Борец Иван Заикин держит на руках Александра Куприна

АЛЕКСЕЙ БУДИЩЕВ

ОТВОРИ

ПОТИХОНЬКУ

КАЛИТКУ…

Саратов

УДК 882

ББК 84 (2Рос=Рус)6-5

Б 90

А.Н. Будищев

Б90 Отвори потихоньку калитку. Стихи и рассказы. Предисловие Л.Л. Чирковой. – Саратов, 2018. – 206 с., илл.

 

«Калитка»… Более ста лет это романсовое стихотворение, где нет ни времени, ни места, живёт в народе, волнует людей и заставляет трепетно переливаться голоса исполнителей и трепетать сердца слушателей. Таинственность, интимность встречи двоих любящих, благоухание синего весеннего ветерка в серебряном инее черёмух люди «переносят» на себя и «примеряют» на свои переживания. Сакральная «калитка», открытая только для двоих, известна всему миру!

Если бы Алексей Николаевич Будищев написал только один этот романс, – имя его всё равно осталось бы в веках. Ведь остаться в памяти народа даже одним стихотворением, одной строкой – такое счастье выпадает не каждому поэту. Но он был большой труженик, имел удачи в области литературной миниатюры в стихах, драматургии, прозе, в том числе и юмористического жанра.

В этой книге представлено несколько стихотворений А. Будищева и коротких рассказов разного жанра.

Для широкого круга читателей.

УДК 882

ББК 84 (2Рос=Рус)6-5

А.Н. Будищев, автор

© Л.Л. Чиркова, составитель

книги, технический редактор, 2018

 

АВТОР ОДНОГО РОМАНСА

 

При жизни русский писатель-беллетрист и поэт, один из типичных писателей так называемого «безвременья», Алексей Николаевич Будищев был известен куда более, входя в круг известнейших столичных литераторов. В конце позапрошлого и в начале прошлого веков этот писатель пользовался большой популярностью у читателей, как автор юмористических рассказов, романов, стихов и пьес. Он оставил большое литературное наследство, сейчас, к сожалению, совершенно забытое, и сегодня это имя совсем незнакомо нашим современникам. Ни одно из его произведений не было переиздано, сведения о нём, да и то крайне маловразумительные, с трудом можно разыскать даже в специальных изданиях. О нём помнят только краеведы да утончённые знатоки истории русской литературы.

Род Будищевых ведёт начало от полковника запорожского войска Будищева, который при Екатерине II жалован был дворянством. Прадед писателя, картограф Иван Матвеевич, первым в России составил мореходную карту Чёрного моря. Дядя, капитан первого ранга, убит в Севастопольскую кампанию. Другой дядя, Алексей Будищев, географ, одним из первых составил описание Амурской области и реки Амур. Отец – Николай Фёдорович – дворянин, отставной военный. К моменту рождения поэта, Алексея Николаевича, род Будищевых захирел.

Много неточностей в его биографии, например дата рождения. Есть информация, что родился Будищев 14 января 1864 года, но в письме к В.П. Быкову Будищев писал: «Я родился в 1866 году 15 января {В другой биографической справке, посланной С. А. Венгерову, Будищев называет датой своего рождения 14 января 1867 года} в Саратовской губернии Петровского уезда, на хуторе отца моего Николая Фёдоровича, небольшого землевладельца и земского деятеля. Мать моя, Филиппина Игнатьевна, урождённая Квятковская, – полька». Хутор располагался близ деревни Багреевка(ныне Большая Багреевка Лопатинского района Пензенской области), недалеко от села Богоявленский Чардым, где в местной церкви (она сохранилась) крестили младенца

 

А. Будищев в гимназии

изаписали местом рождения Богоявленский Чардым. В 1884 году окончил Пензенскую 1-ю мужскую гимназию. Начал писать рано. Уже лет в 8-9 «возился над стихами и прозой». И будучи гимназистом писал стихи и рассказы. После окончания гимназии Будищев уехал в Москву, где стал студентом Московского университета естественного отделения физико-математи-ческого факультета, а затем перешёл на медицинский. Здесь он продолжает литературные опыты, с 1886 года публикует свои творческие работы, написанные ранее в Пензе, и более поздние.

Студентом 2-го курса университета он послал свои стихи в малозначительный юмористический журнал «Развлечение», где заведующим редакцией был известный в то время сатирик и фольклорист Влас Дорошевич, который вначале принял эти стихи за переводы Гейне.

 

Темнеет; закат в позолоте;

Туман над равниною встал.

Давно уж на топком болоте

Последний кулик замолчал.

Они понравились редактору, он напечатал их, и с этого времени (1886 год) судьба Будищева определилась. Работая в этих журналах, он подписывал свои лирические и юмористические стихи, рассказы и всяческие юморески 5-6-ю подписями. Вскоре перешёл на «серьёзную» беллетристику.

С увлечением занимался зоологией, но, не окончив 4 курса, ушёл из университета по болезни. Сильные боли от врождённого порока сердца – преследовали его в течение всей жизни (и стали причиной его ранней смерти).

В 90-х годах Алексей Николаевич переехал в Петербург, где уже к 19 годам стал деятельным сотрудником журналов «Будильника», «Русский сатирический листок», «Осколки», помещая в них свои шуточные стихи, пародии на декадентов, небольшие рассказы. Затем стал печататься в солидных журналах: «Вестник Европы», Русское богатство», «Русская жизнь», «Петербургская газета», «Новое время», а позже в журналах «Нива», «Живописное обозрение стран света», «Северный вестник», «Россия», «Новый свет», «Русь», «Северное сияние» и других. Писал он много, и также много печатался. В его литературном наследии стихи занимали по объёму скромное место. Будищев никогда не считал себя поэтом по преимуществу. Главное место в его творчестве принадлежало повествовательной прозе и драматургии.

Часть многочисленных рассказов, очерков, небольших романов и стихотворений была опубликована в книгах: «Степные волки» (1897), «Пробуждённая совесть» (1900), «Разные понятия», «Распря», «Лучший друг», водевиль «Странная история» (1901), «Я и Он» (1903), «Солнечные дни», «Чёрный буйвол» (1909).

В начале своей литературной деятельности Алексей Будищев писал очень много стихов, но только малая часть из них вошла в сборник его стихотворений. Стихи он писал в основном в деревне, где был сначала на каникулах, а позже в гостях на Саратовщине, вкладывая в них впечатления детства. Его собрат по перу А.И. Куприн писал: «Бог послал ему обильное яркими и правдивыми впечатлениями детство. Оттого все его сочинения написаны простым, спокойным, истинным, красивым языком».

Единственная книга «Стихотворения» отмечена влиянием А. Фета и общими для поэзии XIX века мистическими настроениями. Камерная, традиционная по форме и тематике лирика («красота и грусть», – по сочувственному отзыву критики) привлекла композиторов как удобный словесный материал.

 

 

Проблема совести, нравственного возрождения оставалась главной на всём протяжении творческого пути Будищева. В стихотворениях же, лишённых заданной этической концепции, писатель более свободен и независим. Может быть, поэтому стихотворения его оказались жизнеспособнее его прозы.

Однако критики сходились на том, что Будищев лишён определённой поэтической индивидуальности. Он пишет на самые разнообразные темы – чаще всего, впрочем, в стиле нарядных песен Фофанова о весне и любви.

И те же критики осуждали его за то, что в каждом своём рассказе он быстро сбивается на анекдот. Многие отмечали, что как романист Будищев подражал Достоевскому («Я и Он»), как драматург – Чехову, а стихи роднили его с Буниным.

 

Какая ночь! Мне душно, душно в келье!

Я распахнул окно, прохлада притекла…

И вспомнилась мне ночь, когда в живом веселье

Душа все радости пила.

В юмористических пьесах Венгеров называл его слог бойким, в других – лёгким, мелодичным, порою даже живописным. В ряду стихотворений последнего рода пользуется известностью «Триумфатор».

…И горит он ревнивою думою,

Что не он триумфатор, не он,

А тот царь, что с дружиной угрюмою

К месту казни идёт, как на трон!..

 

 

Но настоящее призвание Будищева, писавшего стихи, повести, психологические и детективные романы, по мнению критиков, – литературная миниатюра. Небольшие рассказы его и, в частности, те, которые вошли в лучший его сборник – «Разные понятия», – написаны очень колоритно, с блестками настоящего юмора, с уменьем на небольшом пространстве газетного фельетона ярко обрисовать положение и целый тип. Будищев тонко чувствует природу, любит лес, степь и умеет передать свои настроения читателю. В ряду представителей созданного Чеховым небольшого рассказа Будищев по художественным ресурсам должен был бы занять одно из первых мест. «В рассказах, – писали критики, – он отдаёт предпочтение «уголовщине», а также большое место в его рассказах занимает адюльтер и ревность. Народная жизнь у Будищева взята большей частью со стороны дикой темы невежества, в ней царящей».

А.Н. Будищев был одним из членов петербургского литературного кружка «Пятница». В сотрудничестве с А.М. Фёдоровым он переделал в драму свой рассказ «Катастрофа».

А.И. Куприн в письме к В.С. Клестову писал: «Если уж на кого указывать, я укажу на А.Н. Будищева. Совершенно неоценённый писатель. У него есть мягкий юмор, много прелестной задушевной грусти и чудесное понимание природы… Познакомьтесь с ним. Как человек – он прямо восторг».

 

 

Борец Иван Заикин держит на руках Александра Куприна

(справа) и Алексея Будищева (слева). 1913 год.

Алексей Будищев был довольно плодовитым писателем. За свою жизнь он напечатал пять больших романов, свыше двух десятков сборников рассказов. Им было написано и издано около 200 печатных листов беллетристики и около 100 листов газетных статей. В одном из писем он писал: «Я живу исключительно литературным трудом, отдаваясь ему всецело и не пробуя от него отойти. Хочу умереть писателем». Но талантливому писателю не подвернулся случай, который бы свёл его с не менее талантливым продюсером (как в случае с Чеховым), который продвигал бы его на литературный рынок интересных творческих новинок.

Его книги «С гор вода», «Бедный паж», «Дикий всадник», «Дали туманные» расходились хорошо и выдерживали иногда по два издания в год. Его пьесы с успехом шли в Пензе на провинциальной сцене театра, а комедия «Живые и мёртвые» с успехом шла в Малом театре в Петербурге.

 

 

Многие его произведения были положены на музыку: «Весна» (А. Гречанинов), «Ты недавно так мило взглянула» (Л. Дризо), «Холодные снега озарены луной…» (Б. Гродзский, Н. Соколов), «Она пришла ко мне весною…» (Ф. Иванов), «На что ты сердишься…» (М. Остроглазов, К. Тидеман), «Расскажи мне…» (В. Орлов), «Я люблю эту ширь ароматных полей…» (И. Корнилов), «Победитель» (В. Прейс), «Весенняя песня» (А. Юркевич).

И хотя писатель при жизни пользовался заслуженной известностью, публикуясь в периодических изданиях, однако всероссийскую известность он получил лишь как автор слов романса «Калитка». Это стихотворение Алексей Будищев написал в 1897 году, и вначале оно было без названия, в своём заглавии оно повторяло строку первой строфы «Только вечер затеплится синий…», но, положенное на музыку оно стало более известно как «Калитка». Казалось бы ничем не примечательное лирическое стихотворение, но им восхитился композитор Всеволод Иванович Буюкли, и положил его на музыку. Этот романс завоевал широкую популярность. «Знаменитый», «чудесный», «задумчивый», «мелодичный», «покоряющий» своей чистотой и свежестью» романс – такие эпитеты слышатся в адрес этого музыкального произведения.

 

Т олько вечер затеплится синий,

Только звёзды зажгут небеса

И черёмух серебряный иней

Уберёт жемчугами роса…

 

В стихотворении, которое стало романсом, Будищев отображает собственные переживания, но делает это таким образом, что каждый находит в нём что-то своё неповторимое. В стихотворении было «И чадру на головку надень», а в песне заменено на «кружева». Знаменитый романс исполняли и исполняют многие певцы. Он звучит в фильме «Малахов курган» режиссёра И.Е. Хейфица. В киноленте «Сестра моего дворецкого» этот романс исполняет американская актриса Дина Дурбин (США).

Но долгое время этот романс значился под другим именем. В репертуарном сборнике «Вечер старинного романса», выпущенном в 1968 году издательством «Искусство» тиражом 100 тысяч экземпляров, на странице, где напечатаны ноты и текст «Калитки», вообще значится: «Слова и музыка А. Обухова (1862-1929). Однако эта ошибка повторяется и сейчас: и в интернете, и на различных концертах, которые транслируются по телевидению.

Ошибка возникла случайно. Как это произошло, рассказывала дочь А. Обухова, драматическая актриса московского Малого театра Варвара Александровна Обухова: «Где-то в середине двадцатых годов (папа в ту пору уже тяжело болел) к нам домой пришли нотный издатель и директор магазина на Кузнецком Мосту А.А. Переселенцев и молодой композитор Матвей Блантер. Они попросили папу напеть мелодию и слова романса. Блантер сказал: «Я это запишу…» Вот тогда вышли ноты с авторством А.Т. Обухова.

 

Летом 1911 года Будищев совершил поездку по Волге (от Твери до Царицына), которое благотворно подействовало на его здоровье и душевное состояние. Последние годы Алексей Николаевич жил на Гатчине, где его постоянным собеседником и спутником во время прогулок стал Куприн – их дачи были поблизости и писатели дружили. Их произведения печатались в одних и тех же журналах. Начавшаяся в 1914 году мировая война стала для Будищева источником тяжёлых переживаний. Был призван в армию его единственный сын. Ухудшилось здоровье…

Дружеский шарж

В 1912 году отмечался 25-летний юбилей литературной деятельности писателя. Этот юбилей несколько изменил дело. Писателя приветствовали А. И. Куприн, А.А. Измайлов, Ф.Д. Батюшков и другие деятели литературы, неизменно относившиеся к Будищеву с сочувствием. В газетах появились статьи и приветствия. Интерес к Будищеву на некоторое время повысился. Он издаёт за два года около десяти книг; некоторые из них разошлись хорошо.

Но участились сердечные приступы, от которых писатель страдал и ранее. Один из них оказался роковым: 22 ноября (5 декабря) 1916 года Будищев умер. Судьба послала ему мгновенную смерть. «Смерть его была лёгкой: он хорошо себя чувствовал в течение дня и вечера, шутил. Разговаривал… Потом сразу подошло что-то грозное, неотвратимое и в коротком вздохе жизнь закончилась», – писал в некрологе Ф.Д. Батюшков.

Похоронен писатель в Санкт-Петербурге на литературных мостках Волковского кладбища.

После смерти вышли книги Будищева: «Степь грезит», «Торжество зла», «Стихотворения» (1915). Журналист И. Крамской в газете «Мир людей» №4 1994 г. писал: «Перелистывая сборники русских романсов, я никак не могу избавиться от ощущения, что большинство русских поэтов так и остались авторами одного произведения. Мы столь богаты, что выбираем самое вкусненькое и, даже не попробовав, выбрасываем остальное. Будищев, Гребёнка, Красов, Козлов, Лишин, Риттер… Для нас пустой звук. В лучшем случае – авторы одного единственного романса».

А.Н. Будищев – автор более тридцати книг романов, рассказов, очерков, драм и двух сборников стихотворений. Произведения его широко публиковались, пьесы ставились в театрах, а известный писатель Александр Грин подарил ему том своих произведений с дарственной надписью: «Дорогому Алексею Николаевичу Будищеву, в знак глубокого уважения к его личности и таланту. А.С. Грин. 23 мая 1913 г.». Но – так уж получилось, что к настоящему времени он как писатель оказался основательно забыт, а место в издательствах заняли со временем новые поколения.

Хотелось бы верить, что творчество неоценённого писателя, нашего земляка, человека, оставившего заметный след на земле одним, но чудесным романсом «Калитка» будет пересмотрено современными критиками и оценено по достоинству.

 

Л.Л. Чиркова

 

 

СТИХОТВОРЕНИЯ

РАЗНЫХ ЛЕТ

 

 

* * *

Росой горит слеза в моём унылом взоре,

Как ночь без месяца, темна моя печаль,

Но будто день, светла и широка, как море,

Моих надежд загадочная даль

 

И если гром небес ударит надо мною

Иль ливень с бурею обрушит неба свод,

Надежды шепчут мне с улыбкой молодою:

«Гроза пройдёт, гроза, как сон, пройдёт!

 

И крылья бодрые степной орёл расправит,

И гордо полетит в сияющую даль,

Где полдень ласковый, как золото, расплавит

Обрывки туч – небесную печаль!..»

 

<1890>

ЗАТИШЬЕ

 

Заснули тихие поля,

Умолкли шумные дубравы,

И слышно, как вздыхают травы,

И слышно, как ползёт змея,

Сухими мхами шевеля.

 

Иди туда, где над рекою

Стоит задумчиво камыш.

Там на воде и под водою

Такая сказочная тишь,

Что поневоле сам молчишь.

 

Чего-то ждёшь, кого-то жалко,

О чём-то грезишь странным сном,

И если вдруг плеснётся сом,

Ты мнишь: «Ударила русалка

Своим чешуйчатым хвостом».

 

<1894>

* *.*

В тихий сад, где к цветущим сиреням

С вешней лаской прильнул ветерок,

Ты сойдёшь по скрипучим ступеням,

На головку накинув платок.

 

Там на белом атласе жасмина,

Как алмазы, сверкает роса,

И на каждом цветке георгина

Опьянённая дремлет оса.

 

И луна фосфорически блещет,

Грея тучки на бледном огне…

Сколько мук в этом сердце трепещет,

Сколько радостей бьётся во мне!..

 

Скоро в сад, где к цветущим сиреням,

Как влюблённый, прильнул ветерок,

Ты сойдёшь по скрипучим ступеням,

Уронив мне на руки платок…

 

<1890>

* * *

Тихо я садом иду; дремлют над речкой ракиты,

Дремлют и чуткой листвой воду прозрачную пьют.

Поймы за тихой рекой сизым туманом повиты,

Тучки над дальней горой месяца ясного ждут.

 

Скоро и ты, милый друг, скрипнешь пугливо калиткой,

Словно мгновенье одно, ночь пролетит до утра.

Будь благосклонна ко мне, стана не кутай накидкой,

Мудро на клятвы скупясь, будь на лобзанья щедра!..

 

<1901>

ВЕСНА

 

Идёт, шумит нарядная,

Зелёная весна.

Лазурная, прохладная

Колышется волна.

 

Колышется, волнуется,

Играет серебром,

И весело целуется

С зелёным камышом.

 

И с белых лип и с клевера

Уж пчёлы брали мёд!

К пустыням мёртвым севера

Весна от нас уйдёт.

 

И небеса лазурные

Гремят хвалу весне...

Пусть будут грозы бурные, –

Не страшны грозы мне!

Лазурная, прохладная

Колышется волна.

Как девушка нарядная,

Стоит в саду весна.

 

А я благоуханную

Встречаю, как жених

Невесту, богом данную

В усладу дней земных!

 

<1891>

* * *

Словно в саване дремлют туманом одетые пашни,

Как на море маяк, в синем небе сияет луна,

Эта тихая ночь лепит тучи в волшебные башни

И о чём-то грустит, и тиха, и робка, и бледна.

 

Как отравой она жаждой счастья меня опоила

И сулит мне раскрыть все заветные тайны небес.

Эта тихая ночь, как знахарка, меня исцелила,

Эта тихая ночь вся полна, словно сказка, чудес.

 

Сколько звёзд золотых зажигает мне небо Господне,

Сколько новых цветов распустилось в зелёном саду,

И какие желанья меня посетили сегодня,

И какие виденья приснились мне в жарком бреду!

 

Пусть меня эта ночь, как мираж средь пустыни,

обманет,

За минутный восторг я прощу ей коварную ложь.

Чем душистей цветок, тем скорее он к осени вянет,

И какого вина без отравы похмелья испьёшь?..

 

<1891>

БУРЯ

Мы пели радостно псалмы,

Плывя к земле обетованной.

Одето тогою туманной,

Ласкалось море к нам. А мы,

Слагая радостно псалмы,

Неслись к земле обетованной.

 

Вдруг вихорь шумный налетел,

В ладью ударил вал сердитый;

Фатой узорною повитый,

На небе месяц побледнел –

И скрылся. Вихорь налетел,

И за борт плещет вал сердитый.

 

Ревела буря, как шакал,

И грозно море бушевало.

С лица туманного забрала

Унылый месяц не снимал...

Ревела буря, как шакал,

И грозно море бушевало!

 

Но мы спаслись от пасти вод,

На берег выброшены шквалом,

Луна с участьем запоздалым

Глядит и снова вдаль зовёт

Нас, избежавших пасти вод,

На берег выброшенных шквалом!

 

<1891>

ПОСЛЕ БИТВЫ

 

Военачальники убиты,

И уничтожен наш отряд...

Как очи гневные, горят

Созвездья, тучами повиты,

И ветер стонет; да луна

Глядит, печальна и бледна.

 

Я тихо выполз из оврага,

Куда врагами сброшен был;

Росою жажду утолил

И, окровавленною шпагой

Смолистых сучьев нарубив,

Зажёг костер. Верхушки ив

 

В овраге тёмном лепетали;

Без грома молнии сверкали

Вдали над темною горой,

Да где-то звонко кони ржали,

Да сыч кричал. Да волк порой

Протяжно выл во тьме ночной.

 

И вспомнил я. Мы в кучу сбились,

Спасая знамя от врагов.

Там стон стоял. Ряды бойцов.

Травою скошенной ложились,

И умирающий, кто мог

Ещё дышать, спускал курок.

 

И холодевшими устами,

Последний испуская стон,

Просил подать ещё патрон.

Мы в злобе спорили с зверями

И лишь о том жалели тут,

Что руки резать устают…

 

И долго я в оцепененьи

Сидел с поникшей головой,

Повергнут скорбною душой

В неразрешимые сомненья:

Трус возбуждал во мне презренье

И отвращение – герой!..

 

<1893>

* * *

Темнеет; закат в позолоте;

Туман над равниною встал.

Давно уж на топком болоте

Последний кулик замолчал.

 

Давно уже месяц двурогий

С лазурного поля небес

Взирает на берег отлогий,

На тихое поле и лес.

 

И, ночи почуяв приметы,

Выходит к селению волк...

Последние песни допеты,

И голос последний умолк.

 

И ночь, притаившись пугливо,

Внимает, смущенья полна,

Как в поле растёт горделиво

До самых небес тишина…

 

<1895>

 

КОШМАР

 

Я долго не спал и забылся потом.

Вот вижу – луна выплывает,

И кто-то стоит у меня под окном,

Рукою к себе вызывает.

 

Он молод годами и бледен лицом,

Белее ночного тумана.

На белой рубашке чернеет пятном

Под сердцем смертельная рана.

 

И в страхе я позднего гостя узнал,

Я понял безмолвные знаки.

Рукою на тёмный овраг указал

И тихо он скрылся во мраке

 

Я молча оружие снял со стены,

К оврагу прошёл осторожно

И стал, замирая. Среди тишины

Лишь сердце стучало тревожно.

 

Да ветер порою уныло шептал

О чём-то долине туманной.

Но враг не замедлил: пришёл он и стал,

Печальный, бескровный и странный.

 

Он каждую полночь приходит ко мне,

К оврагу меня вызывает,

И бьётся оружьем со мной в тишине,

И каждую ночь умирает.

 

И с вечера я беспокойно дрожу,

И, пробуя лезвие шпаги,

«Сегодня, – шепчу я, – тебя уложу

Навеки в тенистом овраге!»

 

Вот молча в овраге сошлись мы с врагом,

Сошлися – и сталь зазвенела.

Без крика упал он на землю лицом,

И кровь на песке зачернела.

 

Упал он на землю с предсмертной тоской,

Кровь чёрной росою сочится.

И сердце его я нащупал рукой,

Послушал – оно не стучится.

Я труп холодевший засыпал песком,

Оружие вытер травою

И, робко ступая во мраке ночном,

Пустился дорогой степною.

 

Таинственный шорох наполнил поля,

И ветер долиною крался.

Росистой травой, как змея, шевеля,

Он жадно ко мне приближался.

 

И я повернулся к оврагу. Туман

Над трупом зарытым клубился.

На скате тревожно шептался бурьян,

И жёлтый песок шевелился.

 

Как будто в овраге пустынном сто змей,

Шурша, заклинанья шептали

И в трупе, почившем в постели своей,

Змеиную жизнь пробуждали.

 

Я в ужасе диком пустился бегом,

К постели припал, помертвелый.

И вижу – мой сторож стоит под окном,

Стучится рукою несмелой.

 

Стучится безмолвно в окошко ко мне

И в очи взирает с тоскою...

Я с криком проснулся, ища на стене

Оружье дрожащей рукою...

 

<1895>

ТРИУМФАТОР

 

Рукоплещет толпа восхищённая,

Рукоплещет вся площадь кругом,

И гетера, вином опьянённая,

И сенатор с обрюзгшим лицом.

 

Плавно медные шлемы колышутся,

Кони пляшут, храпят и дрожат,

И далёко по улице слышится

Тяжкий шаг загорелых солдат.

 

Гул растёт... Показалися пленные...

Вот и царь молодой в кандалах.

Улыбаются губы надменные,

И спокойствие в ясных очах...

 

Пред дружиной, в боях поседелою,

Он идёт в кандалах, но царём,

Гордым шагом, с улыбкою смелою,

Словно лавры и пурпур на нём.

 

И, привстав в колеснице сверкающей,

Побледнев под лавровым венком,

Триумфатор сквозь рёв оглушающий

Беспокойно следит за царем.

 

И горит он ревнивою думою,

Что не он триумфатор, не он,

А тот царь, что с дружиной угрюмою

К месту казни идёт, как на трон!..

 

<1896>

НОЧЬЮ

 

 

Господь! Укрой меня десницею святою!

Стопы нетвёрдые на путь благой направь!

Дай силы, крепость дай гореть лишь пред тобою

И от лукавого избавь!

Всю ночь, без сна, стою я на молитве,

Звеня веригами во мраке стен немых.

Мне тяжко, Господи, мне трудно в этой битве

С воспоминаньем лет былых!

И тщетно я всю ночь, одетый власяницей,

В слезах взываю пред тобой:

От козней дьявола твоей святой десницей

Укрой!..

 

Какая ночь! Мне душно, душно в келье!

Я распахнул окно, прохлада притекла...

И вспомнилась мне ночь, когда в живом веселье

Душа все радости пила.

Со мною ты была. Пастушеской свирели

Унылый звук мне ветер приносил…

Какою ласкою глаза твои горели,

Как счастлив я был там! Как я тебя любил!..

 

Но, Боже! Прошлое забыть я должен ныне;

С прошедшим порвано последнее звено!

Я сам пришёл сюда к таинственной пустыне,

Где слово Господа лишь бодрствует одно!

Исчезни, сатана, перед лицом Господним,

Как исчезает дым от светлого огня,

Скитайся там, внизу, по мрачным преисподним,

А здесь виденьями не искушай меня!..

 

 

Пора уснуть. Но сна боюсь я, Боже!

Лишь только сон глаза закроет мне,

Безумная мечта придёт ко мне на ложе

И речи дикие зашепчет в тишине...

Но я устал! Покровы власяницы

От плеч до пояса изрезали мне грудь.

Колеблется нога... Смыкаются ресницы...

Пора уснуть!

 

О, счастье! Мы одни над тихою рекою!

Над нами небеса, пред нами лунный мост.

Ни звука. Небеса беседуют с землею.

И только тишина. Да ты. Да очи звёзд.

Сядь ближе! Вот сюда! Дай руки, эти руки!

Они мои, не правда ли, мои?

Я их купил за дни невыносимой муки,

За слёзы, за позор любви.

Я их купил за жизнь! Я их добуду кровью!

Железом и огнём, за мой загробный рай!

Соблазн! О, Господи! Укрой святой любовью!

Прощай, далёкая!.. Прощай!..

 

<1900>

* * *

Роща дремлет серебряным гротом,

Небо синей пустыней лежит.

Ходит месяц над мёрзлым болотом,

Как кудесник седой ворожит.

 

И на проруби иссиня-чёрной

Чертит медленно огненный знак...

Не колышется иней узорный,

На деревне не слышно собак.

 

И на скате пустынном оврага,

Где горит фосфорически снег,

Под заклятье сурового мага

Чей-то робкий послышался бег.

 

Вот сверкнули зелёные очи,

Слышен шёлковый шелест волны...

Это зимней, задумчивой ночи

Непонятные жуткие сны...

 

<1901>

* * *

Ты как тень замерла на пороге,

Я иду – не могу не идти.

Видно, боги, всесильные боги,

Не хотят нас сегодня спасти!

 

Ты меня целый день избегала,

Я не шёл, хоть горел как в огне...

О, какою ты бледною стала!

Эти слёзы, зачем же оне?

 

Ты страдаешь? Мы оба преступны?

О, не мучь! О, ответь мне! Спаси!

Коль тебе эти чары доступны,

И любовь, как свечу, загаси!

 

Иль не надо! Не надо, не надо

Ни мучительных слёз, ни борьбы!

Пусть любви всепобедной отрада

Нам не даст убежать от судьбы!

 

Пусть грозы отшумевшей зарница

Озаряет сквозь кружево штор

Виноватые, бледные лица

И, как звёзды, мерцающий взор!..

 

<1900>

 

* * *

Недвижно облака повисли над землей;

Их ткань разорвана, как войск разбитых знамя.

Печальны их стада; у них в груди пустой

Иссяк и божий гром, и жарких молний пламя.

И месяц на реке горит, как медный шлем,

Качаясь на волнах туманного залива.

Безмолвны берега. Окрестный воздух нем,

И только ветерок порой вздохнёт пугливо

И вновь заснёт в кустах... Не отрывая глаз,

Стою задумчиво. Печальный мрак ложится

На душу грешную. Куда идти сейчас?

Чем сердце утолить? Каким богам молиться?

По ком пролить слезу, чего спросить у них?

Минутных радостей иль смерти ядов злых?..

 

<1901>

МОНАХ

 

Он в лес ушёл, построил келью

И жил в молитве и трудах;

Земным утехам и веселью

Навеки дверь замкнул монах.

И долго жил он дикой птицей,

Суров, безгласен и уныл,

Одел он плечи власяницей,

Вериги день и ночь носил.

И по ночам, стеная глухо,

В молитве долго он стоял,

Он плоть свою во имя Духа

Железом тяжким истязал.

Однажды Матери всепетой

Лампаду на ночь он зажёг,

Стоял веригами одетый,

Хотел молиться – и не мог.

Под власяницею суровой

Дышала жаркой страстью грудь,

И он не смел святое слово

Устами грешными шепнуть.

Из кельи видно – месяц бродит,

Вот тихо скрипнула ступень,

К монаху женщина приходит,

Идёт, колеблется, как тень.

Дрожит, сверкая, грудь нагая,

Дрожат лукавые уста,

Горит пленительнее рая

Её нагая красота.

Зовёт и манит к наслажденью,

Служить готовая ему...

Ужель отдаться искушенью,

Ужель идти за ней во тьму?

Монах дрожит, бросает взгляды

На чёрный шёлк её волос –

И вот к огню святой лампады

Ладонь суровую поднёс...

Потуплен долу взор нескромный,

Дымясь, вздувается ладонь,

И тяжко капли крови тёмной,

Шипя, упали на огонь...

 

<1901>

 

НА РОДИНЕ

 

Бледно-синий, сияющий купол небес,

И зелёных полей необъятный простор,

И кудрявой листвой опрокинутый лес

В задремавших водáх неглубоких озёр.

 

И с копнами снопов золотистых гумно,

И чета невысоких ракит у плетня...

Всё, до травки последней, знакомо давно,

Всё пахнуло приветом родным на меня.

 

Словно после болезни, усталый от мук,

Возвратился я к матери милой под кров;

Словно в вражеском стане, раскинутом вкруг,

Я любимого друга узнал средь врагов.

 

И с улыбкой к нему я навстречу бегу,

И спешу по лицу прочитать о былом,

И гляжу, и очей оторвать не могу,

И сказать не умею о счастье моём.

 

< 1891 >

КАЛИТКА

(Только вечер затемнится синий)

(авторский вариант)

 

Только вечер затемнится синий,

Только звёзды зажгут небеса

И черёмух серебряный иней

Уберёт жемчугами роса,

 

Отвори осторожно калитку

И войди в тихий садик, как тень,

Да надень потемнее накидку,

И чадру на головку надень.

 

Там, где гуще сплетаются ветки,

Я незримо, неслышно пройду

И на самом пороге беседки

С милых губок чадру отведу...

 

<1909>

 

(песенный вариант)

Лишь только вечер затемнится синий,

Лишь только звёзды зажгут небеса

И черёмух серебряный иней

Жемчугами украсит роса,

 

Припев: Отвори потихоньку калитку

И войди в тихий садик, как тень.

Не забудь потемнее накидку,

Кружева на головку надень.

 

Там, где гуще сплетаются ветки,

У беседки тебя подожду,

И на самом пороге беседки

С милых уст кружева отведу.

 

Припев.

Был май, весёлый месяц май, – кому не грустно в мае?

Цветов в полях – хоть убавляй, а лес, а птичьи стаи?

А небо в звёздах и луне? А тучки на закате,

То в перламутровом огне, то в пурпуре, то в злате?

Итак был май. Поля цвели, в аллеях пели пчёлки,

На межнике коростели, а в просе перепёлки.

Был старый лес весёлый днём, а ночью тайны полный.

Там пел ручей, обросший мхом, и лес смотрелся в волны.

Тюльпаны, пьяные от рос, на берегу шептались,

А одуванчики в стрекоз, как юнкера, влюблялись.

 

И вот один из них сказал: «Я прост и беден с вида,

Но страстью жаркой воспылал к вам, милая сельфида!

Среди своих подруг стрекоз Вы прима-балерина!

Вы рождены для светлых грёз, для ласк и… серпантина!

И даже пьяница тюльпан влюблён был в ножки эти,

Когда плясали Вы канкан в лесу, при лунном свете!

А в сердце пламенном моём царицей Вы живёте!

Для Вас я сделаю заём у медуницы-тёти,

Потом и свадьбу в добрый час отпразднуем мы с Вами.

И буду я глядеть на Вас влюблёнными глазами,

Перецелую, как кадет, у Вас я каждый пальчик!..»

А стрекоза ему в ответ: «Какой вы глупый мальчик!

«Для Вас я сделаю заём у медуницы-тёти»,

А много ли – вопрос весь в том – у тёти Вы найдёте?

Питаться солнцем да росой, поверьте, я не стану.

Нет, балерина, милый мой, для Вас – не по карману!»

Она умолкла. Лес дремал, не шевелились травы,

А ветерок в кустах вздыхал: «Ну, времена! Ну, нравы!»

Настала осень, лес желтел, лист падал в позолоте,

Косматый шмель в гостях сидел у медуницытёти.

 

 

И тётя бедная в слезах печально говорила,

Что одуванчика на днях она похоронила.

А повенчался с стекозой какой-то жук рогатый,

В параличе, полуживой, но знатный и богатый.

Шмель слушал молча. Лес дремал, не шевелились травы,

И только ветерок вздыхал: «Ну, времена! Ну, нравы!»

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: