Горничная. Давно уже сели, кончают.
Наташа. Мне оставили?
Горничная. Мамаша сердятся: как обедать или завтракать, так вас ищи!.. (Проходит в кухню.)
Наташа (строго, с гримаской). Пожалуйста, без выговоров! (Мужикам.) Это чья там пара? Кто приехал?
Голоса. Земский!
-- Земский!
Наташа (состроив гримасу). Мм... Надоел. (Проходит в садовую калитку, оборачивается.) Почему ваши девки не приносят земляники?
Корявый мужичонка. Рано ты захотела земляники-то.
Наташа (прищурясь). Что такое?
Старик. Не поспела еще она, земляника!
Наташа. Как поспеет -- сейчас же приносите... Пусть девки никому другому не продают!
Корявый мужичонка. Как поспеет, так сею же минутой!
Наташа (строго). Смотрите же! Если другим будете продавать, папа запретит вам собирать ягоды в нашем лесу... и грибы! (Скрывается.)
Ямщик. Земский-то все к ней присватывается. Раза три на неделе сюда заезжает... Не выходит дело-то... Упирается. Не хочет барышня-то.
Второй мужик (про Наташу). Чаво это у ней на башке-то надето?
Первый мужик (махнув рукой). Кто их знает!
Корявый мужичонка. Восейка я видал на ней во этаку!.. Ровно крыша на повети!..
Сдержанный смех.
Второй мужик. Бабы сказывали -- видели ее верхом на лошади... в штанах! Ей-богу!
Смех кругом.
Ключников (с презрением). Оне могут...
Повар (появившись на крыльце, наскоро докуривает папиросу). Невежи! Право! Только вот я узнаю, кто обругался... Я этого не оставлю! (Плюет на папиросу, бросает ее и исчезает.)
В садовой калитке показываются земский начальник и Городецкий; мужики опять встревожены, вскакивают, приготовляются.
Земский начальник (стоя в калитке). Николай Александрович! Я вовсе не утверждаю, что мужики сыты. Я только настаиваю на осторожности, с которой следует прибегать к пособиям от казны. Ведь это, наконец, обратится в привычку. В конце концов они вообразят, что казна обязана их кормить...
Городецкий. Вы говорите -- нет голода... Конечно, таких случаев, чтобы ложились, корчились и умирали буквально от голода, не было. Но жизнь впроголодь... болезни... Сказать, что голода нет, я не могу!.. Я, я умываю руки и такой ответственности взять на себя не могу... (Отходит в сад.)
Земский начальник идет к мужикам. Те в нервном выжидательном томлении, некоторые торопливо крестятся.
Земский начальник. Староста!
Староста (выбегая вперед и оправляя на груди бляху). Здеся!
Земский начальник. Уполномоченные от сходов все?
Голоса из толпы. Все!
-- Здесь!
-- Так точно!
Староста (перечисляет). Из Городецкого, из Микифоровки, из Сухого Долу, из Колышек, из... (Оглядывает народ.) Из Репьевки...
Голоса (подсказывают). Из Кочек!
-- Из Обираловки!
-- Из Хуторков!
Земский начальник. По двое от общества?
Староста. Так точно, по двое.
Земский начальник (оглядывая толпу, первому мужику). Эй ты! Лысый!
Сосед подталкивает первого мужика под бок.
Первый мужик. Ась? (Недоумевающе смотрит вокруг.)
Земский начальник. Ты!
Первый мужик. Ась?..
Земский начальник. Как ты стоишь? Что расставил ноги на два аршина! Встань как следует...
Соседи тихо и сердито объясняют первому мужику в чем дело, и тот сближает расставленные ноги и виновато ухмыляется.
Староста (тихо, корявому мужичонке). Прими ноги-то!
Земский начальник (вынимая из кармана бумагу). Новый губернатор... Вам известно, что у нас высочайшей волей назначен новый губернатор?
Голоса. Знаем!
-- Известно!
-- Покорно благодарим!
Земский начальник. Так вот... Новый губернатор обращается ко всем вам с добрым словом... (Развертывает бумагу.)
Голоса. Благодарим на добром слове!
-- Покорно благодарим!
Земский начальник. Слушайте, что пишет вам новый губернатор в этой вот бумаге. (Потрясает бумагой.)
В толпе затаенное ожидание, напряженное внимание.
(Читает.) "Неурожаи последних лет ясно показали, что необходимо всегда иметь хлеб в запасе...".
Голоса (одобрительно). Верно!
-- Правильно!
-- Нельзя без хлеба!
Земский дает знак молчать.
Староста. Помолчите!
Земский начальник (читает). "Не менее должно быть понятно крестьянам и то, что если подати и повинности оплачены, то лучше живется, а еще лучше, когда и подати уплачены и деньги у общества в наличности есть, чтобы на случай нужды помочь друг другу...". Понятно?
Гул радостной толпы.
Вот то-то и есть...
Корявый мужичонка. Уж это на что лучше!..
Второй мужик. Тогда, ваше благородие, и помирать не надо!..
Староста. А вы помолчите!
Земский начальник (опустив бумагу, объясняет). Пала ли лошадь, поломалась ли у кого телега или какая-нибудь другая нужда вышла в хозяйстве, раз есть мирской капитал... (Читает.) "Раз есть мирской капитал, общество пособит. И всего этого можно достигнуть: для этого не-об-хо-ди-мо молиться богу да постоянно работать...
В толпе вздохи.
...твердо па-мя-туя, что честный труд господь наградит успехом...". (Потерял строку, ищет глазами.)
Корявый мужичонка (глядя в небо). Господь... Он милосердный!..
Земский начальник (сердито взглянул на говорящего). Ну-с... (Объясняет.) В молитве и труде -- основа вашего благополучия. Тот, кто усердно работает, в праздник в церковь ходит, не сквернословит, а в кабак дорогу забыл, -- прокормит безбедно и себя, и семью, да и на черный день кое-что сбережет... (Опуская бумагу.) Так ведь?..
Небольшая общая пауза.
Верно?
Староста. Это действительно... который пьяница, ничего не выйдет.
Земский начальник. Да... Дале... М-мм... (Читает раздельно и внушительно.) "Поэтому мой совет крестьянину: начинать всякое дело молитвой, работать постоянно, усердно; в кабак не ходить, не сквернословить, не петь непристойных песен. Волостным и сельским должностным лицам я приказываю держать в селах порядок, составлять хлебные запасы, исполняя в точности данные мною через господ земских начальников (показывает на себя) приказания, и стараться составлять мирские капиталы на случай нужды. Должностные лица, которые сумеют выполнить указанные мною задачи, заслужат мою сердечную благодарность". (Опускает бумагу.) Слышали? Слышал, староста?
Староста. Слышал... Постараемся...
Мужики молча глядят в землю.
Земский начальник (объясняет). Некоторые полагают невозможным составлять хлебные запасы ввиду сырости зерна. Правда, хлеб бывает действительно сыр, но его легко высушить на печах и сухой уже засыпать в магазины. Беда не в том, что хлеб сыр, а беда, если нет его вовсе.
Голоса. Вот это правильно!
-- В этом и дело-то!
Ключников (угрюмо). А где его взять?!
Земский начальник (объясняет). Что касается уплаты повинностей, то я уже говорил вам, что следует стараться уплачивать деньгами не от продажи хлеба, а заработанными. Хлеб же следует беречь, продавать его за бесценок не следует...
Ключников (хмуро). Нет его, хлеба!
Земский начальник. Нынче нет, а на будущий год будет! Губернатор советует не на один только нынешний год, а всегда поступать так. Понял?
Ключников молчит.
Корявый мужичонка. Это дай бог ему здоровья...
Голоса. Дай бог!
В толпе тихий говор, покашливание.
Земский начальник. Что вы там? Поняли?
Молчание.
Если что непонятно, прошу заявить!
Легкий говор.
Старик (прячась за спины других). Они говорят -- в нонешний год не могут магазеи пополнить!
Земский начальник. Говори громко! Ничего не слышу!.. Кто там говорит?
Старик не выходит.
Староста (робко). Народ толкует, что нечем магазеи пополнить.
Голос из толпы. Не то, чтобы продавать, а самим есть нечего!
Ключников (насупясь). Нет хлеба!..
Земский начальник (с раздражением). А я что же говорю? Нынче бог не дал, на будущий год даст.
Голоса. Дай бог!
-- Когда родится -- можно...
Старик (из-за чужой спины). Большое притеснение... На ревизскую душу у нас... Когда это, размежовка была...
Земский начальник (обрывая). Что такое? Какая размежовка?
Старик молчит.
Староста!
Староста. Здесь, ваше благородие!
Земский начальник. Завтра собирай сход и объясни им, что я здесь читал и говорил!
Староста. Можно...
Земский начальник. Не "можно", а я тебе приказываю!
Староста. Слушаю... Будет исполнено... Не сумлевайтесь...
Земский начальник. Затем -- все ли у вас благополучно?
Староста. Слава богу, все благополучно!
Земский начальник (строго). Нет ли каких-нибудь толков, разговоров в народе о прирезке земли?.. О том, что земля скоро к вам отойдет, и других подобных росказней?..
Некоторое волнение в толпе.
Староста! Говори правду!
Староста. У нас? У нас, ваше благородие, спокойно. Не слыхать этого... У нас народ, как тихая вода! Болтают разное, да ведь...
Земский начальник. Пусть не болтают... А кто будет болтать -- немедленно сообщить уряднику.
Староста. Разве можно не заявить?!
Земский начальник. Теперь ходят по деревням и селам злонамеренные люди и обманывают народ разными вздорными слухами.
Староста. Не видать у нас этаких...
Земский начальник. Эти люди -- ваши враги. Они смущают вас, пользуются вашей глупостью, невежеством и доверчивостью... Ушей не распускать, смутьянов не слушать! Если такой человек появится в деревне, хватайте его и ведите к уряднику!
Второй мужик. Не ходят у нас такие...
Корявый мужичонка. Неприметно у нас... Разя где в других местах...
Голоса. Ежели что -- пымаем, ваше благородие!
-- Пымаем!
Староста. Постараемся, ваше благородие.
Ключников (хмуро). Некого ловить...
Земский начальник. Знайте, что это волки в овечьей шкуре! Помните!
Староста. Будем помнить.
Земский начальник. И всем другим скажите! Ну теперь с богом, можете отправляться по домам! (Поворачивается и медленно идет по направлению к садовой калитке.)
Мужики в глубоком смущении топчутся, шевелятся, тихо направляются к воротам. Остаются старик, староста и Ключников.
Старик (пошептавшись с Ключниковым, бежит рысцой за земским начальником, держа шапку в левой руке, догоняя земского). Ваше благородие! Погодь малость!
Земский начальник оглядывается и приостанавливается у калитки сада. Ключников останавливается в отдалении и ждет чего-то.
Земский начальник. Ну! Что еще?
Старик. Разное народ болтает. (Задыхаясь от волнения.) У нас... на ревизскую душу две с четвертью десятины, а народ множится... тварь живая, ваше благородие... Что поделаешь?
Земский начальник (нетерпеливо). Ну?
Старик. Вот оно и выходит... Податься некуда... Разное болтают. Вышла будто от батюшки-царя льгота народу насчет земли... Болтают тоже, что...
Земский начальник (перебивая). Очень скверно делают, что болтают... И если ты сам будешь повторять эту болтовню, то...
Старик (испуганно). Я ничего не знаю, ваше благородие. Народ мы темный... Вот мы до вашей милости... Лучше спросить... Вы как наши начальники... Болтают другие...
Земский начальник (кричит). Староста!
Подбегает староста.
Отправь этого дурака под арест на трое суток!
Старик растерянно кланяется.
Не болтай! И другим закажи! Понял? (Хочет идти.)
Старик (со слезами в горле). Ваше благородие! Ваше благородие! За что?!
Земский начальник (оборачиваясь). Не понял? Ну посидишь и поймешь! Под арест! На трое суток! Возьми его, староста!
Старик. Ведь я что же... Я им говорю...
Земский уходит в калитку. Старик растерянно топчется на месте.
Староста. Пойдем! (Вздохнув.) Ничего не поделаешь! (Идет к воротам.)
Ключников идет позади них очень медленно, без шапки, глядя в землю. Вдруг он приостанавливается и злобно смотрит туда, куда ушел земский начальник. Из дому доносится говор, смех, и граммофон опять запевает "Меж горами ветер воет". Тогда Ключников, отмахнувшись рукой, сжатой в кулак, надевает шапку и твердой, решительной походкой идет за стариком.
Занавес
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Яркий весенний полдень. Боковой фасад барского дома с мезонином. Ветхая терраса с облезлыми, когда-то штукатуренными колоннами и с широкой лестницей в сад. В линию с фасадом дома -- изгородь с калиткой во двор, далее -- глухие бревенчатые стены кухни. В глубине за оградой -- огород и пустырь, где устроена столовая для крестьянских детей. Павел Иванович сидит на террасе и, облокотись руками на перила, читает книгу. С пустыря доносится пестрый веселый гомон крестьянских ребятишек: кто-то из них плачет, кто-то бранится; звучат голоса Серафимы Сергеевны и Наташи. Городецкий выходит из дома на террасу с заткнутой за шею салфеткой, чистит зубы перышком.
Городецкий. На совещании выяснилось, что в среднем по нашему уезду на сто домохозяев приходится сорок семь целых и три десятых лошади, или, другими словами... мм... Сколько это на человека?.. Забыл, как делятся десятичные дроби...
Павел Иванович (поднимая голову). Что?
Городецкий. На сто дворов у нас сорок семь и три десятых лошади...
Павел Иванович (рассеянно). Ага! Мало... (Читает.)
Городецкий (глядит по направлению пустыря). Как они там!.. Словно пчелы в улье...
Пауза.
А что же ты, Павел, не сходишь туда... посмотреть? Ужасно люблю детвору! (Позевывает, уходя в комнаты.)
Павел Иванович, оторвавшись от книги, смотрит куда-то в пространство и потихоньку тянет песню "Стоит гора высокая", потом начинает ходить по террасе. Наташа, одетая в белый передник, с слегка засученными рукавами, "дет с пустыря в комнаты, ажитированная и кокетничающая своим необычайным костюмом. Павел Иванович смотрит на нее с ласковой иронией.
Павел Иванович. Нашла себе наконец дело?
Наташа. Правда, Павел, я похожа на горничную из порядочного дома? (Смеется.)
Павел Иванович. Душа у тебя цветет от добрых дел?
Наташа (входя на террасу). Хочу их побаловать: дать по конфетке. Они преуморительные! И любят меня ужасно! Все это очень интересно и приятно, Павел.
Павел Иванович. Так уж бог строил, чтобы доставить тебе удовольствие.
Наташа (с гримасой). Уж пожалуйста! Не острите! Ничего смешного... (Исчезает в дверях.)
Павел Иванович ходит, тянет "Стоит гора высокая". Со стороны пустыря идет Серафима Сергеевна, и за нею по пятам бабенка с мальчиком.
Бабенка (жалобно). А вот тебе с места не сойти, если он обманывает... Зря ты нас обижаешь.
Серафима Сергеевна. Как только я увидала этого мальчишку с разбитой губой, так моментально вспомнила, что он уже обедал... И вчера не хватило троим...
Бабенка. Хошь, я образ сниму?..
Серафима Сергеевна (строго). За мной прошу не ходить... Сюда нельзя лезть. Уходи!
Бабенка с мальчиком отстает и, удаляясь на пустырь, тычет мальчика в загорбок и ворчит: "Уу-у, обжора! Теперь вот и гляди, как другие жрут!"
(Медленно следует к террасе.) Одним по два обеда, а другим -- ничего... (В калитку во дворе.) Федор! Поди и скажи, чтобы расходились: поели, и нечего больше там делать! Всю голову прокричали...
Кучер идет на пустырь. Авдотьюшка носит оттуда деревянную посуду, ложки, миски.
Серафима Сергеевна. Представь, Павел! Обманывают; съест свою порцию, а через десять минут опять лезет как ни в чем не бывало, словно ему не давали.
Павел Иванович. Один офицер, тетя, рассказывал... Командир спросил на смотру солдата: хорошо ли кормят? "Хорошо, ваше высокоблагородие, так что остатки бывают!" -- "Куда же вы деваете остатки?" -- "Доедаем, ваше высокоблагородие!"
Серафима Сергеевна. Ах, ну тебя тут! Им хоть по три порции давай -- все недовольны!.. (Идет в комнаты.)
Навстречу идет Наташа с бумажным мешочком.
Наташа. Я им, мамочка, хочу -- по конфетке... побаловать...
Серафима Сергеевна. Только, пожалуйста, не шоколад, который привез сегодня папа! (Идет в комнаты.)
Наташа. Монпансье, мамочка. Никто не любит... (Сходит с террасы.)
Павел Иванович (смотрит ей вслед, ухмыляется). Наташа!
Наташа приостанавливается, оглядывается.
Когда я был студентом и сидел в тюрьме, однажды ко мне на свидание пришла девушка, которая назвалась моей невестой, но которая меня не знала... И я не знал ее... Право! Она была немножко похожа на тебя... Живая такая и веселая. Она была у меня только один раз -- принесла мне фиалок, и больше я никогда уже не видал ее...
Наташа. Ну?
Павел Иванович. Вот здесь, в книге, я нашел сухую фиалку. (Грустно покачивает головой.) Почти десять лет она лежала здесь, а посмотри: словно живая... словно все это было прошлым летом.
Рассматривают фиалку.
Она была немножко похожа на тебя, но... она, наверно, не кормила голодных ребятишек конфетками...
Наташа (рассердилась). А я вот кормлю! (С презрительной гримаской бежит с террасы на пустырь.)
Городецкий (выходит с террасы, тихо приближается к калитке, кричит). Федор! Федор! (Манит пальцем и отходит.)
Кучер (вбегает). Меня, барин, кликали?
Городецкий. Ты не забыл, что к поезду надо выехать за молодым барином?
Кучер. Зачем... Больше часу, как уехали, Ваську послал.
Городецкий. Вятку запрягли?
Кучер. Ее. (После паузы.) Николай Алексаныч? Мужики опять насчет лугов пришли. Что им сказать?
Городецкий. Где они?
Кучер. На канаве. Больше часу лежат. Просят вас... поговорить...
Городецкий. Скажи управляющему.
Кучер. Они с ним не желают... Вас просят.
Городецкий. Пусть идут к парадному крыльцу -- я сейчас выйду.
Оба расходятся; в дверях Городецкий сталкивается с женой, идущей на террасу с листом бумаги и карандашом.
Ах, Серафимочка! Надо же смотреть!..
Серафима Сергеевна. Павел! Не разберешь ли вот эту фамилию? Земский начальник пишет, словно какой-нибудь министр! Извольте разбирать и догадываться...
Павел Иванович (берет лист). Действительно! Иван... Иван... Черт его знает? Почему это одни подчеркнуты синим карандашом, а другие -- красным?
Серафима Сергеевна. Синие -- это "едоки", которых, по его мнению, следует кормить, а красные -- этих он исключает: могут своим трудом прокормиться. Беда мне с этими списками! Сколько неприятностей, ошибок! Кто "едок", а кто "не едок"... (Уходит, взяв у Павла лист.)
Павел Иванович. То ли дело у нас: все "едоки". Как это, тетя, удобно! Не правда ли? Никаких ошибок...
Кучер (подходит к калитке). Барыни нет?
Павел Иванович. А что?
Кучер. Там, на дворе, один больно безобразничает... Поденщина! А скажешь барину -- себя очень обеспокоит...
Павел Иванович. Лучше и барыню не беспокоить. Пойдем-ка: что там? (Спускается с террасы.)
Кучер. Вас ведь, Павел Иваныч, не послушают... Они вас не боятся...
Уходят в калитку.
Наташа (идет с пустыря, ведя за руку девочку лет девяти, хорошенькую, пугливо озирающуюся). Не бойся! Марфушей тебя зовут, а?
Девочка (альтом). Да-а, Марфуткой!
Наташа. Наелась? Досыта?
Девочка. Да-а, досыта!
Наташа. Больше не хочешь? (Намеревается поласкать.) Дай я тебя поцелую! Ух, какая ты грязнуля!..
Девочка. Кабы дали, еще бы съела!
Наташа (хохочет). Это великолепно! Пойдем в кухню -- там еще чего-нибудь поедим!
Девочка. А тетенька не заругает?
Наташа (со смехом). Нет-нет!.. (Влечет девочку в калитку.) Потом я покажу тебе ту машину, которая поет! (Уходят.)
Павел Иванович (появляясь в калитке, вслед ушедшим). Да, будущая красавица! И за это ей можно дать два обеда. (Идет к террасе, где появляется Городецкий.)
Городецкий (чем-то раздражен). Нет ничего глупее, как сентиментальность с мужиками! Ваши душевные разговоры о земле уже дали некоторые результаты... Они думают, кажется, что я не имею права распоряжаться своими лугами так, как это мне хочется и как выгоднее... удобнее...
Павел Иванович. Ты делай так, как нравится и удобно тебе, мы с сестрой -- по-своему...
Городецкий. Нельзя этого! Если вы будете дарить свою землю мужикам, этим вы дадите им повод ждать того же и от меня, от другого, третьего... от всех нас, помещиков...
Павел Иванович. Скажи, чтоб не ждали.
Городецкий. Да они, видимо, ждут уже!
Павел Иванович (обиженно). Во-первых, я земли не дарил; я только предложил им взять нашу землю в долгосрочную аренду на льготных условиях, а во-вторых...
Городецкий. Теперь надо быть поосторожнее. Мужики фантазируют, и всякий опрометчивый шаг может повлечь большие неприятности...
Павел Иванович (прохаживаясь и скептически ухмыляясь). Ну дальше!
Городецкий. Дальше? Скверно! Скверно! Ничего хорошего, кроме арестантских халатов, для них в результате не предвидится. Каждый день приносит известия о захватах, буйствах, грабежах, а вы подливаете в огонь масла...
Павел Иванович (серьезно). Имею я право распоряжаться своею собственностью? На каком основании ты ограничиваешь мои права? И права моей сестры?
Городецкий. Бывают в истории такие моменты, когда...
Павел Иванович (перебивая). Мужики несомненно думают, что наступил именно такой момент...
Городецкий. Я говорю серьезно, и спорить, для того чтобы переспорить, не желаю!
Павел Иванович (после паузы, волнуясь). Тебя считают в земстве демократичным, радикальным, а между тем ты рассуждаешь, как самый умеренный аграрий...
Городецкий. Кем меня считают -- это мне решительно все равно! Жизнь и программа никогда не могут совпадать в частностях... И только люди, изучавшие эту жизнь по книжкам да из тюремных окошек, могут рассуждать так... наивно, прямолинейно!.. Я думаю, что твоя сестра смотрит на дело гораздо благоразумнее...
Павел Иванович. Жизнь, жизнь!.. Жизнь-то именно и требует, чтобы мы с тобой поступились своими интересами... Ты вот все толкуешь о необходимости отдать крестьянам казенные и удельные земли. А там, где их нет?! Как там? У нас, например, почти нет!
Появляется Липа.
Липа. Все спорите?!
Городецкий. Скажи, пожалуйста, Липа, кто из вас придумал сдать имение мужикам по пяти рублей за десятину и на эти деньги выстроить им баню?
Павел отвертывается и смотрит в сторону, пощипывая бородку.
Липа. Вы все о том же... Не одну баню, Николай Александрович, а главное -- школу, а потом и баню... Каюсь: придумала это я!..
Павел Иванович. Ты, дядя, желаешь ссориться? Отлично! Мы... мы строим бани... А вы?
Городецкий. Во всяком случае, я не буду воздвигать мужикам какие-то там бани, когда им жрать нечего... В нашем уезде сорок семь и три десятых лошади на сто дворов, а они... (Злорадно смеется.)
Павел Иванович (очень раздраженно). Опоганить можно все, что угодно! Что строите вы? Тюрьмы? Арестантские халаты? Виселицы?.. (Сердито сходит с веранды, направляясь к калитке.)
Наташа (выбегая на террасу). Опять умные разговоры? Beau frere! {Кузен! (франц.). } Вернитесь! Вот кипяток.. (Бежит следом за Павлом Ивановичем, но скоро возвращается.) Изволили разгневаться... Ты его, папа, верно, обидел?
Липа (угрюмо глядя в пол). Успокойтесь: мужики отказались не только от бани, но и от школы...
Городецкий. И отлично сделали!
Липа. Отказались и, значит, сделали по-вашему... И не стоит больше об этом разговаривать. Мы все так изнервничались, что разучились разговаривать...
Городецкий. Трудно оставаться спокойным, когда там хлеб растащили, в другом месте -- лес вырубили, в третьем... А тут еще вы с вашими утопическими проектами!.. (После паузы.) Я, Липа, не ретроград! Вы с Павлом отлично это знаете. Я согласен, что народ беден, нищий, что он раб -- все, что угодно... Но согласитесь, господа, что не подарками и не банями можно поправить экономическое положение народа!..
Наташа. Не горячись, папочка!
Липа. Тут, Николай Александрович, нет никаких проектов. Тут только личное дело мое и Павла... Личное! Мы не говорим, что спасаем народ... Вероятно, это сделает сам народ лучше нашего. Вы вот кормите похлебкой крестьянских ребятишек и, наверно, тоже не думаете, что изменяете экономическое положение народа?..
Наташа (с большими глазами). Что же? По-твоему, не надо их кормить? Мама делает глупо, что кормит? Глупо?
Липа. Погоди, Наташа... Не в этом дело... Прекрасно делает...
Наташа. А может быть, несколько детей умерли бы, если бы мы... Бабы маме руки целуют...
Городецкий. Вы с Павлом все хотите вылезти из собственной кожи... Отлично! Ликвидируйте свое постыдное положение землевладельцев! Снимите эту тяготу со своей души! Успокойте совесть! Продайте имение!
Липа. Кому это?
Городецкий. Да хотя бы тем же мужикам!
Липа. Не купят, Николай Александрович! Во-первых, им не на что купить, а во-вторых, они так уверены, что земля перейдет к ним без всяких покупок, что ничего не выйдет...
Городецкий. "Уверены"? Конечно, если мы сами будем давать пищу мужицкой фантазии... Вы полагаете, что, предлагая им взять землю по пяти целковых вместо десяти, вы не кружите им головы?
Липа. Но что же делать? Знать, что десять рублей нельзя брать, и все-таки брать?
Городецкий (не слушая). Если бы все помещики согласились, что земля -- ничья, божья, то, конечно, все совершилось бы без пожаров, грабежей, без арестантских халатов, но...
Наташа (повернувшись на каблуках). Надоели мне хуже горькой редьки ваши споры и умные разговоры! Пойду Володю встречать. (Берет с окна простенький платочек и покрывается им по-крестьянски.) Хорошо? Идет? (Спускается с террасы.) Пойдем, Липа, Володю встречать! В поле! Колокольчиков нарвем! (Уходит, бурча что-то веселенькое.)
Горничная приготовляет стол к чаю.
Городецкий (ходит). Но ведь согласитесь, господа, что я-то, который всадил в имение все свое и женино состояние и хожу теперь в долгу как в шелку, я-то не могу согласиться, что земля -- ничья, а божья? Проценты-то ведь я плачу!
Горничная. Что вы, барин, говорите?
Городецкий (сердито). Не с тобой! Наконец, я возился с вашим имением не меньше, чем со своим... Я вложил в него столько забот и труда...
Липа (с раздражением). Ну а если мы с Павлом хотим подарить мужикам свою землю. Какое тебе, дядя, дело, в самом деле? Мы живем для себя и распоряжаемся своим... Ты... ты бери десять рублей... Можешь даже двенадцать, а мы хотим по пяти! Даром хотим! И нет никому дела! Никому! (Тихо сходит с террасы, отирая платком слезы, и направляется через калитку во флигель.)
Серафима Сергеевна (входя на террасу с листом бумаги). Коля! Почему Иван Ключников вычеркнут из числа едоков? Ведь у него четверо детей?
Городецкий. А ну вас тут с едоками! (Вслед Липе.) Можете не только дарить, а даже еще от себя приплачивать за каждую десятину!
Серафима Сергеевна. Ведь ты знаешь Ивана Ключникова? Картошку в прошлом году копал у нас со своей женой?
Городецкий. Черт его знает... Иногда кажется, что взял бы и плюнул на все: и на хозяйство, и на всяких едоков, и на идейных помещиков!
Серафима Сергеевна уходит.
Городецкий спускается с террасы и, сосредоточенно думая о чем-то, ходит по аллейке сада. Из калитки выходит приказчик и идет позади Городецкого.
Городецкий (чувствует это, оглядывается). Что такое еще?