Староста. В грязи, говорит, живете; помирают, говорит, ребятишки от этого...
Лукерья (за перегородкой). Что бы нам с ними делать-то, кабы они не помирали? Чем их кормить-то? Про то не знают они...
Плач ребенка, скрип люльки.
Спи, что ли!.. Назола, прости господи!..
Ключников. У них все сыты... У них собаки ржаного хлеба не жрут.
Старик. У меня вот нечем их кормить-то... Вот девку-то в экономию водил, думал, в услужение определить... Не берут... В город, видно, придется...
Девка утирает глаза рукавом и хнычет.
Чего, дура, допрежде времени ревешь?.. Кабы было чем их кормить, разя повел бы? Телку и ту жалко...
Первый возчик (встает). Пойти -- лошадей посмотреть... (Уходит.)
Староста. Хотел, чтобы приговор составили, что на вечные времена принимаем по пяти целковых с десятины...
Второй возчик. А они этими деньгами будут орудовать? Ловки!
Лукерья (подает миску и ложки). Их только послушай!
Староста. Вот мы отошли на канаву -- промеж себя покалякать, в чем тут загвоздка? Что у него в мыслях? Почему такое им охота нас в бане мыть?..
Легкий смех слушателей.
Старик (глубокомысленно). За что-нибудь зацепиться надо? Вот они баню и придумали. Когда волю давали, они нас на кривой объехали... И теперь изловчаются...
Ключников (сердито). Способие от казны всем идет, а они -- кому дадут, а кому и не покажут. Ты, бают, не едок: руки у тебя есть! Кабы у меня руки были, а брюха не было!
Смех окружающих.
Староста. Ну потолковали мы промежду себя, видим -- дело нечистое. Так и так, говорим, не подойдет дело-то. "Почему так?" Бани, говорим, нам не надо, ни к чему она, а школа только четыре версты -- в Сухом Долу; побегают наши ребятишки, не господские... А что касаемое земли -- согласны, но только на вечные времена не желаем, а окромя того, по пяти рублей дорого: по три определяем... "Как, говорит, дорого? По десяти платите?" Что было, говорим, то прошло. И опять -- вперед деньги платить не можем, а через два года гуртом отдадим...
Первый возчик (входит, постукивает ногами). Вьюга!
Старик. Правильно! Может, через год все обнаружится, и ничего получить им не придется...
Возчики. Все может быть!
Староста. Очень просто!.. Ну, вышла эта барышня, Лимпияда Ивановна, сестра его, и говорит: "Не понимаете своей пользы; дураки, говорит, вы"...
Степан (с полатей). На дурака вся надежа была, а он взял да и поумнел!
Старик (смеется). Бывает всяко!
Староста. Мы это и говорим. Барышня! Земля -- божия и ни от кого другого, окромя господа, облегченья не ожидаем.
Лукерья. Лимпияде-то ихней хочется на место попасть, в учительницы, вот она все про школу-то и толкует. Замуж-то не берут, а в девках-то сидеть зазорно... Был у ей жених-то, да, бают, в тюрьме его сгноили... А теперь уж заматерела: не берут...
Староста. Больно у них сам-то барин, Николай-то Лексаныч, кряжист... Павел-то Иваныч с Лимпиядой -- как голуби, а только он, Николай Лексаныч, он все их мутит.
Степан. Все они из одного дерева сделаны. Летом я, как работал в экономии, стулья да разные вещи из фригеля вытаскивал... Выпимши маленько был, ну, конечно, сёл я в кресло -- Павла Иваныча оно, кресло-то,-- а потом вызвал меня земский и три дня под арестом выдержал...
Первый возчик. Вишь, какой ты: на барском месте захотел посидеть!
Смеются.
Степан (голос с полатей). Хвали сено в стогу, а барина в гробу!..
Лукерья подает похлебку возчикам. Те, помолясь, усаживаются.
Ключников (злобно). Вот тоже и луга... Всегда нам луга сдавали, а прошлое лето взял да Виноградову сдал. Мы эти луга для себя караулили, ездить не пускали, скотину отгоняли, а он -- Виноградову!.. "Давайте, говорит, вперед все деньги: мне, говорит, деньги нужны". А где их сразу-то взять?.. Мы -- к земскому: как же, мол, это? "Никакого, говорит, вам дела нет, кому луга сданы"... Мы -- к губернатору: как же это выходит, что наша скотина с голоду дохнуть должна?.. "Ничего не могу сделать!.." (Разводит руками.)
Старик. Ничего не добьешься!.. У нас вот земли на ревизскую душу две с половиной десятины, а душа у человека не ревизская, а живая. У меня вот в семье трое сыновей взрослых да две девки-внучки...
Лушка начинает опять плакать.
а ревизский я один!.. А есть-то живая душа хочет, а не ревизская. Приехал это к нам земский, мы его насчет земли и спросили: правда ли, что прирезка будет?.. "Ничего, говорит, не будет. Зря". Я говорю: как же жить-то живому человеку?.. А он говорит: "Которые души не имеют, пусть у барыни арендуют". А барыня у нас за деньги не сдает, а бери на отработки, а на отработки-то вдвое дороже выходит... да ежели чего не угодишь -- штрах, да опять на отработки перекладывают... Так на них всю жизнь и работай! А сломаешь ихни вилы -- вся цена им четвертак, а штрах -- шесть гривен, а отработаешь его -- выйдет рупь, а то и больше.
Ключников. Им все в пользу!
Старик. А придешь домой -- твою полосыньку ветром повыдуло...
Степан (с полатей). Они премудры: с камня лыки дерут!
Старик. Некуда податься... Что делать, господи? А помирать -- все будто бы не охота. Вот и надо что-нибудь придумать. Старший сын на заработки ушел, а вот девку одну, видно, в город придется...
Степан (свешивая голову с полатей). Ты вот хочешь в город, а я -- из городу... Живут там, братец, люди суконные; дома у них -- глухие, каменные, решетками огорожены; окошки -- рукой не достанешь... А в окошках двойные рамы: ничего им там не видать и ничего не слыхать... Придешь, помаешься -- да с тем и уйдешь... Да и Христа ради-то просить не приказывают: в часть за это-- и больше никакого разговору...
Лушка плачет сильнее.
Много, старина, на небе звезд, да высоко; много в земле золота, да глубоко... Я вот полгода в городе прожил, из них четыре месяца на фабрике проработал, да два -- в тюрьме, на казенной квартире, прогостил... А теперь домой иду... Попробовал!
Старик (вздохнув). Не родит земля! Устала! Греха на ней много! Крови человеческой да слез сиротских!..
Степан (с полатей). У кого и родит, не устала... (Жест на возчиков.) Вот они хлеб везут!
Первый возчик. У Виноградова завсегда урожай. Семена ли какие заморские али машины -- бог его знает! Все амбары хлебом забиты...
Ключников (с угрюмым раздумьем). Вон в народе сказывают, что в других местах крестьяне начали барскую землю запахивать, леса рубить, хлеб снимать...
Старик. У нас народ смиренный. Который выпьет лишнее -- поспорит с барыней, а проспится -- придет прощенья просить...
Степан. Напьется -- с барином дерется, а проспится -- свиньи боится?
Общий смех. Отворяется дверь -- входит солдатик.
Солдатик. Мир вашей компании!
Голоса. Спасет бог!
-- Поди-ка к нам!
Лукерья. Милости просим!
Солдатик. Дозвольте переночевать прохожему человеку!.. Народу, как видно, много, да и мне, чай, можно приткнуться где-нибудь... Я -- не взыскательный... (Хлопает ногой о ногу.) Эх, ноги задрогли! Вертит, крутит в поле непогодушка. Как это в песне поют: "не проехать, не пройти,-- нельзя к миленькой зайти"... Эх!
Староста. А ты что за человек?
Солдатик. Солдатик. (Снимает со спины котомку.)
Лукерья. Настоящий али так... не служишь уж?
Солдатик. Служу, а только в отпуску нахожусь. На поправку уволен.
Лукерья. Разные теперь люди по земле ходят. На прошлой неделе вот этак же зашел с котомкой -- книжками да картинками торгует. А потом, слышим, урядник его пымал... А мы вот эту картинку (показывает на стену) у него купили...
Солдатик. Меня ловить нечего. Я теперь сам не дождусь, как опять в Двинск добраться... в полк свой... девяносто девятый Ивангородский... (Разувает лапти.) Ноги словно чужие.
Лукерья (подозрительно). Солдат, а в лаптях...
Солдатик. Это ничего не означает. Пришел как следует, в сапогах. Домой пошел на поправку, а вышло вот как. Жалко было на родителей смотреть... Продал сапоги. Все лишнее продал, в чем есть остался. Вот она какая поправка моя вышла! (После паузы.) А дозвольте спросить, откудова с обозом едете?..
Первый возчик. Из Виноградовской экономии... хлеб везем.
Солдатик. А кому предназначается?
Первый возчик. А кто его знает!
Второй возчик. В город... Мы до чугунки только.
Солдатик. Нет, я полагал, не для господ ли голодающих жителей?
Степан (с полатей). Разевай рот, распоясывай брюхо! На чугунку -- да в заграницу... А в Расее жрать нечего, едят мякину да отруби, да и то не досыта...
Первый возчик. Экономия опасается, вот и вывозит... У княгини в Белом Ключе весь хлеб сгорел...
Солдатик. От какой причины: подожгли или по неосторожному обращению?
Степан (сердито, с полатей). А ты что, становой, что ли?
Солдатик. Нет, зачем же?! Для любопытства спросил. (Вешает лапти у печки.) Как в лаптях к воинскому начальнику буду являться?.. Пропил сапоги, скажет... А я не только что пить, у меня с утра маковой росинки во рту не было...
Первый возчик. Может, с нами похлебаешь горячего? Садись!
Солдатик. Горячего? Что же, если дозволите, господа...
Возчики. Садись!
-- Осталось тут...
Встают, молятся.
Солдатик (присаживаясь к миске). Скучно человеку без горячего. Если у него к этому манера есть -- тоска берет.
Степан. Привыкли на казенном хлебе!
Ключников. Не сладко небось, опять в мужика-то перевертываться? С хлеба-то на мякину?
Лукерья. Откуда ты родом-то?
Солдатик. Далеко! Верст двадцать пять отсюда... Из Преображенского... А что говорите про казенный хлеб, то это совершенно точно так. Солдатская пища хорошая, кажний день щи и каша.
Старик. Щи-то, они сытны!
Солдатик. Каша с салом! Это уж у нас положение такое... И опять -- ужин. Против деревенской жизни это даже без сравнения... Невозможно видеть, как только люди живут! А у нас кажний день щи и каша...
Степан (злобно). Нажрешься щей-то, а потом пойдешь своего брата, голодного человека, прикладом потчевать? Чтобы у него в брюхе не ворчало? Так, что ли?
Солдатик (сконфуженно). Меня не посылали. Один только раз на охранении стояли... А чтобы там в действие -- этого не было. Что же сделаешь? Служба! Которому богу служишь, тому и кланяешься...
Степан. У человека только один бог бывает...
Старик. Как это в писаниях сказано: "Аз господь бог твой, и не будет тебе бози, окромя меня"... Читал, поди?
Степан. Их этому не обучают. Они только и знают: "пятки вместе, носки врозь!"
Кругом смеются.
Солдатик (встает, вытирает усы). Спасибо, господа честные! Пошел на поправку, а с чего поправишься? Пошел в сапогах, а вертаюсь в лаптях. А они, сапоги-то, казенные -- вот в чем штука... Жену два года не видал. Пришел вот из Польши... больше тысячи верст... Пешком больше сотни верст прошел, а даже одной ночки с женой не ночевал!.. Другие там балуются, а я -- ни боже мой!..
Лукерья прибирает со стола.
Староста. Где же она у тебя, жена-то?
Солдатик. Не обнаружил. Родители сказывали, в экономию к Виноградову ушла, в услужение, а там ее не видимо... Приходила, говорят, да не взяли, ушла куда-то... в город, надо полагать... А в какой опять город? Я вот, может быть, больше сотни городов видел... Где найдешь?
Степан. Как же это не найти? Баба не иголка, в щель не завалится.
Солдатик. Просил обнаружить ее господина урядника... Мне, говорит, не до баб ваших... Ежели баб вам искать, надо, говорит, жалованья прибавить и хороших собак держать...
Ключников. Господская жена и та пропадает, а наша... кому она нужна?
Лукерья. А в нашей экономии был? Как у тебя жену-то звать?
Солдатик. Авдотьей!
Лукерья. Видно, она и есть! Рябая, что ли?
Солдатик (радостно). Около носу и на лбу -- действительно! Бланденка из себя...
Лукерья. И то сказывала, что солдатка... У вас ребенок помер?
Солдатик (радостно). Верно! Помер! Действительно! Вот оно как вышло! А я цельный месяц прожил... и не знал, где найти-отыскать. Надо ведь идти...
Лукерья. Куда пойдешь? На улице погляди, что делается! Нехорошо -- придешь ночью-то... Собаки у них. Сторожа. Из себя-то ты больно уж жуликоватый...
Солдатик. Ах ты, боже мой, какое случайное нахождение! До утра, видно, уж придется... А утром чуть свет и пойду... Али идти сейчас?!
Кругом смеются.
Староста. А вдруг -- рябая, да не твоя?
Опять хохот.
Солдатик. Надо по этому случаю прикурить... (Раскрывает котомку, делает цигарку.) А то ищи в городу, а в каком -- неизвестно. А сколько теперь народу в города бегут! Как я с чугунки шел -- ползут, словно тараканы... Куда? В город!
Старик. А оттуда, сказывает вон человек, гоняют. Сиди по своим местам!
Ключников. Способия не дают,-- работай! А работать нечего.... А в город работу искать пойдешь -- гоняют... Что ж теперь делать остается! Куда деться человеку?
Степан (с полатей). Места много, а деться некуда!
Старик. Когда в Белом Ключе барыню спалили, приехал земский... У нас на ревизскую душу две с половиной десятины, а у меня вот восемь душ, живых-то! Как же, говорим, ваше благородие, жить прикажешь? "Если, говорит, вам тесно, земли мало, мы, говорит, вас переселим на привольные земли... Никто, говорит, в тех местах от сотворения мира не жил, земля, говорит, там жирная"... А я его и спрашиваю: нельзя ли, ваше благородие, на эту жирную землю нашу барыню посадить? Она -- одна, одинокая женщина, ей без хлопот, а нам очень уж трудно подняться, сил не хватит... Как он рассердился!.. "За такие, говорит, слова можно в тюрьме сгноить"... Господи боже мой! Сотворил господь землю, и небо, и всякую тварь, а крестьянину негде... места нет...
Степан (свесив голову с полатей). Кому и просторно!
Солдатик (поднимая голову к полатям). А дозвольте спросить, господин, откуда вы будете?
Степан. Из того места, где земля с небом сходится...
Солдатик. Шутите все!.. Я гляжу и ровно признаю вас. Вы не из Сухого ли Дола? Вас было три брата, одного в Сибирь угнали?
Степан (глухо). Все может быть. (Скрывается на полатях.)
Ключников (тихо). Он самый...
Общая пауза.
Лукерья (тихо). За что его в Сибирь-то?
Ключников. Дохторов в холеру били...
Старик. За мир, значит, пострадал...
Солдатик. За глупость свою...
Старик. Морят народ хрещеный...
Лукерья (таинственно). Случалось, морили... Мне один человек сказывал, будто своими глазами видел, как фершал заразу в воду наливал из пузыречка... Махонький пузыречек, в кармашке на груди доржит...
Солдатик (с пренебрежением). Что-нибудь видал, да понятия настоящего не имеет.... Для санитарности что-нибудь, а вы -- отрава! Кислота какая-нибудь... (Идет на печь.) Вот теперь и на печке полежать можно... (Скрывается на печке.)
Ключников (с тяжелым сомнением). А кто их, дохторов, посылает? Понаедут со всех сторон... И как приехали тогда -- хуже народ помирать начал...
Степан (с полатей). Темнота! Какая им нужда народ морить?..
Старик. Вот что, служивый: когда в позапрошлом году у нас две коровы сдохли, приехал это к нам скотский доктор -- и давай живых коров приканчивать... Понял теперь?
Солдатик (с печки, задорно). Что этим вы желаете доказать?
Старик (наставительно). А вот, значит, и тогда было так; двое у нас, действительно, сами померли, нечего говорить: померли так померли... а остальных они прикончили... Чтобы зараза до города не дошла... Идет народ в города с голоду, а господа боятся, что они с собой заразу принесут... И слыхал я, что в нонешнем году опять холеру станут пущать -- приготовленья разные делают... На войне много народу прикончили, а все-таки еще тесно, вот они и придумали... Множатся люди, а земли не прибавляется... А вот сказывают еще, что убавляться она, матушка, стала: будто море-окиян из берегов выходит и все больше землю заливает....
Солдатик (поучает). Окиян имеет свой прилив и свой отлив... Это у него кажний месяц -- закон такой от природы, а не то чтобы беспорядок какой...
Ключников (смотря в землю). А что, служивый, правда, что в городах панов бьют?
Солдатик (спуская босые ноги с печки). Это которые вроде жидов: прокламации распускают, народ мутят, а хорошего господина -- зачем же? Это -- врагов, которые внутренние...
Степан (сердито). Поел щей и спи, "пятки вместе, носки врозь"! Разговорчивый стал.
Старик. Начальство теперь очень беспокоится: все ездит, ездит... У нас, как барыню спалили, все перебывали... и становой, и исправник, и земский... Неспокойно стало на земле... В писаниях сказано: "на земле мир и в человецах благоволение", а теперь смута по земле пошла...
Солдатик. От жидов все... Враги, которые внутренние...
Первый возчик. У нас народ волнуется, а никаких жидов нет. Вот тоже говорят, что студенты забастовку делают, а тоже... у нас и звания нет и -- каки-таки студенты эти, не знаем...
Ключников (угрюмо). Жить стало невозможно народу... Податься некуда... (Пауза.) А что, солдат, будто в газетах было написано, что манифест вышел насчет земли?
Солдатик (с уверенностью). Ожидается, действительно, но только не сказано, чтобы скоро...
Второй возчик. Как на станцию мы приезжали, там в трахтере бумагу читали... В ней сказано, что они неправильно землей владеют... Пусть они с нами попашут, а ежели неохота белые руки марать, то, значит, нечего и за землю держаться...
Ключников одобрительно мотает головой.
Старик. Правильно! Нашто господь бог землю сотворил? Для них одних, что ли? Чтобы они ее, матушку, в аренду нам сдавали? В писаниях сказано: "...плодитесь и наполняйте землю, и пусть она вам произрастит всякую злаку"... а мы без хлеба! Сказывают, что в Петенбурхе теперь размежевка идет: сколько душ и сколько всей земли... Нашего старшину в город вызывали и спрашивали, от каких причин притеснение народу... Только что старшина на их сторону перекинулся... Земский его поставил, он его руку и держит...
Ключников. Барской курице племянник!..
Второй возчик уходит поить лошадей, потом возвращается, тихо о чем-то говорит с другим возчиком, и оба они укладываются спать на лавках.
Старик. А тоже вот у нас болтают, будто по земле наследник ходит; будто хочет он от самого народа всю правду узнать, а не от чиновников... Секретно ходит... Ходит и будто горючими слезами заливается, на нужду нашу хрестьянскую глядючи. И будто скоро праведный закон в силу войдет, и кончится наше страданье... (Очень таинственно.) Вот они и ездят беспокоятся... Сказывают, всех, кто с ним разговаривал, всех в тюрьму заточают...
Ключников. Правду не спрячешь...
Девка (гнусаво). У нас одна девчонка видела его, наследника-то!... Сверху он в нашей крестьянской одеже, а под ей светлы пуговицы... Вплоть видела!.. Как она в лесу грибы искала, он к ей подошел и -- ласковый такой... "Что, говорит, девонька, устала?.. Сколько, говорит, у вас земли на душу приходится?"
Старик (печально). Не пойдет, чай, он по лесу?
Солдатик (задорно). Позвольте вам сказать: это даже очень сомнительно! Наследник у нас трех годов от рождения, как же он может ходить один, без присмотру, по лесам? Это даже, можно сказать, глупость одна...
Ключников (раздумчиво). Уж если что -- брательник царский, а не наследник...
Солдатик. Есть им время ходить... Разве они могут подобное... Что-нибудь видели, да понятия настоящего нет... Надо было к уряднику этого человека. Может быть, и награду бы получили... У нас один солдатик этакого поймал, -- пять целковых выдали, и в приказе благодарность была...
Ключников (встает). Разное говорят, не знаешь, кому и верить... Один человек спросил станового насчет земли-то, так не знал, как развязаться... Таскали его, таскали, под арестом держали, по морде били... Добивались все, кто сказал, а он и сам не знает... (Помолчав.) Что-нибудь должно же быть, не иначе... (Стоит и тупо смотрит в землю.)
Стук в окошко. Все встрепенулись -- испугались. Лукерья подходит к окну, смотрит. Ключников уходит за перегородку. Возчики лезут на полати.
Лукерья. Человек какой-то... вроде как барин... Что за оказия? Поди-ка, Миколай!
Староста выходит в сени.
Старик (словно испугавшись). Спать надо... Ляг, Лушанька! А я -- на полати... Не начальство ли какое прибыло... (Лезет на полати.) Сколько этого начальства разного развелось. И все ездят, все беспокоятся... (Скрывается на полатях.)
Дверь отворяется.
Староста (входит). Не оступись, барин!
За старостой -- Павел Иванович, в коротеньком полушубке, в валенках и в башлыке пикой.
А мы думали -- кто-нибудь заблудящий... Лукерья! Самоварчик поставь: барин это наш, Павел Иваныч!
Лукерья (выходит). Что это ты, барин, в такую непогодь? Али что случилось?
Павел Иванович (отряхиваясь от снега). Достаньте мне лошадь до почтовой станции... Напьюсь чаю и поеду.
Лукерья. Самоварчик можно... У меня и угли горячие есть... А что на своих-то лошадях?
Павел Иванович (сбрасывает башлык, шапку, расстегивается). У меня своих нет...
Лукерья. Пешком пришел? Что ты это?! (Уходит и бренчит самоваром.)
Павел Иванович. Пешком... (Пожимается от холода.) В сугроб попал... (Садится на лавку, снимает валенок и вытрясает снег.)
Староста. Али что у вас неблагополучно, Павел Иваныч?
Павел Иванович (взволнован). Ничего особенного... Неприятности разные...
Староста (вздохнув). Крутой он человек, Николай-то Александрыч. Сколько его упрашивали луга за нами оставить -- не уважил... Грех ему будет...
Павел Иванович. Как же насчет лошади?.. Можно у кого-нибудь достать? (Ходит.)
Староста. Уж не знаю как... Погода-то какая... У кого у нас лошади-то?.. (За перегородку.) Может, Иван, свезешь барина-то?
Ключников (недружелюбный голос из-за перегородки). Не поеду...
Лукерья (размышляя). Может, Игнат поедет?.. Добежал бы, Миколай, спросил!
Староста (почесываясь). Что же, можно спросить... Почему не спросить? Где у меня тулуп-то? (Ищет тулуп.) У Игната саней-то хороших нет, наши -- крестьянские... Вот если бы Афанасий дал саночки-то. Сани есть -- лошади нет, лошадь есть -- саней настоящих нет.
Павел Иванович (нетерпеливо). Какие есть! Мне все равно...
Староста (уходя). А много ли давать-то?
Павел Иванович. Что?
Староста. Какую цену-то давать?
Лукерья. Чай, уж не обидит...
Павел Иванович. Ну сколько надо? Рубль, полтора...
Староста уходит.
Степан (слезая с полатей). Здравствуй, Павел Иваныч!
Павел Иванович (нервно вздрагивает). Здравствуйте! (Всматриваясь.) Знакомое лицо, а не припомню...
Степан. Разя нас упомнишь?.. Мы все на одно лицо... Работал у вас в экономии.... На твоем кресле три минуты посидел, а за это трое суток под арестом пробыл, за мягкое-то сиденье... Я-то очень хорошо это помню, а вам -- где же?!
Павел Иванович (обескуражен и обижен). Когда? Как это?.. Ах... да... (Виновато ухмыляется.). Помню, но ведь я-то... Вы, кажется, думаете, что я вас посадил?! (Махнув рукой, начинает ходить.) Пора бы всем вам понять, что я никогда не был вашим врагом... что я желаю вам только добра. (Пожимает плечами.) Чудаки!.. Да...
Степан. Уж кто там это устроил -- не знаю, а только трое суток я отсидел. (Проходит за перегородку, возвращается и лезет опять на полати.)
Лукерья. А Лимпияда-то Ивановна там осталась?
Павел Иванович. Там!.. (Напряженно курит.)
Лукерья. Как же ты это там ее оставил? Заедят они ее без тебя...
Павел Иванович (с больной улыбкой). Ее? Нет, не заедят... (После паузы.) Кто у вас теперь старшиной?
Лукерья. Все тот же, Семеон Васильич... Разя кого другого поставят? А что тебе?
Павел Иванович. Хотел бы я с обществом еще потолковать насчет земли, прежде чем уехать...
Лукерья. Уж когда теперь толковать? Спят у нас все. Наше какое житье: как темно, так и спать, а как светает -- поднимаются... Не выходит у вас все дело-то с нашими мужиками... Народ темный, не вобьешь ему в башку-то... Спасибо Лимпияде, все-таки которых ребятишек выучит, вырастут -- мужиками станут, -- посветлее в голове-то будет...
Павел Иванович (рассеянно). В том-то вот и дело...
Старик (с печки). Темно, барин; никакого понятия не имеем... Вас господь ничем не обидел, а вот мы... вроде как слепые... Земский все говорит -- дураки вы... Оно и верно. Где его, ума-то, на всех набраться?.. Кому-нибудь надо дураком быть... На то он и дурак, чтобы умного заметно было... Много ли нам ума надо, чтобы землю-то ковырять? Вам вот -- действительно... У вас в голове-то, господи боже мой!.. Чего, чай, там нет? Всякой премудрости там достаточно...
Павел Иванович. Да-да... Пожалуй, и отбавить бы следовало...
Старик (смеется). Бывает... Другой человек гордится очень перед людьми и перед богом... умом своим... А ведь он, ум-то, от бога же... Вон у нас земский говорит: "Я вам царь и бог!" Что уж это!... Господи!.. И умный будто человек, образованный, на музыке играет, а вот поди...
Входит староста.
Староста. Вот ведь народ какой! Три целковых просит... и то кочевряжится...
Лукерья. Где у него совесть-то! За семь гривен ездят...
Староста. Как хотите, говорит, могу и совсем не поехать. К черту я его, Павел Иваныч, послал... Нас, говорю, Павел Иваныч с Лимпиядой уважают, а ты прижать хочешь...
Павел Иванович (обидно ухмыляясь). Эх вы! (Пауза.) Ну ладно! (Смотрит в окно.) Верно, так будет... Ваше счастье -- меня прижмете, мое -- я вас прижму... Этак, верно, будем? Чудаки вы... да!
Староста. Зачем же, Павел Иваныч? Нас тебе не трудно обидеть, а мы-то что тебе можем сделать?..
Лукерья. Мы тебе, Павел Иваныч, и Лимпияде много благодарны за вашу ласку... Миколай Лексаныч нас, действительно, прижал лугами-то, но только опять же не ты это... Вы с сестрой ласковые... Ты не причинен... (Подает самовар.) Чай-то у нас плохой, кирпичный чай-то! Пить не будешь...
Павел Иванович. Я пил кирпичный лет пять, как в Сибири жил... (После паузы.) Хочу я, Николай, с вашим обществом окончательно переговорить...
Староста. Что же, в добрый час!
Павел Иванович. Надо остаться до завтра... Завтра пусть которые потолковее сюда придут... Я уеду, а оставлять доверенность на землю Николаю Александровичу не хочется... У него приказчик мне не нравится... Пожалуй, с вами неприятности пойдут...
Староста. У-у, неправильный человек!
Лукерья. Вот уж аспид, так аспид! Грех будет Миколаю Лексанычу, что он держит его...
Павел Иванович. Ну, это не мое дело, кого он там держит... Нанимать отдельного управляющего мы не можем. Одним словом, берите у нас землю в аренду на самых выгодных для вас условиях -- берите по четыре целковых! Не возьмете -- наплевать: не заслужил вашего доверия -- и ладно; больше упрашивать не буду... Не понимаете своих интересов, как хотите... Потом вспомните!.. Будете каяться...
Лукерья. Ты только уж баней-то нас да училищем не обижай!
Староста. Чай, сделаемся как-нибудь!
Лукерья. Что уж нам, барин, бело умываться, коли не с кем целоваться!.. (Смеется.)
Павел Иванович (с сердцем). Черт с ней, с баней... Этой баней мне виски простучали! Не я эту баню предложил... Олимпиада Ивановна хотела... Впрочем, теперь нечего толковать... Ни про школу, ни про баню! Или покупайте, или берите на выгодных условиях... (После паузы.) Подарить сейчас не можем... После там, когда изменятся наши обстоятельства, -- другое дело....
Шум подъехавших санок, ржанье лошади, затем шум в сенях и женские голоса.
Лукерья (испуганно). Что такое? Господи помилуй!
Староста идет к двери, дверь отворяется, и вбегают две фигуры, занесенные снегом. Наташа, в отцовском ергаке и шапке, и Липа, в коротенькой шубке, с головой, обмотанной громадной шалью.
Наташа (распахивая везущийся по полу ергак). Павел! Это -- глупости! Папа велел... и мы поехали тебя догонять... Сейчас же домой!.. Папа сказал, что он не сердится... и дедушка... Он вспыльчивый, но добрый... Уф! (Садится на лавку.) Стоять не могу... тяжело и жарко! (Поводит носом.) Махоркой воняет.