Дуня (в дверях). Что, барин?
Иван Миронович (очень серьезно). Плюнул -- и не попал. (Показывает рукой.) Вытри, душа моя!.. Сейчас же вытри!
Дуня уходит и сейчас же возвращается со щеткой.
Кто же вытирает щеткой? Щеткой метут. Каждая вещь имеет свое назначение.
Дуня убегает и возвращается с тряпкой.
Вот здесь!..
Дуня вытирает пол.
Иван Миронович. И затем, душа моя, изволь одеваться поопрятнее: ты служишь у инспектора...
Дуня. Возня, уборка... Разве можно в чистом?
Иван Миронович. Ну сегодня уж пускай так... А вообще-то, душа моя, надо поопрятнее... (Оглядывает Дуню, морщится и тихо уходит в кабинет.)
Дуня уходит в столовую. Пауза. Слышно, как в саду поют птицы, как тикают часы и как покашливает в кабинете Иван Миронович.
Ольга (напевая "Сладким запахом сирени напоен душистый сад", вбегает в гостиную с книгой в руке, удивленно-испуганными глазами смотрит на гостиную и почти с ужасом восклицает). Опять по-старому! Кто это испортил?..
Иван Миронович (из кабинета). Что там такое?..
Ольга (подбегает к двери кабинета). Папочка! Неужели нельзя было оставить, как нравится маме? Тебе все равно, а ей хотелось по-новому...
Иван Миронович (из кабинета, серьезно). Нет, не все равно. Кабы было все равно, так бы лазили в окно.. А для этого делаются двери... Я не хочу ходить и запинаться.
Ольга. Ты никогда не хочешь сделать так, как нравится маме... (Отходит от кабинета, печально оглядывает гостиную и идет к окну, читает.)
Любовь Васильевна (впопыхах входит). Ольга! Не видела ключи от буфета?
Ольга (не отрываясь от книги). Ничего я не видала... Не мешайте!..
Любовь Васильевна. "Не мешайте"! Все книжки читаешь... А выйдешь замуж -- щей мужу не сумеешь сварить...
Ольга. Я в кухарки к мужу не собираюсь... (Уходит и сад.)
Любовь Васильевна. По-новому тоже хочешь? Все будешь книжки читать, а муж будет щи варить?.. К этому ваша новая-то жизнь клонится...
Звонок.
Авдотья! Авдотья! (Идет в столову. и продолжает кричать.)
Пробегает из столовой Дуня. В передней слышен звонкий веселый голос Веры Павловны.
Дуня (вносит японские ширмы). Куда их, барыня, поставить-то?
Вера Павловна (в дверях). Что это значит? (Входит, озираясь.) Кто это распорядился?!
Дуня. Барин. Им не понравилось. Куда их поставить-то?
Вера Павловна (раздраженно). Брось! Все равно... не надо...
Дуня (ставя к стене ширмы). Барин по-старому захотели. (Уходит.)
Иван Миронович (в дверях кабинета, в одном жилете). Я распорядился.
Вера Павловна. Вы? Я так и знала...
Иван Миронович. Помилуй, душа моя, это была не гостиная, а хаос, хаос довременный... Ни в одном порядочном доме...
Вера Павловна (с злым смешком). Конечно! Конечно!..
Иван Миронович (выходит на середину гостиной). Некрасиво, неудобно и... бестолково...
Вера Павловна. Несимметрично? Конечно! Вы... вы удивительно симметричный человек!..
Иван Миронович. Нет ничего удивительного, закон симметрии -- это, душа моя, мировой закон...
Вера Павловна. Еще бы!..
Иван Миронович (очень спокойно). Сама природа подчиняется этому закону... У всех людей -- две руки, расположенные вполне симметрично, две ноги...
Вера Павловна (перебивая). И только одна голова! И, к сожалению, не всегда умная!.. Вы удивительно симметричны! У вас даже все добродетели с пороками расположены симметрично!
Иван Миронович. Весьма вероятно.
Вера Павловна. У вас на пятак добродетелей и ровно на пятак пороков...
Иван Миронович. Какие, скажите пожалуйста, сады вам понадобились, когда у вас под боком есть настоящий сад? Вам хотелось, видимо, устроить укромный уголок для ваших умных разговоров с этим... господином... Как его? Два креслица шиворот-навыворот, кругом цветы... Во вкусе Второй империи!
Вера Павловна (злобно хохочет). Второй империи!.. А вы думаете, что вашему царствованию не будет конца?..
Ольга (входит из столовой в венке из белой сирени). Опять вы! Будет вам! Папочка!..
Иван Миронович (жене). Лечиться вам, мадам, следует, полечиться... (Уходит в кабинет и затворяет за собой дверь.)
Вера Павловна садится у окна и, тоскливо подперев голову, смотрит туда. Приближается Ольга, прижимается к Вере Павловне. Обе молчат. Слышно, как поют в саду птицы и тикают часы.
Гриша (вбегает с птичкой в ладонях рук). Мама! Мамочка! Я пеночку поймал! Ей-богу! Честное слово!.. Вот здесь она! (Пеночке.) Миленькая моя, ненаглядная!..
Ольга. Сомнешь ее! Выпусти на волю!..
Гриша. Дай пятак, так выпущу!
Ольга. Бессовестный! Папа тебе не велел мучить животных...
Вера Павловна. Выпусти, Гриша...
Гриша. Да-а! Я ловил-ловил... Я ее в клетку посажу...
Любовь Васильевна (входит, побрякивая ключами). Сколько у нас, Вера Павловна, новых салфеток-то было куплено?
Гриша. А у меня -- пеночка!
Вера Павловна. Не помню... Не знаю...
Любовь Васильевна. Вот тебе и раз! Кто же будет знать? Этак весь дом растащут! (Тихо уходит в столовую.)
Гриша (идет рядом). Дай пятак, выпущу!
Любовь Васильевна. Ах ты, мучитель! Что у тебя отец-то, сам, что ли, пятаки-то делает?!
Оба скрываются в столовой.
Ольга (после большой паузы). Мама?
Вера Павловна (рассеянно). Что, голубчик?
Ольга. Что ты молчишь?
Вера Павловна. Так... думаю...
Ольга. О чем? А? (Встает перед Верой Павловной, заглядывает ей в глаза.)
Вера Павловна (как бы очнувшись). Не знаю, голубчик... Сама не знаю...
Ольга (сняв с головы венок). Посмотри, я сделала венок. Как много у нас в саду сирени! Ужас!
Вера Павловна. Да?
Ольга. Целая аллея! С одной стороны -- белая, а с другой -- лиловая... Хочешь -- пойдем в сад?
Вера Павловна. Нет, не хочется... Иди!
Ольга. Ты любишь белую сирень? (Вертит в руках венок.)
Вера Павловна. Я? Да...
Ольга. В Малороссии все девушки носят венки... Как это, должно быть, красиво! Ты никогда не была в Малороссии?
Вера Павловна. Нет.
Ольга. А где ты жила, когда была маленькая?
Вера Павловна. В большом каменном доме. Я училась в Петербурге, в сиротском институте... У меня рано умерли и отец и мать, и не было близких людей. И все мое детство и юность прошли там, в каменном доме... Кругом дома была каменная ограда с высокой чугунной решеткой... А у ворот была будка, и в ней всегда сидел сторож...
Ольга. А потом?
Вера Павловна. А потом... потом я вышла из этого каменного дома и перешла в другой каменный дом: поступила в гувернантки. А потом... Ничего больше! Вышла замуж и теперь... вот видишь... сделалась... инспекторшей и живу... здесь...
Пауза.
Ольга (пристально смотрит на Веру Павловну, улыбается). Ты... очень хорошенькая... Я на тебя надену венок... (Приподнимает над головой Веры Павловны венок.) Позволишь?
Вера Павловна (берет венок и кладет ею на окно). Не надо... не стоит... Поздно... Счастливая моя детка! (Привлекает Ольгу и целует ее в голову.) Ничего-то ты не знаешь... (Гладит Ольгу по голове.) И я была такая же...
Прижавшись друг к другу, они молча смотрят в окно; слышно, как в саду поют птицы; потом доносится сердитый окрик Любови Васильевны на прислугу. Опять тихо.
Ольга. Посмотри, мамочка: река здесь золотая, а вот там синяя, как небо... А там луга, зеленые-зеленые, и что-то белеет... Далеко, далеко видно!..
Вера Павловна. Да, далеко... Очень далеко...
Ольга. А там -- синий туман... Словно горы.... Так бы и убежала туда... Правда? Если бы у меня были крылья, я сейчас же полетела бы туда!.. Через реку, через луга, туда, где синие туманы... Что там?
Вера Павловна. Ничего нет... Все то же...
С улицы доносится выкрикивающий голосок девочки: "Цветов! Цветов не надо ли, барышня?"
Ольга (перегибаясь через подоконник). Цветы... (Обернувшись к Вере Павловне.) Ландыши, мамочка! (Кричит в окно.) Бросай сюда!.. Деньги? На, лови! (Бросает в окно монету.) Поймала? Ну бросай!.. (В окно влетает несколько связанных в небольшие букетики ландышей; Ольга со смехом ловит их, поднимает с полу и, собрав в один букет, подает Вере Павловне.) Это я тебе, на новоселье!
Вера Павловна. Благодарю тебя, милая детка! (Целует Ольгу.)
Ольга. Ты ведь любишь ландыши?
Вера Павловна. Да, люблю. Они какие-то странные, особенные: хрупкие и нежные... Словно выросли не на земле... Они цветут очень недолго... Скоро они пропадут...
Ольга. Поставим их в воду! (Убегает в свою комнату и сейчас же возвращается с наполненным водой стаканом.) Давай сюда! (Ставит цветы в стакан; вода переливается через края.) Ух! Через край! Облилась! Я буду каждый день переменять воду, -- они будут жить долго...
Вера Павловна (грустно). Все равно... завянут...
Ольга (ставит цветы на подоконник и, увидя идущего по улице Сергея Борисовича, кричит). Сергей Борисович! (Очень приветливо кивает головой.) Мы переехали!.. Мама? Она дома... Вот здесь! (Показывает левой рукой на Веру Павловну.) Она грустит...
Вера Павловна. Оля! Зачем об этом говорить? Кому это интересно!..
Ольга. Зайдите!... Что?... Хоть на одну минуточку! (Бежит от окна в переднюю.) Я его напугаю!..
Вера Павловна наскоро оправляет прическу, платье. В передней слышен хохот Ольги и гудящий басок Сергея Борисовича.
(Выскакивает из передней, радостно смеется и хлопает в ладоши.) Ура! Напугала!.. А еще говорит, что ничего на свете не боится!
Сергей Борисович (входит). Чуть-чуть в обморок не упал... Здравствуйте, Вера Павловна! (Здоровается с Верой Павловной.) С новосельем, значит... (Оглядывает гостиную.)
Вера Павловна. Мы еще все устраиваемся...
Сергей Борисович. Все как следует: и диванчик, и цветочки, и картиночки... (Подходит к картине, рассматривает.) Это что же изображает?
Ольга. Разве не видите? Девушка с кошкой!
Сергей Борисович. Трогательно! Стало быть, там (показывает на другую картину) мальчик с собачкой?..
Вера Павловна смеется нервным смехом.
Ольга. Вот и не угадали: не с собачкой, а с обезьяной!..
Сергей Борисович. Ну это еще оригинальнее!
Вера Павловна. Почему вы всегда веселый, жизнерадостный?
Сергей Борисович. Не знаю, Вера Павловна...
Ольга. Вы счастливый?
Сергей Борисович (смеется). Должно быть, счастливый... А вам, Ольга Ивановна, вероятно, надоело жить?!
Ольга. Убирайтесь вы! Вечно подтруниваете...
Вера Павловна. Вы любите жизнь?
Сергей Борисович. Люблю и жизнь, и себя, и немножко людей... Люблю слушать, как поют ночью соловьи, как при закате солнца квакают лягушки... И лягушек люблю!
Ольга (хохочет). Ненавижу лягушек... Холодные, скользкие!.. (Делает нервное движение от ощущения гадливости.)
Сергей Борисович. Люблю смотреть, как смеется солнышко и как грустит луна... (Присаживается на стул.)
Ольга. А-а! Это и я люблю.
Сергей Борисович....как плачет осенью дождик и как зимой крутит в поле метель... Однажды меня препровождали из одного скверного города в другой, еще более скверный... Морозы стояли великолепные! Снег сиял так, что трудно было смотреть. Сибирские лошади -- это, я вам скажу, птицы! Летишь, дух замирает... А главное, приятно уж очень ощущение неизвестности! Куда-то едешь -- и сам хорошенько не знаешь; что-то с тобой будет -- и тоже ничего не знаешь. Висишь себе среди снегов, слушаешь колокольчики и бубенчики и сливаешься с этим холодным сверкающим царством снеговой пустыни... Ей-богу, хорошо! Восемьсот верст проехали...
Ольга (незаметно подходит и неожиданно надевает на голову Сергея Борисовича венок из сирени. Тот хочет снять венок). Не снимайте! Я вас прошу! Пожалуйста. (Любуется.) Очень красиво! Когда римские полководцы возвращались с полей битвы победителями, на них надевали венки...
Сергей Борисович (шутливо). Ну, а я не полководец и никого еще не победил. Все еще сражаюсь... А потому... (Хочет снять венок.)
Ольга (не дает снять). Вы победите! Непременно победите!
Сергей Борисович. Вы верите в это?
Ольга. Верю! Верю!
Сергей Борисович. Ну тогда нехай его лежит на голове! (Вере Павловне.) Прочитали "Мадам Бовари"?
Вера Павловна. Прочитала.
Сергей Борисович. Понравилась книга?
Ольга. Очень!.. Очень!.. Мама плакала!
Вера Павловна (чувствуя неловкость). С чего это ты взяла, Оля?
Ольга. Зачем ты скрываешь? Разве это дурно?
Любовь Васильевна (входит, здоровается с Сергеем Борисовичем). Веночек, сударь, надели?
Сергей Борисович (смущенно). Я и забыл... (Снимает венок.) Это все Ольга Ивановна... шалит.
Любовь Васильевна. Хозяин не велел рвать сирень-то!
Ольга. Пустяки! Чем больше ее рвать, тем она будет лучше на будущую весну!
Любовь Васильевна (уходя). Очень уж ты у нас бойкая на язычок-то! А поди-ка вот -- поругайся с хозяином!
Иван Миронович (хочет выйти из кабинета в одном жилете, но, заметив гостя, сухо произносит). Виноват-с! (Скрывается.)
Вера Павловна начинает смеяться.
Сергей Борисович. Ну, однако, надо бежать...
Ольга (недовольно). Куда вы?
Вера Павловна. Какое тебе, Оля, дело?..
Сергей Борисович. Далеко, отсюда не видать... (Жмет руки и уходит.)
Ольга, присев за пианино, начинает играть грустные мотивы. Вера Павловна сидит в задумчивой позе у окна. Вдали слышен крик Любови Васильевны на Гришу, затем Гриша стремглав пролетает из столовой в гостиную и прячется от бабушки в комнату Ольги.
Любовь Васильевна (входит, догоняя беглеца; в одной руке у нее ремень, в другой -- шпага Ивана Мироновича). Где он? Вот озорник! Отцовской шпагой в саду крапиву рубит!.. Надел ордена и крапиву рубит...
Ольга. Вы без ремня не можете...
Любовь Васильевна. Я -- по старому способу... Это уж вы по-новому, а я выдеру вот -- не будет безобразничать в другой раз! (Идет в комнату Ольги.)
Вера Павловна (вскакивает и заграждает дверь). Я не позволю бить ремнем!..
Гриша (голос из комнаты). Мамочка! Милая! Она уж меня побила! Ей все мало!
Любовь Васильевна (крикливо). Молчи! Вот я надену на тебя собачий намордник, будешь у меня рассуждать! (Вере Павловне.) Дурой он меня обругал.
Вера Павловна. Я его накажу сама... Бить не позволю!..
Иван Миронович (выходит из кабинета, тоном следователя). Что такое вышло? Расскажите!.. Что он наделал?..
Любовь Васильевна (размахивая рукой). Я отказываюсь воспитывать твоих детей! Что это такое: где бы поучить хорошенько, а мать потворствует! Это по-новому! Возьми твою шпагу... на! (Сует Ивану Мироновичу шпагу.) Мне наплевать на вас и на вашу новую жизнь! Обругал меня дурой, а ты его не смей пальцем тронуть! (Бросает на пол ремень и уходит в столовую.)
Иван Миронович (ей вслед). Погодите! Надо же разобрать!..
Любовь Васильевна (из столовой). Сами воспитывайте!
Иван Миронович. Что такое вышло, Ольга?
Ольга. Гриша взял твои ордена и шпагу... играл ими... больше ничего, а бабушка сейчас же за ремень...
Иван Миронович. А дурой мамашу он действительно назвал?
Гриша (из комнаты, плаксиво). Врет она! Она сама меня обругала дураком, а я сказал: "Дурак -- родом так!.." Врет она!
Иван Миронович (очень строго). Врет?!.. Кто врет? Это ты про старших?! (Идет к Грише, отстраняет Веру Павловну и входит в дверь.)
Из комнаты несется плач и крик Гриши: "Не буду, папочка! Не буду, миленький! Будет, папочка!.. Будет!" Ольга, заткнув уши, убегает в столовую.
Вера Павловна (подняв ремень с полу, бросает в комнату Ольги). Господин инспектор! Вы позабыли ремень!.. (В сильном волнении уходит из гостиной.)
Любовь Васильевна (входит с орденами). Вот этак-то лучше! Будет помнить...
Крики из комнаты стихают.
А по-новому-то уж вы там...
Иван Миронович (выходит из комнаты, ухмыляется). Брыкается, негодяй, ногами! (Смотрит на руку.) Ссадил ведь!.. И орет!.. Я его не больно, а он орет на весь дом... Брыкается ногами!..
Любовь Васильевна. Они что-то все стали брыкаться... (Протягивает ордена.) На, спрячь ордена-то!..
Слышно, как в столовой накрывают стол к обеду.
Иван Миронович (берет ордена, смотрит и вдруг раздраженно кричит). А где же Анна? Нет Анны! Подите ищите Анну!..
Гриша (выглянув из двери). Анна, папочка, здесь... У меня в кармане!..
Иван Миронович. Подай сюда! (Подходит к двери, из которой торчит рука Гриши с орденом. Берет орден и хлопает по руке Гришу. Затем идет в кабинет.) Игрушки устроил...
Дуня (в дверях). Кушать подано!
Любовь Васильевна. Зови молодую барыню и барышню!
Дуня. Молодая барыня не будут кушать: оне пить хотят, а барышня читают в саду книжку и говорят, что у них нет аппетиту... (Исчезает.)
Любовь Васильевна. Вот они, порядки пошли какие!.. Стряпано на пять душ, а у них аппетиту нет... (Всплеснув руками, идет в столовую.)
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Заброшенный сад при квартире Боголюбовых. Слева от зрителя, под углом, поднимается серая стена старого деревянного дома; к стене примыкает низкая открытая веранда в сад. На веранду выходят четыре окна со ставнями и между ними двойные двери в столовую -- стеклянные и глухие. Посредине веранды -- стол, на нем букеты из сирени. От веранды разбегаются тропинки в глубь сада. Справа видна часть забора, утыканного поверху ржавыми гвоздями. Время -- под вечер. Верхушки дальних берез обрызганы золотистым светом низкого солнца; свет и тени тянутся по траве, переплетаясь замысловатыми узорами. Кое-где белеет цветущая сирень. На авансцене -- две старые березы, под тенью которых круглый, обросший грибами, стол с лавочками вокруг в виде буквы "п". При поднятии занавеса Иван Миронович без пиджака, но в галстуке сидит на лестнице веранды и сооружает огородное пугало; около Ивана Мироновича копошится Гриша, поглощенный устройством этого пугала. Дуня приготовляет под березами стол для вечернего чая. С реки ветерок доносит пение судовых рабочих: "О-о, разок, да вот разок! Еще махонький разок!"
Иван Миронович (в благодушном настроении). Вот видишь, и мой старый фрак пригодился, и бабушкина шляпка пригодилась... Все можно употребить, братец мой, с пользой... (Поднимает чучело.)
Гриша. Папочка! Рукава болтаются!..
Иван Миронович. Так оно и следует. Рукава будут от ветра болтаться, а воробьи и галки будут думать, что это настоящий человек машет руками, и будут бояться... И ягоды, друг мой, будут целее... Поставим это пугало на дорожке... Привяжем его на длинную палку и воткнем в землю... А чтобы удобнее было воткнуть, заострим конец... Понимаешь теперь? (Навязав пугало на палку, встает и несет его в глубь сада.)
Гриша в ажитации бежит позади.
Гриша. Точно ведьма, папочка!.. Еще сделаем?..
Иван Миронович. Несколько штук сделаем...
Исчезают за кустами.
Гриша (голос издали). У бабушки есть твоя старая треуголка!..
Любовь Васильевна (выходит с чаем и сахаром на веранду и ворчит). Нищих этих сколько развелось, отбою нет!.. Дом бы трудолюбия им, что ли, выстроить... (Дуне.) Я тебе велела на веранде?!..
Дуня. Я не знаю, кого слушаться: барышня велели здесь, а вы на веранде... (Уходит.)
Любовь Васильевна (спускаясь с лестницы). Вкуснее, что ли, будет чай-то, если его пить на гнилом столе под березами?.. Ходи сюда чай пить, когда на веранде и стол и все удобства... (Отряхает скамью.) Воробьи тут прыгают...
Ольга (сбегая с веранды). "Как приятно в вечер майский чай китайский...". Где папа? Эта вдова опять пришла... Пусть папа поговорит с ней -- мне ее жалко...
Любовь Васильевна (сорвавшись с места). Опять? (Идет в комнаты.) Иван Мироныч тоже человек... Ему тоже покой нужен...
Ольга. Погоди: я скажу папе!.. Она плачет...
Любовь Васильевна. Нечего его беспокоить... Чаю напиться не дадут. (Исчезает в дверях столовой.)
Ольга (кричит). Папа! Па-па! Пришла вдова! (Медленно уходит и скрывается за кустами.)
Дуня (несет самовар). То на лужайку, то под березы... Потаскай вот его, проклятого! (Ставит самовар на стол под березами.) Скипел, что ли?.. (Продувает самовар.) И мошек перестали бояться... (Уходит в комнаты.)
Иван Миронович (за ним -- опечаленная чем-то Ольга и веселый Гриша). Я тебе раз навсегда сказал, чтобы ты не лезла не в свое дело!.. Мало ли кто плачет?! (Деловитой походкой идет в комнаты.)
Гриша и Ольга отстают.
Гриша. Видела чучелу? Мы с папой еще сделаем...
Любовь Васильевна (идет с веранды). Прицепилась, как крючок... Поезжай куда хочешь!.. Этого невозможно запретить... Пугает тоже... (Ольге.) А ты сказала-таки отцу?.. Язык чешется?.. (Заваривает чай.)
Гриша (бабушке). Видела чучелу?.. (Поднимает камешек и бросает в воробьев на березе.)
Любовь Васильевна. Не смей кидать!.. В чай насоришь...
Гриша. Я в воробья!.. Чуть-чуть не попал. Ей-богу!
Иван Миронович (появившись на веранде, строго). Григорий! Заниматься!
Гриша (тихо, с опущенной головой идет к веранде). Что, папочка?
Иван Миронович. Заниматься!
Гриша. Успеем, папочка... Еще рано. Самовар подали...
Иван Миронович. У лентяев всегда бывает рано...
Гриша. Давай, папочка, здесь?! В комнатах душно...
Иван Миронович. Здесь?.. Гм... Ну что же... Можно и здесь. Неси географию. А в кабинете есть глобус: в газету он завернут... На этажерке. И его захвати!
Гриша уходит в столовую.
Любовь Васильевна. Чай-то, Ваня, будешь пить?
Иван Миронович (смотрит на часы). Я говорил,-- самовар не ранее шести! В пять я всегда буду заниматься с Григорием. И затем что за фантазия таскаться с самоваром по саду?..
Любовь Васильевна (Ольге). Вот видишь! Слышала?..
Ольга. Я люблю эти две березы... хмурые они, задумчивые, точно два старых великана... О чем-то все думают...
Любовь Васильевна. Березы как березы... В первый раз, что ли, ты видишь березы-то?..
Пьют чай, перекидываются словами. Ольга заплетает распустившуюся косу, мурлычет песенку; поймала муравья и пугает им Любовь Васильевну,
Гриша (с глобусом и учебником выходит на веранду; печально). Вот, папочка, принес...
Иван Миронович. Садись! Я тебе раз навсегда сказал и еще раз повторяю: теперь устанавливается такой порядок: занятия -- ежедневно в пять часов вечера, кроме дней праздничных и неприсутственных.
Пауза.
Гриша. Слышишь, как пеночка поет?
Иван Миронович. У тебя в голове только бабки да пеночки. (Ставит перед собой глобус.) В последний раз мы с тобой говорили о земле...
Гриша. О земле, папочка...
Иван Миронович (приподняв глобус). Вот это и есть не что иное, как земля! (Любовно поглаживает ладонью глобус, фамильярно похлопывает его рукой по боку.)
Гриша. Точно арбуз, папочка...
Иван Миронович. Молчи и внимай! Как видишь, земля есть не что иное, как шар, который... вертится. (Вертит глобус на стержне -- глобус не вертится.)
Гриша. Не вертится, папочка?
Иван Миронович. Испортили уже!.. (Поправляет и вертит глобус.) Вертится, как я уже говорил, двояко... А именно? Как вертится?
Гриша. Двояко, папочка...
Иван Миронович. Совершенно верно, двояко... Как же именно? (Пауза.) Во-первых (делает движение рукой), по орбите, а во-вторых?
Гриша. И еще... еще...
Иван Миронович. Ну?
Гриша. Вокруг этой... оси... папочка!
Иван Миронович. Хорошо-с. По орбите и вокруг своей оси...
Гриша. А она зачем, папочка, вертится?
Иван Миронович. Она... мм... Это пока оставим... Со временем узнаем... Не в этом дело... Теперь что такое ось?
Гриша (тыкая пальцем). Вот эта штука, папочка!
Иван Миронович. Не штука, а "ли-ни-я, мысленно про-во-ди-мая через оба полюса, называется земной осью". Повтори!
Гриша повторяет и путает. Иван Миронович повторяет снова: "линия..." и т. д. Слышен тихий далекий свисток парохода.
Гриша (тихо). Пароход идет...
Иван Миронович (вздохнув). Ротозейничаешь, братец... Пойдем-ка лучше в кабинет... Развлекаешься пустяками... Неси глобус!
Уходят в комнаты: Иван Миронович -- впереди, Гриша -- за ним, вертит глобус на стержне.
Любовь Васильевна. Долей чайник-то! Сольешь весь чай, а отец любит крепкий. Он два стакана только пьет, но любит покрепче...
Ольга. Прелый чай... Веником пахнет...
Любовь Васильевна. Привередница ты... То веником пахнет, то содой отзывается... Не пей, если не нравится. Вода жесткая, и маленько соды вовсе не вредит...
Дуня (идет с веранды со сливками). Сливки для барина...
Любовь Васильевна. Теперь, Авдотья, такой порядок: в пять часов барин будет заниматься с Гришей, самовар надо подавать к шести. А то и география и самовар. Что-нибудь уж одно!..
Дуня. Мне про географию ничего не говорили, я и подала к пяти... (Уходит.)
Любовь Васильевна (ей вслед). Говори, дура, повежливее! Слышишь?
Ольга (встав с лавки). Веником пахнет... (Тихо уходит в глубь сада, напевая какой-то романс.)
С веранды, держа в руке соломенную шляпу, идет Соловьев.
Соловьев. Чаек попиваете? (Кланяется.)
Любовь Васильевна. А-а, это вы? Присаживайтесь-ка!
Соловьев. Я... (Здоровается, садится и отирает лицо платком.) Вспотел.
Любовь Васильевна. У вас и спина-то мокрая... Я вам стаканчик налью...
Соловьев. Благодарствую... По горам лазил -- ноги дрожат.
Любовь Васильевна. Зачем же это вы? По горам-то? При вашей комплекции не следует. (Подает стакан чаю.)
Соловьев. Ходил туда, к обрыву... Старину вспомнил. Мы с покойной женой любили там вечерком посидеть да на реку посмотреть... Раньше это было, когда оба были помоложе... (Мешая ложечкой в стакане.) Да-а... вот она, жизнь-то!.. Сперва на горы, а потом... (Вздохнув.) Странно все это устроено...
Любовь Васильевна. Не нам судить, батюшка...
Соловьев. Родился, учился, женился, овдовел, вышел в отставку... А теперь чуть на горку -- одышка, ноги дрожат...
Любовь Васильевна. Все на старой квартире живете?
Соловьев. На старой.
Любовь Васильевна. Куда вам? Теперь вы один. Лишний расход.
Соловьев. Жалко бросить. Все-таки... четыре года на этой квартире с Анюточкой жили... Ходишь и вспоминаешь. Я все оставил как было при Анюточке: и спальня и столовая... В спальной -- комод с зеркалом, а на комоде Анютины шпильки валяются. Как бросила, так и остались... Подойдешь, и будто все по-старому...
Любовь Васильевна. А другие не любят. Сейчас же съезжают. Вон у Кротовых девочка померла, всего-то ей было три года, а сейчас же переехали... Что же делать? все в руках божиих... (После небольшой паузы.) А кахетинских курочек-то держите?
Соловьев (махнув рукой). Бросил... все бросил и кур подарил...
Любовь Васильевна (с сожалением). Эх, что же вы, батюшка, ничего не сказали? И петуха мохноногого подарили?
Соловьев. Подарил... (Позевывает.)
Любовь Васильевна. Что бы спросить!.. Не надо ли, дескать? Эх вы!.. А еще другом нашего семейства называетесь...
Соловьев. Рано встал сегодня. Плохо спал...
Любовь Васильевна. Что же это?
Соловьев. Не знаю. Вчера вздумалось пельменей поесть. Анюточка была большая мастерица их делать. Каждое воскресенье, бывало... Вспомнил... велел приготовить... поел...
Любовь Васильевна. На ночь-то нехорошо. У нас Иван Мироныч только стакан молока пьет. Не ужинает.