— Хильда? Что Хильда? Что с ней случилось? Ей так плохо и она умирает, если послала ко мне?
— Нет, с ней... с ней самой все в порядке, а вот ее муж внезапно скончался сегодня.
Освещение при входе было ужасным, но Абель заметил, как мужчина изменился в лице. Он открыл рот, затем потер подбородок. Немного погодя он произнес уже более миролюбиво:
— Вам лучше войти.
Сняв кепку, Абель прошел мимо старика в комнату, явно служившую одновременно кухней, гостиной и спальней. Похоже, ее давно не убирали, и все- таки она была не лишена уюта благодаря большому потрепанному, некогда кожаному креслу, придвинутому к ярко пылавшему камину, и паре гончих, сидевших на лоскутном коврике. Видимо, собакам здесь было так комфортно, что они даже не потрудились встать и обнюхать гостя.
— Садитесь. — Мистер Доннелли указал на деревянный стул, стоявший возле квадратного кухонного стола с горой грязных тарелок, а сам встал напротив. — Когда это случилось? — спросил он Абеля.
— Около пяти вечера.
— Он болел?
— Нет-нет. Он только кончил пить чай, и тут ему вдруг стало плохо.
— Что ж... — Коротышка подошел к камину и перегнулся через собак, чтобы сплюнуть в огонь, потом вновь повернулся к Абелю. — Для нее это не должно быть неожиданностью. Он едва держался на ногах все эти годы. Хотя как раз скрипучие двери — самые живучие. Что ж... — повторил мужчина. Теперь на его лице возникло подобие улыбки. — Она получила то, что хотела, быстрее, чем ожидала, ведь так?
— Не понимаю вас. — Абель пожал плечами.
— А вы и не поймете. Вы же там всего несколько месяцев. — И увидев недоумение на лице Абеля, сказал: — О, я все о вас знаю. Я вообще знаю всё обо всех. И про дочь, и про вас. Вы ведь шли по дороге, вы и ваш мальчонка, и помогли старому Максвеллу, когда у него был приступ? Вот видите, от меня ничего не скроешь. Ну, что я могу теперь сказать? Надеюсь, она проживет долго и насладится плодами своего почти трехлетнего труда, видит Бог! Наверное, это был нелегкий труд... И не говорите, мистер... — старик выбросил вперед руку и направил ее на Абеля, как ружье, — не говорите, что можете понять ее поступок. Эта дыра, конечно, малопривлекательна, но Хильде и Флори ни в чем не было отказа. Я послал их учиться на машинисток. Флори научилась, а она не стала. Не хотела быть секретаршей. Желала пробиться наверх, получить дом и капитал готовенькими. Но вокруг не было молодых с домами и капиталом. Хильда вертела хвостом перед каждым мужчиной в Брэмптон-хилле. Даже перешла из церкви, в которую ходила с детства, в церковь Святого Михаила. А все почему? — Доннелли вытянул шею и изменил голос, явно передразнивая дочь: — Такие милые люди посещают церковь Святого Михаила, такие изысканные. Среди прихожан нет безработных. Мужчины обычно в перчатках и с тросточками, а женщины ходят за покупками всегда в шляпках, а не в платочках. Они устраивают благотворительные утренники с кофе, а на Рождество состязаются друг с другом, кто больше подаст голодающим беднякам Богс-Энда. Э-эх! — И он сделал жест рукой, как бы призывая Абеля не прерывать его. — Она охотилась за капитальцем, наша Хильда, но путь ее был нелегок, потому что у богатых сынков мамаши — далеко не дуры. Даже тем, кто ходит в церковь Святого Михаила, совсем не нужно иметь невестку из Богс-Энда. Ну, и когда она не смогла пробиться к высокопоставленным, ей больше ничего не оставалось, как взять этого старого Максвелла. Он ни разу в жизни не был женат. Дочь говорила, что он и на ней не хотел жениться. А тогда чего он хотел от нее, а? Грязный, старый козел! — Мистер Доннелли перевел дыхание, снова сплюнул в огонь и, сосредоточенно глядя на Абеля, тихо, даже печально продолжил: — Что ж, она встала на ноги, получила то, что хотела, — большой дом, капитал, бойкое дело. Мне надо радоваться. Да, мне надо радоваться за нее. — Помолчав, он добавил: — Знаете, я ее очень любил, всегда. С тех пор как она родилась, я не слишком обращал внимание на Флори и тем самым причинял ей боль. Да, что было, то было. А ведь Флори стоит двадцати таких, как Хильда. Но чувства нам не подвластны, ведь так? — Мистер Доннелли вопрошающе посмотрел на Абеля.
— Да, вы правы, чувства нам не подвластны, — вспомнив Алису, согласился тот.
Мистер Доннелли подошел к столу и сообщил совершенно другим тоном:
— Ничего не могу предложить вам, ни капли в доме, только чай.
— Не беспокойтесь. Мне надо возвращаться, хотя сначала зайду к другой вашей дочери.
— А-а, — удивился мужчина, — она послала вас к Флори?
— Да, она просила меня зайти к сестре и сообщить ей. Думаю, нужно, чтобы кто-то переночевал с ней сегодня, в общем, женская компания.
— Угу-угу, самое время для компании. Нельзя оставаться наедине с покойными, что бы вы о них ни думали. Ладно, спасибо, что пришли, мистер... Как, вы сказали, ваше имя?
— Абель Грей.
— Ах да, Абель Грей. Ладно, полагаю, мы еще встретимся. Конечно, частым гостем я не стану. Хильде придется очень попросить меня, но засвидетельствую свое почтение, приду на похороны. Хотя, признаюсь, буду чувствовать себя мерзким лицемером после всего, что наговорил про него. И все же, если я не приду, она мне это припомнит. Так что мы еще увидимся.
— Да-да. Спокойной ночи, мистер Доннелли.
— Меня зовут Фред.
— Спокойной ночи, Фред.
— И вам спокойной ночи и всего хорошего.
Дверь за ним закрылась, и Абель вышел на улицу. Он снова посмотрел на небо. Удивительная жизнь! Чего только в ней не происходит!..
Дом сорок шесть в Брэмптон-хилле заметно отличался от дома сто девять на Темпл-стрит, но и от дома на Ньютон-роуд. Он был похож на особняк какого-нибудь фабриканта. На кафельной стене вестибюля в рамке красного дерева висело десять табличек с именами жильцов. Начав сверху в поисках нужной квартиры, Абель нашел табличку в самом низу: «Мисс Ф. Доннелли. Квартира с садом». Он задумался: как это — квартира с садом? И где она может находиться? Решив, что снаружи, направился уже было к выходу, но тут дверь распахнулась и в вестибюль вошел мужчина.
— Простите, пожалуйста, — обратился к нему Абель, — вы не могли бы мне подсказать, где находится квартира с садом?
— Да-да, конечно. Но вам не нужно выходить наружу, просто это название вводит в заблуждение. Пройдите в холл, а дальше по коридору направо, дверь — в конце.
Абель поблагодарил и пошел в указанном на-правлении. Оказавшись в коридоре, он увидел ряд незанавешенных глубоких окон, а в конце — дверь в так называемую квартиру с садом. После минутного колебания Абель нажал кнопку звонка, отметив про себя, что тот, кто здесь поселился, вряд ли захочет афишировать свое родство с мистером Фредом Доннелли. Дверь не открывали, и Абель позвонил снова, задержав палец на кнопке. При этом он поймал себя на мысли, что вовсе не хочет встречаться с сестрой Хильды. Ситуация оказалась слишком сложной, и на сегодня сюрпризов было достаточно. Наконец дверь открылась.
— Да, в чем дело? — На пороге стояла высокая женщина в белом шерстяном халате. Запрокинув за голову руки, она закалывала шпильками волосы. — Итак?
— Меня... меня прислала ваша сестра, миссис Максвелл, я работаю у нее, я — Абель Грей. Она... она попросила меня кое-что передать вам.
— О! — выдохнула женщина, небрежно закрепив узел на макушке. — Что ж, заходите, — пригласила она и, закрыв дверь, рассмеялась. — Я никого не ждала в такое время — сушу волосы. В парикмахерской не любят этим заниматься — слишком много времени. Это — моя единственная уступка представлению о старомодной девушке. Ну же, проходите, не стесняйтесь.
Прихожая оказалась такой же величины, как и гостиная Абеля над гаражами. Он бегло оглядел мебель у стены: ничего современного, все старинное, как в доме леди Паркер. А вот и гостиная. Или салон? Но, как ни назови, комната выглядела роскошно. Даже в полумраке была заметна великолепная цветовая гамма. Гладкие серые стены украшали картины в больших золоченых рамах; на темно- вишневом ковре, справа и слева от белого мраморного камина, стояли две кушетки, обитые теплым коричневым бархатом.
Женщина жестом предложила Абелю сесть на одну из кушеток, и он буквально утонул в мягких подушках. Сама она устроилась напротив, ожидая его сообщения, но Абель был настолько потрясен, что ей пришлось напомнить ему:
— Вы сказали, что Хильда просила что-то передать?
— Да. — Абель смущенно кашлянул. — Извините... извините мою рассеянность, но... но комната такая необычная, очень красивая.
— Спасибо. Но комнату легко сделать красивой, если у нее правильные пропорции. С потолком такой высоты ошибиться невозможно.
— Тут я с вами не могу согласиться, дело не только в пропорциях.
— Что ж, может быть. — Она улыбнулась в ответ на его улыбку и выжидающе замолчала.
— Я пришел с довольно печальной вестью, — проговорил Абель скорбным голосом, лицо его при этом ничего не выражало. — Сегодня вечером умер мистер Максвелл.
— Что? — Женщина стремительно выпрямилась, села на край кушетки и воскликнула: — Не может быть!
— К сожалению, это так.
— Как это случилось?
В нескольких словах Абель рассказал, как все произошло. Когда он закончил, женщина прижалась головой к подушке и издала какой-то странный звук — нечто среднее между смехом и стоном. Потом, подняв голову, внимательно посмотрела на Абеля и жестко произнесла:
— И ей нужно, чтобы я пришла? — Потом добавила уже мягче, как бы оправдываясь: — Вы хотите сказать, она осталась одна, и ей нужно, чтобы я побыла с ней?
Абель встретился с ней взглядом. Теперь ее голос был не такой, как в начале разговора. Тот голос был голосом образованной женщины, а этот — из дома сто девять на Темпл-стрит, из Богс-Энда. Хотя трудно было представить, что она когда-то жила там или ее воспитывал тот старик. Абель всматривался в лицо женщины. Пожалуй, красавицей ее не назовешь — нос и рот слишком великоваты. А вот глазам с длинными ресницами, напротив, не мешало бы быть покрупнее и, может, не такими круглыми и широко расставленными. Ее бледная кожа при этом освещении выглядела безжизненной. Зато волосы, волосы были просто великолепные. Какого же они цвета? Белокурые? Соломенные? Или русые? Наверное, это было сочетание всех трех оттенков. Как ни старался Абель, он не мог увидеть в ней дочь старика или сестру Хильды Максвелл. О нет, только не сестру Хильды. Сходство отсутствовало напрочь. Хильда была невысокого роста, слегка полноватая, вся какая-то домашняя, уютная. А у этой женщины фигура казалась бесформенной: грудь — плоская, как у мальчика, руки и ноги — костлявые. Но в ее худобе таилась элегантность. Она выглядела настоящей леди. На вид ей было около тридцати.
— Думаю, вы все знаете обо мне, — промолвила Флори.
— Что? — Абель вздрогнул, очнувшись от своих размышлений.
— Я сказала, что, вероятно, вы все знаете обо мне, — отчеканила она раздельно.
— Нет, смею вас заверить. Я узнал о вашем существовании лишь сегодня вечером, точнее, час назад, и о вашем отце тоже.
— О моем отце? Да что вы! — Она зажала рот рукой, чтобы удержать смех, и пролепетала: — Вы... вы... неужели?..
— Да. — Абель улыбнулся.
— Вы хотите сказать, что заходили к моему отцу?
— Да. Я только что оттуда.
— О Господи!.. Он швырял в вас чем-нибудь?
— Только словами.
— Ну, это уж непременно! — Флори встала, закусила губу и, скрестив руки на груди, дважды прошлась туда-сюда по ковру. Потом остановилась, взглянула на Абеля и медленно произнесла: — Она, наверное, чувствует себя униженной, посылая за нами, особенно за отцом?.. Повторяю, особенно за отцом, хотя я не лучше. Ой, нет, гораздо хуже. В ее глазах я нехорошая женщина. — Она наклонилась к нему и повторила: — Я — нехорошая женщина. Вам это известно?
— Нет. Я ничего не знаю.
— Очень странно, что она не предупредила вас, посылая с таким поручением. Но не беспокойтесь, теперь, когда она выдала меня, вам расскажут всю историю. О Господи! — Флори подняла глаза к потолку и воскликнула с чувством: — Бедная Хильда! — Потом резко повернулась, словно ускользая от хлыста и, оказавшись в другом конце комнаты, у двери заявила: — Я буду готова через две-три минуты.
Абель все еще смотрел на открытую дверь, видимо, спальни, и тут она выглянула оттуда.
— В баре за вашей спиной разные напитки, выпейте что-нибудь.
Он хотел было возразить: дескать, он за рулем, но промолчал. Встал с кушетки, подошел к шкафчику и, открыв его дверцы, обнаружил два ряда бутылок и графин с виски, наполненный на три четверти. Полуобернувшись, Абель сказал, глядя на дверь:
— Я... выпью виски. Налить вам что-нибудь?
— То же, что и себе. — Голос ее звучал приглушенно.
Только он налил виски в рюмки и поставил их на столик у кушетки, как Флори вернулась в комнату. На ней было прямое голубое платье джерси, едва достигавшее икр и облегающее ее словно кожа. В одной руке она держала пару туфель на высоких каблуках, в другой — темно-синее пальто. Сев на кушетку, она сбросила тапки и надела туфли. Когда женщина поднялась и взяла у него из рук рюмку, их глаза оказались на одном уровне.
От первого глотка у Абеля перехватило дыхание, и он закашлялся.
— Наверное, вам надо запить виски водой, — посоветовала Флори.
— Просто у меня нет привычки пить виски, я ведь вожу фургон, — прикрывая рот носовым платком, заметил Абель.
— О, ничего удивительного. Ньютон-роуд, три — цитадель трезвенников. Так было при мистере Максвелле и, конечно, Хильда ничего не станет менять. О нет, только не наша Хильда... Я злословлю?
— Вероятно, у вас есть на то причины?
— Действительно, причины у меня есть. Как и у моей сестры, и мы обе считаем их весомыми. Но делать нечего, надо идти. — Она стала надевать пальто, Абель бросился помогать ей.
— Вы не кажетесь человеком, которому близок их уклад жизни, — взглянув через плечо, Флори усмехнулась.
Абель отступил на шаг и ответил, оправдываясь:
— Я очень обрадовался, когда они шесть месяцев назад предложили мне работу. Я был не у дел, к тому же, у меня маленький сын.
— Да, я слышала об этом. Что ж, как говорится: беднякам выбирать не приходится. Уж я об этом кое-что знаю. — Она не стала развивать эту тему. Помолчав немного, выключила настольную лампу и, подойдя к балконной двери, указала через стекло: — Пойдемте этой дорогой, так мы срежем четверть мили, а это существенно, когда идешь на высоких каблуках...
— Я... я на машине, — сказал Абель.
— Неужели? — обрадовалась Флори. — Машина. Что ж, прекрасно! Совсем другое дело. Но все равно мы можем поехать по этой дороге. — Она включила свет на балконе, потом раздвинула бархатные шторы и отперла дверь, а когда они вышли из комнаты, вновь заперла ее и посоветовала: — Обойдите вокруг. Свет выключу, когда вернусь.
Они спустились к машине. Флори села в кабину, и Абель уже собрался закрыть дверцу с ее стороны.
— Боже мой! Я волнуюсь, как бобик, — прошептала сестра Хильды. При этом лицо у нее так поразительно изменилось.
— Волнуетесь? Почему? — несколько растерянно спросил он.
— Из-за... из-за встречи с нашей Хильдой, — это было сказано уже обычным голосом.
— Почему вас волнует встреча с ней? У меня такое впечатление, что за вами нет никакой вины.
— Конечно, нет. — Флори натянуто засмеялась. — Наша Хильда принадлежит к тому типу людей, которые заставят вас почувствовать себя виноватым, даже не взглянув на вас. Она была такой с детства. Это удел добрых людей, а она — добрая. Не верьте всему, что наговорил про нее отец. Из его слов можно сделать вывод, что Хильда вышла за Максвелла из-за денег и дома. А я так не считаю. Во всяком случае, не только из-за них. Естественно, деньги сыграли свою роль, но я не осуждаю ее за это. Не стоит называть белое черным. В самом деле, думаю, она из тех людей, которые искренне стараются быть хорошими, но... увы, при этом вроде как заставляют вас ощущать неловкость. Понимаете, о чем я говорю?
— Да-да, конечно, — ответил Абель. — Но все же не понимаю, почему вы волнуетесь.
— Эх, друг, — Флори громко рассмеялась, — вы ничегошеньки не знаете о наших делах.
Абель завел машину и вдруг ощутил дуновение счастья: всего лишь намек на него. Крохотный, совсем крохотный огонек вспыхнул во мраке вселенской скорби, угнетавшей его многие месяцы. Хотя он испытывал огромное чувство благодарности к Максвеллам (особенно за Дика), в глубине его сознания таилась глухая боль — тоска по Алисе. Сегодня же, впервые, где-то в уголке мгла чуть-чуть рассеялась. И Абель не спрашивал себя: как это произошло и отчего?
Глава 4
На похоронах Питера Максвелла собралось много людей. Викарий сказал Хильде, что это свидетельствует о том, как глубоко уважали покойного: хороший человек, во всех отношениях хороший.
Поздним вечером, когда уже все разошлись с поминок, а в гостиной остались только Хильда, ее отец, сестра и Абель, сидевшая в кресле вдова с укором посмотрела на своих родных, лишь Абеля миновал ее обвиняющий взгляд.
— Он был хороший человек, — повторила она слова викария. — Можете говорить все что угодно, он был хороший человек.
— Я и не говорю о нем ничего плохого, девочка, — заверил отец. — Он умер и находится в данную минуту там, где угодно Богу. Как говорится, предоставим мертвых мертвым. Вот мое мнение.
— Оба вы, когда он был жив, не сказали о нем ни единого доброго слова. — Хильда в упор смотрела на отца.
— Что было, то прошло, — промолвил тот примиряюще.
— Я так не считаю, — возразила Хильда.
— Ну что ж. — Фред соскользнул со стула и добавил уже более естественным для него тоном: — Если ты заводишь эту песню — я удаляюсь. Сегодня я не расположен браниться с тобой. Если понадоблюсь, знаешь, где меня искать. Позовешь — приду. Но навязываться не стану, все будет как прежде.
Хильда поднялась и взглянула на встающую с кушетки Флори.
— Ты что, тоже уходишь? — дрожащим голосом спросила она.
Флори снова опустилась на кушетку и, глядя в лицо сестре, спокойно ответила:
— Нет, если хочешь, я останусь.
— Делай как знаешь, — бросила Хильда и пошла проводить отца. Проходя мимо Абеля, она, как бы включая его в круг своей маленькой семьи, заметила: — Всегда одно и то же, всегда.
Но он продолжал молчать, не понимая, как соотносятся ее слова с тем, что он слышал раньше. Неужели она думает, что он знает все подробности их семейного прошлого. Оставшись в комнате наедине с Флори, Абель вопросительно посмотрел на нее. Женщина сидела, сосредоточенно вращая на среднем пальце левой руки кольцо с бриллиантиками. Подойдя к камину и повернувшись к нему спиной, Абель проговорил:
— Она расстроена. Это естественно.
— Да, это естественно, — откликнулась Флори.
— Вы останетесь у нее на ночь?
— Да, если она хочет. Но только на одну ночь... Я хочу сказать, она нуждается во мне только сегодня, а завтра уже будет владеть собой.
— Вы так думаете? — удивился Абель.
— Да, да. — Женщина вскинула голову. — Мне это ведомо. Ха-ха! — В ее голосе прозвучало слабое подобие ее смеха. — Я часто думаю, что за глупая фраза: «Мне это ведомо», и все же время от времени повторяю ее. Звучит так напыщенно, так по-божественному, а у меня нет времени для Бога... А вы как? Я имею в виду, вы — верующий?
— Нет.
— Им не удалось обратить вас в веру?
— Нет.
— Наверное, у вас сильный характер, — предположила Флори.
— Просто я упрямый, — ответил Абель.
Открылась дверь и в комнату вошла Хильда.
— Он не меняется, совсем не меняется, — начала она оправдываться. — Хотя бы по такому поводу купил бы себе новый костюм. Но нет! Он верен себе, на нем все тот же старый, серый.
— У него мало денег, тебе ведь это известно, — с укором в голосе произнесла Флори.
— Если б он попросил, я бы дала ему, — стояла на своем сестра.
— О, Хильда! — Интонация стала резкой.
И тут Абель увидел, как вдруг изменилась высокая, элегантно одетая Флори. Тем же движением, которое привлекло его внимание еще у нее в комнате, она резко вскочила с кушетки и угрожающе нависла над сестрой.
— Попросил? — выкрикнула она. — Ты же знаешь, он никогда ни о чем не просил ни тебя, ни меня. Да он скорее умрет, чем попросит у тебя денег на костюм на похороны твоего мужа. Соображай, что говоришь!
— Давай! Давай, начинай! Он и ты — два сапога пара. Все, что я делаю, по вашему мнению, плохо. Так было всегда.
— Вот тут ты ошибаешься, — горько заметила Флори. — Не мы — два сапога пара, а вы с ним. Это отец испортил тебя с самого начала, а ты, едва научившись ходить, уже обращалась с ним как с дерьмом. В общем, я ухожу, я тебе не нужна. Если останусь, значит все кончится еще одним ужасным скандалом. Вряд ли это уместно сегодня ночью. — И уже как-то буднично Флори закончила: — Спокойной ночи. Как сказал отец, позовешь — я приду. — Вскинув голову, она направилась к двери, ведущей в коридор.
Абель испытал острое желание задержать ее и сказать: «Останьтесь! Не уходите. Останьтесь!». Но он сдержал себя: не нужно лезть в чужие дела. Эта семейная война, видимо, длится уже довольно долго. Чего ему наверняка не следует делать, так это принимать в ней участие. Ни в коем случае! Так же, как и в той, настоящей войне, в которой Абель не участвовал согласно своим убеждениям.
Хлопнула входная дверь, и тут силы покинули Хильду. Абель с тревогой увидел, как она упала на кушетку, отвернулась к стене и заплакала. В растерянности он отошел от камина и встал у изголовья кушетки, глядя на Хильду, но не смея дотронуться до нее.
Почти целых пять минут она тихо, почти беззвучно плакала, а когда наконец подняла голову, то взглянула на него сквозь слезы и прошептала:
— Про... простите.
— Что вы, не стесняйтесь слез, это очень хорошо. Чтобы облегчить боль, особую боль, самое лучшее — от души поплакать.
— Я чувствую себя такой потерянной, такой одинокой, — призналась женщина.
— Это естественно, ведь прошло еще слишком мало времени, — с сочувствием проговорил Абель.
Хильда немного успокоилась. Она достала из кармана носовой платок, высморкалась, убрала волосы со лба, поправила юбку.
— Наша Флори безжалостная, — резким тоном заметила женщина. — Они оба такие.
— Я бы так не сказал, — попытался возразить Абель.
— Вы их не знаете. — Хильда вздернула округлый подбородок. — Им обоим все равно, какое они производят впечатление. Он — бродяга, да и у нее — не самый благопристойный образ жизни.
— Мы все — разные. И каждый идет своим путем, — промолвил Абель.
— Есть ценности, о которых никто не должен забывать, — громко и даже агрессивно произнесла она в ответ. — Если вы хотите жить достойно, то должны находиться среди достойных людей и придерживаться правил, законов, законов церкви и... — Хильда осеклась и затем спросила: — Вы — на их стороне? Потому что не верите в Бога, ведь так?
— Да, пожалуй, не верю. Но я ни на чьей стороне, это не мое дело.
Внимательно посмотрев на него, Хильда с неподдельным удивлением воскликнула:
— Вы не верите в то, что... что в загробной жизни будете страдать за грехи, совершенные в этой жизни?
— Боюсь, что нет, — хмыкнул Абель. — Во что я действительно верю, так это в то, что мы сами себя наказываем здесь за наши проступки. Обстоятельства и общество заставляют людей совершать неблаговидные поступки. Но я верю в разум или совесть, назовите как угодно то, что заставляет человека расплачиваться.
— Да это просто смешно! — Она вскочила в негодовании. — А как насчет всяких убийц и прочих?
— Ну, если закон не предусматривает для них виселицу или пожизненное заключение, тогда срабатывает то, о чем я говорю. Покаяние... Расплата...
— Но откуда вам это известно? Почему вы решили, что каждый преступник когда-нибудь непременно раскается?
— Мне ничего не известно. Но на самом деле ни вы, ни я не можем знать, что у каждого на уме. Никто не знает, что скрывается за пустой болтовней. И что творится в голове мужчины или женщины в разгар ночи, когда возрождаются безумные мысли, прорывается копившаяся веками непристойность, скотство и... — Абель оборвал себя. Широко раскрыв глаза с легким выражением страха, Хильда молчала. — Простите, — виновато улыбнулся Абель. — Это щекотливая тема. Вы же знаете, я мало говорю, но если уж начал... Пожалуй, схожу наверх к сыну. Я велел ему быть дома после того, как Бенни уйдет из мастерской, а тот ушел... — Абель посмотрел на часы, —...наверное, часа два назад... Как вы сегодня ночью, ничего?
— Ничего, все будет в порядке — смущенно ответила Хильда.
— Жаль, ваша сестра не осталась, — посетовал он.
— О, неважно! — Женщина покачала головой. — Мы никогда с ней не ладили. И вообще, мне нужно привыкать к тому, что я одна. Но... — Хильда помедлила, — признаюсь, я чувствую себя гораздо безопасней, зная, что вы там, наверху, ведь сейчас кругом так много бродяг... — Она зажмурилась, потом резко тряхнула головой. — О, извините!
— Ну, что вы! Не нужно извиняться, — деликатно заметил Абель. — Как говорится, ничего нельзя знать заранее. Я путешествовал пешком лишь несколько недель, и то успел получить урок, как наилучшим образом сохранить кожу на теле, ведь есть и такие, кто готов содрать ее с тебя.
Она натянуто улыбнулась ему и направилась в кухню.
— Не хотите перекусить перед сном?
— Что вы! После такого ужина! Большое спасибо! — отказался Абель.
— А... а Дик?
— Думаю, он сегодня просто объелся. Спокойной ночи. Постарайтесь не волноваться. Выпейте горячего чаю и ложитесь спать.
— Спасибо, Абель. Вы... вы меня очень поддерживаете. Гораздо лучше, чем мои родственники. Не знаю, что бы я делала без вас.
— Ну, что вы! — возразил он. — Если бы не я, то был бы кто-нибудь другой. Вспомните, как вы любите говаривать: Бог воздаст.
Лицо ее стало задумчиво-серьезным.
— Да, Абель, я помню: Бог воздаст.
Глава 5
— Знаешь что, па? — сказал Дик.
— Что?
— Бенни стал таким потешным.
— Бенни был потешным всегда, ты же знаешь.
— Но раньше он был приятно потешным, смешным, а вчера — каким-то противным. Грозил рассказать миссис Максвелл, что я пропустил воскресную школу.
— А откуда он об этом узнал, если ты ему не говорил?
— Наверное, видел, как Молли искала меня, ведь я не зашел за ней. А сегодня он сказал, — Дик наморщил лоб, — будто его мама говорила, что я нацелился поселиться в доме, и если я там поселюсь, она придет и женится на мне.
Абель, пытавшийся глядя в зеркальце туалетного столика завязать узел на галстуке, повернулся и посмотрел на Дика.
— Ты когда-нибудь говорил ему, что хочешь жить в доме?
— Конечно, нет, па. Ведь я об этом даже не думал. Мне нравится здесь, и ни в каком другом месте я не хотел бы жить.
Абель опять занялся галстуком. Он тоже заметил перемену в Бенни за последние несколько месяцев, с тех пор как умер мистер Максвелл. И решил, что это ревность. Ведь после смерти хозяина Абель не только чинил автомобили, но и вел все дело, по крайней мере, его практическую часть, поскольку Хильда, как и раньше, занималась документацией, бумагами. Может быть, Бенни позавидовал, что хозяйка разрешила ему в свободное время делать глиняные фигурки? Вот уже шесть месяцев Абель дважды в неделю посещал вечернюю школу: осваивал печь для обжига. Его не интересовал гончарный круг для горшков, ваз и тому подобного, но он всей душой предался своему любимому делу — лепил фигурки животных. Некоторые из них после окраски и покрытия глазурью выглядели чудесно, и у Абеля возникла надежда: может быть, Хильда разрешит ему устроить во дворе свою мастерскую, чтобы их клиенты увидели его поделки. Но пока нужно выждать. В некоторых вещах Хильда была весьма щепетильна. Например, она не любила, чтобы понапрасну тратили время. И Абель должен был отчитываться, на что ушли его рабочие часы. Ведь она платила ему четыре фунта в неделю. Но даже от Бенни, получавшего пятнадцать шиллингов, хозяйка требовала отчета.
Сегодня Абелю не хотелось, чтобы, вернувшись с кладбища, Хильда застала его дома. Ведь потом почти наверняка последует приглашение на чашку чаю и обсуждение дел минувшей недели и будущей. Не то чтобы ему не нравилось говорить с ней о делах или просто общаться, но он все чаще ощущал неловкость в ее присутствии. И понимал причину.
Абель смущался и в обществе Флори и тоже понимал, отчего это происходит. Обе женщины нравились ему, но по-разному. К Хильде он испытывал благодарность и своего рода сочувствие. Он знал, какая боль скрывается за ее строгой внешностью и как она одинока. Ведь Хильда сама сказала ему об этом в день похорон. А вот присутствие Флори его волновало. Он думал о ней по ночам. Она напоминала ему Алису. Конечно, они абсолютно непохожи, просто Абель реагировал на них одинаково. В прошлом месяце Флори была у них несколько раз и, увидев его во дворе, заводила разговор. И лишь однажды Абель оказался одновременно с нею в доме. Она пришла в субботу, во время обеда, сообщить Хильде о болезни отца и попросила, чтобы та навестила его. Было очевидно, что Хильда отнюдь не была в восторге от визита сестры. Он ожидал, что она пригласит Флори к столу или хотя бы предложит той присесть, но ничего подобного. О чем они потом говорили, Абель не знал: Хильда практически выставила его за дверь.
— Если вы закончили, Абель, зайдите к Бенни, — сказала она повелительным тоном. — Гоните его домой, а то он проведет в мастерской всю вторую половину дня, и его мать будет жаловаться, что у него нет свободного времени.