Ислингтон проснулся. Он стоял в восьмиугольнике, вершины которого образовывали стальные колонны, перед огромной черной дверью из камня и потемневшего от времени серебра. Он потрогал твердый, холодный камень. Коснулся стола. Провел рукой по стене. Потом прошел по залу, касаясь разных предметов, словно пытаясь убедить себя в том, что он существует, что он еще здесь. Ислингтон уже не раз ходил так по залу, и за многие сотни лет его босые ноги протоптали в каменном полу дорожку. Добравшись до бассейна, он остановился, встал на колени и опустил ладони в холодную воду.
По поверхности пробежала рябь, круги разошлись от кончиков его пальцев к краям бассейна. Отражение ангела и свечей дрогнуло и исчезло. В воде отражался какой‑то подвал. Ангел нахмурился. Где‑то вдалеке зазвонил телефон.
Мистер Круп подошел к телефону и снял трубку. Он был страшно доволен собой.
– Круп и Вандемар к вашим услугам, – объявил он. – У вас появился враг? Мы с радостью вырвем ему глаза, сломаем нос, отрежем язык, раздробим череп, перережем глотку.
– Мистер Круп, – сказал ангел, – они достали ключ. Проследите, чтобы девушка по имени Дверь добралась до меня целой и невредимой.
– Целой и невредимой? – разочарованно протянул мистер Круп. – Понятно. Хорошо, проследим. Отличная идея. Удивительно оригинальная. Прямо дух захватывает от такой оригинальности. Обычно люди нанимают убийц, чтобы расправиться с теми, кто им не угоден, – чтобы кого‑нибудь зарезать, задушить, застрелить в конце концов! Только вы, сэр, нанимаете двух профессиональных, непревзойденных в своем мастерстве душегубов для того, чтобы они доставили вам какую‑то девчонку целой и невредимой!
– Проследите, чтобы она благополучно добралась до меня, мистер Круп. Устраните любую опасность, которая может ей угрожать. Если вы ее тронете, я буду очень огорчен. Вы меня поняли? Страшно огорчен!
– Да.
Мистер Круп переступил с ноги на ногу.
– Ничего не хотите мне сообщить? – спросил Ислингтон.
– Хотим, сэр, – мистер Круп кашлянул в кулак. – Вы помните маркиза Карабаса?
– Разумеется, помню.
– Правильно ли я понимаю, что ваш приказ не касается маркиза? Он вам не нужен «целым и невредимым», или я заблуждаюсь?
– Нет, не заблуждаетесь, – отозвался ангел. – Охранять нужно только девчонку.
С этими словами он вытащил руки из воды. Теперь в бассейне снова отражались свечи и лицо ангела – невероятной, совершенной красоты. Ангел Ислингтон поднялся и пошел в глубь зала. Гости вот‑вот прибудут, надо лишь немного подождать.
* * *
– Что он сказал? – спросил мистер Вандемар.
– Он сказал, мистер Вандемар, что мы можем делать с маркизом все, что пожелаем.
Вандемар кивнул, но решил на всякий случай уточнить:
– Значит, мы можем его спокойно убить?
– Да, мистер Вандемар, вы правильно поняли. Именно так.
– Вот и хорошо, мистер Круп. Не люблю, когда нас ругают. – Он посмотрел на окровавленный труп, висевший у него над головой. – Надо избавиться от тела.
* * *
Одно колесо у тележки из супермаркета скрипело. Тележку все время уводило влево. Мистер Вандемар нашел ее на газоне между двумя дорожками неподалеку от больницы. Увидев тележку, он решил, что она как нельзя лучше подходит для перевозки трупов. Конечно, можно было просто взвалить тело на плечо, но тогда он запачкает костюм. А костюм у него всего один. Поэтому он положил тело маркиза Карабаса в тележку и покатил ее по каменному туннелю канализации. Тележка противно скрипела, и ее то и дело вело влево. Мистер Вандемар с удовольствием вручил бы ее мистеру Крупу, но мистер Круп был занят. Он разговаривал.
– Разумеется, невозможно выразить словами ту радость, то бескрайнее счастье, тот, не побоюсь этого слова, экстаз, что переполняет все мое существо. Неудивительно, что в такие минуты, мистер Вандемар, я не могу ни ворчать, ни злиться, ни жаловаться на судьбу. Подумать только, нам наконец‑то разрешили сделать то, в чем мы так преуспели за нашу невероятно долгую жизнь…
Мистер Вандемар свернул за угол, что было не так‑то просто, учитывая непослушную тележку с тяжелым трупом.
– В смысле кого‑то убить? – спросил он.
Мистер Круп радостно улыбнулся.
– Да‑да, вы правы, мистер Вандемар, мой благородный и смелый друг, – убить. Однако вы наверняка почувствовали в моем коротком монологе неумолимое «но». Как бы я ни радовался, как бы ни сиял от счастья, это «но» неизбежно скрывается за моим ликованием, отравляя столь чудесные минуты. Маленькое, гадкое «но» – оно прилипло ко мне, как к ботинку прилипает кусочек сырой печенки. И вы наверняка говорите себе: «Что‑то тревожит мистера Крупа. Надо заставить его облегчить душу».
Мистер Вандемар глубоко задумался, навалился на круглую железную дверь, которая вела в другую часть канализации, толкнул ее и – когда дверь подалась – переступил через порог, втащив за собой тележку с трупом маркиза. Он еще немного подумал и пришел к выводу, что ничего такого за собой не замечал.
– Нет, я ничего такого не говорю, – честно сказал он.
Но мистер Круп не обратил никакого внимания на его слова.
– …И, если бы я все же решился рассказать, – продолжал он, – что тревожит меня в столь радостную минуту, мистер Вандемар, вы бы поняли, насколько меня раздражает тот факт, что никто не узнает о нашем благородном деянии. Нам надо было бы повесить тело маркиза на самой высокой виселице в Нижнем Лондоне. А не выбрасывать его в сточные воды, словно… – Он замолчал, подыскивая достойное сравнение.
– Крысу? – предположил Вандемар. – Попугая? Селезенку?
Тележка продолжала свою скрипучую песню.
Мистеру Крупу не понравилось ни одно из сравнений.
– Что ж, мы пришли, – сказал он.
Они оказались на берегу небольшой реки. Грязные коричневые воды уносили прочь использованные презервативы и обрывки туалетной бумаги. По поверхности плавали хлопья желтой пены. Вандемар остановил тележку. Круп нагнулся, схватил маркиза за волосы, приподнял его голову и прошептал в самое ухо:
– Чем скорее мы покончим со всем этим, тем лучше. В другое время, в другом месте наверняка найдется человек, способный по‑настоящему оценить наше непревзойденное мастерство.
Потом он отпустил маркиза и выпрямился:
– До свиданья, славный маркиз. Не забывайте о нас, куда бы вас ни занесло.
Мистер Вандемар вывалил в коричневую воду тело маркиза Карабаса, а следом швырнул и тележку, которая ему страшно надоела. Он долго провожал ее взглядом, пока она не скрылась из виду.
Мистер Круп поднял фонарь высоко над головой, осветив кирпичный свод.
– Как жаль, мистер Вандемар, что люди, которые ходят по улицам там, наверху, никогда не увидят эту древнюю кладку, никогда не смогут оценить всю красоту этих кирпичных сводов у них под ногами.
– Здесь поработал настоящий мастер, – согласился мистер Вандемар.
Они повернулись и пошли по туннелю назад.
– Города, мистер Вандемар, очень похожи на людей, – торжественно объявил мистер Круп. – Мало кто знает, что таится глубоко внутри.
* * *
Дверь отыскала в одном из карманов своей огромной кожаной куртки шнурок и повесила ключ себе на шею.
– Потеряешь, – предупредил Ричард.
Девушка поморщилась.
– Честно, – сказал Ричард. – Шнурок порвется, и ключ упадет.
Дверь пожала плечами.
– Ладно. Когда придем на рынок, я найду себе цепочку.
Они шли по лабиринту пещер и туннелей из известняка, который казался Ричарду невероятно старым, почти доисторическим.
Ричард усмехнулся.
– Что тебя насмешило? – спросила Дверь.
Он улыбнулся в ответ.
– Я представил себе лицо маркиза, когда мы расскажем ему, что сумели добыть ключ без его помощи.
– Уверена, он наверняка отпустит какое‑нибудь саркастическое замечание, – отозвалась Дверь. – После рынка пойдем к ангелу. «Длинным и опасным путем». Что бы это ни значило.
Ричард хотел сказать: «Уверен, он будет действительно длинным и страшно опасным», но сдержался. Он стал рассматривать удивительные рисунки на стенах. Кто‑то нарисовал красно‑коричневой и грязно‑желтой краской диких кабанов, удирающих от них газелей, мамонтов с густой шерстью и гигантских ленивцев. Ричард решил, что этим рисункам несколько тысяч лет, но когда свернул за угол, увидел нарисованные точно такими же красками грузовики, домашних кошек, машины и – очень грубо, будто художник видел их только издали, – самолеты.
Все эти рисунки располагались на стенах довольно низко, почти у самой земли. «Может, их создали подземные пигмеи‑неандертальцы? – подумал Ричард. – А что, очень может быть. В Нижнем Лондоне все возможно».
– А где в этот раз будет рынок? – спросил он.
– Понятия не имею, – ответила Дверь. – Ты не знаешь, Охотница?
Охотница выступила из тени.
– Нет, не знаю.
Внезапно мимо промчался ребенок. Через пару минут за ним пробежали еще несколько детей. Охотница быстро ухватила одного из них за ухо. Это оказался маленький мальчик.
– Ай‑ай‑ай! – завопил он. – Пусти! Она украла мою кисточку!
– Да! – сказал один из его приятелей. – Взяла и украла!
– Ничего я не крала! – послышался высокий детский голосок.
Указав на рисунки на стене, Охотница спросила:
– Это ты нарисовал?
Мальчик прищурился и высокомерно посмотрел на нее – так смотрят некоторые великие художники и все без исключения девятилетние мальчики.
– Да, некоторые нарисовал я, – нахально заявил он.
– Неплохо получилось, – заметила Охотница.
Мальчик сердито на нее посмотрел.
– Где будет Плавучий рынок? – спросила Дверь.
– В «Белфасте», – ответил мальчишка. – Сегодня ночью.
– Спасибо, – сказала Дверь. – Надеюсь, тебе удастся получить свою кисточку обратно. Охотница, отпусти его.
Охотница послушно отпустила мальчугана. Но вместо того чтобы убежать, он пристально посмотрел на нее, скорчил рожицу, пытаясь показать, что ему вообще‑то наплевать, кто она, и спросил:
– Значит, ты – Охотница?
Она смущенно улыбнулась малышу. Он фыркнул.
– Ты – лучший телохранитель в Нижнем Лондоне?
– Говорят, что да.
Мальчик сунул руку в карман, а потом резко выбросил ее вперед, разжал кулак, недоуменно посмотрел на ладонь и поднял глаза на Охотницу. Отведя руку так, чтобы мальчишка не мог достать, Охотница показала ему перочинный ножик. Малыш насупился.
– Как это у тебя получилось?
– Проваливай, – сказала Охотница и, сложив ножик, бросила мальчику.
Он поймал его и тут же помчался прочь, надеясь догнать девочку, которая стащила его кисточку.
* * *
Тело маркиза Карабаса плыло по канализационной трубе на восток.
Когда‑то ручьи и реки, забранные потом в трубы, свободно текли по Лондону – с севера на юг (а к югу от Темзы – с юга на север), – регулярно снабжая Темзу мусором, трупами домашних животных, а также содержимым ночных горшков. Большую часть нечистот Темза исправно выплескивала в море, но кое‑что оставляла себе. Эта замечательная система существовала довольно долго, пока наконец в 1858 году, из‑за невероятно жаркого лета и огромного количества отходов, сбрасываемых в реку людьми и заводами, не породила удивительный феномен, вошедший в историю Великобритании под названием «Великий смрад». Темза вся превратилась в канализацию. Многие уехали из Лондона, а те, кто остался, обматывали лица шарфами, смоченными карболкой, и старались дышать только через рот. В тот год парламент закрыл сессию раньше обычного, а на следующий год принял указ о строительстве канализации. Под землей были проложены тысячи миль труб, под небольшим уклоном с запада на восток. Где‑то за Гринвичем коллектор выходил в устье Темзы – и все отходы попадали прямиком в Северное море. Именно этот путь и предстояло преодолеть телу маркиза Карабаса – с запада на восток, навстречу восходу солнца и холодным морским водам.
На высоком кирпичном уступе сидели крысы. Они занимались тем, чем обычно занимаются крысы, когда их никто не видит. Внезапно они увидели, как что‑то плывет под ними в мутном потоке. Крыса покрупнее – черный самец – запищала. Пропищав что‑то в ответ, небольшая коричневая самка спрыгнула маркизу на спину – он плыл вниз лицом, – быстро перебралась на шею, понюхала волосы и плащ, лизнула кровь, а потом осторожно свесилась к воде, пытаясь рассмотреть лицо.
Ловко спрыгнув в мутную воду, крыса доплыла до берега, взобралась по старой, выщербленной кладке и побежала по балке назад, к своим сородичам.
* * *
– В Белфасте? – спросил Ричард.
Загадочно улыбнувшись, Дверь ответила лишь:
– Увидишь.
Несмотря на все уговоры, она отказалась что‑либо объяснить.
Тогда он решил сменить тактику.
– Откуда ты знаешь, что мальчишка нам не соврал насчет рынка? – спросил он.
– О таком не врут. Мне кажется… мы вообще не можем врать об этом, – Дверь немного помолчала. – Рынок – это нечто особенное.
– А откуда малыш узнал, где он будет?
– Кто‑то ему сказал, – ответила Охотница.
Ричард помолчал немного и спросил:
– А этот кто‑то откуда узнал?
– Кто‑то сказал ему, – ответила Дверь.
– Но… – Ричард задумался о том, кто же изначально выбирает место будущего рынка и как сообщает об этом жителям Нижнего Лондона. «Как бы так спросить, чтобы они не решили, что я полный придурок?» – подумал он.
Внезапно послышался бархатистый женский голос.
– Просссстите… Вы не подскажете, когда будет рынок?
Из темноты выступила девушка – необычайно бледная, с черными волосами, в черном бархатном платье. На тонких пальцах поблескивали серебряные кольца. Взглянув на нее, Ричард понял, что где‑то ее уже видел. Он задумался, пытаясь вспомнить. Ну да, конечно, – на первом рынке! На том, который проходил в «Хэрродс». Она улыбнулась ему из толпы.
– Он будет сегодня вечером, – ответила Охотница. – В «Белфасте».
– Спасибо, – поблагодарила девушка в черном.
Ричард заметил, какие удивительные у нее глаза. Цвета фиалки.
– Встретимся на рынке, – сказала женщина и пристально посмотрела на Ричарда, но тут же смущенно отвернулась, шагнула назад и словно растворилась в темноте.
– Кто это? – спросил Ричард.
– Они называют себя детьми ночи, – ответила Дверь. – Днем спят в туннелях, а ночью бродят по Верхнему Лондону.
– Они опасны?
– Здесь все опасны, – сказала Охотница.
– Ну ладно, – Ричард вздохнул. – Вернемся к рынку. Кто решает, где и когда будет рынок? И как изначально люди узнают об этом?
Охотница пожала плечами.
Ричард повернулся к Двери:
– Ты тоже не знаешь?
– Я никогда об этом не думала.
Они свернули за угол, и Дверь направила на стену фонарь.
– Какой молодец! – заметила она.
– Вот уж кто не теряет времени даром, – отозвалась Охотница.
Она коснулась рисунка на стене. Краска еще не успела высохнуть. На рисунке были изображены Охотница, Дверь и Ричард. Причем в довольно неприглядном виде.
* * *
Черная крыса с почтением приблизилась к логову золотых крыс, опустив голову и прижав уши, и поползла вперед, громко пища.
Золотые крысы устроили себе логово в старых костях. Это были кости огромного мамонта – одного из тех гигантских, покрытых густой шерстью животных, которые много лет назад, в ледниковый период, бродили по заснеженным просторам южной Англии. «Ишь какие, считают себя тут хозяевами!», – презрительно думали про мамонтов золотые крысы. Впрочем, конкретно этот мамонт уже давно не считал себя хозяином: золотые крысы достаточно убедительно это ему доказали.
Возле горы костей черная крыса почтительно поклонилась, потом легла на спину, подставив горло, закрыла глаза и стала ждать. Через пару минут сверху донесся громкий писк, и крыса поняла, что можно встать.
Из черепа, лежавшего на самом верху, выбралась одна из золотых и медленно поползла по массивному бивню. Это была крупная – размером с кошку – крыса с золотистым мехом и красновато‑желтыми глазками.
Черная крыса что‑то пропищала. Немного подумав, золотая запищала в ответ. Черная снова легла кверху пузом, потом вскочила и пулей помчалась прочь.
* * *
Конечно, люди жили в канализации и до «Великого смрада» – в том коллекторе, который построили при Елизавете, в эпоху Реставрации, в период Регентства. По мере того как рос Лондон, нечистот становилось все больше, и лондонские реки стали постепенно забирать в трубы. Однако лишь после «Великого смрада» – после того как построили целую сеть новых коллекторов и очистили Темзу, – многие нищие перебрались в канализацию и образовали здесь общину. Их можно было встретить повсюду, в любом туннеле, однако жили они в старых кирпичных коллекторах с высокими сводами, похожими на своды собора. Эти коллекторы находились на востоке. Жители канализации часами сидели на берегу грязного потока, с удочками и сетями в руках, неотрывно вглядываясь в коричневую воду с хлопьями желтой пены.
Они носили лохмотья коричневато‑зеленого цвета, покрытые толстым слоем непонятно чего – возможно, плесенью или масляной пленкой бензина, хотя это вполне могло оказаться и чем‑нибудь похуже. У них были длинные нечесаные волосы. От жителей канализации ужасно воняло. В тоннеле были развешены корабельные фонари. Никто не знал, чем их здесь принято заправлять. Но это был точно не керосин. Фонари светились призрачным зеленовато‑синим светом.
Неизвестно, как эти люди общались между собой, но с другими они разговаривали при помощи жестов, как глухонемые. Они жили в вечной вони и сырости – мужчины, женщины и их серьезные, тихие дети.
Данникин заметил что‑то на поверхности воды. Он был главой жителей канализации, самым мудрым и самым старым. Поэтому знал коллекторы даже лучше, чем те, кто их построил. Данникин схватил сеть для ловли креветок, быстро забросил ее в воду и вытащил покрытый плесенью сотовый телефон. Подойдя к груде мусора в углу, Данникин швырнул в нее телефон. Пока что за целый день удалось выловить только две непарные перчатки, ботинок, кошачий череп, роман «Фиеста», размокшую пачку сигарет и сломанную детскую коляску.
Да, день выдался не из удачных. А ведь сегодня ночью рынок, причем под открытым небом. Данникин не отрывал взгляда от воды. Никогда не знаешь, что может приплыть тебе в руки.
* * *
Старина Бейли развешивал выстиранное белье. Одеяла и простыни хлопали на ветру на крыше «Сентр Поинт» – безобразного небоскреба, построенного в конце Оксфорд‑стрит в шестидесятые годы. Небоскреб угрюмо возвышался над станцией Тотенхэм‑корт‑роуд. Старине Бейли не нравился «Сентр Поинт», однако, как говорил он своим птицам, с крыши этого здания открывается шикарный вид, и к тому же это единственное место в Вест‑Энде, откуда не видно самого «Сентр Поинта».
Ветер выдирал перья из пальто старины Бейли и уносил прочь. Старик не обращал на это внимания. Он любил повторять, что перьев всегда можно надергать сколько угодно.
Из‑под рваного брезента, закрывавшего вентиляционную трубу, выбралась огромная черная крыса, огляделась и осторожно подползла к палатке, загаженной птичьим пометом. Обежав палатку, она подскочила к веревке с бельем, которое только что вывесил старина Бейли, и громко запищала.
– Тише, тише! – шикнул на нее старик.
Крыса снова запищала, на этот раз немного потише.
– О Господи! – охнул старина Бейли.
Он забежал в палатку и вскоре выскочил наружу с кочергой и лопатой в руках. Постоял пару секунду, снова метнулся в палатку и вынес оттуда то, что можно было обменять на тело маркиза. Потом снова бросился в палатку, открыл деревянный сундук и сунул в карман серебряную шкатулку.
– Как это все не вовремя! – сказал он крысе, выбравшись из палатки в третий раз. – Я человек занятой. Птицы, знаете ли, сами собой в клетки не попадают!
Крыса что‑то пропищала. Старина Бейли снял с пояса веревку.
– Неужели, кроме меня, некому выкупить тело? – спросил он у крысы. – Я пожилой человек. К тому же терпеть не могу подземелье. Я родился и вырос на крышах. Крыши – мой дом.
Крыса презрительно фыркнула.
– Зачем торопиться? Тише едешь дальше будешь, – сказал старина Бейли. – Ну ладно, идем, усатик. Я знал твоего прапрадедушку, крысеныш, так что не строй из себя умника… Где будет рынок?
Крыса что‑то пропищала в ответ. Посадив ее в карман, старина Бейли начал спускаться с крыши.
* * *
Сидя на старом пластиковом стуле на берегу вонючей реки, Данникин внезапно почувствовал, что богатство и процветание наконец‑то сами плывут к нему в руки. Причем в прямом смысле плывут – с запада на восток, так что надо приготовить сети.
Он громко хлопнул в ладоши, и к нему тут же подскочили несколько мужчин, женщин и детей с баграми, сетями и удочками в руках. Они собрались на скользком берегу подземного потока. Хмурые лица заливал зеленоватый свет. Данникин указал куда‑то вниз. Все замерли и приготовились молча ждать улова – так, как всегда ждут улова немногословные жители канализации.
Наконец вдалеке показалось тело маркиза Карабаса. Течение несло его медленно и торжественно, как погребальную ладью. Когда труп приблизился, жители канализации ловко опутали его сетями и баграми вытащили из воды. Потом они осмотрели тело, сняли с него плащ, сапоги, вытащили золотые часы и другие интересные вещицы, лежавшие в карманах плаща. Однако остальную одежду снимать не стали.
Данникин радостно улыбнулся, оглядев добычу. Он снова хлопнул в ладоши, и жители канализации стали собираться на рынок. Теперь им было чем торговать.
* * *
– Ты уверена, что маркиз придет на рынок? – спросил Ричард у Двери. Теперь они шли куда‑то вверх.
– Он нас не подведет, – твердо сказала она. – Мы наверняка встретим его там.
Глава XIV
Крейсер «Белфаст», водоизмещением 11 тысяч тонн, спущенный на воду в 1939 году, принимал активное участие во Второй мировой войне. Теперь он стоит на приколе у южного берега Темзы в живописном месте – напротив Тауэра, между Тауэрским и Лондонским мостами. С его палубы открывается великолепный вид на собор Св. Павла и золоченый шпиль памятника Великому пожару, спроектированного, как и многое другое в Лондоне, Кристофером Реном. Корабль служит музеем, мемориалом и тренировочной базой.
По мосткам, ведущим с берега на палубу, проходили по двое, по трое и даже десятками прибывающие на рынок – самый разный люд из Нижнего Лондона. И все они, забыв о вражде, спешили разложить свои товары как можно дальше от прилавков жителей канализации.
Больше ста лет назад было решено, что жители канализации могут приходить на рынок только тогда, когда он проводится под открытым небом. Данникин и его люди свалили свой улов на клеенку под большой орудийной башней. Никто не спешил подойти к жителям канализации. Только ближе к закрытию сюда явятся любопытные, искатели выгодных сделок и те немногие счастливчики, которые начисто лишены обоняния.
Ричард, Дверь и Охотница пробирались сквозь толпу. Ричард вдруг понял, что рынок перестал его удивлять. Да, здесь попадались такие же странные типы, как и на прошлом рынке, но он и сам теперь стал странным типом. Они шли через рынок, и он вертел головой, высматривая саркастическую ухмылку маркиза.
– Его здесь нет, – объявил он наконец.
Они приближались к кузнецу, которого легко можно было принять за небольшую гору, если бы не клочковатая каштановая борода. Кузнец подхватил с горна кусок раскаленного докрасна железа и бросил его на наковальню. Ричард никогда прежде не видел наковальни. Но жар от железа и пламени горна чувствовался с десяти футов.
– Ничего, Карабас вернется, – сказала Дверь, оглядываясь по сторонам. – Как бумеранг. – И немного подумав, добавила: – Кстати, бумеранг всегда возвращается? – и прежде чем Ричард успел что‑нибудь ответить, радостно взвизгнула: – Хэммерсмит![47]
Человек‑гора перестал стучать молотом по наковальне, поднял голову и проревел:
– Темпл и Арка! Леди Дверь! – он поднял ее на руки так легко, словно она весила не больше мышки.
– Привет, Хэммерсмит. Я надеялась тебя здесь найти.
– Леди, я ни одного рынка не пропускаю, – радостно пророкотал он. И добавил громким шепотом, будто сообщая страшную тайну: – На рынке работать всегда выгодно, вот так‑то. Погодите, – сказал он, вспомнив про остывающий кусок железа на наковальне, – погодите секундочку, – и кузнец усадил Дверь на свой навес, в семи футах над полом, как раз по его росту.
Он застучал молотом по железу, выкручивая его инструментом, который, как подумал Ричард, можно было бы назвать клещами. Бесформенный ком раскаленного железа под ударами молота превратился в великолепную черную розу тончайшей работы. Каждый лепесток был как живой. Хэммерсмит сунул розу в ведро с ледяной водой, раздалось шипение, повалил пар. Кузнец вытащил свое творение, обтер его и протянул толстяку в кольчуге, который терпеливо ждал в сторонке. Толстяк остался доволен и отдал кузнецу зеленый пакет «Маркс‑энд‑Спенсер», доверху набитый сыром разных сортов.
– Хэммерсмит, – сказала Дверь сверху, – познакомься, это мои друзья.
Кузнец обхватил руку Ричарда своей гигантской ручищей и пожал ее горячо, но осторожно, будто в прошлом у него случались неприятные инциденты, но он долго тренировался и научился наконец не ломать людям руки.
– Мое почтение, – прогремел он.
– Ричард, – представился Ричард.
Хэммерсмит просиял.
– Ричард? Какое чудесное имя! У меня был жеребец по кличке Ричард!
Он отпустил руку Ричарда и повернулся к Охотнице.
– Ты ведь… Охотница? Охотница! Клянусь своими молотами и наковальнями, это действительно Охотница!
Он покраснел, как мальчишка. Плюнул на ладонь, неловко попытался пригладить волосы. Протянул Охотнице руку, но сообразив, что только что на нее плюнул, кинулся вытирать ладонь о кожаный фартук. И застыл, переминаясь с ноги на ногу.
– Рада тебя видеть, Хэммерсмит, – с очаровательной улыбкой проговорила Охотница.
– Эй, ты не мог бы меня спустить? – попросила Дверь.
Великан еще больше смутился.
– Простите, леди, – пробормотал он и легко снял ее с навеса.
Ричард догадался, что Хэммерсмит знает Дверь с детства, и тут же почувствовал неожиданный приступ ревности.
– Итак, могу я для вас что‑нибудь сделать? – спросил кузнец Дверь.
– Да, я хотела тебя кое о чем попросить. Но сначала… – Она обратилась к Ричарду: – Ричард, у меня есть для тебя задание.
Охотница удивленно вскинула бровь.
– Для него?
Дверь кивнула.
– Для вас обоих. Вы не могли бы сходить за едой? Ну, пожалуйста!
Ричард почувствовал, что гордится собой. Он прошел испытание, и теперь они воспринимают его как равного. Он пойдет и принесет еду. Ричард выпрямился и выпятил грудь.
– Я твой телохранитель. Я останусь с тобой, – сказала Охотница.
Дверь ухмыльнулась. Ее опаловые глаза сверкнули.
– Мы же на рынке! Что здесь может случиться? Никто не нарушит перемирие. Со мной все будет в порядке. Лучше присмотри за Ричардом.
Ричард понурился, но никто этого не заметил.
– Что если кто‑то нарушит перемирие? – спросила Охотница.
Несмотря на пышущий жаром горн, Хэммерсмит поежился.
– Нарушит перемирие? Бр‑р‑р…
– Никто ничего не нарушит. Сходите за едой, вместе. Принесите мне карри. И еще пападам.[48]С перцем.
Охотница почесала в затылке, повернулась и пошла сквозь толпу. Ричард поплелся за ней.
– А что будет, если кто‑то нарушит перемирие? – спросил он у Охотницы, когда они протискивались сквозь толпу.
Она ненадолго задумалась.
– Последний раз перемирие было нарушено триста лет назад. Два приятеля поссорились на рынке из‑за женщины. Один зарезал другого ножом и сбежал.
– И что с ним стало? Его убили?
Охотница покачала головой.
– Напротив. Он до сих пор жалеет, что тогда не умер.
– Он до сих пор жив?
Охотница поджала губы.
– В некотором роде, – сказала она, помолчав.
– Фу‑у! Что это за вонь? – спросил Ричард через некоторое время. Он чувствовал, что его вот‑вот стошнит.
– Жители канализации.
Ричард отвернулся и постарался не дышать через нос, пока они не прошли мимо жителей канализации.
– Маркиза нигде не видно? – спросил он.
Охотница покачала головой, хотя при желании могла бы прикоснуться к маркизу.
И они поднялись по трапу к лоткам с едой, источавшим куда более приятный аромат.
* * *
Старина Бейли быстро нашел жителей канализации. Для этого достаточно было просто идти на запах.
Он знал, что ему делать, но решил устроить небольшое представление. Тщательно изучил трупик коккер‑спаниеля, потом протез ноги, потом размокший, покрытый плесенью сотовый телефон – и каждый раз разочарованно качал головой. Потом «вдруг» заметил тело маркиза. Почесал нос, надел очки и принялся его разглядывать. Мрачно кивнул пару раз, как человек, которому позарез нужен труп: выбор невелик, но ничего не поделаешь. И наконец махнул Данникину, указывая на тело маркиза.