять, – произнес дядюшка Майлз. Он отступил на шаг, но только на один. – Миртл, на раскопках я поговорил с Ламбентом. Он сказал, что слушание назначено на завтрашний день. У нас почти не осталось времени.
Плечи Миртл поникли, и она вновь стала выглядеть старше и более усталой, чем обычно.
– Это правда? – Фейт повернулась к матери. – Об этом было написано в письме доктора Джеклерса?
Мать поколебалась, затем кивнула.
– И ты считаешь, что милый доктор настолько увлечен тобой, что поддержит твою историю? – Дядюшка Майлз тихо и печально хмыкнул. – Думаю, если бы у тебя было достаточно времени, так и случилось бы, но время истекло.
– Не будь так уверен, – заявила Миртл с вызовом, однако было ясно, что она блефует. – Он влюблен в меня.
– Не сомневаюсь, но ты слишком много хочешь от этого человека! Ты хочешь, чтобы он лжесвидетельствовал. И не забывай, что Ламбент, будучи магистратом, решает, оплачивать ли услуги коронера, и он может не заплатить, если приговор коронера покажется ему сомнительным. Нет, моя дорогая, я думаю, что разумный, хладнокровный деловой человек вроде доктора Джеклерса предпочтет две гинеи хорошенькой, но непредсказуемой вдове.
– Если мне придется давать показания… – Миртл выпрямилась.
– Если ты будешь давать показания, то станешь предметом сплетен, и больше ничего. – Дядюшка Майлз больше не выглядел взломщиком, застигнутым на месте преступления. – О тебе и так уже все говорят, что ты продолжаешь принимать посетителей после смерти мужа. Ты думаешь, что присяжные будут к тебе снисходительны, если ты нахально явишься в качестве свидетельницы? И какие у тебя еще есть свидетели? Прайт не станет лгать, я слышал это своими собственными ушами.
– Мама, разреши мне дать показания! – взмолилась Фейт.
Доктор Джеклерс не стал ее слушать, когда она заговорила об убийстве, но, может быть, присяжные станут. Нельзя упустить такую возможность.
– Нет! – с ужасом отрезала Миртл. – Ты еще даже не прошла конфирмацию, у тебя пока чистая душа, Фейт, не разбрасывайся ею!
– Тогда позволь мне сказать правду! – сокрушенно воскликнула Фейт. – Никто не поверит в нашу историю, потому что это ложь! Мы с самого начала должны были сказать правду!
– Фейт, иди к себе в комнату! – велела Миртл со вспыхнувшим лицом.
– Нет, – ответила Фейт.
Взрослые удивленно уставились на нее. Впервые Фейт подумала, что она может спорить с ними на равных.
– Мы не могли сказать правду, не можем сказать ее и сейчас! – выпалила Миртл. Ей было трудно дышать – корсет слишком сильно сжимал грудь. Ее большие глаза блестели, метая искры. – Правда в том, что твой отец бросил нас – бросил, не подумав о последствиях, о том, что будет с нами. Он поступил так, как поступал всегда. Сделал по‑своему, оставив нас барахтаться как слепые котята!
Фейт стиснула кулаки, глаза защипало. Пусть ее мать умрет, умрет, умрет.
– И ты действительно будешь барахтаться, – вмешался дядюшка Майлз, не дав Фейт ничего сказать, – если не послушаешь меня. Миртл, с этого момента все изменилось. Ты нуждаешься во мне. Если мне придется заботиться о вас, ты должна позволить мне распоряжаться. Мне нужно…
– Все, – горько договорила Миртл. – Ты хочешь забрать все, что у нас есть…
– Я знаю, как добыть изрядную сумму денег, – перебил сестру дядюшка Майлз. – На острове есть один уважаемый человек, который щедро заплатит за бумаги и живые образцы твоего мужа. Если я возьмусь обеспечивать твою семью, мне нужны средства!
– Кто? – спросила Фейт. – Кто этот уважаемый человек?
На лице дяди изобразились скука и хитрая расчетливость. Бесполезно, поняла Фейт. Личность покупателя – его козырь. Он не хочет, чтобы Миртл сама продала ему то, что у нее есть.
– У тебя правда нет выбора, – с мягкой настойчивостью сказал дядюшка Майлз, и на глазах Фейт Миртл начала поддаваться.
– Мама, но у нас есть выбор! – возразила Фейт. Мать должна настоять, чтобы дядюшка Майлз прекратил переворачивать дом вверх дном. – У нас есть деньги дома и в банке, я помню, как отец говорил об этом! Он отложил часть на обучение Говарда и на мое приданое! Я никогда не выйду замуж, так что мы можем жить на мое приданое!
Миртл уставилась на нее широко распахнутыми голубыми глазами. По ее щеке сбежала слеза, она машинально смахнула ее ладонью, опустила глаза, и ее плечи поникли.
– Фейт, – сказала она, – принеси бумаги отца.
– Они все это время были у тебя?! – Дядюшка Майлз бросил осуждающий взгляд на Фейт.
– Она ни при чем, – устало сказала Миртл. – Это я велела ей спрятать всё в укромном месте. Твоя взяла, Майлз. Тебе этого недостаточно?
– Нет, – ответила Фейт. Слова прозвучали без ноты дерзости, как когда она отказалась выйти из комнаты. Это было тихое холодное «нет», которое упало на пол, как булыжник.
– Фейт… – В голосе Миртл слышалось предупреждение.
– Нет. – Фейт отступила на несколько шагов, качая головой. Она подумала было согласиться, сходить за бумагами и принести все, кроме зарисовок его галлюцинаций и дневника, но дядя наверняка увяжется вместе с ней. Кроме того, она лишь бегло просмотрела остальные бумаги, а вдруг в них тоже есть важные факты о дереве лжи?
– Фейт, делай, что мать велит! – Дядюшка Майлз двинулся к ней, и его круглое лицо больше не выглядело добродушным.
– Мама, он должен признаться, кто предлагает ему деньги! – заявила Фейт. – Дядя Майлз лгал нам, он привез нас сюда, потому что хотел участвовать в раскопках на Вейне! Ему сказали, что он может присоединиться, только если убедит отца приехать. Это был подкуп…
Фейт умолкла, потому что дядюшка Майлз схватил ее за руку. Ей стало больно, и она с ужасом осознала, что он причиняет ей боль намеренно.
– Замолчи! – Дядя Майлз казался как будто выше ростом. – Где бумаги? – Он резко встряхнул Фейт, и ее голову мотнуло.
Она попыталась разогнуть его пальцы, но он сжал ее руку еще крепче и поволок из комнаты.
– Покажи мне!
– Майлз, прекрати! – крикнула Миртл сзади.
Фейт не была сильной, но никто и никогда не пользовался ее слабостью. Теперь она поняла, что эта угроза всегда будет с ней, будет таиться в каждой улыбке, поклоне, каждой поблажке, сделанной ей как девочке. Покров был сорван, и правда обнажилась во всем своем безобразии. Ее туфли скользили по полу. У основания лестницы она поскользнулась и упала на ступеньки, больно ударившись. Дядя Майлз без колебаний потянул ее вверх, поднимая на ноги, и тут Фейт ударила его изо всех сил. Его лицо исказилось, желваки заходили от ярости. Она поняла, что сейчас он ударит ее в ответ. Расплющит ее лицо, как меренгу.
– Отпусти мою дочь!
Послышался звук глухого удара, и дядюшка Майлз вскрикнул, схватившись свободной рукой за затылок и оборачиваясь. Сзади него стояла Миртл. Мать подняла кочергу, готовая ударить снова.
– Миртл, ты спятила?
– Отпусти ее немедленно, Майлз, или, бог свидетель, я позову слуг! – Миртл говорила все громче, и ее последние слова эхом отдались по вестибюлю.
Дядюшка Майлз нервно оглянулся, словно ожидал, что из соседней комнаты выбежит Прайт и набросится на него. Сглотнул. Повисла долгая пауза.
– Таково твое решение? – спросил он.
Миртл в ответ молчала, выставив кочергу перед собой, словно шпагу.
– Тогда разбирайтесь сами со своим бардаком, – кисло сказал дядюшка Майлз, отпуская Фейт.
Он сделал шаг в сторону лестницы, но кочерга в руке Миртл дрогнула, и тогда дядюшка побежал в холл, схватив пальто и шляпу, затем вылетел из дома и исчез в ночи, оставив дверь нараспашку. Рука Миртл с кочергой безвольно повисла. Она подошла к двери, захлопнула ее и медленно двинулась в гостиную. Потрясенная, Фейт, дрожа, последовала за ней. Мать бросила кочергу к остальным каминным приборам, замерла, стоя к Фейт спиной, и спрятала лицо в ладонях. Ее плечи затряслись. Достав носовой платок, Фейт робко положила руку на плечо.
– Мама…
Миртл отдернулась от ее прикосновения, развернулась и вдруг ударила Фейт по лицу. Несильно, но кожа Фейт вспыхнула.
– Почему ты не отдала ему бумаги? – крикнула мать надтреснутым голосом. – Он нам нужен! А теперь… я просто не знаю, что делать.
– Он предал отца. – Боль и потрясение Фейт снова сменились гневом. – И он нам не нужен. У нас есть…
– У нас ничего нет, Фейт! – прокричала Миртл. – Ничего! Ничего! Мы жили в доме, который отцу предоставила церковь. После его смерти этот дом перейдет к новому священнику. У нас нет дома и нет денег. – Миртл устало вздохнула. – Ты говоришь, мы можем жить на твое приданое, – со страдальческой гримасой продолжила она. – Приданого не будет, как и денег на образование Говарда и даже на еду. Если бы он умер по независимым от него причинам или от старости, нам бы достались его сбережения… но самоубийство – это преступление. Как только следствие уличит твоего отца в суициде, всю его собственность конфискует власть.
Фейт уставилась на нее, раскрыв рот. Наконец‑то она начала понимать, почему мать солгала о месте, где обнаружили тело, и зачем дядя требовал передать ему отцовское имущество.
– Но… почему мы должны страдать? Это жестоко и бессмысленно!
– Мир жесток и бессмыслен, – горько ответила Миртл. – Так поступают всегда в случае самоубийства, делая исключение только для душевнобольных. Думаю, уже слишком поздно менять показания и объявлять твоего отца сумасшедшим. Кроме того, это может нанести тебе вред в будущем, если все буду думать, что в твоих жилах течет кровь сумасшедшего.
– Ты ничего не говорила мне об этом. – Фейт ощупала место пощечины. От нее скрывали правду, и ей же попало за то, что она ее не знала.
– Проблем было довольно и без того, чтобы рассказывать тебе, что с нами сделал твой драгоценный отец.
– Как ты смеешь так о нем говорить! – Фейт вспыхнула от злости. – Он никогда не бросал нас! Его ударили! Это убийство!
– Что ты несешь? – Голос Миртл был тихим и утомленным.
– Я пыталась сказать тебе, но ты не слушала! Его убили в лощине. Ударили сзади. А потом отвезли в тачке к обрыву и сбросили.
– Что? Кто? – Миртл недоверчиво нахмурилась.
– Какая тебе разница? – закричала Фейт. Она зашла слишком далеко, чтобы остановиться. – Отец умер, а все, что тебя волнует, – платья, побрякушки и заигрывания! Ты даже не стала ждать, пока его похоронят! Я видела тебя! Я видела тебя с доктором Джеклерсом, когда тело отца лежало на ковре!
– Как ты смеешь! – Голос Миртл больше не был нежным. Он был громким и резким, как шипение разъяренной кошки. – Ты думаешь, я это делала из тщеславия? Я боролась за выживание нашей семьи, и единственное оружие, которое у меня есть, – это внешность! Мне было нужно, чтобы доктор Джеклерс объявил смерть твоего отца несчастным случаем. Мне было нужно, чтобы мистер Клэй изменил фотографию и мы могли использовать ее, чтобы рассеять слухи в Англии. Так что я строила из себя богатую хорошенькую вдову, рассчитывающую на них и благодарную настолько, чтобы, может быть, однажды выйти за кого‑то из них замуж. Это война, Фейт! Женщины находятся на поле сражения, как и мужчины. У нас нет оружия, и наша борьба незаметна. Но мы должны сражаться или погибнем.
Лицо Фейт горело. Она впервые слышала, чтобы мать говорила с ней начистоту, без жеманства. Ее голос был резким и некрасивым.
– Ты отвратительна, – сказала Фейт, вздрогнув. Она бы хотела, чтобы ее слова были правдой, но увы.
На секунду Миртл опешила, будто ее ударили, но потом гнев снова взял верх.
– Я тебя не узнаю! – Мать смотрела на Фейт так, будто у той выросли рога. – Откуда эта злость? Я так старалась, воспитывая тебя, Фейт, но ты никогда не понимала меня по‑настоящему. Это все равно что говорить с лунатиком…
– Я всегда бодрствовала! – перебила Фейт. – И всегда была злой!
– Ты кричишь на меня! – Нижняя губа Миртл задрожала, и не только от гнева. – Ты в точности как твой отец…
– Да! – завопила Фейт. – Да! Я как он, а не как ты! Я вся в него и совсем не похожа на тебя! – С этими словами она развернулась и выбежала из комнаты, пытаясь поскорее забыть слова матери.
Глава 30
Маленькая смерть
«Ты отвратительна». Фейт зажала уши, бегом поднимаясь по лестнице и пытаясь выбросить эти слова из головы. Это и правда так, сказала себе она. Миртл заслужила. Но она все время вспоминала обиженный взгляд матери. Боль в ее глазах напомнила Фейт о том, как у нее самой сердце рвалось на части в библиотеке во время разговора с отцом. Да, Миртл сражалась грязными средствами, но она боролась за выживание семьи. Как Фейт могла у<