«Коалиция готова», — кричат с той стороны пролива. Но сейчас еще сомнительно, перейдет ли коалиция к военным действиям, необходимости в которых пока еще отнюдь нет. Положение, занятое союзными державами, настолько благоприятно, что оно само по себе создает постоянную угрозу для Германии и автоматически разрушает германскую нервную систему, потрясенную экономической борьбой и кризисами. Чтобы избежать этого давления, Германия готова уступать, удовлетворять предъявляемые к ней притязания и выпускать из рук одно преимущество за другим.
Пока велась подобного рода борьба, картина внезапно изменилась. В результате последних событий на Балканском полуострове Австрия оказалась там на значительное время связанной. Она требует от своих союзников поддержки, но сама предоставить ее им не может. Противнику удалось своей тактикой добиться такого положения, при котором каждая из центральных держав привязана к своему особому театру войны, и это мешает им своими объединенными, превосходными по численности силами нанести сокрушительный удар сперва одному, а потом другому врагу. Австрии приходится повернуть свой фронт на юг, Германии — на запад. Россия оставляет за собой право с помощью всей своей силы сказать решающее слово в том или другом пункте.
Несмотря на положение, ставшее для них гораздо более благоприятным, окружающие Германию враги все еще, видимо, не желают браться за оружие. Их многочисленные сомнения еще не устранены. Даже после своего разъединения Австрия и Германия все еще слишком сильны. Предварительно они должны быть ослаблены внутренними распрями. Национальная борьба в Австрии тщательно раздувается с помощью дружеских представлений дипломатии, при содействии возбуждающих борьбу депутаций и боевых призывов прессы. Недавно обнаружилось, что в Германии та же цель может быть достигнута с помощью небольшой газетной статьи и хитроумно составленных устаревших жалоб. Но для грядущей борьбы, — независимо от того, будет ли она вестись с оружием в руках или другими средствами,—требуются, хотя бы перед лицом внешнего мира, «единый братский народ» и большая сильная, мощная армия, руководимая крепкой рукой и исполненная неограниченной веры в свои возможности.
Назад
_______________
О МИЛЛИОННЫХ АРМИЯХ {60}
«Миллионные армии» не представляют собой современного изобретения, они издавна исторически подготовлялись. Армия, с которой Фридрих II приступил к преобразованию Германии, едва насчитывала 100 000 чел., но относительно, в сопоставлении с 2½ миллионами населения тогдашней Пруссии, она значительно превосходила те бесчисленные массы, которые в настоящее время будут выставлены 65 миллионами немцев при объявлении войны. Относительно еще гораздо значительнее было то количество призывников, молодых и старых, которых совершенно изнуренная и обессиленная Пруссия сумела выставить в действующую армию в 1813 г., чтобы сбросить ярмо, лежавшее на ней и на всей Германии. Из этих рыхлых масс Вильгельм I создал армию, которая, внутренно укрепившись, стала гораздо многочисленнее, чем армии значительно более крупных и сильных соседей. С ней он выиграл сражение при Кениггреце и из нее возникла германская миллионная армия, которая сокрушила Францию. Лишь энергичными мерами и при большом напряжении можно создавать великие вещи и осуществлять великие идеи. Германская империя также возникла лишь с помощью армии, которая по своим размерам, казалось, должна была исчерпать все силы до дна.
Побежденные поняли слишком поздно, чего им нехватало и на какой неравный бой они решились. Тогда, все страны европейского континента ввели всеобщую воинскую повинность, чтобы создать миллионные армии, устранить Германскую империю и восстановить прежнее положение. Миллионные армии они действительно создали, но возлагавшиеся на эти армии надежды не осуществились. Всеобщая любовь к миру была будто бы слишком велика для того, чтобы допустить войну. На самом деле все европейские державы в течение последних сорока лет вели войны, хотя и против более слабых, хуже вооруженных и недостаточно обученных народов. Следовательно, не любовь к миру удерживала их от войны в Европе. Они боялись применить то могучее оружие, в умении манипулировать которым они сами далеко не были уверены. Кроме того, им не улыбалась перспектива войны, в которой знатным и незнатным, богатым и бедным одинаково предстояло испытать картечный огонь. Они опасались, что союзники отступятся, что ненавистный неприятель окажется сильнее их, что война примет непредусмотренные размеры и будет иметь неисчислимые последствия. Именно этот огромный, неизмеримый размах снова и снова предписывает им оставаться в покое. Поэтому никто не может в меньшей мере, чем немцы, стремиться к сокращению армии. Ведь от страха, внушаемого ее армией, зависит мир в Европе. К тому же миллионная армия 65 миллионов немцев немногим сильнее, чем, например, армия 45 миллионов французов. Лучшее обучение и управление ею необходимы для того, чтобы сохранить вес германской армии. Правда, утверждают, что управление миллионной армией представляет почти неразрешимую проблему. В этом утверждении верно лишь то, что командование армией как большой, так и маленькой всегда составляло большое искусство. Но вряд ли можно доказать, что сложность его возрастает в равной степени с ростом численности самой армии. Были генералы, которые терпели полнейшую неудачу с 300 тысячами человек. Но этим еще не сказано, что им удалось бы привести к победе 100 тысяч или 50 тысяч человек. Несомненно лишь то, что не нашлось ни одного полководца, который жаловался бы на чрезмерную численность порученной ему армии, но все без исключения сетовали на ее недостаточность.
Назад
_______________
РЕЧЬ, ПРОИЗНЕСЕННАЯ 25 НОЯБРЯ 1900 г. НА БАНКЕТЕ В ГЕНЕРАЛЬНОМ ШТАБЕ ПО СЛУЧАЮ СТОЛЕТИЯ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА МОЛЬТКЕ
В той юбилейной книге, которую подготовило к завтрашнему дню военно-историческое отделение Генерального штаба, высказывается сожаление, что покойный фельдмаршал не произвел научного анализа существа войны и не создал, подобно многим другим, ее теории. Это сожаление мы все, конечно, разделяем. Нам хотелось бы иметь такую книгу, из которой каждый человек, обладающий пытливым умом, мог бы узнать, каким образом можно выиграть три войны, брать в плен целые армии и заканчивать войну ровно в столько дней, сколько недель, месяцев и даже годов требовалось для этого другим полководцам. Это наше желание осталось неосуществленным. Фельдмаршал стремился разрешить великие стратегические проблемы не в увесистых томах со многими главами и бесчисленными параграфами, он ограничил свое объяснение существа войны немногими словами: «Стратегия представляет собой умение находить выход из положения (Aushilfen)». Это может казаться камнем, который предлагают голодающему, вместо хлеба, или изречением оракула, которое скорее вводит в заблуждение, чем разъясняет. Эта фраза представляется нам ничем, но оказывается всем. Это — протест против тех, которые ищут единственное спасение в теории, в методе, во внешних или внутренних линиях, в охвате или прорыве. Это утверждение сводится к тому, что в любом случае надо находить самое целесообразное; оно требует для полководца полной свободы делать то, посредством чего он считает возможным достигнуть победы.
Наука и ученые установили с течением времени множество законов для ведения войны, которым надо следовать и которые не могут быть нарушены. Критики никогда не простят фельдмаршалу, что он нарушал почти все эти законы.
«Надо обеспечивать свои фланги и особенно тыл». Но Мольтке вступил в Богемию и оставил наперекор всем представлениям и, можно сказать, всем интригам лишь одну дивизию и гарнизоны западных крепостей в защиту своего тыла от врага. Но благодаря этому оказалось возможным выставить на поле сражения 18 дивизий (составлявших тогдашнюю прусскую полевую армию). «Надо держать свои силы сосредоточенными». Но в середине июня пруская армия растянулась от Торгау до Нейсы на 350 км. Правда, две недели спустя 220 000 чел. были собраны на небольшом пространстве у Кеннггреца. Что-либо подобное можно было увидеть лишь у Лейпцига, но никогда ни до, ни после того. «Перед сражением надо создать массу». Но 3 июля лишь после полудня удалось сосредоточить армию. Однако, благодаря этой задержке поражение противника оказалось сокрушительным. «Главная неприятельская армия является той целью, на которую следует наступать». Но фельдмаршал наступал на Вену, а не на Ольмюц. Вследствие этого удалось скорее заключить мир. «Первое, к чему должен приступать полководец, — это обеспечение своей базы». Но при Гравелоте его фронт был обращен к Германии, а у Седана его тыл был обращен к Парижу. Однако, лишь таким путем можно было взять в плен две армии.
Говорят, что Мольтке благоприятствовало счастье. Он должен будто бы благодарить свое неслыханное счастье за то, что ему удалось победить, несмотря на все эти ошибки. Но счастье улыбается в течение долгого времени только тому, кто его достоин. Разве это было счастьем, что в минуту величайшего напряжения произошло сражение у Траутенау, что гвардейский корпус механически достиг цели своего продвижения, не обращая внимания на канонаду с правой и с левой стороны, и что 1-я армия, несмотря на все старания, не могла продвинуться вперед? При самых осторожных расчетах нельзя было учесть такие факторы. И разве можно объяснить счастьем, что в первые августовские дни 1870 г. командующий одной армией вступил в дело слишком поздно, а другой — слишком рано, что пути продвижения 1-й армии, пересеклись с путями продвижения 2-й, вследствие чего все дело было поставлено под вопрос?
Теперь посмотрим, как выглядят мнимые ошибки других полководцев. Разве Наполеон имел у Маренго хорошую базу? Разве он не находился под Иеной в самой неблагоприятной обстановке? Можно ли оправдать то, что Фридрих II утром перед сражением у Лейтена проходил с армией перед фронтом австрийцев, а у Цорндорфа обошел русских, сделав почти полный круг? Мы не делаем того вывода, что великим полководцем является тот, кто совершает много ошибок, но мы приходим к тому, что всякий, желающий достигнуть решающей победы, должен становиться над законами стратегии, должен взвешивать, какие из них он может в данном случае нарушить и какие в своем дерзновенном стремлении может использовать.
Мне кажется также, что не столь опасно совершать подобные ошибки, как крепко цепляться за один и тот же метод, видя в нем универсальное средство. Наполеон, восхваляемый мастер массовых формирований, имел под Лейпцигом хорошо сконцентрированные и массированные силы. Но то средство, которое привело у Аустерлица и Ваграма к блистательной победе, оказалось непригодным при концентрическом наступлении союзников. Свою карьеру полководца он начал в 1796 г. операцией по внутренней линии. Поворачиваясь то направо, то налево, он разбивал своих противников поодиночке и дробил их силы. Еще в 1814 г., передвигаясь между разъединенными корпусами союзников, он во все стороны наносил удары своей дубинкой. Но, проводя такую же самую операцию по внутренней линии в сражении у Ватерлоо, он погиб.
Фельдмаршал оставил нам такое поучение: «Существует не один метод, не одно средство и не один способ выходить из положения (Aushifen), а много методов, средств и способов». У фельдмаршала никогда не было недостатка в способах выходить из положения, и в дальнейшем он никогда не испытал бы в них недостатка. В этом все в армии были уверены. Никто не сомневался и никто не мог только надеяться, но все знали, что даже в самом тяжелом положении гладкий железный лоб и проницательный глаз фельдмаршала найдут выход из положения и что в нужную минуту будет принято нужное решение.
Это решение должно быть простым, — так учил нас фельдмаршал, и, конечно, его решения были просты как по форме, так и по содержанию. Что может быть проще, чем его телеграмма от 22 июня: «Его величество приказывает, чтобы обе армии вступили в Богемию и шли на соединение в направлении Гичина». С помощью этих нескольких слов он вышел из затруднительного положения, в которое его поставила нерешительная политика, и осуществил одно из самых смелых и одно из наиболее чреватых последствиями решений.
Но в одинокой рабочей комнате, в груди, мучимой сомнениями, решение вынашивается не так легко и гладко, как звучат слова в этой телеграмме, ибо на войне все тяжело; но то, что он взвесил и чего достиг, за это он держался с бесстрастной уверенностью, с высоким доверием к своим силам. Когда 3 июля после полудня оказалось, что кронпринц не прибудет, что беглецы устремляются из леса Свип обратно, что последние батареи устанавливаются на той высоте, где находится король, и все вокруг испытывает беспокойство и возбуждение, — он доложил, что не только сражение, но и вся кампания выиграна. Его дальновидный ум видел далеко вперед поверх окружавшей его возбужденной деятельности, он знал, что должно произойти по неизменным законам и уже чувствовал себя на поворотном пункте мировой истории.
Но за этим философским спокойствием, за этой уверенностью ученого горел огонь непреклонной воли к победе, пламенного призыва вперед, беспощадного стремления к уничтожению противника. Это можно обнаружить только по его действиям. Внешне он сохранял спокойствие и равновесие, которыми отмечена вся его жизнь.
Как сильно он отличался от других полководцев, жизнь которых развивалась, как драма, и которые погибали, как герои трагического представления!
Назад
_______________
РЕЧЬ, ПРОИЗНЕСЕННАЯ 15 ОКТЯБРЯ 1910 г. НА ПРАЗДНОВАНИИ СТОЛЕТИЯ ВОЕННОЙ АКАДЕМИИ
Военная академия, празднующая сегодня свой столетний юбилей, обязана своим возникновением сражению при Иене. Если оставить без рассмотрения все второстепенное, то остается тот факт, что в этом сражении семнадцать прусских батальонов атаковали фронт неприятеля, превосходившего их численностью в два раза. После трех часов огневого боя силы французов возросли до 79 батальонов, и они перешли в контрнаступление. Нам совершенно безразлично, какую степень храбрости проявили или не проявили эти 17 расстрелянных батальонов и какую тактику они применили. Они были просто раздавлены неприятелем, превосходившим их по численности в пять раз. Прусская армия не имеет никаких оснований бить себя в грудь вследствие этого поражения. Но надо поставить вопрос: почему армия была совершенно бесцельно брошена в такую катастрофу и почему ее поставили, помимо всего прочего, тылом к Парижу и фронтом к Берлину, чем и вызвали ее полнейшее уничтожение. Ответ короток: армия не имела ни полководца, ни командиров. Для того чтобы устранить такое положение в будущем, была создана Военная академия. Она должна была, как выразился один из ее директоров, воспитывать полководцев и их помощников. Нельзя, правда, статистически установить, в каких пределах она эту задачу выполнила. Очень многие офицеры, прошедшие Военную академию, никогда не имели возможности представить доказательства пригодности своей к командованию армией. Но несомненно, — и для одного столетия этого достаточно, — что Военная академия создала одного безусловного, подлинного полководца. Это — лейтенант лейб-полка его величества фон-Мольтке, который 1 октября 1823 г. попал в первый прием этой Академии. Лишь за год до этого он перешел из датской на прусскую службу, — кстати сказать — с месячным содержанием в 50 марок 25 пфеннигов без всяких доплат. При первом осмотре глаз командующего, принца Вильгельма Прусского, остановился с удовлетворением на длинном ряде геройских фигур. Вдруг в самом конце появляется лейтенант Мольтке, бледный, узкий, тонкий, проголодавшийся, подобный бечевочке. «Не очень хорошее приобретение»,— заметил принц. Но успокойтесь! Этот кусочек бечевочки, это плохое приобретение приведет, правда, еще не очень скоро, но все же приведет короля Вильгельма I через Кеннггрец к воротам Вены и через Мец и Седан — в Версаль, во дворец французских королей.
По невзрачной своей внешности молодой Мольтке мог поспорить со многими другими юными полководцами. Принц Евгений не обладал хорошим ростом. «Изнеженный парень», который позже стал Фридрихом II, никак не мог приобрести рост и облик гренадера. Прекрасной Жозефине Богарнэ настойчиво не советовали выходить замуж за маленького, жалкого Бонапарта. Внешний облик не имеет значения для командования армией. От требований, предъявлявшихся во времена Ахилла и Агамемнона, нам пришлось отказаться. Но вместо этого мы требуем, чтобы полководец обладал «гением». Человек, который в холод и жару, голодая и не высыпаясь, выдерживая тяжесть обрушившихся на него событий, толкаемый в разные стороны преувеличенными и противоречивыми сообщениями, вынужден принимать быстрое решение, от которого зависит «быть или не быть», не может обойтись без гениальности. Действительно, следовало бы думать, что полководец должен что-то ощущать в себе, какую-то божественную искру, какой-то небесный огонь, который ведет при трудном Положении в Лейтен и не позволяет ему пасть духом у Кунерсдорфа. «Нет, — сказал Мольтке, — гениальность — это работа». Слова эти были произнесены человеком, знающим свое дело, который 65 лет неустанно работал и лишь на закате своей жизни разбил две великие державы. Это изречение подтверждается также жизнью целого ряда великих полководцев, которые все работали, включая и Александра Великого, не посвящавшего весь день укрощению Буцефала, но сидевшего также у ног Аристотеля. Славе предшествуют труд и пот.
Перед каждым, кто хочет стать полководцем, лежит книга, называемая «военная история», начинающаяся с поединка между Каином и Авелем и далеко еще не заканчивающаяся атакой на лиссабонские монастыри. Я должен признаться, что чтение ее не всегда занимательно. Приходится преодолевать множество всяких мало привлекательных подробностей. Но за ними мы все же находим факты, зачастую согревающие сердце, а в основе ее лежит познание того, как все произошло, как должно было произойти и как будет происходить в дальнейшем.
Раньше изучение войны было более легким делом. Прилежные и тщеславные принцы совершали в свите полководца один поход или целый ряд их и готовились к своему призванию путем наглядного обучения. Это было возможно в эпоху схематической войны, которая велась в узких рамках. Теперь, в эпоху массовых армий и длительных периодов мира, этот метод неприменим и не может быть заменен посещением учебных планов и маневренных полей. Нам приходится теперь уходить в прошлое и искать опыта, в котором нам отказывает современность, в тех событиях, которые происходили недавно или очень давно. «Но опыт не приносит никакой пользы, — сказал Фридрих II, — если его не продумывают, внутренне не перерабатывают и не стремятся практически применить», т. е., например, из опыта, полученного у Колина, не создают Лейтена.
Соответственно этому и действовал Мольтке. Его успехи стали возможны и его слава создалась путем постоянной работы по изучению прошлого и применению приобретенных знаний к настоящему и будущему. Если офицеры, проходящие курс Военной академии, станут в духе сказанного подражать этому великому человеку, то армия никогда не будет испытывать недостатка в полководцах и их помощниках.
Назад
_______________